Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем Фалеев Дмитрий
Этот порыв поддержал Чобано, присоединились молодые хозяйки, Женико, Амбрэл, Гурав, Чебуреко… Про детей не говорю.
Ай-нанэ-нанэ!
Гутуйо «готов». «Когда он пьяный — беги от него на другой конец табора!» — говорят про Гутуйо. Любого достанет. И прицепится к любому. Но он не злой. Просто у него внутри что-то сломалось, и он в голове имеет то, что цыгане в принципе не думают иметь, — сторонние мысли: о Боге, о грехе, о падшем мире.
У Гутуйо второе имя — Николай. «Знаешь, есть такой Николай Угодник? Он святой! Я ношу его имя!» — говорит Гутуйо. Он седой и гневный, как библейский пророк. Если он выпил и шлея под хвост, ему все не нравится. Гутуйо готов обличать любого! Брови сходятся ножами, и он возвещает с самым грозным видом:
— Раньше все хорошо было, потому что был Господь!
Куда тот подевался, Гутуйо не уточняет — в отличие от Ницше. Другие цыгане его не слушают — по их мнению, с Богом все обстоит нормально, он живет неплохо, и они неплохо, хотя тонна железа в приемных пунктах с семи тысяч рублей скатилась до трех, скатилась до двух! …Главный источник дохода перекрыт. Но это, конечно, не повод к унынию! Цыганский оптимизм и цыганская радость достойны восхищения. Котляры как кошки — всегда упадут на четыре лапы.
А Гутуйо в ударе! Он видит насквозь. Он отводит меня и опять обличает:
— Я знаю, зачем ты к нам ездишь! Ты тут снимаешь, а потом продаешь — за границу, в Лондон! Ты миллионер! А мне пиво не на что купить!
— Ничего я не продаю. Ты зря наговариваешь! Разве я плохое вам что-нибудь сделал? Разве обманул?
— Нет! Но ты ждешь! А потом нас подставишь! — Гутуйо вскочил с кресла. — Я тебе не верю. Я проник в твою душу! Ты миллионер! Угости меня пивом!
Гутуйо слетает с катушек регулярно — к этому привыкли так же, как к тому, что после дождя на улице сыро.
На следующий день табор едет в церковь. На цыганские крестины! Такой у них обычай: в первый понедельник после Пасхи котляры крестят всех новорожденных детей этого года.
Сначала было тихо, а потом в крестильной один из цыганских малышей проснулся и сказал «А-а!» Это был зачинщик. «А-а!» прозвучало как условный сигнал. Цепная реакция охватила все пространство, но папы и мамы были в полном восторге от этого шума — золотые улыбки, шутки и смех.
Русские в церкви ведут себя иначе — держат себя чинно, подосоловелые от собственной серьезности, чему-то там внимают. А чему — непонятно.
У цыган по-другому. Для них встреча с Богом — радость. В церковь они ходят с такими же чувствами, как в гости к хорошему богатому другу. Их вера — праздник. Все светятся от счастья — нарядные, решительные. Никакого раболепия. Наоборот! «Вот мы какие! Смотри, как мы веруем! Как мы тебя любим! И ты нас люби! Мы же хорошие! Бахтале-зурале!» И истово крестятся, целуют распятия, все от души! А душа у них пестрая!
Однажды мы спорили, и я в запале сказал неосторожно, что Бог иногда и злым помогает, не только хорошим.
— Не может быть! Злым он не поможет!
— А почему?
— Потому что они грешные.
Котляры — православные. Так они считают. И так говорят. Но это несерьезно. Они не сознают, что такое православие. Их привлекают золотые купола, красота и роскошь церковного убранства, горящие свечи, блеск канделябров, смуглота святых. Они тянутся к краскам, а вовсе не к смыслу — так же, как дети любят книжки за картинки, и, если художник сделал интересные детям иллюстрации, книжка состоялась, уже хорошая; неважно, что в ней написано.
Цыгане, в принципе, готовы исповедовать любую веру. Их религиозная принадлежность чаще всего продиктована тем, какой конфессии придерживается коренное население страны, где цыгане живут или проживали в недавнем прошлом. «В Югославии им приходилось особенно тонко приспосабливаться, потому что слишком много было различий между людьми. Я знал людей, которые ходили в православные церкви и при этом носили мусульманские имена и не ели свинину. Когда православные начали убивать мусульман, они просто меняли свои имена: был такой известный цыганский трубач Экрен Мамутович и вдруг стал Миланом Младленовичем. И цыганская музыка — это музыка людей, которые открыты любым влияниям»[45].
Среди цыган, проживающих в России, большинство — православные, но есть и мусульмане (крымы, мугат), гораздо реже католики, сектанты (цагане-мадьяры). Что примечательно, ни одна из конфессий не смогла избавить цыган от суеверий.
Собака воет — будет несчастье. Беременной девушке лучше не видеть другую беременную, а если увиделись — она должна поплевать через плечо, иначе ребенок родится нездоровый. В доме нельзя поминать чертей, привидений, дьявола. Куча примет. Я собрал их у котляров, но и все другие цыганские нации не свободны от этого.
Дьякон Элизбар (из русска рома) в своем интервью сообщает следующее: «Цыгане — это самые большие суеверы на планете. Они верят во все и ни во что не верят. Они очень боятся всего, чего не понимают. Они готовы соблюдать какие угодно обряды, но не ради любви, а из чувства страха. Любая религия для них сразу же становится язычеством. Они не понимают, что такое молиться. Молитва для них то же самое, что колдовство».
Вера у цыган и в самом деле смутная, но живая, кровная, а это важнее. Бог для них — Счастье, Здоровье, Прибыль. Цыганское православие украшено эмоциями, как жостовский поднос.
Очень контрастно наблюдать в церкви котляров и русских. Наши, как правило, неходкие, скучные, а то и убогие, зашуганные, мрачные; их вера нездоровая, она — не от Силы. Такое впечатление, как будто из русских верят только малахольные! Но это же ересь! В смысле, раньше так не было — достаточно вспомнить рассказы Лескова. Но мы уже рассеяли это вдохновение счастливой веры — прекрасной, как заря. А цыгане сохранили. Для них чудеса до сих пор реальны.
Дмитрий Орехов, священник из Кинешмы (Ивановская область), у себя в ЖЖ приводит такую необычную историю:
«Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь — одно из излюбленных мест посещения для православных паломников. Дивеево привлекает верующих людей, как Четвертый удел Пресвятой Богородицы на земле. В храмах монастыря почивает святыми мощами прп. Серафим Саровский, матушка Александра, основательница обители, преподобные и блаженные дивеевские старицы. Известна т. н. Канавка Божией Матери, по которой надо пройти и прочитать 150 раз молитву “Богородице Дево, радуйся…” Ну, и отдельно нужно сказать про дивеевские источники. Одним из самых посещаемых является источник преподобного Серафима в Цыгановке возле хутора Хитрый. Говорят, что история названия этого места связана с тем, что там исцелился некий цыганский барон, после чего цыгане приезжали туда регулярно. Было это чудо, видимо, давненько, но и сейчас нередко можно встретить самых разных цыган на озерке источника в Цыгановке. На этом месте были случаи посмертного явления прп. Серафима, чем засвидетельствована благодатная сила источника. И сейчас можно услышать рассказы про бывающие там чудеса. Вот что рассказал мне один цыган по кличке Червоно. Родственник его поехал в Дивеево как-то летом помолиться о своем благополучии. Надо полагать, что человек он был не очень грамотный и почитал Бога, как умел. Взяв в нагрудный карман большую пачку денег, он решил подать милостыню и поставить свечи. В кармане лежали также и две серебряные сережки — “ченя”. Вот и пошел этот цыган в монастырь. Раздал нищим конкретную сумму денег (не могу вспомнить точно), поставил свечи, помолился, как мог, сел в машину и поехал домой, а жил он далеко. Но вдруг он спохватился — нет денег в кармане! И одна сережка пропала. Ну что делать? Погоревал тот цыган немного, но решил: значит, так Богу надо…
Через год он снова был в Дивеево с братьями. В Цыгановке втроем они шли через мост к источнику. Вдруг прямо на мосту откуда-то появился старец с большой бородой. Он сразу же подошел к тому брату, у которого пропала сережка, взял его за плечо и сказал: “Слушай, ты в прошлом году сережку потерял. Вот она, на, возьми”. Старец отдал изумленному цыгану ТУ САМУЮ СЕРЕЖКУ и быстро удалился. А этот человек на всю жизнь запомнил происшедший случай, много изменивший в его душе, и сделал его предметом своего рассказа».
Люди священной воды
Окрестив детей, возвращаемся в Панеево.
На въезде в табор нас встречают мальчишки, в руках у которых бутылки с водой; тот, кто постарше, держит ведро. Через секунду вся эта вода стекает с нашего лобового стекла, заработали «дворники». Мальчишки хохочут. Надрать бы им уши! Но водитель доволен, потому что это совсем не хулиганство, а котлярский обычай, и его исполнение должно принести окрещенному ребенку здоровье и удачу.
Каждую машину, вернувшуюся в табор после крестин, ждет эта процедура.
Котляры верят в некую мистическую силу воды: «Вода, она крепкая, она везде ходит». Не исключено, что это свое знание, они через века пронесли из Индии, цыганской прародины, где до сих пор существует культ воды, которая «священна в любом своем проявлении и заслуживает поклонения»[46]. Реки и озера считаются у индусов воплощениями богов, их неведомой силы и чудотворных возможностей.
У котляров вода участвует во всех традиционных ритуалах, связанных с важнейшими событиями жизни. Я уже писал, что утром после свадьбы семьи новобрачных приносят в каждый дом по ведру воды. И при снятии сглаза используют воду. А родился ребенок — бабушка обходит с водой дома (раньше — палатки) и кропит их веточкой, желает всем счастья, а ей за это подают деньги, кто сколько может, — «для силы ребенка, для его здоровья»[47]. Мать и младенца так же окропляют — в целях очищения, потому что роды считаются «нечистыми». Чем не культ воды?
Понедельник после Пасхи в таборах называют «дес ле колаченго», то есть «день подарков». В домах опять столы с угощеньем. Крестные дарят подарки крестникам.
Момент патриархата: крестный отец у ребенка один, а в крестные мамы записывают многих — хоть десять, хоть пятнадцать; я не преувеличиваю — сами котляры говорят про армии крестных матерей «футбольные команды». Присутствие их на обряде в церкви необязательно. Важна устная договоренность.
Итак, родители со своим малышом приходят к крестному, которому вручают небольшой презент — рубашку, полотенце, а тот в свою очередь дарит новому крестнику кулончик, серьги, кольцо, цепочку, другую драгоценность.
При этом золото у крестного отца нужно выпрашивать, как бы сторговать. Со стороны это несколько похоже на игру-импровизацию. Все знают, что он даст, но он будет упрямиться и делать вид, что он не при делах, ничего не знает: «Какие драгоценности? При чем тут я?» Тогда цыгане хором скандируют: «Сумнакай! Сумнакай!», что примерно переводится как «гони подарки».
В настоящее время этот обычай обидно упростился до пары фраз. Не поиграешь!
— Ребенок хочет золота! — восклицает кто-то. И вот уже Тима одаряет ребенка. Тима — самый богатый, и значит, в подарках для поддержания собственного имиджа волей-неволей приходится быть щедрым!
Хотя понедельник и каникулы кончились, никто из детей в школу не торопится.
Мустафони в Панеево с середины 90-х, но цыганята пошли учиться только в 2008 году, потому что школы поблизости не было — старую закрыли, она не соответствовала нормам антипожарной безопасности, а другая находилась за 20 км. Котляры ходили в местные органы: «Где же нашим детям учиться?» А им говорят: «Вы, цыгане, неграмотные, и так проживете!» Так и проживали. Но в 2008-м дело подвинулось — администрация организовала бесплатный автобус в коляновскую школу. Кому пять, кому девять, кому двенадцать лет — все цыганята пошли в один класс.
Спрашиваю:
— Что у вас хорошего в школе?
— Обед! — в один голос.
Учиться не любят.
— Дашка ногу сломала, чтобы в школу не ходить! — рассказывает Тимка. Он и сам отлынивает: «То больным притворюсь, то ботинки забуду, а пока вернулся — автобус уехал».
Домашние задания ученики цыганского класса выполняют в школе — дома не заставишь, никто не контролирует.
Учительница — добрая. Цыганский язык, разумеется, не знает. Они ее по-своему ругают нехорошими словами, а ей говорят, что это поздравления с Восьмым марта или с Новым годом; она вся сияет, а они ее кроют!
С дисциплиной — шатко. Курицу вечно выгоняют с занятий. Курица — кличка. Про него и сверстники скажут: «Дурак». Что за птица из него вырастет?
Серьезная проблема с наличием учебников — родители скупятся их покупать. Говорят: «Нет денег. Если вы школа, вы и давайте нашим детям учебники, пусть они учатся!» Логика насквозь из советского времени — паразитическая и иждивенческая.
Обедают цыганята в школе тоже бесплатно. На переменах играют в мяч. Про русских кричат: «Русские воняют!» С детства себя противопоставляют.
Школьный период у цыган недолгий. Как только тринадцать, четырнадцать лет — играют свадьбы и дальше не учатся. А многие, напомню, идут в первый класс только в десять-одиннадцать. За партой три года, и то надоедает!
Но есть исключения. Росла у цыгана красавица дочка, очень одаренная, она увлеченно посещала школу, освоила компьютер, овладела двумя иностранными языками, через Интернет завела переписку с ровесниками из Англии, но в седьмом классе пришла пора выдавать ее замуж, а девочка хочет учиться! Отец не понимает. Дома скандалы. «Бросай школу!» — твердит отец, а она ни в какую, и в один прекрасный день дочка просыпается: учебников нету! Стала искать, а у них рядом с домом лежали шпалы. Цыганочка смотрит — ее учебники прибиты к шпалам!
Другой эпизод. В Ивановский СИЗО к несовершеннолетним приехала комиссия с очередной проверкой. Начальница комиссии — известная женщина, со статусом, апломбом — спрашивает там одного цыганенка, который сидит за мелкую кражу:
— Образование есть?
— Нет образования.
— Ты в школу не ходил?
— Три года ходил!
Она торжествует:
— Значит, образование все-таки есть!
— Я брата провожал…
Такие пирожки.
Проблема тут в том, что дети в своих мнениях часто оглядываются на мнение родителей, а те считают: если они сами прекрасно прожили без образования, то и дети проживут! Ведь для того, чтобы «купить-продать», знания нужны лишь самые элементарные, начальной школы хватит за глаза! А остальные школьные предметы, из старших классов (биология, история, литература, черчение, физика, английский язык), для цыган — абстракция. Мужчина не должен заниматься абстракцией. Его обязанность — «покушать принести», конкретные вещи. Котляры не видят, как на школьных знаниях можно заработать, — и какой же в них прок? Вот цели и нет. Им непонятно, зачем столько знать, утруждать этим голову; не видят перспективы.
Спрашиваю Ольгу Евгеньевну Бурлак, преподавателя коляновской школы:
— В чем главная специфика цыганского класса? Какие сложности?
— Сложности есть, и очень большие. Дети осваивают русский язык лишь к 7–8 годам, поэтому учиться начинают поздно. В классы приходят неподготовленными. Собрания родительские не организуешь, мы с завучем сами выезжаем в табор: с бароном разговариваем, дисциплину налаживаем… Цыгане — более свободный народ. Они любят погулять, в карты поиграть, это у них принято. Они даже мне задавали вопрос: «А вы, Ольга Евгеньевна, играете в карты?» Они говорят: мы каждый день — до двух часов ночи!
И вот совпадение — другую учительницу котлярского класса, с которой я общался, тоже почему-то звали Ольгой Евгеньевной! Она работала в средней школе деревни Семеновское Ивановской области. Первое время дети ходили в школу исправно, потом перестали. Ольгу Евгеньевну руководство школы направило узнать, по какой причине. Барон ответил — «холодно, зима, сапогов нет, дети не пойдут, приходите сами». Ольга Евгеньевна стала проводить уроки прямо в таборе, а табор тот был сильно расслоенным в социальном плане, и дети богатых цыган занимались отдельно от детей бедняков и в разных домах, поэтому уроки приходилось дублировать. Ольга Евгеньевна пропадала у цыган с восьми до пяти. Барон обещал ей платить сверх зарплаты, купить парты и стулья для классной комнаты, но ничего, конечно, не купил.
Из предметов цыганята любили арифметику, а не любили чтение и труд — убегали с уроков, тысячу причин находили, лишь бы отвертеться от занятий. Если у них что-то не получалось, бросали тут же, едва ли не с ненавистью к тому заданию, которое не вышло. Со злости, на импульсе порвать тетрадку, сломать карандаш — это для них норма.
Из класса то и дело пропадали учебники, а «Кто брал?» — «Не я!», «Не я!» и «Не я!» Один раз сознались, что бумага кончилась — печь растопить, а учебник подвернулся.
— А как ты учишься?
— Одни пятерки.
— А ты?
— На пятерки.
— А ты?
— Пятерки.
В цыганском классе одни отличники. Если, конечно, не смотреть в дневники.
Цыганская правда лучше правды.
Например, история из энциклопедий повествует следующее: «Родина цыган — северо-западная Индия, откуда они вышли не позже X века. В Европу цыгане пришли через Малую Азию и Балканский полуостров, где они были уже в XIII веке; в начале XV века они появились в Венгрии и затем рассеялись по другим европейским странам, подвергаясь преследованиям»[48].
Коротко и ясно. Но это как-то… неинтересно.
Вот версия Тимы:
— Мы самые старинные цыгане — котляры. Я тебе сейчас расскажу. Это секретные сведения. Тебе повезло. Жили в Индии два брата — один был простой ремесленник, а другой был кузнец, и что-то они меж собой не поделили. Род кузнеца поссорился с родом второго брата, а поскольку тот род был богаче и сильнее, семье кузнеца, чтоб спасти свои жизни, пришлось убраться из Индии подальше!
Они бежали, не ведая дороги, ехали и шли, попали в пустыню, вдруг видят — стена! Идет прямо посреди пустыни! Конца не видно — ни налево, ни направо. Они пошли вдоль этой стены, день идут, два — стена не кончается! Наконец видят — в стене ворота, прочно закрытые, да еще и стражники — с узкими глазами. Это был Китай! Там народу жило несколько миллиардов и земли не хватало, чтобы всем разместиться. Поэтому они стену и построили — чтобы никто чужой не мог к ним попасть. Своих девать некуда!
Старик-кузнец обратился к стражникам: «Пустите нас, пожалуйста!» Те не понимают. Только спрашивают: «Кто вы такие?» А они ни слова по-китайски не знают, только знают, что «цы» — это «люди». И они отвечают: «Мы люди с Ганга». Ганг переводится как «священная вода». И у них получается «Мы цы Ганга». Это значит «мы люди священной воды».
Но стражники копья на них наставили: «Убирайтесь прочь, несчастные цыганга!» Они подумали, что их так зовут!
Пошли они дальше. А «цыганга» потом переделалось в «цыгане». И так это имя стало нашего народа! А в Китае и Японии до сих пор цыган нету!
А наши люди поехали дальше и приехали в Рим! Они пели, плясали и гадали на картах таро! До них в Риме никто не знал про карты таро, и богатые римляне испугались цыган, потому что те могли им предсказать: «Завтра ты сломаешь ногу» или «Завтра тебя отравят», а они хотели слышать только «Завтра будет хорошая погода» или «На обед вас ожидают фрукты». Римляне боялись узнать плохое про свое будущее и объявили всех цыганок бабами-ягами, разогнали их прочь, и цыгане разбрелись по всему миру. Мы к тому времени уже индийский язык забыли, и наш язык составлен из языков всей земли — из индийского, итальянского, афганского, австрийского… Ты знаешь, есть в Америке племя апачи? А «пачи» — по-нашему пожелание хорошего. Или «барон» — это слово австрийское. Мы его у них отобрали и сделали нашим.
— У нас язык — межконтинентальный! — добавляет Амбрэл.
И зачем мне рядом с таким учебники? Словари? энциклопедии? История — просто информация о прошлом, ее в наш век хватает за глаза, а предание способно вместить в себя то, что словарям и не снилось.
«Дело было летом, — пишет в ЖЖ Дмитрий Орехов, священник из Кинешмы. — Червоно с братьями поехал “андэ гава”, т. е. в сельскую местность торговать всяким товаром. Они цыгане-влахи. Эту историю мне сам Червно рассказал. До этого случая он про Дивеево ничего не знал. Вот заехали они в большой поселок. Смотрят: храмы стоят большие, народ церковный ходит. На этот факт они вначале не обратили столь большого внимания. Видят: церковная лавка на улице. Стали они иконочки рассматривать и выбирать. Влахи пользуются иконами так: дома у них обычно стоит одна большая икона. Это родительское благословение, т. е. она благословляется при посредстве специального ритуала. Не знаю, какие еще бывают влахи, но нашим вторую большую икону уже не вручишь. Знаю только одну семью, в которой есть вторая икона, попавшая туда чудом. А маленькие иконочки они кладут в бумажник или паспорт — на счастье, вроде, или чтоб торговля лучше шла. Вот и стали братья выбирать такие маленькие иконочки. Двое купили, а Червоно вдруг обнаружил, что у него вообще нет денег при себе. Я бы усомнился в правдивости этого рассказа, если бы не… Ну про это в конце. И вот пошли братья к машине. А наш герой постеснялся признаться, что у него нет денег. Ему понравилась одна иконочка, где прп. Серафим стоит в лесу на камне перед иконой “Умиление”. И так этот Червоно сокрушается, мол, Господи, почему у меня денег нет! Купил бы я ту икону… И вдруг слышит — в нагрудном кармане футболки мелочь вроде трясется, а он несколько раз смотрел до этого — ничего не было. Нашлось денег на ту иконку. Купил он ее и к машине возвращается. А братья его ждут, поскольку машина заперта, а ключи от машины у Червоно. Машина была заперта, и никто ее не открывал. Открывает Червоно дверцу, а на сидении точно такая же иконка лежит, какую он купил. Он поразился. Братьев спрашивает, они тоже ничего не понимают. Проверили: их иконки на местах лежат. Машина была заперта. Удивились братья и решили разузнать получше, что это за место. Стали они ходить по дивеевским храмам и всех расспрашивать. И настолько они хорошо узнали про Дивеево и про дивеевские предания. Червоно мне их увлеченно пересказывал — и про жизнь прп. Серафима, и про то, что “встанет канавка от земли до неба”, ну, значит, и про антихриста. Поэтому-то я ему и поверил. По его словам, уехали они оттуда совсем другими людьми».
Белая ворона — I
Руслан — это Гога. Гога — Руслан. Ему самому больше нравится Руслан. Он берет гитару и под приятную мелодию поет простые и добрые слова:
- Если есть на свете счастье,
- Я счастливый человек,
- Потому что это счастье
- Мне знакомо много лет.
- Обнимаю и целую,
- Обожаю и люблю
- Эту женщину святую,
- Ту, с которой я живу.
Гога — единственный котляр в России, который сам сочиняет песни по-цыгански и по-русски. «На русском я больше люблю сочинять, — признается Гога. — Цыганский язык — скудный, а русский — богатый, на русском мне проще выразить мысль».
- Боже, прости меня,
- Что позабыл Тебя —
- Жил, как в тумане,
- В сладком обмане,
- Пил грешного вина…
- Я обижал, любя.
- Боже, прости меня!..
Слова непритязательные. Как хлеб и молоко. Попробуй пропеть то же самое со сцены эстрадная звезда, я бы отвернулся с брезгливым отторжением, потому что в наивность людей из шоу-бизнеса я поверить не могу. Другое дело таборный цыган, за плечами у которого всего два класса образования, но зато вместе с этим большая, сложная, но складная жизнь, крепкая семья — его дети, внуки.
Можно быть безграмотным, но интеллигентным. Культура — это нечто природное, кровное, внутри человека. Как вдох и выдох. Чтобы дышать, не нужно быть умным.
Гога — самородок, талант его неброский, и дар человечности развился в нем сильнее творческого дара (если жизнь — не творчество), но и Гога вращает наш земной шарик в правильную сторону, по мере сил разгоняя потемки. В буквальном смысле. Например, вырубается в таборе свет. Происходит это чаще всего потому, что цыгане, не желая платить за электричество, мухлюют со счетчиками и смело идут на любые ухищрения, в результате которых вылетают пробки, окошки гаснут, дома окутывает ночная тьма. По улице бродят огоньки сигарет. А у Гоги из дома разливается музыка! Аккордеон! Гога обычно о нем вспоминает, «когда свет отключается, чтобы было веселее, а то темнота, телевизор не посмотришь».
Аккордеон у Гоги от отца, и хотя никто Гогу не учил, он свободно исполняет народные мелодии (молдавские, цыганские, украинские, русские), «Полонез» Огинского или «Чардаш» Монти. Спрашиваю у старшего Гогиного сына — уже взрослого парня, отца и мужа:
— А ты так можешь?
— Могу, — отвечает. — Только если выпью. Но есть одно «но» — я никогда не пью.
Не умеет он играть! Ни он, ни младший, ни тем более дочка.
— Уходит музыкальность. Всех интересует чисто бизнес! — Гога произносит эти слова с явным сожалением. — Раньше каждый на гитаре умел, а теперь один-два гитариста на табор.
— А мне в Панеево говорили, что у них барабаны, саксофоны, скрипки…
— Ты наших не знаешь? Ничего у них нет. У нас теперь думают: если человек играет, поет, веселится от души, а денег с этого не имеет, он дурачок, что на это время тратит. А мне нравится.
Гога не похож на других цыган. Они его считают чудаком, хотя именно Гога, с моей точки зрения, из них самый вменяемый и адекватный. Он мыслит шире, чем другие котляры. Они его не понимают и завидуют. Потому что чувствуют, что он их обскакал, а как, на чем, для них неуловимо. Вот они и чешут злые языки: «Гога сумасшедший! Он в дурдоме лежал! На людей бросается… Ты с ним осторожней».
Но это неправда. Фраза отражает не реальный факт биографии Гоги, а в целом отношение котляров к тому, что не укладывается в общий таборный стандарт, который очень давит. В кумпаниях нередко торжествует здоровая и наглая посредственность. Ни декадентов, ни анархистов среди котляров я не встречал. Эти черты в них отмирают в зачатке, в подростковом возрасте нет для них места. Общинность отсекает. Все цыгане заточены под табор, то есть вольнодумцы они только перед нами, перед чужаками, перед нашим укладом и образом жизни, а в таборе — что ты! Попали в нашу стаю — войте по-волчьи. Иначе не поймут. Засмеют. Затравят.
Цыганята — замечательные. Они, на мой взгляд, втрое интереснее и сообразительнее своих русских ровесников, но взрослые котляры втрое ограниченнее русских взрослых! Виновата система. Уклад их жизни, бывший прогрессивным напротяжении нескольких веков, сейчас обнаружил свою несостоятельность. Лучшие качества цыганского характера не развиваются — забуксовали! Оказались в болоте! «У вас, у русских, — рассуждает Гога, — можно поступать, как сам знаешь, а у нас — как положено. Ты же в таборе живешь. Не нравится — иди из табора! А куда? Некуда идти».
Сразу вспомнилась Бронислава Вайс, по прозвищу Папуша, что значит «Куколка». У нее был дар видеть красоту и трагедию мира. И о них говорить. В стихах и песнях. Но эта способность, как обычно и бывает, вышла ей боком. Папуша выросла в кочевой семье польских цыган (польска рома). Отец у нее был горький пьяница. Зарабатывал он тем, что играл на скрипке, ничего особенного, отец как отец и семья как семья — все в своих рамках. А Папуша с детства выбивалась из рамок. Она приносила одной еврейке краденых кур, чтобы та за это учила ее читать и писать. В таборе смеялись: «Учительницей будешь». Но эта цыганочка тянулась выше. Она стала сочинять песни — легко и обреченно. В ней это пело, шевелилось, играло, в ней это рождалось как отдельные миры:
- Через много-много лет, а, может быть, через короткое время
- Твои руки поднимут мои песни… Откуда это и что?
- Наяву или во сне?
- Задумаешься и подумаешь:
- Сказка это или быль?
- И о всех моих песнях и обо всем
- Забудешь[49].
Творчество — это сновидение наяву.
Цыганскую девушку заметил и вывел на светский суд польский писатель Ежи Фицовский. Юлиан Тувим выхлопотал Папуше специальную стипендию и помог издать сборник стихов. В таборе за это на Папушу ополчились: «Ты выдаешь гажам наши секреты!» Особенно муж ее ревновал. Ведь по цыганским понятиям жена должна быть прислугой, а Папуша прославилась и стала как бы выше своего мужа, значительнее его. Муж обозлился. Он, кажется, был к тому же горький пьяница. А дистанция росла. С каждым годом. Гонения на Папушу только усилились. Ее не понимали, пытались исправить, искренне думая, что наставляют ее на путь истинный — все по поговорке: благими намерениями… И Папуша не выдержала — вокруг все были глухие и слепые к тому, что в ней составляло жизнь, усилие жизни, ее кровную родинку. И душа посыпалась — не сразу, медленно она облетала. А друзья и родные продолжали душить ее непониманием. Стали чужие. Хуже чужих. Потому что от чужих ничего не ждешь. А тут она ждала; Папуша надеялась, «бездонность надежды»[50]. Но сил не хватило. Психика лопнула. Папуша умерла в психиатрической клинике где-то в середине 80-х.
- Мирэ тыкнэ чириклорэ,
- Тэ хав дзюбки тумарэ,
- Савэ шукар, сыр багэн,
- Сары дзи мангэ залэн.
(«Мои маленькие птички, съела бы я ваши клювики, какие красивые, как поют, всю душу у меня забирают!»)
Гогу тоже могло ожидать нечто подобное, но росток его судьбы вывернул коленце в другую сторону.
Мы с ним познакомились в июне 2007 года в местечке Коляново (Ивановская область). Табор разъезжался. Половина домов уже стояла с заколоченными окнами. История табора — самая наглядная.
Цыгане в Коляново впервые оказались в 1995-м. Построили дома, но оформили их как временное жилье на два года с правом проживания. Потом (видимо, за большую взятку) они исхитрились во временном жилье получить себе постоянную прописку. Прошло пятнадцать лет, и котляры снова решили переехать. Риелтор их спрашивает: «А куда вы поедете?» — «Не ваше дело. Мы же цыгане. Куда кровь поведет». Типа сами с усами, не лезьте, справимся. Ну ладно, справляйтесь. Риелтор эта тогда не знала, с кем имеет дело.
Проблемы возникли на первом же этапе — с документацией на имущество. Из-за волокиты с ее дооформлением купля-продажа домов и участков растянулась на год. Кто-то заключил все сделки осенью, а кто-то и к маю следующего года не успел управиться. Между тем слух о том, что цыгане уезжают, обежал Иваново, и цена на участки в Коляново взлетела в полтора-два раза! (Это к вопросу о том, как цыгане влияют на экономику.)
Кто землю уже продал, схватились за головы! Им заблажилось, что их обманули. На риелтора кинулись, как на аферистку — по себе ведь судят. Кричат:
— Ты колдунья!
А она красивая умная женщина, и ей обидно:
— Какая же я колдунья?!
— Нет, мы ошиблись. Ты не колдунья. Ты волшебница! Мы легенды про тебя складывать будем, как одна русская весь табор обманула!
Хотя сами все проворонили!
Тут выясняется, что старые участки цыгане продали, а новых не купили, хотя деньги истратили — кто машину приобрел, кто сына женил. Про жилье и не думали. Съезжать им некуда, строиться не на что. Они — к «колдунье»: «Помогай! Дети плачут, жены ругаются… Бога будем за тебя молить — только выручи!» А как? У цыган репутация хуже некуда, никто им землю продавать не хочет, кому такие соседи нужны?
Именно в такое сумбурное время я оказался в гостях у Гоги. Табор в принципе на ушах стоит, люди ходят нервные. Но не кусаются.
Гога с самого начала был против переезда: «Наши кричали: “Едем-едем!”, а зачем? Смысл? Попроси объяснить — никто не объяснит: “Едем и точка”… Порву я с ними. Зачем мне уезжать?»
Я ушам не верю. «Порву я с ними!» Зарекалась щука плавать… Неужели решится и бросит табор? Вот тебе и Гога! Вот так Руслан! Мне в тот период еще было неизвестно, что они там Гогу сумасшедшим считают, и я удивлялся его решимости.
Расклад был следующий: как ни пытался Гога убедить своих в нелепости переезда, ему это сделать не удалось, процесс запустился, а выступить против, когда сходка решила, для котляра — революция, но революция — не цыганский метод ведения борьбы. И Гога привычно пошел на хитрость («Нормальный мужик — хитрый мужик»). Объявление в газету о продаже дома он дал, как все, и всем его показывает — мол, видите я тоже решил продавать; но если ему звонит реальный покупатель, он отметает любые предложения, ссылаясь на то, что в данный момент рассматривает другой вариант продажи — более выгодный, хотя в самом деле ничего он не рассматривает, а за нос всех водит и ждет, что будет. Приветливый, вкрадчивый. На рожон не пойдет, а по-своему сделает.
Попили мы чаю, поговорили, ну да мне все хотелось, чтобы Гога мне сыграл, а просить неудобно. Вдруг ему играть для меня не захочется? Все-таки Гога на двадцать лет старше. С какой стати он будет меня «развлекать»?
— Хороший дом у тебя, — говорю. — Как с работой-то?
— Есть работа.
Гога — посредник в торговых сделках, стандартный котлярский предприниматель.
— А что продаешь?
— Оборудование, запчасти, технику, но это раньше было выгодно, а сейчас нет. Надо перестраиваться.
Я лет пять назад начал наших подбивать: «Давайте строительством заниматься. Там образования не нужно, быстро выучимся, станем работать — это мы умеем. Артели организуем. Сфера-то востребованная, все кругом строятся!» Одному скажу, другому скажу, ненавязчиво так… Наши не слушают. Не понимают, что по старинке сейчас не проживешь. Двадцать первый век! Интернет, нанотехнологии!.. Поди скажи нашим «нанотехнологии»… В Японии скоро летающие автомобили будут продавать, а мы читать не умеем!
Я готов Гогу расцеловать! Удивительно сознательный цыган! И откровенный, что еще реже.
— Куда сейчас без компьютера? Никуда. А можно научиться работать на компьютере без образования? Нет! Образованный человек, он и бизнес по-другому ведет. С ним приятно иметь дело. Меня вот отец выучить не смог, и я все мечтал, чтобы мои дети школу закончили, а получилось, как у отца, — сыновья класса три отсидели и все. Такие были условия, жалко… Я чего хотел сказать — на одном «железе» крупных заработков больше не будет. И куда нам? Вот богатые цыгане — ловари, крымы, чем они занимаются? Наркоторговлей. Помнишь, в Кохме был шорох, так они теперь все в Нижний сбежали, дома за бесценок продали, к нам приходили — с золотом, с бриллиантами, лишь бы с рук скорей сбыть! У них жизнь такая — то король, то нищий. Куда это годится? Я так смотрю: ни в одной стране от цыган пользы нет.
Но работа работой, а музыка — музыкой. Я привез Гоге в качестве подарка диск трио «Лойко». Гога послушал, покачал головой:
— Цыгане скажут — песню испортили. Это цыганская музыка не для цыган.
— А какая «для цыган»?
— Марцинкевич. У каждой семьи есть его диски, а, по-моему, это халтура[51].
— А что тебе нравится?
Гога завел — это были какие-то самопальные записи про «дочку короля», с гиканьем и топаньем.
— Вот это по-цыгански — люди играют, как хотят, как знают, а артисты играют, как надо. Получается театрально.
— Почему же они сами в артисты не идут, если считают, что у них лучше?
— Нет у нас азарта, чтобы достичь чего-то большого. Цыган к вершинам не рвется. Он какие-то деньги имеет, определенный уровень поддерживает, а дальше не идет, шлифоваться не будет, напрягаться не будет. На моем поколении время сказалось: началась перестройка, кооперативы, большие деньги, не до музыки было. А сейчас стало поздно. Пропустил я свое время, а так бы пробился. Я знаю, что пробился б, — подчеркивает Гога.
Совсем другую прожил бы он жизнь! Но Гога считает, что ради творчества ему пришлось бы пожертвовать семьей, отколоться от своих — не те уже резоны. Поди объясни цыганам про искусство, каких жертв оно требует и к чему призывает. Я своим-то папе с мамой не сумел объяснить, а они, между прочим, институт закончили. Наверное, всем, шагнувшим в эту область, приходится испытывать нечто подобное, и рецепт тут один — вести себя достойно, держать себя в руках, не ругаться, и когда эти люди убедятся в том, что ничего с тобой поделать не могут, они сейчас же и перестанут. Все их мелочные потуги исправить тебя улетучатся, как по мановению волшебной палочки, а близкие люди останутся с тобой. В награду за терпение. Поверьте, что это большая награда.
— А какие песни поют сейчас цыгане? — спрашиваю Гогу.
— Да все цыганские — «Цоху», «Ручеек»… Старые песни уже позабыли. Вот в Горино один старик есть. Он древние песни поет — без музыки. Баллады. Как такой-то пошел туда-то, сосватал эту, у того-то занял денег и не отдал, что сходка решила… Целые истории. Я другие пишу. Вроде шансона. Не хочешь послушать?
Конечно, хочу! За тем и приехал!
- Бывали мы везде — в Рязани, в Костроме.
- В Иванове, в Москве — места любимые.
- Быть в городе невест для нас большая честь.
- Иваново, спасибо, что ты есть!
Собственные песни Гога исполняет без цыганских штучек, спокойно, мелодично, хотя, если надо, подначить он умеет — сам не заметишь, как уже танцуешь — или сидишь, а как будто танцуешь, так эта музыка тебя пробирает. Но Гога любит гладко, ровно, по-русски. Я же говорю — белая ворона. Три песни у Гоги записано на студии, но он недоволен — ему не нравится собственный голос. Гога хотел, чтобы пел его племянник Мурша (он же Миша), потому что у Мурши «голос красивый, прямо притягивает». Но у Мурши умер дядя, и тот держал траур.
— Что это значит?
— Если траур, целый год нельзя музыку слушать, телевизор смотреть. У нас считается, если ты не соблюдаешь траур, значит, ты не уважаешь того человека, который умер. Правда, если старый человек умирает — лет семьдесят — восемьдесят, траур не положен: он свое прожил, хватит ему, до таких лет дожить — большая удача. Мурша тогда телевизор смотрел, а петь отказывался.
— Строго сейчас соблюдают правила касательно траура?
— Как тебе сказать? И это меняется. Траур соблюдает лишь хозяин семьи, а молодежь в другой комнате может и телевизор включить — только тихонько, чтобы он не слышал. Кто-то год траур держит, но обычно сорок дней. Отходит уже это. Новая жизнь. Новая техника. Магнитофон, к примеру, слушать нельзя, а сотовым телефоном пользоваться можно — в наших законах про него не говорится! Скачал на мобильник музыку и слушай, сколько тебе нравится. Выходит, одно у нас запрещено, а другое разрешено, хотя по сути одно и то же! Не успевают наши традиции под прогресс подделываться.
Белая ворона — II
Приезжаю через месяц — Гога с семьей остались одни! Между опустевшими цыганскими домами бродят голодные собаки и кошки. Горит костер. Все на улице. Гога сидит — в расстегнутой рубашке, с голым животом — на резном старинном стуле с высокой спинкой; краска облупилась. Улыбнулся мне радушно, кивнул хозяйке, чтобы кушать разогрела.
— А где все ваши?
— А кто куда. Им начальство сказало, что если не освободят участки по-хорошему, отберут по-плохому. С ОМОНом, с милицией. Поехали в другие табора проситься, чтобы их пустили, хотя бы временно, — в Горино, в Пери, в Молдавию, в Белгород.
— А ты?
— Посмотрю, кто как приживется, а потом решу.
Смотрел и решал Гога целый год. На следующее лето я нашел его ровно на том же месте, на том же стуле, таким же дружелюбным. У меня даже сложилось впечатление, как будто он за все это время только и сделал, что застегнул рубашку и накинул пиджак!
— Давно не виделись! — встречает меня Гога.
— Не скучно одному?
— Уже привыкли.
— Как семья, родные?
— Спасибо — нормально, все хорошо.
В десяти шагах от нас его сыновья обжигают двигатели. Дым сносит ветром в сторону коттеджей, которые находятся через дорогу, — там живут русские. Дым их раздражает, он не раз был причиной коллективных жалоб в администрацию Коляновского района.
— При таборе, раньше, — рассказывает Гога, — местные не знали, на кого им жаловаться, а теперь мы одни. Кроме нас, валить не на кого. А зарабатывать надо. В последнее время — одни поездки. Тут захотел один фабрику купить — я ему нашел. Мне 10 %. Другому нужен бульдозер или кран — я ему сделаю. Он платит, допустим, миллион рублей, а мне — 50 000, хорошие деньги, но это редко, чтоб такая удача. Труд неперспективный. Что-то выдумывать все равно придется. Жизнь меняется. Кто не идет вперед, тот идет назад. Потому что жизнь идет вперед.
Да он философ!
Я не понимаю:
— Гога, а ты никогда не думал, почему цыгане в одних вопросах такие смышленые, а в других беспомощные?
— Раньше мы совсем дикие были. Нам многое дано, но мы не развиваемся. Взять тот же бизнес! Наше занятие! Есть у цыган предпринимательская жилка. Но и тут мы глубоко не копаем. Не загадываем надолго. Денег не вкладываем. Нам надо быстро — вложил и через два дня с прибылью вернул, ну три дня, ну неделя… О бльшем никому мысли не приходят. Цыган смотрит телевизор, и он не думает: «Буду президентом!», или «Буду Майклом Джексоном!», или «Буду олигархом!» Цыгане ни к чему не стремятся толком. Сыты, обуты, крыша над головой есть — и ладно. Появились у него деньги — он их в золото обращает, навесит все на себя, а потом поджало — несет в ломбард. Обанкротился, поднялся, и опять же не в дело деньги вложил, а золото выкупил! Уровень жизни повышать не хочет. Живет во времянке без света, без газа, зато и перстень, и крест — из золота! Нашим нравится, когда богатство на груди висит. На банковском счете его не видно, нечего и класть! А я ни цепей, ни перстней не люблю.
— Сложно, наверное, жить в кумпании с собственным мнением?
— Конечно! У цыган «другой» означает «плохой». Я золотые зубы себе не вставил — до сих пор надо мной смеются. Мол, золотые зубы лучше своих! Еще есть тема: чем старше ты выглядишь, тем ты, считается, мудрее, что ли. Поэтому у всех борода, усы… А я, видишь, и усы побрил. Наши говорят: «Какой же ты цыган без усов?», а я им отвечаю: «Люди ко мне так серьезней относятся, дела вести проще». Гантели поднимаю, зарядку делаю. Не понимаю, чего хорошего в том, чтобы быть жирным, а у нас говорят — чем толще брюхо, тем больше уважения. Тут большая проблема, что тебе сорок лет, у тебя уже внуки, ты дед, ты старик, барон в своем доме, самый главный в семье. Положение обязывает тебя быть солидным. Стыдно перед молодежью трусцою бегать, зарядку делать… А пить не стыдно?! Много пить цыгане стали. Слова все говорят правильные, а заниматься лень. Не следят за собой. Только и слышно: «Мы самые крутые», «Самые хитрые», а где? Чего? Обманут кого-то, подведт людей — потом ходят и хвастают, а ведь их в том месте уже не примут, ни копейки они там не получат. Какая ж тут хитрость?! Про завтра не думают. Одним сегодняшним днем живут. Долго так продолжаться может? Помнишь, в мультике про Простоквашино: «Говорят, с ума поодиночке сходят»? Не может же быть, чтобы весь табор с ума сошел, а я один прав! А выходит, что я-то один и прав! Вот уехали сейчас. Как это назвать? Табор уходит в небо. Старые участки продали, а новых не купили. Перед начальством еще поговнялись, отношения испортили. Теперь им податься некуда. Деньги ухнули. К тому же начальству повалили с просьбами: «Давайте землю!» А сами уже гнилой стороной себя показали. Кто им теперь даст? Если ты такой хитрый и видишь, что цыганам не продают, найди из русских надежного человека, пусть он купит участок, ты въезжай и живи, сколько тебе надо! Так нет же! Что ты! Наши Путину решили настучать, письмо ему отправили — «Кремль. Путину». Сочиняли всей сходкой, как казаки турецкому султану, — Владимир Владимирович, помогите цыганам, негде нам жить! Ответ им пришел из секретариата: «Идите в местные органы власти», а там у наших дурная слава. Начальник там думает: «Все цыгане — плохие, но коляновские хуже всех». И что получилось? Взрослые мужики ко мне приезжают и прямо плачут — не знают, что делать. Я у себя приютил семью сестры, а другие — не знаю, как станут выкручиваться. И продали-то глупо свои дома! Вон дом напротив — он стоит примерно десять миллионов, а хозяин его отдал за два, ничего не узнал, о ценах не справился.
— Почему же ты ему не подсказал?
— Так он секретничал! Жили все вместе, а каждый хозяйство втихаря продавал. Вот и нарвались. Я расценки знаю, посоветовал бы им. Никак не думал, что так дешево отдадут. Они такие дома при современных ценах уже не построят. А потом еще кричат: «Мы крутые! Крутые!» Какие крутые? У русских ребят, которые с нами начинали работать, уже у всех собственные фирмы. На них другие люди работают, секретари в офисах сидят. Они только звонят и проверяют, как чего делается, а мы кем были, тем остались… — Гога делает паузу. — Я раньше думал, только наши цыгане — придурковатые, а Интернет поставил — еще придурковатее есть цыгане!
Тут важно понять то, что Гога не жалуется, не негодует; хоть ему и печально, он давно смирился с этой ситуацией как с неизбежной.
В комнате на стенах висят две гитары, в углу стоят клавиши. Есть аккордеон. Гога накидывает лямки на плечи… Но описывать музыку будет бестолково. Скажу лишь, что Гога играет не в лоб, не в линейку, не в струнку, а занятно варьируя, распуская мелодии павлиний хвост.
— Кто-то ноты выучил и по ним хреначит, а я в музыке купаюсь, — говорит Гога. — Туда ныряю, сюда ныряю; вверну что-нибудь. У меня музыка — внутри. Никуда ее не деть. И внучка моя — ей девять лет, она арабские танцы танцует, а я вижу: она музыку слышит так же хорошо, как я. Она движется вместе с ней.
— Сколько у тебя уже собственных песен?
— Штук двадцать есть.
— Как начал сочинять?
— Слушал по радио, по телевизору — песни все старые, одни и те же. Мне стало интересно, почему цыгане новых не напишут. Старики говорят: «Знаешь, как трудно написать песню?» Я пошел, закрылся в доме и написал. Прихожу потом к нашим: «Вот послушайте новую песню». — «Какую песню?», — они и забыли уже наш разговор! А я им показал. Говорят: «Пиши»!
— А о чем была песня?
— Про холодную войну. Это было в 80-е годы. Мы тогда боялись, что нас из космоса американцы уничтожат. Я ее и не вспомню, наверное, — Гога задумчиво пробует клавиши, потом как будто подцепил что-то в памяти:
- Мир на земле,
- Счастье в семье.
- Встанут дети всей земли
- Против ядерной войны.
Самая типичная советская песня. Нетипично только то, что цыганом сочиненная, но такой они народ — с вечной оглядкой на чужое добро. Что-то украдут, чему-то научатся — перенимают.
— А как у тебя рождаются песни? С чего начинается?
— По-всякому бывает. Один раз я наших попробовал высмеять. Как в журнале «Крокодил». Жил у нас старик. Он меня настроил: «Почему, говорит, ты песни сочиняешь только про хорошее? Надо, чтобы люди из песен узнавали о своих недостатках и хотели их исправить!» А сам он был жадный. Я говорю: «А я ведь напишу!» Он: «Напиши». Я и написал. Содержание там было приблизительно такое, что богатые люди свои деньги берегут, копят и копят, не пользуются ими, а бедняк, если где-то случайно разжился, гуляет от души, враз все спускает, но с шиком, с радостью! И припев такой, что бедные цыгане веселятся и гуляют лучше, чем богатые! Я эту песню показал на сходке. Пришел к народу, а старика того жадного нет, он опаздывал немножко, но всем же не терпится. Меня упросили, я начал без него — играю, пою. Смотрю: он подходит, торопится даже, а как услышал, тихонько развернулся и пошел типа мимо. Я играть закончил, а он обернулся и кричит: «Цыгане! Это некрасиво! Это хулиганство! Нельзя такие песни писать!»
Сейчас песни Гоги в аудиозаписях кочуют в таборах по всей России. Котляры — и бедные, и богатые — отмечают праздники под его музыку.
Спрашиваю:
— Гога, а ты бы хотел выступать по телевизору?
— Раньше очень хотел, а теперь все равно. Упустил я свое время, теперь поздновато.
— А раньше что не шел?
— Раньше я не мог. Мне бы пришлось пожертвовать семьей. Или то, или то. Я, по правде сказать, в девятнадцать лет уже думал, что опоздал, опоздал в артисты. У меня тогда интерес к музыке перевешивал все остальные интересы, но я был женат, дочка родилась… Кто-то скажет: «Жалко. Талант пропал», а с другой стороны, у меня дети, внуки, все они со мной, я их люблю, они меня любят.
Такой, значит, Гога, он же Руслан, он же Композитор. Приветливый и практичный. Сдержанный и чуткий. С характером гибким и ненавязчивым. Такие люди сразу вызывают к себе симпатию, в них есть обаяние. У Гоги оно обходительно неброское, не с ног сшибающее, а такое… плавное. И песни плавные. Без кучерявости.
- Кочуем мы по свету, все видим в жизни этой,
- Мы не жалеем ни о чем.
- Находим и теряем, мы любим, мы страдаем,
- Дорогой жизни мы идем.
Новое время
В Панеево ходит с автовокзала 112-й автобус. Стою на остановке. Идут цыгане — Гриша, Гуля, молодки с детями. Ездили на рынок, купили продуктов.
Девочка лет трех показывает пальцем:
— Моторы, моторы.
Рупиш поясняет:
— «Моторы» по-нашему — это «машины».