Всё самое плохое о моей сестре Уилсон Жаклин

Глава 7

Конечно, я заняла верхнюю кровать. Я поселила там Уилму-кита, Бэйзила и половину Перси. Я хотела поселить там всех, но Попрыгунчик занимал чересчур много места, лошади были слишком жесткими, а Полли меня клевала.

Мелисса со своей Бэйбой заняла нижнюю кровать. Она делала вид, что уже такая взрослая и утонченная, и насмехалась над моими животными, но сама каждую ночь укладывала к себе в кровать детскую тряпичную куклу. Кукла теперь на самом деле была как тряпка, ее когда-то розовое лицо из полотенца пожелтело от возраста. Весь день Мелисса прятала Бэйбу под подушкой и вынимала ее только к ночи, потому что кукла нужна была ей для того, чтобы заснуть. Мелисса не очень-то хотела оставаться ночевать у подруг, потому что не могла взять с собой Бэйбу — над ней стали бы смеяться.

Мама пыталась заставить Мелиссу выбросить Бэйбу. И однажды Мелисса даже сделала это — то есть просто положила куклу в мусорный бак, — но в середине ночи она стала плакать, и папе пришлось выйти на улицу в халате и в тапочках и спасти Бэйбу до того, как приедет мусоровоз.

Мама и папа пришли в нашу комнату поцеловать нас на ночь. Папа поцеловал и Уилму, и Бэйзила, и половину Перси. Он поцеловал бы и Бэйбу, но Мелисса прятала ее под одеялом. Никто не знал, что Бэйба там. Кроме меня.

— Спокойной ночи, девочки. Хороших снов, — сказала мама.

— Спите, детки, крепко, клопов я запер в клетку! — сказал папа. У нас не было клопов. Он просто валял дурака. Они погасили свет и вышли, как будто мы малыши и сейчас же заснем. Но мы с Мелиссой и не думали засыпать.

— Ненавижу эту двухэтажную кровать! В ней так тесно, — прошипела Мелисса, ворочаясь в постели.

— Здесь полно места, — сказала я, помолчав. — Только для худых.

— Ты хочешь сказать, что я толстая? — в ужасе воскликнула Мелисса.

Я ухмыльнулась. Мелисса нисколечко не толстая, но боится, что может такой стать. Она часто с тревогой рассматривает себя в зеркале, втягивая живот и корча дурацкие рожи, чтобы щеки казались впалыми.

— Я ни капельки не толстая. Мама сказала, что ты не должна называть меня толстой. У меня из-за тебя расстроится желудок. Я ей все скажу, если ты не прекратишь, — сказала Мелисса.

— Знаешь, есть один тип людей, которых я ненавижу и презираю больше всех, — это ябеды, — сказала я. — У ябеды у синицы язычок загорится, собачонки ее облают, а потом искусают.

— Жалкий глупый стишок. Ты прям как младенец, — фыркнула Мелисса.

— Но я не прячу под одеялом свою куколку, — не осталась в долгу я.

— А я и не прячу, я просто никак не могу правильно уложить одеяло на этой дурацкой кровати, — сказала Мелисса, поворачиваясь.

— Лежи спокойно, ты меня трясешь. Еще перевернешь, если будешь так крутиться, — предупредила я.

Мелисса тут же замерла.

— А кровать не может опрокинуться по-настоящему? — спросила она.

— Может. Один раз, когда я пыталась попрыгать на верхней кровати, она вся очень опасно наклонилась.

— Вот удивила так удивила! Конечно, в таком случае кровать должна опрокинуться. Чего же в этом неожиданного — она такая неустойчивая, да еще если и прыгать как обезьяна.

— Хотела бы я иметь обезьяну. Э-э-эх, Могучая Марта могла бы в джунглях превратиться в Могучую Обезьяну, отрастить прекрасный длинный хвост и качаться с ветки на ветку.

— Да, и еще вы с ней могли бы отрастить себе эти неприличные красные попки, — не удержалась Мелисса.

— Замолкни. Да, Могучая Марта в самой глубине джунглей прокладывает себе путь через заросли. Там обжигающая жара, ее жалят москиты, но она даже не вздрагивает. Она шагает вперед в своих конверсах, но тут вдруг она что-то слышит.

— Что?

— Шшшш, она прислушивается! Она слышит какое-то шур-шур-шур. Что-то придвигается к ней, ближе, ближе. Птицы перестали чирикать, все звери спрятались, потому что идет что-то.

— Что?

— Большой боа констриктор — злобное существо, которое может убить, стоит ему только обхватить тебя. Даже Могучая Марта бессильна против него.

Пока я это говорила, я раскрутила кольца Бэйзила и стала медленно свешивать его вниз с моей кровати.

— Да, боа констриктор вселяет ужас во все сердца. Смотри — вот он идет, вот он!

Я свесилась вниз и стала покачивать Бэйзила, пока он не прикоснулся к лицу Мелиссы. Она взвизгнула и вылетела из кровати, трясясь, размахивая руками и отбрыкиваясь ногами.

— Следи за ним, теперь он собирается заполучить малышку Бэйбу, — прошипела я, задыхаясь от смеха.

— Нет, не получит! — завопила Мелисса, сжимая свою потрепанную куколку.

— Мелисса! — В нашу комнату влетела мама. — Что случилось? Почему ты не в кровати?

— Мам, у нее все в порядке. Мы просто играли, — сказала я, затягивая Бэйзила к себе в кровать.

— Значит, не надо играть, когда пора спать. И нечего так визжать. Мы подумали, что ты чего-то испугалась, — покачала головой мама.

— Мелисса и вправду испугалась, — сказала я, торжествуя, когда мама уже ушла обратно к своему шитью.

— А вот и не испугалась, — мрачно буркнула Мелисса, забираясь в кровать с Бэйбой в руках.

— Да, испугалась! Сильно испугалась Бэйзила, хотя ты и говорила, что он просто чучело из старых колготок. Ох, ты почти схватил ее, правда же, Бэйзил, мальчик мой? Берегись, Мелисса. Он будет ждать, когда ты заснешь, и потом снова соскользнет вниз.

— И я разорву его на кусочки — предупреждаю тебя, — пробурчала Мелисса. — А теперь заткнись, Марти. Давай спать.

— Но мне нисколечко не хочется спать. Так противно находиться в этой комнате. В ней воняет.

— Нет, не воняет!

— Да, воняет — воняет твоим ужасным кремом для рук.

— Это приятый запах.

— Это настоящая вонь. У меня даже начался кашель — послушай! — И я громко закашляла. И сделала так, что Уилма, Бэйзил, Попрыгунчик, Полли, Половина-Перси и все шесть лошадей тоже закашляли.

— Это сумасшедший дом, — сказала Мелисса, зарываясь в одеяло.

— Нет, это джунгли, и все звери заболели и кашляют от смертельно опасной розовой заразы. Все сваливаются с ног и умирают — слушай. — И я продемонстрировала, как каждое создание, задыхаясь, плюхается на спину.

— А я не слышу, — сказала Мелисса из-под одеяла.

Я придумала великолепное приключение Могучей Марты, шагающей в джунглях с большой маской на лице. Она распыляла розовую заразу до тех пор, пока та не превратилась в розовые облака и не улетела прочь. Но Мелисса, ясное дело, не могла ничего слышать, потому что она начала храпеть.

Сначала, услышав, как моя жеманная, капризная сестра издает такие дурацкие хрюкающие звуки, я от удивления просто выпучила глаза, но немного погодя это стало меня раздражать. Я хотела заснуть — но как это сделать, когда там внизу такой поросенок?

— Мелисса! — Я свесилась с кровати и ткнула сестру. — Мелисса, проснись!

— Что? — промычала Мелисса.

— Ты храпишь!

— Нет, не храплю!

— В данную секунду не храпишь, потому что я только что тебя разбудила.

— Тогда заткнись. Так или иначе, я не храплю, — сказала Мелисса.

И она запряталась в норку в своей кровати. И меньше чем через минуту она снова захрапела, в этот раз даже еще громче.

Я натянула одеяло на голову, свернулась калачиком со своими зверями и стала нашептывать им истории про Могучую Марту. Я не могла уснуть целых сто лет, но зато придумала коварный план, как отомстить Кэйти и Ингрид за их гадости.

На следующее утро я встала рано — как только услышала, что мама пошла в ванную. Я пронеслась вниз по лестнице на кухню. Открыла холодильник, и меня тут же отвлекли остатки торта на нижней полке. Мой палец сам собой потянулся и начал собирать крем, вишни и дольки персика, но я быстро одумалась, отставила бисквит и взяла коробочку с яйцами. Я осторожно потрясла ее, чтобы убедиться, что она полная. Взяв коробку, я понесла ее наверх, спрятав под пижамой, на случай если наткнусь на маму или папу.

Мелисса все еще спала, так что я аккуратно завернула коробку с яйцами в две старые майки и положила ее в мою школьную сумку. Все! Задание выполнено!

За завтраком я немножко нервничала, а мама была на редкость заботлива.

— Девочки, ну и как вам живется вместе? — спросила она, обняв нас обеих. — Вы быстро заснули после всех этих писков и визгов?

— Одна из нас заснула, — сказала я, запихивая в рот хлопья. — Одна из нас, которая храпит как свинья.

— Я не храплю! — возмущенно сказала Мелисса.

— Конечно не храпишь, — сказал папа. — В нашей семье никто не храпит. Мы просто, знаете ли, глубоко дышим, да?

При этих словах я захихикала и поперхнулась хлопьями, потому что папа храпит ужасно. Он храпит не как поросенок — он храпит скорее как громадный храпун-бородавочник.

— Мартина, поосторожней с этими хлопьями, — сказала мама. — А я прошлым вечером сшила последнюю подушку и закончила костюм мака. И одна из мам пятого класса прислала мне имэйл. Ее старшая дочь выходит замуж, и они хотят, чтобы я немедленно взялась за свадебное платье, а также за три платья для подружек невесты.

— Но ты уже сделала много платьев для подружек невесты, верно? Ты не должна брать слишком много работы, любовь моя. Пожалей свои руки, — сказал папа.

— Не волнуйся, у меня все в порядке. Эти платья будут им нужны только через несколько месяцев. И знаете — одна мама из школы танцев хочет для своей дочери синее платье — такое же, как было у Мартины, — она потрепала меня по моим кудряшкам. — Моя дорогая, ты была моей изумительной маленькой моделью.

— Голубая рапсодия, — сказал папа.

— Скорее Синюха, — сказала Мелисса.

Я почувствовала, что краснею. Что, и весь шестой класс тоже называет меня Синюхой? Они ведь даже не знакомы со мной.

— Откуда ты знаешь? — прошипела я.

— Я слышала, как тебя называли Кэйти и Ингрид, — прошептала Мелисса. Она помолчала. — Хочешь, мы с моими друзьями с ними разберемся?

— Нет, спасибо. Я сама, не беспокойся, — сказала я.

— О чем это вы шепчетесь? — спросила мама.

— Просто… секреты, — сказала я.

— Ну, я вижу, общая комната поможет вам сблизиться, — обрадовалась мама. Она посмотрела на часы. — Мартина, очень хорошо, что ты встала сама и тебя не надо было будить. Как раз есть время приготовить вам нормальный завтрак, если хотите. Как насчет бекона и яиц?

Яйца!

— Нет, спасибо, — быстро сказала я. — Я наелась хлопьями.

— Спасибо, мама, — помотала головой Мелисса. — От жареного о-о-очень толстеют.

— Спасибо, Джен, но я собираюсь выйти на час-другой, чтобы расклеить листовки в округе.

Папа напечатал на компьютере небольшое объявление о своем агентстве путешествий, и ему не терпелось расклеить его. А я хотела как можно скорее употребить яйца по назначению. Все первые уроки я нащупывала коробку в школьной сумке. Я ждала времени ланча, когда можно было исполнить задуманное. И наконец пошла на игровую площадку, где все девочки начинали новую игру в лапту. Кэйти объявила себя капитаном. Ингрид, Элайша и все другие захотели быть в ее команде.

— Я буду капитаном другой команды, — сказала я.

— Нет, не будешь. Ты даже не умеешь играть, — сказала Кэйти. — Никто не хочет играть с тобой, Синюха.

— Эй, Синюха, убирайся, — сказала Ингрид.

— Ты мусор, Синюха, — сказала Элайша.

Несколько других девочек начали что-то петь про Синюху. Несколько мальчиков даже отвлеклись от своей игры и стали на нас смотреть. А мне было все равно, пусть бы хоть вся игровая площадка следила за нами. Я улыбалась и нарочно размахивала своей школьной сумкой.

— Что это ты ухмыляешься, Синюха? — насторожилась Кэйти.

— А ты знаешь, что такое Синюха? — спросила я.

— Конечно знаю, — ответила Кэйти. — Это ты!

— Ведь на самом деле тебе неизвестно, что собой представляет настоящая синюха, а?

— Это насекомое, — сказала Ингрид. — Ужасное ползуче-летучее насекомое.

— Ага, это ты, — сказала Элайша.

— Я не ползуче-летучее, не хватающее и не пресмыкающееся перед Кэйти. Это вы обе такие. Если я синюха, то, значит, я — мясная муха.

— Да? Мясные мухи ужасны, — сказала Ингрид.

— И вовсе не ужасны, это просто маленькие насекомые, но ужасно то, на что они откладывают яйца — это всегда гниющее мясо, навоз, падаль и раны. Вот это как раз и есть вы — гниющая, воняющая падаль и гной. Так что я собираюсь отложить яйца на вас. — Я сунула руку в свою школьную сумку, вытащила коробку, в один миг открыла ее и стала бросать яйца.

Намерения мои были ужасны. Я попала Кэйти прямо в голову, и яйцо полилось по ее длинным волосам. Я попала Ингрид в нос, залив ей яйцом все лицо. А Элайше яйцо попало прямо в центр ее толстого живота, так что оно потекло на юбку и закапало по ногам. У меня еще оставалось три яйца, но Кэйти, воя, как маленький ребенок, помчалась в туалет. Ингрид бежала за ней, бормоча:

— Мы расскажем! Тебе попадет!

И Элайша тоже бежала, подпрыгивая, потому что у нее промокла юбка.

Все вокруг застыли и стояли как столбы, уставившись на меня и разинув рты.

— Еще кто-нибудь хочет назвать меня Синюхой? — спросила я.

Не нашлось ни одного желающего. Мальчики и девочки просто таращились на меня в благоговейном ужасе, будто я превратилась в Могучую Марту.

— Уау! — воскликнул Микки Уэст, который подошел вместе со всей бандой мальчиков. — Ну ты им и показала!

— Ты неплохо кидаешь, Марти! — похвалил Саймон Мэйсон.

— А вы видели их лица! — хихикнул Джереми Уаймарк.

Они начали смеяться, и большинство мальчиков присоединились к ним. Девочки все еще выглядели немного ошеломленными.

— Марти, ну теперь тебе и попадет, — взволнованно сказала Мэнди Харт.

— Слушай, они сказали мистеру Хаббарду! — предупредила Джули Браун.

Я посмотрела, куда она показывает. Да, там появился сам мистер Хаббард, наш директор, у него было красное лицо, и он направлялся явно ко мне. И не один. Рядом с ним шла наш школьный секретарь. Миссис Майклс. Моя мама.

Если бы я действительно была Могучей Мартой, то в этот момент я весело помахала бы всем, подпрыгнула в воздух и взлетела бы вверх в небо, что можно было бы назвать хулиганством. Но я не была Могучей Мартой — я стояла не двигаясь, будто приросла к этому месту.

Глава 8

Круто. Я попала в беду. Меня потащили в школу и в комнате мистера Хаббарда прочли суровую нотацию, а мама в это время отмывала плачущих Кэйти, Ингрид и Элайшу.

— Мартина, невозможно поверить, что ты могла так плохо себя вести, — сказал мистер Хаббард. — Кидаться яйцами не только отвратительно и глупо, но это также и опасно. Ты могла действительно поранить Кэйти, Ингрид и Элайшу.

А я и хотела их поранить, но у меня хватило ума не сказать этого вслух.

— И для этого не было абсолютно никаких причин, — продолжал мистер Хаббард. — Что заставило тебя совершить подобный поступок? И зачем ты принесла в школьной сумке сырые яйца?

Я подумала было рассказать ему историю с Синюхой, но поняла, что он ничего не поймет. Поэтому я так и стояла, уставившись на доску и переминаясь с ноги на ногу, пока он бубнил и бубнил. На самом деле это вовсе не было страшно — просто скучно. Но я понимала, что это временное затишье перед бурей. Бурей была мама.

Когда прозвенел звонок на урок, мистер Хаббард махнул рукой, чтобы я ушла. Я быстро помчалась по коридору, но мама выскочила из своего кабинета и успела схватить меня за плечо, прежде чем мне удалось убежать.

Она слегка встряхнула меня.

— Ну подожди, уж дома-то я до тебя доберусь! — прошипела она.

Сидеть на уроках в этот день было очень странно. Я с трудом решала задачки, с трудом писала тест. Обычно ни то ни другое удовольствия мне не доставляло, но сегодня я хотела, чтобы каждый урок тянулся вечно. Нашей учительнице, миссис Мэдли, рассказали об инциденте с яйцами, и она сочла необходимым прочитать еще одну небольшую нотацию перед всем классом — хотя ее губы все время подрагивали, будто она вот-вот могла прыснуть со смеху. Возможно, дело было во внешнем виде Кэйти, Ингрид и Элайши. Мама, конечно, постаралась, но они все равно выглядели сильно пострадавшими от яиц, особенно Кэйти. Казалось, будто она не мыла волосы несколько недель. Все трое, естественно, свирепо смотрели на меня, но напасть не пытались и, хотя все время перешептывались, ни разу не произнесли противного слова «синюха».

Все другие дети поглядывали на меня с осторожностью, словно стараясь догадаться, что еще я собираюсь отмочить. Микки Уэст послал мне записку:

«Дорогая Марти!

Ты лучшая в кидании яиц!!! И в лапту ты тоже хорошо играешь.

Можешь быть завтра в моей команде, если хочешь.

Микки».

У меня забилось сердце. Мальчики вообще никогда не позволяют девочкам играть в их командах. Но Микки пригласил меня с ними играть!

И я написала ответ:

«Дорогой Микки!

Это будет здорово.

Марти».

И добавила смайлик.

Я не была уверена, что завтра буду в состоянии играть в лапту. Но я была уверена, что мама собирается меня побить.

И вот оно — самое плохое. Всю дорогу домой мама хранила зловещее молчание и заговорила, только когда мы закрыли за собой двери дома.

— Мне за всю мою жизнь не было так стыдно, — сказала она. — Немедленно отправляйся в свою комнату, Мартина. Даже смотреть на тебя не могу.

Но у меня больше не было своей комнаты. Я мучилась в этом розовом ужасе и высадилась на необитаемом острове, на верхней кровати. Завернулась в Уилму-кита и стала посасывать большой палец. До смерти хотелось есть. Обычно, когда мы приходим из школы домой, мы всегда пьем фруктовый сок с печеньем. Ясно было, что меня оставят без этого угощения. Я обследовала свою школьную сумку — вдруг там завалялось печенье или ириски, но не нашла ничего, кроме крошек и пустой обертки.

— Ну и пожалуйста, — заявила я с вызовом. — Могучая Марта иногда не ест по нескольку дней. На самом деле, когда она с особой миссией летит спасать планету, она так занята, что у нее совсем не бывает времени поесть. Она просто худеет и становится все тоньше, и тоньше, и тоньше, пока не станет тонкой, как стрела, но это все к лучшему, потому что тогда она выстреливает себя в стратосферу. Если кто-то из ее хитрых врагов тогда оказывается рядом с ней, то они не могут поймать ее в прицел и совсем теряют из виду.

Я нарисовала Могучую Марту во всю страницу в виде длинной линии, пририсовав с одной стороны крошечную головку, а с другой — конверсы. Рядом с ней нарисовала много летающих вокруг нее пуль и бомб — только все они получились похожими на яйца. Потом добавила маленьких людей-палочек — Кэйти, Ингрид и Элайшу — и снова забросала их яйцами. Для этого я взяла желтый фломастер и нарисовала им желтые капли. Я стала смеяться и никак не могла остановиться — но это не был смех гиены, и ничего хорошего в нем не было.

— Над чем это ты смеешься? — спросил папа, входя в комнату.

— Ой, пап! — Я спрыгнула с кровати и подбежала к нему.

Но все было как-то неправильно. Он меня не обнял, не стал кружить. Он просто стоял. Я посмотрела на него снизу вверх:

— Пап?

Я прижалась щекой к его животу. Папа молчал.

— Кудряшкин? — Я потянула его за руку, чтобы он потрепал меня по волосам.

Но папа оттолкнул меня — тихонько, но твердо:

— В чем дело, Мартина?

— Марти!

— Это ведь была не просто одна из твоих обычных выходок. У тебя серьезные неприятности. И смеяться над этим не стоит, — сказал папа.

— Я не смеялась. То есть смеялась, но не по-настоящему, — сказала я.

— Я же только что слышал. А это что такое? — Он взял мой альбом и увидел ярко-желтые кляксы и каракули по всей странице. — Приди в себя! Ты же упиваешься этим. Мама внизу заливается слезами — так она расстроена. Как ты вообще могла такое сотворить с этими бедными девочками?

— Пап, они не бедные девочки. На самом деле они плохо поступали с Марти, они называли ее этим глупым прозвищем, — сказала Мелисса, заглядывая из-за двери.

Я с удивлением уставилась на сестру.

— Хватит, Мелисса. Возвращайся вниз, — сказал папа.

— Но пап, это правда. Марти не виновата. Они все настроены против нее. Я предложила ей помочь, но она не захотела, — сказала Мелисса. Она правда казалась расстроенной, будто вот-вот собиралась заплакать. Как и я.

— Мелисса. Пожалуйста. Иди вниз, — сказал папа.

Мелисса повиновалась.

— Пап, ты правда-правда сердишься на меня? — прошептала я.

— Да, сержусь, — ответил папа.

Я попыталась натянуть на голову Уилму, но он стащил ее с меня.

— Так вот, прекрати свои детские штучки — я знаю, ты просто пытаешься меня умаслить, — сказал он. — Пора тебе немного повзрослеть. Хорошо. Я прекрасно понимаю твои чувства, когда ты решила, что должна дать отпор этим девочкам. Это те самые Кэйти и Ингрид?

— Да. И Элайша.

— А, это та толстая девочка, которой мама сшила платье? Честно говоря, мне не кажется, что эта бедная малютка могла бы выступить хоть против кого-нибудь. Так, Мелисса говорит, что эти девочки дразнили тебя… И как же они тебя называли?

Я помотала головой.

— Давай-давай, скажи. Я должен знать, — папа помолчал. — Это было грубое слово? Тогда скажи по буквам.

— С-И-Н-Ю-Х-А.

Папа даже сморщился.

— Синюха? — повторил он недоверчиво. — О господи! Ушам не верю! Это даже не грубое слово!

— Зато они всегда грубы со мной, — сказала я. — Ладно, так было раньше. Но теперь уже больше не будут.

— Но мне все равно, как они тебя называли — синюхой, осой, шмелем, — папа фыркнул, будто возвращался обратно в моего папу и вот-вот мог бы рассмеяться.

Я улыбнулась ему с надеждой, но он в ответ нахмурился:

— Я сказал, что в этом нет ничего смешного. Ты могла серьезно поранить этих девочек.

— Пап, это были всего лишь яйца.

— Яйца могли попасть им в глаза, или кусочек скорлупы мог их порезать. Неизвестно, какое ранение ты могла нанести. Это ужасно, отвратительно. Мама говорит, что эти девочки были страшно расстроены. Бог знает, что скажут их родители. Ты что, не понимашь, в какое затруднительное положение поставила свою маму — ведь она школьный секретарь! И мама Элайши как раз заказала новое платье. — Папа помолчал. — Ты не собираешься извиниться?

— Извини, я сожалею, — промямлила я, потому что очень-очень-очень сожалела, что папа так рассердился.

— Так-то лучше, — сказал он.

— А теперь можно мне спуститься вниз?

— Нет, пока нельзя. Тебе нужно спокойно все обдумать и собраться с мыслями, чтобы никогда больше не делать таких глупостей.

И я обдумывала все до тех пор, пока ужасно не заурчал мой живот и до меня не стали доноситься замечательные запахи ужина. Я почти не сомневалась, что это были макароны с сыром, одно из моих самых любимых блюд. Мама и папа должны позвать меня вниз, когда накроют на стол. Я слышала все, что мама делала на кухне. До меня доносилось хлопанье дверцы духовки, звон посуды, шипение воды из крана, когда она наполняла стаканы.

— Ой, да! — бормотала я, потирая живот.

— Ой, нет! — завыла я, когда поняла, что все трое внизу сели есть макароны. Без меня!

Мама и папа оставили меня наверху голодать. Я уткнулась лицом в подушку и начала горько рыдать — так сильно, что даже не услышала, как вошла мама… с подносом, на котором был мой ужин!

— Похоже, ты начинаешь понимать, какой ты была гадкой, — сказала мама. — Мартина, сядь ровно. О, дорогая, у тебя есть носовой платок? Давай высморкаемся. Ладно, успокойся и поужинай.

Наконец-то я получила свою тарелку макарон с сыром. К сожалению, пока я ела, мама стояла и читала мне нотации, не давая в полной мере насладиться драгоценной едой.

— Когда закончишь, молодая леди, напишешь три письма. Одно Кэйти, одно Ингрид и одно Элайше. Ты должна извиниться перед каждой девочкой.

— Ой, мам! Спорю, они не извинятся за то, что дразнили меня.

— Это не важно, — сказала мама. — И, в любом случае, не похоже, чтобы у них был злой умысел против тебя. Они называли тебя Синюхой, так? Ну, это довольно глупое прозвище, но оно, в сущности, совсем не противное, верно? И почему Синюха? Потому что ты жужжишь?

— Нет! Это потому, что я надела то синее платье на вечеринку Элайши, — сказала я жалобно.

— Ох! Что ж, это глупо, ведь ты выглядела в этом синем платье восхитительно — это все говорили. А они придумали прозвище Элайше из-за ее платья?