В землях Заката Кривенко Евгений

— Меня один таёжник учил. — Варламов обессилено присел на корточки. — Мне до него далеко. Что делать будем? Один патрон в стволе остался.

Он чувствовал отчаяние. Почему всё время идёт на поводу у других? Сирин затащил в Америку, а теперь Болдуин в этот проклятый лес… Попытался взять себя в руки.

— Пойдём к городку, — буркнул Болдуин. — Может, отстанут. — Но в голосе звучало сомнение.

Бегло осмотрели убитого зверя. Варламову видел волков — и живьём, и убитых, но этот был крупнее. Особенно жуткой казалась будто обугленная, с серым налётом шерсть. В тускло-жёлтых глазах застыла злоба…

К подножию холма спустились без приключений, и вышли на лесную дорогу. Вскоре начались луга, внезапного нападения можно было не опасаться, и Варламову полегчало.

Городок встретил их тишиной, теплом от каменных стен, сенью разросшихся деревьев. В компьютере Болдуина отыскался план города. Сверяясь с ним, миновали череду зданий и оказались на площади. Им открылось странное зрелище — несколько белых колонн с грудой битого кирпича за ними.

— Остатки городской мэрии. — Голос Болдуина громко прозвучал в тишине. — Уходя, жители взорвали её.

Бывший оружейный магазин занимал первый этаж двухэтажного дома — стёкла выбиты, дверь не на замке. Осторожно вошли и огляделись: полки зияют пустотой. Болдуин стал рыться в подсобке, а Варламов стоял, держа пистолет наготове. В окно хорошо просматривалась пустая площадь.

— Нам повезло, — раздался приглушённый голос Болдуина. — Хозяин видно очень спешил. Есть патроны нашего калибра. — Он показался из подсобки с пачками в руках. — Только срок годности давно истёк, как бы стволы не разорвало. Но делать нечего. Заряжай.

Варламов вставил патроны в магазин, а остальные высыпал в карман куртки.

— Уходим, — Болдуин оглядывался. — Не нравится мне это спокойствие. Давай в заднюю дверь, вдруг они шли по следу.

Варламов остался прикрывать, а Болдуин пошёл по коридору и скрылся за углом. Варламов шагнул следом — и потом не мог понять, почему обернулся, не слышал даже шороха. Как в кошмарном сне, что повторяется вновь и вновь, чёрное страшилище летело прямо на него.

Не было времени поднять оружие — ствол изрыгнул пламя, рукоять пистолета ударила в живот, воздух с хрипом вышел из груди Варламова. И едва хватило времени, чтобы передёрнуть затвор и выстрелить снова — другой волк, рыча, прыгнул сквозь разбитое окно.

На этот раз отдача была гораздо сильнее. Варламова отбросило к стене, а голова волка отделилась от туловища и, переворачиваясь на лету, упала на пол вместе с обезглавленным телом. Варламова обдало отвратительным запахом, на лицо брызнула горячая кровь. Он с трудом отлепился от стены и потёр ушибленный затылок.

Подбежал Болдуин.

— Вот это да, — просипел он, глянув на волчью голову, а потом на пистолет в руках Варламова. — Это уже не порох, а настоящая взрывчатка. Хоть бы стволы выдержали.

Варламов дрожащими пальцами вытирал с лица волчью кровь.

— Хорошо, что ствол короткий, — чужим голосом сказал он. — С двустволкой не успел бы развернуться. Четырёх волков прикончили. Пора бы им отстать.

— Не знаю, — усомнился Болдуин. — Настырные попались. Давай поднимемся наверх, посидим там. На второй этаж не запрыгнут, а нам в себя прийти надо.

На втором этаже выбрали комнату, что раньше служила гостиной — с диванами и гравюрами на стенах. Варламов почувствовал себя лучше и рассматривал картины с любопытством: водяная мельница среди сумрачного леса, дощатая железнодорожная платформа — старая добрая Америка…

Болдуин закрыл дверь и сел у окна с пистолетом наготове.

— Полежи, отдохни, — посоветовал он. — Тебе сегодня досталось.

Варламов послушно лёг на диван, солнечный лес и чёрные пятна поплыли перед глазами… Понял, что спал, только когда Болдуин потряс за плечо.

— Я дал тебе подремать. Они выли пару раз, но всё дальше. То ли хитрят, то ли с них довольно. Не стал вызывать бронетранспортёр, а то засмеют. Ну и охотники пошли, за бронёй от зверя прячутся. Попробуем дойти так.

Сон освежил Варламова, а настроение стало приподнятым: уложил трёх таких тварей! В голосе Болдуина явственно слышалось уважение. Он соскочил с дивана:

— Пойдём!

Но прежде поели, у Болдуина в рюкзаке нашлись бутерброды и фляга с водой. Потом спустились по лестнице, и вышли через заднюю дверь. Варламов удивлённо остановился: солнца не видно, небо затянуто облаками, накрапывает дождь.

Болдуин озабоченно разглядывал дисплей компьютера.

— Мы теперь дальше от машины, милях в четырёх. Надо пересечь вон те холмы, — он показал на лесистую гряду. — Будь внимательнее, вдруг волки вернулись.

Тронулись в том же порядке: Болдуин впереди, Варламов сзади. Перейдя поле, вошли в лес. Тот встретил неприветливо: мокрые кусты, угрюмые под дождём деревья. Из-за зарослей пришлось отклониться влево, там попалась тропка. Она увела ещ елевее, и Болдуин чертыхнулся:

— Ладно, главное пересечь холмы и выйти на дорогу. А там поднимемся вдоль речки к машине.

Дождь усиливался, мрачнее и выше становились деревья. Тропа опять повернула влево, пришлось оставить её и лезть в гору напрямик. Джинсы Варламова липли к бёдрам, он устал смотреть по сторонам, а вдобавок развязался шнурок на ботинке.

Варламов присел, чтобы его завязать, но второпях не мог справиться, а когда встал, Болдуина не было видно. Евгений побоялся кричать, вдруг приманишь чёрных тварей, и рысцой побежал вперёд… Никого, только шорох дождя по листве. Кинулся вправо, потом налево — мокрые кусты, сумрак, пусто в лесу… Осмелился подать голос, но крик словно увяз во влажном воздухе. Ему почудился ответный крик сверху, бросился туда, но угодил в овраг и еле выбрался по глинистому склону. Сколько ни кричал, больше ответа не было — он заблудился.

Варламов хмуро глянул по сторонам: сумерки, дождь, неясно куда идти. Он пошёл вниз, там должна быть тропка. Вскоре она отыскалась, чуть светлея в тёмном лесу. Варламов пошёл по ней, пальцы нервно сжимали рукоять пистолета.

Тропка нырнула к бревну через шелестящий ручей, взобралась по косогору. Пересекла заросшую папоротником поляну, из тени деревьев выскользнула на место посветлее…

Варламов резко остановился, озноб пробежал по телу — на другой стороне поляны маячила тень.

Снова Тёмный охотник?..

Тень не двигалась, не видно было и блеска меча. Варламов вгляделся, и на сердце немного отлегло: похоже, обычный человек. Беловатая шапка волос, коренастое туловище. На лице выделяются белки глаз — совсем как у Джо, напарника Варламова по складу. Человек выставляет перед собой ладони — дескать, оружия нет, — и ладони тоже темны.

Варламов сунул пистолет в кобуру: чего испугался? Обыкновенный американский бомж.

— Здравствуйте, — подчёркнуто дружелюбно сказал он. — Меня зовут Юджин, и я заблудился. Не скажете, эта тропа выведет на ту сторону холмов?

Он мимолётно удивился, что так хорошо видит бродягу: откуда в густой тени деревьев взялся свет?

Бомж медленно опустил руки, пошевелил губами. Они не были толстыми как у Джо, обыкновенные губы.

— Н-нет, — с каким-то скрипом выговорил он. — Тропа… не выведет. Ведёт… в другие места.

Казалось, он давно не разговаривал, и слова давались с трудом. Варламов спросил в замешательстве:

— Может, проводите к какому-нибудь жилью? Я весь промок.

Некоторое время бродяга молчал. Потом, стараясь держаться подальше от Варламова, пошёл к куче хвороста под деревьями и протянул к ней руки. Ярко вспыхнуло, куча занялась жарким пламенем. У Варламова открылся рот.

— Чем это вы? — спросил потрясённо. — Ведь всё мокрое.

Бродяга полуобернулся, в одном глазу дрожали отблески пламени.

— Дар, — выговорил он. — Иди… грейся. Волки… не подойдут.

У Варламова сжалось сердце: ничего себе бомж, мановением руки разжигает огонь! Может, это просто фокус? Но сердце тревожно стукало, вспомнились истории про обитателей Тёмных зон… Однако делать было нечего, за пистолет не стоило и браться. Варламов живо представил себе, как будет кататься по поляне, объятый пламенем. Растопыренные пальцы бродяги вовсе не означали мир!

Он поборол страх и подошёл к костру. Бомж отступил, хитро поглядывая. Варламов скинул промокшую куртку и, держа её нараспашку, подставил себя приятному жару. От джинсов и рубашки скоро пошёл пар, бёдра и колени стало припекать. Варламов поворачивался так и сяк, стараясь высушить мокрую одежду, и напряжённо думал: что делать дальше?

Он встретил обитателя Тёмной зоны, это ясно. Хотя бомж не выглядел таким жутким, как описывала молва, он был очень опасен…

«А я разве не опасен? — пришла мысль. — У меня пистолет, выстрел из которого может оторвать голову. Этот бродяга явно испугался, увидев меня. Кто знает, какую жизнь ему приходится вести — всё время в глухих местах, подальше от людей? Это ведь тоже человек, только искалеченный Тёмной зоной… Или тут что-то другое? Что значит „дар?“».

— А как вас зовут? — спросил он по возможности дружелюбно. — И как вы живёте? Я впервые встречаюсь с таким… обитателем леса.

Жар костра опалял лицо, пришлось отодвинуться, ответа ждал долго.

— Старое имя… не имеет значения, — наконец проворчал бродяга. — Прежний мир ушёл… Взял себе имя Уолден… Можно просто Уолд… «Жизнь в лесах»… читал?

— Нет. — Варламов был потрясён. — Но мама рассказывала об этой книге. Кажется, её написал Генри Торо. Уолден… так называлось озеро, у которого он жил?

— У меня тоже есть… озеро. — Голос Уолдена звучал карканьем ворона. — Не здесь… у моего дома. После войны… остался там. Некуда бежать. Незачем бежать. Большинство людей… погибло. А некоторые… обрели дары. У меня… дар огня. Никакой волк не подойдёт… даже чёрный. — Он хрипло рассмеялся. — Чуют… я могу их поджарить. У других… иные дары. Мы… редко встречаемся. Нас мало, за нами охотятся… обычные люди. Но ты… не похож на них. У тебя светлое пламя, только сейчас красноватое… от страха.

Несмотря на жар костра, Варламов снова почувствовал озноб. Странные вещи пришли в мир после войны. Хотя, возможно, они всегда были…

Последних слов бродяги он не понял, но не стал вдумываться. Наконец-то почувствовал себя сухим, да и от куртки перестал валить пар. Теперь хотел одного — убраться отсюда.

— Про жителей Тёмных зон рассказывают всякие сказки… Уолд. Конечно, мне было жутковато вначале. Спасибо, что обсушили. А теперь покажите, в какой стороне жильё, и я пойду.

Сказал и испугался: вдруг не отпустит?

Уолд опять скрипуче рассмеялся:

— Ночью опасно… Не только волки… Война многое пробудила, вы просто не знаете… Пойдём, я укрою до утра. Только… иди вперёд. Ты слишком боишься.

Делать было нечего. Варламов не осмелился спорить, накинул согретую куртку и зашагал по тропинке. Пару раз обернулся: угасающий костёр краснел между деревьев, а в десятке шагов сзади бесшумно скользил тёмный силуэт.

На очередной полянке Варламов глянул вверх: дождь перестал, проглянули звёзды, одно тёмное облако светилось по краям. Со сжавшимся сердцем понял, что опять идут к городку.

Вот и чёрные силуэты зданий. Вдруг посветлело, Варламов поднял голову и увидел, что из-за облака появилась луна. Её серп он видел над Лабрадором, а теперь серебряный круг плыл по небу, заливая город печальным светом.

Они прошли по улице и оказались на площади.

Варламов невольно остановился, щемящее чувство возникло в груди. Колонны — всё, что осталось от мэрии, — светились белизной в лунном свете. Наверное, таким же холодным белым огнём сиял Парфенон в древних Афинах… Всё было покинуто и мёртво, словно не четверть века, а два тысячелетия прошли над этим американским городком.

— Иди, — жутковато прогудел Уолд. — Через площадь.

По ярко освещённой улице подошли к неприметному дому, обогнули — сзади оказалась пристройка. Уолд повозился с замком и открыл дверь. Варламов вошёл первым и остановился, чувствуя себя беззащитным. Не слишком ли доверился этому выходцу из Тёмной зоны?

Загорелся слабый огонёк, а затем от яркого света на стенах задрожали тени. Уолд сидел за столом, подкручивая фитиль керосиновой лампы. Лицо выглядело уже не чёрным, а тёмно-серым, будто испепелённым, и Варламов с содроганием вспомнил, что такого же цвета была шерсть убитых волков. Шапка кое-как подстриженных седых волос нависала над бровями, а ниже плясали два язычка пламени. Хотя Варламов понимал, что это отражения горящего фитиля в глазах Уолда, он вздрогнул и отвёл глаза от узловатых рук.

Рядом со столом располагался топчан: видимо, Уолд нередко бывал здесь, а вдоль стены тянулись самодельные полки — положенные на кирпичи доски с книгами.

— Прихожу сюда… почитать, — проскрипел Уолд. — Собирал по всему… городу. До дома тащить далеко… По ночам сюда никто не ходит… боятся. Ты ложись… Людям надо спать. Не бойся… не трону.

Варламов снова вздрогнул: похоже, Уолд не причислял себя к людям. С сомнением поглядел на топчан.

Уолд засмеялся, будто закаркал:

— Нет вшей… Вся живность боится Уолда. Чувствует… у него дар.

— Спасибо, — вздохнул Варламов. Потянулся рукой снять рюкзак и обнаружил, что того нет. Даже не помнил, где оставил: сумасшедший выдался день. Варламов отодвинул топчан подальше от лампы, лёг на спину и, подложив руки под голову, стал смотреть на потолок, где вздрагивала тень Уолда.

— Ты не говори… что видел меня, — проворчал тот. — Мы одной крови… ты и я.

«Где-то я это читал…», — сонно подумал Варламов. А Уолд продолжал:

— Обычно у людей в сердце тусклый огонь… Чёрный свет делает его ярче… Но большинство не выдерживает.

Варламов зевнул: «Что за бред?».

Он слишком устал. Повернулся на бок и, подтянув колени, накрыл голову полой куртки. Потрескивало, по стене уютно колебался красноватый свет, и Варламову показалось, что он снова в Кандале: отключили электроэнергию, мама зажгла керосиновую лампу и читает про чудеса Моисея. А он натянул одеяло на голову, следит сквозь щёлку за её колеблющейся тенью и постепенно погружается в сон…

Словно почувствовав его мысли, Уолд хрипло и почти без запинки прочитал:

«Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошён и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя».

Пошелестел страницами и добавил:

«Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули». [3]

«О ком это он? — сонно подумал Варламов, погружаясь в дремоту. — Об Америке, что ли?»

…Яркий свет пробивался сквозь веки. Ещё не совсем проснувшись, Варламов блаженно потянулся, почувствовал под собой голые доски и рывком сел.

Комната была пуста, Уолда и след простыл. Солнечный свет пробивался сквозь грязноватое окно и золотой пылью дрожал над полом. Варламов встал и подошёл к полкам: книги по биологии, философии, зоологии, ботанике — странное чтение для лесного бродяги. От воспоминания о вчерашней встрече по телу пробежали мурашки, захотелось скорее уйти.

Варламов взялся за ручку двери и вздрогнул снова: вспомнил про чёрных волков. Достал из кобуры пистолет и, проверив патроны, выглянул. Никого не видно, хлам и запустение под солнцем. Варламов вышел и быстро миновал площадь: ничего не осталось от ночного очарования, только мусор и битый кирпич.

Зелёные холмы манили свежестью — за ними ждала дорога, машина и завтрак. Варламов здорово проголодался. Он перешёл поле и углубился в лес, найти путь по солнцу не составляло труда. Шёл недолго, уже близко была вершина холма, когда услышал выстрел и крик впереди.

Болдуин!

Варламов закричал в ответ, и через несколько минут они встретились — и без того широкое лицо Болдуина расплылось в улыбке.

— Как умудрились потеряться? Я ходил, звал тебя, а потом добрался до машины. С утра снова пошёл искать. А ты где ночевал, в лесу?

— Нет. — Варламов смутился, вспомнив просьбу Уолда не рассказывать о нём. — Вернулся в городок, отыскал помещение.

— Брр, — Болдуин передёрнул плечами. — Призраки не являлись? Ладно, пойдём к машине. Поохотились, называется!

Через пять минут они любовались пейзажем с вершины холма: зелёные с желтизной волны гор, дальше синие, а у горизонта призрачно-голубые. Прохладной белизной блистала гряда облаков. Болдуин покрутил головой:

— Собаки, слышишь?

Варламов стал вслушиваться и различил лай собак, а потом лошадиное ржание. Болдуин нахмурился:

— Что они, всё бесноватого гонят? Скверно, как раз в нашу сторону.

У подножия холма была прогалина, потом снова лес, а за ним поблёскивала речка. Лай становился громче.

— Толково гонят, — пробормотал Болдуин. — Как же нам пробраться к машине? Бесноватому нельзя попадаться, но и стрелять в него неохота, мы не полицейские. И собаки могут накинуться сворой.

Лай и ржание стали громче, через прогалину перекатилась чёрная точка, следом замелькали точки поменьше…

— Вот что, — решился Болдуин. — Давай обратно в городок. Спрячемся там, где были. Они пройдут стороной.

Спуск не занял и пятнадцати минут, подгонял истерический лай собак. Перебежали поле, кинулись к знакомой двери. Мёртвые волки отвратительно смердели, после лесного воздуха хотелось зажать нос. Поднялись в гостиную, где сквозь выбитые стёкла из окон тянуло свежестью. Болдуин придвинул к двери тяжёлый стол.

— Опять мы тут, — поморщился он.

Варламов подошёл к окну осторожно выглянул: пустая площадь, белые колонны, пристальный глаз солнца. Сердце тоскливо сжалось, возвращался вчерашний кошмар. Трижды на них нападали волки, возникая хищными тенями из залитой солнцем чащи или из белых стен заброшенного городка. И в третий раз он, Варламов, попадает в этот город, где колонны напоминают потрёпанный временем античный театр.

Что за представление ждёт их на этот раз? Варламов вздохнул… И затаил дыхание.

Он не увидел бесноватого, как ожидал. И орущей своры собак. И полицейских на лошадях — взору Варламова предстали не полицейские.

Странная группа появилась на площади — люди в чёрных балахонах шли неровным кругом, а посередине волокли дёргавшуюся фигуру — очевидно, пленника слегка оглушили из прализатора.

Варламов вгляделся… Грязно-белая шапка волос, тёмное лицо с белками глаз — Уолд! Не помог ему Дар.

Болдуин тоже приблизился к окну и тихо свистнул:

— Да это совсем другие! И не бесноватого поймали, а парня из Тёмной зоны. Эти твари ещё хуже.

Варламова передёрнуло, остатки неприязни к Уолду исчезли при виде его жалкой участи.

— А кто эти люди в чёрном? — прошептал он.

Болдуин сплюнул:

— Поклонники Трехликого вышли на охоту. Они носят чёрные балахоны в подражание этой… Тёмной Воинственности, есть такой китайский божок. Не высовывайся, они посторонних не любят.

Появилось ещё два десятка в балахонах — шли поодиночке и группами. Варламов заметил женщин: длинные волосы спадали на элегантные, в виде коротких плащей балахоны. Все молчали, слышался только лай собак, но самих не было видно: наверное, привязали. Иногда доносилось ржание лошадей.

Пленника швырнули на землю. Его освободили от пут, но привязали к рукам верёвки, натянутые в разные стороны, так что Уолд мог только корчиться как почерневший дождевой червь. Двое сели, чтобы держать пленника покрепче. Остальные устраивались, как попало: открывали сумки, из рук в руки передавались бутылки.

Рот Варламова наполнился слюной. Это надо же — ни завтрака, ни глотка воды; так торопился уйти от Уолда, что не поискал питья. Желудок заворчал, напоминая, что ужина тоже не было.

— Что они собираются делать? — Варламов попытался забыть о чувстве голода.

— Всякое рассказывают, — пробурчал Болдуин. — Будто устраивают охоту на выродков, что остались жить в Тёмных зонах, совершают обряды в безлюдных местах… Сами увидим. Выходить нельзя, собаки почуют. А попадаться поклонникам Трехликого в глуши не советуют.

Внизу послышался шум. Варламов приник к окну: два чёрных балахона волокли по бревну — похоже, столбы от веранды. Когда дотащили до колонн, началась возня, раздался стук. Уолд попытался вскочить, но сидящие упёрлись ногами, натянули верёвки, и он опять ткнулся лицом в землю.

Хотя солнце поднялось высоко, и должно было пригревать, Варламов задрожал: приближалось нечто отвратительное. Чёрные балахоны подняли сооружение, оказавшееся грубым крестом, и привязали к колонне. Потом, подойдя к Уолду, взяли у сидевших верёвки. Те поднялись, что-то проделали со своими одеяниями — и вдруг оказались в красном, даже на головах красные капюшоны.

Болдуин снова присвистнул.

— Ага, — возбуждённо зашептал в ухо Варламова. — Всё, как рассказывают. У них балахоны с красной подкладкой. Раз сменили цвет на красный, значит, собираются приносить жертву Лилит. Скорее всего, обольют этого чёрного бензином и подожгут. Будут плясать вокруг горящего креста и, как говорят, трахаться друг с другом. Тогда к ним можно даже присоединиться — это приветствуют. Может, подойдём, а?

— Ты с ума сошёл? — Варламова затрясло.

Выходит, не суждено Уолду вернуться в свой дом на берегу сумрачного озера, не суждено читать и бродить по лесам. Пусть у него и жуткий дар…

Двое в красном снова перехватили верёвки и потащили брыкавшегося Уолда к кресту. Собравшиеся стали что-то выкрикивать, некоторые тоже сменили наряд на красный, кое-где на расстеленных плащах начались недвусмысленные ласки.

Вне себя, Варламов потянул из кобуры пистолет.

— Ты что? — зашипел Болдуин. — Нас же растерзают!

Уолда прикручивали к кресту. Руки развязать не посмели, и обе перекладины остались свободными. Варламов навёл прицел, совсем близко увидел возбуждённые, блестящие от пота лица под капюшонами. Когда оба сместились влево, поставил локти на подоконник, прицелился в правую перекладину, успел упереться ботинком в диван и потянул спуск.

Грохнуло, как из пушки. Варламова толкнуло так, что диван проехался по полу. Поспешно навёл прицел на крест. Правая перекладина разлетелась в щепки, фигуры в красном обернулись, одна прижимала ладонь к окровавленной щеке — наверное, распороло щепой.

Не теряя времени, Варламов прицелился в землю под их ногами и снова нажал спуск. Его отбросило от окна, но было видно, как перед оцепеневшими поклонниками Трехликого словно взорвалась граната, во все стороны брызнуло щебнем. Те пригнулись и побежали.

Площадь наполнилась суматошным движением: убегали чёрные и красные фигуры, развевались полы плащей, мелькали белые ноги женщин. Вокруг столба, распутывая верёвку, бегал Уолд, потом побежал в сторону.

Внезапно движение прекратилось, площадь опустела. Опять безмятежно сияло солнце, и лишь безупречную белизну колонн портил изуродованный деревянный крест.

Варламов выглянул, пытаясь понять, где спрятались чёрные фигуры.

Грянул выстрел, пуля врезалась в стену комнаты, отбив кусок штукатурки. Прогремело ещё несколько выстрелов, с фасада сорвалась и с грохотом упала на тротуар вывеска. Вероятно, кто-то заметил вспышку выстрела или блеск оптического прицела в окне.

— Уходим! — закашлялся от известковой пыли Болдуин. — Пока нас не перестреляли, как куропаток.

Варламов не возражал, его трясло — то ли от возбуждения, то ли от страха. Оба скатились по лестнице, пробежали мимо мёртвых волков, но в дверях Болдуин застыл и выругался:

— Собаки!

Со стороны площади сумасшедшей волной накатывался собачий лай. Вот и первые выметнулись из-за угла — бешеные, как волки, и лишь немного мельче: высунутые красные языки, остервенело разинутые пасти…

— Плохо дело. — Болдуин аккуратно прицелился. — Пока мы от них отбиваемся, нас самих несколько раз пристрелят.

Вдруг свирепый лай сменился испуганным визгом — собаки тормозили лапами, катились кубарем, с истерическим гавканьем налетая друг на друга. Несколько секунд, и от своры не осталось следа: все псы, поджав хвосты, убежали.

Болдуин осклабился и опустил пистолет.

— Надо же, и от дохлых волков бывает польза. Собаки запах учуяли. Обыкновенных бы не испугались, но этих… Ладно, бежим! По этой улице, укроемся за домами.

Они побежали, всё время оглядываясь. Кое-где дома хорошо сохранились: целые стёкла, белые веранды. Казалось, вот-вот выйдут хозяева, сядут в кресла-качалки и с любопытством станут наблюдать за странными беглецами: откуда такие взялись?

Но пробегали дом за домом, а никто не показывался. Вот и конец городка — их пока не преследовали. Пробежали ещё немного, дорога сделала поворот, дома скрылись за деревьями. Пошли быстрым шагом, оба задыхались. Варламов стал успокаиваться, думая, что их оставили в покое. Но тут Болдуин обернулся и закричал:

— Смотри!

С обеих сторон дорогу затеняли деревья. И над этой тёмной рекой, вырастая на глазах, на них беззвучно скакали три белых лошади с всадниками в чёрных плащах. Что-то смутно напомнила Варламову эта картина, словно увидел иллюстрацию в старинной книге, странное онемение почувствовал в груди… Болдуин первым вскинул пистолет.

— По всадникам не стреляй, — деловито сказал он. — Целься в лошадей. Я беру левую.

Варламов механически поднял пистолет, выстрелили одновременно. Отдача едва не опрокинула Варламова на асфальт, но пуля в неистовой скорости полёта остановила коня на скаку: не издав ни звука, тот вскинулся на задние копыта и грянулся оземь, а всадник отлетел в сторону.

Лошадь слева жалобно заржала и покатилась по дороге, наездник с удивительным проворством успел соскочить. Третий всадник натянул поводья и, развернув лошадь, понёсся прочь. Сброшенный наездник зашевелился, приподнял голову. Болдуин дёрнул Варламова за рукав:

— Бежим, чего стоишь?

Они повернули в лес. Снова кусты, цепкая трава, калейдоскоп деревьев. Когда взобрались на холм, Варламов был мокрым от пота, но без остановки бросились вниз. Миновали прогалину, лес стал реже, впереди блеснула вода. Перешли вброд речку. Варламов приостановился, плеснул в рот несколько пригоршней холодной воды. Болдуин уже стаскивал маскировочную сеть с фургона. Поспешно забрались в машину, и Болдуин с места дал газ.

Через полчаса, когда речка светлым плёсом ушла в сторону, он сбавил скорость.

— Уф! От места, где свалили этих всадников Апокалипсиса, до машины добежали меньше, чем за час. Вряд ли нас станут преследовать. Поняли, что можем огрызнуться, да и цивилизация уже недалеко.

Всадники Апокалипсиса, вот кто это был! Варламов вспомнил книгу со старинными гравюрами и всадников на свирепых конях. Только там их, кажется, было четверо… Всадники Апокалипсиса пронеслись над этой землёй, над всем миром, а недавно скакали на них по тееному шоссе. И вряд ли это их последний выезд.

Варламова опять стала бить дрожь.

— Холодно? — глянул Болдуин. — Давай переоденемся, а то мокрые от пота.

Он остановил фургон, переоделись в сухую одежду. Варламов вволю напился, надел смену белья и запасную рубашку Болдуина: его собственные вещи, в том числе выстиранный Джанет тренировочный костюм, так и пропали.

— А почему ты вступился за этого урода? — поинтересовался Болдуин. — Он уже не человек. Я таких не трогаю, если сами не полезут, но помогать… брр.

— Долг платежом красен, — вздохнул Варламов. — Есть такая русская пословица. Он человек, как ты и я. Помог мне вчера вечером, только просил не рассказывать.

«Мы одной крови, ты и я», — вспомнил он слова Уолда. Что бы они значили?

— Ну-ну. — Болдуин поглядел искоса, они снова ехали. — Смотри, как бы эти человеки горло не перегрызли. Хотя и поклонникам Трехликого попадаться не стоит.

Ехали молча, пересекая поля. На каком из них встретились с бесноватым, Варламов не помнил. У большой реки Болдуин съехал на площадку для отдыха.

— Искупаемся, да и перекусить пора. Ты, наверное, сутки не ел. Жалко, свежей оленины не попробовали. С другой стороны, хорошо, что нами самими не пообедали. — И Болдуин хохотнул.

Варламов набросился на консервы, а потом скинул одежду и вошёл в холодную воду. Солнце спряталось за белыми облаками. Варламов поплыл, и течение повлекло его вниз, куда-то в сторону Мексиканского залива. Дрожа от холода, выбрался из воды, сел рядом с Болдуином, и они выпили по последней банке пива. Вокруг была голубая вода, жёлтый песок и прохлада. Наверное, так выглядели реки в средних широтах России — Варламов не бывал там.

Вернуться успели к обеду. Болдуин помахал на прощанье и уехал. Варламов поднялся на веранду, чувствуя себя усталым: столько всего произошло за два дня. Джанет пошутила насчёт оленины, что осталась бегать в лесу, покормила Варламова и поднялась к себе. Варламов с трудом добрался до постели.

Он спал…

Во сне снова шёл по ночному лесу, и тот был неприятен — то ли в Лимбе, то ли в глубине Тёмной зоны. Светила луна, путь преграждали уродливые ветви деревьев, приходилось подныривать, и тогда к лицу липла холодная паутина. Звук шагов глох в отвратительно мягком мху. Порой под ногами хрустело деликатнее и тоньше, чем сучья, и Варламов старался не глядеть вниз.

Он ускорил шаг, но лес становился всё темнее, лишь льдистый свет омывал деревья, и Варламов стал дрожать от холода. Когда совсем замёрз, деревья раздвинулись, он оказался на освещённой луной тропке и обрадовано заспешил вперёд.

И вдруг остановился, сердце стиснули ледяные пальцы: впереди маячила тень.

Вот она повернулась, блеснули белки глаз, и от сердца Варламова отлегло — Уолд! Снова явился, чтобы вывести его из леса.

Уолд приветственно помахал, обернулся и пошёл прочь, Варламов за ним. Если бы ещё согреться! И опять Уолд словно прочитал его мысли: проходя мимо кучи хвороста, приложил ладонь. Вспыхнуло, от яркого пламени ещё больше потемнел лес, а Варламов ощутил тепло. Уолд призывно махнул рукой — не останавливайся! — и поджёг вторую кучу. Потом вспыхнул третий костёр. Уолд обернулся и оскалил зубы в улыбке… Теперь он шёл, растопырив ладони, и поджигая всё подряд. Варламову стало совсем тепло, а потом жарко.

Лес гудел от пламени, ветви корчились в огне, мох вспыхнул прямо под ногами Варламова. Пламя охватило одежду — от нестерпимого жара он проснулся.

Голова полнилась гулом, очень хотелось пить. Варламов встал с постели, ноги подогнулись как ватные, и он упал на пол. Всё тело горело, жажда становилась нестерпимой. Стены плыли вокруг. С трудом угадав, где дверь, Евгений застонал и пополз на четвереньках. Ручка выскальзывала из пальцев, еле открыл, но в коридоре сумел встать на ноги. Хотя качало от стены до стены, добрался до ванной, открыл кран и долго с наслаждением пил ледяную воду. Стало полегче, дошёл до постели, упал на мокрую простыню и снова погрузился в сон…

Он оказался в окружении многоэтажных зданий и слепящего света. Изо всех окон хлестало пламя, огненная река текла в чёрном небе. Погибающий город издавал нестерпимый вопль — это кричал втягиваемый в адскую топку воздух. Тело Варламова корчилось от жара: он понял, что сгорает заживо в городе, подвергнутом ядерному удару во время Третьей мировой…

5. Доктор

— Юджин, завтрак готов!

Она крикнула во второй раз, но не получила ответа — наверное, разоспался после охоты. Придётся будить, вот ещё морока. Она поднялась по лестнице, вошла в комнату и остановилась. Юджин лежал поперёк кровати ничком, в одних трусах: и куда дел пижаму? У неё чаще забилось сердце: красивая мускулистая спина, обтягивающие трусы, сильные икры. Она давно не видела мужского тела вблизи. Голос дрогнул:

— Юджин, вставай!

Ответа нет, и тело почему-то блестит, словно намазанное маслом. Она коснулась плеча и отдёрнула руку — так горячо. Уже с тревогой попыталась перевернуть на спину, но не получилось: слишком тяжёл, а кожа скользкая от пота. Зато увидела лицо и в смятении отступила — красное, как кусок сырого мяса. Она бросилась к телефону.

Опять эта ненавистная белая машина и люди в похожей на скафандры одежде. Ей не разрешили подняться наверх. Юджина вынесли на носилках, укрытого покрывалом до подбородка, и увезли. Она зашла в ванную дяди, долго и тщательно мыла руки. Вяло подойдя к телефону, набрала номер:

— Мистер Торп, я не выйду на работу. И Юджин тоже. Его увезла скорая помощь, а у нас объявлен карантин, похоже на инфекцию из Тёмной зоны… Что?.. Да, бедняга Джо. До свидания, мистер Торп.

Всё, целый день ничего не сделать. Ни выйти из дома, ни подняться в собственную комнату. Надо ждать, что покажут анализы. Придушила бы этого постояльца, да и всех русских в придачу. Сначала отец, потом… Перестань, Джанет!

В полном расстройстве она повалилась на диван. Вдобавок и дядя заболел: откуда напасти на её бедную голову?

Наконец-то он вырвался из этого леса, из этого города, из этого горящего мира. Он шёл по песчаной дорожке среди цветов неописуемой красоты, и на руке лежали прохладные пальцы матери. Она шла рядом, рыжие кудри раскинулись по плечам… Кого-то эти волосы Варламову смутно напомнили.

— Не удивляйся, мой мальчик. — На молодом лице была беспечная улыбка, Варламов не видел такой очень давно. — Наступила эпоха огня, люди сами ускорили её приближение. Многим придётся тяжело, но таков ваш мир. Как я хочу, чтобы ты запомнил это… — она повела рукой. — Но боюсь, Владычица не позволит. Спасибо уже за то, что разрешила помочь тебе.

Цветы слабо зашелестели, и Варламову показалось, что они шепчутся на незнакомом языке. Тропинка повернула, и он в изумлении остановился. За полем цветов к необычайному золотому небу поднимались синие деревья невероятной вышины…

Словно щёлкнул выключатель — всё исчезло.

Варламов очнулся.

Память ещё пыталась удержать некое драгоценное воспоминание, но всё уплывало. Только медлила прохлада на предплечье. Варламов скосил глаза: на сгибе руки белеет пластырь, из-под него выходит трубка к сосуду над головой, из этого сосуда с голубоватой жидкостью в руку и струится прохлада.

Белые стены, шкаф с красными и зелёными огоньками, запах лекарств — он в больнице. Жарко, сердце учащённо бьётся, вся кожа зудит.

Что с ним? Сколько времени пролежал здесь?

Варламов попытался позвать кого-нибудь, но голос прозвучал еле слышно. Заметив возле правой руки кнопку, нажал. Спустя минуту дверь открылась, и вошла пожилая женщина в голубом халате.

— Пришли в себя? — улыбнулась она. — Не беспокойтесь, всё будет в порядке. Позже к вам зайдёт доктор. Чего хотите?

— Пить, — хрипло попросил Варламов.

Женщина ушла, но вскоре вернулась со стаканом и, умело поддерживая голову Варламова, помогла напиться. Обыкновенная холодная вода показалась необычайно вкусной. Медсестра глянула на дисплей, где пульсировали разноцветные линии, и ушла. Варламов откинулся на подушку.

Страницы: «« « 345678910 » ... »»