Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) Шушпанов Аркадий
Они выглядывали из окон, из дворов, некоторые робко шли вслед, то и дело прячась и замирая. Вскоре это стало раздражать.
– Идем тут, как слон и моська, а нас разглядывают, – ворчал Пашка.
– Какой еще слон? – растерянно пробормотала Лила, косясь по сторонам. Ей тоже не нравилось назойливое внимание серых человечков.
– Да был такой… его по улицам водили, напоказ. Не помнишь, что ли?
– Нет… Стой, а это что?!
Пашка резко остановился, глядя вдоль улицы.
– А это то, о чем нас предупреждали, – сказал он. – Нас уже ждут…
С расстояния в полсотни шагов это выглядело совсем не страшно. Просто несколько темных столбов, почему-то стоящих посреди улицы.
Но Пашка уже знал, что это за «столбы». Он видел их в подземельях, когда они распекали Горлоноса. Жуткие и беспощадные существа, похожие на гигантские пальцы.
– Может, обойдем? – неуверенно предложила Лила.
– Ага, попробуй обойди… – пробормотал Пашка, озираясь. – Сама не видишь?
Лила посмотрела по сторонам и ахнула. Все улицы и проулки были запружены серыми человечками. Они тихо и незаметно обступили ребят, словно серый прилив, их были тысячи. И они медленно, нерешительно надвигались, тесня ребят все ближе к «пальцам».
– Ничего не боимся… – отрывисто пробормотал Пашка.
– Да, знаю, – ответила девчонка без особой уверенности.
До «пальцев» оставалось шагов двадцать, когда они вдруг сами двинулись навстречу ребятам.
– Что вы себе возомнили! – грохнул хор рокочущих голосов, от которого мурашки пошли по спине.
Лила всхлипнула и спряталась за Пашку.
– Вы на самом деле думаете, что своей наглостью сможете попирать мои законы? – продолжали рокотать «пальцы». – Нет! Вы слабы! На вашу силу всегда найдется моя сила, и ее больше!
– Держи ключ крепче! – быстро проговорил Пашка.
– Оглянитесь вокруг! – «пальцы» придвинулись еще на пару шагов. – Теперь это ваш мир, смиритесь! Вы уже ничего не сделаете!
«Пальцы» вдруг как-то странно изогнулись, и на конце каждого из них выскочило метровое черное жало с устрашающими зубцами.
– Сейчас я сделаю вас своими подданными. Я выпью из вас ваше прошлое, и вы забудете себя, вы станете такими же потерянными душами, как и все жители этого города. Не знаю только, с кого начать… С наглого мальчишки или упрямой девчонки?
Иглы нацелились прямо в Пашку с Лилой, те попятились. Но тут же натолкнулись спинами на серых человечков, которые уже подпирали сзади.
– Кого же выбрать… – гудели «пальцы», покачивая тремя страшными иглами над головами пленников.
– Что же делать?! – Лила готова была заплакать. – Ну, неужели мы проиграли?
– Нет! – воскликну Пашка. – Не сдавайся. Он выберет самого слабого из нас. А пока мы сильные, с нами ничего нельзя сделать. Не бойся ничего, ты вернешься к своим братьям, и опять будешь кормить птиц из окна.
Пашка набрался духу и шагнул навстречу пальцам.
– Меня! – крикнул он. – Выбирай меня, и отпусти ее! Я не боюсь!
– Нет! – Лила отстранила его. – Выбери меня! Я тоже не боюсь!
Чудище вдруг изогнулось, скорчилось и издало такой рев, что в старых домах посыпалась штукатурка.
– Нет! – завыло оно тремя жуткими голосами. – Это неправильно!
– Ага, не нравится! – крикнул в ответ Пашка.
А дальше он сделал то, что сам от себя не ожидал. Выхватил у Лилы ключ, подскочил к «пальцам» и с размаху ударил острым концом по ближайшему. Потом – по второму, по третьему. И еще раз…
Вой сменился каким-то бульканьем, словно «пальцы» захлебывались. Они скорчились, осели – и вдруг словно начали таять. Они сдувались на глазах, как дырявые пляжные матрасы.
Пашка отскочил и, широко раскрыв глаза, смотрел, как гигантский монстр превращается в жалкую непонятую кучку.
Он обернулся. Серые человечки рассыпались в прах, один за другим. И на месте каждого из них возникало маленькое светящееся облачко, которое тут же взмывало ввысь и исчезало в сиянии неба.
Потерянные души возвращались домой…
– Бежим, путь свободен! – крикнула Лила.
И они побежали.
Город кончился неожиданно. Раз! – и он уже за спиной. А перед глазами – огромный, заросший густой травой луг, чуть подернутый туманом.
И здесь действительно были двери. Они просто торчали из травы тут и там, беспорядочно, как деревья в лесу. Их было очень много.
– И что теперь делать? – проговорила Лила.
Пашка подошел к одной из дверей, подергал ручку. Дверь не открылась.
Но стоило ему поднести к ней ключ, как она распахнулась сама собой!
За дверью клубился черный дым, чуть подсвеченный невидимым пламенем.
– Это явно не наша дверь, – сказала Лила. – Помнишь, Дум-Дум сказал, что какая-то из них будет нашей?
– И как ее искать?
Пашка прошел вперед и наугад открыл еще несколько дверей. Он заметил, что ключ при этом заметно нагрелся и начал светиться чуть ярче.
Но двери никуда не выходили. За одной была сплошная чернота, за другой – просто глухая каменная стенка, за третьей – лютый холод, дохнувший Пашке в лицо так, что тот сразу отпрянул.
– Дай, я попробую, – Лила забрала ключ. – А почему он такой маленький?
– Разве? – удивился Пашка. – Я не заметил.
– Он был больше, я точно помню! А теперь целиком умещается мне в ладошку.
Лила подошла к случайной двери и прикоснулась к ней ключом. За дверью шумел какой-то грязный, почти черный водопад, темные брызги попали девочке на ладони.
– Он становится меньше… – проговорила Лила, разглядывая ключ. – Он уменьшается, когда мы им пользуемся!
– Не может быть… – у Пашки упал голос. – Мы ведь много чего им делали! Освещали дорогу, долбили пол, а потом еще я бил по «пальцам»…
– И теперь – двери, – подтвердила Лила. – Их слишком много, нам не хватит ключа, он скоро совсем исчезнет.
Пашка сел на траву. Только сейчас он ощутил, как дико устал от событий этого дня.
– Я не знаю, что делать, – жалобно сказал он. – Пробовать все двери наугад, насколько хватит ключа? А если не угадаем? Куда нам тогда деваться?
– Думай, – сказала Лила. – Вспоминай. Может, есть какой-то признак?
И Пашка начал вспоминать. Все двери были почти одинаковые – простые, старенькие потертые двери.
Но чем-то они должны отличаться?
Он встал, обошел одну из дверей вокруг. Потрогал, даже понюхал. Он вдруг заметил странную вещь – с обеих сторон петли были наружу, а значит, и дверь открывалась наружу с двух сторон.
И тут он перевел на Лилу ошарашенный взгляд.
– Я знаю! – потрясенно проговорил он.
– Что? – оживилась девочка.
– Мы должны найти дверь, которая открывается не наружу, а внутрь!
– С чего ты взял?
– Я все понял, мне рассказывали. Выход должен быть не такой, как вход. Все эти двери – входы сюда. А нам нужен выход!
– Ты уверен?
– А что, есть другие мысли? Бегом искать!
Пашка и сам не понимал, как те непонятные слова, сказанные когда-то Корнеичем, смогли отложиться в памяти. Но они запомнились – и дали о себе знать именно сейчас, когда нужно!
Бегать в поисках пришлось долго. За это время стемнело. Небо перестало быть прозрачным, наползли тучи. Стало холодно.
Но искали не зря. Лила наконец помахала рукой и крикнула:
– Я что-то нашла.
Пашка внимательно осмотрел дверь с обеих сторон. На первый взгляд все совпадало – петли были внутри.
– Похоже, она, – проговорил он наконец. – Надо еще поглядеть вокруг – вдруг она не единственная.
Лила вздохнула, потерла уставшие ноги, и они снова разбежались по лугу. Но новый поиск ничего не дал. Дверь, что открывалась внутрь, была единственной.
– Ну, что? – у Пашки от волнения сбивалось дыхание. – Пробуем открыть?
– Пробуй ты, – Лила протянула ему ключ. – Я волнуюсь.
Пашка взял ключ. Он и впрямь стал очень маленький, словно от игрушечного детского сундучка.
Он взял ключ покрепче и, ободряюще кивнув девчонке, подошел к двери.
Ключ начал неожиданно сильно нагреваться сразу, как только Пашка протянул руку. Это был хороший признак. Но дверь и не думала распахиваться. Она задрожала, заскрипела, с нее посыпались кусочки старой краски.
– Ах ты!.. – вскрикнул Пашка и выронил ключ, ставший нестерпимо горячим.
– Ты что?! – возмущенно крикнула Лила. – Аккуратнее.
– Сама аккуратнее! – отозвался Пашка, тряся обожженными пальцами.
Лила не сразу нашла в траве ключ. Было уже темно, а ключ стал совсем крошечным, его едва удавалось держать двумя пальцами.
Она поднесла его к двери, та снова задрожала, начала открываться и вдруг застряла.
– Ой… – Лила с удивлением смотрела на свою руку. Ключа больше не было. Он окончательно исчез.
Дверь приоткрылась совсем немного, в щель можно было разве что руку просунуть.
Пашка приблизился, заглянул в щель. Он почти ничего не увидел, там было темно. Но он сразу понял, что с дверью они не ошиблись.
Он ощутил запах. Давно знакомый, волнующий, но почти забытый теперь запах. Так мог пахнуть только собственный мир.
– Ну, открывай же! – крикнула Лила.
Мальчик дернул дверь. Она не поддалась. Он дергал еще и еще, но дверь не сдвинулась ни на миллиметр.
– Сделай что-нибудь! Мы ведь уже почти дома! – у Лилы на глазах вдруг выступили слезы.
– Да я делаю! Не открывается!
Он собрался с силами, уперся и потянул дверь так, что хрустнули суставы.
Ничего не выходило.
– Подожди… – Пашка вытер пот, встряхнул резко заболевшие руки. – Я сейчас отдохну и еще…
Но что-то ему уже подсказывало, что сдвинуть дверь руками он не сможет. И от этой мысли стыло сердце.
Пашка взглянул на небо. Оно было почти черным, свет едва прорывался между нависшей массой туч и линией горизонта.
Он все же попробовал. Весь собрался, сосредоточился, крепко ухватил пальцами за край двери…
И вдруг она распахнулась сама.
В проходе стоял Корнеич.
– Успел… – облегченно вздохнул он, глядя на ребят. – Слава солнцу, успел. Уходите отсюда быстро.
Он с тревогой взглянул в небо.
– Ну, что? – Пашка глянул на Лилу. – Идем. Хочешь – иди первая.
– Да, – кивнула девочка. – Спасибо.
В дверном проходе клубился синеватый туман, в котором ничего не было видно. Лила шагнула в него – и словно исчезла.
Пашка обернулся на Корнеича.
– А вы? Идете с нами?
– Я остаюсь, – ответил старик, и лицо его было необычно суровым. – У меня тут еще неоконченные дела. Иди, не бойся за меня.
– Там еще остались люди… – неуверенно проговорил Пашка.
– Я знаю. Именно о них я и собираюсь позаботиться.
– Ладно… – Пашка набрал в грудь побольше воздуха – и решительно шагнул в клубы тумана.
…Сначала он ничего не увидел. Но потом глаза привыкли к темноте.
Это снова был подвал – сырой и очень старый. Пашка нащупал рукой ближайшую стенку.
– Лила! – крикнул он.
– Эй… – тут же отозвался откуда-то слабый голос.
В потолке светился квадратный лаз. Пройдя к нему несколько шагов, Пашка нашел лестницу. Не долго думая, вскарабкался.
– Ну, где ты лазишь! – раздался возмущенный детский голос. – Ты там лазишь, а мне тут страшно, между прочим… И мобильник свой забери, ты его тут потерял.
– Ванька! – радостно крикнул Пашка.
Он схватил брата, обнял, подхватил на руки.
– Да пусти! – вырывался Ванька. – Ты чего? Пусти, говорю!
– А где Лила? – спохватился Пашка. – Девчонка такая. Ты не видел?
– Никого я не видел! Я тут один, я боюсь, а ты прячешься!
«У каждого свой путь домой», – вспомнил Пашка. Лила попала туда, куда стремилась. Возможно, это очень далеко…
– Пойдем скорей домой! – сказал Пашка. – Есть хочется, ты не представляешь как!
– Ты что! – Ванька сделал круглые глаза. – Там же большие пацаны!
– Какие еще пацаны? – Пашка поморщился. – А, эти… Пойдем, не бойся.
Они вышли из здания больницы и тут же наткнулись на обоих деревенских ребят.
– А-а, пацанчики! – противно затянул гундосый. – Чего бегаем, от кого прячемся?
– Даже и поговорить с нами не хотят, – издевательским усмехнулся второй. – Гордые! Может, не уважают?
– Точно, не уважают. Может, научим уважать?
И гундосый, красноречиво стукнув кулаком о ладонь, сделал шаг к Пашке.
Но тот сам шагнул ему навстречу, подойдя почти вплотную и заглянув снизу вверх в самые глаза.
– Когда заслужишь – тогда зауважаю.
И с этими словами толкнул обеими руками гундосого в грудь. Тот едва не свалился, отскочил. Хотел было налететь и ударить – но не решился.
Пашка смотрел на него так, что отбивал всякую охоту драться.
– Пошли, чего стоишь, – сказал он брату, и первый зашагал по тропинке. Деревенские не посмели даже пикнуть им в спину.
Потрясенный Ванька заторопился вслед. Никогда еще он не смотрел на старшего брата с таким уважением.
Эпилог
Пашка проснулся от заглянувшего в окно солнечного лучика. Сладко потянулся и вскочил с кровати.
Сегодня он был дома один. Родители на работе, Ванька – в садике.
На кухне под салфеткой его ждал оставленный мамой кусок пирога. Зашумел чайник, зажурчала вода в кране, ветерок ворвался через открытую форточку и колыхнул занавески.
Заварив чай, Пашка включил приемник – он любил завтракать под музыку.
Только музыки на этот раз почему-то не было. В динамиках слышался только хрип помех.
Пашка вздохнул с досадой и полез к приемнику крутить настройки. Но вдруг остановился на полпути…
Сквозь шум и треск вдруг пробился голос. Это был очень знакомый голос, тонкий, нежный, но вместе с тем – сильный, внушающий уверенность и гордость.
- Если солнце золотое
- Над землей разгонит тучи,
- Если небо – голубое,
- Значит, скоро будет лучше.
- Если ветер в окна рвется,
- Не дает тебе покоя,
- Это значит, сердце бьется,
- Значит – верный друг с тобою.
- Если птицы в поднебесье
- Запоют легко и нежно,
- Если мы с тобою вместе,
- Значит, есть еще надежда!
Пашка встал у окна и слушал, запрокинув голову к ясно-синему небу. В глазах немного защипало, и ему стало неловко за случайную слезу. А впрочем, кто ее увидит?
– Не забывай меня, друг, – сказала Лила из неведомой дали.
– Не забуду, друг, – тихо пообещал Пашка.
За окном желтели листья. Близилась осень, но ясное небо обещало еще много прекрасных солнечных дней.
Святослав Логинов
Мастерская Иосифа
Меньше всего заказчик походил на заказчика. В простой куртке серого сукна, какая прилична мастеровому, он скорее сошел бы за натурщика, зашедшего узнать, нет ли для него работы. Такой может изображать апостола Петра или любого персонажа второго плана. Курчавая борода с густой проседью, обширная лысина, цепкие глаза под густыми бровями – короче, типаж. И все же, он сказал, что хочет заказать картину.
– Какую именно картину хочет заказать сеньор? – учтиво спросил Диего.
Ясно, что серьезных денег у заказчика нет, разве что он хочет приобрести картину для цеховой часовни. На подобные приобретения мастера скидываются вскладчину и могут очень неплохо заплатить. Но тогда старик не пришел бы один, и наверняка на груди у него сияла бы цепь и прочие цеховые регалии.
– Вот такую, – старик указал на неоконченное «Поклонение волхвов», которое Диего делал для монастыря святой Цецилии. – Чтобы размер был такой.
– Сеньору известно, сколько стоит картина такой величины?
– Да, я узнавал. Это дорого, но деньги у меня есть.
– И каков должен быть сюжет картины?
– Сюжет?.. Ну, чтобы все было нарисовано понятно. И еще я хочу, чтобы вы нарисовали там меня, если можно.
– Можно, – ответил Диего, отметив про себя, что заказчик слова «сюжет» не знает. – Смотрите: это «Поклонение волхвов», а вот позади царя Мельхиора стоит заказчик картины.
Старик вгляделся в лицо рыцаря, стоящего за плечом одного из царей, и удивленно воскликнул:
– Это же граф Мендоза! Мне не раз доводилось видеть его светлость, здесь он как живой!
– В том и состоит искусство живописца. Можете взглянуть: здесь изображено снятие с креста. Граф Мендоза, коленопреклоненный, стоит рядом с Богоматерью.
– Удивительно! Получается, что, благодаря вашему искусству, его светлость присутствовал при величайших событиях человеческой истории!
– В духовном плане, исключительно в духовном плане.
– Я вот что хотел спросить: а эти люди – волхвы, и мадонна, и святой Иосиф… – их вы как рисуете?
– Выбираю натурщиков, которые подходят к замыслу, и пишу их.
– А не могли бы вы также написать меня? Меня зовут Иосиф, и случилось так, что я всю жизнь проработал плотником. И когда я слышу об Иосифе Плотнике, я каждый раз вздрагиваю. Этот человек мне больше, чем родной. Не могли бы вы написать святого Иосифа с меня?
Диего покивал головой, заново, с прищуром разглядывая лицо собеседника. Хорошее лицо: борода, густо побитая сединой, лысина в обрамлении остатков волос, пристальный взгляд умных глаз, морщины, свидетельствующие не о пороках, а о прожитых годах. Как ни поверни, получается апостол Петр, хотя при желании можно изобразить и Иосифа.
Значит, святое семейство. Перед внутренним взором немедленно возникла фигура мадонны с младенцем на руках. Спасителю должно быть около года. Он стоит, обернувшись вполоборота, и тянется ручонкой к седой бороде Иосифа. А у того в глазах лукавство пополам с восторгом. По всему видать, Иосиф-настоящий – добрый человек, и не станет возражать, если к его бороде потянется не божественный младенец, а обычный ниньо.
И все же, некоторые сомнения остаются.
– Обычно Иосифа изображают человеком пожилым, но не в столь преклонных годах, как ваши.
– Но время идет для всех, и библейский Иосиф тоже старился. Приходский священник рассказывал, что Иисус, прежде чем начать проповедь, работал в мастерской своего земного отца. Я хочу, чтобы картина была такой: Спаситель, совсем молодой, но уже не младенец, лет двенадцати или пятнадцати, как вам покажется удобным, занят обычной плотницкой работой. А где-то в глубине мастерской трудится старик-отец. Ведь он должен состариться за эти двенадцать лет. Не надо никаких разверзшихся небес, фаворского света и трубящих ангелов. Ангелам не интересно глядеть на плотницкую работу. Но мне кажется, что именно этот человеческий труд был первым шагом к труду божественному.
По всему видать, старый плотник много размышлял над волнующей его темой. Из таких происходят самые упорные еретики. Хорошо, что у этого мысли сосредоточились на картине.
Тонким углем на листе картона Диего набрасывал лицо плотника. Даже если заказа не будет, эскиз не пропадет. Такому лицу отыщется место на любом полотне. Жаль, что ничего плотницкого в лице Иосифа нет, как и в лицах его библейского двойника, глядящих с тысячи картин. Какие изображения святого семейства ни возьми, всюду видим только богатые одежды и умиление во взоре. Плотника не разглядеть при всем желании.
Ну и задачку задал живописцу неожиданный посетитель!
Некоторое время Иосиф с удивлением смотрел на художника, потом удовлетворенно хмыкнул.
– Что вас обрадовало? – спросил Диего.
– Я понял, что вы делаете. Я ведь тоже, когда попадается сложный заказ, не принимаюсь рубить набело, а сначала примеряюсь так и этак. Но только после того, как получен задаток. Я завтра занесу вам деньги. Мне правильно сказали, что картина будет стоить тысячу реалов?
– Картины стоят по-разному. Случается, что и тысячи эскудо мало. Но наша картина еще не написана, поэтому, пусть будет тысяча реалов.
– Деньги я принесу завтра с утра.
– Сделаем иначе. Мне будет нужно делать наброски в плотницкой мастерской, и, полагаю, лучше всего подойдет ваша мастерская. Надеюсь, я не слишком помешаю вам, если приду туда завтра с этюдником.
Мастерская Иосифа находилась за городскими стенами, неподалеку от Ворот Солнца. В дом можно было попасть, только пройдя под навесом, где стоял верстак, высокие козлы для продольной пилы, еще какие-то станки, предназначения которых Диего не знал.
Солнце заглядывало под навес только вечером, и сейчас мастерская напоминала задник сцены, с эффектной игрой светотени, столь милой сердцу художника.
Иосиф, предупрежденный кем-то из соседей, поспешно вышел навстречу.
– Маэстро, прошу в дом…
– Погодите. Пока солнце в нужном положении, следует работать. Станьте сюда и делайте что-нибудь… хочу посмотреть, как это выглядит в натуре.
Иосиф отошел в глубь мастерской, где у стены были сложены небольшие бревнышки, отдельно тополевые, отдельно – дорогие кипарисовые. Выбрал подходящее для какой-то его задумки, принялся затесывать одну сторону. Топор негромко тюкал, ровные, одна в одну, щепки падали на землю. Казалось, работа делается сама по себе, а мастер лишь следит, чтобы все было стройно.
Диего рисовал, торопясь поймать мгновение. Тонкий виноградный уголь с легким скрипом скользил по картону. Постаревший святой Иосиф как живой возникал в полутьме мастерской. И когда солнце, передвинувшись, заглянуло под навес, Диего едва зубами не скрипнул. Но что делать, он не Зевс и не Иисус Навин, солнечный диск ему не подвластен.
Домой Диего возвращался далеко за полдень. Сумка, которую он нес, приятно тяготила руку. Тысяча серебряных реалов – изрядный вес, такой в кошель не сложишь и к поясу не привесишь.
На Пляса дель Соль царила привычная толкотня. Ходить здесь с большими деньгами не рекомендуется, хотя, кто скажет, что лежит в сумке – серебро или бычьи кости, купленные на бойне и предназначенные любимой собаке?
Людское коловращение достигало высшей степени у самых ворот, где располагался знаменитый фонтан Марибланка. День был жаркий, и мальчишки прямо в одежде плескались в фонтане. Хозяйки, пришедшие за водой, отгоняли сорванцов от струй, текущих из пастей четырех дельфинов, и наполняли кувшины. Лучшая в Мадриде вода струилась в этом фонтане. Марибланка с высоты своего постамента глядела на городские предместья. Диего знал, что статуя изображает вовсе не мадонну, а языческую богиню любви, но попробовал бы кто сказать это простым испанцам… договорить неумному болтуну не дали бы.
Человек, которого искал художник, был заметен издали. Он сидел в позе блаженного безделья, опустив босые ноги в чашу фонтана. Лицо праздного сеньора, вопреки ожиданиям, привычно выражало томную муку, словно сидящий только что вышел из рук палача. Внешностью измученный сеньор тоже выделялся среди окружающих. Должно быть, христианнейшие короли, изгнавшие из Испании евреев, недостаточно старательно исполняли свои обеты, поскольку кудри сеньора отличались рыжевато-золотистым цветом, что так редко украшает испанцев, но частенько встречается среди иудеев. Впрочем, весь Мадрид мог подтвердить, что сеньор Руис, именно так звали сидящего, истинный испанец и добрый католик.
– Сеньор Диего! – вскричал Руис, заметив художника. – Я счастлив вас видеть!
Он вскочил так резко, что волны пошли по всему фонтану, и поклонился, прижимая руку к груди.
– Добрый день, – поздоровался Диего. – Как ваше здоровье?
– Какое здоровье может быть у того, кому ежедневно приходится висеть на кресте? Даже Иисуса распяли всего однажды, а меня распинали бессчетное число раз.
Читать бесплатно другие книги:
