Дорогие гости Мамин-Сибиряк Дмитрий

– Не совсем. Я беру автомобиль у одного моего приятеля, когда мне надо. В свое время я помог ему устроиться на работу, и теперь он передо мной в неоплатном долгу. Да, пожалуй, в Хэмптон-Корт и съезжу. Может, возьму маленькую гребную шлюпку на Темзе.

– А почему не в Хенли? – Перед мысленным взором Фрэнсис внезапно возникла маленькая гребная шлюпка, и в ней – они с Лилианой.

– Хенли… – Эварт задумчиво потер красивый подбородок. – Про Хенли я не подумал.

– Или в Виндзор?

– Нет, Хенли – самое то. В Хенли можно замечательно провести день. Прогуляться вдоль реки, покататься на лодке.

– Покормить уток.

– Покормить уток. И закончить славным чаепитием.

Они с Фрэнсис обменялись улыбкой. Глаза у него были голубые, как корнуоллский фарфор, коротко стриженные светлые волосы курчавились наподобие овечьей шерсти. Он был из тех простых парней, которые еще двадцать, даже десять лет назад и помыслить не могли о том, чтобы сидеть и свободно разговаривать с женщиной вроде Фрэнсис, из ее круга. Эварт отпил глоток пива, аккуратно вытер губы и пошарил в жилетном кармане.

– Хотите сигарету?

Разговор про Хенли заметно его взбодрил. Он перестал досадовать на жару и подробно рассказал Фрэнсис, как недавно провел выходные в Брайтоне. Он поехал туда с другом – не с тем, у которого автомобиль, а с другим. Вечером на набережной они посмотрели представление «Дикий Запад». Пока сам не увидишь, какие номера вытворяют эти ребята с лассо и томагавком, в жизни не поверишь, что такое возможно…

Фрэнсис слушала вполуха, кивая, улыбаясь, но ни на миг не забывая о близком присутствии Лилианы и чувствуя, как бежит время, секунда за секундой, удар за ударом сердца.

К половине десятого небо начало темнеть, и кружевные шторы на окнах приобрели желтый электрический блеск. Несколько детей уже вернулись в гостиную и тянули своих родителей за руки: они хотят домой, они устали, так нечестно, ну пойдемте же. Один малыш забрался к матери на колени и попытался зажать ей рот ладошкой: «Хватит разговаривать!» Она мягко оттолкнула ручонку от лица и продолжала болтать с соседкой. Но к десяти гости стали потихоньку собираться. Довольно большая группа возвращалась в Уолворт, с детьми и тетушками. Миссис Вайни уходила с ними – если, конечно, она сумеет вылезти из кресла. Чтобы поднять тучную даму на ноги, потребовались усилия всех четырех ее дочерей. Остальные присутствующие подбадривали женщин веселыми возгласами, мальчишки издавали губами звуки, похожие на хлопки бутылочных пробок.

Когда миссис Вайни наконец утвердилась на ногах, утирая выступившие от смеха слезы, Лилиана тихо сказала Фрэнсис:

– Я провожу маму с Верой до калитки. Скоро и мы с тобой пойдем. Еще немного посидим и пойдем, хорошо?

– Да, как тебе угодно.

– Точно?

– Да, конечно.

Лилиана положила ладонь на плечо Фрэнсис и улыбнулась, глядя ей в глаза; после всех поцелуев, запечатленных на щеках тетушек, племянников и племянниц, губная помада у нее размазалась. Она двинулась с места медленно, до последнего момента не отнимая руки от плеча Фрэнсис, которая с трудом подавила желание потянуться за ней, чтобы продлить прикосновение.

Как только Лилиана вышла, комната стала самой обычной. Эварт по-прежнему сидел рядом, рассказывая о своих автомобильных поездках в Мейдстон и Гилфорд. Однажды он за день успел домчаться до Глостера и вернуться обратно. Когда он умолк, чтобы закурить очередную сигарету, Фрэнсис встала:

– Мне нужно пойти попудрить нос.

– А я пока налью вам еще, – сказал Эварт так, будто они были старыми добрыми друзьями.

Маленький мальчик в холле показал, где находится туалет. Фрэнсис поднялась на промежуточную лестничную площадку и обнаружила там двух женщин, стоящих в ожидании. Она прислонилась спиной к стене и тоже стала ждать, радуясь возможности задержаться здесь на несколько лишних минут. Женщины, разрумянившиеся от спиртного и настроенные на общительный лад, отпускали шуточки насчет своих слабых мочевых пузырей. Во дворе есть уборная, сказали они, но ею пользуются мужчины. Туда лучше не соваться – все мужики страшные свинтусы!.. Ко времени, когда настала очередь Фрэнсис, на площадке никто больше не появился, никто у туалета не топтался. Она сидела на унитазе, уперев локти в обтянутые чулками колени, и прислушивалась к веселым голосам, доносившимся снизу. Матовое окошко у нее над головой было приоткрыто, и вечернее небо казалось прохладным и влажным – так и хотелось протереть им лицо и руки.

Когда Фрэнсис приводила себя в порядок, внизу загремел патефон. Спустившись по лестнице, она столкнулась в холле с Эвартом. Она совсем про него забыла. В руке у него был ее бокал.

– Куда же вы запропастились? – воскликнул он почти обиженно. – Крюшон уже теплый как не знаю что!

Фрэнсис улыбнулась, но посмотрела мимо него:

– Вы не видели мою подругу?

– Девушку, что сидела рядом с вами? Все пошли танцевать в заднюю комнату, вы едва не пропустили самое интересное.

– Моя подруга тоже танцует?

– Да, вроде. Хотите к ней присоединиться?

Не дожидаясь ответа, Эварт повел Фрэнсис в заднюю комнату, где прежде играли дети. Теперь свет там притушили, ковер скатали и поставили в угол. Патефон орал на полную громкость, и четыре-пять пар уже танцевали. Лилиана была в паре с красавцем-кузеном, похожим на кинозвезду. При виде Фрэнсис она немного от него отстранилась и крикнула веселым, чуть извиняющимся тоном.

– Они меня не отпускают, пока я не потанцую!

– Да, давайте потанцуем, – сказал Эварт, стоявший рядом с Фрэнсис.

Она улыбнулась Лилиане, но решительно помотала головой:

– О нет, я танцую как слон.

– Уверен, вы на себя наговариваете.

Эварт положил ладонь ей на поясницу, мягко подталкивая вперед.

Фрэнсис, по-прежнему смотревшая на Лилиану, вздрогнула от неожиданного прикосновения:

– Что такое? Нет, я правда не танцую!

Он поводил вверх-вниз большим пальцем, щекоча ей спину.

– Честно говоря, из меня тоже танцор не ахти. Тогда давайте просто посидим.

Опять не дожидаясь ответа, Эварт повлек ее к дивану. Диван был маленький, рассчитанный на двоих; там уже сидели парень с девушкой, и оставался всего лишь фут свободного места. Фрэнсис подумала, что Эварт хочет усадить ее одну, но при их приближении девушка услужливо перебралась к парню на колени, и, когда Фрэнсис села, Эварт умудрился втиснуться с ней рядом.

– Хорошо, что мы оба такие миниатюрные!

Фрэнсис миниатюрной не была, а уж он тем более. Теперь поведение Эварта переменилось, стало игривым и каким-то собственническим. Он сказал что-то насчет патефона, Фрэнсис толком не расслышала. Потом упомянул танцевальный зал в Катфорде, куда иногда ходит, – она там бывала когда-нибудь? Нет, не бывала. Фрэнсис отвечала нарочито рассеянно, делая вид, что слушает музыку. Наконец Эварт оставил попытки втянуть ее в разговор и, казалось, вполне довольствовался тем, что просто сидел нога на ногу, покачивая носком ботинка. Поначалу Фрэнсис притворялась, будто поочередно наблюдает за всеми танцующими парами, с эдаким добродушно-снисходительным видом. Но взгляд ее – точно стрелка компаса, всегда указывающая на север, – снова и снова устремлялся к Лилиане, и вскоре Фрэнсис с наслаждением наблюдала только за ней одной.

Как она и предполагала, танцевала Лилиана превосходно.

Кузен тоже танцевал отлично, и сейчас, когда заиграла популярная песенка, они стали тщательнее следить за своими движениями. На пятачке в несколько квадратных футов – на большее в маленькой комнате, полной народа, рассчитывать не приходилось – они умудрялись делать эффектные шаги и вращения. В какой-то момент кузен оторвал Лилиану от пола и закружился с ней на месте, а когда опустил, она звонко рассмеялась, кинув взгляд на Фрэнсис, и у Фрэнсис возникло ощущение, что смех предназначался только ей одной.

– Развеселая у вас подружка, – сказал Эварт на ухо.

Фрэнсис кивнула:

– Да, она такая.

– Она малость перебрала. Завтра утром очень пожалеет.

Но Фрэнсис знала: спиртное здесь ни при чем.

Лилиана заметила, что они ее обсуждают, и слегка отклонилась от своего партнера:

– Что вы там про меня говорите?

– Ничего.

– Я тебе не верю!

Она продолжала смотреть на Фрэнсис поверх плеча кузена – все время старалась встретиться с ней глазами, но при этом делала вид, будто пристальный взгляд Фрэнсис ее смущает, и один раз даже махнула рукой, словно веля отвернуться: мол, не отвлекай меня от дела. Эварт и кузен начали переглядываться, пожимая плечами. В паузе между песнями Фрэнсис услышала, как кузен говорит Лилиане: «Ты сегодня шальная какая-то. Мне прям боязно танцевать с такой шальной девчонкой». Но она вцепилась в него, протестуя, не отпустила от себя – и снова расхохоталась, и снова посмотрела на Фрэнсис, и снова Фрэнсис почувствовала, что смех предназначается ей, и никому больше.

Эварт наклонился поближе:

– У вас с подружкой явно что-то на уме. Ее забавляет, что вы сидите здесь со мной?

– Не думаю, – ответила Фрэнсис, не понимая, о чем он.

– Мне кажется, она вас поддразнивает. Она ведь замужем?

– Да.

– Я так и понял. Хотя по ней не скажешь. На месте мужа я бы ее хорошенько отшлепал… А вы?

– Да, я бы тоже отшлепала.

Эварт беззвучно хохотнул:

– Нет, я про другое. У вас есть парень? Уж не поэтому ли ваша подружка веселится? Надеюсь, он не явится и не поставит мне фингал под глазом?

До чего же лицо у него симпатичное, подумала Фрэнсис. Не найдясь с ответом, она приняла чопорный вид и отвернулась. Но тут же осознала, что не испытывает к Эварту ни малейшей неприязни. А испытывает, если подумать, странное искушение откинуться к нему на плечо, ощутить крепкое давление его бедра на свое бедро. Должно быть, Эварт почувствовал в ней эту внезапную податливость, эту готовность уступить: когда сковородное шипение следующей пластинки сменилось громом музыки, Фрэнсис расслышала довольный смешок, вырвавшийся у него.

Лилиана наконец сменила партнера и теперь танцевала с худым белокурым пареньком из кучки молодежи, толпившейся у противоположной стены. В танце он провел Лилиану к своим приятелям, хохоча и перекидываясь с ней шуточками. Другие пары окружили их, загораживая от Фрэнсис, – теперь она лишь изредка видела мельком белое платье и чулки, блестящие черные волосы, смазанные красные губы. Отглотнув еще немного крюшона, она почувствовала, как Эварт придвинулся теснее, прижался коленом к ее колену. Ухо Фрэнсис обдало теплым дыханием, и она поняла, что он повернулся к ней и положил руку на спинку дивана у нее за плечами. Когда он заговорил, голос защекотал ухо, будто осиное жужжание.

– Так как насчет поездки в Хенли?

– В Хенли? – переспросила она, не отнимая бокала от губ.

– Ну да, в Хенли. Говорю же, я могу взять машину у своего приятеля в любое время, когда захочу. Славный маленький автомобиль красного цвета. Что скажете?

Лилиана с белокурым пареньком наконец отошли от компании молодых ребят. Они танцевали полупьяное аргентинское танго, прижавшись друг к другу щеками. Время от времени Лилиана отстранялась от партнера и жаловалась, что у него щетина колючая или что он все ноги ей оттоптал, но не сопротивлялась, когда он вновь притягивал ее к себе.

– Так что скажете? – повторил Эварт.

– Ой, не знаю даже… – Фрэнсис говорила, не глядя на него и по-прежнему держа бокал у губ. – Я всегда очень занята. – Потом она напрягла ум и вспомнила проверенную отговорку времен своей юности. – Моя мать ужасно старомодна в подобных вопросах.

Эварт рассмеялся и шутливо толкнул ее локтем:

– Вам же не нужно на все спрашивать позволения у мамочки?

Фрэнсис тоже рассмеялась:

– Не нужно, в общем-то.

– В любом случае я могу зайти к вам, все чин чинарем. Чтобы ваша матушка увидела, какой я надежный малый. Держу пари, я ей понравлюсь.

Фрэнсис кивнула, по-прежнему улыбаясь, по-прежнему не глядя на него.

– Ну, в чем-то понравитесь, в чем-то нет.

– Да бросьте! Понравлюсь во всех отношениях.

Эварт говорил так, будто все уже решено. Когда он закинул руку на спинку дивана, пиджак на нем распахнулся, и Фрэнсис буквально физически ощущала жар, исходящий от него, от нагретых металлических пуговиц жилета. Было в этом крупном горячем теле что-то необъяснимо притягательное: Фрэнсис ясно поняла, что, если повернет лицо к Эварту, он ее поцелует. Продолжая наблюдать за Лилианой, гибко и упруго двигавшейся в объятиях белокурого партнера, она уже почти решилась повернуться, поцеловаться – почему бы и нет, собственно говоря? Она отпила еще глоточек теплого крюшона, закрыла глаза и снова почувствовала жаркое дыхание Эварта на своей щеке, пахнущее пивом, но одновременно по-юношески свежее.

Кто-то легонько толкнул ее носком туфли в ногу. Открыв глаза, она увидела перед собой Лилиану. Пока меняли пластинку, Лилиана оставила своего партнера и теперь хотела потанцевать с ней. Фрэнсис вскинула ладонь – о нет! Лилиана схватила ее за руку и попыталась поднять с дивана.

– Нет! – вслух сказала Фрэнсис, расплескивая свой напиток и поспешно ставя бокал на столик рядом.

– Да! – упорствовала Лилиана, не ослабляя хватки. – Пойдем!

Она упрямо выдвинула челюсть и тянула тем сильнее, чем больше Фрэнсис сопротивлялась – теперь уже обеими руками, больно впиваясь ногтями ей в запястье. Наконец Фрэнсис сдалась и неохотно встала с Лилианой в исходную танцевальную позицию. Эварт передвинулся на освободившееся место и, добродушно ухмыляясь, наблюдал за ними.

Заиграла музыка, опять танго. С положением рук они разобрались не сразу.

– Кто ведет?

– Не знаю.

Они сделали несколько шагов и запнулись, потом еще несколько – и снова запнулись, но в конечном счете вышли на подобие медленного тустепа и просто переступали взад-вперед, в то время как все остальные пары то резко приседали в танце, то вскидывались и стремительно кружились. Но даже незамысловатый тустеп у них получался плохо: ноги заплетались, ладони обильно потели. Время от времени, чтобы не столкнуться с какой-нибудь парой, они прижимались друг к другу грудью или бедрами – и тотчас же отстранялись, шутливо гримасничая. Фрэнсис уже устала раздвигать губы в улыбке, а Лилиана все заливалась смехом, будто не в силах остановиться, и повторяла снова и снова: упс!.. о господи!.. ой, извиняюсь!..

– Нет, это я извиняюсь.

Пластинка крутилась, казалось, целую вечность. Они танцевали и танцевали, без всякого ритма, без всякого удовольствия. Однако, когда музыка прекратилась, они остались стоять среди других пар, не размыкая рук. А когда все-таки отступили друг от друга, Фрэнсис показалось, что пространство между ними упруго растянулось, как нечто живое, и пытается снова сжаться.

Все с теми же неподвижными делаными улыбками они отошли к группе молодых парней и девушек, которые собрались вокруг патефона и бурно обсуждали, какую пластинку поставить. Лилиана взглянула через плечо на Фрэнсис и сказала сквозь шум и гам:

– Он тебя ждет, тот парень. Как его зовут? – Она говорила весело, но с легкой дрожью в голосе. – Ты его покорила. Он тобой совершенно очарован.

После секундного колебания Фрэнсис ответила:

– Это твоя заслуга.

Лилиана недоуменно приподняла брови:

– В смысле?

– Он очарован мной потому лишь, что я очарована тобой – сияю отраженным светом, так сказать. Значит, это твоя заслуга.

Выражение лица у Лилианы переменилось. Она потупила глаза и приоткрыла губы. Сердце у нее забилось чаще, словно подскочив к самой ямочке под горлом и запульсировав там, – подобное Фрэнсис уже видела однажды. Когда она насчитала шесть ударов, семь, восемь, девять, Лилиана подняла взгляд и тихо произнесла:

– Отвези меня домой, а?

Она сказала это таким тоном, будто давала на что-то согласие, признавала свое соучастие в чем-то. Фрэнсис нашарила ее руку, коротко пожала, а потом отпустила и решительно направилась к двери. При виде этого Эварт начал подниматься с дивана, но она молча прошагала мимо, прямо в холл, где принялась искать в куче шляп и сумок свои с Лилианой вещи.

Чуть погодя Фрэнсис вскинула глаза и обнаружила, что Эварт вышел за ней следом и изумленно на нее смотрит.

– Никак вы уже уходите?

Фрэнсис постаралась принять извиняющийся вид:

– Да, к сожалению. Моя подруга… Ей немного нехорошо.

– Оно и неудивительно, если столько выпьешь! А что, за ней больше некому присмотреть?

– Да нет, спиртное здесь ни при чем… дело в жаре, я думаю. И нам нужно успеть на поезд, ехать-то долго.

– Всего лишь до Камберуэлла, насколько я понял?

– Да, но…

– Мне ехать в том же направлении. Я провожу вас на станцию.

– Нет, не надо, – быстро сказала Фрэнсис. – Моя подруга… ей страшно неловко. Правда не надо. Пожалуйста.

Эварт уже отыскал свою шляпу и теперь нерешительно стоял с ней в руках.

– Но мы с вами так славно общались.

– Да, я была очень рада познакомиться.

– А что насчет нашей поездки?

– О…

Из гостиной вышла Нетта, с пустыми бокалами в руках. Фрэнсис с облегчением повернулась к ней:

– Доброго вам вечера, миссис Роулингс. Все было очень, очень мило. Мы с Лилианой уже уходим.

– О, вот как? Эварт проводит вас на станцию?

– Нет, я уже сказала, не стоит утруждаться.

– Ее подружка против, – встрял Эварт. – Она себя неважнецки чувствует.

– Какая еще подружка? – Едва Нетта договорила, как в холле появилась Лилиана.

– Да вон та дамочка.

– Это моя сестра. Что с тобой, Лилиана?

Лилиана, щурясь от яркого света, убрала волосы за ухо:

– Да ничего. – Она не смотрела на Фрэнсис. – Устала немножко, и все.

– Если ты устала, почему бы Эварту не проводить вас? Ну или Ллойду… – Ее муж как раз появился из кухонной двери. – Ллойд, ты же проводишь Лилиану и мисс Рэй до станции?

Ллойд на миг замялся, но тут же галантно подошел. Конечно, он почтет за честь.

Лилиана запротестовала: да не глупите, у вас все-таки гости, мы не хотим расстраивать вечеринку. Но говорила она без особой настойчивости, и Фрэнсис почувствовала, как чары близости и предвкушения, опутавшие их двоих, начинают рассеиваться. Она надела свою шляпу, Эварт надел свою. Ллойд вынул из кармана часы и попытался вспомнить расписание поездов. Фрэнсис переводила взгляд с одного лица на другое, испытывая острое желание ударить кого-нибудь, обескураженная и раздраженная идиотизмом ситуации. Наконец, фальшиво рассмеявшись, она сказала самым противным своим учительским тоном:

– Господи, мы две взрослые женщины! Уж наверное мы как-нибудь сумеем сами дойти до станции!

Последовала неловкая пауза. Нетта вскинула подбородок и легонько ткнула мужа кулаком в бок:

– Видишь, Ллойд, девушки не нуждаются в твоих услугах. Они у нас слишком современные. – Казалось, она отчасти поддерживает Фрэнсис, а отчасти насмехается над ней. – Эварт, снимай шляпу и возвращайся в комнату.

Эварт снял шляпу, но с места не двинулся. Фрэнсис протянула ему руку:

– Надеюсь, мы с вами еще встретимся.

Теперь он угрюмо хмурился, словно Фрэнсис сыграла с ним дурную шутку. Возможно, так оно и было. Но Фрэнсис не чувствовала сожаления, не чувствовала вины. Просто не могла. Не могла – и все тут! Дверь была открыта, и они с Лилианой потихоньку продвигались к ней. Снова улыбки, снова рукопожатия, снова извинения… Но вот наконец они вырвались на свободу и вздохнули полной грудью, как вынырнувшие из воды пловцы. Во всяком случае, у Фрэнсис возникло именно такое впечатление: как только дверь за ними закрылась, она распластала руки и запрокинула голову, ощущая в теле блаженную легкость, почти невесомость, будто бы покачиваясь на синих волнах ночи.

Лилиана пристально посмотрела на нее, с непонятным выражением. Потом направилась к калитке, отомкнула засов, и они вышли на улицу. Не сказав ни слова, не взявшись под руку, они зашагали по тротуару. С каждой секундой чувство предвкушения, владевшее Фрэнсис, усиливалось. Когда Лилиана замедлила шаг, сердце у нее так и подпрыгнуло. «Вот оно! – мелькнуло в уме. – Наконец-то!» Она остановилась, повернулась и уже приготовилась раскрыть объятия.

Но оказалось, Лилиана сбавила шаг для того лишь, чтобы подхватить шаль, соскользнувшую с руки; мгновение спустя она двинулась дальше, все той же быстрой походкой. Фрэнсис немного замешкалась, потом нагнала ее. Обе по-прежнему не произносили ни слова. Но Фрэнсис все не решалась нарушить затянувшееся молчание, которое стало неловким и напряженным, почти физически осязаемым – от него звенело в ушах.

«В конце концов, чего я, собственно, ожидала?» – подумала она, шагая рядом с Лилианой в сторону Хай-стрит. Никаких признаний не было – только взгляд, только пожатие пальцев. Будь они мужчиной и женщиной, все было бы иначе – проще и очевиднее. Она бы взяла Лилиану за руку, и Лилиана сразу поняла бы, что это означает. И сама она тоже поняла бы! Лилиана позволила или не позволила бы увлечь себя в густую тень под деревьями, подставила или не подставила бы губы для поцелуя. Но они не мужчина и женщина, а две женщины, цокающие каблучками по тротуару, и одна из них – в белом платье, сияющем в лунном свете, как маяк.

Скоро – слишком скоро – они вышли на Хай-стрит, все еще шумную и оживленную. Вот они уже на ярко освещенной станции, в обстановке далеко не интимной. А вот уже и на платформе, полной народу. Подошел поезд, окутанный клубами дыма. Фрэнсис поискала пустое купе, но тщетно. Их занесло в вагон с толпой людей, которые рванули к поезду с улицы и теперь ликовали, что успели. Все принялись рассаживаться, хохоча и шутливо стеная. Они в жизни не бегали с такой скоростью! Дамы так вообще побили рекорд на короткой дистанции! Ох, а теперь наступила расплата! Когда состав тронулся, они все еще толкались в купе, меняясь местами.

– А ну-ка, потеснись!

– Быстренько, пересядь вон туда!

Фрэнсис всех их просто ненавидела. Будь ее воля, она открыла бы дверь и вышвырнула бы случайных соседей вон, одного за другим. Но она сидела с искусственной улыбкой, даже не пикая, когда кто-то наступал ей на ногу. Лилиана, насильственно к ней прижатая, тоже натянуто улыбалась и упорно отводила взгляд в сторону.

По крайней мере, поездка была недолгой. Попутчики весело закричали: «Всего доброго!» – когда Фрэнсис и Лилиана вышли на своей станции. Локомотив тяжело запыхтел, трогаясь с места, каблуки простучали по ступенькам платформы, таксомоторы у станции тихо урчали на холостом ходу, и последний ночной трамвай прогрохотал мимо, когда Фрэнсис с Лилианой двинулись вверх по склону холма. Потом тишину нарушал только частый стук их каблуков по тротуару. Они входили в круги света от фонарей и выходили из них; текучие тени у них под ногами то удлинялись, то сокращались. Лилиана шагала быстро, словно боясь опоздать на важную встречу, и немного сбавила шаг, только когда впереди замаячил дом. У самой калитки Фрэнсис заметила, что она смотрит на верхние окна. Занавески там были раздернуты, и за ними стояла темнота.

– Лен еще не вернулся, – пробормотала Лилиана.

Они с Фрэнсис молча переглянулись и опять, казалось, поняли друг друга без всяких слов. Они на цыпочках прошли через палисадник, и ко времени, когда остановились на крыльце, сердце у Фрэнсис колотилось с такой силой, что удары отдавались во всем теле. Она даже испугалась, как бы этот оглушительный стук не привлек к ним внимание, не выдал их присутствие. Лилиана стояла совсем рядом, касаясь ее локтем. И снова у Фрэнсис возникло острое ощущение, что пространство между ними живое и хочет сжаться.

Внезапно ключ необъяснимым образом выпрыгнул у нее из пальцев. Она не сразу сообразила, что дверь просто открыли изнутри. Машинально отшатнувшись от неожиданного потока слабого света, она увидела на пороге мать, в халате и тапочках, с полураспущенными волосами. Мать с облегчением привалилась к двери:

– Ах, Фрэнсис, слава богу, ты дома! Миссис Барбер, слава богу!

Сердце Фрэнсис, бешено стучавшее по одной причине, на миг замерло, а потом снова заколотилось, но уже по другой причине.

– В чем дело? Что случилось?

– Не волнуйся, ничего страшного.

– Да что стряслось-то?

– Мистер Барбер…

– Лен? – Лилиана, чуть отступившая назад, когда дверь отворилась, порывисто шагнула вперед. – Где он? Что с ним?

– Он в кухне… с легкой травмой. С ним приключился… несчастный случай.

Леонард сидел там за столом, при полном освещении, запрокинув голову и прижав к носу влажное кухонное полотенце. Лицо измазано в крови и грязи; рубашка и галстук тоже перепачканы кровью и грязью: карман жилета наполовину оторван; набриолиненные волосы всклокочены, и в них песок.

Увидев в дверях Лилиану, он уставился на нее поверх полотенца с видом глуповато-смущенным и одновременно негодующим.

– Я уже думал, ты никогда не вернешься! – Он зажмурился, словно от боли. – Только давай без истерик. Со мной все в порядке.

Лилиана и Фрэнсис вошли.

– Что произошло, скажи на милость?

Леонард открыл глаза:

– Что произошло? На меня напал какой-то тип, вот что! Набросился на меня, скотина такая, и отправил в нокдаун.

– В нокдаун? Ты о чем, вообще? На этом твоем ужине?

– Нет, конечно! Здесь, неподалеку. На улице!

– Всего в сотне ярдов от дома! – сказала мать Фрэнсис, проследовавшая за ним в кухню.

Фрэнсис переводила взгляд с ее испуганного бледного лица на окровавленное лицо Леонарда. У нее в голове не укладывалось. За весь вечер она ни разу о нем не вспомнила. Всего минуту назад они с его женой стояли рядом в темноте, и живое пространство между ними упруго сжималось. А теперь…

– Но кто? – спросила она. – Кто на вас напал?

Леонард сердито покосился на нее:

– Если бы я знал. Он наскочил совершенно неожиданно. Я даже кулаки не успел поднять.

– Но почему вы так рано ушли с ужина? Я думала…

– Да при чем здесь ужин? Ужин… – Он опустил глаза. – Ужин был полный отстой. Куча надутых снобов. Мы с Чарли свалили оттуда в половине десятого. Я чуть было к Нетте не поехал. Теперь жалею, что не поехал!

Фрэнсис пристально смотрела на Леонарда, по-прежнему растерянная и встревоженная, по-прежнему ничего не понимающая. Но где, спросила она, где именно произошло нападение? Не рядом же с домом? Он снова сердито зыркнул на нее. Нет, ниже по склону. Около парка? Да, около парка. Он только-только вышел из трамвая. Шел себе тихо-мирно, как вдруг услышал топот позади. Обернулся – и тут же получил удар в физиономию, от которого полетел на землю. Вероятно, вырубился на пару секунд, точно не помнит. Но когда он кое-как поднялся на ноги, мерзавца уже и след простыл. Оглушенный, весь в крови, он добрался до дома – и страшно перепугал ее мать, которая уже ложилась спать. Миссис Рэй провела его в кухню, налила стаканчик бренди, попыталась промыть раны. У него ссадины на руках, но это пустяки. Вот с носом дело хуже: кровотечение все не унимается.

Леонард рискнул отнять полотенце от лица. Нос и усы у него были измазаны загустевшей липкой кровью. Из одной ноздри выдулся кровавый пузырь и лопнул.

– Ох, Ленни… – пролепетала Лилиана.

Он поспешно прижал полотенце обратно к лицу и запрокинул голову:

– Не надо, не говори ничего! Болит чертовски.

– Господи, крови-то сколько!

– Я не виноват. Она никак не останавливается.

– Ты весь в ней перепачкался! И все кругом залил.

Она смотрела на пол, по которому тянулся жутковатый след из красных клякс.

Осторожно переступив через них, чтобы не запачкать замшевые туфли, Фрэнсис встала спиной к кухонной стойке. Кухня казалась битком набитой людьми, непривычно тесной – слишком маленькой для такого переполоха. Фрэнсис все еще не сняла шляпу, вечерняя сумочка все еще висела у нее на запястье. Положив шляпу и сумочку на стойку, она сказала:

– Но я все-таки не понимаю. Кто на вас напал и почему?

Леонард промокал ноздри, с отвращением косясь на свои перепачканные кровью пальцы.

– Я же сказал уже! Понятия не имею.

– Как он выглядел хотя бы?

– Я не рассмотрел толком! Думаю, это был один из безработных, которые постоянно здесь шляются. Пытаются раздобыть денег и все такое.

– Из демобилизованных?

– Не знаю. Да.

– Он хотел вас ограбить?

– Не знаю. Он не дал мне возможности выяснить – ударил и сразу убежал. Должно быть, нервишки сдали… или заметил кого-то поблизости. Хотя на самом деле там никого не было. Мне пришлось добираться до дома в одиночку. Я думал, он сломал мне нос. Возможно, и впрямь сломал. По ощущениям чертовски похоже.

Мать Фрэнсис выдвинула стул, громко проскребший ножками по полу.

– Какой кошмар! Я хотела сбегать к миссис Доусон, вызвать по телефону полицию…

– Не надо никакой полиции, – сказал Леонард, опять сердито хмурясь. – Смысла нет.

– Но вдруг он нападет еще на кого-нибудь, мистер Барбер? А в следующий раз это может оказаться женщина. Или пожилой человек. Фрэнсис, к тебе приставал какой-то демобилизованный. Помнишь, несколько недель назад? Еще разговаривал с тобой крайне грубо. Как думаешь, это может быть тот же самый тип?

– Нет, конечно, – сварливо сказал Леонард, прежде чем Фрэнсис успела ответить. – Это может быть любой из десятка тысяч. Их полно в Лондоне. Я знавал таких парней в армии. Им невыносима мысль, что кто-то сумел наладить свою жизнь. Он увидел меня, такого чистенького и нарядного, и решил немного поразвлечься. Славная забава для субботнего вечера! Швырять приличных малых в сточные канавы на Чемпион-Хилл. – Он потрогал переносицу. – Черт, больно! – Потом посмотрел на жену. – По-твоему, так сильно и должно болеть? Такое ощущение, будто раскаленная кочерга в нос воткнута.

Лилиана опасливо приблизилась к мужу, и он снова отнял полотенце от лица. Но при виде крови она резко отшатнулась, и Леонард, раздраженно цокнув языком, обратился к Фрэнсис:

– Взгляните, пожалуйста, а? Скажите, что думаете.

Фрэнсис подошла и повернула его голову к свету. Кровь из носа по-прежнему текла, довольно обильно. Ну что, сломан, нет? Она понятия не имела. В самом начале войны Фрэнсис ходила на курсы домашних медсестер, но уже почти все забыла. Зрачки у него вроде нормального размера… Она предложила вызвать врача. Однако Леонард воспротивился с той же решимостью, с какой отказался обратиться в полицию.

– Нет, не хочу, чтобы кто-нибудь меня ощупал, а после выставил немалый счет за визит. Бога ради, во Франции мне и похуже приходилось. Вы не можете просто заткнуть мне чертов нос, а? Затолкать в него что-нибудь?

Выбора не оставалось. Ничего не поделать.

Развязать серебристые шнурки на манжетах было все равно что окончательно распрощаться со всеми надеждами, которые сулил сегодняшний вечер. Но Фрэнсис засучила рукава, повязала фартук, принесла бинты из аптечки и постаралась остановить кровотечение. Когда она начала вставлять в ноздрю первый марлевый тампон, Леонард подпрыгнул, как вспугнутый заяц, и схватился за край стола. Но потом угрюмо сидел со сложенными на груди руками, явно злясь на свою беспомощность. Когда Лилиана наклонилась, чтобы смахнуть песок у него с воротника, он процедил сквозь зубы: