Всё самое плохое о моей сестре Уилсон Жаклин
Мисс Сьюзанн продолжала фонтанировать, пока я в отчаянии стояла рядом с ними.
— Мам, я правда-правда неважно себя чувствую, — прошептала я, потянув маму за руку. — Можно теперь уже уехать домой?
Мисс Сьюзанн положила руку мне на плечо:
— Все в порядке, дорогая. Все сначала слегка смущаются на таких вечеринках, как эта. — И она улыбнулась маме: — Не волнуйтесь, я за ней присмотрю.
И она присматривала — ох! — присматривала безжалостно. Я должна была участвовать во всех этих старомодных играх — «музыкальные стулья» и «жмурки». Я была почти самая последняя в «музыкальных стульях», но Ингрид вытащила стул из-под меня, так что Кэйти заняла его раньше. Они обе сильно толкали меня в «жмурках». Вообще-то я переносила это стойко, молчаливо и гордо, но мисс Сьюзанн вступилась за меня.
— Ну-ну, Ингрид, я считаю, что это мошенничество. Бедняжка Мартина! — сказала она. — О, Кэйти, я все видела! Перестань толкаться, дорогая, ей же больно!
И от этого Кэйти и Ингрид стали ненавидеть меня еще больше. Им-то разрешалось ненавидеть кого угодно.
Потом у нас были особые танцевальные игры, и это было даже еще хуже. В одной из них мы должны были парами танцевать польку вокруг комнаты, пока музыка не прекратится. У меня здесь не было никакой подходящей подружки, поэтому не было и никакого партнера. Я подумала, что могла бы быть в паре с Элайшей, потому что у нее вообще не было ни одной подруги, но она танцевала со своим ужасным прилизанным кузеном, одетым в приличный костюм с белой рубашкой и бабочкой. Он как-то ужасно держал Элайшу, склонив голову в сторону, и вышагивал на носочках своих открытых черных туфель.
Я стояла у стены, радуясь маленькой свалившейся на меня милости, но вдруг увидела, что ко мне направляется мисс Сьюзанн:
— Иди сюда, Мартина! Иди танцевать со мной!
— Я не умею танцевать этот танец, — быстро сказала я.
— Конечно умеешь, дорогая. Это просто шаг-шаг-шаг-хоп. Все умеют танцевать польку.
Все, только не я. Когда она кружила меня по всему залу на жуткой скорости, я все время спотыкалась.
— Смотри, как я танцую польку! — пела мисс Сюзанн мне в ухо, подчеркивая каждое слово.
А я очень хорошо видела себя, когда танцевала эту польку, потому что по всему залу были зеркала. И не сказать, чтоб это было приятное зрелище.
— Ну, я думаю, ты ухватила смысл танца, — с сомнением в голосе сказала мисс Сьюзанн.
Когда она объявила следующий танец, что-то такое под названием «Веселый Гордон», она схватила какую-то маленькую девочку в платье диснеевской Белоснежки и предложила мне танцевать с ней. Белоснежке было года четыре, и она вообще не умела танцевать, так что мы остались в углу и стали кружиться в своем собственном танце.
— Ты смешно танцуешь, — сказала Белоснежка.
Вряд ли это было комплиментом.
Потом все направились в другую комнату, где стояли сдвинутые вместе столы и было накрыто потрясающее угощение для именинного чая.
Когда устраивались чаепития для меня и Мелиссы, у нас была пицца, и хрустящий картофель, и морковные палочки, и сырки с ананасом, и потом именинный шоколадный торт.
А здесь был обильное взрослое угощение — с крошечными сэндвичами с маленькими кусочками копченой лососины, и кружочки со сливочным сыром, и маленькие булочки-сконсы с джемом и со сливками, и кукольного размера кексы, каким-то узором разложенные на красивых фарфоровых тарелках. Еще были вазы с бисквитами со сливками, и вазы с тирамису, и особый кекс из мороженого, и чизкейки, и башня из профитролей, и огромный именинный торт с изображением балерины в сиреневом платье.
Танцую я, может, и не очень хорошо, зато я мастер поесть. Я сидела рядом с Белоснежкой, подавала ей сэндвичи и учила ее пить лимонад через соломинку. Еще показала ей, как делать пузырьки, но при этом так старалась, что пузырьки выплеснулись из моего стакана и немножко накапали мне на платье. Я стала быстро стирать капли бумажной салфеткой и… увидела, что случайно уронила на платье мороженое, когда показывала Белоснежке, как надо нарезать его на маленькие кирпичики, чтобы сделать миниатюрное иглу[3]. Мороженое я тоже оттерла. В моем чудовищном платье было ужас сколько материала, и я решила, что два крошечных пятнышка вообще будут незаметны и можно не беспокоиться о том, что скажет мама. Так что я почти начала веселиться.
Мы спели Элайше «С днем рожденья», а миссис Иванс и мисс Сьюзанн нами дирижировали. Потом Элайша задувала свечи, а ее мама тем временем осыпала ее блестящим конфетти. Она сказала, что это волшебная пыльца, которая исполнит все мечты Элайши.
Я понимала, что это полнейшая чепуха, но все равно придвинулась к Элайше, так что немножко волшебной пыльцы попало и на меня. Я закрыла глаза и пожелала создать настоящий комикс про Могучую Марту. Чтобы потом он превратился во много серий на ТВ и в большой фильм и стал бестселлером в компьютерных играх, и тогда я заработаю много-много денег и папе больше не надо будет работать агентом по путешествиям. Он сможет просто поехать во все эти путешествия сам и взять с собой меня. И, возможно, маму, если она пообещает не придираться и не шить мне дурацкие платья. Вот насчет Мелиссы я не уверена. Я вспомнила, как она фыркала от смеха. Наверное, ей придется остаться дома, совсем одной.
Когда все получили по куску именинного торта, мы вернулись назад в главный зал и уселись на полу, а клоун по имени Чам-Чам стал нас развлекать. Белоснежка прижалась ко мне и прошептала, что ей не нравятся клоуны, особенно такие, как этот Чам-Чам, — с белым лицом и красным носом. Я обняла ее и сказала, что Чам-Чам кажется вполне симпатичным и дружелюбным клоуном и нисколько он не страшный.
Вдруг Чам-Чам поймал мой взгляд. Он осмотрел мое искусно сделанное ужасное платье и сказал:
— Ах, наверное, именинница — это ты! А не хочешь выйти на сцену и помочь мне с моими волшебными фокусами?
Так уж получилось, что в этот момент настоящая именинница была в туалете. Это был слишком хороший шанс, и его нельзя было упустить. Мне всегда очень хотелось делать волшебные фокусы.
И я вскочила на сцену.
— Я с удовольствием буду вашим ассистентом, мистер Чам-Чам, — сказала я.
Сначала мы делали несколько скучных фокусов. Я должна была держать выбранные карты и тянуть ниточки от носовых платков из его кармана. Потом он взял в руки высокую шляпу, и у меня заколотилось сердце. Он что, собирается вытащить из этой шляпы кролика? А если так, то даст ли он мне его подержать?
У нас дома не было никаких домашних животных. Маме совсем не нравилась идея завести кого-нибудь, она говорила, что от них только беспорядок. А может, против одного малюсенького кролика, который в основном живет в шляпе, она не будет возражать? Можно было бы назвать моего кролика Волшебником, и мы вместе могли бы показывать фокусы.
— Проснись, проснись! — сказал Чам-Чам. — Ну, маленькая именинница, я же сказал — постучи по верху шляпы волшебной палочкой!
— Она не именинница! Это я именинница! — взвизгнула Элайша, вбежавшая в зал.
И миссис Иванс стащила меня со сцены. Пришлось только смотреть, как Элайша вытаскивает из шляпы замечательного крольчонка с висячими ушками. Чам-Чам тут же сделал пас и быстро убрал кролика, так что Элайша его даже совсем и не держала. Но зато потом она участвовала в самом лучшем фокусе. Она легла в большой ящик (это был настоящий подвиг, поскольку ее в этом платье, да еще с тремя слоями нижних юбок из марли, было слишком много, чтобы в него втиснуться), и ее распилили пополам! Как бы я хотела, чтобы меня распилили пополам! Это было бы так здорово! Одна половина могла бы оставаться дома с папой, рисовать Могучую Марту и смотреть DVD, а другая могла бы пойти в школу и бегать и играть в футбол. Элайша была смертельно напугана, казалось, она вот-вот заплачет. Миссис Иванс тоже не выглядела счастливой. Наверное, она боялась, что драгоценное платье тоже будет распилено.
Хотя пила Чам-Чама казалась довольно острой, я не думаю, что он пилил по правде, потому что Элайша вернулась обратно на сцену абсолютно невредимая, ее платье нигде не было даже разрезано, и вообще не было видно никаких следов крови. Чам-Чам закончил свое представление игрой на этой самой пиле, как если бы она была музыкальным инструментом, а мы все ему подпевали.
Стали приходить некоторые родители, и поэтому я подумала, что наконец пришло время ехать домой, — но мисс Сьюзанн захлопала в ладоши и объявила:
— Дети, сейчас будет именинный балет.
У меня снова заколотилось сердце — а вдруг и мне нужно будет танцевать в балете, — но, слава богу, оказалось, что надо было просто сидеть в публике.
Все ученики школы танцев побежали за кулисы, чтобы переодеться к их великому выступлению. Участвовали все девочки и прилизанный мальчик-кузен. Даже маленькая Белоснежка появилась на сцене — она становилась на носочки и немножко прыгала.
Конечно, звездой именинного балета была Элайша. Она вертелась и кружилась по всей сцене, как очень большой вращающийся купол, а мистер Иванс записывал ее представление на видео. Кэйти и Ингрид станцевали короткий дуэт. Я надеялась, что они будут выглядеть ужасно глупо, чтбы можно было громко-громко рассмеяться, но они танцевали современный танец, извиваясь, как девушки в поп-группе — такие танцы Мелисса изображала перед зеркалом, — но я разозлилась, потому что Кэйти и Ингрид делали это лучше.
Однако лучшим танцором был мальчик-кузен. Он переоделся — вместо брюк надел обтягивающие колготки, на плечах у него был очень короткий плащ, — он высоко прыгал, крутил ногами во все стороны, потом присел, как лягушка, и подпрыгнул, и даже прошелся колесом. Если это балет, то, может, мне такое и нравится.
Тут появилась мама. Я поняла, что у нее какой-то серьезный разговор с мисс Сьюзанн. Я сильно хлопала кузену и немного похлопала Элайше, из вежливости, а потом побежала к маме.
— Мам, ты что, хочешь записать меня на балетные уроки? — нетерпеливо спросила я.
Мама изумилась, а мисс Сьюзанн рассмеялась:
— Мартина, танцы, по-видимому, не совсем твое дело. Ты не слишком-то радовалась, когда танцевала польку.
— Нет, я имела в виду вот эти дурацкие танцы — попрыгушки-поскакушки. Я хочу прыгать и крутиться колесом, как он, — сказала я и показала на кузена Элайши.
Мисс Сьюзанн потрепала меня по волосам.
— Нет, дорогая, девочки так не танцуют! — сказала она и снова засмеялась.
— Это нечестно! Спорим, я могла бы делать это так же хорошо, как и он, — проворчала я, а мисс Сьюзанн и мама снова стали рассуждать о феях цветов — о феях роз, и маков, и колокольчиков, и душистого горошка. Они разговаривали еще целых сто лет, пока мы не остались чуть ли не последними в зале.
Когда мама наконец-то привезла меня домой, я получила еще один ужасный удар. Папа и Мелисса, усевшись рядышком на диване, окунали чипсы в томатный соус и смотрели «Историю Игрушек — 3». Это мое любимое занятие и мой любимый фильм. Я всегда смотрю его с папой, и мы обсуждаем лучшие места, и крепко держимся за руки, когда игрушки чуть не выбрасывают в мусор. Вот это и есть самое плохое в моей сестре. Она такая подлая — стоит мне повернуться спиной, как она в ту же минуту пристраивается к папе.
— Это нечестно! — заныла я. — Я тоже хочу смотреть! Можно начать с начала? И нельзя ли мне тоже хоть чуть-чуть чипсов?
— Эй, дорогая, ты же была на вечеринке! Я подумал, что Мелиссу тоже нужно немножко подлечить, — сказал папа.
— Эта вечеринка не была никаким лечением. Она была абсолютной пыткой, — сказала я, пытаясь втиснуться между Мелиссой и папой. — Ну давайте возвращайтесь назад, к началу.
— Осторожно с томатным соусом! — сказала мама, но слишком поздно.
Соусник подпрыгнул и приземлился на мои синие шелковые коленки.
— Ох, Мартина! Испортила такое красивое платье! Как можно быть такой неаккуратной! — воскликнула мама.
Я думала, что меня ждет серьезный разговор, но, к моему удивлению, мама оказалась не ультрасердитой. Она стянула с меня платье и попыталась промокнуть соус губкой. При этом она обнаружила следы от лимонада и мороженого и снова начала меня ругать, но не так чтобы сильно.
— Придется дать тебе большой пластиковый малышовый нагрудник, и ты будешь надевать его каждый раз, когда садишься есть, — сказала мама. — Что ж, досматривай свою «Историю Игрушек». Только посмотреть с самого начала тебе не удастся, потому что уже пора спать, — и мама снова дотронулась до синего платья.
— Оно ведь правда испорчено? И я больше не должна буду его надевать? — спросила я с надеждой.
— Скорее всего, — ответила мама. — И нечего радоваться!
— Мам, прости. Я же не нарочно!
— Да я знаю, — и мама вздохнула. — Ты так прекрасно выглядела в этом платье. Нужно было тебя сфотографировать. И все же оно послужило своей цели!
Я не понимала, что мама имела в виду, — тогда не понимала.
Глава 4
По воскресеньям вся семья обычно любит поваляться в постели, но мама встала очень рано и зажужжала своей швейной машинкой. Папа, в пижаме, пришлепал в мою Берлогу Марти, почесывая голову и зевая.
— Марти, ты готова поделиться своей двухэтажной кроватью? — спросил он. — Мама устроила в нашей комнате страшный шум.
— Только скинь Попрыгунчика на пол, пап. И добро пожаловать на борт, — пригласила я.
Папа улегся на кровать, как-то ухитрившись стать меньше ростом.
— Ух! — поморщился он, забираясь под одеяло. — Что это за царапучая штука?
— Ой, это Перси, мой ручной дикобраз. А я-то думала, куда он делся, — сказала я.
— Твой дикобраз? Ну конечно, — сказал папа, выкинув моего дикобраза на холод и устраиваясь поуютнее.
Я тоже уютно устроилась и стала думать о вечеринке. Скинула с себя одеяло и, болтая ногами, пыталась делать так, как делал мальчик-кузен, то есть задирать и опускать их.
— Марти, что ты делаешь? Вся кровать трясется, — пробурчал папа.
— Я пытаюсь делать то, что делал в балете тот мальчик, — ответила я. — Только не могу точно понять, как надо.
— Может, это легче делать не на кровати, — предположил папа.
Я спрыгнула вниз и начала скакать по комнате. Я хотела сделать крутой разворот, и кончилось все это тем, что я кучей рухнула на ковер.
— Ох, миленькая моя, — забеспокоился папа. — Марти, с тобой все в порядке?
Я тихонько лежала и думала.
— Не уверена, — ответила я. На всякий случай подергала ногами. — Думаю, я немножко ушибла ногу.
— Какую? — папа наклонился с кровати и слегка толкнул меня.
— Эту. Нет, может быть, ту. Наверное, ударилась обеими. Может, я их сломала. Ой, это было бы так здорово, тогда у меня был бы гипс. Гипс бывает разных цветов. Можно мне красный, а, пап?
— Да, а также красный нос, маленький ты клоун. Кудряшкин, я не думаю, что ты сломала ноги. Давай посмотрим, сможешь ли ты подняться и немножко походить.
— А на вечеринке Элайши я помогала мистеру Чам-Чаму. Это клоун. У меня все хорошо получалось. Я чуть было не вытащила кролика из шляпы, — сказала я, прохаживаясь по комнате. — Пап, а могла бы я, когда вырасту, стать клоуном? Девочкам ведь разрешается быть клоунами, да?
— Не вижу причин, почему бы и не стать. Правда, не могу сказать, что видел леди-клоунов, но смею заверить, что ты будешь первой.
— Потрясающе! Лучше я начну тренироваться прямо сейчас. Пап, у тебя в ящике с инструментами есть какая-нибудь пила? Я взяла бы ее в школу, чтобы попытаться распилить Кэйти и Ингрид пополам.
— Ну да, я думаю, что девочкам разрешается также совершать и массовые убийства, но это не та карьера, которую я мог бы тебе рекомендовать, — сказал папа.
— Пап, а можно просто попробовать наиграть какую-нибудь музыку на твоей пиле? Мистер Чам-Чам так красиво играл. Ну позволь мне поиграть.
— Марти, я вообще-то самый симпатичный, любящий и все позволяющий папа, ты это знаешь, — но я не позволю тебе портить мою пилу или любой другой инструмент. Ты же не считаешь меня сумасшедшим?
— Я считаю, что ты старый жадина, — сказала я. — Ну а на чем же тогда мне играть?
— Я, бывало, играл на расческе с куском бумаги, — пробормотал папа.
— Ага!
У меня не было расчески — ну ни одной, чтобы там сохранился хоть единственный зубчик, — но я вспомнила, что когда брала у Мелиссы ее щетку для волос, там лежала еще маленькая расческа.
И я в пижаме вышла на цыпочках из Берлоги Марти, глубоко вздохнула и пробралась в комнату Мелиссы. Ее розовые шторы были все еще плотно задернуты. Мелисса неподвижно лежала под вишневым одеялом. Я прошла босиком по темно-розовому ковру, опустилась на колени на пушистый коврик у ее туалетного столика и очень осторожно выдвинула верхний ящик. Там у Мелиссы был такой порядок! Ровненько лежали разные побрякушки, ленточки смотаны в клубочки, бусы и браслеты свернулись как змейки — и там же обнаружилась розовая расческа, которая просто умоляла превратить ее в музыкальный инструмент.
И я схватила ее.
— Ты что тут делаешь? — спросила Мелисса из-под одеяла.
— Ничего! — сказала я, пряча расческу под пижаму.
— Марти! — Мелисса стрелой выскочила из постели. — Что — ты — делаешь — в моей — комнате? Тебе сюда входить не разрешается.
— Я просто хотела посмотреть, проснулась ты или нет, вот и все, — сказала я.
— Ну вот, я проснулась.
— Прости. А теперь снова засыпай — сегодня воскресенье, — и я вышла, не моргнув глазом.
Я пошла в ванную, намотала на расческу туалетную бумагу и попыталась что-то сыграть. И потом потащилась обратно в свою Берлогу Марти:
— Пап, ничего не получается!
— Ну, что такое? Марти, я же еще сплю!
— Туалетная бумага просто рвется и превращается у меня во рту в розовую кашу — смотри! Ну почему в этом несчастном доме все должно быть розовым?
— Розовая каша? Ох! Нет, это должна быть не туалетная бумага. Тебе нужна старомодная — скользкая, плотная бумага. Знаешь, такая есть у бабушки.
Я потопала в шкаф под лестницей посмотреть, не запрятана ли у нас где-нибудь такая бумага, но у нас была только мягкая, с которой любят играть щенята. Я уставилась на порошки для стирки, на кухонные губки и на пылесос… Я смотрела на пылесос долго и упорно. У нас был такой пылесос, в котором нужно подсоединять разные трубки с разными щетками на конце.
Я взяла одну трубку и попробовала в нее подуть. Раздался самый замечательный, самый печальный звук, будто из хобота слона. Я еще подула, посильнее. Чудеса! Теперь этот звук издавало целое стадо слонов. Я дула ритмично — так, чтобы получилось «С днем рожденья тебя». Тут дверца шкафа распахнулась, и на меня безумными глазами уставилась мама:
— Мартина Майклс! Положи это на место! Сейчас семь часов утра воскресенья! Ты что, с ума сошла? Хочешь разбудить всех соседей?
— Мам, я просто стараюсь сыграть мелодию. Ты слышала? Я могу сыграть «С днем рожденья тебя»!
— Я-то слышала. Как и вся наша улица. А теперь вылезай из шкафа.
— Мам, я думаю, что могу быть настоящим музыкантом. Можно мне получить настоящий музыкальный инструмент? Можно что-нибудь такое, что играет как труба? Мне нужны настоящие уроки музыки.
— Я думала, ты настроилась на уроки танцев.
— Вряд ли у меня получится делать ногами все эти штучки. — Я выбралась из шкафа под лестницей. — Посмотри, мам, — что я делаю неправильно? — я подпрыгнула, пытаясь перекрещивать ноги вперед-назад.
— Очень много чего, — сказала мама. — Пойдем, поможешь мне готовить завтрак, раз уж все проснулись. Если ты действительно серьезно хочешь танцевать, возможно, мы могли бы начать с того, что отправим тебя к мисс Сьюзанн. Уверена, она сделает нам скидку. Я собираюсь выполнить для нее очень большую работу. На самом деле мне нужно кое о чем поговорить с тобой и с Мелиссой.
— О чем?
— Ну, сначала позавтракаем. Сделаем сэндвичи с поджаренным беконом?
— Ой, да, пожалуйста! Мам, можно я пожарю бекон? Я люблю, когда он шипит.
— Ты делай тосты — только осторожно.
Я любила смотреть, как тосты выпрыгивают из тостера. Пока мама занималась поджариванием бекона, я порезала хлеб. Мне так нравилось делать тосты, что я все делала их и делала, пока не изжарила весь хлеб.
— Мартина! — воскликнула мама, увидев это.
— Все в порядке, я все съем — я голодная, — сказала я. — Мне просто нравится, как они выскакивают из тостера.
— Ну почему ты все делаешь так неразумно? Теперь намазывай тосты маслом. Восемь штук. Только восемь, хорошо?
Мама заваривала чай и складывала вместе сэндвичи с беконом.
— Позвать папу и Мелиссу? — спросила я.
— Мы будем завтракать в постели. Пойдем в твою комнату, на двухэтажную кровать, а? — спросила мама.
Я засомневалась. На самом деле я не хотела никакого нашествия в мою Берлогу Марти. Я любила, когда там гостил папа, но он не ворчал на мой беспорядок и не замечал, что все нижнее белье свалено в кучу. И я уж точно не хотела, чтобы в мою комнату приходила Мелисса, потому что она всегда старалась забрать назад свои вещи, да еще и командовала мною. Но идея собраться всем на моей кровати и есть сэндвичи с беконом показалась мне очень заманчивой, так что я сказала «да».
Мама и папа заняли нижнюю кровать, а Мелисса и я сидели и жевали на верхней.
— Марти, у тебя такая странная комната, — сказала Мелисса. Она разглядывала мои постеры с Могучей Мартой, Попрыгунчика, задравшего ноги вверх, моих пластиковых лошадей в их конюшне в коробке из-под туфель, Полли, мою попугаиху, которая присела на абажур, и Бэйзила, моего прекрасного боа констриктора, спрятавшегося в тени.
— В этой комнате видна индивидуальность хозяйки, — сказал верный папа.
— Ты так это называешь? — Мама тоже разглядывала все вокруг. К сожалению, она посмотрела и наверх. — Марти, скажи на милость, что это за черные пятна на потолке?
Ой, господи, они получились, когда я играла с маленькой обезьянкой, пытаясь научить ее летать, как летают эти замечательные жуткие обезьяны в «Волшебнике Изумрудного города». Это была маленькая обезьянка Мелиссы — Мелисса сама дала ее мне, когда разбирала свой шкаф для игрушек. Маленькая обезьянка сказала, что больше не хочет быть розовой. Я ее хорошо понимала. Взяла крем для обуви и сделала ей с ним массаж всего туловища. Ей понравилось, что она превратилась в черную. И она очень быстро научилась хорошо летать. Даже слишком хорошо — ударяясь о потолок, оставила на нем одно или два пятнышка от крема для обуви. Но теперь, по крайней мере, ей не грозили неприятности, потому что она полетела прямо в окно и больше не вернулась.
— Эту комнату нужно покрасить, — сказала мама. Посмотрела на ковер. — И тут эти ужасные пятна, которые остались после того, как ты объелась шоколада, подаренного тебе на день рождения, а потом не успела добежать до ванной.
— Я ставила опыт — хотела посмотреть, сколько шоколада можно съесть за один раз. И получила ужасный результат. На самом деле мне удалось съесть почти целую коробку, — сказала я.
— Думаю, можно было бы закрыть пятно половиком, но в этой комнате вполне мог бы появиться и новый ковер. И нужно выбросить это старье — кресло и туалетный столик, у них ужасный вид.
У меня в Берлоге Марти не было приличной мебели. Но было любимое кресло, которое, наверное, стоило целое состояние, прямо как настоящая антикварная вещь. Оно немного продавлено и с одной стороны выскакивают пружины, но на нем очень здорово прыгать. Туалетный столик тоже очень хорошенький, хотя у него и не хватает одного ящичка. Прошлой зимой, когда выпал снег, я попыталась использовать этот ящичек вместо санок, но он почему-то развалился и обратно не сложился.
— Мам, все в порядке, мне нравятся мое кресло и мой туалетный столик, — сказала я.
— Нет, моя дорогая, пришло время, когда ты должна спать в приличной комнате, — сказала мама.
— Ты решила полностью обновить комнату Марти? — встрепенулась Мелисса. — Это нечестно! Я хочу, чтобы и мою комнату привели в порядок — она уже выглядит слишком детской.
— Да, хорошо, если хочешь, можешь ее переделать, — разрешила мама.
Мы с Мелиссой так и уставились друг на друга. Обычно мама не сдается и если соглашается, то… ну не сразу.
— Правда? — обрадовалась Мелисса. — Ну, мам, спасибо! Фантастика! А можно мне сделать новый огромный встроенный гардероб?
— Не глупи, для такого гардероба нужна комната гораздо большего размера. А в этой тогда станет очень тесно, — сказала мама.
— Кто-нибудь собирается посвятить меня в ваши грандиозные планы? — спросил папа. — Особенно если учесть, что в доме именно я на все руки мастер и, похоже, бедному парню придется делать и покраску, и отделку, и новый гардероб, и всякое такое прочее. — Он взъерошил маме волосы, будто она тоже девочка, как мы. — Что творится в этой странной головке? Я чувствую в ней какое-то жужжание, а? Такое же, как жужжание швейной машинки!
Мама глубоко вздохнула. И тут же вскочила с кровати и встала лицом к нам. У нее порозовели щеки и засверкали глаза. Она то сжимала руки, то разжимала их. Это моя привычка, но я делаю так только тогда, когда на самом деле хочу чего-то очень-очень сильно.
— Сьюзанн из школы танцев заказала мне сшить костюмы для ее нового детского балета цветов. Это двадцать платьев, и все разного фасона. Это очень сложная задача. Но если я сделаю эту работу хорошо, то, поскольку Сьюзанн намерена создать зимнюю пантомиму, я смогу получить заказ на несколько перемен костюмов для каждого ребенка. А еще две мамы на вечеринке спросили, не сделаю ли я их дочерям платья подружек невесты. Одна из них хочет шесть таких платьев плюс наряд для маленькой девочки-цветка. Я теперь буду шить день и ночь, и дело стоит того. Увидите, сколько мне за это заплатят!
— Джен, это замечательно, — сказал папа.
— Фантастика, мам, — кивнула Мелисса.
— Столько прекрасных платьев! А я так рада, что мне уже не придется еще раз такое надевать, — сказала я. — Мам, все-таки это я хорошо представила твое портновское искусство?
— Похоже, что так, — кивнула мама. — Мартина, спасибо тебе за то, что ты была великолепным ребенком-манекенщицей.
Я засмеялась и поклонилась ей с верхней кровати.
— Так что же, мы будем ремонтировать наши комнаты потому, что ты собираешься заработать кучу денег? — спросила Мелисса.
— Ну, дело в том… Я все пыталась сообразить, как лучше справиться со всей этой срочной работой. К тому же людям будет очень неловко шествовать на примерку в мою спальню. И это непрофессионально — чтобы кровать стояла посреди комнаты, да еще так неудобно.
— Прости, прости, — сказал папа, поднимая вверх руки.
— И потом мне будет нужно много места, чтобы вешать платья. В идеале я должна развешивать их по всей комнате и закрывать полиэтиленом, — тут мама обвела руками всю мою комнату… и у меня ёкнуло сердце.
— Мам, но нельзя же вешать новые платья в моей Берлоге Марти, просто нельзя! — сказала я. — Это было бы очень неразумно! Ты ведь знаешь, как я умею устраивать беспорядок! Ничего не хочу сказать, но я моментально испорчу эти платья.
— Я знаю, что испортишь, дорогая, — сказала Мама. — Ну, а если мы тебя переселим?.. Видишь ли, мне действительно нужна эта комната как комната для шитья.
Меня это так поразило, что я потеряла дар речи. Было ощущение, будто мама сильно ударила меня кулаком прямо в живот.
— Ты хочешь вытолкнуть меня из моей Берлоги Марти? — прошептала я.
Вообще-то я с трудом могу заплакать: плакать — это так по-девчоночьи, — но почему-то так получилось, что слезы побежали по моему лицу.
— Ох, Мартина, не плачь! — мама взобралась по приставной лестнице, села рядом и обняла меня.
— Не могу. Мам, ты не должна отбирать у меня мою Берлогу Марти! Я ведь даже не сделала ничего плохого. Ну, ничего хуже того, что бывает обычно, — всхлипывала я.
— Знаю, дорогая. Это не наказание. Я просто пытаюсь быть практичной. А это такая грязная, старая комната. Мы никогда даже не меблировали ее по-настоящему. Мне правда она нужна для шитья. Но не стоит так расстраиваться. Я уверена, что папа сделает тебе какие-нибудь новые полки, если ты хорошенько попросишь. Мартина, ну не может же тебе на самом деле нравиться вся эта рухлядь! Вещи в твоей берлоге — просто хлам. И в любом случае у девочек не бывает берлог: берлоги — это для мальчиков.
— А я хочу берлогу, — плакала я.
— Так что, Марти переезжает к тебе и папе? — спросила Мелисса.
Мама будто что-то проглотила.
— Нет, Мелисса, не думаю, что это возможно, — сказала она. — Дети не спят в комнате родителей — во всяком случае, не в этом возрасте.
— Тогда куда же она переедет? — Голос Мелиссы поднимался все выше и выше.
— Ну, дорогая, это так понятно. Она переедет к тебе, — ответила ей мама.
— Нет! Нет, нет и нет! — взвизгнула Мелисса. — Я не могу жить вместе с Марти! Она устраивает ужасный беспорядок и ломает все мои вещи, она сводит меня с ума!
— Не волнуйся, я никогда-никогда-никогда не буду жить с тобой! — заявила я. — Если мама забирает у меня мою Берлогу Марти, то я буду… я буду спать на кухне… или в ванной… или в палатке в саду!
— Вы устраиваете глупую бучу из-за ерунды! Вот увидите, вам будет гораздо веселее жить вместе. Я жила со своей сестрой, и нам это нравилось. У нас было много разных игр, нам вдвоем было хорошо, — сказал Мама.
— Да, но вы с тетей Кэрол любите друг друга, — сказала Мелисса.
— Я хочу, чтобы и вы, глупышки, тоже любили друг друга. Я знаю, что на самом деле так оно и есть. И вообще, я устала, мне плохо от ваших вечных споров. Только посмотрите на себя — ведь что ни день, то драка!
— Но у нас каждый день будет драка, если мне придется спать в этой ужасной розовой комнате — да еще в ней воняет, — заныла я.
— В ней не воняет! — возмутилась Мелисса.
— Нет, воняет — все эти розовые вещи, и пудра, и лак для волос. Я задохнусь, если мне придется жить в комнате Мелиссы.
— Ну а меня задушит ужасная вонь от твоей грязной одежды и твоих глупых старых самодельных игрушек. Мам, ты не можешь заставить нас жить вместе, просто не можешь! — Мелисса тоже заплакала.
— Пожалуйста, перестаньте плакать! Слушайте, простите меня, я не хотела вас так расстраивать. Если только вы поймете, что я имела в виду, то вам понравится сама идея перемены. Уверена, понравится. Вы можете полностью переделать вашу комнату. Мелисса, ты же говорила, что хочешь ее перекрасить. Ну вот он, твой шанс.
— Но в этом нет никакого смысла, если тут будет Марти. Она все испортит! Она приведет в беспорядок все мои вещи, все разломает — да просто будет сильно меня раздражать. Мам, ну как ты можешь так со мной поступить?!
— Я просто пытаюсь сделать кое-какую работу и получить за это много денег для всех нас, — сказала мама. И мне показалось, что она тоже собирается заплакать.
— А ну-ка замолчите. Все, — сказал папа. Он произнес это очень спокойно, но было в его голосе что-то такое, что заставило нас умолкнуть. — Нет никакой необходимости в том, чтобы вы оказались в таком глупом положении. Марти, ты можешь сохранить свою берлогу. Мелисса, ты не должна ни с кем делить свою комнату. Джен, у тебя может быть своя швейная комната. Забирай нашу гостиную внизу. Всем ясно, что сейчас в моем агентстве путешествий я не зарабатываю достаточно денег. И я закрою свой офис. Агентство — это сплошная неудача. Как и я.
И папа лег и повернулся лицом к стене.
Глава 5
А мы… замолчали. Мы с Мелиссой перестали пререкаться. Мама втиснулась на нижнюю кровать рядом с папой и положила голову ему на плечо:
— Ты вовсе не неудача. Ты лучший муж и отец в мире. Дорогой мой, ты так старался. Я уверена, что скоро дело пойдет на лад. Может быть, нам нужно начать рекламировать агентство, чтобы люди знали, что оно находится здесь? Но ты должен продолжать свое дело. Я и не мечтала о том, чтобы занять твой офис. Слушай, если девочкам действительно будет так плохо в одной комнате, я просто продолжу работать в нашей спальне.
Мелисса посмотрела на меня. Я посмотрела на нее. Мы придвинулись ближе друг к другу. Мы не осмеливались смотреть вниз, но нам показалось, что папа заплакал.
Мы привыкли видеть друг друга в слезах. Мы не любили, когда, хотя и в редких случаях, плакала мама, но это не было ужасно. Но чтобы заплакал папа… хуже этого ничего не могло быть.
Я потянулась к руке Мелиссы. Она вцепилась в мою руку и сильно ее сжала.
— Давай сделаем вид, что на самом деле мы не возражаем против общей комнаты? — прошептала я. — Пусть даже мы и возражаем.
— Давай, — прошептала в ответ Мелисса.
Я осмотрела мою замечательную Берлогу Марти, все мои любимые вещички. Но самым любимым был мой папа, и я просто не могла вынести, что он так расстроился.
— Эй, планы меняются, — сказала я, спускаясь по приставной лестнице на нижнюю кровать. — Ладно, мы с Мелиссой будем жить вместе.
— Да, наверное, это будет весело, — бодро сказала Мелисса. — Тогда и правда переделаем мою комнату?
— Конечно, дорогая, — сказала мама. — Ох, девочки, а вы действительно в этом уверены?
Уж конечно мы не были в этом уверены, и все это понимали, — но теперь приходилось быть верными своему слову.
— Будет здорово, — сказала я. — Хотя нужно ли оставлять все это розовое? Розовый — самый плохой цвет из всех цветов радуги.
— А мне нравится розовый. Это всю жизнь мой любимый цвет. Но, может быть, такой нежный, бледно-розовый теперь выглядит немножко младенческим. Наверное, надо сделать розовый более ярким. Как розовая губная помада. Или как неоновый розовый. Марти, тебе нравится неоновый розовый? — спросила Мелисса.
— Да, но я все равно возражаю против розового. Нельзя ли сделать красный, как в моей Берлоге Марти?
Читать бесплатно другие книги:
