Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей) Всеславин Дмитрий
Но дальше Заводей Серых, я никуда не ходил».
Фродо сказал: «Ты знаешь, Бильбо меня поучал,
О бескрайней дороги жизни, свой сказ для меня повторял:
“На свете дорога всего одна, она как большая река,
Истоки её у двери любой, сама же течёт без конца.
А каждая тропка, как ручеёк, что в главный поток стремится,
Не нужно из дома бездумно идти, ты в этот поток можешь
влиться.
Живо, дружок, окажешься там, куда даже ворон чёрный
Костей бы своих не занёс никогда, опасно идти из дома.
Подумай семь раз, а лучше уж сто, прежде чем
сделаешь шаг”.
То после наших прогулок Бильбо рассказывал так…»
«А я вот так тебе скажу: коль я посплю немного,
Не уведёт в тартарары меня эта дорога, —
Пин очень здраво заключил, устраиваясь спать, —
Нам надо отдых небольшой немножко ножкам дать».
Костёр догорал в ночи, лишь искры в углях мерцали,
Как звёздочки-огоньки небесам от земли сияли.
Фродо:
«Хоббиты, подъём! Смотрите, что за утро!
Прекращайте храп, подымайте брюхи!»
«Что за утро? – Пин спросил, глаз один раскрыв. —
Завтрак в десять мне подайте, чтобы не остыл».
Фродо, сдёрнув одеяло, Пину дал пинок,
Молча после этого отправился в лесок.
Под горою шумел ручей, по уступам журчал каскадик,
В хоббитский целый рост маленький водопадик.
Наполнив фляжки все и небольшой котелок,
Умылись под водопадом, став прямо под бурный поток.
Струя была ледяной, но мыться надо всегда,
Истоки жизни в воде, и освежает она.
Согрелись потом у огня, настроение было чудесным,
Собрались в дорогу дружно, болтали и пели песни…
СXXXVII
Местами дорога совсем заросла, мало кто ездил по ней,
Опасно казалось ездить в свете тревожных дней.
Солнце на запад клонилось, ярок прощальный закат,
Лучи деревьев касались, лаская лесной наряд.
Вокруг всё было спокойно, птицы перекликались,
Пели они свои песни, в гнёздах на сон собираясь.
Розово-красная зорька разлила предвечерний свет,
И хоббиты место искали устроиться на ночлег.
СXXXVIII
Внезапно ветер просвистел, провыл и вдаль умчался,
Затихла жизнь, лес не шумел, как будто испугался.
Угроза ощущалась, в сердцах росла тревога,
Туманом бледным, колдовским заполнилась дорога.
Страх объял друзей, нашло оцепенение,
Всё казалось нереальным, зыбким наваждением.
Что-то приближалось, страшное такое,
Стук копыт глухой раздался сзади на дороге.
Фродо встрепенулся и толкнул друзей:
«Все с дороги в лес, прячемся быстрей».
Под корнями древа тихо затаились,
Как по волшебству, моментально скрылись.
Затаились хоббиты, затихли, словно мышки,
За корнями их не видно и совсем не слышно.
Показался Чёрный Конь (пони не чета),
На коне высокий всадник, сгорбленный слегка.
На нём одежды чёрные, лица его не видно,
Как будто ночь сама всего собой прикрыла.
Чёрный плащ скрывал фигуру, капюшон – лицо,
В тёмных ножнах длинный меч прикрывал бедро.
Казалось, что-то ищет, ловит нюхом запах.
В нём чувствовалась злоба, и стало жутковато.
Фродо охватил ужас безрассудный,
и тут послышались слова извне и с ниоткуда:
«Надень, возьми, прими, и ты получишь силу!»
Откуда-то из темноты такие мысли плыли.
Словно раздвоился хоббит, вёл с собой борьбу,
Тяжело и очень плохо сделалось ему.
«Надеть его мне нужно во что бы то ни стало,
Силу обрести, чтобы жуть пропала».
У хоббита рука чужая будто стала,
Тихо поползла она к тайному карману.
«Гэндальф не велел, да ладно, маг не всемогущий,
Многого не знает сам, как должно быть лучше».
Вот кончиками пальцев рука нашла Кольцо,
Уже сам Фродо захотел надеть быстрей его.
Вдруг ржанье вдали раздалось, и встрепенулся враг,
А хоббит, всю волю собрав, руку стиснул в кулак.
Скрылся Чёрный Всадник, растаял в темноте,
Но малыши не вылезли, прижавшись вместе все.
«Эти чудища страшные, – Мери тихо промолвил, —
Не из Больших Громадин, не из Людского Рода.
Тут люди порой бывают, Громадины Бестолковые,
И в Южном Уделе ходят, но эти другой породы.
Ужас от всадника шёл, дрожь до костей пробрала,
Мне думалось, я упаду, это слуги врага…»
«А ты говоришь, одному – Пин Фродо под бок толкнул, —
Без нас ты бы пропал, съели тебя к утру».
«Ерунду не говори, – Сэм заворчал на Пина, —
Тебя бы съели первого, за то, что ты болтливый».
Фродо сказал: «Выбираемся, нельзя нам здесь находиться,
А то нас учуять могут, всадники эти близко…»
Хоббиты пустились в путь незаметно, тихо,
Быстро ножки их вели, уводя от лиха.
А подступили сумерки, в лесу сгущались тени,
Мерещились опасности им каждое мгновение.
То старая коряга, на всадника похожа,
То ветви от деревьев, на лапы чудищ схожи.
Страхи к ним текли, слышались им вздохи,
Духи леса ночью шутят, шлют переполохи.
Но вот на свободном пригорке друзья наткнулись на дуб
И под корнями древа устроились на приют…
Утром находчивый Мери уже подготовил свой план,
Рискованный, но единственный, его изложил друзьям:
«Нужно уходить обратно, в Заячьи Холмы,
В Забрендии зелёной укрыты будем мы.
Там до Пригорья тайный путь, я знаю, что он есть,
Тропки древние ведут сквозь Вековечный Лес».
СXXXIX
Спустившись с высокого склона, хоббиты вышли к низине,
К кромке болотных земель, где кустарник и травы большие.
Жарко и душно было, с запада шла гроза,
Тёмные тучи плыли, заслоняя собой небеса.
Заросли разнотравья были очень густыми,
Гуще, чем виделись издалека (выше хоббитов были).
Пробирались они наобум, тропок и тех не видно,
Кустарник одежды рвал, исцарапались хоббиты сильно.
Под ногами хлюпала почва, рядом с Болотищем шли,
Иногда попадали в ямы (под травою скрывались они).
Сэм оглянулся назад, на зелёный гребень холма,
И там на высоком склоне фигура в тёмном видна.
Смотрела, казалось, вниз, головой в капюшоне водила,
Хорошо, что сквозь заросли леса незаметны хоббиты были.
Затхлая духота стояла в этом лесу,
Гроза собиралась большая, всем было невмоготу.
Пропотели ну хоть отжимай, расцарапаны были все,
Да ещё измазались в глине, спускаясь с обрыва к реке.
По мелководью вброд перешли, огибая густой камыш,
А небеса потемнели, вокруг непривычная тишь.
Голодные и усталые, еле-еле на склон вползли,
Под деревом, измождённые, повалились вповалку они.
Позади непролазный участок, буераки, кочки и ямы,
Колючий терновник, осинник, болотистый край обманный.
А здесь шёл лиственный лес, молодой высокий дубняк,
А среди берёзок и клёнов рос огромный ясень, гигант.
Только под ним прикорнули, разверзлись дождём небеса,
Пронёсся по кронам ветер, и разразилась гроза.
Чёрное небо нависло, ветер взметнул листву,
Жутко вокруг полыхнуло, страшно попасть в грозу.
Гром потрясал небеса, ветер свистел и выл,
Молнии так и сверкали, ливень на землю лил.
Но вслед за гневом природы наступает успокоенье,
Круговорот мирозданья, следует жизни теченье.
Хоббиты под корнями – и огромный бушующий мир.
Действительно, как же мал их добрый и мирный Шир.
СXL
Быстро бежали лугом, солнце прожгло облака,
Опускаясь за далью холмов, озаряло поля и леса.
Но тучки опять набежали, накрапывал мелкий дождь,
Ночевать под открытым небом без припасов совсем
невмочь.
Хоть страхи их отпустили, но в сердцах росла
безнадёжность,
Тоскливая неуверенность, какая-то безысходность.
СXLI
Возделанные поля, по родной стороне они шли,
Вдоль изгороди пройдя, к усадьбе большой подошли.
Пин радостно остановился: «Я знаю, чей это дом,
Смиал Бирюка Большого, мы в нём приют найдём…»
Забрендия
СXLII
Плыли друзья на пароме по тёмной глади речной,
Рассекали великие воды Ширской реки большой…
Плескалась речная рыба, а в далёкой запруде речной,
Видно, резвилась русалка, мерцая во тьме чешуёй.
И вот уже рядом причал и дорожка на Зайгорд за домом.
Хоббиты заперли цепь, не давая уплыть парому.
Но, взглянув на далёкий берег, всех дрожь пробрала
у колен,
Фонари на столбе осветили зловещую чёрную тень.
Как чёрный живой мешок, колыхалась она у причала,
Казалось, бесилась от злости без звука в тумане кричала.
Мир зыбкий, казалось, двоится, внизу тёк туман речной,
Хоббиты вверх поднимались, оставив паром за спиной.
Наконец, донельзя устав, вышли к высокой ограде,
До Кроличьей Балки дошли, к своей небольшой усадьбе.
К новому домику Фродо, где он новоселье справлял,
Счастливым казался тот день, когда он друзей угощал.
В поход отправляясь к Пригорью, Фродо послал письмо:
«Фредегару Бобберу лично» – подписано было оно.
Толстика Фродо просил за домиком приглядеть,
Коли захочет, пожить, чтобы получше смотреть.
Толстик был добрый друг, Фродо ему доверял,
А безотказный Толстик друзьям всегда помогал.
Толстик, как мячик пушистый, без смеха смотреть
невозможно,
Очень любил чай душистый, со множеством сладких
пирожных.
СXLIII
В баньке потом плескались, отмывая дорожную грязь,
В горячей воде отмокали, мылись не торопясь.
Древний обычай хоббитов с гладкою шёрсткой ходить,
Чтобы чистое тело было, и в свежей одежде быть.
Поддали парку друзья и замурлыкали песню,
Невзгоды смыли с себя, и сразу стало чудесно.
Ужинали на кухне, за столом у большого камина,