Верить в себя Стил Даниэла
Немного придя в себя, он стал читать текст, и глаза его заблестели от слез. Отшвырнув газету, мужчина придвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер справочной службы больницы Ля Питье Сальпетриер. Когда ему ответили, он попросил соединить его с отделением реанимации. После непродолжительного ожидания на его вопрос о мисс Кэрол Барбер дежурная сестра сообщила, что ее состояние остается стабильным. Более подробную информацию мужчине получить не удалось — сестра сослалась на распоряжение заведующего отделением, запретившего персоналу распространять любые сведения, касающиеся состояния здоровья звездной пациентки.
Раздраженно швырнув трубку на рычаг, мужчина некоторое время раздумывал, не позвонить ли ему главврачу больницы, но потом решил, что будет лучше, если он приедет в Ля Питье сам.
И он стал торопливо одеваться. Это был высокий широкоплечий мужчина с густыми, но совершенно седыми волосами и ярко-голубыми глазами, которые по-молодому блестели за стеклами модных очков без оправы. Седина и обветренная, с морщинами кожа выдавали его возраст, однако, несмотря на это, он выглядел весьма привлекательно. В каждом его движении и манере говорить сквозила властность, свойственная военачальникам и крупным политикам, привыкшим отдавать распоряжения и ожидавшим, что те будут неукоснительно исполнены. Когда-то он действительно занимал очень высокий пост в правительстве Французской Республики, являясь министром внутренних дел Франции. Звали мужчину Мэтью де Белланкур.
Двадцать минут спустя Мэтью был уже в гараже, где стояла его машина. Он уже сел за руль и завел мотор, но долго не решался тронуться с места. То, что он прочитал, потрясло его до глубины души. Его воспоминания о Кэрол были столь четкими, словно они в последний раз виделись только вчера, хотя на самом деле с тех пор прошло пятнадцать лет, и четырнадцать с того момента, когда они в последний раз говорили по телефону. Потом они уже не общались, и единственными сведениями, которыми Мэтью располагал, были появлявшиеся в газетах сообщения. Именно из газет он узнал, что Кэрол вторично вышла замуж за одного из голливудских продюсеров, и хотя Мэтью был рад за нее, все же он ощутил укол ревности.
Восемнадцать лет назад Кэрол Барбер была его любимой женщиной.
В конце концов Мэтью де Белланкур все же вывел машину из гаража и вскоре был уже в Ля Питье. Припарковав машину на стоянке, он поднялся в вестибюль И осведомился у дежурной за стойкой, как пройтитз палату мисс Барбер. Но дежурная ответила, что посетители К мадемуазель Барбер (она снова стала Кэрол Барбер — хранить тайну и дальше не было смысла) не допускаются и что никакой информации о состоянии здоровья мисс Барбер она не имеет права предоставить.
Не обескураженный отпором Мэтью де Белланкур усмехнулся и, вручив дежурной свою визитную карточку, сказал, что хотел бы видеть главного врача.
Взглянув на визитку, дежурная мгновенно исчезла. Меньше чем через три минуты она вернулась в сопровождении главврача — невысокого толстяка в тесном белом халате. Прежде чем поздороваться, врач быстро взглянул на Мэтью, желая убедиться, что перед ним действительно тот самый человек, чье имя он прочел ни визитной карточке. Карточка была с логотипом юридической фирмы семьи Белланкур, в которой Мэтью работал уже десять лет — с тех пор как ушел в отставку с поста министра. Недавно ему исполнилось шестьдесят восемь, но выглядел он гораздо моложе.
— Мсье министр, чем обязан? — осведомился глав врач, нервно потирая руки. В свое время Мэтью Белланкур был своего рода легендой, когда возглавлял министерство внутренних дел, да и сейчас его имя время от времени мелькало в газетах. Его цитировали, с ним консультировались, спрашивали его мнения по той или иной государственной проблеме. На протяжении трех десятков лет Мэтью был весьма заметной фигурой и пользовался своей известностью самым решительным образом. Крутой и горячий, неподкупный и честный, он неизменно производил на подчиненных впечатление человека, не знающего сомнений и не испытывающего колебаний, но сейчас в его глазах было затаенное беспокойство и даже растерянность.
— Чем могу быть полезен? — снова спросил главврач.
— Я приехал, чтобы навестить свою старую знакомую, — сказал Мэтью глухим голосом. — Мадемуазель Барбер. Она была подругой моей жены.
Ему не хотелось привлекать внимание к своему визиту, однако тут Мэтью ничего поделать не мог. Тот факт, что он потребовал вызвать главного врача больницы, не мог пройти незамеченным. Оставалось надеяться, что ни сам главврач, ни персонал больницы не станут болтать. Возможно, он с самого начала поступил не слишком разумно, явившись в больницу с утра, когда вокруг было столько посторонних глаз и ушей, и все же Мэтью готов был рискнуть, лишь бы снова увидеть Кэрол. Он королю понимал, что эта возможность может оказаться для него последней. В газетах сообщалось, что Кэрол находится в крайне тяжелом состоянии и никто не мог дать утешительный прогноз.
— Мне сказали, что к ней никого не пускают, — добавил он, и главврач кивнул. — Наши семьи были дружны, — повторил Мэтью. На этот раз он говорил твердо и властно, но в его ярко-синих глазах промелькнуло что-то похожее на отчаяние, и врач это заметил.
— Для вас, господин министр, мы готовы сделать исключение. Следуйте за мной — я сам проведу вас в палату.
— Весьма признателен, — коротко сказал Мэтью, усилием воли взяв себя в руки.
Не прибавив больше ни слова, главврач повернулся и первым двинулся к лифту. Они вышли на нужном даже, и Мэтью почувствовал, как его сердце учащенно сбилось. Он почти боялся того, что ему предстояло увидеть. Кроме того, ему внезапно пришло в голову, что с Кэрол могли быть дети и муж. Правда, с ее вторым мужем он никогда не встречался, а дети, которых Мэтью в последний раз видел пятнадцать лет назад, вряд ли могли его вспомнить, и все же ему стало не по себе. Оставалось только надеяться, что родственники Кэрол еще не приехали или вышли из палаты подышать свежим воздухом.
Остановившись у столика дежурной сестры, главврач шепотом сказал ей несколько слов. Сестра кивнула в ответ и, с любопытством покосившись на Мэтью, жестом показала на дверь в конце коридора.
— Идемте. — Главврач зашагал по коридору, засунув руки глубоко в карманы своего тесного халата, и Мэтью, не говоря ни слова, последовал за ним. Сердце его по-прежнему сжималось от волнения и беспокойства, плечи ссутулились, губы сжались. В холодном свете больничных ламп он выглядел даже старше своих лет, и врач, оглянувшись через плечо, удивился произошел шей с Мэтью перемене. Он, впрочем, никак не обнару жил своего удивления. Остановившись у палаты, врач бесшумно открыл дверь и жестом пригласил Мэтью войти.
Мэтью сделал шаг вперед, но вдруг заколебался.
— Скажите, она сейчас одна или с ней… родственники? — спросил он хриплым шепотом. — Я бы не хо тел, э-э… мешать.
Он только сейчас сообразил, что мог поставить себя в очень неловкое положение. Кэрол больше не принадлежала ему, но Мэтью подумал об этом только сейчас.
— Если они там, я могу вас представить… — предаю жил главврач, но Мэтью отрицательно покачал голо вой. Он не стал ничего объяснять, но врач его понял.
— Хорошо, я сейчас узнаю… — С этими словами он шагнул в палату и закрыл за собой дверь, оставив Мэтью в коридоре.
Через несколько секунд врач вернулся.
— Вы были правы, с ней семья, — сообщил он. — Если хотите, можете пока подождать в комнате отдыха.
— Пожалуй, так я и сделаю… — Мэтью вздохнул. — Им, должно быть, очень нелегко приходится, — добавил он, пока главврач вел его в комнату, где обычно ночевали родственники самых тяжелых больных. В комнатке этой словно витал солоноватый запах горя и пролитых слез, но Мэтью этого не заметил. Ему нужно было скрыться от любопытных глаз, к тому же здесь никто не мешал ему сосредоточиться. Мэтью не знал, как долго пробудут у Кэрол ее близкие, но приготовился к долгому ожиданию. Он готов был просидеть в больнице весь день, лишь бы в конце концов ему удалось увидеть Кэрол.
— Чашечку кофе, месье? — предложил главный врач.
— Нет, благодарю. — Мэтью крепко пожал руку врачу. — Мне ничего не нужно. Спасибо за помощь. Признаться, я был по-настоящему потрясен, когда открыл газету и узнал…
— Мы все были потрясены, месье. — Главврач кивнул. — Мадемуазель Барбер пробыла у нас почти две недели, прежде чем нам сообщили, кто она такая. Какое несчастье! — Он покачал головой.
— Но она поправится? — спросил Мэтью с надеждой.
— Сейчас ничего сказать нельзя. Черепно-мозговые травмы непредсказуемы и опасны главным образом своими последствиями. Впрочем, вам это, безусловно, известно. Мадемуазель Барбер все еще в коме, но дышит самостоятельно. Это обнадеживающий признак, однако опасность еще не миновала.
Мэтью машинально кивнул:
— Да, я понимаю…
— А теперь прошу меня извинить — дела. — Главврач с достоинством поклонился. — Впрочем, попозже я еще зайду. Если вам что-нибудь понадобится — обратитесь к любой из сестер. Я распоряжусь, чтобы они предоставили вам все необходимое.
Мэтью поблагодарил, и толстяк ушел. Некоторое время Мэтью прислушивался к доносящимся из коридора звукам шагов, потом опустился в кресло и, уронив голову на грудь, погрузился в невеселые размышления. Несколько раз в комнату заглядывала дежурная сестра, но на ее вопрос, не нужно ли ему что-нибудь, Мэтью только отрицательно качал головой. Было что-то странное и одновременно трогательное в том, что человек, некогда бывший могущественным министром внутренних дел, сидит здесь как обычный посетитель. И Мэтью, который до сих пор оставался одним из влиятельных и уважаемых в стране людей, действительно чувствовал себя сейчас самым обычным человеком — уязвимым и бессильным. Как и каждый посетитель отделения реанимации, он с трудом сдерживал тревогу и неуверенность. Он боялся за Кэрол, боялся за себя. Одной мысли о том, что она находится совсем рядом — буквально за стеной, — было достаточно, чтобы его сердце то принималось отчаянно стучать, то почти замирало.
Ничего подобного с Мэтью не случалось уже много-много лет.
В этот день Джейсон, Энтони, Хлоя и Стиви провели у Кэрол несколько часов. Сменяя друг друга, они сидели на стуле у кровати, гладя Кэрол по руке и разговаривая с ней. Хлоя несколько раз целовала торчащие из гипса синеватые пальцы матери и со слезами в голосе уговаривала ее поскорее очнуться.
— Просыпайся, мамочка, ну пожалуйста! Ты нам очень нужна. Просыпайся скорее, мы без тебя не можем!
Ее слова звучали совсем по-детски, и вскоре Хлоя действительно расплакалась как ребенок. Тогда Стиви обняла ее за плечи, увела в коридор и заставила выпить воды, а место около Кэрол занял Энтони. Он изо всех сил старался держаться, но стоило ему сказать матери несколько слов, и его голос тоже начал дрожать и срываться. Стараясь подбодрить сына, Джейсон положил руку ему на плечо, но сам он тоже был далеко не спокоен. Все утро они разговаривали с Кэрол вслух, так как врачи считали, что это поможет ей поскорее прийти в себя. Однако до сих пор она никак не реагировала на обращенные к ней слова. Кэрол не открывала глаз, не шевелилась и не издавала никаких звуков, и Джейсон, и дети совсем упали духом. Стиви приходилось постоянно их подбадривать, и хотя сама она чувствовала себя не лучше, ей все же удавалось находить в себе силы для утешения. Ради Кэрол, ради ее детей Стиви была готова на многое, но даже она в глубине души разделяла их страхи и страдала. Ведь Кэрол была ее любимой и единственной подругой.
— Просыпайся, Кэрол! Не время расслабляться. Ты должна написать книгу! — проговорила она таким тоном, словно Кэрол могла ее слышать, и Джейсон, который только что освободил ей место у изголовья кровати, невольно улыбнулся. Ему всегда нравилась Стйви — нравился ее практицизм, ее здравый смысл и бесстрашие, с которым она бралась за любую неразрешимую задачу. На протяжении пятнадцати лет Стиви заботилась о Кэрол и о детях, но только сейчас он понял, как глубоко и искренне эта женщина предана своей хозяйке.
— Я знаю, — продолжала Стиви, — писатели обычно стараются увильнуть от работы, когда им не пишется, но ты избрала для этого слишком уж экстравагантный способ. Хватит прохлаждаться, Кэрол, подумай о людях, которые ждут не дождутся твоего шедевра. И твои дети тоже… Они здесь, рядом, и тоже хотят, чтобы ты поскорее пришла в себя. Хлоя выглядит потрясающе: она похудела, и у нее новая стрижка, не говоря уже о сногсшибательной сумочке и туфлях. Жаль, ты не знаешь, во сколько все это обошлось, — ты бы живо вскочила с этого дурацкого ложа. — добавила она. — Это бы ее разбудило, — заметила Стиви, и, повернувшись к Кэрол, продолжила свой монолог в том же ключе. Она очень старалась, но, увы, чуда не произошло, и Кэрол оставалась все такой же неподвижной и безучастной. На протяжении нескольких часов все они, сменяя друг друга, взывали к ней, но все было тщетно.
— Что ж, может быть, завтра что-то изменится, — сказала Стиви и откашлялась. Сегодня она говорила с Кэрол дольше всех, и с непривычки у нее першило в горле, а голос то и дело садился.
— Как насчет того, чтобы вернуться в отель? Джейсон ответил не сразу, хотя выглядел он так, словно находился на грани обморока. Если не считать бесчисленных чашек кофе, купленных в автомате на первом этаже больницы, никто из них ничего не ел с самого утра, и теперь голод, усталость и волнение давали себя знать. Хлоя уже не могла говорить и только тихо плакала в углу, Энтони крепился, но лицо у него стало землисто-серым, щеки ввалились, глаза запали. Стиви тоже заметно устала, но по-прежнему не хотела сдаваться. Она готова была просидеть с Кэрол до самого вечера, но жалела своих спутников.
— Нам всем не мешало бы подкрепиться, — добавила Стиви. — Если возникнет что-то срочное, нам позвонят, и мы сразу вернемся.
Джейсон согласно кивнул. Есть ему совсем не хотелось; что ему действительно было необходимо, так это добрый стаканчик виски. Обычно Джейсон не пил, но сейчас ему нужно было расслабиться.
— Я не хочу никуда уходить! — всхлипнула Хлоя, и Энтони, обняв сестру, крепко прижал к себе.
— Маме не понравилось бы, как ты себя ведешь, — сказал он с мягким укором. — Кроме того, нам нужно сохранить силы и на завтра. — Сегодня Стиви подала им отличную мысль — поплавать в бассейне, когда вечером они вернутся в отель, и Энтони эта идея очень поправилась. Он знал, что физическая нагрузка — особенно плавание — хорошо снимает нервное напряжение. Стиви и сама была не прочь окунуться.
В конце концов ей все же удалось убедить их отправиться в отель. С ее стороны это было до некоторой степени жестоко, поскольку Джейсон и дети боялись оставить Кэрол даже на несколько часов, однако здравый смысл подсказывал Стиви: она поступает совершенно правильно. Им нужно было экономить силы и сохранять мужество, так как никто не мог сказать, когда же наконец Кэрол выйдет из комы, и выйдет ли вообще. Именно по этой причине они не могли позволить себе сломаться, когда наступит решительный момент, потому что тогда Кэрол не получила бы от них никакой помощи. Стиви понимала это, пожалуй, даже лучше остальных и потому позволила себе настаивать на перерыве.
Прошло, однако, довольно много времени, прежде чем они покинули отделение реанимации и погрузились в лифт. Сначала Хлоя вернулась в палату за оставленным свитером, потом Энтони вспомнил, что и он забыл куртку на спинке стула. В конце концов они спустились вниз, намереваясь вернуться как можно скорее. Они и вправду боялись, что, пока их не будет, с Кэрол что-то может случиться.
Мэтью, по-прежнему остававшийся в комнате отдыха, видел, как они уходили. Из этих четверых, говоривших друг с другом с типично американским акцентом, он никого не узнал, но догадался, кто из них кто. Молодые мужчина и женщина — это, конечно, дети; мужчина постарше — супруг. Вторая женщина, скорее всего, помощница или секретарь. Дождавшись, когда за ними закроются двери лифта, Мэтью подошел к столику дежурной сестры. Та уже получила соответствующие распоряжения от главного врача больницы и даже не пыталась его остановить. Кроме членов семьи, к Кэрол не пускали никого, но Мэтью некогда был всемогущим министром внутренних дел, близким другом самого президента, и общие правила к нему были неприменимы. Не сказав ни слова, сестра провела его в палату.
Кэрол лежала на койке словно Спящая красавица. Из ее вены торчала иголка, соединенная прозрачной трубкой с капельницей; еще одна медсестра внимательно следила за показаниями каких-то приборов и датчиков. Кэрол не шевелилась, и Мэтью осторожно прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке.
Все чувства, которые он когда-то испытывал к ней, отразились в эти мгновения на его лице, и медсестра у приборов поспешно уткнулась взглядом в экран. Oна словно почувствовала — то, что происходило сейчас нм ее глазах, было бесконечно важным, почти интимным, и не предназначалось для посторонних.
Мэтью долго стоял у кровати и пристально смотрел на бледное лицо Кэрол, словно ожидая, что она вот-вот откроет глаза. Кэрол была такой же, какой он ее помнил, — прекрасной и юной, словно перед ней было бессильно само время. Даже волосы были те же. Светлой платиной они струились по подушке, словно мерцающий водопад. Наконец он низко опустил голову и быстро вышел из палаты.
Оказавшись на улице, Мэтью поспешил к своей машине. Он долго сидел неподвижно, закрыв лицо руками, и плакал как ребенок, вспоминая все, что когда-то обещал Кэрол, да так и не исполнил. Будь у него больше мужества или решительности, и все могло повернуться по-другому, все могло быть гораздо лучше, и сам он был бы сейчас счастливее. Увы, в первый и единственный раз в своей жизни Мэтью не сдержал данного слова. На протяжении полугора десятков лет он горько сожалел о том, что все случилось именно так, хотя и знал, что иного выхода у него тогда не было: слишком много обязанностей и обязательств лежало на его плечах. И Кэрол тоже это знала — именно поэтому они и расстались. Мэтью не винил ее за то, что она ушла, ни тогда, ни теперь. Ему только хотелось, чтобы они могли поговорить об этом сейчас, поговорить спокойно, по-дружески. Впрочем, по-дружески все равно бы не получилось: уходя, Кэрол забрала с собой его сердце. Пятнадцать лет прошло с тех пор, но Мэтью по-прежнему любил ее, и мысль о том, что Кэрол может умереть, была для него невыносимой.
Отъезжая от Ля Питье, он думал только об одном: он должен быть рядом с ней. Увидев Кэрол снова, Мэтью понял, что никогда не переставал любить ее. Как будто и не было этих пятнадцати лет, не было горького и болезненного расставания — Мэтью де Белланкур снова чувствовал себя влюбленным мальчишкой.
Глава 6
После приезда Джейсона в Париж прошло уже пять дней, а Кэрол по-прежнему не приходила в себя, и он обратился к врачам с просьбой созвать консилиум специалистов, чтобы оценить ее состояние. Теперь она дышала без помощи аппарата искусственного дыхания, но это было единственным положительным сдвигом, других обнадеживающих признаков не было. Все меньше оставалось надежды на то, что Кэрол выйдет из комы, в которой пробыла уже больше двух недель. Ее близкие понимали: вероятность того, что Кэрол никогда не очнется, с каждым днем возрастает.
Врачи отнеслись к просьбе Джейсона с пониманием. Консилиум с участием лучших специалистов был созван, но его результаты вряд ли можно было назвать утешительными. Один из участников консилиума, видный нейрохирург, без обиняков заявил Джейсону, что, если к Кэрол сознание не вернется в ближайшие дни, клетки мозга начнут необратимо разрушаться. Уже сейчас существовала вероятность отмирания пострадавших участков коры, нарушения нервных связей, утраты некоторых функций. Чем дольше Кэрол будет находиться в коме, сказал врач, тем меньше у нее шансов на выздоровление.
Эти слова только подтвердили худшие опасения Джейсона. Но самым неприятным было то, что никакими медицинскими средствами изменить положение было нельзя. Операция по-прежнему была невозможна, и им оставалось только ждать и уповать на господа. Медицине, правда, были известны случаи, когда люди благополучно выходили из комы и через несколько месяцев, однако это были скорее исключения из правила. Чем больше времени больной проводил без сознания, тем ниже была вероятность восстановления полноценной работы мозга.
Услышав эти новости, Хлоя расплакалась. Энтони обнял сестру за плечи и что-то шептал ей на ухо, Джейсон мрачно молчал, Стиви громко сморкалась в платок.
— О'кей, — сказала она, как только врачи вышли из комнаты для посетителей, где проходила встреча. — Кэрол никогда не сдавалась, и нам тоже нельзя отчаиваться. Вы ведь знаете вашу маму, — добавила Стиви специально для детей. — Она всегда все делала по своему собственному расписанию, и я уверена, что так будет и на этот раз. Кэрол обязательно придет в себя, но только когда сама сочтет себя готовой. Мы должны верить в нее, верить в ее силы и в то, что она нас любит и не оставит одних, если можно будет этого избежать. Как насчет того, чтобы сходить сегодня куда-нибудь и немного развеяться? Нам всем нужен небольшой перерыв.
— Куда сходить?! — возмутилась Хлоя, поднимая заплаканное лицо. — Ты что, предлагаешь пройтись по магазинам, что ли?
Судя по выражению лиц Энтони и Джейсона, мужчины тоже были шокированы неожиданным предложением Стиви. Вот уже несколько дней они курсировали между отелем и больницей, им и в голову не приходило, что можно заняться чем-нибудь другим. Самой Стиви, по совести говоря, тоже было не до развлечений, однако она чувствовала, что после консилиума родственники Кэрол совсем упали духом и она должна срочно что-то придумать, чтобы поднять им настроение.
— Почему по магазинам? Можно сходить в кино, в Лувр, просто поужинать в каком-нибудь хорошем ресторане. Съездить в Версаль, посмотреть Нотр-Дам и так далее. Ведь мы, в конце концов, в Париже, а не где-нибудь в Техасе, где нет ничего, кроме родео. Конечно, мы все очень переживаем за нашу Кэрол, но нам нужно и отдыхать, иначе в решительный момент мы элементарно свалимся. Сами подумайте, что сказала бы нам Кэрол, если бы могла?! Она бы сказала: «Нечего сидеть возле меня целыми днями, как прикованные. Развлекайтесь, отдыхайте, гуляйте, а потом приходите ко мне и рассказывайте обо всем, что увидели!»
Но предложение Стиви было встречено гробовым молчанием. Наконец Джейсон сказал:
— Не можем же мы просто уйти и оставить Кэрол одну!
— Конечно, нет. Я посижу с ней, а вы идите — найдите себе какое-нибудь приятное занятие и не возвращайтесь, пока не придете в себя. Кстати, о магазинах… Я не понимаю, Хло, что ты имеешь против шопинга? Я уверена, что твоя мать не упустила бы возможности прошвырнуться по парижским бутикам. Как ты думаешь, с чего бы она начала?
— Я думаю, она сделала бы педикюр, а потом купила несколько пар туфель, — ответила Хлоя и улыбнулась сквозь слезы. — И еще — эпиляцию.
— Вот видишь! — воскликнула Стиви, старательно изображая воодушевление. — Так что же ты киснешь? Поезжай в город и купи себе три пары новых туфель, о'кей? Кэрол никогда не покупала меньше трех пар.
Больше — да, меньше — нет. А я позвоню в отель и запишу тебя на косметические процедуры. Маникюр, педикюр, эпиляция, степ-аэробика и прочее. И, конечно, массаж… Вам, джентльмены, сеанс массажа тоже не помешал бы… Кроме того, можно купить абонемент в клуб здоровья. Насколько мне известно, в «Ритце» есть даже зал для сквоша. — Стиви хорошо знала, что и Джейсон, и Энтони очень любят эту игру.
— Не будет ли это выглядеть… странно? — пробормотал Энтони с виноватым видом. Всю неделю он скучал по физическим упражнениям, чувствуя себя посаженным в тесную клетку тигром.
— Вовсе нет. Кстати, после игры в сквош вы оба можете поплавать в бассейне, — предложила Стиви. — Ну как, решено?.. Мужчины играют в сквош, Хлоя приводит в порядок ногти, потом все трое отправляются на массаж. Если хотите, я могу позвонить в отель и вызвать массажиста прямо в номер.
Джейсон с благодарностью улыбнулся. Несмотря ни на что, идея Стиви пришлась ему по душе.
— А как же ты? — спросил он.
— Я побуду здесь, с Кэрол. Думаю, я успею все организовать, пока вы будете ехать в отель. Ведь это моя работа — ждать и организовывать… — То же самое Стиви делала, когда заболел Шон. Бывали дни, когда после химиотерапии она проводила у его кровати многие часы.
— Поезжайте, несколько часов отдыха никому не повредят, — добавила она. — Наоборот, вам это будет только полезно.
Это было очень великодушное предложение, и все они чувствовали себя немного виноватыми оттого, что оставляли Стиви в больнице одну. Что, если именно в это время Кэрол станет хуже или она, напротив, придет в себя? Впрочем, вероятность как первого, так и второго была невелика, поэтому слишком волноваться по этому поводу им действительно не стоило.
Пока Джейсон и молодежь одевались и собирали вещи, Стиви успела позвонить в «Ритц», зарезервировать время в спортзале и вызвать массажиста. Хлое она строго-настрого наказала заехать по дороге в Фобур Сен-Оноре, где было много обувных магазинов и магазинов мужской одежды. Двадцать минут спустя Стиви буквально вытолкала всех троих из больницы и, не слушая их сбивчивых благодарственных слов, усадила в такси. Когда машина отъехала, она вернулась в палату и снова села на стул около Кэрол. Кроме нее, там находилась только дежурная сиделка; по-английски она почти не говорила, но за последние несколько часов они успели проникнуться друг к другу самой искренней симпатией. Стиви жалела только, что не может расспросить сиделку обо всех этих разноцветных лампочках, трубках, датчиках и экранах, по которым бежали зубчатые кривые. Почему-то ей казалось, что если она узнает все это, то будет чувствовать себя намного спокойнее. — О'кей, мисс кинозвезда, — обратилась Стиви к неподвижной Кэрол. — Это опять я. Не надейся, я от тебя не отстану, пока ты не возьмешь себя в руки и не очнешься. Мы все на тебя очень сердиты — пора уже просыпаться, а ты все валяешься. Да и врачи говорят, что ты уже давно должна быть на ногах. Ну-ка давай, просыпайся!.. Тебе необходимо сделать маникюр и привести в порядок голову — похоже, ты не мыла ее с тех пор, как тебя занесло в этот чертов тоннель. И конечно, тебе нужно написать книгу, помнишь? Здесь у тебя ничего не выйдет — в твоей палате даже стола нет, не говоря уже о компьютерах, но я обещаю: как только ты очнешься, мы перевезем тебя в «Ритц». Там ты найдешь все, что нужно для работы. Кроме того, на носу День благодарения, а ты лежишь тут, как капуста на грядке… Нет, Кэрол, ты просто обязана как можно скорее прийти в себя! — проговорила Стиви с ноткой отчаяния в голосе. — Ты же обещала встретить праздник с детьми, а что получается? Это просто нечестно! И несправедливо по отношению к Энтони и Хлое. Ну же, Кэрол, вспомни — ты ведь никогда не сдавалась. Тебе бывало и тяжелее, чем сейчас, но ты все равно побеждала!
Примерно то же самое она говорила своей хозяйке в мрачные дни, наставшие после смерти Шона. Тогда Кэрол смогла справиться с горем, потому что знала, что Шон хотел бы от нее именно этого. Но в этот раз Стиви почла за благо не упоминать покойного мужа Кэрол, воззвав вместо этого к ее материнским чувствам.
— Лично меня уже тошнит от того, что ты здесь валяешься и ничего не делаешь, — продолжила Стиви. — Думаю, тебя тоже. Это ведь, наверное, ужасно скучно, да и сказка о Спящей красавице производит впечатление только на малышей.
Но Кэрол продолжала лежать неподвижно, глаза ее были закрытыми, Стиви невольно задалась вопросом, действительно ли люди, находящиеся в коме, слышат, как их родные и близкие разговаривают с ними и зовут обратно в мир живых. Впрочем, она не перестала бы разговаривать с Кэрол, даже если бы это утверждение было ложью на девяносто девять процентов. Пока существует хотя бы призрачный шанс, что Кэрол ее слышит, она не станет от него отказываться. И, усевшись на стуле поудобнее, Стиви продолжила рассказывать Кэрол о самых обычных вещах — о последних новостях и событиях в мире кино, не пренебрегая даже сплетнями, которые публиковали окологолливудские таблоиды. Сиделка молча занималась своей работой, но раз или два Стиви поймала ее взгляд, исполненный сочувствия и жалости. Насколько она могла судить, младший медицинский персонал не надеялся, что Кэрол когда-нибудь придет в себя. Врачи, похоже, склонялись к тому же, хотя никто из них не признал бы этого открыто. И Стиви понимала, в чем дело. С момента взрыва в тоннеле прошло слишком много времени; если бы у Кэрол были шансы, она давно бы очнулась, но она, увы, по-прежнему лежала без сознания. Это могло означать только одно: ее мозг пострадал гораздо серьезнее, чем считали врачи, и с каждым прошедшим часом надежда на благополучный исход таяла. Но Стиви знала, что она останется с Кэрол до конца, каким бы он ни был.
Было уже начало седьмого, когда, просидев в палате почти восемь часов, Стиви решила вернуться в отель, чтобы поесть, привести в порядок одежду и проведать остальных. Джейсон и дети уехали уже несколько часов назад, и она надеялась, что они успели немного развеяться.
— О'кей, я пошла, — сказала она Кэрол, как всегда говорила в Лос-Анджелесе, когда заканчивала работу. — Смотри, чтобы завтра ты была уже на ногах. Хватит бездельничать! Сегодня я дала тебе отдохнуть, но завтра у тебя этот номер не пройдет. Хорошенького понемножку, мисс Барбер. У тебя было достаточно времени для отдыха, завтра мы с тобой принимаемся за работу. Утром ты откроешь глаза, оглядишься, позавтракаешь и продиктуешь мне пару писем. Кроме того, тебе необходимо сделать не один десяток телефонных звонков. Майкл Аппельзон, к примеру, звонит тебе чуть не каждый день, и я уже устала придумывать причины, по которым ты не можешь подойти к телефону. По-моему, у него есть для тебя отличный сценарий, но об этом ты уж поговори с ним сама… — Стиви знала, что со стороны она выглядит окончательно свихнувшейся, но ей на это было наплевать. Кроме того, она почти не преувеличивала: Майкл Аппельзон, старый друг и импресарио Кэрол, действительно звонил Стиви по нескольку раз в день с тех самых пор, как все газеты опубликовали сенсационные новости о случившемся с Кэрол несчастье. Много раз Стиви пыталась успокоить его, убедить, что не все так страшно, как расписывают бульварные листки, но Майкл был безутешен. И дело было даже не в том, что он мог потерять свою самую лучшую актрису. Аппельзон знал Кэрол чуть не с самого детства, точнее — с восемнадцати лет, когда она работала продавщицей в новоорлеанской аптеке. Аппельзон купил у Кэрол тюбик зубной пасты и навсегда изменил ее жизнь. В этом году ему исполнилось семьдесят, но он все еще был крепок и полон творческих планов, в которых отводил своей звезде особое место. Впрочем, Кэрол всегда была для него не просто ценным приобретением: Аппельзон, у которого не было своих детей, относился к ней как к дочери. Сейчас он рвался в Париж, но Джейсон лично связался с ним по телефону и попросил подождать хотя бы несколько дней. Им и так приходилось нелегко, и он не хотел, чтобы к их группе — пусть и с самыми благими намерениями — присоединился кто-то еще. Стиви, кстати, вполне разделяла его чувства и была благодарна ему за то, что он не возражал против ее присутствия. От нее, впрочем, пользы было гораздо больше, чем от мистера Аппельзона, — это она тоже понимала. Без нее Джейсон с детьми и вовсе бы пропали. Как, впрочем, и сама Кэрол. У нее, разумеется, были в Голливуде друзья, однако больше всего времени она проводила именно со Стиви, а то, через что они вместе прошли за эти пятнадцать лет, сблизило их еще больше. — В общем, ты поняла? — снова обратилась Стиви к подруге, словно та могла ее слышать. — Сегодня ты снова проспала целый день, а это уже самое настоящее расточительство. Я не допущу, чтобы ты валялась тут в праздности, притворяясь кинозвездой. Конечно, ты — звезда, но не такая, как остальные. Ты привыкла работать, и я от тебя не отстану, пока ты не проснешься и не возьмешься за свою книгу. Я не собираюсь за тебя вкалывать — придется вам, мисс Барбер, самой написать этот ваш роман или что вы там задумали. Подъем, Кэрол, каникулы кончились, пора браться за дело. Кстати, если вас интересует мое мнение, то каникулы вы провели препаршиво!
Если бы сиделка понимала по-английски, сейчас бы она, наверное, рассмеялась. Но она только улыбнулась Стиви и помахала ей на прощание рукой. Через час ее дежурство заканчивалось, и она уже думала о том, как вернется домой к мужу и детям. У Стиви, в отличие от сиделки, ни мужа, ни детей не было. У нее был бойфренд в Лос-Анджелесе и эта лежащая в коме женщина, которую она любила больше всех на свете. Стиви осталась бы с Кэрол и на ночь, но после долгих колебаний решила все же вернуться в отель, чтобы сохранить хоть немного сил на завтра. Сегодняшняя вахта у постели Кэрол вымотала ее до предела. Весь день Стиви разговаривала с подругой: сначала она лишь подбадривала ее, стесняясь присутствия остальных, но, как только все уехали, решила обратиться к Кэрол с настоящей речью, надеясь, что это сработает. Вреда, во всяком случае, от этого быть не могло.
Наконец Стиви вышла на улицу, остановила такси и, забравшись внутрь, откинула голову на спинку сиденья. Час был довольно поздний, но папарацци все еще крутились у входа в отель, надеясь заснять кого-то из детей Кэрол. Кроме того, как Стиви узнала еще утром, сегодня в «Ритц» должен был прибыть сам Харрисон Форд с семьей. Завтра в отеле ждали Мадонну. По каким-то причинам обе знаменитости решили провести День благодарения в Париже, и местная пресса пребывала в состоянии лихорадочного возбуждения.
В отличие от Мадонны, приезд родственников Кэрол в столицу Франции был вынужденным, поэтому и настроение у них было далеко не праздничным. К счастью, Стиви заранее подумала об этом и успела договориться с ресторанной службой, которая должна была организовать для них в честь Дня благодарения настоящий праздничный ужин в отдельном кабинете. Это оказалось непросто: к примеру, алтейный сироп для сладкого картофеля во Франции найти было невозможно, но Стиви решила и эту проблему. Она позвонила в Лос-Анджелес своему другу Алану и попросила прислать недостающие ингредиенты срочной почтой «Федерал экспресс». Алан, который тоже переживал за Кэрол и желая ей скорейшего выздоровления, сразу же исполнил эту просьбу. Он вообще был неплохим парнем, но Стиви никак не могла представить себя его женой. «Этой картине не хватает жизненной достоверности», — частенько иронизировала она, повторяя слова одного продюсера, у которого когда-то снималась Кэрол. Это, однако, не означало, что у Стиви был на примете кто-то другой; просто она всегда ставила свою работу у Кэрол на первое место. А сейчас, когда подруга нуждалась в ее помощи больше чем когда-либо, Стиви и вовсе считала себя не вправе думать о личном.
Вернувшись в отель, Стиви обнаружила, что отдых действительно пошел Джейсону и молодежи на пользу. Во всяком случае, они уже не выглядели такими угнетенными и подавленными, как раньше, и даже согласились поужинать не в номере, а в главном ресторане отеля, носившем название «Эспадон». Это оказалось на редкость приятное, хотя и многолюдное место, к тому же еда там была выше всяких похвал. Сама Стиви, впрочем, в ресторан не пошла. Вместо этого она отправилась в массажный кабинет, заказала в коридорной службе суп с гренками и легла в постель, не без удовольствия вспоминая, как горячо и искренне Джейсон и дети благодарили ее за то, что она дала им возможность отдохнуть и развеяться. Как выяснилось, они выполнили почти всю намеченную для них программу и, как сказал Энтони, снова почувствовали себя людьми. Под действием нервного возбуждения Хлоя купила шесть пар туфель и вечернее платье от «Сен-Лорана». Джейсон тоже не устоял и, пока Хлоя обходила бутики, приобрел у «Эрме» две пары туфель «Джон Лоббс», о чем впоследствии рассказывал Стиви с легким недоумением в голосе. Даже Энтони, который терпеть не мог магазины, купил себе четыре рубашки. Кроме того, он и Джейсон приобрели себе кое-что из одежды; с собой они почти ничего не захватили и сейчас очень нуждались в джинсах и свитерах, в которых было удобнее находиться в больнице. После плавания и сеанса массажа оба чувствовали себя на редкость посвежевшими; кроме того, Джейсон ухитрился обыграть сына в сквош, что нечасто случалось в последнее время.
Словом, вопреки печальным обстоятельствам, приведшим их в Париж, все трое провели довольно приятный вечер — и все благодаря Стиви, ее практицизму и неиссякаемому оптимизму, о чем они сказали ей, как только она вернулась. Их благодарность пробудила в душе Стиви теплые чувства; что ни говори, а похвалы были ей приятны. С тем она и заснула — довольно рано, так как устала больше остальных.
В шесть часов утра Стиви разбудил телефонный звонок. Услышав его, она так испугалась, что чуть не уронила аппарат. Звонок в столь ранний час мог означать только одно. Дрожащими руками она сняла трубку.
— Алло?
Это был Джейсон. Несколько минут назад ему позвонил дежурный врач и напугал его чуть не до полусмерти.
— О господи… Что он сказал? — Со сна Стиви плохо соображала, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы вникнуть в смысл его слов. — Что-то случилось?
— Да, случилось… — Джейсон то ли вздохнул, то ли всхлипнул. — Кэрол… Она пришла в себя. Она не говорит, но она открыла глаза и кивнула.
— Боже мой! — Стиви повторила это несколько раз — ничего другого она все равно сказать не могла. Услышав звонок, она решила, что случилось самое страшное, и теперь никак не могла прийти в себя.
— Я сейчас еду к ней, — сказал Джейсон. — Если хочешь, поедем вместе. Ребят я пока будить не хочу — не стоит прежде времени пробуждать в них надежды. Сначала нужно убедиться, что Кэрол…
— Я еду с тобой. Мне нужно пять минут, чтобы одеться… — Она неожиданно рассмеялась. — Слава богу, она меня услышала!
На самом деле Стиви вовсе не думала, будто это чудо совершил ее многочасовой монолог. Время, крепкий организм Кэрол и Божественное Провидение — вот что помогло ее любимой подруге очнуться. Слова же — это только слова; впрочем, кто знает?!
— Что ты ей сказала? — поинтересовался Джейсон. Он уж было потерял надежду, когда выслушал вердикт врачей, и вот — на тебе! Не прошло и суток, как Кэрол вышла из комы.
— Я сказала, что она должна перестать лениться, — ответила Стиви, не замечая катившихся по ее лицу слез облегчения. — Что у нее много работы и что она должна написать книгу. Что-то вроде этого…
— Это была прекрасная идея. — Джейсон рассмеялся. — Жаль, она не пришла тебе в голову раньше. Должно быть, Кэрол стало стыдно, и вот результат!
— Хорошо бы так, но я думаю, она сама справилась, — ответила Стиви, думая о том, какой прекрасный подарок к Дню благодарения преподнесла им всем Кэрол.
— Хорошо, одевайся, через пять минут я к тебе зайду, — сказал Джейсон и положил трубку. К этому моменту Стиви успела надеть джинсы и свитер, натянуть ковбойские сапоги и накинуть на плечи теплое пальто. Пару лет назад она купила их в магазине поношенных вещей, чтобы работать в саду, но они неожиданно оказались очень удобными. Стиви часто называла их своими «счастливыми ботинками», и не ошиблась. Вчера она тоже была в них.
В такси по пути в больницу Джейсон и Стиви с волнением обсуждали удивительную новость. Обоим не терпелось поскорее увидеть Кэрол. Джейсон, правда, напомнил Стиви, что Кэрол пока не говорит и что может пройти еще несколько дней, прежде чем к ней вернется речь. Сам он, однако, не считал это сколько-нибудь серьезной проблемой. Главное, Кэрол вышла из комы и теперь обязательно пойдет на поправку.
В больнице было тихо и безлюдно. Только в коридоре перед палатой Кэрол сидел на стуле охранник. Увидев Стиви и Джейсона, он сразу пропустил их внутрь, решив, что их столь ранний приезд означает что-то не слишком хорошее. Но он ошибался. Это холодное и ясное парижское утро было, наверное, самым счастливым в жизни Стиви, да и Джейсон мог сравнить его разве что с днями, когда появились на свет их с Кэрол дети. То, что произошло сегодня, тоже было сродни второму рождению. Кэрол очнулась!
Когда они вошли, Кэрол лежала на кровати и смотрела в потолок широко открытыми глазами. Здесь же были дежурный ординатор и лечащий врач Кэрол. Она только что приехала — ординатор позвонил ей первой. Увидев Стиви и Джейсона, она приветливо улыбнулась, потом снова повернулась к своей пациентке и заговорила с ней по-английски. Взгляд Кэрол переместился; она посмотрела на доктора, но ничего не ответила. Она вообще не издала ни звука и не улыбнулась, но, когда врач попросила пожать ей руку, пальцы Кэрол чуть заметно дрогнули.
Потом Кэрол перевела взгляд на Джейсона и Стиви, но выражение ее лица не изменилось. Выступив вперед, Стиви заговорила с ней так, словно она была прежней Кэрол, а Джейсон наклонился и поцеловал в лоб, но и это не вызвало никакой реакции. Минут через пять глаза Кэрол снова закрылись, и она уснула, а врач, Джейсон и Стиви вышли в коридор, чтобы поговорить.
— Почему она не реагирует?! — с тревогой воскликнул Джейсон, поворачиваясь к врачу. Стиви тоже была обеспокоена, но молчала, решив, что на сегодняшний день они и так получили гораздо больше, чем рассчитывали.
— Это только начало, — ответила доктор. — Она еще не различает лиц. Не исключено, что она частично потеряла память, ведь у нее пострадали кора головного мозга и гиппокамп, а именно там находятся запоминающие центры. Какой объем памяти утрачен, сказать пока нельзя. При удачном стечении обстоятельств функции мозга восстановятся полностью, и память вернется, но на это потребуется время — много времени. Пока же ей придется многому учиться заново. Есть, ходить, говорить — ничего этого она пока не умеет. Ее мозг слишком долго был сдавлен образовавшейся гематомой, но шансы у нее есть. И я бы сказала — довольно неплохие шансы.
Врач говорила с необычным для нее воодушевлением. Очевидно, она уже не рассчитывала, что Кэрол когда-нибудь придет в себя, и Джейсон невольно подумал, насколько верна старая истина: чудеса случаются, когда меньше всего их ожидаешь.
Доктор повернулась к Стиви и улыбнулась:
— Вы молодчина, Стиви. Сестра сказала мне, что вчера вечером вы несколько часов разговаривали с мадемуазель Барбер. Думаю, это сыграло свою роль. Многие врачи считают, что при определенных условиях человек в коме может услышать, что ему говорят, и отреагировать сознательным усилием воли.
— Мне кажется, Кэрол проснулась, потому что достаточно для этого окрепла, — возразила Стиви. — Ей пора было прийти в себя, вот она и очнулась.
Давно пора, подумала она про себя. Все-таки три недели были слишком большим сроком как для Кэрол, так и для ее близких. Особенно для близких, поскольку сама Кэрол вряд ли сознавала, что с ней происходит. Они же постоянно боялись потерять ее, причем, возможно, смерть была не худшим исходом. Одним словом, прошедшие недели были самыми тяжелыми в жизни Стиви, и она была рада, что самое трудное осталось позади.
— Сегодня мы сделаем компьютерное сканирование и магниторезонансное исследование головы; кроме того, я приглашу специалиста-логопеда, чтобы он проверил ее реакции. Не исключено, что мадемуазель Барбер просто забыла некоторые слова; в этом случае речь быстро восстановится, нужно только немного ее подтолкнуть. Главное, пригласить квалифицированного специалиста, — добавила врач. Стиви уже сказала ей, что Кэрол неплохо говорит по-французски, но врач считала, что работать с нею должен английский или американский логопед. Только в этом случае Кэрол может быстрее восстановить речь.
— Я могла бы попробовать, если бы кто-нибудь объяснил мне, что и как нужно делать, — предложила Стиви. Она не считала, что справится с задачей лучше специалиста, просто ей не терпелось скорее начать обучение Кэрол.
Врач снова улыбнулась.
— Вы прекрасно поработали вчера вечером, — сказала она, и это был не просто комплимент или проявление французской галантности. Молодая женщина и в самом деле не могла бы сказать, что же разбудило Кэрол на самом деле.
Потом Стиви и Джейсон отправились в отель, чтобы сообщить новости детям. Энтони и Хлоя еще спали, и их первая реакция была такой же, как у Стиви: они испугались, что случилось что-то ужасное. В их глазах была паника, в голосе звучали истерические нотки.
— Что с мамой?! — воскликнул Энтони, протирая глаза. Ему уже исполнилось двадцать шесть, и он был самостоятельным, взрослым мужчиной, но Кэрол по-прежнему оставалась для него мамой и даже мамочкой.
— Успокойся, все хорошо. Кэрол пришла в себя! — воскликнул Джейсон и, не сдержавшись, заплакал. — Она открыла глаза, представляешь? Скоро, скоро она совсем поправится…
Голос его задрожал, глаза Энтони тоже увлажнились, и он с трудом подавил подкатившееся к горлу рыдание. Никто из них не знал, когда настанет это «скоро», однако в эти минуты главным было другое. Кэрол не умерла, Кэрол вышла из комы. И для нее, и для них это было как новое рождение.
Узнав, что Кэрол открыла глаза, Хлоя, то смеясь, то плача, закружилась по комнате, а потом обхватила отца за шею. Доля объятий досталась и Стиви, и Энтони. Хлоя словно ожила и снова счастлива.
За завтраком все четверо смеялись и оживленно болтали, а в десять часов отправились в больницу. К этому времени Кэрол проснулась — на этот раз после самого обычного сна — и взглянула на вошедших с куда большим интересом.
— Привет, мам! — жизнерадостно поздоровалась Хлоя, подходя к кровати, чтобы поцеловать мать. Кэрол, однако, никак не отреагировала. Стиви даже показалось, что она несколько удивилась, но лицо Кэрол оставалось неподвижным, как маска, и только в глазах появилось какое-то странное выражение. Пластырь, закрывавший рану на скуле сняли, и на коже багровел свежее заживший шрам. Сейчас Стиви подумала, что Кэрол наверняка расстроится, когда его увидит, но до этого, во-первых, было еще далеко, а во-вторых, как сказал Джейсон, для чего-то же существует пластическая хирургия. Сами они давно привыкли к ее шраму и почти перестали его замечать, но сейчас он прочно завладел вниманием Стиви. Она буквально не могла оторвать от него взгляд, словно боясь взглянуть подруге в глаза и прочесть в них неприятную истину: Кэрол не узнавала самых близких людей!
Кэрол между тем продолжала следить за ними взглядом и даже чуть-чуть поворачивала голову, когда кто-то из них перемещался по палате. Это было обнадеживающим признаком, но, когда Энтони в свою очередь тоже поцеловал мать, во взгляде Кэрол появился новый вопрос. «Кто это?» — словно хотела она спросить.
Энтони сменил Джейсон, который взял Кэрол за руку, но и на него она не прореагировала. Стиви, которая стояла, прислонившись к стене, улыбнулась подруге, но та ее как будто и вовсе не заметила. Впрочем, не исключено было, что Кэрол еще не могла сфокусировать взгляд и разглядеть лицо человека, находящегося в нескольких шагах от нее.
— Мы все очень рады, — проговорил Джейсон и поперхнулся от волнения. Он по-прежнему держал бывшую жену за руку, и на губах его играла счастливая улыбка, но Кэрол скользнула пр нему ничего не выражающим взглядом. Потом губы ее дрогнули. Она была очень слаба, и ей потребовалось больше минуты, чтобы произнести единственное слово:
— …У-у-с-с-с-с-та-ла. Это прозвучало как вздох.
— Я знаю, что ты устала, дорогая, — нежно произнес Джейсон. — Ты очень, очень долго спала, но теперь…
— Я люблю тебя, мама! — вставила Хлоя, и Энтони эхом повторил ее слова.
Кэрол посмотрела на них, словно они говорили по-китайски, потом снова заговорила:
— П-пи-ить… — Слабой, трясущейся рукой она потянулась к чашке с водой, и сиделка поспешила напоить Кэрол. Эта сцена напомнила Стиви похожий эпизод из фильма «Сотворившая чудо», где главную роль сыграла великолепная Энн Бэнкрофт. «Все повторяется, и нет ничего нового под этими небесами», — всплыли в памяти Стиви строчки, и она чуть заметно пожала плечами. Что ж, по крайней мере, все движется в правильном направлении, что само по себе служит достаточным поводом для оптимизма, хотя Кэрол так и не обратилась ни к кому из них и никого не назвала по имени. Она только смотрела на них, как на совершенно посторонних людей, и молчала, и Джейсон с детьми явно растерялись. Ничего подобного они не ожидали.
Пробыв в больнице до обеда, они уехали в отель. Кэрол к этому времени явно устала. Она еще дважды просила пить, и теперь она произносила слова намного отчетливее, ее голос был совсем не похож на тот, какой у нее был прежде. Он был шелестящим, слабым, с сильной хрипотцой, которая, впрочем, могла появиться по еле того, как Кэрол несколько недель дышала при по мощи аппарата искусственного дыхания. Стиви, однако, не могла не отметить, что у Кэрол изменился не только голос. Глаза ее казались огромными на осунувшемся бледном лице, к тому же она сильно похудела, ведь у нее и раньше не было ни унции лишнего веса!
Все же, несмотря на худобу и болезненную, больничную бледность, Кэрол была по-прежнему красива. С таким лицом, как сейчас, она могла бы сыграть и Мими в «Богеме», и любую трагедийную роль. Стиви, впрочем, от души надеялась, что трагедия для них закончилась и больше не повторится.
После обеда Джейсон снова отправился в больницу, чтобы встретиться с врачами. Хлоя решила еще раз пройтись по магазинам. Настроение у нее было замечательным — еще бы, ведь ее мама вернулась, можно сказать, с того света. «Бутик-терапия» — называл эти походы Энтони. Он сам собирался провести пару часов в тренажерном зале. Все трое чувствовали себя намного лучше и не испытывали острого чувства вины от того, что занимаются привычными делами. Вечером они даже поужинали в «Вольтере» — любимом парижском ресторане Кэрол. Джейсон, который об этом хорошо знал, даже сказал, что это будет праздничный ужин в ее честь.
Лечащий врач Кэрол сообщила ему, что результаты МРТ-исследования внушают оптимизм. Самым замечательным было то, что исследования не показали сколько-нибудь серьезных повреждений мозга. Можно было надеяться, что проводимость соответствующих нейронных пучков рано или поздно восстановится в полном объеме. К сожалению, врачи пока не могли сказать, когда именно это произойдет. Как сказала врач, только время покажет, сможет ли Кэрол вернуться к обычной жизни. Она реагировала, когда с ней кто-то заговаривал, и сама произнесла несколько коротких слов, но они, к сожалению, относились только к ее физическому состоянию. Например, Кэрол сказала «Холодно!», когда сестра попыталась открыть окно, и «Ой!», когда у нее брали кровь на анализ и меняли капельницу, но это было практически все. Когда медсестра стала задавать ей вопросы, требующие более полного ответа, чем просто «да» или «нет», Кэрол не смогла ничего сказать и только с недоумением покачала головой, когда врач спросила, как ее имя. «Вас зовут Кэрол», — сказала доктор, но Кэрол только пожала плечами, словно собственное имя нисколько ее не интересовало. И даже когда дежурная сестра обращалась к ней по имени, Кэрол не отзывалась. «Раз она не смогла назвать свое имя, — сказала врач Джейсону, — вряд ли она вспомнит ваши. Больше того: я почти уверена, она понятия не имеет, кто вы такие. Она все забыла».
Джейсон, впрочем, решил пока не паниковать. «Со временем все вернется, все встанет на свои места», — уверенно сказал он Стиви. Как ей показалось, Джейсон не сомневался в скором выздоровлении своей бывшей жены. Сама Стиви, напротив, пыталась примириться с мыслью, что Кэрол, возможно, никогда не будет такой, как раньше. Да, она вышла из комы, но понадобятся еще недели, а может быть, месяцы и годы, прежде чем Кэрол снова станет собой. Да и произойдет ли это когда-нибудь?.. На этот вопрос ответа у Стиви не было.
Кто-то из персонала больницы, по-видимому, снова проболтался, так как на следующий день газеты сообщили о том, что Кэрол Барбер вышла из комы. На протяжении нескольких дней они регулярно сообщали, что ее состояние перестало быть «стабильно тяжелым», и вот — новое известие, почти сенсация, о которой не писал только ленивый. Для Стиви было совершенно очевидно, что среди медицинских сестер или даже врачей находится платный информатор, который получает хорошие деньги за любые новости, касающиеся Кэрол. Ничего необычного в этом, конечно, не было — в Соединенных Штатах подобная практика была распространена повсеместно, и все же Стиви это всегда казалось отвратительным. Она никак не могла согласиться с тем, что частная жизнь звезд является объектом пристального внимания разного рода любопытствующих бездельников и любителей сплетен. Конечно, она давно знала, что знаменитости не принадлежат себе, и все же ей казалось, что цена, которую они платят за свою известность, бывает порой непомерно высокой.
В статье, которую она прочла, содержались, помимо всего прочего, прозрачные намеки на то, что мозг Кэрол серьезно поврежден и что она может на всю жизнь остаться инвалидом. Писать подобное было сущим бесстыдством, зато фотография, вынесенная вместе со статьей на первую полосу, была на удивление хороша. Она была сделана десять лет назад, когда Кэрол была в самом расцвете. Даже сейчас, точнее — до теракта в тоннеле, Кэрол выглядела не хуже.
Как только стало известно, что Кэрол вышла из комы, к ней сразу явились представители полиции. Врач разрешила им поговорить с ней, но очень скоро полицейским стало ясно, что Кэрол мало что помнит о взрыве, как, впрочем, и обо всем остальном. Не получив от нее никаких новых сведений, полицейские удалились.
Джейсон и дети продолжали каждый день навещать Кэрол. Стиви тоже ездила с ними и каждый раз радовалась, видя, как растет словарный запас Кэрол. «Книга». «Одеяло». «Пить». «Нет». Пока это были самые простые слова, но их становилось все больше, и в них все чаще проскальзывали знакомые интонации. Как-то раз, когда медсестра пришла брать у Кэрол кровь на анализ, она отдернула руку и назвала медсестру «гадкой», заставив улыбнуться всех, кто при этом присутствовал. Впрочем, кровь у нее все же взяли, и Кэрол заплакала от боли, но тут же удивленно спросила: «Плакать?» Стиви пользовалась каждым удобным случаем, чтобы поговорить с ней, и с удовольствием замечала, что Кэрол все чаще начинает прислушиваться к ее словам. Порой она часами слушала болтовню Стиви, но сама молчала. Вскоре она уже садилась в кровати, но по-прежнему не могла связать и двух слов. Имен своих детей и бывшего мужа она тоже не помнила, и ко Дню благодарения, наступившему через три дня после ее пробуждения, стало совершенно ясно — она понятия не имеет, кто они такие. Это открытие потрясло всех, особенно Хлою.
— Мама смотрит на меня так, словно в первый paз видит! — со слезами в голосе воскликнула она, когда они с Джейсоном вышли из больницы, чтобы ехать в отель.
— Не волнуйся, дорогая, со временем она обязательно все вспомнит, — попытался утешить ее отец.
— Но вдруг она такой и останется? — В этих словах вырвавшихся у Хлои, выразился тайный страх, терзавший всех. До сих пор никто из них не осмеливался сказать об этом вслух. Хлоя первой заговорила о том, что тревожило всех.
— Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать! Мы покажем ее лучшим врачам, лучшим специалистам. Современная медицина способна творить чудеса, — уверенно сказал Джейсон.
Стиви промолчала. В глубине души она тоже беспокоилась. Как и раньше, она подолгу разговаривала с Кэрол на самые разные темы, но лицо ее подруги и хозяйки оставалось совершенно бесстрастным, а в глазах не мелькало ни малейшей искорки интереса. Никого из близких Кэрол по-прежнему не узнавала. Время от времени она, правда, улыбалась, но как-то не совсем впопад. Со стороны казалось, что улыбки и смех являются для нее чем-то новым и необычным. Стиви хорошо помнила, как Кэрол в первый раз рассмеялась — и тут же расплакалась, испугавшись незнакомых ощущений и эмоций. Все происходящее напоминало Стиви процесс обучения младенца — насколько она его себе представляла. Правда, Кэрол училась сравнительно быстро, но наверстывать ей предстояло много, и британский врач-логопед, который с ней работал, предупредил Стиви, что, если не случится чуда, на скорые результаты рассчитывать не стоит. Сам британец, впрочем, не давал Кэрол ни минуты отдыха в надежде, что ее речь восстановится достаточно быстро. Начал он с того, что заставил Кэрол много раз повторять свое собственное имя. Согласно его методике, сочетание знакомых звуков должно было вызвать в заторможенных речевых центрах что-то вроде цепной реакции, однако до сих пор этого не произошло.
Когда наступил День благодарения, Стиви с утра приехала в больницу, чтобы поздравить Кэрол, но вместо этого ей пришлось прочесть целую лекцию о том, чему посвящен этот праздник и почему его так чтят в Соединенных Штатах. Увы, выражение легкой заинтересованности появилось на лице Кэрол, только когда Стиви перешла к описанию праздничных блюд. Заметив это, Стиви постаралась как можно подробнее рассказать об индейке, сладком картофеле и суфле из алтея, рассчитывая, что Кэрол вспомнит вкус этих блюд. При этом она так увлеклась, что у нее самой потекли слюнки, но Кэрол никак не отреагировала.
— Индейка?.. — переспросила она таким тоном, словно слышала это слово впервые в жизни.
— Это такая птица. Сегодня мы будем есть ее на обед.
— Звучит отвратительно! — Кэрол скорчила такую гримасу, что Стиви рассмеялась.
— Дело не в этом. Это такая традиция, — сказала она.
— А перья? — поинтересовалась Кэрол, и Стиви поняла, что ее подруга вернулась к самым простым понятиям. Птицы имеют перья, и так далее… Впрочем, хорошо, что она вспомнила хотя бы это.
— Перья ощипывают, а тушку фаршируют яблоками или — иногда — курагой. — Стиви принялась объяснять, что такое курага. Кэрол с любопытством ее слушала.
— Трудно, — сказала она наконец, и ее глаза заблестели от слез. — Трудно слушать. Говорить тоже. Нет слов. Они где-то рядом, но я никак не могу сказать.
— Я знаю. — Стиви сочувственно кивнула. — Но ты не волнуйся, слова вернутся. Ты обязательно их вспомнишь. Знаешь, у меня появилась идея… — добавила она с воодушевлением. — Что, если тебе начать с ругательств? К чему тебе такие сложные слова, как «индейка», «фаршированный»? Ругательства, как правило, очень короткие и… С их помощью можно выразить все, что хочешь. Вот послушай: «черт», «на хрен», «в задницу».
— Плохие слова?
Стиви кивнула, и обе рассмеялись.
— В задницу! — с гордостью повторила Кэрол. — На хрен! Твою мать!.. — Она произносила ругательства с совершенно правильной интонацией, хотя понятия не имела, что они означают.
— У тебя отлично получается, — одобрила Стиви, с любовью глядя на Кэрол. Эту женщину она любила больше сестры, больше родной матери. Кроме нее, у Стиви не было на всем белом свете ни одного по-настоящему близкого человека.
— Имя? — спросила Кэрол и помрачнела. — Твое имя, — уточнила она с явным усилием. Логопед требовал, чтобы она старалась говорить хотя бы коротенькими предложениями, но у Кэрол это пока получалось не очень хорошо.
— Стиви. Стефани Морроу. Я у тебя работаю.
— Здесь?
— Нет, у тебя дома, в Лос-Анджелесе. Кроме того, мы подруги. — Непрошеные слезы обожгли ей глаза, и она добавила: — Я очень люблю тебя, Кэрол. И мне кажется — ты тоже меня любила.
— Хорошо, — выдохнула Кэрол. — Стиви. Стиви… — Она произнесла имя не спеша, словно пробовала на вкус. — Ты у меня работаешь. Мы подруги. Я тоже тебя люблю. — На сегодняшний день это была, пожалуй, ее самая длинная речь.
— Да, мы подруги. — Стиви хотела еще что-то добавить, но тут в палату вошел Джейсон, который хотел поцеловать Кэрол, перед тем как ехать в отель на праздничный ужин. Энтони и Хлоя остались в «Ритце»; утром они плавали, потом были в своем номере, а сейчас, наверное, приводили себя в порядок и одевались.
Увидев Джейсона, Кэрол улыбнулась.
— На хрен! — отчетливо проговорила она и добавила: — Задница!
У Джейсона вытянулось лицо. Повернувшись к Стиви, он вопросительно взглянул на нее. Ему показалось, что с Кэрол что-то случилось и она теряет разум, но Стиви успокоила его:
— Новые слова. Мисс Барбер учит новые слова.
— Вот оно в чем дело! — Джейсон тоже улыбнулся, хотя его улыбка все еще оставалась несколько напряженной. — Ну, эти словечки ей, несомненно, пригодятся.
Он рассмеялся и сел.
— Твое имя? — требовательно спросила Кэрол, и взгляд Джейсона снова затуманился. Он уже говорил ей, как его зовут и кто он такой, но она все забыла.
— Джейсон.
— Ты мой друг?
Джейсон немного поколебался, потом, видимо, собрав все свои внутренние силы, постарался ответить спокойно, почти небрежно, хотя ему и было очень грустно оттого, что Кэрол ничего не помнит из своего прошлого.
— Я… твой муж. Бывший муж. Мы были одной семьей, и у нас родилось двое детей — Энтони и Хлоя. Ты их уже видела — они приходили вчера.
— Дети? Где? — Кэрол беспомощно оглянулась. Джейсону понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, в чем дело.
— Они уже большие, взрослые. Энтони двадцать шесть лет, а Хлое — двадцать два, но все равно они — наши дети. Вчера они тебя навещали, помнишь? Мы все были здесь — я, они, Стиви. Хлоя живет в Лондоне, а Энтони — в Нью-Йорке. Он работает в моей фирме. Я тоже живу в Нью-Йорке. — Он старался говорить короткими, простыми фразами, но Стиви сразу почувствовала, что Кэрол не в состоянии усвоить столько информации сразу.
— А где я живу? С тобой?
— Нет. Ты живешь в Лос-Анджелесе. Мы с тобой развелись — уже довольно давно. Мы больше не муж и жена, — пояснил он на случай, если Кэрол не помнит, что такое развод.
— Почему? — Она пристально смотрела на него. Кэрол хотелось знать как можно больше, чтобы понять, кто она такая, и лучше разбираться в происходящем.
— Это долгая история. — Джейсон вздохнул. — Давай поговорим об этом в другой раз, хорошо? — Ему не хотелось рассказывать Кэрол ни о своем увлечении русской моделью, ни тем более о Шоне. И Джейсон, и Стиви считали, что Кэрол пока не следует об этом знать, коль скоро она даже не помнила, что дважды была замужем. И уж тем более не стоило рассказывать ей о том, что второго мужа она потеряла всего два года назад. — Словом, мы в разводе.
— Жаль, это плохо. — Кэрол нахмурилась. Можно было подумать, это слово пробудило в ее памяти какие-то неясные — и не слишком приятные — ассоциации. Стиви, впрочем, уже заметила, что какие-то слова и даже отвлеченные понятия Кэрол схватывала на лету, а какие-то оставались для нее тайной за семью печатями, даже несмотря на неоднократные и подробные объяснения. Подобная избирательность казалась Стиви любопытной, хотя о ее возможных причинах она не имела ни малейшего представления.
— Да, не очень хорошо, — согласился Джейсон. — Но я пришел к тебе по другому поводу… — И он тоже рассказал Кэрол о Дне благодарения и о том, какие блюда они будут есть вечером в ресторане.
— Слишком много еды, — резюмировала Кэрол, когда он закончил. — Стошнит.
Она явно повторяла слова сиделки или медсестры — в ее голосе даже появился французский акцент, и Джейсон рассмеялся. Он подумал, что Кэрол пытается шутить, и приободрился.
— Ты права, дорогая, но все равно это замечательный праздник. В этот день люди благодарят бога за все, что он для них сделал, — за все хорошее, доброе и прекрасное, а нам всем есть за что его благодарить. Ведь то, что ты сейчас сидишь и разговариваешь со мной, и есть самое настоящее божественное чудо! Мы очень любим тебя, Кэрол, — добавил он с нежностью. — И я очень счастлив, что мы снова месте. Я… — Джейсон жестом остановил Стиви, которая попыталась незаметно удалиться, чтобы дать им возможность побыть вдвоем. Никаких секретов друг от друга у них теперь не было, да и быть не могло.
— А я… я благодарю бога за вас обоих, — прошептала Кэрол, глядя на Джейсона и на Стиви. Она никак не могла запомнить, кто они такие, но они были так добры, так внимательны и заботливы… Она буквально физически ощущала их любовь, которая окутывала ее подобно теплому облаку.
Потом они еще некоторое время поговорили, и Кэрол вспомнила еще несколько слов, которые относились главным образом к празднику. Слова «тыквенный пирог» и «пирог с миндалем» всплыли в ее памяти как неизменные атрибуты Дня благодарения, но представить их себе она не могла. Стиви успела рассказать ей только про яблочный пирог — главным образом потому, что приготовить пироги с тыквой и орехами в ресторане отеля так и не взялись.
Наконец Стиви и Джейсон поднялись и стали одеваться.
— Сейчас мы поедем в отель, где нас ждут Энтони и Хлоя, — сказал Джейсон и, взяв руку Кэрол в свою, с нежностью взглянул на ее лицо. — Жаль, что ты не можешь быть вместе с нами.
При слове «отель» Кэрол сильно наморщила лоб, словно что-то вспоминая.
— В какой отель?
— В «Ритц». В этом отеле ты всегда останавливаешься, когда приезжаешь в Париж. Он нравится тебе больше других. Там действительно очень красиво и удобно, к тому же в ресторане нам обещали приготовить к сегодняшнему дню настоящую индейку по-американски. И сладкий картофель с алтеем.
— Наверное, это хороший отель, — с грустью сказала Кэрол. — Но я его не помню. Я не помню, кто я, кто ты, где я живу… Я забыла даже День благодарения и пироги. — В ее глазах снова заблестели слезы, и Стиви почувствовала, как от жалости у нее сжимается сердце. Джейсон тоже как-то подозрительно засопел.
— Ты обязательно все вспомнишь, — сказала Стиви. — Главное, не спеши, и у тебя все получится. Человеческая жизнь слишком длинна, чтобы вспомнить ее в несколько дней. Поэтому не надо торопиться… — Она ободряюще улыбнулась. — Не сомневаюсь, ты справишься! Обещаю тебе, все будет хорошо!
— А ты выполняешь свои обещания? — спросила Кэрол, глядя Стиви прямо в глаза. Она не помнила, как назывался ее отель, но знала, что такое «обещание».
— Всегда! — Стиви подняла руку, словно клялась, а потом перекрестилась двумя пальцами.
— Ты еще должна сказать: «Вот не сойти мне с этого места»! — вдруг выпалила Кэрол с гордостью и рассмеялась. — Я помню!
Стиви и Джейсон тоже засмеялись.
Читать бесплатно другие книги:
