Моя любимая сказка Лайсе Ксандр
Это уже не укладывалось ни в какие рамки. То есть, что Ромка сумел попасть в похожий на касту штат «коломенцев» — вполне можно предположить. Пусть даже и не сильно трезвый, он всё-таки сын Ольги Владленовны, а её в наших кругах знают очень хорошо. Но во-первых, откуда тогда предположение, что мы с ним поехали туда вместе? Получается, Ромка молчал об увольнении всё это время, что вряд ли. А во-вторых, — и это самое главное — что ему делать на маршруте в девять вечера, когда последняя экскурсия идёт в четыре?!
— Странно, — я решил не озвучивать свои соображения. Что зря пугать? Тем более, что ни говори, до некоторой степени я все же виноват…
— Я вот собиралась уже Володе вашему позвонить. — Ольга Владленовна, похоже, взяла себя в руки.
Володе — значит, Владимиру Леонидовичу. Не хватало, чтобы она сейчас узнала, что её кровиночку уже месяц, как выперли! И что я на его маршрутах сижу! Возненавидеть меня — самое меньшее… Хватит! В самом деле, что с Ромкой? Где он? В Коломенском?
— Я разберусь, вы не звоните пока… Что человека зря нервировать.
— Спасибо, Миша. Ты же знаешь, Рома в последнее время очень… — она замялась — «ещё бы мне не знать» — скользнула мысль. — Он с Аллой расстался, и потом… Ты позвони, как узнаешь. В любое время звони.
— Хорошо, Ольга Владленовна. Конечно, позвоню. Всего хорошего. И не переживайте так… Я думаю, у него всё в порядке.
Мотор временами всхрипывал, но заводиться упорно не желал. «Пятёрка»… Промокло там чего-нибудь, что ли?!
Однако, новости… Значит, Ромка с Аллой разошёлся? Любопытно, чья это была инициатива? Правда в смысле активности — и он, и она — оба хороши. То есть, оба вполне могли бы… Но мне почему-то кажется, это Ромочка постарался. Если бы Алла узнала, что его уволили и ушла бы от его пьянства сама — все были бы в курсе. И Ольга Владленовна, разумеется. Значит, он её выгнал сам.
Аллочка Каюмова поражала двумя несходствами: славянской внешности с восточной фамилией и серьёзности с внешностью.
Впрочем, ничем кроме этого она не поражала. Да, красива. Да, умна. Но не более того. Лично мне отчего-то всегда казалось, что она носит брэкеты. Бывало, присматривался к её зубкам даже ночью, но — нет. И — никогда не было. Больше — ничего.
Помню, привлекла она меня именно тем, что ничего необычного в ней не было. Своего рода — чистый лист. Tabula rasa[12]. Никаких ожиданий или ассоциаций. Наверное, кому-то жить с такими женщинами — легко и уютно. Но — опять-таки — не более того. А мне хотелось чего-то большего. И чем дальше — тем сильнее хотелось. Аллочка не могла этого понять. Собственно, я и не пытался объяснить: что уж там… Буквально из ничего стали образовываться ссоры. Она пеняла на то, что не стремлюсь к тому, к чему положено стремиться. Что меня не интересует хорошая должность и приличная зарплата. Я же не в состоянии был перевести в человеческую речь свои претензии, не имевшие внятных и необидных аналогий в сфере обыденного. Потому что нельзя же сказать человеку в лоб, что он тебе скучен и неинтересен.
Мы встретились на первом курсе, начали жить вместе на втором. На четвёртом Алла узнала, что на свете существует Ромка. И всё закончилось. Причём совершенно безболезненно для нас обоих: и ей, и мне, похоже, стало только лучше. А Ромка, узнав, какие бывают Аллы, какое-то время ещё меня сторонился: может, было стыдно, может боялся, что побью. Мне пришлось отловить его в тамбуре институтской столовой и популярно разъяснить, что если он чего и заслуживает за свой поступок, то только искренней моей благодарности. После этого Ромка успокоился, и всё вернулось на круги своя. Они — строили своё счастье, не спеша, впрочем, регистрировать его официально; я же… Ассоциировал таких девушек с переходящим знаменем.
Двигатель, наконец, чихнул и затрепетал.
Теперь настала очередь Романа Витольдовича. Возможно, зная её характер, он сам предложил расстаться, пока не загудел. Возможно — уже когда загудел — по пьяному делу решил упреждающим ударом защитить больную гордость от возможных атак. Она же, будучи в свою очередь так же девушкой гордой, не стала поднимать шум вокруг их разлада. Он же, предполагая такую реакцию… Уехал вчера в Коломенское на ночь глядя? Хватит!
Что его понесло в Коломенское? Кто его пустит туда в такое время, а самое главное — зачем? А если он туда и не собирался?! Просто брякнул первое, что пришло на ум, дабы любимая мамочка не задавала вопросов. Где его теперь искать? В Коломенском? Минуточку! Это же как раз, наверное, можно выяснить! Ведя машину одной рукой, я попытался залезть в записную книжку телефона. И тут же чуть не встретился с трамваем, против обыкновения сворачивавшим на Будённого не слева, а справа.
Хорошо иметь бывших однокурсников где попало, особенно — в музеях-заповедниках. А вот с такой ездой пора завязывать!
Когда я припарковался у обочины, найти нужный номер в телефоне оказалось делом нескольких секунд. Гудок.
— Да? — бодро осведомился осипший голос.
— Паш, это ты?
В это время в боковое стекло постучали. Несмотря на то, что я отрицательно помотал головой, стук не прекратился.
— Я. А это кто? Миша, ты, что ли?
— Не бывать мне богатым. Чего хрипишь?
Стучать в окошко перестали. Теперь какой-то голос с кавказским акцентом старался что-то мне объяснить прямо через дверь. Хорошо, что я её не открывал: он, должно быть, уже сидел бы в салоне.
— Да, это, прохладно сегодня. Четыре группы.
— Понятно. Слушай, у тебя там Ромка наш вчера не проявлялся?
— Он звонил. Вечером. Сказал, что ему очень надо в экспозицию, просил, чтобы сторож ему открыл.
— И что? Открыл?
— Кто ему чего откроет?
Голос снаружи стал громче. Понятней от этого не становилось.
— Ему сказали, что на территорию — пожалуйста. Хоть со сторожем, хоть без. А в экспозицию — ни-ни.
— И?
— Ну, он сказал «спасибо». И всё.
— А сторож что говорит? Был Ромка?
— Так сторожа со вчера никто и не видел. Сами сегодня охрану снимали.
В окно снова постучали. Настойчиво. Начали дёргать дверную ручку.
— Понятно… Ну, ладно… Давай…
— Дава… Погоди! Как сам-то?
— Да нормально, только тут в дверь стучат! Давай, пока!
— Ну, пока!
— Чё те надо, мужик?! — раздраженно спросил я. Мне показалось, что в последний раз он стукнул в дверь ногой.
— Бррат! крестяна застава ехат нада! А? Бррат? Паехалы! — не сильно трезвый гость с юга при этом почему-то показывал три пальца и тыкал ими вверх. Вот нужен ты мне сейчас. И вообще. «Бррат». В памяти всплыла известная цитата из известного фильма «Не брат ты мне…» и далее по тексту. Но я сдержался.
— Ты где тут видел шашечки, а?!
— А, прасты, брат! — навязчивый пассажир немедленно сгинул в темноту.
Двигатель завёлся сразу и начал работать на удивление ровно. Задёргался телефон. На этот раз голос Паши был взволнованным.
— Алло, Мишка! Слушай, я сейчас звонил нашим. Так, на всякий случай… Они там в бюро каждый вечер заседают… Так вот, у них там — вообще караул что творится!
— Что случилось? — Пашино волнение тут же передалось мне. Неужели что-то с Ромкой? — Ромка нашёлся?
— Да нет. То есть, нет… Вернее, почти…
— Объясни нормально! Что значит — «почти»?! — моё волнение сменилось гневом. Интригу наводит. Ритор чёртов!
— Короче, так. Во-первых. Ленка Перфильева на последнем маршруте в Овраге барсетку нашла.
— И что?
— А в барсетке — паспорт. Ромкин паспорт. Понимаешь?
— А во-вторых?
— А во-вторых — одна девчонка из наших тоже пропала.
— Как?
— Да вот так. Разговелись они там после трудового дня… Говорят, что чаем, но, скорее всего — чем-то покрепче. Кравчукча вышла покурить, и всё…
— Не понял. Кто вышел?
— Ну, Света Кравчук, ты её всё равно не знаешь. Вышла покурить, и всё. Пропала. Они там уже не знают, что и думать. Телефон её там остался, в бюро, сумка тоже, все вещи.
— Весело там у вас…
— С тобой тоже не соскучишься! — парировал Паша. — Короче, так. Барсетку с паспортом они в сейф заперли и сидят — боятся, — он хохотнул. — Тебя ждут.
Я оторопел.
— А чего это они вдруг меня ждут?!
— Ну, я им сказал, что ты Ромку ищешь, что приедешь, сказал. Чтобы паспорт отдали, и всё такое…
— Спасибо, конечно… А ты сам туда не собираешься? Всё-таки твоя коллега неведомо куда сгинула.
— Не, я не могу. Мне к своим на дачу надо, отец просил, — радостно сообщил он.
— Понятно. Ладно, спасибо за информацию… Хорошо тебе на дачу съездить! — раздражения я не скрывал. Паша был таким всю жизнь. Помню ещё с института. Чуть что — «у меня живот болит», «меня мама просила вещи из прачечной забрать»… И что самое обидное — всегда его отмазки оказывались правдой. Хоть и на половину: живот у него всегда болит, ибо язва, а вещи мама просила забрать не срочно, а на неделе.
Получается так, что мне надо ехать. Не дай бог, с Ромкой что-то приключилось. Нет, о плохом лучше не думать!
А как о нём не думать? Коломенское — то ещё местечко.
Несмотря на то, что несколько веков подряд Коломенское служило загородной царской резиденцией, слухи в народе о нём ходили весьма нелестные.
Взять хотя бы само название. По официальной версии — от города Коломны. Дескать, сюда бежали от Батыя коломнинцы, тут и осели. Так название и привязалось. Всё чинно и благородно.
Только на деле — выходит иначе. Название-то ещё до батыева набега возникло. И задолго до него, похоже. Произошло оно от древнерусского слова «коломище» — «кладбище». Уже жизнерадостно.
И сколько было известно Коломенское, столько о нём и рассказывали всяческие пакости.
Взять хотя бы татарских всадников. Об этом не где-нибудь, а в московской летописи сообщили. В начале семнадцатого века стрелецкий дозор изловил в Овраге татарское боевое подразделение. Всё бы ничего, да только вот те утверждали, что они из войска ордынского хана Девлет-Гирея, пришедшего «Московию воевать». В ответ на это стрельцы с пристрастием — такой уж был порядок: задавать супостату вопросы приподнимая на дыбе — поинтересовались, чего они опились. В ответ прозвучало, что татары непьющие в принципе. Тогда озадаченные стрельцы сообщили неверным, что, в таком случае, они немножко отстали от войска Девлет-Гирея, ибо на дворе 1621 год, а ордынский хан воевал Московию аж в 1571! Всего-то на пятьдесят лет припозднились.
В итоге всадники рассказали, что бежали в сторону Оврага, преследуемые русским войском, и внезапно въехали в зеленоватое туманное облако, выскочив из которого и угодили в лапы стрельцов. Что произошло с ханскими воинами дальше — история умалчивает. Но вряд ли они жили долго и счастливо. Скорее — наоборот.
И если бы это был единичный случай. Люди в этих местах исчезали и появлялись с таким постоянством, что впору было вешать при в ходе в Овраг табличку «Не влезай — сгинешь!»
Про сам овраг, официально — Голосов, в народе — Волосов, его историю происхождения и названия ходили легенды самые неожиданные.
Согласно древним верованиям, Волос, он же — Велес, был царём подземного мира. Царства Кощного. Проще говоря — Преисподней. Ждать от такого создания позитивных проявлений — дело глупое и безнадёжное. Говорили и про огромного змея, жившего в этих местах и продавившего овраг своим телом. Дескать, победить эту зверушку ухитрился только сам святой Георгий. Кроме того, ходили легенды об обитающих в овраге мохнатых призраках, мосте желаний, замирающей вдруг воде в текущем через овраг ручье. Причём вода из последнего, неизвестно почему, считается в народе целебной. Вот и пойди пойми, где тут логика: змей, преисподняя и живая вода.
Но что-то такое в этих местах безусловно есть. Сколько раз Паша, не верящий ни в сон ни в чох, рассказывал, как возле оврага кто-то окликал его по имени. Вроде бы — рядом, в двух шагах кто-то говорит. Обернётся — никого. Что уж про остальную их команду говорить, если Паша там — единственный мужик.
Днём-то ещё ладно. Туристы, гуляющие табунами ходят. А в сумерках их к оврагу и под дулом пистолета не загонишь. Ночью — все верующие, как один.
И от мысли, что оно так не случайно — стало как-то не по себе. Сейчас-то уже темнеть начинает, то ли ещё будет… А мне там Ромку искать. Как? И где? А если он, не дай бог, как вот эти всадники — лет на пятьдесят?
Глава 7
В окнах симпатичного дряхлого коттеджика — экскурсионного бюро музея-заповедника «Коломенское» — горел свет и мелькали тени. Однако входная дверь была заперта. Изнутри доносились неотчётливые, но громкие голоса. Женские.
Я постучал. Внутри сразу притихли. Но дверь не открыли. Не слышно было даже шагов в коридорчике. Немного подождав, я постучал снова.
— Кто там?! — неожиданно спросили прямо из-за двери.
Подкралась она, что ли?
— Это Михаил. Вам Паша звонил насчёт меня.
Щёлкнула задвижка и дверь распахнулась. На пороге стояла дама лет сорока с короткой мальчишеской стрижкой и в тапочках.
— Заходите, заходите! Мы вас ждём!
Едва я вошёл, как дверь за мною захлопнулась и вновь щёлкнула задвижка.
— Я — Марина, — не оборачиваясь сообщила дама, когда мы оказались в коридорчике между прихожей и основными помещениями. На всех дверях, кроме одной, висели амбарные замки. Дама резко обернулась, словно ожидая, что я растворюсь в воздухе. Вслед за этим она распахнула единственную незапертую дверь, и мы вошли.
В носу защипало от дыма. Синие табачные облака плавали над письменными столами, заваленными бумагами и книгами. На столе возле окна разместились кружки, растерзанный торт и огромная литровая бутыль. Вермут. Бутыль была пуста. Ага. Прав был Паша.
Четыре девушки разного возраста сидели вокруг останков трапезы. Теперь они снова спорили на повышенных тонах.
— В милицию надо звонить! Слышишь?! — девица лет тридцати с небольшим обратилась к вошедшей Марине — А это кто?
— Это Михаил, — сообщила Марина и, подхватив чайник, исчезла.
— А. Здравствуйте. Вы от Паши?
— Да. А можно форточку открыть? — дым ел глаза. Примерно то же, наверное, чувствовали солдаты на фронтах Первой Мировой во время газовых атак.
— Форточку? А, конечно!
Круглая невысокого роста красавица поднялась со стула и щёлкнула шпингалетом. В комнату потянуло прохладным ветерком.
— Спасибо.
— Мы раньше на крыльцо курить ходили, — сообщила она. — А теперь вот…
— Чай будете? Марина сейчас принесёт.
— Ещё тортик остался, хотите? — подала голос мрачная тощая особа с прыщавым лицом.
— Вам, наверное, паспорт нужен? — спросила чернявая девушка, самая, видимо, молодая из присутствовавших. Я как-то сразу начал уставать в этом «женском царстве», поэтому такой поворот разговора показался мне спасением.
— Разумеется… Я за тем и приехал…
— Тогда пойдёмте, — она указала на стоящий в углу ободранный сейф.
— Это вы его нашли? — полюбопытствовал я, пока девушка мужественно сражалась с не желающим поддаваться замком.
— Ну да. Мы уже с Дьякова спустились, смотрю, а возле ручья барсетка лежит. Кругом грязь, а она — чистая. Открыла… Думала, кто-то из туристов потерял. Спросила своих — нет, не теряли. Принесла сюда…
— А тут Светка… — вклинилась круглая. — Покурить вышла — и нету её. Прямо в тапочках исчезла! И без куртки! Сумочка, деньги — всё тут осталось… Мы уже в милицию звонить хотели…
— Сторожа нашего — тоже не видно… И дома не был… А они там — и не чешутся.
Чернявая, та самая Лена Перфильева, недовольно поморщилась. Её нос, и без того крупный, превратился в большую каплю чего-то смуглого.
— И что бы ты им сказала? — в дверях стояла Марина с дымящимся чайником наперевес. — Что у нас тут второй день люди пропадают? А знаешь, куда они тебя пошлют?
Только сейчас я обратил внимание что на её ядовито-сиреневых шлёпанцах красуется весёленькая надпись «Girl». Чтобы никто не перепутал, видимо…
— Как это — «пошлют»?! — возмутилась девица за тридцать. — Это их работа: искать пропавших!
— Деточка! — Марина принялась разливать чай — Человек может быть признан пропавшим только через трое суток! А раньше — сама ищи, где хочешь. И заявлять должен родственник. Ты — родственник?
Тощая и в прыщах толкнула локтем «деточку».
— Я же тебе говорила!
Тем временем Лена справилась, наконец, с замком. Барсетка. Самая обычная. И паспорт.
— Там ещё карточки какие-то, кредитные, что ли… Но мы их не трогали! — немедленно сообщила круглая.
В барсетке, подтверждая её слова, блеснула золотом карта. Я заглянул в паспорт. «Вейде, Роман Витольдович». Всё правильно. Ромка с фотографии смотрел ясно и спокойно. Ромка…
— А где именно барсетка лежала? — спросил я, чувствуя себя героем какого-нибудь детектива. Барсетка и паспорт снова перекочевали в сейф. Интересно, зачем она их туда опять засунула? Хотя, ладно. Если мне придется отправляться на поиски Ромы, то пусть лучше здесь полежат — целее будут. Мало ли что.
— Барсетка прямо возле мостика валялась, у ручья, в грязи… Я же сказала. — Лена выглядела недовольной. Похоже, недовольство было её основным состоянием.
— Мостик через Волосов, то есть — через ручей. Возле Дьяковской церкви. Знаете, где это? — Марина возвышалась над столом с дымящимися кружками. А то я не знаю, где тут Овраг!
— Приблизительно… — мрачно сообщил я. Этот дамский ансамбль меня утомил окончательно. — Спасибо за помощь. Мне пора.
— Вы?! — тихо воскликнула круглая — Вы туда сейчас пойдёте?!
— А что? Вы думаете — заблужусь? — все девицы разом притихли. В тишине было слышно только металлические поскрипывания: Лена пыталась запереть сейф.
Девица в возрасте толкнула круглую в бок.
— Извините…
Основные ворота на территорию, когда-то в семнадцатом веке именовавшиеся Задними, были уже заперты. Но если пойти направо, то метров через триста стена заканчивается, и начинаются яблоневые сады. Там можно пройти на территорию совершенно свободно.
Интересно, как и где? Как и где мне сейчас искать Рому? Что с ним могло произойти? Могли напасть… Овраг для этого вполне подходит. Тем более — вечером. Но тогда почему не взяли барсетку? И куда он сам делся после этого? Если его… Если он… То где тело? За день там прошли толпы народу. Мальчишки лазают по склонам оврага постоянно. Кто-нибудь обязательно бы увидел. Значит?
Собственно, я, наверное, в глубине души и не надеюсь его найти. Как можно найти что-то в темноте там, где ничего не увидели днём? Я здесь для очистки совести, наверное… Стыдно, конечно… Но ведь я Ольге Владленовне обещал. Я себя из-за этой истории с маршрутами тоже как-то не очень ощущаю. Да и потом… А вдруг? «Когда приспустят флаг в порту до половины, останется одно последнее „а вдруг?“» — вспомнилась слышанная когда-то в детстве песня. Действительно, а вдруг?
Совсем рядом в кустах завыла собака. Так неожиданно и жутко завыла, я даже подпрыгнул. Огляделся. Стало уже почти темно. Часов семь, наверное, вечера. Может, даже больше. Сумерки загустели. Я застегнул куртку. Похолодало. Народу — никого. А вот и закончились кусты, пошли яблони, пора сворачивать. Надо было захватить из машины фонарь. Правда, батарейки там уже старые…
Девочки-то. Из бюро. Не зря они сюда вечером не ходят! Жутковато тут. Тихо и жутковато. Даже Каширка за лесом гремит так, словно из-под земли… Словно и нет её на самом деле.
С чего вдруг? Обычный музей-заповедник. Конечно, всякое про эти места рассказывают, но… Не всему же верить! Собака завыла, так что же тут такого? Собаки воют, бывает. На то они и собаки. В конце концов, если бы люди тут пропадали пачками — закрыли бы всю эту лавочку, да и дело с концом. Вот и в источниках везде стоит, что с двадцатых годов здесь официально необъяснимых исчезновений не зарегистрировано. Но с другой стороны, это ж источники. Мало ли, что у нас официально не зарегистрировано…
Не, если во всё это верить — свихнёшься. Паша, вот, не верит. А он-то каждый день здесь бывает. Если бы тут что нечисто было, его бы уже и след простыл. Он же ещё в институте всего боялся. На экзаменах его тошнило даже — от нервов. А тут ничего, работает. Хотя работает-то он работает, а вот сейчас, под вечер, он сюда не поехал. Значит, боится всё-таки…
Вспомнилось, как Пашу кто-то звал из-за спины. Обернётся, а там — никого. Может, днём там и никого… А ночью, в темноте? Как раз где-то тут дело было, возле яблонек, у самого спуска…
Вспомнилась то ли слышанная, то ли читанная где-то легенда. Дескать, если ночью в дороге тебя кто-то из-за спины по имени кликать станет — не оборачивайся. Будто есть такие создания — ырки. Души самоубийц. Неупокоенные. Неприкаянные. Надо им жизнь свою дожить до положенного срока, вот они от людей и кормятся. Не то энергией, не то — просто кровью. Но если не обернёшься, ничего он с тобой поделать не сможет. Обернулся — считай, пропал. А он-то, ырка, не то что по имени-отчеству назовёт, он ещё и про всю твою жизнь рассказать может — лишь бы оглянулся прохожий. Или голосом близкого человека заговорит — матери, отца, жены… И никакие молитвы его не берут… Не берут. А что берёт? Точно помню, было какое-то средство… Только вот какое? Не молитва — однозначно. Надо же было всё запомнить в деталях, кроме способа, как с этим бороться! Вот чтоб тебя, краевед-склеро…
Это что?! Нет, это за лесом. Шоссе шумит. А по шоссе сейчас машины несутся. Фары. В машине тепло. Можно лампочку включить, тогда и светло будет. И радио включить можно…
Вон и перила впереди показались. Ступеньки вниз, в овраг. В Овраг. Там, внизу — налево, по дорожке вдоль ручья. Будет мостик. Возле которого… Толку мне с того мостика… Ладно, хоть фонари там внизу, в Овраге поставили. Не ахти как светят, но хотя бы что тут где видно.
— Миша?
Что-то внутри меня мгновенно взметнулось и ударило удушливым холодом в голову. Вот как это бывает! Теперь ты знаешь, КАК это бывает. Не оборачиваться! Я оцепенел, пытаясь понять, что делать дальше. Идти вперёд, в Овраг? До перил осталось метров десять-пятнадцать. Или назад, к машине? Нет, не назад. Оборачиваться нельзя! Но спускаться вниз в такой тёплой компании желания тоже не возникло.
— Миша! Это ты? — от тёмной массы старого дерева возле лестницы отделилась дрожащая неотчётливая фигура. Чёрный силуэт двинулся ко мне. Ну, и куда мне теперь не оборачиваться? По легенде, ырка всегда подходит сзади. Спереди он может встать только если ты УЖЕ обернулся. Зато теперь знаю на что он похож… Похож… Похож на… Не может быть!
Дрожа, Ярослава ревела мне в плечо. Не сдерживаясь, как ребёнок. Ребёнку ведь всё равно, смотрят ли на него или нет, как он выглядит со стороны, потекла ли тушь. Впрочем, какая там тушь!
Я просто обнимал её и гладил по голове. В слабом свете, поднимавшемся из Оврага, её волосы казались тёмно-золотистыми, как янтарь. Но вместо доисторической стрекозы в них запутались запахи. Запахи реки и ветра.
Не надо успокаивать, только дать прореветься. Наверное, я немного слукавил: стоило бы что-то сказать, что-то сделать… Но заставить себя я не сумел. Ведь для этого надо было отпустить её плечи. А именно этого я сделать и не мог. Пока она, тонкая, невесомая, прижимается ко мне, я счастлив. Пока я вдыхаю запах её волос… Конечно, прошлая ночь была только сном: если сейчас, всего лишь обняв её…
Перед глазами плыли странные картины. То ночное шоссе, разноцветные огни которого двигались вверх и вниз, то вращающиеся облачные города…
Она перестала вздрагивать и задышала ровнее. Потом подняла голову и посмотрела на меня. Я скорее угадал, чем увидел её взгляд: уже совсем стемнело. Её ладони лежали на моих щеках. Лёгкие, прохладные, нежные.
— Как здорово, что ты пришёл! — она снова прижалась ко мне.
— Что с тобой случилось?
— Здесь… Я… Я заблудилась. Кто-то кричал в темноте… Жутко так. И в Овраге… Я решила, лучше тут ждать, возле дерева — тут ведь тропинка — подожду, пока кто-нибудь пройдёт мимо… Дорогу спрошу. А как ты меня нашёл?
Она снова подняла лицо — на губах играла улыбка.
Прямо в улыбку я её и поцеловал.
— Телепатия? Телепаю на большие расстояния! — предположил я.
— Я думаю — да. Ты мой сигнал «SOS» поймал. И вышел на поиски, — она взяла меня за руку и поцеловала в ответ. — Отвезешь меня домой?
Воображение уже было принялось рисовать мне все возможные последствия таких спасательных процедур, когда я вдруг сообразил, зачем, собственно, вообще здесь оказался.
— Слушай, Яр, такое дело… Где-то тут мой друг пропал. Я, собственно, его искать и приехал… Если ты не замёрзла, может, составишь мне компанию? А потом я тебя в порт прописки отбуксирую? Что скажешь?
Вместо ответа она снова поцеловала меня.
— Яр, ты как тут очутилась? — спросил я, когда мы начали спускаться по лестнице.
— Ну, вот так… — неопределенно ответила девушка. — Я — не москвичка, мне заблудиться в столице везде просто. После Курска город кажется просто огромным. Огромным и шумным.
— Почему-то я так сразу и подумал.
— Что?
— Ну, что ты не москвичка.
— Почему? Меня даже патрули не останавливают… — в голосе Яры прозвучало что-то похожее на возмущение.
— А, патрули! — я небрежно махнул рукой.
— Нет, почему я не похожа на москвичку? Чем я отличаюсь?
— Отличаешься? — я задумался. Для меня это было очевидно, а вот, пойди, объясни! — Ну, во-первых, у тебя на лице не написано «ща в глаз дам, если пристанешь!» И как графиня в ночлежке ты себя не ведёшь… — Яра рассмеялась. — Потом — у тебя и походка другая, и вообще… ты не суетишься. Даже если спешишь — всё равно. А в Москву-то ты как переехала… — начал было я.
— Ну, вот так. Переехала и все. Так получилось, — неожиданно оборвала наш разговор Ярослава, и стало понятно, что говорить она об этом почему-то не хочет. Я поспешил сменить тему.
— Боюсь, поджидать прохожих тебе пришлось бы очень долго. По ночам тут не аншлаг, — заметил я.
— Я так и поняла. Но лучше уж здесь, чем там, в лесу, за Оврагом. Или — в Овраге. Ж-жуть! — Ярослава передёрнула плечами и сжала мою руку.
— Да ладно! Там же фонари, светло, — и все-таки что она делала в Коломенском после закрытия? Пришла на экскурсию и заблудилась?
Ярослава остановилась и внимательно посмотрела на меня.
— Фонари? — каким-то странным тоном спросила она.
— Ну да. Они ещё в прошлом году собирались…
— Мишкин, там нет фонарей.
Смысл её слов доходил до меня постепенно. Мы успели пройти целый лестничный марш, пока я осознавал, что она сказала.
— Минутку! Если там нет фонарей… Что там светит в таком случае?! — на этот раз остановился я.
— Не знаю, — Ярослава на мгновение показалась испуганной — Но фонарей там точно нет, — она прижалась к моему плечу. — Может, как-нибудь обойдём?
— Не получится. Возле моста нашли его вещи… Это единственный след.
Мы прошли ещё несколько ступенек. Лестница сделала поворот, и открылся вид на Овраг. Мы остановились.
Это было поразительно. Фонарей внизу действительно не было. Над ручьём, прорезавшим дно Оврага, тянулись клочья тумана. Ветер, усилившийся наверху, здесь был явно слабее, но всё-таки дул ощутимо. Однако туман, вопреки всему, висел почти неподвижно, едва заметно двигаясь против ветра, по течению ручья. Тусклое зеленовато-белесое свечение струилось, кажется, из самого тумана. Именно его я принял сверху за свет фонарей. Левее, в стороне пожарных прудов, свет становился ярче.
— Смотри! — Ярослава потянула меня за рукав — Смотри! — повторила она шёпотом. — Как это вообще может быть?!
Лестница кончилась. Мы стояли на самом дне Оврага. Слева, где должны были быть пруды и мостик через ручей, возле которого нашли Ромкину барсетку… Слева не было ничего. Тугая, плотная стена светящегося тумана закрывала всё метрах в пятидесяти от нас. Передний её край то продвигался на несколько шагов вперёд, то снова отступал. Казалось, будто зеленоватая жижа дышит, будто она живая. Время от времени в её глубине, в самой гуще скользили какие-то невнятные тени без чётких очертаний.
— Что это? — я увидел перепуганное лицо Ярославы. — Мишкин! Что это? Мы же туда не пойдём?
Она сделала шаг в сторону шевелящейся зелёной завесы.
— Я читал… В такой туман ни в коем случае нельзя входить!
И я тоже шагнул к светящейся пелене.
— Говорят, это что-то вроде ворот… Ну, как переход…
— Переход? Переход куда?
Мы оказались ещё ближе к стене тумана.
— Не знаю… Лет двести назад два крестьянина заблудились в таком тумане и пропали… Один потом вернулся. Через полвека, по-моему. Рассказывал очень странные вещи…
— Мне страшно. Давай лучше уйдём отсюда… — голос Яры дрожал.
Она прижалась ко мне. Клубы тумана дышали теперь метрах в двадцати перед нами. Тени, которые мы видели раньше, словно отодвинулись вглубь облака и были теперь едва заметны.
— Да. Пошли.
Мы снова двинулись. Вперёд. Я почувствовал, как моя спина стала влажной.
— Бежим… — почему-то очень спокойно сказала Яра.
Теперь мы стояли совсем рядом с колышущейся невесомой границей. Вблизи туман уже не казался таким плотным. Было видно, что это просто дымка, пройти сквозь которую ничего не стоит. Несмотря на холодный фосфорифицирующий свет, туман казался тёплым. Мне вдруг захотелось, чтобы мы вошли туда и немного погрелись: ведь Яра, наверное, замёрзла… У неё такая тонкая курточка… А шёлковый шарфик, он же совсем не греет… Я вдруг испытал прилив нежности. Это было вовсе не так, как там, наверху, возле лестницы. Это была, наверное, нежность тумана, нежность в которой можно и нужно раствориться, пока каждая твоя клеточка не станет лёгкой зеленоватой капелькой света. И самое большее, что ты можешь сделать — помочь раствориться в ней, в этой нежности, тому, кого любишь… Как прошлой ночью. Прошлой ночью… Значит, это всё-таки было на самом деле? Я посмотрел на Ярославу.
Её лицо было светлым и спокойным, хотя при свете тумана оно выглядело немного чужим. От испуга и напряжения не осталось и следа. Я взял её за руку. Она была прохладной и расслабленной, как у спящего.
— Я люблю тебя… — ничего другого я сказать и не мог.
— Я… — она улыбалась.
— Славка…
Её тонкие пальцы вдруг напряглись, словно их свело судорогой. Я вздрогнул. Резким движением она освободила свою руку из моей. Дугой выгнувшись назад, Ярослава издала короткий негромкий крик, а потом рванулась вперёд. Я не успел ни остановить её, ни даже понять, что и зачем она делает.