Всё самое плохое о моей сестре Уилсон Жаклин
— Красный — это безумный цвет для комнаты.
— А мне нравится. Или пурпурный. Можно сделать две стены красные, а две пурпурные — было бы здорово, — сказала я.
— Это просто нелепо, — возразила Мелисса. — Марти, ты безнадежна. У тебя нет ни чувства цвета, ни чувства стиля — да, ни того ни другого. Моя комната останется розовой — верно, мам?
— Да, любимая, я думаю, она останется розовой.
— Это нечестно! Ты всегда становишься на сторону Мелиссы! — завопила я.
— Просто в прошлом году ей купили розовый ковер. А мы не можем позволить себе никаких серьезных изменений. Но, думаю, наверняка можно было бы добавить несколько ярких розовых пятен, чтобы все немножко оживить. — Мама помолчала. — Сделать вашу комнату похожей на комнату подростка.
— Ой, да!
— Ой, нет! Это же будет и моя комната, и потому я буду все выбирать наравне с Мелиссой. Верно, пап?
Папа что-то пробормотал. Он все еще лежал, уткнув голову в подушку, но теперь уже не плакал.
— Возьмем парочку журналов, посмотрим, нет ли у них каких-то картинок с комнатами для девочек, — сказала мама.
— Нам не нужны глупые старые журналы. Смотрите, я все сейчас нарисую, — сказала я.
И стала искать свой альбом для рисования. Я все еще не могла найти свои ручки. Вытряхнула все из школьной сумки, надеясь увидеть, что хоть одна спряталась в какой-нибудь складке. Я забыла об измазанной чернилами форме для физры. (На двух уроках физры я была в школьной блузке и в спортивных шортах.) Чернила высохли, так что блузка и шорты уже не были влажными, но только стали удивительно черными. Я попыталась засунуть их поглубже в сумку, но мама это увидела, хотя все еще лежала рядом с бедняжкой папой.
— Ради бога, Мартина, что такое там на полу? Это же не… неужели это твоя форма для физкультуры?!
— Мам, наверное, ее нужно слегка простирнуть, — сказала я. — Ну просто беда — у меня нет ни одной приличной ручки. Вчера заняла ручку у Джейдин, но не могу ее найти.
— Что с тобой, Мартина? Я только в прошлом месяце купила тебе пять шариковых ручек. И посмотри на свою форму для физкультуры! Как мне теперь ее отстирывать? Она же черная!
— Мам, а что, если в мою комнату добавить чуточку черного? Это выглядело бы смертельно изысканно, — сказала Мелисса. — Скажем, черный ворсистый ковер? А, знаю! Можно было бы и что-нибудь вроде черной люстры — это было бы так круто.
— Что это такое — люстра? — с подозрением спросила я.
— Это такой вид лампы. Слушай, найдешь ручку — я тебе нарисую, — сказала Мелисса.
— Я дам вам обеим по ручке, у меня внизу наверняка есть, — вступил в разговор папа. Пока еще его голос звучал немного странно. Он выбрался из кровати и, наклонив голову, пошлепал вниз. Мы все трое секунду молчали, тревожно переглядываясь.
— Как вы думаете, теперь с ним все в порядке? — прошептала я.
— Бедный папа, — вздохнула Мелисса.
— На самом деле мне очень плохо, — тихо сказала мама. — Я не хотела, чтобы он почувствовал себя несчастным. Просто я так увлечена заказами на все эти платья… Ох, девочки, как славно, что вы согласны жить вместе. Увидите, я добьюсь успеха.
— Да, у нас все будет хорошо, — сказала Мелисса. — В том случае, если Марти не устроит беспорядок во всех моих вещах и не будет доводить меня до безумия.
— Мам, мы справимся, — подтвердила я. — Конечно, если Мелисса не будет командовать мною и все время говорить, что мне надо делать.
Мы ждали папу. Мы слышали, что сначала он пошел в ванную. Когда он наконец вернулся в Берлогу Марти, лицо его было умыто, волосы причесаны, так что вообще нельзя было сказать, что он плакал. Он принес каждой из нас по ручке, оставил одну себе, взобрался наверх и сел между нами.
— Теперь давайте сделаем эскиз этой новой великолепной комнаты, — сказал он. — Я думаю, вам, наверное, будут нужны новые полки и место для хранения ваших вещей.
— Ой, да, пап! — воскликнула Мелисса.
— Ну, вы обе будете дизайнерами, а я посмотрю, что мне удастся сделать, — сказал папа. — Марти, поможешь мне все покрасить, да?
— Еще бы! — кивнула я.
Я пристроилась поближе к папе, и он обнял меня за плечи. Он вел себя так, будто у нас все было совершенно замечательно. Я улыбалась ему, он в ответ улыбался мне, но глаза его все равно были несчастными.
Я тоже чувствовала себя несчастной, потому что мне была ненавистна сама мысль о том, что я потеряю мою любимую, уютную, собственную Берлогу Марти. Но Мелиссу куда-то унесло, она придумывала новую спальню, а мама будто улетела на Луну — она занялась своим шитьем и что-то весело напевала.
Я пыталась принять участие в придумывании этой бледно-розовой, неоново-розовой с черным комнаты, но Мелисса так командовала! На своем эскизе я нарисовала кресло, а она над ним все исчеркала. Может быть, как раз это и есть самое плохое в мой сестре — она такая властная.
— У нас не будет этого ужасного старого кресла, — сказала Мелисса. — У нас будут новые кресла.
— Ну-ну, девочки, я не думаю, что мы сможем позволить себе новую мебель, — сказал папа.
— Ладно, тогда я скорее обойдусь вообще без всего, чем иметь эту ужасную кучу хлама, которая загромоздит всю комнату. Я думаю, мама могла бы купить на рынке какую-нибудь бархатную ткань, и мы сделали бы огромные мягкие подушки, чтобы на них сидеть, — сказала Мелисса.
— Отличная идея! — согласился папа.
Я тоже хотела придумать отличную идею, но я мало что понимала в этих скучных рассуждениях. И тогда я потащила Могучую Марту в ее логово. Она жила на чердаке, и у нее была огромная кровать, и вместе с ней жили все ее собаки и коты. Они тоже обладали суперсилой. Все они умели разговаривать и летать, а все собаки, даже крошечный чихуа-хуа, еще могли бегать быстрее, чем тигры. Могучую Марту не интересовали такие скучные вещи, как гардероб, потому что она все время носила один и тот же голубой плащ, одни и те же красные колготки и оранжевую шапку, и она уж точно не красилась и не занималась своими волосами, так что туалетный столик ей был не нужен.
Я притащила ей трамплин, чтобы заполнить там пустое место, но потом сделала аккуратную дыру в потолке, чтобы Могучая Марта перестала стукаться головой.
— А можно нам поставить в середине комнаты малюсенький-премалюсенький трамплин? — спросила я.
— Ох, Марти, не будь дурочкой! Трамплин! В комнатах не бывает трамплинов, — презрительно сказала Мелисса.
— Не понимаю, почему бы и не поставить. По-моему, это будет суперздорово. Пап, можно нам поставить трамплин?
— Марти, вряд ли полы выдержат это сооружение, — ответил папа. — Мы подумаем о трамплине в саду — когда у нас будет немного больше денег.
Я притащила Могучей Марте еще и трапецию, которую она очень-очень полюбила. Она училась делать самые удивительные трюки, потому что уже умела летать, так что не боялась падать.
— А трапеция может быть в новой комнате? — спросила я.
— Марти, до чего же ты глупая. Я думаю, ты говоришь это нарочно! Трапеция!
— Трапеции бывают внутри дома. И она не займет много места в комнате. Пап, ты ведь мог бы прикрепить ее к потолку, правда? И я могла бы делать на ней всякие трюки, да?
— А помнишь, что случилось, когда ты делала всякие трюки на качелях в парке? — осторожно спросил папа.
Я потрогала шишку на голове, где у меня были швы.
— Это же нечестно: выходит, я не могу иметь в новой комнате ничего, что мне хочется, — сказала я.
— Да, но тебе лезут в голову только всякие глупости, — заявила Мелисса, радостно раскрашивая что-то моим розовым фломастером.
— Ты хочешь меня обидеть? Кстати, это мой розовый фломастер, и я особенно берегу его, потому что Могучая Марта иногда улетает в стратосферу к той жуткой розовой планете, чтобы уладить проблемы всех этих розовых чудаков-инопланетян, — сказала я.
Мелисса вытаращила глаза.
— Ты сама, Марти, полный инопланетный чудак. Серьезно, мне страшно жить с тобой в одной комнате. Наверняка однажды проснусь — и увижу, что ты превратилась во что-то зеленое с маленькой антенной из шариков, растущей у тебя изо лба, — сказала она, продолжая раскрашивать.
Потом она стала рисовать кровать.
— Какого цвета у меня будут одеяла — розового или ярко-розового с черным?
— У меня, конечно, будет Уилма-кит, она пурпурная с бирюзовым, — сказала я.
— Что?! У тебя не будет этой ужасной старой штуки в моей комнате!
— Это наша комната, и не называй Уилму ужасной и старой, ты задеваешь ее чувства, — сказала я, подняла Уилму наверх и завернулась в нее.
— Это моя кровать. И я просто не знаю, что мне делать, потому что не хочу, чтобы и ты валялась на ней вместе со всеми твоими очеловеченными животными. Комната не такая уж большая. У тебя должна быть своя собственная кровать, под пару к моей.
— Дура, у меня уже есть моя двухэтажная кровать, — сказала я.
— В моей комнате у тебя не будет двухэтажной кровати! Это слишком по-детски. Двухэтажные кровати бывают только у малышей. Она испортит своим видом всю комнату.
— Вы, обе, прекратите пререкаться из-за пустяков, — сказал папа, занятый эскизом полок. — Я уже сказал вам, что мы не можем позволить себе новую мебель.
— Пап, а ты не мог бы сделать нам новую кровать? — спросила Мелисса.
— У меня, конечно, много разнообразных талантов, но что касается кровати — думаю, это вряд ли, — сказал папа. — Я намерен сделать из всего материала полки и шкафы на всю стену. У вас обеих будет много места.
Но когда позже утром мы стали делать обмеры, обнаружилось, что для кровати Мелиссы и для моей двухэтажной кровати места не хватает. Ну то есть они как-то могут поместиться, но будут так прижаты друг к другу, что нам пришлось бы пролезать около них непонятно как.
— Я считаю, что не имеет смысла ставить две кровати, одна из которых еще и двухэтажная, — сказала мама. — Ясно, что надо разобрать кровать Мелиссы и спрятать ее куда-нибудь, а в комнате оставить только двухэтажную кровать.
— Урра! — закричала я.
— Нет, это ужасная идея. Я ненавижу двухэтажные кровати. Это разрушит всю концепцию моей комнаты! Я не могу с этим согласиться! — заявила Мелисса, яростно жестикулируя. Может быть, вот это и есть самое плохое в моей сестре — она говорит прямо как королева из пьесы.
— О, мой мир приходит к концу! О, дорогая, я этого не перенесу! — продекламировала я, стараясь ее раздразнить.
— Заткнись, ты! Ой, мам, ну пожалуйста, это самая плохая идея на свете. Так вообще ничего не получится! — запричитала Мелисса.
Она почувствовала, что свободно может позволить себе бушевать, потому что папа уехал за всякими чистящими средствами, чтобы соскоблить краску со стен в Берлоге Марти, перед тем как начать красить.
— Прекращай, — сказала мама. — Девочки, вы вместе приняли решение, так придерживайтесь его. Я не желаю больше слушать ваши бесконечные споры, особенно при папе. Вы видели, как он был расстроен.
— Ну, я не хочу его огорчать, но ведь это глупо, что у него внизу целая комната для агентства путешествий, хотя туда вообще никто не приходит, — сказала Мелисса, выпятив подбородок. — Почему он упрямится и не займется чем-нибудь еще? От него никакого толка.
— Да как ты смеешь! Он устал, а ты противная эгоистка, — возмутилась мама. — Мы не обязаны всегда и все вам рассказывать, но папа в поисках работы обращался в разные магазины и офисы, но там или хотят кого-то помоложе, или выясняется, что у него не та квалификация. Он очень старается. Это не его вина, это спад экономики. От переживаний он плохо себя чувствует. Мелисса, у нас действительно серьезные проблемы с деньгам. Я сейчас получила шанс заработать много денег для семьи, и только тогда мы начнем хоть что-то получать, поэтому сейчас нет смысла требовать то одно, то другое. Мы можем позволить себе лишь пару банок краски, какой-то материал да несколько досок. Вот так. Вам понятно?
Мелисса кивнула, ей было неловко. Раньше обычно мне нравилось, когда она получала нагоняй, но сейчас и я тоже чувствовала себя ужасно. Я переживала, что бедный папа так старался, а ничего не добился. И я возненавидела Мелиссу за то, что она сказала про папу.
— Папа очень даже толковый, — сказала я. — Он вообще лучший папа.
— Я знаю, — кивнула она. — Не говорите ему, что я это сказала, ладно? На самом деле я так не думаю.
— Конечно не думаешь, — сказала мама. — Мы просто были избалованы тем, что жили как нам хочется. Что ж, к сожалению, мы все должны приучиться идти на компромисс.
— Мам, если ты не против, чтобы я тоже кое-что сказала, то мне немножко обидно, что тебе-то не нужно идти на компромисс. Ты хочешь иметь отдельную комнату. Вот ты ее и получила, — сказала я.
— Моя жизнь представляет собой один большой компромисс. Я должна все время готовить, и стирать, и убирать за всех вас. Я должна ходить на работу в школу, где звонят многие родители, которые волнуются из-за пустяков. Когда я наконец могу сесть за шитье, то я уже совершенно измучена и у меня раскалывается голова. И оттого, что меня огорчают две избалованные дочки, становится еще хуже.
Теперь наступила моя очередь почувствовать себя неловко. Я пробормотала, что прошу прощения, — хотя на самом деле считала, что я права. Мама ушла что-то шить. Мелисса отправилась в свою комнату, чтобы начать большую разборку.
А я осталась в моей Берлоге Марти и, сгорбившись, уселась между Уилмой и Попрыгунчиком со своим альбомом для рисования. Я посмотрела на эскиз Мелиссы. Эта новая комната должна была быть для нас обеих, но она совсем не была похожа на мою.
Я перетащила свою двухэтажную кровать с большими крыльями на другую сторону. Нарисовала себя стоящей во весь рост на верхней кровати и стала поднимать нас все выше и выше в небо, а рядом с нами за компанию летела Могучая Марта.
Глава 6
Я огорчалась из-за папы, но теперь, когда ему надо было привести в порядок две комнаты, он просто ожил. Он всегда любил «сделай-это-сам». Я стала старше, и теперь к «сделай-это-сам» прибавилось «с-помощью-Марти», и мне это нравилось.
Я каждый день бегом возвращалась из школы и надевала самые старые джинсы и самую нелюбимую розовую майку со щенком — все древние Мелиссины обноски. Щенок быстро покрылся белой краской, так что видны были только одна розовая лапка и розовое ушко.
Сначала мы энергично взялись за мамину швейную комнату. Ужасно было смотреть, как исчезает моя Берлога Марти. Я немного поплакала, когда кресло и туалетный столик погрузили в багажник машины, и ужасно жалко было снимать все мои постеры с Могучей Мартой и скручивать их в рулоны. Но зато красить было очень весело. Папа делал потолок и малодоступные места, а мне разрешил покрасить валиком большую часть стен.
Сначала я собиралась порисовать на стенах. Мне очень хотелось сделать громадный портрет Могучей Марты, чтобы она навсегда осталась под краской, но папа не разрешил. Он сказал, что на стенах вообще никогда нельзя рисовать. И Могучая Марта стала бы проявляться сквозь белую краску. А я хотела, чтобы ее было видно — еле-еле, будто это привидение. В конце концов, именно здесь она родилась. Но я не стала поднимать шум из-за пустяков, чтобы снова не огорчать папу.
Когда краска высохла, папа закрепил вдоль четырех стен планки, так что мама уже могла вешать готовые костюмы. На новый ковер денег не было, и она решила почистить мой старый. Маме пришлось чистить его несколько раз, и даже после этого еще остались пятна, но на самое плохое пятно она поставила столик со швейной машинкой. Большое зеркало из спальни мама поставила в один угол, а Безголового Малыша — в другой. Безголовый Малыш — это ее старинный портновский манекен. Когда я была маленькой, я дала ему имя и даже играла с ним. Но трудно что-то придумать про существо, у которого нет головы.
Мамина швейная комната была готова за три дня. Мы устроили небольшую церемонию ее открытия, с бутылкой шампанского из магазина Сейнсбьюри. Мне позволили сделать один глоток, Мелиссе — два. Мне понравились пузырьки, а вкус не очень.
Потом мы начали делать комнату Мелиссы. Я уже говорила, что, когда разбирали Берлогу Марти и выбрасывали мою замечательную мебель, я плакала совсем немного. Так вот, моя сестра Мелисса старше меня на два с половиной года, но она наплакала целое ведро, когда папа разбирал на части ее старую дурацкую кровать, которую даже нельзя было просто выставить, а можно было только засунуть в глубину гаража. Извините — больше, чем ведро. Мелисса лила, и лила, и лила галлоны слез. Она могла бы наполнить своими слезами целый бассейн. И все плакала и плакала.
— Ох, моя бедная кроватка!.. Я знаю, теперь мне уже никогда не выспаться!.. Ну зачем я позволила жуткой двухэтажной кровати Марти взгромоздиться в моей комнате?
Может быть, самое плохое в моей сестре — это то, что она ужасная плакса.
И совсем нечестно было маме и папе усаживать ее, и обнимать, и говорить ей, что она очень храбрая!
— Я просто не понимаю! Почему это Мелисса храбрая? Если вы забыли, то я лишилась целой комнаты, а не просто дурацкой кровати! — сказала я возмущенно.
— Марти, я это знаю, но Мелисса ужасно щепетильно относится к внешнему виду вещей. Она так старалась, чтобы эта комната выглядела красиво, — вздохнула мама. — Я могу ее понять.
— Ну а я не могу. Пап, как ты считаешь, правда же Мелисса устраивает шум из-за пустяков? Я же не плачу. Ну, вообще, если только чуть-чуть, — сказала я.
— Я знаю, Кудряшкин, ты тоже очень храбрая — но тебя не очень-то заботит внешний вид вещей.
— Да заботит! И даже очень сильно!
— Но ты была совершенно счастлива, когда жила в симпатичной куче хлама, с мебелью, которая разваливалась на части, и в окружении стен непонятного цвета, — улыбнулась мама.
— Но мне просто хотелось так жить! Это была моя Берлога Марти — и мне так ее не хватает, — сказала я.
Неожиданно я поняла, до чего же мне не хватает моей прекрасной, уютной, удобной берлоги, где я могла усесться со всеми своими любимыми зверюшками и мирно рисовать Могучую Марту. И я заплакала. Я ничего не могла с собой поделать. Я была переполнена горем, честно, а они мне не верили.
— Прекрати, Мартина. Ты делаешь это только для того, чтобы привлечь к себе внимание, потому что мы суетимся вокруг Мелиссы, — сказала мама.
— Ну же, малыш Кудряшкин, закрывай свой водопроводный кран, — подхватил папа.
Я хотела удрать и спрятаться под свою двухэтажную кровать, но не могла, потому что кровать теперь была в комнате Мелиссы, и в моей любимой темной норке лежал ужасный пушистый розовый ковер, и повсюду стоял жуткий тошнотворный запах роз.
— У меня больше нет дома, — причитала я. — И у Уилмы нет дома, и у Попрыгунчика, и у Бэйзила, и у Полли, и у Заплатки, и у Галопника, и… и у Сладкоежки, и у Веселых Ножек, и у Колокольчика, и у Звездного Света, и у Перси…
— Мартина, перестань изображать младенца. Ты уже слишком большая для этих глупых игрушек, — недовольно сказала мама.
— А кто такой Перси? — спросил папа.
— Мой дикобраз, — всхлипывала я. — И он умирает от голода, потому что в этой комнате нет муравьев. А что же творится с Могучей Мартой!
— Она в безопасности — в твоей голове, дурочка, — улыбнулся папа. — И почему бы тебе не взять альбом для рисования, чтобы порисовать ее и немного успокоиться?
— Да это совсем другое дело. А куда я дену постеры с Могучей Мартой? — Я стала дико озираться вокруг.
— Ты не посмеешь прилепить эти глупые каракули на мои розовые обои! — закричала Мелисса.
— А вот и посмею!
— Нет, Мартина. Ты все свои стены испортила скотчем и клеем. Я не намерена терпеть беспорядок и в этой комнате тоже, — сказала мама.
— Это нечестно! Ты всегда принимаешь сторону Мелиссы! Я не понимаю, зачем вам была нужна вторая дочь. Вы любите Мелиссу в два раза больше, чем меня.
— Эй-эй, Марти, успокойся! Это глупый разговор. Ты знаешь, что мы любим вас одинаково. Слушай, я знаю, ты расстроена из-за своих зверей и постеров — и я тебе с этим помогу, обещаю. Сегодня начал делать полки, собираю их в гараже. Сделаю много полок и специальные шкафы для вас обеих — и по концам всего сооружения у каждой будут свои пробковые доски, так что вы обе сможете прикреплять на них постеры, фотографии — что захотите.
— Для всех моих постеров с Могучей Мартой там не хватит места, — пробормотала я. — И мои звери не хотят жить в шкафу. Это жестоко — сажать их в клетку. Они хотят находиться на свободе.
Но и я не чувствовала себя свободной в комнате Мелиссы. Мне казалось, будто меня что-то душит. Я жила как на необитаемом острове, сидя на своей двухэтажной кровати вместе со всеми животными и с рисовальными принадлежностями, а в это время Мелисса и мама продолжали портить комнату все больше и больше.
Мама делала покрывала и подушки для моей драгоценной двухэтажной кровати из какого-то шелкового черного материала с узором из ярко-розовых пионов. Мне не особо нравились мои прежние, в красно-белую клетку, но они, по крайней мере, были нормальными на ощупь. А новые были скользкие и увертливые, у меня от них бежали мурашки по коже.
Еще мама накупила всяких новых вещей для Мелиссы, несмотря на то что мы теперь считались бедными. Она купила пушистый черный коврик и ярко-розовую табуретку к туалетному столику Мелиссы. Она даже купила ей черную люстру! Люстра была совсем маленькая, с несколькими качающимися сверкающими кусочками стекла, но могу поспорить — стоила она дорого.
— Ой, мам, это чудо! — сказала Мелисса.
Я уставилась на черную люстру и пожелала, чтобы на самом деле случилось чудо. Может, люстра должна была завертеться и привести все в порядок? Я оказалась бы снова в моей Берлоге Марти. Мелисса — в своей ужасной розовой комнате. Папа неожиданно получил бы новую замечательную работу, так что мама могла бы шить внизу. Все мои звери стали бы навсегда настоящими. И я превратилась бы в Могучую Марту, и шагнула бы к школе, и послала бы заряд в Кэйти и в Игрид, чтобы они превратились в безобразных маленьких бородавчатых лягушек — и если бы они не следили за мной, то я бы на них наступила.
От Кэйти и Ингрид только и жди беды. Теперь они придумали мне новое прозвище — Синюха. Это из-за того синего платья, в котором я была на вечеринке у Элайши. Они старались называть меня так при каждом удобном случае.
Это было нисколечко и не смешно, и не остроумно, и не оригинально, но они всегда покатывались со смеху, когда произносили это слово. Я делала вид, что мне безразлично, хотя на самом деле это было не так. Ужасно. А потом и противная Элайша тоже начала меня звать Синюхой, потому что она всегда подлизывалась к Кэйти и Ингрид. В том, что она это сделает, я была почти уверена, но то, что половина класса подхватила это прозвище и тоже стала называть меня Синюхой, застало меня врасплох. Большинство из них даже не знали, что это означает, потому что их не было на той жуткой вечеринке Элайши.
— Не обращай внимания, Марти, — сказала Джейдин, положив руку мне на плечо. — Просто пытайся игнорировать их.
Теперь Джейдин стала навсегда моей лучшей, верной подругой, но она не могла защитить меня от Кэйти и Ингрид. Джейдин была очень высокой и очень крупной, и можно было подумать, что она должна быть очень сильной и драчливой — но она была вовсе не такой. Она принималась плакать, если на нее всего лишь повышали голос. И вообще было много всего самого разного, чего Джейдин боялась. Она боялась червяков, боялась наступать на трещины на асфальте, боялась собак, которые лают, боялась лифтов, пауков, боялась плавать, боялась свою строгую тетю, боялась уроков математики, боялась крапивы… Я могла бы исписать целую страницу. Но больше всего она боялась Кэйти и Ингрид.
Я решила ступить на тропу войны. Ингрид меня не слишком волновала. Когда Кэйти заболела ветрянкой и не ходила в школу, Ингрид стала почти хорошей. Она никого не задевала, никого не называла обидными прозвищами или, сделав вид, что принюхивается, не говорила, что тут отвратительно пахнет. Во время ланча она играла в английскую лапту со всей нашей толпой на игровой площадке, и когда я выиграла, она похлопала меня по плечу и сказала, что я была великолепна. Но как только Кэйти вернулась в школу, Ингрид снова стала подлой. Даже еще подлее. Когда мы в следующий раз играли вместе в лапту и я пробегала мимо Ингрид, она сильно меня толкнула, и я упала. Все это видели, но никто не посмел ничего сказать.
Кэйти вообще никого не толкала, но почему-то ее все боялись. Хотя на вид она совсем не страшная. Маленькая, с приятным лицом и длинными блестящими волосами — но во рту, похожем на бутон розы, у нее был острый, как стальной нож, язык.
Я решила, что мне тоже надо наточить свой язык, и стала размышлять над словом «Синюха». Я понятия не имела, что это такое — Синюха, и потому во время ланча пошла в библиотеку — хорошо, что было куда пойти. Не слоняться же с Джейдин, которая не оставалась на школьные обеды. Счастливая, она ходила на ланч домой. Играть в лапту или в футбол с людьми, которые называют меня ужасным словом на С., мне тоже не хотелось.
В библиотеке работала миссис Гринстид, большая, мягкая улыбающаяся леди с очень голубыми глазами за стеклами очков. Она не была классной учительницей, а присматривала за детьми в особых случаях. Я всегда думала, как хорошо было бы уютно сесть рядом с миссис Гринстид и вместе рассматривать книги и что-то рисовать восковыми карандашами, вместо того чтобы, выпрямившись, сидеть в классе, решать трудные задачки и получать пинок в спину от Кэйти и Ингрид.
— Здравствуй, Марти, — сказала с улыбкой миссис Гринстид.
Это было еще одно ее волшебное качество. Она знала все наши имена, хотя даже и не была нашей учительницей.
— Что тебе сегодня дать? Я видела замечательную новую книгу о белых медведях и пингвинах, и есть еще одна славная книжка-комикс, вон на той полке.
Миссис Гринстид безошибочно указывает на такие книги, которые мне нравятся.
— Я думаю, что хочу обе, миссис Гринстид, — а на самом деле я здесь для того, чтобы посмотреть кое-что в словаре, — сказала я.
— Правда, Марти? Это великолепно! Ну, у нас здесь большой выбор словарей, хотя они могут быть немножко пыльными. Теперь почти никто не смотрит словари. Вот сюда, дорогая.
Она усадила меня за маленький стол и дала самый большой словарь — такой большой, что я с трудом могла его поднять. Я стала листать страницы на букву С. И нашла там всякие неожиданные слова — даже грубые. Но потом обнаружила «синюху» и объяснение: другое название мясной мухи. Я перелистала страницы и просмотрела все, что было о мясной мухе: разные виды двукрылых мух рода аллифора имеют общее в том, что откладывают яйца в гниющее мясо, навоз, падаль и в открытые раны.
Вот что я узнала. Я понятия не имела о том, что значат, по крайней мере, пять из этих слов, но мне не хотелось провести все время ланча, листая словарь. Я попросила у миссис Гринстид на минутку ручку и очень аккуратно, не слишком сильно нажимая, переписала и вернула ручку. Потом я попросила миссис Гринстид показать мне книги, о которых она говорила. Это было то, что нужно, и она позволила мне взять обе книжки.
Я притаилась в углу коридора — не хотелось сразу же натолкнуться на Кэйти и Ингрид. Мне нужно было подготовиться. Я почитала о белых медведях и пингвинах, потом посмотрела замечательный комикс о мальчике по имени Маленький Немо. И стала придумывать новые приключения Могучей Марты на морозном полюсе. Она могла бы быть королевой целого племени белых медведей, могла бы собрать комическую бригаду пингвинов как особых плавающих домашних животных. Обычно я делала приключения Могучей Марты в маленьких квадратных рамочках, но комикс «Маленький Немо» показал мне другой способ.
Я собиралась прокрасться в класс и стащить лист бумаги и чью-нибудь ручку, чтобы порисовать, но тут в коридоре показалась мама — как будто больше некому было появиться! — она тащила какого-то малыша из младших классов, которого стошнило на ребят. Маме это явно не доставляло никакого удовольствия, а еще меньше ей хотелось общаться со мной.
— Право, Мартина, что ты тут делаешь? Ты прекрасно знаешь, что во время ланча в класс заходить нельзя, — нахмурилась она.
— Извини, мама, — я тут была в библиотеке и…
— «Извините, миссис Майклс», — сказала мама. Она придерживалась этого глупого правила, по которому мы должны были так официально называть ее в школе. — А теперь сразу же уходишь.
— Наверное, у тебя, мам… ой, у вас, миссис Майклс, нет с собой лишней ручки? — спросила я.
— Миссис, пожалуйста, меня сейчас снова вырвет! — заныл малыш.
— О господи! Быстро иди в туалет! Мартина, отправляйся на улицу, — сказала мама.
Пришлось ждать, когда я окажусь дома, чтобы нарисовать новое удивительное приключение Могучей Марты. Джейдин одолжила мне одну из ручек, так что я, придя из школы, сразу смогла начать рисовать. Я делала все картины разными по размеру, мои персонажи иногда высовывали руку, или ногу, или лапу, или клюв из главной рамы. Огромного королевского белого медведя я нарисовала во всю высоту страницы, а потом сделала горизонтальную картину с множеством маленьких пингвинов, которые топали по снегу, а на следующей странице изобразила Могучую Марту, съезжающую вниз по громадной ледяной горе с верхнего левого угла в нижний правый.
Я побежала в гараж показать картины папе. Он был занят — собирал детали наших новых полок и шкафа.
— Эй, Марти, — сказал он, но даже не поднял на меня глаз.
— Эй, пап, глянь-ка на мое новое приключение Могучей Марты.
— Кудряшкин, я очень хочу это посмотреть, но только не сейчас. Видишь, я занят.
— Ой, пап, ну можно я тебе покажу? Смотри, как я хорошо рисую белых медведей и симпатичных маленьких пингвинов — только посмотри!
— Да-да, я хочу посмотреть, но дело в том, что я пытаюсь собрать ваши полки, а это как громадная картинка-пазл, и в данный момент я слегка застрял.
— Пап, не волнуйся, я тебе помогу. — Я наклонилась и подняла несколько деревянных планок.
— Ой, нет, не трогай! Я как раз только начал соображать что к чему!
— Извини!
— Марти, пожалуйста, удались, — сказал папа.
И я ушла искать маму, но она была в своей новой, с иголочки, швейной комнате с Мелиссой. Мама прострачивала на швейной машинке платье-мак — юбка в виде множества красных лепестков и черный бархатный лиф. Мелисса сидела на полу скрестив ноги и шила что-то черное. Большое и круглое по форме.
— Мелисса, что это?
— Это мягкая подушка для нашей комнаты, — гордо сказала она.
— А-а, — сказала я, немедленно потеряв интерес. — Посмотри мои новые приключения Могучей Марты.
— Нет, спасибо, — сказала Мелисса. — Опять ты со своим глупым комиксом про Могучую Марту. У тебя все комиксы одинаковые. Она просто большая ты, которая носится туда-сюда и делает свои зэп-зэп-зэп.
— А вот и не одинаковые. Например, мое новое приключение. Там Могучая Марта на Северном полюсе, и там есть белые медведи и пингвины.
— Возможно, — сказала Мелисса, продолжая шить.
— Мам, ну а ты посмотришь? — сказала я.
— Минутку, дорогая. Я как раз соединяю лиф с юбкой, и это очень мудреное дело.
Я тяжело вздохнула и потопала в свою комнату. Только это была совсем не моя комната — это была розовая комната Мелиссы с моей двухэтажной кроватью, затиснутой в угол, и со всеми моими вещами в картонных коробках, ожидающими, когда будут готовы полки. Я настояла на том, чтобы сложить всех моих домашних животных головой наружу, чтобы они хотя бы могли нормально дышать.
— Смотрите, ребята, — сказала я, садясь на корточки около самой большой коробки. — Хотите увидеть мой новый комикс, игру с Могучей Мартой?
Они не могли нормально это рассмотреть, сидя будто в клетке. Уилма-кит не могла даже украдкой бросить взгляд, потому что, скрученная в рулон, она лежала на самом дне коробки. Я слышала, как она печально звала меня, издавая тихие щелчки и мычание.
— Уилма, пришло время выйти на поверхность, — сказала я, хотя и обещала держать все свои игрушки плотно упакованными, пока папа не закончит делать полки. Но он, казалось, будет делать их вечно, а мои бедные создания определенно требовали выпустить их наружу. Я быстро опрокинула коробку, и они стали весело выбегать на пол.
Я позволила им немного покувыркаться, чтобы размять ноги и избавиться от судорог. Мои лошади помчались по розовой прерии, Попрыгунчик укатился в темный угол, Уилма выпрыгнула прямо в широко разлившийся океан, Бэйзил заскользил в черных джунглях, Перси стал искать муравьев под туалетным столиком, Полли расправила крылья и взлетела на блестящую черную планету в вышине. Она слегка стукнулась, но, надеюсь, не нанесла планете никаких серьезных повреждений.
— Ну вот, все, наконец свобода, — сказала я. — О’кей, я покажу вам мое последнее приключение Могучей Марты. Вам точно это понравится. Оно переполнено животными — удивительными свирепыми белыми медведями и смешными маленькими пингвинами, — и Могучая Марта спасает положение, как всегда.
Я встала посреди комнаты на колени и стала рассказывать им историю, показывая каждую картинку, причем говорила я разными голосами, рычала, и крякала, и трещала. Я была так поглощена этим занятием, что не услышала, как Мелисса потопала в туалет. Но она меня услышала.
— Ты орешь как настоящий псих, — сказала она, всовывая голову в дверь. И тут же завопила: — Ты что делаешь?! Разбросала свои отвратительные старые игрушки по всей моей комнате!
— Теперь это и моя комната. Я просто рассказывала им сказку. Им было скучно сидеть в коробке.
— Ты сама тупое чудовище! Положи их назад! — потребовала Мелисса, собирая все игрушки подряд и запихивая их в коробку вверх ногами.
— Прекрати! Ты делаешь им больно!
— Не дури. Как им может быть больно? Это же только старые тряпки и пластик. И скажи на милость, это что такое? — Мелисса схватила бедняжку Перси и уставилась на него. — А я-то не могла понять, куда это пропала щетка для волос — повсюду ее искала. И вот она. Смотри, что ты с ней сделала — она же совершенно грязная!
— Теперь это мой дикобраз.
— Нет, это моя щетка для волос. — И Мелисса схватила Перси и стала отрывать маленькое мягкое тельце от его иголочек.
— Перестань, ты делаешь ему ужасно больно! — закричала я и попыталась остановить ее.
— Не смей ко мне прикасаться! Нам запрещено драться, и тебе это известно, — сказала Мелисса.
— Известно, но мне все равно, — и я толкнула ее.
Это был всего лишь легонький толчок, но Мелисса согнулась и, потеряв равновесие, упала на попу. При этом она задрала голову — и увидела Полли, которая пыталась усесться на покосившейся люстре.
— Ой, нет! Ты сломала мою люстру! Ты ненавистная свинья! — завыла Мелисса. — Мам! Мам, смотри — видишь, что наделала Марти!
— Ты подлая сплетница, — сказала я.
Я надеялась, что мама слишком занята, чтобы прийти и заниматься расследованием. Напрасно надеялась.
— Девочки, что там у вас? — сердито крикнула мама и вошла в нашу комнату. — Снова воюете? — спросила она. — Марти, скажи на милость, во что ты играешь? Я же просила, чтобы ты держала все свои старые игрушки в этих коробках, пока папа не повесит полки.
— Что ж, я теперь даже и поиграть не могу?
— Конечно можешь — но играй с каждым зверем по отдельности.
— Мам, смотри! — Мелисса со значением показала наверх.
Мама посмотрела.
— Ох, Марти, у меня от тебя начинает кружиться голова, — вздохнула она.
— Она сломала люстру! — захныкала Мелисса. — Она сделала это нарочно.
— Нет, не нарочно! Просто Полли хотела куда-то присесть, — объяснила я.
— Перестаньте кричать, — сказала Мама. — Обе сидите здесь, пока я не принесу кухонную стремянку.
— Ты уже разрушила мою комнату, — шипела Мелисса.
— А ты разрушила всю мою жизнь, — ответила я.
— Ты портишь все на свете, — сказала Мелисса, выпихивая ногой бедного Бэйзила с черного ворсистого ковра.
— Не смей его бить! Ты делаешь ему больно!
Читать бесплатно другие книги:
