Моя любимая сказка Лайсе Ксандр

Да что я, в конце концов!

— Постой! Я же… Послушай! Я же всё понимаю…

Ярослава остановилась и обернулась. Надежда и недоверие. Или испуг?

— Понимаешь?

— Послушай. Мне всё равно, кто она… То есть, нет… Я понимаю, что она больна. Ты её… Ты её любишь, конечно. Если хочешь, мы можем… Сейчас есть специальные клиники. Частные. Насчёт денег не беспокойся… Они… Я их найду, если надо. В наше время лечат почти всё, и… Но если ты хочешь, мы можем сами ухаживать… Просто… — Яра пристально смотрела на меня. Я подошёл к ней. — Я не против… То есть, если ты решишь, что дома ей будет лучше, то я тоже… Могу помогать тебе. Просто… Я люблю тебя. И хочу быть рядом с тобой. Как бы ты ни решила с ней…

— Как бы я ни решила с ней? — Яра как-то странно посмотрела на меня.

— Ну да. Как ты решишь — так и будет.

— А с кем — с ней? — от Яры больше не тянуло холодом… И… Лучше бы тянуло… Я почувствовал, что поскальзываюсь и падаю. Она смеётся? Что значит — «с кем»?

— Что значит — «с кем»? С твоей… родственницей.

— Она мне не родственница, — Яра вздохнула.

— Не родственница? А кто? — я-то и предположить не мог, как далеко простирается Ярино милосердие! Брови, помимо моей воли, поползли вверх.

— Не… Никто. Я её вообще никогда в жизни не видела.

Я уставился на неё, как баран на новые ворота. Нет, не шутит. Даже немного грустная. И шутить такими вещами — не в её стиле.

— То есть как это? Она же у тебя дома живёт!

— Нет. Не живёт.

— Не живёт?

Господи, да что с ней? Да, вид у Яры усталый… Может быть?! Может, больна не только старуха?! И это исчезновение… Где она пропадала? Что с ней случилось? Такой… необычной я её раньше не видел. К психиатру? Или наркотики? Чёрт возьми! Почему я раньше не подумал об этом?!

— Яр… Что с тобой случилось? — я обнял её за плечи, она не сопротивлялась — Расскажи мне. Тебя ведь не было два дня. Я за тебя волновался. Где ты была?

Ярослава испытующе взглянула на меня.

— У меня… У меня проблемы. Очень серьёзные… и… — она замялась, подбирая слово — Очень… Миша… Я боюсь, ты не поймёшь…

— Милая, знаешь, сегодня всё утро я пил чай на площадке у твоей двери… — я вовремя решил умолчать об истинных причинах такой эксцентричности. — Сидел на полу и пил чай. Я хочу сказать, что постараюсь, очень постараюсь понять.

Она наконец-то улыбнулась. Её рука скользнула по моим волосам и с видимым облегчением, будто обессилев, опустилась. Нервы? Яра вздохнула. Тяжело, с дрожью.

— Миша… Эта старуха, которая приходила к тебе… Она и правда не моя родственница. И я действительно никогда её не видела.

— Как это может быть?! Она выходила из твоей квартиры! Я своими собственными глазами… И дверь ключом открывала…

Ярослава молчала. Я подошел и обнял ее, Ярослава меня не отстранила, но я чувствовал, что она напряжена.

— Хорошо, — сказала Яра, — пойдем со мной, я кое-что покажу тебе.

— Куда мы идем? — спросил я, не переставая ее обнимать.

— В квартиру, где живет эта… — Яра замялась. — Старуха, которую ты принял за мою родственницу.

Мы поднимались по лестнице: старухина квартира была на последнем этаже.

— Зачем мы идем туда? — спросил я.

— Я же сказала. Хочу кое-что показать тебе. Ты должен взглянуть на это сам. Эта старуха… Я боюсь, что она как-то влияет на меня. Она ведьма или экстрасенс, я не знаю как у нее… — Ярин голос задрожал.

— Влияет? — что она имеет ввиду?

— Я не смогу объяснить… Просто иногда мне приходится делать… разные вещи. И… не знаю, как сказать…

Да она, в самом деле, сошла с ума! И вдруг — меня словно полоснули чем-то по спине, я вздрогнул — в памяти возникла картинка: длинный седой волос. Волос, который я нашёл на подушке. Как он там оказался? Прилип к рубашке?

— Ты думаешь, я… больна? — она перестала подниматься по лестнице и посмотрела на меня в упор. Совершенно спокойно. — Правда так думаешь? — она продолжила подниматься по лестнице. Я шел следом. Молчал.

— Думаешь. Я знала, что не поймёшь. Не поверишь. Поэтому и не хотела тебе говорить. А теперь ты думаешь, что я — сумасшедшая.

Честно говоря, я не знал, что думать. Вернее всего — не думал вообще ни о чём. Или не хотел думать.

— Иногда я… Словно сознание теряю. Я почти ничего не помню об этом… Как провалы в памяти. А потом, когда прихожу в себя — могу оказаться в совсем другом месте. И не помню, как туда попала, — она говорила равнодушно, как не о себе.

— Совсем ничего не помнишь?

— Почти ничего. Но, бывает, я делаю что-то непонятное… То есть, когда прихожу в себя, вижу, что делала… Помнишь Коломенское? Так вот, я не знаю как там очутилась. Была дома, читала книгу, и вдруг… И во всем виновата она. Я уверена.

— Почему думаешь, что она? — честно говоря, я уже и не знал что думать, вот сейчас вломимся в квартиру ничего не подозревающей старушки. Старушки? Мне вспомнилась эта «старушка», как она приходила ко мне, как появилась в квартире Ярославы непонятно откуда. Этот страх, когда я впервые увидел ее. Э нет, я и сам в глубине души никогда не считал ее просто старушкой.

— Я была у нее дома, — продолжала Ярослава, — я многое видела. Ты тоже увидишь. Возможно, там и нечто новое появилось.

Мы подошли к квартире. К моему удивлению Ярослава открыла дверь своим ключом.

— А ее дома нет? — удивленно произнес я.

— Нет, она предпочитает мне не показываться, — Яра распахнула дверь, — по-моему, она вообще в этой квартире появляться перестала.

Внутри и правда никого не оказалось. Две огромные комнаты — спальня и гостиная — выглядели так, словно там уже давно не живут. На полу в гостиной лежала насыпанная в форме круга соль. Через равные промежутки вдоль окружности лежали кучки древесных угольков. Всего шесть. Но в остальном — квартира как квартира. Нельзя даже сказать, что здесь живёт старый человек: обычного в таких случаях запаха старости не слышно. Только мебель — старая, тёмная от времени — такую не увидишь в современном доме. Ни радио, ни телевизора. Никаких фотографий на стенах.

Широкая кровать в спальне была аккуратно заправлена. Зеркала старинного трельяжа казались серыми от пыли. Запустение.

Но меня не оставляло чувство, что старуха где-то рядом. Вот сейчас она вылезет из-за шкафа, покажется за трельяжем… конечно! Она стоит за распахнутой дверью! Я явственно ощущал её взгляд… «Милай!» Я вздрогнул от воспоминания.

— Успокойся. Её тут нет! — видимо, в качестве аргумента, Яра хлопнула ладонью по покрывалу на кровати. Туча пыли немедленно поднялась в воздух, и что-то глухо стукнуло об пол у изголовья. Я чихнул.

— Действительно… — согласился я, закрывая лицо и присаживаясь на корточки.

Упавший предмет, должно быть, лежал до того под подушкой. Я взял его в руки. Продолговатый свёрток плотной материи, с чем-то весомым внутри.

Это был удлинённый плоский кусок камня размером с мою ладонь. Знакомая вещь. В принципе — ничего особенного. Только быть здесь ему, мягко говоря, не следовало… И было ещё одно «но».

— Знаешь, что это? — я протянул его Яре.

— Нет… Ай! — неудачно ухватившись за находку, она порезала палец — Что это?!

— Осторожно! Это — наконечник копья. Каменного века.

— Нормально! — она присосалась к порезанному пальцу и не выглядела вдохновлённой. — Интересно, зачем он понадобился старухе?

— Кто его знает… Ты лучше взгляни-ка сюда.

Небольшой участок у основания, где крепилось древко, даже на ощупь отличался от камня. Тем более — цветом. Позеленевший от времени металл. Нечто вреде оправы. И уж точно — не каменного века. Я потёр его о рукав — чего уж там! — и он тускло блеснул своим настоящим цветом. Медь. Покрытая царапинами красная медь.

— По-моему, там что-то написано! — Яра, позабыв про порез, наклонилась ко мне. — Смотри, это же буква «т»! А рядом — это «ы»? «Ты»?

Окисел стирался сравнительно легко — наверное, оправу не так уж давно чистили. Вскоре нам удалось прочитать: «богь громныи видьть оть чотырехь лице ево стрьла громна».

— Ты хочешь сказать, это в каменном веке написали? — Ярослава насмешливо взглянула на меня.

— Ну, что писали не в каменном веке — это точно. Это древнерусский язык, одноеровое письмо[26]. Но сам камень… Я такие на раскопе видел, когда мы на практику ездили. Этот камень — кремень, причём — обработанный другим кремнем. Видишь, следы ударов? Каменный век, однозначно. А надпись… Да что надпись! Металл. Это уже… Чудеса какие-то! И этот «бог громный»…

— Что за бог такой?

— Да ещё и с четырьмя лицами. Явно не православный Христос. А если уж «громный»… Мне так думается — это Перун. Наверное. Тем более — находили же четырёхликие славянские идолы…

— Перун? Мы в школе что-то проходили. — Яра задумалась — Когда… Про князя Владимира, как он идолы в Киеве поставил. Там Перун был, да?

— Был, — теперь задумался я.

— А причём тут каменный век?

— Не знаю… Совершенно не понимаю, что это. Каменный век и славянский бог грозы… странно.

Размышляя, я вертел наконечник в руках, и в какой-то момент разжал пальцы. Пытаясь поймать ускользающий кусок кремня и при этом не порезать пальцы, я толкнул его коленом, и он со стуком скрылся под кроватью.

Встав на колени, я откинул свесившееся до пола покрывало. Залежи пыли лишний раз доказывали правоту Яры относительно необитаемости квартиры. В её густых хлопьях покоился наконечник. А кроме того…

— Ээээ… Это что за сеновал?!

— Не знаю… Я в спальню и не заходила почти, — Яра насторожилась — А что там такое?!

— Сама посмотри, — я поднялся, уступая ей место.

Ярослава поднялась на ноги с большим пучком травы в руках.

— Смотри, — она протянула пучок мне — Пшеница, что ли?

— Я в этом не очень… Но что-то злачное… — Яра хихикнула. — То есть — злаковое! — при ближайшем рассмотрении оказалось, что стебли скручены в жгут. — Смотри, как их сплело.

— Прямо как в косу свиты! — Яра провела пальцами по колосьям.

Свиты? Внезапно забрезжило в памяти что-то знакомое… «Спасибо вам, жнеюшки, сажали нивушку»… Какие ещё жнеюшки?! Институт. Лекция по культурологии. Старая хрипящая запись, поют женщины: «Уж мы вьём, вьём бороду»… И объяснение преподавателя относительно годового цикла обрядов… Вьём, значит?!

— Слушай… Знаешь, что это может быть?!

— И что? — Яра хотела было выковырять из колоска зёрнышко, но сразу же передумала.

— В старину в деревнях был такой обычай. Последний сноп на поле заплетать «Велесу на бороду». Чтобы урожай в следующем году был.

— Велесу? Это — тому, который в овраге?!

— Ему. Только вот… насколько я помню, полагалось бороду эту оставлять на поле, несжатой.

— Значит, не то.

— Значит, не то… — согласился я и чихнул снова — Ну и пылища! Давай на место его положим, а то уже дышать нечем!

И кто знает, зачем на самом деле этот букет под кроватью, добавил я мысленно. Собственно, по логике выходило так: раз оставить бороду из колосьев в поле — к урожаю, значит, не оставить — к обратному… Но кто сможет поручиться?

Мы задвинули сноп обратно под кровать и, по обоюдному согласию, отправились на кухню.

— А вот этого тут не было. Точно, — Яра указала на стоявшую на плите кастрюльку с мутной белесой жижей.

В кухне царило то же запустение, что и везде. Посуда и прочая утварь была на своих местах, но заросла пылью. Я заглянул в кастрюлю и тут же отпрянул от мерзкого кислого запаха. Было дело, и у меня на кухне обнаруживалось подобное…

— Пельмени. Она варила пельмени, — я брезгливо поморщился. — Давай, вылью…

— Куда в раковину?! И так воняет! — Яра отобрала у меня кастрюлю и отправилась в коридор. Видимо, она лучше знала, куда.

Мысли разбегались в двух направлениях сразу.

С одной стороны — всё очевидно: квартира, соль, угли, колоски, копьё каменного века… Думаю, загляни я в шкаф, — нашёл бы там старушечьи халаты и подштанники… Всё очевидно, хоть и не всё понятно. И от этого — ещё очевидней. Придумать такое нарочно? И копьё с надписью? Ой, вряд ли. Да и зачем? Яра же сначала не собиралась везти меня сюда.

А с другой — ну и что? А вдруг — собиралась? Насыпать соли на пол и засунуть пучок сена под кровать — не велика наука. Тогда какие мне ещё доказательства? Чтоб старуха навела на меня порчу в моём присутствии?

Верить Яре очень хотелось. Где-то — я даже верил. Но другая часть меня сопротивлялась всеми возможными путями.

Да, конечно, но почему, собственно.

Щёлкнул выключатель.

Внезапно из коридора донёсся сдавленный крик Ярославы и глухой звон покатившейся по полу кастрюльки. Чёрт! Старуха! Единственное место, где мы не смотрели — это…

Но старухи там не оказалось. Напротив распахнутой двери в ванную — должно быть, она слегка ошиблась адресом — стояла Ярослава и смотрела куда-то вниз. В стороне валялась посудина с остатками ароматного содержимого. Основная же его часть привольно растеклась по окрестностям.

Стараясь ступать на мыски и дышать ртом, я подошёл к Яре и заглянул в распахнутую дверь. Да, не то, что у нас. Тут можно, при желании, и на велосипеде покататься, места хватит. Я опустил глаза. Посередине на полу стояло несколько мисок с присохшими ошмётками еды, а пол вокруг них был покрыт слоем белого порошка.

Оказывается, Яра просто поскользнулась. А я уже ждал чудо-появления старухи.

— Смотри! Следы… их раньше тут не было, — прошептала она.

На белом порошке, рассыпанном вокруг мисок, ясно виднелись следы, похожие на куриные. Похожие — потому, что для того, чтобы оставить такие следы, курица должна была быть величиной с пятилетнего ребёнка! И их было много. Индейка? Да какая, к лешему, индейка!

— Она птиц не держит? — а ещё говорят, не бывает глупых вопросов!

— Я не… не знаю… — Яра словно стряхнула с себя напавшее оцепенение. — Нет. Какие птицы?!

— Ты права. Чушь… Но зачем тогда нужна эта кормушка?!

— Миш… я не знаю… жутко как-то. Может, лучше пойдем отсюда?

Внезапно у Ярославы подогнулись колени, и она, прислонившись к стене, начала сползать вниз. В лужу. Я подхватил её на руки.

На кухне Ярослава немного успокоилась. Она сидела, обхватив себя руками, словно замёрзла. Правда, уже не дрожала.

— Может, расскажешь с чего все началось? — попросил я.

— Теперь — да, — грустно улыбнулась Яра.

Это случилось прошлой весной. Яра возвращалась домой из школы. То есть — с работы.

И внезапно оказалась в незнакомой квартире, в этой квартире. Просто моргнула и в следующую секунду — она уже лежит на полу в чужом доме. Осмотрела себя — всё в порядке. Только куда-то исчезла сумочка с паспортом, мобильником и деньгами. Ощупала себя ещё раз. Осмотрела комнату. По полу разбросаны какие-то угольки, рассыпана соль, больше ничего особенного. Выглянула в окно — незнакомая улица.

В квартире никого не оказалось. Квартира большая, но запущенная. Своих вещей — сумки с кошельком и паспортом — она не нашла.

Ярослава терялась в предположениях. Кому могли понадобиться триста рублей и древний мобильник? Если её ограбили, то зачем притащили сюда? И где вообще — это «здесь»? Если её решили изнасиловать, то почему не связали и, собственно, ничего не сделали? Шутка Глеба? Не стал бы он так шутить. Да и квартиру его она знает хорошо… А тут даже вид из окна совсем не знакомый.

Ее рассказ прервал звонок моего мобильника. Как всегда не во время. И это была Алла.

— Привет, Миша. Я… Я хотела извиниться за… я тебе наговорила всякого. Прости меня! — голос у неё был неожиданно ласковый — Как у тебя со временем? Может, встретимся сегодня вечером?

— Очень милая идея, — я не скрывал раздражения. — Но, знаешь… Это вряд ли.

— Тогда, может, завтра?

— Нет, я завтра тоже занят. И, кстати, я не могу сейчас говорить.

— Ну, ладно… Ты звони, не пропадай…

— Не пропаду. Пока.

Я покосился на Яру. Она молча смотрела в окно.

Вот сейчас позвонила абсолютно нормальная девушка. Ей никогда не встречалось ничего сверхъестественного. Старухи безумные её не преследуют. Всё у неё хорошо и ровно. Всё спокойно. И не уродина, красивая даже. Что мне с ней не жилось? Она же позвонила… Что она позвонила? Неужели думает, мы с ней?.. Опять? Не понимает, что наши отношения — прошлое? Хорошие, дурные — они остались в прошлом. И начинать их заново — всё равно, что заниматься сексом с мумией.

Я снова взглянул на Ярославу. На этот раз наши глаза встретились, и она улыбнулась. Ласково, но как-то отстранённо.

Вот девушка, которую я люблю. И которая любит меня. Мне, по большому счёту, плевать — управляет ею какая-то старуха или нет… В смысле — безумна она или нет. Эту девушку я люблю. Хотя в какой-то момент мне захотелось… Стыдно. Наверное, захотелось покоя. Покоя и счастья. Чтобы Яра в одной футболке у меня дома и… навсегда. Ничего! Всё ещё будет! Но сейчас ей нужна моя помощь. Хоть я и понятия не имею, чем могу помочь. Особенно, если то, что она сказала о старухе — правда. И все эти непонятки с квартирой…

В прихожей странной квартиры Ярослава обнаружила городской телефон. Позвонила Глебу, но в ответ не последовало даже гудков, только тишина. Попробовала ещё раз — тот же эффект. Набрала кому-то из бывших однокурсниц, чей номер вспомнился первым. То же самое. Аппарат испорчен? Но гудок есть.

Потом увидела в замке ключ. А рядом с дверью на гвоздике — ещё один. Что за маньяк, который благородно оставляет жертве открытую дверь?

Прихватив на всякий случай второй ключ, она вышла на улицу. Нет, незнакомый район. Где она?

В итоге, она увидела надпись на каком-то плакате: «Только в Москве…». А потом вышла к метро. Она неизвестно как очутилась в Москве! Без денег и документов.

Несколько часов она без всякой цели бродила по улицам, пытаясь понять, что с ней случилось и как вернуться домой. Потом решила вернуться в ту квартиру, где она пришла в себя. И до поздней ночи искала нужную улицу. Несколько раз ошибалась домами и подъездами.

А в квартире, куда она опасливо заглянула, по-прежнему, никого не было. Сначала ей было страшно, она боялась, что вернутся хозяева или похитители. Но усталость оказалась сильнее, и она заснула сидя за столом на кухне.

Не появились хозяева и с утра. Освоившись и осмелев, Яра осмотрела содержимое холодильника. Оно оказалось скудным, но вполне съедобным. Затем настала очередь шкафов: она приняла душ, и ей понадобилось полотенце. Судя по их содержимому, единственным обитателем квартиры была какая-то старуха. Значит, не похитили. Но как же тогда?!

Весь день она провела в квартире. Ждала, что, может быть, вернувшаяся хозяйка объяснит, как её угораздило оказаться в другом городе. Но хозяйка не пришла. На ум ползли самые разные предположения — от частичной амнезии до дыры в пространстве, а-ля Бермудский треугольник. Раз сто Яра пыталась дозвониться в Курск, но телефон, невзирая на код города, упорно не желал соединять.

Спать она легла на диване. Хозяйская кровать, при всей внушительности, её не прельстила.

— Яр, а ключ в дверях?

— То есть? — Ярослава вздрогнула от неожиданного вопроса, словно чересчур глубоко погрузилась в воспоминания.

— Ну, ты сказала, что в двери был ключ…

— Ну да.

— И ещё один…

— Да, на гвоздике висел, возле… А ты к чему всё это?

— Просто у меня замок тоже только ключом открывается. С обеих сторон. И когда я дома, ключ оставляю в замке. Чтоб снаружи не открыли, понимаешь?

— Точно. А я тогда всё голову ломала… Я же только потом поняла, что она мной пользуется, как… Как куклой, что ли? — она вздрогнула, словно от холода. — Хотя, что бы это изменило…

— Я другого не могу понять: где она сейчас?

— Я не знаю. Вообще не знаю где она. Но если она мне ни разу не показывалась, то на это есть какие-то причины. Может… — она нерешительно подняла голову. — Может быть, она где-то в другом месте? Скорее всего, так. Я когда… у неё бываю… Одним словом, видно, что никто не живёт, ну ты тоже видишь. Но она явно бывает здесь время от времени.

— Ну, а кто тогда запер дверь?

— Так она же! То есть она, только уже… мной. Наверное…

— В своё время мне попалась одна книжка. Обо всяких поверьях, суевериях там… Так вот, там говорилось, что колдун-оборотень вовсе не обязан полностью превращаться в того… в то… Ну, короче, он может просто переместить своё сознание в другое существо. А тело его, в таком случае, должно сохраняться в особом убежище, сохраняться неподвижным… И вообще, выглядеть должно почти как мёртвое. А?

— Кто его знает… Может, и так… — Яра задумчиво смотрела вперёд. — Вполне может быть.

— Ну, есть, правда, один нюанс. Это — то ли африканское, то ли азиатское поверье. А бабуля, как я успел заметить, отечественного производства. И ведьма ли — большой вопрос.

— Ведьма, — спокойно и убеждённо сказала она, и мне внезапно стало не по себе. А Яра продолжила рассказ.

Следующее утро ознаменовалось находкой. В хлебнице, за начавшей черстветь половинкой чёрной буханки, она обнаружила деньги. Не так уж и много, но достаточно для того, чтобы добраться домой!

На Курском вокзале выяснилось, что билетов нет. Впрочем, без паспорта билет так и так не дадут. Но добрые люди подсказали: иди к проводнику, подсадит. Однако на проходящих поездах проводники подсаживать не желали, говорили — нет мест. Пришлось сидеть в зале ожидания до вечера, когда отправлялся прямой до Курска.

И проводник подсадил.

Оказывается, счастье похоже на багажную полку в плацкартном вагоне, где буянят едущие в увольнение солдаты, храпят мужики и пахнет носками. С этим чувством счастья Ярослава и заснула.

И проснувшись, не сразу поняла, где она. А поняв — пришла в ужас: она опять лежала на полу в чужой комнате. В той же самой комнате.

Когда Яра справилась с оцепенением, она поняла, что если останется здесь ещё хоть на минуту — сойдёт с ума.

Несколько дней Ярослава ночевала на вокзалах. Патрули её не беспокоили. Видимо, бездомной она не выглядела. Мутные вокзальные личности тоже быстро теряли интерес к девушке, с которой нечего взять. И — ей везло.

На мелочь, оставшуюся после неудачной попытки вернуться в Курск, она кое-как пробавлялась в привокзальных ларьках.

А потом это случилось опять. Вечером она зашла в первый попавшийся магазинчик. Протянула монетки, попросила половинку серого. Продавщица взяла деньги, повернулась к полке…

В следующую секунду Яра почувствовала, что лежит на полу. И что сквозь закрытые веки светит солнце. Это поразило её настолько, что она даже не испугалась. Солнце! В магазине она была около половины одиннадцатого вечера. Сколько же она была без сознания?!

Календаря в квартире не обнаружилось. Да и не помог бы календарь. Зато на кухонном столе лежала записка. Четыре совершенно непонятные строчки — она не запомнила слов, но что-то необычное — и в самом конце — какая-то закорючка, видимо, подпись. Почему-то ей стало страшно. Она бросилась на улицу.

Неподалёку от метро на фасаде дома висело электронное табло, показывавшее попеременно — то время, то дату, то температуру. Оказалось, Ярослава неизвестно где пропадала целых восемь дней!

Тут ей пришло в голову, что она, возможно, в самом деле больна! Амнезия или что-то в этом роде. И каждый раз, потеряв память, она сама возвращается в одно и то же место. Но почему именно в эту квартиру?! Так или иначе, ни в одной больнице её не примут без документов. Пришлось вернуться.

Но теперь всё вновь пугало её. Разные предметы, раньше не вызывавшие у неё ничего, даже удивления, казались ей зловещими. А при виде записки её начало колотить, и она потеряла сознание.

— Ты действительно не помнишь, что было в записке?

— Совершенно. Да я и не поняла ничего.

— А на каком языке?

— Как будто по-русски… В смысле, буквы русские… Как в старинных книгах, знаешь?

— Ну, так… Не очень… — улыбка выползла на моё лицо сама.

— Ой, конечно! Что это я! — она засмеялась. — Ты-то как раз знаешь!

— Жалко, что не помнишь как записка выглядела. Это, скорее всего, какое-то заклятие было…

Это происходит со мной? Это я сейчас рассуждаю о колдовстве, о заклятиях на полном серьёзе?

Я верю этой тонкой девушке со светлыми волосами, с которой знаком без году неделя, а знаю которую — и того меньше? Оказывается, верю. И постараюсь помочь, если смогу помочь хоть чем-нибудь…

Меня, по-прежнему, не оставляет чувство, что знал Яру всегда. Всю свою жизнь. И всегда мы были вместе. Может, оттого мы почти не разговаривали о ней до сегодняшнего дня? Зачем, когда и так всё известно? Просто забыл… Была паранойя: у неё кто-то другой, и всё такое. Вот и…

Когда сознание вернулось, Яра испугалась ещё сильней. Она стояла посреди комнаты, держа полные пригоршни чего-то чёрного, вроде угля. А вокруг неё красовался насыпанный солью круг.

Сколько ни терзала она свою память, отмывая в ванной руки, она не могла вспомнить, что и зачем она собиралась делать с углём и зачем ей соляной круг. На полу в коридоре лежала новая записка. На этот раз — с руганью.

Ярослава не понимала, что ей делать. Уходить? Без денег, без паспорта? Но куда? И, главное, зачем, если она каждый раз всё равно оказывается в этой квартире?

С этого дня приступы стали случаться чаще. Она теряла сознание, а потом вдруг приходила в себя за каким-нибудь делом. И, порой, это были очень странные дела. Один раз она обнаружила, что успела замесить тесто, и делает из него какие-то большие круглые печенья с необычным узором. Другой раз — она сидела перед горящей свечой и что-то пела. При этом, успехами в пении она до того никогда не отличалась. И сколько не старалась, не могла вспомнить, что именно это была за песня. При этом продукты в холодильнике возникали словно сами собой, а записки стали появляться чуть ли не каждый день. Чаще всего — обычная матерщина и угрозы. Яре начало казаться, что она не живёт, а просто ныряет в новое беспамятство, не успев толком оклематься от предыдущего.

Апогей настал ближе к концу лета. Однажды Ярослава обнаружила, что сидит в кресле, а в дверь звонят. Сначала она перепугалась, но потом, исподволь, пошла открывать. Мало ли? Вдруг…

За дверью оказался какой-то незнакомый толстый мужик. Глаза его блуждали.

— А где бабка? — прохрипел гость, обливаясь потом.

— Не знаю, — дрожа, ответила Яра.

— Сука! — рявкнул он вдруг и, бормоча под нос, стал быстро спускаться по лестнице.

Тогда-то, придя в себя, Ярослава догадалась, что происходит с ней в то время, когда она бывает без сознания. Видимо, старуха каким-то образом захватывает её тело и делает с ней, вернее — её руками, всё, что ей угодно.

— А, по ходу, бабуся — самая настоящая ведьма!

— Я же тебе говорила.

— Я думал, ты в переносном смысле… А печенья эти… Они какие были? То есть — на что похожи?

— Ну, круглые такие… — Яра обозначила руками кольцо величиной со среднюю тарелку. — Из тонких таких верёвочек… Из теста верёвочки. А рисунок… Не знаю…

— На волны похож? Бегущие? Вроде, как детишки рисуют? А в серединке — солнышко?

— Да они там разные были… Но, вроде, и такие тоже. А ещё, только не удивляйся, одно из них на свастику было похоже.

— Ага. Ну, насчёт свастики — это ничего удивительного. У нас в деревнях испокон веку свастиками даже рубахи расшивали. Очень сильный считался оберег. А печеньки эти — тоже что-то знакомое… Помню… «Коники» называются, что ли? «Коники» с чем-то там ещё… Забыл. Давно читал. Но печенье это — точно обрядовое. Только вот, что за обряд… И, кстати, уголь с солью тоже в обрядах применяли для чего-то. За них ещё в средневековых церковных поучениях ругали. Так что — ведьма наша бабулька, ведьма!

— Я тогда тоже подумала… А этот, который сбежал — её клиент, что ли?

— Ну, похоже на то. Точно не внучек.

Спустя пару дней — уже непривычно долгий срок спокойной жизни — с Ярой случился ещё один приступ. Но очнулась она не в обычной для неё квартире, а на лестнице. Причём это была лестница вовсе не старухиного дома. Вместо отслаивающейся со стен штукатурки, на неё смотрели морские пейзажи в подсвеченных рамах и огромные, в рост, зеркала. В руках Ярослава крепко сжимала тяжёлый пакет.

Добравшись до лифта, она нажала кнопку и заглянула в пакет. И остолбенела. Обычная девушка со скромной зарплатой учителя, она никогда ещё не видела столько денег сразу. Тем более — в собственных руках.

В других обстоятельствах Яра бы десять раз подумала, как поступить. Но сейчас, в её положении…

Автобус на Курск уходил вечером с «Красногвардейской». Когда Ярослава устроилась в своём кресле, пакета при ней не было. Он лежал под кодовым замком в камере хранения на Курском вокзале. Для перестраховки. Если что — можно будет быстро забрать. Да и старуха, не зная кода… Яра поняла, что и сама не очень-то верит в свою возможность возвратиться домой.

— Так оно и получилось… Когда из города выезжали, меня словно выключило. Ну, так же, как раньше. Причём — сама себе говорила: «только бы не заснуть, только бы не заснуть!» — страшно. Очнулась на улице. У метро Сокольники. Там на столбе часы висят: на них было четверть шестого. Оказалось — утра. Метро ещё закрыто, людей нет. Решила подождать. Села на остановке и заревела. Реву, реву… Ну, правда, сколько можно?! Ни дома, ни здесь — никого. Там, в Курске, я хоть дома была… Одна, не одна — дома. А тут? И ни позвонить, ни уехать. Где окажусь в следующий раз — тоже неизвестно. И в каком виде. Почему именно со мной всё это случилось?! В общем, проревела я там час, а может — и больше. А как успокоилась — настолько стало всё равно… мне так раньше было только после того, как я родителей… Ну, когда с родителями случилось. Сижу, на стенку остановки смотрю, объявления читаю. «Сдаётся квартира». И — как прозрение вдруг — оно! Из города мне всё равно не уехать, так хоть свой угол будет. Деньги, вроде бы, есть… Нехорошо, конечно… Но ведь я же на работу без паспорта не устроюсь! Пошла, купила карточку, позвонила, договорилась… А когда мы с тобой познакомились — это я как раз на квартиру «переезжала». Книги купила, продукты… Пакет не выдержал. — Ярослава выразительно посмотрела на меня.

Но я молчал. Потому что понял: я знаю, зачем нужна эта «кормушка», и что означают птичьи следы. И почему всё это — в ванной. Не могу сказать, как. Получилось как-то само собой. Просто понял: знаю. И ещё: надо уходить.