Верить в себя Стил Даниэла

Глава 4

С собой Джейсон захватил только небольшой чемоданчик с дорожными вещами и кейс с деловыми бумагами. В самолете он рассчитывал поработать, но не сумел к ним даже притронуться. На протяжении нескольких часов он был поглощен воспоминаниями и мыслями о своей бывшей жене и не мог сосредоточиться ни на чем другом.

Самолет, на котором Джейсон прилетел в Париж, остановился на отдаленной полосе. Пассажиры спустились по трапу и, ежась от сырости, забрались в ожидавший автобус, который неторопливо покатил к зданию терминала. У Джейсона была только ручная кладь, поэтому он прошел таможенный досмотр одним из первых и уже в половине восьмого сидел в такси. Французским он владел не очень хорошо, но ему все же удалось объяснить водителю, что ему нужно как можно скорее попасть в больницу Ля Питье Сальпетриер. Джейсон знал, что она находится на бульваре Л'Опиталь в Тринадцатом городском округе — он даже записал адрес, чтобы не вышло никакой ошибки, и сейчас показал этот листок таксисту. Тот усмехнулся и кивнул.

— Хорошьё. Я поняль, — проговорил он. По-английски водитель объяснялся с таким сильным акцентом, что разобрать что-то было практически невозможно.

Поездка до больницы заняла более часа, и все это время Джейсон нервничал на заднем сиденье. Как и прежде, он пытался убедить себя, что раненая женщина, которую он вот-вот увидит, наверняка не Кэрол и что когда он приедет в «Ритц», чтобы позавтракать, то, скорее всего, увидит ее именно там. Если, разумеется, она уже вернулась в отель. Кэрол всегда обладала независимым, вольнолюбивым характером, и эта ее черта еще больше усилилась после того, как умер Шон. В последнее время она много раз ездила на различные конференции, посвященные правам женщин, и даже работала в составе специальных комиссий ООН, однако он и представить себе не мог, зачем ее понесло во Францию. В том, что причина приехать сюда у Кэрол была, Джейсон не сомневался — его бывшая жена никогда не любила тратить время зря. Он только надеялся, что какой бы ни была эта причина, она не привела Кэрол в тоннель в момент, когда там взорвалась бомба. Если бы ей хоть чуточку повезло, она оказалась бы в десятке миль от опасного места. Но даже если так, почему ее сумочка и паспорт остались в отеле? Почему Кэрол отправилась куда-то без документов, без мобильника, без кредитной карточки? В этом случае она действительно могла оказаться безымянной жертвой теракта.

Джейсон вздрогнул. Он хорошо знал, как ценила Кэрол уединение, как любила бродить по улицам одна. В Нью-Йорке или Лос-Анджелесе ей это удавалось редко — не раз во время таких прогулок вокруг нее собиралась целая толпа поклонников. В Париже Кэрол было проще остаться неузнанной. Но Кэрол Барбер хорошо знали во всем мире, и это обстоятельство было, пожалуй, единственным, подкреплявшим уверенность Джексона в том, что раненая женщина в Ля Питье Сальпет-риер — не она. Сам он даже представить не мог, что Кэрол могли не узнать. Это было невероятно, если только что-то не изменило ее до неузнаваемости. Чуть ли не впервые за все время Джейсон мысленно допустил, что взрыв мог опалить и изуродовать ее лицо, сжечь волосы. Тогда… Нет, решил он, он не станет об этом думать, и все же ужасные мысли продолжали роиться у него в голове, и каждый раз Джейсон внутренне холодел и сильнее вжимался в подушки сиденья.

Наконец такси остановилось перед больницей, и Джейсон расплатился, оставив водителю щедрые чаевые, чему тот не удивился. В самом деле, если не считать осунувшегося от беспокойства лица, Джейсон выглядел как процветающий американский бизнесмен или финансист, кем он и был в действительности. Темно-серый английский костюм, кашемировое пальто, дорогие золотые часы… В свои пятьдесят девять Джейсон по-прежнему выглядел очень представительно.

— Меrci! — крикнул из окна водитель и показал поднятый вверх большой палец. — Bonne chance!

Он желал Джейсону удачи, должно быть, поняв по выражению его лица, что удача может ему понадобиться. Как правило, люди, у которых все в порядке, не едут прямо из аэропорта в больницу, известную как крупный травматологический центр. Водитель это отлично понимал, кое-что подсказали ему и покрасневшие глаза и осунувшееся лицо пассажира. Американцу явно нужно было побриться, принять душ и как следует отдохнуть, но вместо этого он поспешил в больницу, где его, несомненно, ждали дела более важные.

Держа в руках кейс и чемодан, Джейсон вошел в вестибюль больницы и огляделся. Он надеялся, что кто-то из персонала говорит по-английски и сможет ему помочь. Помощник управляющего «Ритца» назвал ому имя и фамилию заведующего травматологическим отделением, и сейчас Джейсон обратился к молоденькой медсестре в регистратуре. Не надеясь на свой французский, он просто показал ей листок бумаги, на котором было написано имя заведующего. В ответ медсестра что-то прощебетала по-французски, и Джейсон покачал головой в знак того, что ничего не понял. Тогда она показала ему на дверь лифта.

— Troisieme Stage, — сказала сестра, поднимая вверх три пальца в объяснение того, что ему нужно подняться па третий этаж. — Reanimation, — добавила она. Это последнее слово Джейсон понял, и оно ему совсем не понравилось. Тем не менее он поблагодарил сестру и быстрым шагом двинулся к лифту. Сердце его колотилось от волнения. Джейсон был на пределе, и ему хотелось как можно скорее покончить с неизвестностью.

В лифте он поднимался один и, выйдя на третьем этаже, огляделся по сторонам, чувствуя себя как человек, который заблудился. На стене Джейсон увидел нужный указатель и двинулся в ту сторону. Войдя в прозрачную дверь, на стекле которой было выведено то же самое слово, он оказался в стерильно-белом коридоре, настланном светло-бежевым линолеумом. В коридор выходили двери сразу нескольких боксов, где за занавесками жужжали и вздыхали сложные машины и лежали неподвижные пациенты, над которыми склонялись озабоченные врачи. Откуда-то доносились приглушенные стоны, а в воздухе витал стойкий запах лекарств, крови и страданий, от которого Джейсона слегка замутило.

У самого входа в отделение реанимации сидела за столом дежурная медсестра. Повернувшись к ней, Джейсон громко спросил:

— Говорит здесь кто-нибудь по-английски?.

Она покачала головой, и он повторил свой вопрос по-французски:

— Anglais? Parlez-vouz anglais?

— Английски? Подождить минуточка… — Дежурная поднялась и пошла искать кого-нибудь, кто говорил бы по-английски. Вскоре она вернулась с женщиной в белом халате, бледно-зеленых хирургических брюках и такой же шапочке, похожей на купальную. На шее у нее висел стетоскоп. Женщина спросила, что ему угодно, и Джейсон с облегчением вздохнул. Он уже начал бояться, что здесь его никто не поймет, а самое главное — что он не поймет, что ему говорят. Но женщина, оказавшаяся дежурным терапевтом, говорила по-английски довольно сносно.

— Я только сегодня прилетел из Соединенных Штатов, — сказал Джейсон. — Мне нужен заведующий травматологическим отделением.

— Его сегодня не будет, — ответила женщина. — А что у вас за дело?

Торопясь и сбиваясь, Джейсон объяснил, что ему нужно видеть женщину, которая попала в Ля Питье сразу после теракта и до сих пор находится в коме.

— Я боюсь, что это может быть моя жена, — закончил он, забыв добавить слово «бывшая».

Женщина внимательно посмотрела на него. Джейсон выглядел вполне респектабельно. Кроме того, на его лице ясно читались волнение и тревога, с которыми он так и не сумел справиться. Однако Джейсон, восприняв ее молчание как признак сомнения, поспешил объяснить, что его жена таинственно исчезла из отеля, В котором остановилась, и с тех пор он ничего о ней не знает.

— Когда это было? — спросила врач, и Джейсон ответил, что Кэрол прилетела в Париж как раз в тот день, когда произошел взрыв в тоннеле.

— Значит, ваша жена отсутствует почти две недели, — заключила врач. Она явно удивилась тому, что Джейсон не забеспокоился раньше, но он только кивнул. Не было никакого смысла объяснять, что они с Кэрол давно развелись, раз в самом начале разговора он назвал ее своей женой. Кроме того, он боялся, что во Франции — как, впрочем, и во всем мире — бывшие мужья не имеют тех прав, которыми пользуются близкие родственники.

— Кэрол… моя жена путешествовала, так что это может быть и не она. Я, во всяком случае, на это надеюсь. Но поскольку я уже некоторое время не получал от нее никаких известий, мне показалось — лучше приехать и убедиться…

Врач одобрительно кивнула и что-то сказала, обращаясь к сестре, которая показала на закрытую дверь бокса.

— Идемте. — Врач жестом пригласила Джейсона следовать за собой. Открыв дверь бокса, она пропустила его вперед. Джейсон вошел — и не увидел даже больничной койки: ее заслоняли какая-то сложная медицинская аппаратура и спины двух медицинских сестер. Тяжело вздыхал аппарат искусственного дыхания, негромко гудели и попискивали электронные блоки и, датчики. На взгляд Джейсона, аппаратуры здесь было даже слишком много, и на мгновение он растерялся, чувствуя себя как непосвященный, оказавшийся на какой-то тайной культовой церемонии. Ему казалось — все, что здесь происходит, не предназначено для его взгляда, и все-таки он должен был довести до конца то, ради чего перелетел океан. Он должен убедиться, что та, чью жизнь поддерживают эти сложные машины, — не Кэрол. Это был его долг не только перед ней, но и перед детьми, хотя вся ситуация и сейчас казалась ему абсолютно нереальной.

Джейсон двинулся за врачом и, обогнув большой мерно жужжащий аппарат, увидел узкую кровать, а на ней — неподвижную фигуру, до подбородка укрытую простыней. Фигура была совершенно неподвижна: голова забинтована, на щеке — пластырь, рука в гипсе. Бледное лицо почти не отличалось по цвету от простыни, нос был заклеен еще одной полоской пластыря, губы скрывала прозрачная полумаска аппарата искусственного дыхания.

С того места, где стоял Джейсон, рассмотреть лицо было трудно, он сделал еще один шаг вперед и вдруг почувствовал, как у него перехватило дыхание, а глаза заволокло слезами.

Это была Кэрол.

На несколько мгновений Джейсон застыл точно парализованный. Сбылись его худшие опасения, и он не знал, что теперь делать. Наконец он робко наклонился над лежащей, осторожно прикоснулся к торчащим из лубка пальцам. Они были синеватыми и очень холодными, и на мгновение ему показалось, что он прикасается к трупу. Кэрол не шевелилась. Она была в другом, каком-то очень далеком мире, и казалось, что уже никогда не вернется обратно. Жизнь еще теплилась в ней, но внешне это никак не проявлялось. Даже дыхание, от которого чуть приподнималась ее грудная клетка, было механическим, искусственным.

Не замечая слез, катившихся по его лицу, Джейсон смотрел и смотрел на измученное, похудевшее лицо Кэрол. То, чего он так боялся, случилось — каким-то образом Кэрол оказалась в тоннеле, когда там произошел взрыв, и на долгих десять дней превратилась в неопознанную жертву теракта. Все это время она боролась за свою жизнь, но никто из близких ничего не знал, никто из тех, кто любил ее, не приехал, чтобы хотя бы подержать Кэрол за руку.

С трудом оторвав взгляд от лица женщины, которую он когда-то любил и продолжал любить, Джейсон повернулся к врачу. Он был потрясен и не сразу обрел дар речи.

— Это она… — прошептал он наконец, и обе медсестры с сочувствием поглядели на него. Они не знали английского, но им было ясно, что Джейсон опознал в неподвижной фигуре близкого человека.

— Мне очень жаль, мсье, — покачала головой врач и движением руки предложила Джейсону выйти вслед за ней в коридор. — Это ваша жена? — проговорила она, хотя никакого подтверждения не требовалось: слезы на лице Джейсона говорили сами за себя. Да и сам он выглядел как человек, на которого обрушилось страшное несчастье. — К сожалению, когда ее доставили, при ней не было никаких документов, поэтому мы не смогли опознать ее и известить родных, — добавила врач, с сочувствием глядя на него.

Джейсон с трудом кивнул.

— Я знаю. Ее сумочка и паспорт остались в отеле. Кэрол… она не любит таскать с собой сумочку. Никогда не любила.

Он действительно хорошо помнил эту ее смешную привычку. Кэрол утверждала, что сумочка делает ее старше, и, засунув в карман джинсов десять или двадцать долларов, отправлялась бродить по улицам Нью-Йорка. Джейсон считал это не слишком благоразумным и пытался настаивать, чтобы она брала с собой хоть какое-то удостоверение личности, но Кэрол только смеялась в ответ. «Меня узнают и без удостоверения, — говорила она, — а как раз этого я и хочу избежать!» И вот теперь, когда с ней стряслась такая беда, никто не знал, кто она, никто не опознал в этой тяжело раненной женщине знаменитую на весь мир кинозвезду.

— Кэрол — известная киноактриса, — добавил он зачем-то, хотя и понимал, что сейчас это не имеет значения. Для врача, да и для всех остальных тоже, его бывшая жена была теперь не суперзвездой, а пациенткой, жизни которой угрожала опасность и которую нужно было спасти.

— Вот как? — удивилась врач. — Вы говорите — она актриса?

— Да. Вы наверняка о ней слышали… Ее зовут Кэрол. Кэрол Барбер.

Джейсон знал, какое впечатление произведут его слова, и не ошибся. Женщина была потрясена.

— Кэрол Барбер? — повторила она с легким недоверием в голосе. — Мы не знали…

— Да, — подтвердил Джейсон. — Поэтому у меня к вам будет одна просьба… Мне бы не хотелось, чтобы репортеры о чем-то пронюхали. Наши дети… им еще ничего не известно, а я не хочу, чтобы они узнали о несчастье из новостных программ. Я должен сам им сказать.

— Конечно, я все понимаю, — согласилась врач. Огласка была ни к чему. Разумеется, врачи продолжали бы делать для Кэрол то же, что и раньше, когда она была просто неопознанной жертвой теракта, но больнице внимание прессы могло только повредить. Узнав о том, что случилось, репортеры и фотографы наверняка осадили бы Ля Питье, словно неприятельскую крепость, а это осложнило бы работу персонала. Пока Кэрол Барбер оставалась безымянной, все было намного проще. Присутствие в отделении реанимации одной из известнейших кинозвезд Соединенных Штатов могло серьезно осложнить жизнь всем.

— Рано или поздно информация все равно просочится, и тогда нам будет очень трудно сдержать любопытных и репортеров, — сказала врач, озабоченно хмуря брови. — А пока… Я даже не представляю, что можно сделать. Впрочем, можно зарегистрировать ее на вашу фамилию. Думаю, это поможет немного отсрочить неизбежное.

— Хорошо. Пусть в ваших бумагах она будет Уотермен. Кэрол Уотермен, — предложил Джейсон, думая о том, что когда-то так и было. Правда, зрители всегда знали ее как Кэрол Барбер — это имя служило ей чем-то вроде сценического псевдонима, но когда-то она носила и его фамилию. После развода Кэрол вернулась к своей девичьей фамилий, которую не стала менять, даже выйдя замуж за Шона. Его фамилия была Кларк, и сейчас Джейсон подумал, что правильнее было бы воспользоваться этим именем. Больше того, сама Кэрол наверняка предпочла бы его, но… Да какое это имеет значение теперь, оборвал Джейсон сам себя. Сейчас главное, чтобы Кэрол выжила.

— Скажите пожалуйста, Кэрол… она не… она поправится? — Он собирался спросить, не умрет ли Кэрол, но не смог заставить себя произнести страшные слова вслух. Впрочем, Джейсон и сам видел, что жизнь Кэрол висит на очень тонком волоске.

— Трудно сказать… — Врач слегка пожала плечами и поправила на груди стетоскоп. — Черепно-мозговые травмы часто сопряжены с серьезными последствиями, предсказать которые очень трудно. Томограммы показывают, что есть некоторый прогресс, однако оценить всю тяжесть ее состояния мы сможем только после того, как миссис Уотермен придет в себя. Через несколько дней мы планируем отключить аппарат искусственного дыхания, чтобы она начала дышать самостоятельно. Если все будет благополучно, то какое-то время спустя ваша жена выйдет из комы. До этого момента ничего определенного сказать нельзя. Кроме того, травмы мозга чреваты осложнениями, которые иногда проявляются только через несколько лет. Впрочем, я думаю, у миссис Уотермен ничего такого не будет, — поспешно добавила врач, перехватив испуганный взгляд Джейсона. — В любом случае говорить об этом еще рано. Возможно, вашу жену придется заново учить буквально всему: ходить, говорить, читать и так далее. Кроме того, опасность еще не миновала — есть опасность инфекции, возможны любые осложнения. Удар по голове был очень сильным, и… К счастью, ожоги довольно легкие, да и сломанная рука быстро заживет. Повторяю: на данный момент нас больше всего беспокоит травма головы.

Джейсон покачал головой. Он не представлял, как сообщит все это детям, но они должны знать… Хлоя, конечно, сразу прилетит во Францию, и Энтони тоже. В трудную минуту они оба захотят быть рядом с матерью, и Джейсон не стал бы им препятствовать, даже если бы захотел. У них было это право. Другое занимало его: а если Кэрол не выживет? Что они будут тогда делать?

Подняв голову, он повернулся к врачу: — Скажите, что еще можно сделать? Быть может, есть какие-то другие… возможности?

Врач обиженно поджала губы.

— Мы сделали все необходимое, даже не зная, кто она. Для нас не имеет значения, кого мы спасаем — кинозвезду или…. Теперь нужно только ждать, — добавила она, несколько смягчившись. — Только время покажет, что еще необходимо будет сделать. При условии, конечно, что ваша жена выживет.

Этими словами врач хотела дать понять Джейсону, что еще ничего не ясно, и он кивнул, признавая ее правоту.

— А операция? Ей делали операцию? Врач покачала головой:

— Нет, это было слишком рискованно. Мы решили не травмировать вашу жену еще больше и оказались правы: прогнозы утешительные. В данном случае консервативное лечение оказалось более эффективным.

Джейсон с облегчением вздохнул. По крайней мере, Кэрол не стали делать операцию на мозге. Возможно, со временем она все же придет в норму. Надежда — вот все, что у него оставалось. Ни от него, ни от врачей больше ничего не зависело. Умрет Кэрол или выживет — никто не может сейчас ответить на этот вопрос.

Все же Джейсон спросил, что собираются предпринять врачи. Сидеть и ждать было не в его характере — его натура требовала действия.

Врач слегка пожала плечами:

— Ничего. Пока ничего… Я уже говорила вам, процесс выздоровления будет длительным. Впрочем, в ближайшие дни что-то должно проясниться.

— Я понимаю. — Джейсон снова оглядел заставленную медицинским оборудованием палату. Он слышал, что в Париже есть Американский госпиталь. Быть может, стоит перевезти Кэрол туда? Впрочем, помощник управляющего, с которым он разговаривал по телефону, заверил Джейсона, что лучшей клиники для Кэрол, если это вдруг окажется она, ему не найти. Травматологическое отделение больницы Ля Питье Сальпетриер считалось одним из лучших в стране. Больные с самыми тяжелыми травмами получали здесь всю необходимую помощь.

— Сейчас я поеду в отель и позвоню детям, а после обеда вернусь, — сказал Джейсон. — Если что-то случится, позвоните мне, пожалуйста, в «Ритц». — И он продиктовал врачу телефон отеля, а также номер своего мобильного телефона. Оба номера одна из сестер тут же переписала в карту пациента, открытую на имя Кэрол Уотермен. Неопознанной жертвы террористического акта больше не было — Кэрол, сама того не подозревая, обрела новое имя и мужа. Это должно было помочь, но Джейсон знал: пройдет совсем немного времени, газеты узнают, что знаменитая киноактриса Кэрол Барбер находится в больнице Ля Питье, и тогда начнется кошмар. Правда, врач обещала, что сообщит подлинное имя Кэрол только заведующему травматологическим отделением, но Джейсон не особенно рассчитывал, что тайну удастся сохранять достаточно долго. Как только снимут бинты и отключат аппарат искусственного дыхания, Кэрол наверняка узнает кто-нибудь из сестер или сиделок, и тогда от журналистов не будет спасения.

— Мы постараемся, чтобы репортеры ни о чем не узнали как можно дольше, — заверила его врач.

— Я тоже сделаю что смогу, — кивнул Джейсон. — После обеда я вернусь и… спасибо вам за все, что вы для нее сделали, — добавил он с искренней благодарностью в голосе. Он действительно был признателен врачам зато, что они спасли Кэрол, или, точнее, не дали ей умереть. Это было уже очень и очень много. Джейсон боялся даже подумать о том, что бы с ним было, если бы ему пришлось опознавать не Кэрол, а ее тело, лежащее на холодном металлическом столе в одном из парижских моргов. Судя по тому, что он узнал от врача, все могло быть именно так, и Кэрол выжила только чудом. Ей повезло.

— Можно мне еще разок взглянуть на нее? — спросил он, и врач кивнула. Ей нужно было идти по делам, и на этот раз Джейсон вошел в бокс один. Увидев его, медсестры посторонились, давая ему подойти ближе. Остановившись у самой кровати Кэрол, он долго смотрел на нее, потом осторожно коснулся ее щеки там, где был пластырь. Обожженная кожа уже почти зажила, но пластырь показался Джейсону слишком большим, и он невольно спросил себя, насколько глубока скрывающаяся под ним рана. Судя по тому, что врач упомянула о ней только вскользь, под пластырем не было ничего такого, с чем не мог бы справиться пластический хирург, и все же сердце его болезненно сжалось. Рассеченная скула, ожоги, сломанная рука и удар по голове — не слишком ли много для одного человека?

— Я люблю тебя, Кэрол, — прошептал он, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы. — Ты обязательно поправишься, все будет хорошо, обещаю. Мы все тебя очень любим — и я, и Энтони, и Хлоя. Просыпайся скорее, и ты нас увидишь…

Но Кэрол никак не откликнулась на его горячую мольбу, исходившую, казалось, из самого сердца. Она по-прежнему лежала на койке холодная и безучастная, словно изваянная изо льда, и Джейсон едва сдержал рвущийся из груди стон отчаяния. Краем глаза он заметил, что обе медсестры отвернулись — на его лице было столько боли и отчаяния, что даже смотреть на него было тяжело.

Потом Джейсон наклонился, чтобы поцеловать Кэрол, и был поражен тем, как хорошо он, оказывается, помнит тепло ее кожи. Много лет прошло с тех пор, как они целовались в последний раз, и вот все вернулось. Воспоминания нахлынули на него подобно жаркой волне, и все они были светлыми. Все, что было между ними плохого, — все забылось, остались только нежность и любовь. И он надеялся, что Кэрол тоже не помнит — или старается не вспоминать — о том зле и той боли, которую он ей причинил. Общаясь друг с другом, они никогда не касались прошлого, а обсуждали только детей или события своей текущей жизни. Когда умер Шон, Джейсон искренне сочувствовал Кэрол и старался поддержать ее как мог. Эта смерть казалась ему особенно несправедливой еще и потому, что Шон ушел совсем молодым — ведь он был моложе Кэрол. В том, что он умер, когда ему не было еще и сорока пяти, было что-то неправильное, противоестественное. Тогда Джейсон и представить себе не мог, что пройдет всего два дня, и Кэрол тоже окажется на волосок от гибели. Как тут было не подумать, что жизнь бывает порой и несправедливой, и жестокой. Ему, однако, было грешно пенять на судьбу — ведь Кэрол была жива, и, хотя ее состояние оставалось критическим, врачи считали, что у нее есть шанс. И это была, пожалуй, единственная хорошая новость, которую он мог сообщить детям.

— Я скоро вернусь, милая, — шепотом пообещал Джейсон, снова целуя Кэрол. Ее кожа была теплой, к тому же за время, что он пробыл в реанимационной палате, Джейсон перестал замечать пыхтение респиратора, и сейчас ему казалось — Кэрол просто спит.

— Я люблю тебя, — повторил он. — Поправляйся скорее…

И, едва сдерживая слезы, Джейсон быстро вышел из палаты. Он знал, что не имеет права на слабость — ради Кэрол и ради детей ему нужно быть сильным.

Покинув больницу, Джейсон пешком двинулся в сторону вокзала Аустерлиц, не обращая внимания на проливной дождь. Только основательно промокнув, он поймал такси и отправился в «Ритц». Чувствовал он себя отвратительно — словно в один день постарел на десяток лет, не меньше. Джейсон устал, издергался и отчаянно хотел спать, но не это было причиной его мрачного настроения. Он думал о Кэрол. Она не заслуживала того, что с ней случилось. Никто не заслуживал, но Кэрол — меньше всего. Она была красивой женщиной, хорошим человеком, отличной матерью, а еще раньше она была прекрасной женой и для Джейсона, и потом для Шона. Один оставил ее ради молодой обольстительницы, второй — безвременно умер. И в том и в другом случае на долю Кэрол выпали немалые страдания. А теперь и она сама оказалась на грани жизни и смерти. Джейсон не пожелал бы подобного и врагу, а тем более — Кэрол. Если бы он посмел, то гневался бы на всевышнего за то, что тот подверг ее столь тяжким испытаниям. Но он не посмел. Слишком многое зависело сейчас от него, слишком сильно нуждался Джейсон в его помощи. Сидя в такси, которое повернуло к площади Вандом, он молился не только о Кэрол, но и о том, чтобы бог облегчил ему разговор с детьми. Джейсон и представить себе не мог, как он сообщит им о том, что случилось с их матерью.

Джейсон вдруг вспомнил, что сначала он должен сделать еще один звонок, и, достав мобильный телефон, набрал номер Стиви в Лос-Анджелесе. На Западном побережье было сейчас что-то около полуночи, но Джейсон знал, что она не спит. Кроме того, он обещал позвонить, как только что-то прояснится.

Стиви ответила после первого же гудка. Она не спала, ожидая его звонка, — только прилегла на кушетку, хотя от беспокойства была сама не своя. Стиви рассчитывала, что Джейсон позвонит намного раньше, но он все не звонил, и она решила, что либо его самолет опоздал, либо случилось самое страшное, и неизвестная женщина в парижской больнице — Кэрол. Только это и могло помешать Джейсону позвонить раньше.

— Я слушаю, — сказала Стиви дрожащим голосом. — Ну что?!

— Это она. Кэрол, — ответил Джейсон. Он даже не назвал себя — Стиви и так знала, кто звонит.

— Боже мой! — ахнула Стиви. — Что с ней?! Как она? — Слезы хлынули у нее из глаз, и она вытерла их краешком пледа, которым укрывалась.

— Неважно, — мрачно сказал Джейсон. — Она на аппарате искусственного дыхания, но жива. Во время взрыва в тоннеле Кэрол получила серьезную черепно-мозговую травму и до сих пор не пришла в себя. Она в коме, Стиви. Врачи не решились делать операцию — боялись, что она умрет под ножом. К счастью, ситуация понемногу улучшается, но Кэрол все еще в опасности. Кроме того, они не знают, насколько сильно поврежден мозг и какие могут быть последствия. Вот все, что мне удалось узнать…

Он не стал смягчать выражения и выбирать обтекаемые формулировки. С детьми Джейсон собирался говорить иначе, но Стиви имела право знать правду.

— Какой ужас! — воскликнула Стиви. — Я лечу к ней, это решено. Первым же самолетом!

Но ближайший рейс до Парижа отправлялся из Лос-Анджелеса только в десять утра, к тому же против нее была девятичасовая разница во времени. Быть в Париже Стиви могла в лучшем случае завтра в конце дня.

— Ты уже сказал детям?

— Нет, я еще не вернулся в отель. Позвоню им оттуда. — Джейсон немного помолчал. — Не представляю, что ты сможешь сделать, — добавил он после небольшой паузы. — Имеет ли тебе смысл прилетать?

И в самом деле, сейчас Кэрол меньше всего нуждалась в услугах секретарши. Быть может, мрачно подумал Джейсон, секретарша ей вообще никогда больше не понадобится, а понадобится платная сиделка. С другой стороны, Стиви была подругой Кэрол, почти членом семьи, да и дети ее любили.

— Никто из нас ничем не может ей помочь, — добавил Джейсон, и голос его предательски задрожал.

— Я просто не представляю себя ни в каком другом месте, — просто ответила Стиви. — Я должна быть с ней.

— Как и я. — Джейсон вздохнул. — Значит, скоро увидимся. Если хочешь, я забронирую тебе номер в «Ритце».

— Я могу пока пожить в номере Кэрол, — возразила Стиви. В личных делах она не отличалась практичностью, но деньги своей нанимательницы берегла как свои. Да и платить за два номера действительно не имело смысла.

— …Если только ты сам не хочешь там поселиться, — добавила она, спохватившись.

— У меня уже есть номер, но нужно будет снять еще два для детей. Я постараюсь сделать так, чтобы их поселили на том же этаже, чтобы мы все были вместе. У нас впереди не самое легкое время — у нас, и у Кэрол тоже. Даже когда она поправится, ей может потребоваться несколько дней или даже недель, чтобы… чтобы прийти в себя. А если она не выкарабкается, я… я даже не знаю. — Джейсон вдруг поймал себя на мысли, что не желает Кэрол смерти даже в том случае, если ее мозг окажется необратимо поврежден. Раньше он всегда считал, что человеку лучше умереть, чем вести растительное существование, но теперь все изменилось. Кэрол должна жить в любом случае! Почему-то для него это было особенно важно. Да и для детей тоже. Они любили Кэрол, да и Стиви тоже, и ничто не могло этого изменить.

— Ладно, до завтра. Желаю тебе благополучного полета, — попрощался он и дал отбой. Джейсон ужасно устал, но у него оставалось еще немало дел. В Нью-Йорке сейчас было начало четвертого утра, но он все равно позвонил своей секретарше домой и распорядился отменить все запланированные встречи и переговоры.

— Я еще не знаю, когда вернусь, но боюсь, что это будет не скоро, — сказал они извинился перед секретаршей за то, что разбудил ее среди ночи. Она, впрочем, прекрасно все понимала.

— Значит, это все-таки мисс Барбер? — проговорила она упавшим голосом. Секретарша Джейсона всегда была большой поклонницей Кэрол и как актрисы, и как человека. Разговаривая с ней по телефону, Кэрол была неизменно любезна.

— Да, это Кэрол, — подтвердил Джейсон мрачно. — Кстати, если позвонит Энтони, ничего ему не сообщай, и сама тоже ему не звони. Я постараюсь позвонить ему как можно раньше, но меня могут отвлечь какие-то новые обстоятельства. И пожалуйста, никому не говори о том, что я тебе сказал. Если пресса что-то пронюхает, здесь начнется столпотворение. Я зарегистрировал Кэрол в больнице под своей фамилией, но это, к сожалению, нас не спасет. В конце концов кто-нибудь ее узнает, и тогда… Впрочем, ты и сама все понимаешь.

— Мне очень жаль, мистер Уотермен… — едва слышно проговорила секретарша, и Джейсон понял, что она плачет. И в этом не было ничего удивительного: миллионы людей во всем мире обожали Кэрол и готовы были молиться за нее. И не исключено, подумал он, что это принесет ей пользу.

— Сообщите мне, если вам что-нибудь понадобится, — добавила секретарша, и Джейсон, поблагодарив, отключился. Такси как раз остановилось у входа в отель, и он, расплатившись, прошел в вестибюль. У стойки регистрации дежурил помощник управляющего — тот самый англичанин, с которым он разговаривал по телефону еще из Нью-Йорка. Как только Джейсон назвал свою фамилию, на которую бронировал номер, администратор пристально посмотрел на него и слегка кивнул головой.

— Я вас помню, мистер Уотермен, — проговорил он. — Быстро вы до нас добрались. Надеюсь, у вас хорошие новости?

Впрочем, по лицу Джейсона было ясно видно, что новости у него, напротив, скверные.

— Нет, к сожалению, — ответил он. — Это она, Кэрол. Только прошу вас — никому об этом ни слова. Мы не хотим огласки. — И он ловко сунул в руку мужчины две сложенные бумажки по сто евро. В сложившихся обстоятельствах в этом не было необходимости, но Джейсону казалось, что так будет надежнее.

— Да, конечно, я понимаю, — с достоинством ответил помощник, пряча деньги. — Мы приготовили для вас номер с тремя спальнями напротив комнаты мисс Барбер.

— Это как раз то, что нужно, — кивнул Джейсон и предупредил, чтЬ в бывшем номере мисс Барбер остановится ее секретарь, которая прилетит завтра.

Помощник сам проводил гостя в его номер. Правда, сначала Джейсон хотел заглянуть в номер Кэрол, но ему не хватило мужества — он был просто не в силах видеть ее вещи, молчаливо свидетельствовавшие о тех днях, когда она была цела и невредима. Посещение больницы подействовало на него удручающе: как бы он ни подбадривал себя, Кэрол, лежащая на койке под белоснежной простыней, была больше похожа на труп, чем на живого человека.

Оказавшись в своем номере, Джейсон без сил рухнул в кресло.

— Я могу еще чем-нибудь помочь? — деликатно осведомился администратор, входя следом.

Но Джейсон покачал головой, и служащий отеля оставил его одного, бесшумно прикрыв за собой дверь. Довольно долго Джейсон сидел неподвижно, глядя на телефонный аппарат, стоявший на небольшом столике. Он получил небольшую отсрочку, но через несколько часов ему все равно придется звонить Энтони и Хлое. Скрыть от них то, что произошло с их матерью, Джейсон не мог. Не исключено было, что Кэрол не доживет до их приезда. Нужно было позвонить детям как можно скорее, но он все оттягивал этот момент, вновь и вновь прокручивая в уме предстоящий разговор. Хлоя, жившая в Лондоне, была с ним в одном часовом поясе, но Джейсон уже решил, что сначала позвонит сыну. Ожидая, пока в Нью-Йорке наступит семь утра, он принял душ, побрился, а потом принялся нервно расхаживать по комнате.

В час дня по парижскому времени Джейсон снял трубку, показавшуюся ему невероятно тяжелой, и набрал номер сына. Энтони уже встал и собирался уходить на работу. Джейсон застал его в последнюю минуту.

— Привет, па. Как там Чикаго? — оживленно спросил Энтони. Он был прекрасным сыном, и Джейсон никогда не жалел, что взял его к себе на работу. Трудолюбивый, способный, Энтони все схватывал буквально на лету и был честным и порядочным молодым человеком. Во многих отношениях он походил на Кэрол; даже голоса у них были немного похожи, и сейчас Джейсон, чье восприятие было обострено под влиянием последних событий, вновь уловил это сходство. От отца Энтони унаследовал острый аналитический ум, и Джейсон не сомневался, что когда-нибудь его сын достигнет в бизнесе больших высот.

— Я не знаю, как там Чикаго, — честно признался он. — Я в Париже.

— Что ты там делаешь? — удивился Энтони. — У тебя же сегодня переговоры с…

— У меня не очень хорошие новости, сынок, — перебил Джейсон. Он только сейчас сообразил: Энтони ведь даже не знает, что его мать куда-то уехала. Кэрол решила отправиться в эту поездку уже после того, как в последний раз поговорила с сыном, а он в течение десяти дней был слишком загружен работой и наверняка не звонил матери, хотя это и было на него не похоже.

— Энтони… — Джейсон умолк, не зная, что сказать дальше, с чего начать. — С твоей мамой случилась беда. Она здесь, в Париже…

— Что с ней? Она в порядке? — встревожился Энтони.

— Нет, к сожалению. Две недели назад в Париже произошел теракт, пострадало много людей. Твоя мама тоже оказалась среди раненых. Сейчас она находится в больнице в тяжелом состоянии… — Джейсон резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы, но его вздох прозвучал как всхлип. — Я… я сам узнал об этом буквально несколько часов назад. И никто не знал. Кэрол пропала из отеля как раз в тот день, когда произошел взрыв. Все это время она лежала без сознания, документов при ней тоже не было, поэтому ее не смогли опознать.

— О господи!.. — У Энтони был такой голос, словно на него обрушился потолок. — Ты говоришь — мама без сознания? Насколько серьезно она ранена?

— Очень серьезно. У нее несколько ожогов, перелом руки и тяжелая черепно-мозговая травма.

— Но ведь мама поправится, правда? — Этот вопрос прозвучал так, словно Энтони был не взрослым мужчиной, а пятилетним мальчиком. Судя по голосу, он с трудом сдерживал слезы.

— Надеюсь, что да. Врачи говорят, есть надежда, но опасность еще не миновала. Пока Кэрол даже дышать сама не может — они подключили ее к аппарату искусственного дыхания. — Джейсон упомянул об этом, чтобы хоть как-то подготовить Энтони к встрече с матерью. Он и сам испытал настоящее потрясение, когда увидел на лице Кэрол прозрачную пластиковую маску. Дело, собственно, было даже не в маске, а в ощущении особой уязвимости, хрупкости той жизни, которую поддерживал сопящий, вздыхающий аппарат.

— Но, па, как это могло случиться? — Энтони плакал, уже не скрываясь, и Джейсон почувствовал, что по его лицу тоже потекли слезы.

— Ей просто не повезло. Твоя мама оказалась не в то время и не в том месте. Пока я летел в Париж, я молился, чтобы это оказалась не она. Просто невероятно, что ее никто не узнал — ведь Кэрол очень известная актриса!

— А ее лицо не пострадало? — Энтони тоже не верилось, что кто-то мог не узнать его знаменитую мать.

— Нет, то есть — почти нет. У Кэрол обожжена щека и рассечена скула. Наверное, останутся какие-то следы, но хороший пластический хирург приведет ее лицо в порядок в два счета. Самое опасное — это травма головы. На данном этапе даже врачи не могут сказать, насколько это серьезно и какой прогноз на будущее.

— Я лечу к ней, — решительно заявил Энтони. — А Хлое ты уже звонил?

— Я решил сначала позвонить тебе. В аэропорту Кеннеди есть прямой шестичасовой рейс до Парижа. Если тебе удастся достать билет, завтра утром ты уже будешь здесь.

— Билет я достану, — твердо сказал Энтони, и Джейсон представил себе, какой долгий, мучительный день ожидает его сына.

— Сейчас же я соберу вещи и поеду в аэропорт прямо с работы, — добавил Энтони. — Увидимся завтра, да, пап?.. — Голос его снова задрожал. — Передай маме, что я ее люблю, хорошо?

— Ты сам скажешь ей это завтра, о'кей? — Джейсон тяжело вздохнул. — Сейчас Кэрол нуждается в нас больше чем когда бы то ни было. Ей приходится бороться за жизнь, а это не просто… Ну, до встречи.

На этом разговор закончился, и не потому, что Джейсону и Энтони нечего было сказать друг другу. Просто им обоим было очень тяжело говорить о Кэрол — о том, что с ней случилось и чем это может закончиться. Оба предпочитали не думать, что в любую минуту она может умереть, а они не успеют с ней попрощаться.

Разговор с Хлоей дался Джейсону еще тяжелее. Как только он сказал дочери, что ее мать лежит при смерти в парижской больнице, Хлоя разрыдалась, да так бурно, что не могла вымолвить ни слова. Джейсон дал ей выплакаться, а потом спросил, что она думает предпринять. Хлоя ответила, что прилетит первым же рейсом, благо полет из Лондона в Париж занимал всего час. Быть рядом с матерью — только об этом она могла думать.

В пять часов вечера Джейсон уже встречал дочь в аэропорту. Ее глаза распухли и покраснели, и она то и дело прикладывала к ним платок. Из аэропорта они поехали в больницу. Увидев распростертую на койке Кэрол, Хлоя снова разрыдалась и никак не могла успокоиться. Ей было невыносимо видеть мать в столь беспомощном состоянии, но, по крайней мере, теперь они были вместе. Как сказали Джеисону врачи, за последние несколько часов состояние Кэрол не изменилось, но он счел, что это тоже неплохо. Главное, она была жива.

Когда они вернулись в отель, Хлоя несколько часов проплакала в своей комнате, прежде чем Джеисону удалось уговорить ее лечь. От слез она так ослабела, что почти сразу заснула, а Джейсон открыл мини-бар и налил себе хорошую порцию скотча. Устроившись на диване в гостиной, он потихоньку потягивал виски и думал о детях и о Кэрол. То, что с ней случилось, было, пожалуй, самым тяжелым испытанием из всех, что выпадали на их долю. Помочь ей они ничем не могли. Им оставалось только надеяться, что организм Кэрол окажется достаточно крепким, чтобы справиться с последствиями травмы.

Джейсон так и заснул на диване в гостиной. На следующее утро он проснулся в шесть, принял душ и привел себя в порядок. Когда из своей спальни вышла Хлоя, Джейсон сразу увидел, что чувствует она себя ужасно, впрочем, и выглядела она так же: ее веки покраснели, лицо опухло, в глазах застыло растерянное выражение. Очевидно, она никак не могла до конца поверить в происшедшее.

В начале восьмого они встретили в аэропорту Энтони и вместе вернулись в отель, чтобы позавтракать. Несколько часов мучительных переживаний и беспокойства ясно отпечатались на лице Энтони — он выглядел мрачным и изможденным. Кроме того, ему не мешало бы побриться, но он, по-видимому, был не в состоянии думать ни о чем, кроме случившегося с матерью несчастья.

После завтрака они остались в своем номере, ожидая появления Стиви. Она добралась до «Ритца» в половине первого. Джейсон заказал для нее сандвичи, и в час они вчетвером отправились в больницу.

Энтони изо всех сил старался держаться, но стоило ему увидеть мать, и самообладание покинуло его. Хлоя снова расплакалась, и Стиви, обняв ее за плечи, прижала к себе, хотя по ее лицу тоже текли слезы. Единственное, что послужило им некоторым утешением, — это то, что за ночь состояние Кэрол немного улучшилось. Врачи даже планировали отключить ее от аппарата искусственного дыхания. Это решение выглядело достаточно обнадеживающим, хотя и было сопряжено с некоторым риском. Как объяснил Джейсону дежурный врач, в случае, если Кэрол не сможет дышать сама, аппарат подключат вновь, однако подобный оборот дела означал бы, что мозг травмирован гораздо серьезнее, чем они предполагали, и не может самостоятельно регулировать дыхательный процесс.

Услышав эти слова, Джейсон побледнел, а на лицах детей отразилась паника. А Стиви сказала, что останется с Кэрол, когда будут отключать аппарат искусственного дыхания. Энтони и Хлоя тоже захотели быть с матерью в этот критический момент, и Джейсон согласно кивнул. Он хорошо понимал, как много зависит от того, сможет Кэрол дышать самостоятельно или нет.

Потом они снова вернулись в «Ритц», чтобы пообедать, но есть никто из них не мог. Тревога, напряжение, усталость и разница во времени сделали свое дело, и они чувствовали себя совершенно разбитыми. С полчаса они просидели за столом, но так и не притронулись к еде. Ближе к вечеру все четверо отправились в госпиталь, чтобы быть рядом с Кэрол в решающий момент.

Никто из них не проронил ни слова, пока они ехали в такси в Ля Питье. Каждый был погружен в свои мысли и воспоминания. Врач объяснил им, что поврежденный участок стволовой части мозга отвечает за безусловно рефлекторную деятельность, в том числе за дыхание. Если Кэрол сможет дышать самостоятельно, значит, идет процесс выздоровления. Если же нет, это может означать все, что угодно, в том числе и необратимые повреждения мозга. Последнее означало, что Кэрол если и выживет, то останется полным инвалидом. Вот почему все они так страшились того момента, когда с Кэрол снимут прозрачную маску, вынут изо рта дыхательные трубки и выключат механический респиратор. Слишком многое от этого зависело.

По дороге в больницу Хлоя неотрывно смотрела в окно. Энтони крепко держал ее за руку.

— С мамой все будет в порядке, — прошептал он негромко, но Хлоя только покачала головой и вырвала у него руку. Она совсем упала духом. С тех пор как она узнала о несчастье с Кэрол, ее мир начал рушиться, и она не верила, что из-за туч когда-нибудь снова проглянет солнце. И для нее, и для Энтони Кэрол была опорой, осью, вокруг которой вращались их жизни. Какие бы разногласия ни возникали между ней и матерью в прошлом, сейчас это не имело значения. Как и в детстве, Хлоя нуждалась в Кэрол, в ее жизненной силе, в помощи и любви, согревавшей ее детей на протяжении всех лет. То же самое чувствовал и Энтони. В нынешней беспомощности Кэрол было что-то такое, что заставило их снова ощутить себя беззащитными детьми. Оба они теперь были взрослыми и самостоятельными, и все же страх и сознание собственной уязвимости терзали их как никогда прежде. Ни Энтони, ни Хлоя даже представить себе не могли, что Кэрол не станет. Да и Джейсон, который хотя бы в силу своего возраста отдавал себе отчет в том, что рано или поздно каждый человек умирает, не мог смириться с мыслью, что эта истина вплотную приблизилась к Кэрол.

— Она справится, — попытался он подбодрить детей. Джейсон старался говорить уверенно, но сам он тоже боялся худшего, и это чувствовалось.

— А если нет? — прошептала Хлоя, когда они уже подъезжали к больнице.

— Тогда ее снова подключат к аппарату искусственного дыхания и повторят попытку, когда она окрепнет, — ответил Джейсон.

Хлоя хотела возразить, но у нее не хватило мужества развить свою мысль. Вслух, во всяком случае, она ничего не сказала, понимая, что остальные волнуются не меньше ее. Все четверо со страхом ожидали момента, когда врачи отключат механический респиратор, но Хлое при одной мысли об этом становилось дурно. Она предпочла бы не спешить, выждать для верности еще сколько-то времени — но сколько? Кроме того, в конце концов решающий момент все равно наступит, и Хлоя не сомневалась, что будет точно так же бояться и переживать.

У больницы они вышли из такси и один за другим вошли в вестибюль. Последней шла Стиви. В ее жизни уже было нечто подобное: несколько лет назад ее отец перенес операцию на сердце, и она хорошо помнила, как трудно ей тогда пришлось. Стиви сама чуть не умерла от страха, пока ожидала окончания операции. К счастью, все обошлось: ее отец выжил и до сих пор чувствовал себя довольно сносно. Но случай с Кэрол представлялся Стиви несколько иным — хотя бы потому, что никто из врачей не мог сказать наверняка, насколько опасно поврежден мозг и какими могут быть отдаленные последствия перенесенной травмы. Не исключено, что Кэрол окажется не способна дышать самостоятельно. Никогда. И это будет, наверное, страшнее смерти.

Поднявшись в лифте, все четверо вошли в палату Кэрол. Лица у них были бледные, но спокойные, и только глаза выдавали напряжение и тревогу. Лечащий врач еще не пришла, и они могли несколько минут побыть с Кэрол одни. Выглядела она точно так же, как утром: глаза закрыты, в лице ни кровинки, грудь медленно вздымается в такт движениям поршня в большом прозрачном цилиндре. Невозможно было определить, чувствует ли Кэрол себя лучше, и каждый из них невольно спросил себя, а что будет с ней без трубок и маски?

Наконец появилась лечащий врач Кэрол. Утром она уже объяснила, что и как она собирается делать, поэтому сейчас не стала тратить время на разговоры. Проверив показания мониторов и заглянув в карточку с результатами последнего осмотра, врач кивнула сестре, и та ловко отлепила пластырь, закрывавший ноздри Кэрол. До этого момента пациентка могла дышать только через трубку, которая проходила через маску и исчезала у нее во рту, но сейчас ее носовые отверстия оказались свободны.

Бросив быстрый взгляд в сторону родственников, врач что-то сказала второй сестре, и та сняла прозрачную маску, удалив вместе с ней подведенную к губам Кэрол дыхательную трубку. Почти в то же мгновение врач выключила компрессор, и в палате наступила тишина.

На протяжении нескольких секунд, показавшихся невероятно долгими, все смотрели на лицо Кэрол. Она не дышала, и врач шагнула вперед. Она уже готова была скомандовать сестре вновь надеть маску, но тут губы Кэрол дрогнули, чуть приоткрылись, и по комнате прошелестел чуть слышный, немного хрипловатый первый вздох. Она дышала, и Хлоя, не сдержавшись, радостно вскрикнула и тут же расплакалась. Слезы потекли и по щекам Джейсона, а Энтони сдавленно всхлипнул. Стиви смеялась и плакала одновременно, и гладила по волосам Хлою, которая бросилась в ее объятия. Даже врач улыбнулась.

— Прекрасно. Просто прекрасно, — сказала она по-английски специально для них. В какой-то момент ей тоже показалось, что Кэрол не справится, но, слава богу, этого не случилось.

— Она дышит, следовательно, ее мозг способен подавать команды. Это обнадеживающий признак, — добавила врач и снова ободряюще улыбнулась. Конечно, даже начав дышать самостоятельно, Кэрол могла пребывать в коме еще долго, однако, если бы сейчас она не сумела сделать первый вздох, ее шансы были бы равны нулю. Но теперь, похоже, Кэрол возвращалась к жизни.

Потом врач сказала, что дежурная сестра будет внимательно следить за Кэрол ночью, чтобы убедиться — она способна дышать самостоятельно. По ее мнению, однако, не было никаких причин считать, что ей снова может понадобиться аппарат искусственного дыхания. Состояние Кэрол с этой минуты давало робкую надежду на то, что все обойдется. Она по-прежнему не шевелилась и не подавала других признаков жизни, однако все они видели, что Кэрол дышит, и дышит сама, и это вселяло надежду.

Все четверо оставались в палате еще около часа, радуясь первой победе, которую одержала Кэрол. Джейсон первый предложил вернуться в отель. На сегодняшний день, сказал он, они пережили достаточно. Он видел, что его детям нужно отдохнуть. Когда врач отключала аппарат искусственного дыхания, все они испытали самый настоящий стресс, отнявший у каждого немало душевных и физических сил. Энтони и Хлоя действительно так устали, что не стали даже возражать. Один за другим они вышли из палаты, и только Стиви ненадолго задержалась у кровати Кэрол. Наклонившись, она прикоснулась к ее пальцам. Кэрол по-прежнему была недвижима, и ее пальцы оставались все так же холодны, однако теперь, без пластыря на носу и без маски, ее лицо выглядело не таким чужим и отрешенным. Оно было почти таким же, как всегда: это лицо Стиви видела каждый день на протяжении полутора десятков лет и прекрасно изучила его. Сейчас оно выражало страдание, и Стиви почувствовала, как сердце ее сжалось от боли.

— Все будет хорошо, — шепнула она и, наклонившись еще ниже, поцеловала Кэрол в щеку. — Ты только постарайся как следует. Нам всем очень тебя не хватает.

По ее щекам покатились слезы, и, смахнув их рукой, Стиви поспешила присоединиться к остальным. И для нее, и для Джейсона с детьми, а главное — для Кэрол это был день надежды, хотя и очень отдаленной.

Глава 5

То, чего опасались Джейсон и Стиви, случилось через два дня после их приезда в Париж. Кто-то из персонала больницы или служащих отеля передал журналистам информацию о том, что знаменитая кинозвезда Кэрол Барбер находится в коме в больнице Ля Питье и что ее родственники остановились в «Ритце». С раннего утра у входа в отель собралось несколько десятков фоторепортеров. С полдюжины наиболее предприимчивых сумели даже просочиться внутрь и добраться до номера Кэрол. Их дальнейшее продвижение остановила Стиви, которая, выйдя в коридор, разогнала репортеров с помощью выражений, больше приставших матросу с Миссисипи. Подоспевшие охранники быстро очистили отель от представителей прессы, но это уже ничего не меняло. Отныне все они становились объектом пристального внимания прессы, что осложняло их жизнь.

Руководство больницы, столкнувшись с той же проблемой, поспешило перевести Кэрол в другую палату, у дверей которой постоянно дежурил охранник. Это было крайне неудобно для всех, но иного выхода попросту не было. Папарацци осадили больницу, словно средневековый замок, и подстерегали членов семьи Кэрол у входа. Вспышки репортерских блицев могли ослепить их в любой момент, телекамеры ловили каждое их движение, каждый жест. В этом, правда, не было ничего нового — близкие и родственники любой звезды волей-неволей оказываются под прицелом журналистских камер, однако в этот раз репортеры пришли в настоящее неистовство. Шутка ли — знаменитая Кэрол Барбер оказалась жертвой террористического акта! Это была мировая сенсация. Раньше сама Кэрол, как могла, ограждала своих родственников от журналистов, но теперь спасения не было. И Джейсону, и Энтони с Хлоей оставалось только терпеть и улыбаться в ответ на самые идиотские вопросы.

Посреди всего этого кошмара самой приятной новостью было то, что Кэрол продолжала дышать самостоятельно. Она, правда, по-прежнему оставалась без сознания, однако ей больше не давали седативные препараты, и врачи надеялись, что скоро Кэрол начнет приходить в себя. В противном случае возможны были осложнения — настолько серьезные, что никто из ее близких не мог об этом даже думать.

Между тем журналисты раздували вокруг несчастья с Кэрол все большую истерию. Ее имя не сходило с первых полос газет, и не только дешевых таблоидов, но и таких крупных изданий, как «Ле монд», «Фигаро» и «Геральд трибьюн». Писаки соревновались между собой в выдумывании самых фантастических прогнозов, касающихся состояния здоровья звезды.

— Мне всегда нравилась эта ее фотография, — сказала Стиви, разворачивая свежую газету. Они вчетвером как раз завтракали в номере Джейсона, и Стиви пыталась сделать хоть что-то, чтобы дети Кэрол обращали поменьше внимания на выдумки газетчиков. Но в устроенной в средствах массовой информации шумихе была и положительная сторона. Множество людей во всем мире следили за сообщениями о здоровье Кэрол и молились за нее. У больницы каждый день собирались поклонники с плакатами, на которых были написаны слова поддержки и пожелания скорейшего выздоровления. Это было поистине трогательное зрелище.

— Мне тоже, — согласился Энтони и взял с подноса булочку с шоколадной начинкой. В первые дни он совсем не мог есть, но сейчас его аппетит заметно улучшился. И он, и Хлоя каждый день ездили в больницу, разговаривали с врачами и подолгу сидели с матерью. После этого они, как правило, возвращались в отель и скрывались от газетчиков в своих комнатах, со страхом и надеждой ожидая каких-нибудь новостей. Они бы проводили с Кэрол и вечера, и все ночи, но в больнице подобная практика не поощрялась, к тому же в этом не было особого смысла, так как Кэрол еще не пришла в себя, и ее состояние контролировали различные приборы и датчики.

В то утро, когда близкие Кэрол, как обычно, отправились в больницу, немолодой импозантный мужчина, проснувшись в своей парижской квартире на рю Дю Бак, налил себе чашку кофе, намазал тост джемом и развернул утреннюю газету. В глаза ему бросилась та же фотография, что часом раньше привлекла внимание Стиви. Несколько мгновений мужчина всматривался в лицо Кэрол, не замечая, что руки у него дрожат, а на лбу проступила испарина. Этот снимок был сделан много лет назад, когда Кэрол приезжала в Париж на съемки, но мужчина узнал ее сразу. Не мог не узнать — ведь в тот день он сам был рядом с Кэрол на съемочной площадке.