Моя любимая сказка Лайсе Ксандр

Глава 14

Чашки и оба чайника я перетащил в комнату. Так было проще.

Ярослава забралась на диван и сидела, обхватив колени руками. Пока я заваривал чай, она, не проронив ни слова, следила за всеми моими манипуляциями невидящими глазами. Она молчала с той минуты, когда я поднял её на руки и стал спускаться по лестнице в старухином подъезде. Я не знал, что ей сказать. Поэтому её молчание стало выходом для нас обоих. Молчала она и на обратном пути. Только возле своей двери, в ответ на мой вопросительный взгляд, отрицательно покачала головой.

Что я могу ей сказать? Что старуха не узнает? Это будет неправдой. Что, узнав, старуха не станет с нами связываться? Тем более. Извиниться? Но я не чувствую себя виноватым. Правда, мне не по себе от мысли, что я, фактически, бросил вызов кому-то, чьи силы и возможности я не в состоянии оценить. Но я обещал помочь… Рано или поздно что-то подобное наверняка бы случилось.

Я протянул Яре чашку и сел на пол у её ног.

— Мишкин… — она вздохнула и погладила меня по голове. — Что теперь делать? Она ведь наверняка догадается… И тогда… Зачем тебе понадобилось снимать трубку?

Действительно, зачем? Прилив наглости по случаю распада адреналина?

— Ну, по крайней мере, мы знаем, как её зовут… И точно знаем, что она — ведьма.

— И что? Узнали — и что? — Яра говорила тихим, ровным голосом обречённого. — Что это меняет?

Что это меняет? Ничего.

— Между прочим, раз она настоящая ведьма — так и так узнала бы, кто приходил. Как в анекдоте, знаешь? Проверка ясновидящего на вшивость: надо позвонить ему в дверь. Если спросит «Кто там?» — значит липовый, — Ярослава даже не улыбнулась. — Кстати! По поводу догадок. Ты думаешь, когда она увидит это своё пельменное сусло в коридоре, она не поймёт, что кто-то приходил?

— Это могла быть я.

— Или эти, на курьих ножках… Навьи.

— Что?

— Духов умерших на Руси называли «навьи». Сейчас вдруг вспомнил.

— А.

— Могли же они?

— И по телефону тоже они разговаривали?

Мы замолчали. Я поднялся и отошёл к окну. Возразить на это было нечего. Да и незачем было возражать. Я с очевидностью понял: Яра права. Она не может не узнать. Возможно, уже знает. И тогда… Что будет тогда? Вряд ли она, как раньше, явится с увещеваниями. Почему-то представилось, как я отбиваюсь от огромного мёртвого петуха. Его синюшно-багровая лишённая перьев кожа холодна, как лёд. Он открывает клюв…

Внутри ёкнуло. Яра, по-прежнему глядя в одну точку, сидела на диване. Я подошёл и присел рядом.

— Можно я спрошу одну вещь? Если не хочешь — не отвечай.

Она кивнула.

— Ты, когда рассказывала о себе… Ты говорила… называла имя — Глеб. У вас с ним… — я смешался. — Что у вас было?

— Это… — впервые мне довелось увидеть, как Ярослава краснеет. Краска залила её лицо мгновенно.

— Если не хочешь об этом говорить — не надо. Ты же не…

— Знаешь, — когда наши взгляды встретились, её глаза были такими же, как всегда. — Мне сейчас кажется, будто всё, что было тогда — было не со мной, а… в фильме каком-то, что ли? Или приснилось. Глеб… Тогда мне казалось — любовь. Такая вот спокойная, ровная. Продолжение дружбы. А сейчас поняла — привычка. Просто люди привыкли друг к другу. Мишкин! — Яра положила руки мне на плечи. — Я и понятия не имела, что такое любовь, на самом деле! Это же не когда ты хочешь быть с кем-то, а когда без него не можешь! — она сделала шутливо-строгое лицо. — Ты единственный, кого я люблю! Понял?

— Миш! — Ярослава уклонилась от поцелуя и посмотрела мне в глаза. — Как же нам всё-таки быть, а?

В комнате уже было темновато. Думать мне не хотелось. Тем более — об этом. Тем более — сейчас, когда нас разделяет только одежда.

— Ну хочешь — поищем кого-нибудь по фамилии Раскольников? — я попытался вернуться к прерванному занятию.

— Мишкин, я серьёзно! Я не понимаю, что она со мной делает! Зачем я вообще ей понадобилась?!

— Ну откуда я знаю? Может, она просто умереть спокойно хочет?

— Перестань!

— Да нет, я серьёзно! Ты знаешь, что колдун не может упокоиться, пока не передаст свой дар преемнику? Вот она и старается: подобрала подходящего кандидата… Обеспечила условия.

— Ты шутишь?

— Нет, ты сама посуди. Никуда тебя не отпускает, так? Деньги на житьё подбросила. А ведь она за такую сумму могла бы тебя по судам затаскать, ну или проклятие какое наложить. Однако ж — нет. Дальше. Ты сама говорила: приходила в себя во время всяких занятий. Что, если это — уроки мастерства, так сказать, записывавшиеся прямо в подсознание? И меня она гоняет совершенно правильно: семейная жизнь колдунам не очень-то показана. Особенно — во время учёбы. Ну и плюс ко всему этому — внешний вид самой бабки. Ты-то её не видела, а я, вот, удостоился. Честно скажу: заждались её там, ох, как заждались!

— Ага, — с сомнением протянула Яра, — и ближе, чем в Курске, ученицы ей не нашлось?

— Ты думаешь, она сама разыскивала? Показали ей, кого учить… И всё.

Мы молча глядели друг на друга. Ярослава — стараясь переварить услышанное. Я — в обалдении от того, как хорошо в схему моего случайного предположения уложилось всё происходящее. Совпало абсолютно всё!

— А если я не хочу быть ведьмой?! — голос Яры задрожал от возмущения. — Моего мнения они там решили не спрашивать?! Так вот, я — не желаю! И что мне теперь? — неожиданно послышался всхлип. — Топиться идти?! Или вешаться?! — и она уткнулась в моё плечо. — Я просто жить хочу… просто… жить…

— Милая, любимая, успокойся! Придумается что-то! Обязательно. Ну? Успокойся, всё будет хорошо… Знаешь, что? Ты в курсе, что клин обычно клином вышибают? Надо просто посоветоваться с другой колдуньей. Может, это всё вообще за один раз лечится… — я баюкал Яру, как ребёнка, на руках, и она постепенно успокаивалась.

Посоветоваться с ведьмой — идея просто отличная. Только вот где взять эту самую ведьму? «Измени с Любовью Владимировной свою судьбу!» — призывала первая же строчка результатов поиска в интернете. Я открыл страничку. Добрую её половину занимал портрет, не вызвавший во мне ни малейшего желания изменять с Любовью Владимировной. Даже — судьбу.

Я оглянулся. На диване спала укрытая покрывалом Ярослава. Говорил я ей что-то утешительное до тех пор, пока вместо дыхания не послышалось вдруг сопение. Кто знает, что ей пришлось вынести за последние дни? Одного сегодняшнего было бы довольно. Как бы там ни было, я очень осторожно положил её голову на подушку. Одеяло лежало внутри дивана, поэтому пришлось воспользоваться покрывалом…

Так. Где же раздобыть нормальную ведьму? Судя по содержанию первой страницы поисковика, остальные и просматривать не стоит.

Ладно. Что такое колдовское ученичество с мистической точки зрения? Если верить книгам? В принципе — перенос информационных связок, в данном случае, — связок с богами и духами, от учителя к другому человеку — ученику. То есть — наследование покровительства определённых сущностей. Это покровительство активизируется с помощью жертвы, молитвы и так далее. Плюс — умение работать с тонкими энергиями. Проще говоря — умение сказать заклинание, заговор…

Отсюда следует: если оборвать все имеющиеся у ученика связки с учителем, он, фактически, теряет возможность быть колдуном. Причём среди связок ученика основной должна являться линия «ученик-учитель». Её-то и следует рвать в первую очередь.

Понять всё это не так уж трудно. А пойди, сделай? Например, среди связок должны быть и те, что отвечают за сердечные привязанности. Оборвёшь — и что тогда?

От чтения меня отвлекло странное ощущение: мне показалось, что я в комнате один. Нет. Ярослава лежит на диване, спит. Я прислушался. Дыхания не слышно. Чёрт! Не случилось бы…

Лицо Яры выглядело спокойным. Ни малейшего следа усталости. Словно восковая кукла. И никакого дыхания! Я наклонился ниже, и когда уже почти коснулся её губ, то ощутил лёгкое дуновение. Дышит! Я выпрямился. Ладно. Просто зачитался. Минутку!

Очень отчётливо возник в памяти один разговор. Как раз по поводу чтения! Года полтора назад мой знакомый — букинист-антиквар Валентин Георгиевич, обычно не очень разговорчивый и вообще замкнутый, мрачный человек, был обнаружен мной в нездорово-приподнятом настроении. Настолько, что когда я закончил обычный осмотр полок с поступлениями, даже предложил мне выпить чаю. Ни до, ни после в подобных проявлениях нежности он замечен мной не был. Возможно, что-то нашёл. Или что-то продал. Второе предположение и оказалось правильным.

В беседе он упомянул об одной своей постоянной покупательнице. Надо сказать, что, как правило, он делал всё, чтобы каждый его посетитель знал о других как можно меньше. А лучше — вовсе ничего. Лично я узнал, что не являюсь единственным клиентом только через пару лет после нашего знакомства. Да и то — случайно. Так что подобное поведение было для него, мягко говоря, не характерно, но речь не об этом. Валентин Георгиевич сказал, что одна женщина недавно купила у него знаменитую книжицу папы Гонория[27]. Причём — первое французское издание. Другие варианты, включая тот же французский гримуар[28], но 1670 года, её не устраивали. А пока я собирал свой поражённый мозг в кучу, добавил, что основным её условием было идеальное состояние, сиречь — читабельность этой редкости. Которую ни один вменяемый библиофил и открывать лишний раз не станет. По его мнению, такой подход может говорить об исключительно практическом интересе. А содержание остальных приобретённых ею книг его в этом окончательно убедило.

О чём зашёл разговор дальше — не важно. Главное — очевидно, эта женщина занимается практическим колдовством. А ещё — Валентин Георгиевич наверняка сохранил её координаты!

Ну не покупают для коллекции редчайшие книги по принципу «чтобы можно читать было»! Собственно, не для коллекции их обычно тоже не покупают… Другой вопрос — захочет ли Валентин Георгиевич дать её номер? Скорее всего, услышав мою просьбу, он просто бросит трубку. И, между прочим, будет прав. Когда некоторые из книг в доме равноценны трёхкомнатной квартире на Арбате, человек поневоле становится или осторожным, или… А Валентин Георгиевич жив. Ergo[29]?

Словом, сейчас мне придётся напрячь все свои дипломатические способности… Если таковые имеются.

Пятнадцать минут унижения ради вот этого. Ради десяти цифр. «Лариса». Естественно, Валентин Георгиевич ничего не хотел говорить. Что говорил я, какие приводил аргументы? Понятия не имею. Помню, под конец я предложил ему всю свою семнашку в обмен на этот телефон. Видимо, такое безумное предложение и подействовало. Он согласился дать номер. Но взять такую плату отказался. Может быть, Валентин Георгиевич, уже неоднократно пожалевший о том давнишнем разговоре, решил в этот раз махнуть рукой на свои принципы, которые сам однажды нарушил? Может. В любом случае номер он мне продиктовал.

Я закинул руки за голову и потянулся, задев локтем сушилку для тарелок. Стало уже почти совсем темно. Чтобы не будить Ярославу, я вышел с телефоном на кухню… похоже, зря: в коридоре послышались приближающиеся шаги. Всё-таки разбудил! Слон в посудной лавке! Ну и ладно, у меня хотя бы есть оправдание.

Я распахнул кухонную дверь, и радостные слова застряли в глотке: в коридоре никого не было. Прислушался. Нет, везде тихо. Но я уверен, по коридору кто-то прошёл! Я на цыпочках прокрался в комнату. В голубоватом свете монитора отчётливо была видна спящая на диване Яра.

Я подошёл к дивану и наклонился над ней. Конечно, спит… Какое у неё усталое лицо! Как будто она даже постарела! Складки возле губ, тени под глазами…

Свет погас. Я оглянулся. Вместо привычных звёздочек скринсейвера, на чёрном экране горело предупреждение о том, что монитор не подключен. Что случилось? Отошёл провод?

Что-то грохнуло на кухне. Словно кто-то с размаху швырнул на пол тарелку. Я что, сломал сушилку, когда потягивался? Затем в коридоре послышались шаги. Они приближались.

Мне стало жутко. Но я не мог заставить себя сделать даже два шага до письменного стола, включить лампу. Шаги стихли.

Глаза привыкли к темноте. Света из окон напротив достаточно. Я взглянул на диван. Ярослава лежала вытянувшись, укрывшись с головой покрывалом. Что я пропустил? Её лицо только что было на виду!

Кто-то разговаривал в прихожей. Громко, но слова разобрать было невозможно. Я не мог понять даже, кто говорит — мужчина или женщина. Голос звучал явно на повышенных тонах. Наконец он перешёл на крик, который, в свою очередь, превратился в какое-то сытое квохтанье. Хлопнула входная дверь. Потом послышался громкий щелчок. Выключатель? Но тогда здесь было бы видно свет! Чёрт! Что это всё такое?!

— Эй! Кто там?! — мой голос сорвался в хрип и прозвучал жалко.

С дивана послышался вздох и невнятное бормотание. Яра! Покрывало сползло на пол. В скудном освещении она снова казалась неживой. Гладкое, кукольное лицо без выражения. Точнее — с выражением совершенной безмятежности и покоя.

Плюнув на всё, я потряс её за плечо.

— Яра!

В ответ на мой шёпот, она легко, словно и не спала, открыла глаза. Нет! Не глаза. Глаз у неё не было. Вместо глаз на меня смотрели две… два. Два чёрных отверстия!

— Яра?!

Её губы разошлись в улыбке. Я отступил назад. Безглазая фигура шевельнулась и начала подниматься с дивана. Её лицо менялось, словно по нему шли волны. Я сделал ещё шаг назад, оступился и полетел на пол.

— Миш! — приподнявшаяся на диване Ярослава протирала заспанные глаза — Мишкин! Ты чего? Что случилось?

Голос Ларисы по телефону звучал очень молодо. Навскидку — по голосу — ей можно было дать лет восемнадцать. Однако она даже не спросила, откуда у незнакомых людей её номер — вот она, моя шутка про ясновидящего. А может быть — Валентин Георгиевич. Выслушав мой довольно бессвязный рассказ, она согласилась помочь, назвала адрес и поинтересовалась, сможем ли мы прибыть сегодня.

Херсонская улица. Это на юге, где-то возле Черёмушек или Севастопольского. Новый, ничем не примечательный район, построенный, как и все новые районы, на месте какой-нибудь подмосковной деревеньки. А может — и вовсе на пустом месте.

Когда по лицу Яры пробегали рыжие блики от фонарей, создавалось впечатление, что оно опять начинает меняться. Но стоило сбавить скорость — игра света и тени прекращалась.

Я пытался прогнать из памяти чёрные дыры на месте глаз и извивающиеся червями губы. Но, показавшись на долю секунды, живая восковая маска не желала исчезать. Показалось? Конечно, я долго не спал… Нет. Ни с какого недосыпа такое бы не пригрезилось. В институте мне случалось не спать по два-три дня. И все галлюцинации — если они вообще бывали — ограничивались неясными контурами, возникавшими, если скосить глаза… Слуховых же галлюцинаций у меня с роду не бывало.

На кухне, когда я, уже после звонка Ларисе, относил обратно чайники, всё стояло на своих местах. Сушилка висела на стене, никаких осколков на полу не наблюдалось. Я окинул взглядом тарелки — все в наличии. Входная дверь заперта, в замок вставлен ключ. Значит, открыть её снаружи невозможно. Как и захлопнуть.

Тогда что же это всё было? Клавдия Васильевна наносит ответный удар?

— А кто такая эта Лариса? — Ярослава, вооружившись расчёской, прихорашивалась перед зеркалом. О своих видениях я решил ей не рассказывать: что зря нервировать человека? Но теперь, даже просто разговаривая с ней, мне приходилось постоянно гнать из памяти увиденное.

— Да я и сам толком не знаю… — я прислонился к стене рядом с зеркалом — Но она покупает очень не дешёвые, редкие книги по колдовству — значит, доходы позволяют. Видимо, дело своё она знает.

— А не может быть… Что она — тоже?.. — Яра насторожено взглянула из-под пряди волос.

— Как старуха? Вряд ли. Она на моей памяти купила гримуар папы Гонория. Причём первое издание. А это — практическая христианская магия. Белая магия, понимаешь?

Яра недоверчиво посмотрела на меня, но промолчала, продолжая расчёсываться. С момента пробуждения она вообще говорила мало. Видимо, нервничала из-за нашей вылазки к старухе, из-за того, что может грозить ей самой… Теперь, вот — из-за Ларисы.

Нужный нам дом — двенадцатиэтажная башня — стоял немного на отшибе и выделялся среди окружающих пятиэтажек. Где-то тут неподалёку пятьдесят лет назад работал простым строителем знаменитый Веничка Ерофеев…

В подъезде, пока мы ждали лифта — квартира Ларисы была на одиннадцатом этаже — Ярослава взяла меня за руку. Её рука была влажной.

— Не переживай, — я улыбнулся. Хотя мне тоже было не по себе. Пока мы сюда ехали, Ярослава молчала, лишь изредка посматривая на меня. Мне даже почудилось, будто она знает, что я видел… Я не стал спрашивать, хорошо ли она спала и что ей снилось. Кто знает? Похоже, я боюсь. Чего?

— Ничего, — она вздохнула. — Прямо, как перед кабинетом зубного! — и засмеялась. Нервно и коротко.

Сначала я решил, что мы ошиблись квартирой. Потому что девочка, открывшая нам дверь, никак не вязалась в моём представлении с образом опытной колдуньи. Короткое тёмное платьице только усиливало впечатление миниатюрности.

Только когда она заговорила, я узнал голос. Невысокого роста — едва мне по грудь — темноволосая, с узким смуглым лицом, Лариса казалась — на первый взгляд — школьницей. Возраст выдавали пронзительные чёрные глаза. Возраст и… что-то такое, чего нельзя передать словами. Словно неясные тени, скользящие по воде. Она улыбнулась. Должно быть, такая реакция со стороны пришедших в первый раз была для неё делом привычным.

— Вы — Михаил? — она поправила очки жестом пятиклашки-отличницы, и её глаза вдруг утратили таинственность. Пропали скользящие тени. Обычные девчоночьи глаза.

Оказывается, она — красивая женщина, сообразил неожиданно я. Но её красота не притягивала. Скорее, даже, наоборот. За её спиной в тёмных недрах квартиры были видны язычки пламени: там горели свечи. Тянуло незнакомым сильным, но приятным запахом. Нет, даже под пыткой я бы не смог предположить, сколько ей лет.

— Да.

— А где девушка?

Оказывается, открытая дверь загораживала от неё Ярославу. Я отступил в сторону, пропуская Яру вперёд.

Секунду Лариса смотрела на неё, словно не понимая, что происходит. Её рука, поднятая в пригласительном жесте, повисла в воздухе. А потом развернулась ладонью к нам.

— Уходите! — тихо, но внятно и твёрдо произнесла колдунья.

Я посмотрел в её глаза и почувствовал, будто меня с силой толкнули в грудь. Уже не тени — будто яркое пламя играло в них, будто огонь свечей, горящих за её спиной, прошёл сквозь неё и светил из глубины её глаз. Лариса изменилась. Уже не девочка-пятиклассница и не снисходительная красавица — перед нами стояла женщина, привыкшая и умеющая повелевать. Не командовать, даже не указывать, а именно повелевать. Причём — повелевать не только людьми.

— Уходите! — не опуская руки, повторила она.

— Но позвольте! — я сам и не заметил, как в моём голосе возникли умоляющие интонации — Что это значит?! Почему?

— Я не стану заниматься вашим делом.

Дверь резко захлопнулась, едва не задев Ярославу. Мы переглянулись. Яра выглядела поражённой. Да и меня такой поворот событий, мягко говоря, удивил. Я постучал костяшкой пальца по двери. Странно: мне показалось вдруг, что я как будто совершаю святотатство… но я взял себя в руки. Ведь не для себя…

— Лариса! Если вы, в самом деле, не хотите с нами работать, то скажите, по крайней мере, к кому нам можно обратиться! Кто будет этим заниматься?

Слово «мы». «С нами». Ощущение, что я нарушил какую-то незримую границу, зримым проявлением которой стала закрытая дверь Ларисы, сразу уменьшилось. Мы. Намеренно сделав ударение на слове «будет», я ожидал хоть какой-то реакции. Но за дверью не было слышно ни звука.

В лифте Ярослава обессилено откинулась на стенку и взглянула на меня. А что я мог сказать? Лариса была единственной возможностью. Обращаться по объявлениям — напрасная трата времени и денег…

— Что теперь? — Яра была подавлена. Она искала надежду. Любую, даже самую ничтожную надежду на то, что всё будет хорошо. Пусть не всё. Пусть — хоть когда-нибудь. Но будет.

И что теперь? Ответить на этот вопрос я был не в состоянии.

Телефон в кармане противно завозился. Кто ещё? Но пока я расстёгивал куртку, он успокоился.

Лифт прибыл на первый этаж. Я пропустил Яру вперёд. Она прошла несколько шагов и, увидев, что меня рядом нет, обернулась.

— Что случилось? — судя по тону, она была готова к любым неприятностям.

— Это смс, — я поднял глаза от экрана мобильника. — От Ларисы.

— Миш… — Яра задумчиво вертела в руках брелок с ключами. — Как ты думаешь… Может, это так и должно быть?

Поток машин, невзирая на довольно поздний час, оставался по-дневному густым. Люди едут. Возвращаются по домам. По своим да чужим. Поспевая или не поспевая к ужину… Со стороны может показаться — мы тоже едем домой. Заехал за женой и качу теперь, предвкушая уют домашнего очага.

Одиночество, оказывается, бывает и таким. Для двоих. Рассказать, куда и зачем мы едем любому из них — кто нас обгоняет или плетётся следом — за психов примет. И уедет поскорее. К ужину, теплу и уюту. Ровные глухие будни оказались вдруг стеной… щитом. Заглянуть за который я ещё мог, но вот укрыться за ним…

А спрятаться там очень хотелось.

Вот уж не думал, что способен тосковать об этом!

— Что именно? — не понял я.

До Царицыно ещё далеко. Как там? «Улица Ереванская… дом… Владимир, сказать, что от Ларисы, он в курсе». «Спасибо» — ответил я в смс. Не позвонил, не решился. Будто опять увидел перед собой раскрытую ладонь. Говорят, нельзя благодарить колдуна. Но — ведь это только за колдовство…

— Всё это… И то, что я попала сюда, и… Может, я действительно должна стать… колдуньей? Бывает же предопределение. Например, с тех пор как я в Москве, я не рисовала ни разу. Просто поняла, что не могу, и всё. Пару раз заставляла себя в худсалон сходить… смотрела, краски выбирала. Так ничего и не купила. И всё, — Яра говорила спокойно, только голос её был усталым. Очень усталым. — А раньше казалось — как это, не рисовать?!

— Погоди, я не понял. Ты хочешь сказать… — я даже едва не проскочил на красный.

— …и Лариса, она же не просто так отказалась… — перебила меня Яра. — Могла увидеть, что всё в порядке, что так всё и должно быть…

— Яр, если бы она увидела — не стала бы нас на ночь глядя на другой конец города гнать. Это — во-первых. А во-вторых… С чего ты взяла, что обязана становиться ведьмой? Потому что твоя бешеная бабка так решила? — я начал раздражаться, хотя и понимал, что Ярослава просто устала. Устала от неизвестности, обречённости, от собственного бессилия. — Она так хочет?! Да чёрта лысого! Обойдётся! Пускай другую ученицу себе ищет. А тебя я ей не отдам! Вот так! — раздражение начало проходить. — У меня на тебя большие планы. Девушка, а что вы делаете в ближайшие лет пятьдесят?

Краем глаза я заметил: Яра улыбается. Немного грустно, но всё же — улыбается.

Обшарпанный подъезд изнурённой жизнью хрущёвки не наводил на мысли о мистике. Скорее, наоборот.

Грязная дверь, из-под обивки которой смущённо выглядывала вата, вкупе с заплёванным, усыпанным окурками полом на площадке производила ещё менее магическое впечатление. В ответ на звонок внутри немедленно послышались шаги и старческий кашель. Я насторожился.

Дверь открыл заросший щетиной старик в грязной майке и тренировочных штанах.

— Добрый вечер. Мы от Ларисы, — я был несколько смущён его внешним видом.

— От какой ещё Ларисы? — подозрительно прищурился дед.

— Как это — от какой? Она сказала, вы в курсе… — мне стало неудобно: вот, значит, как колдуны деликатно «показывают путь» надоедливым клиентам…

— А вам кто нужен? — осведомился мой vis--vis, подтянув штаны.

— Нам — Владимир.

— А-а! — недобро глянув на нас, протянул старик. — Вовка! — неожиданно громко заорал он — Слышь?! К тебе! — и, не удостоив нас больше ни единым словом, скрылся на кухне.

— Коммуналка тут, что ли? — шёпотом спросила Яра.

— Почему? Может, просто семья? — я тоже перешёл на шёпот.

В это время дверь ближайшей комнаты отворилась, и перед нами возник длинноволосый молодой человек в до невозможности истёртых джинсах. Он на ходу застёгивал рубашку. Обычный парень. Никаких чудес… или это я уже начал привыкать?

— Вы — Владимир?

— Ага. А вы, я так понимаю, — от Ларисы? Ярослава и… Михаил? — справившись с пуговицами, Владимир как-то странно взглянул на Ярославу, но сразу же отвёл глаза. — Проходите, проходите. Сюда.

В дверях комнаты, пропуская Ярославу вперёд, я заметил, что молодой человек как будто попятился, когда она поравнялась с ним. Что бы это значило? Чего наговорила ему Лариса? А ещё я заметил подвеску — «молоточек Тора», висевшую у него на шее. У Ларисы, помнится, никаких амулетов не было.

Первое, что бросилось мне в глаза, когда мы оказались внутри — высокая Т-образная стойка возле окна. На стойке восседала огромная чёрная птица. Но зато — никакого полумрака, свечей и благовоний. Самая обычная комната.

— Ворона не бойтесь, он ручной, — послышался за спиной голос Владимира.

Разбуженный голосом хозяина, ворон открыл затянутые до того серой плёнкой глаза и равнодушно воззрился на нас.

— Какой громадный! Я думала, они меньше… — Ярослава подошла к птице на расстояние вытянутой руки. — Как его зовут?

— Хугин[30].

— А можно… — Яра протянула к ворону руку, но закончить вопрос так и не успела. Ворон резко расправил крылья и, слегка пригнувшись, попытался, видимо, клюнуть её руку. Чёрный снаружи клюв оказался внутри ярко-красным. Послышался громкий хриплый крик.

Тихо ахнув, Ярослава отпрянула ко мне. А ворон, мгновенно успокоившись, как ни в чём не бывало, снова бесстрастно рассматривал нас.

— А вы говорите — ручной! — я осуждающе посмотрел на хозяина. Он выглядел смущённым.

— П-присаживайтесь, — Владимир указал нам на кровать. Сам он занял единственное кресло, стоявшее напротив. Теперь нас разделял небольшой столик. Маленькая комнатушка вся была буквально завалена книгами. Они лежали стопками на шкафу возле двери, башнями поднимались над письменным столом, несколько валялось прямо на полу возле кровати. Начитанный, должно быть, юноша…

— Лариса рассказала вам… О нашей проблеме?

— Не очень много… без подробностей. Но… Вполне достаточно. — Владимир опять смотрел на Яру. Настороженность — дошло вдруг до меня. Настороженность и любопытство — вот что было в его взгляде. Что же такого наговорила ему Лариса? Могу поспорить, рассказом о Яриных проблемах она не ограничилась…

— Ну, что ж… если она рассказала… — я замялся. — Как и когда вы намерены приступить… к лече… К работе?

— Понимаете, — Владимир казался очень напряжённым. — У моей… практики, работы, если хотите… Есть свои особенности. Она отличается, и очень сильно, от того, чем занимается Лариса. Она вам говорила? — он снова взглянул на Яру, сидевшую рядом со мной и сжимавшую мою руку.

— Лариса? Она вообще… — начала, было, она, но осеклась.

— Нет, — закончил я. — Она ничего такого не сказала. А что?

— Угу, — кивнул Владимир. — Тогда вам следует знать: я — рунолог.

— Кто? — переспросила Яра.

— Я работаю со скандинавскими рунами. И с теми силами, которые за ними стоят. Эти силы — часть мироздания, его основа, и помощью рун можно взаимодействовать с ними, либо даже направлять их. Каждая руна неоднозначна, она связана с несколькими аспектами той или иной силы, поэтому, сначала необходимо выяснить, с чем именно мы столкнулись и… что с этим следует делать.

— То есть — как бы поставить диагноз? — вклинился я.

— Вроде того, — Владимир взял со стола небольшой мешочек, с глухо стукнувшим содержимым, и обратился к Ярославе. — Вам надо будет доставать из этого мешочка по одной руне, — он извлёк из мешочка кусочек дерева размером с фишку домино, на котором красовался какой-то значок, и показал Яре. — С промежутком в минуту, примерно, — и класть на стол перед собой. Потом я рассмотрю их значения и последовательность. Так мы сможем выяснить, что с вами произошло и как вам помочь. Понятно? — Ярослава кивнула. — Тогда расслабьтесь, постарайтесь думать о чём-нибудь приятном или не думать вообще.

Ярослава ещё раз послушно кивнула и, глубоко вздохнув, закрыла глаза.

— Вы готовы? — осведомился через минуту Владимир. Ярослава кивнула снова. — Тогда можете начинать. И не выбирайте, берите ту, что первой попадется.

Открыв, наконец, глаза, — в последнее время я видел её такой умиротворённой только когда она спала — Ярослава запустила пальцы в мешочек. Маленький плоский кусочек дерева, слегка щёлкнув, лёг на стол.

Он был пустой. Значка на нём не было.

— Переверните, пожалуйста — попросил Владимир. Ярослава послушно перевернула деревянный прямоугольник. Значка не оказалось и на другой стороне.

— Так… — рунолог быстро поднялся с кресла, не отводя глаз от столика — Пока больше не надо… Пока достаточно, — и снова сел. — Так, — повторил он. Несмотря на то, что он старался сохранять спокойствие, весь его облик говорил о крайнем удивлении.

— Что-то не так? — испуганно спросила Яра. Вместо ответа Владимир молча уставился на неё, словно увидел впервые только в эту самую секунду. И увиденное его совершенно не вдохновляло.

— Прошу прощения… — он, наконец, взял себя в руки. — Я вас очень прошу… Яросл… — он, почему-то, осёкся, — я очень прошу, пожалуйста, выйдите из комнаты. Налево по коридору кухня… Побудьте, пожалуйста, там. Я извиняюсь…

— Но почему? Что случилось? — Яра выглядела напуганной ничуть не меньше.

— Ничего страшного. Просто… — Владимир замялся. — Просто…