Верить в себя Стил Даниэла

Глава 17

Гуляя с Мэтью по Люксембургскому саду, Кэрол вспоминала, как много лет назад приезжала сюда с Энтони и Хлоей. Впрочем, и тогда ее привез в этот знаменитый своими цветниками и статуями парк Мэтью, и только потом она стала бывать здесь с детьми.

В этот день они много смеялись, вспоминая разные забавные случаи и выходки детей, которые стерлись из ее памяти. Кэрол уже заметила, что в присутствии Мэтью прошлое вспоминается куда легче, чем когда она пыталась восстановить какие-то подробности сама. И большая часть этих подробностей относилась к тому периоду, который она и про себя, и вслух называла «хорошими временами», тогда как страдания, которые он ей причинил, становились по контрасту с этими моментами счастья более тусклыми, словно затушеванными, а главное — не такими болезненными.

Высаживаясь из его машины у «Ритца», они продолжали разговаривать и смеяться. Кэрол пригласила Мэтью подняться в номер и пообедать вместе с ней, и он с видимым удовольствием согласился, хотя для этого ему пришлось перенести несколько встреч с клиентами. Продолжая держать Кэрол под руку, он как раз собирался передать ключи от машины отельному служащему, когда какой-то фотограф полыхнул вспышкой прямо им в лицо.

В первое мгновение оба остолбенели от неожиданности. Кэрол первой пришла в себя и поспешила натянуть на лицо дежурную улыбку, предназначавшуюся именно для таких случаев, но Мэтью недовольно нахмурился. Он и в лучшие времена терпеть не мог фотографироваться, а уж папарацци из бульварных газет и вовсе терпеть не мог. Когда они с Кэрол жили вместе, то принимали все меры предосторожности, чтобы не попасться на глаза какому-нибудь пронырливому репортеру, но сейчас папарацци не представляли для них большой опасности. Им незачем было скрывать или бояться огласки, и все же ни Мэтью, ни Кэрол не хотелось, чтобы их фотографировали, чтобы о них судачили и выдумывали пошлые истории об их отношениях. Кэрол, правда, привыкла быть в центре внимания, поэтому реагировала на происшедшее не так остро, но Мэтью продолжал ворчать и в лифте. Он уже жалел, что они вышли из машины перед главным входом в гостиницу, хотя это было удобнее, чем каждый раз пробираться через служебный вход.

Когда они поднялись наверх, Кэрол рассказала о случившемся Стиви, добавив, что фотограф, скорее всего, узнал ее, но ему вряд ли было известно, кто такой Мэтью.

— О, эта братия вычислит его очень быстро, — ответила Стиви и задумалась. Ее определенно не радовали ежедневные прогулки Кэрол с Мэтью, но она сочла за благо не задавать вопросов, видя, что ее подруга выглядит счастливой. За прошедшие дни Кэрол заметно окрепла, а на ее бледных щеках появился румянец, и Стиви успокаивала себя тем, что эти встречи по крайней мере не приносят ее подруге вреда. Но теперь все могло измениться, и, как опасалась Стиви, измениться в худшую сторону.

Стиви поинтересовалась, что заказать им на обед. Мэтью попросил бифштекс, Кэрол остановила свой выбор на паштете из гусиной печенки. Когда заказ принесли, Стиви и сиделка ушли к себе в номер. Обе они видели, что Кэрол с каждым днем чувствует себя все лучше. Больше того — Стиви вдруг поняла, что ее подруга по-настоящему счастлива.

В этот день Мэтью просидел у Кэрол почти до десяти вечера. Им и раньше было что сказать друг другу — во всяком случае, никаких проблем с поиском тем для разговора они никогда не испытывали. Кэрол, вспомнив, сказала и о том, что утром ей звонили из полиции. Следователь хотел узнать, не припомнила ли она какие-то новые подробности теракта, но Кэрол вынуждена была его разочаровать: все, что ей было известно, она уже рассказала. Впрочем, другие свидетели тоже дали показания, и следствие, в конце концов, пришло к выводу: все террористы были смертниками и погибли во время взрыва. Единственным уцелевшим членом группы был молодой араб, проникший в палату Кэрол, он сейчас находился в тюрьме. Других подозреваемых на данный момент не было, а это значило, что никакая опасность Кэрол не грозит. Следователь, впрочем, не рекомендовал ей отказываться от охраны, и Мэтью был полностью с этим согласен.

— Береженого бог бережет, — сказал он. — А ты для меня теперь особенно дорога.

Потом Мэтью рассказал Кэрол о делах, которые он вел в юридической фирме, и снова упомянул о своем желании оставить адвокатскую практику. Кэрол подобный шаг не одобряла, но потом она подумала, что у Мэтью, возможно, есть более интересное предложение, но он просто не хочет о нем говорить.

— Ты еще слишком молод, чтобы мечтать о пенсии, — пошутила она.

— Хотел бы я, чтобы это было так, — ответил Мэтью. — Но мой возраст, к сожалению, все чаще дает о себе знать. Давай не будем об этом говорить, хорошо? Расскажи мне лучше о своей книге. У тебя появились какие-нибудь новые идеи?

— Да, — призналась Кэрол. Идеи у нее действительно появились, но она пока не очень ясно представляла, когда снова возьмется за роман. Ум ее неожиданно оказался занят другими, более важными вещами. Кэрол ловила себя на том, что постоянно думает о Мэтью. Это было как наваждение, и хотя она пыталась с ним бороться, у нее ничего не получалось. Сколько ни уговаривала себя Кэрол, что просто проводит с ним время, пока врачи не разрешат ей лететь домой, — ничто не помогало. Их чувства грозили вырваться из-под контроля, как уже случилось однажды, но она ничего не могла с собой поделать. Слава богу, что скоро она возвращается в Лос-Анджелес!

И снова был поцелуй, на этот раз прощальный. Этот поцелуй словно воскресил то, что было в их общем прошлом: нежность и привычка, печаль и радость, страх и любовь — все как будто ожило вновь. Но была в их поцелуе и головокружительная сладость их новой, сегодняшней близости.

Но этой опасной темы они избегали касаться. Они обсуждали все, что угодно, — его работу, ее книгу, ее карьеру, его и ее детей и многое другое, что только приходило на ум. И оба получали огромное удовольствие от того, что понимают друг друга. А для Кэрол в их долгих разговорах был особый смысл — она старалась быть на уровне своего собеседника, выуживая из памяти слова и обороты, которыми когда-то пользовалась легко и непринужденно. Иногда — очень редко — она все же сбивалась и умолкала, не зная, как выразить посетившую ее мысль, но стоило ей, как следует сосредоточиться, и нужные слова обязательно находились. Кэрол еще предстояло заново освоить компьютер. Пока все собранные для романа материалы и наброски оставались для нее недоступны, но когда Стиви предложила ей свою помощь, Кэрол отказалась. Она была уверена, что сможет справиться сама.

На следующее утро, когда Кэрол завтракала, Стиви принесла свежие газеты. Одного взгляда на первые страницы было достаточно, чтобы понять: газетчики «раскрыли» мужчину рядом с американской звездой. Имена и Кэрол, и Мэтью были под их фотографией в каждой газете. На снимке Мэтью выглядел мрачным и испуганным. А Кэрол, как, впрочем, и всегда, была очаровательна, а ее неизменная «дежурная» улыбка казалась естественной. Правда, шрам на>щеке можно было разглядеть — выезжая на прогулки с Мэтью, она почти не пользовалась косметикой, — однако он был таким нечетким, что его легко можно было принять за дефект печати.

Статья в британской «Геральд трибьюн» позволила Кэрол получить представление о том, что было написано и в других изданиях. Журналисты хорошо справились со своей работой, не только представив Мэтью как бывшего министра внутренних дел Франции, но и перелопатив свои фотоархивы пятнадцатилетней давности. «Похоже, — подумала Кэрол с недоброй иронией, — тут не обошлось без какого-нибудь честолюбивого молодого репортера или, наоборот, без старого опытного профессионала». Так или иначе, они сумели разыскать редкий снимок, где Кэрол и Мэтью были сфотографированы вместе, хотя обычно они избегали подобных ситуаций и не появлялись вдвоем на светских мероприятиях. Кэрол вспомнила — это был благотворительный прием в Версале. Фотография была совсем неплохая — когда-то ее уже печатали в газетах. Мэтью тогда пришел на прием с Арлетт, а она была со своим коллегой, тоже знаменитым актером, с которым когда-то снималась и который в то время как раз был в Париже по делам. Вместе они были великолепной парой, и их постоянно фотографировали. Весь фокус, однако, состоял в том, что коллега Кэрол был тайным гомосексуалистом, о чем его поклонницы даже не подозревали. Таким образом, знаменитый актер служил для нее превосходной ширмой, однако безвестный папарацци запечатлел на пленке тот единственный момент, когда перед самым завершением приема она и Мэтью ненадолго уединились в саду. Они, впрочем, только разговаривали, поэтому фотография тогда не стала сенсацией. Несколько газет все же поместили ее на своих страницах, снабдив довольно провокационным заголовком:

«Министр внутренних дел Франции неравнодушен к американскому кинематографу» или что-то вроде этого… Но об истинных их отношениях тогда не догадался никто, и только у Арлетт, которая была в курсе их романа, снимок вызвал приступ гнева.

И старую фотографию, и вчерашний снимок, сделанный на ступеньках «Ритца», «Геральд трибьюн» поместила под общим заголовком «Сейчас и тогда. Нераскрытая тайна?». Впрочем, вопросительный знак нисколько не смутил Кэрол. Она была уверена, что газетчики никогда не докопаются до истины — в свое время они с Мэтью потратили немало сил, заметая следы. Все могло бы обернуться иначе, если бы появился на свет их ребенок, или Мэтью оставил бы жену, или был бы смещен со своего поста. И Арлетт уже ничего не могла рассказать журналистам о сопернице. Теперь для всех, кто читал сегодняшние газеты, они с Мэтью были просто мужчиной и женщиной, которые вместе входили в отель. Быть может, они — друзья, возможно, что когда-то их связывали более близкие отношения, но без доказательств, пусть даже косвенных, это были просто досужие фантазии. Настоящее тоже не обещало любителям порыться в грязном белье ни скандала, ни сколько-нибудь громкой сенсации. В конце концов, Мэтью уже давно ушел с поста министра, и оба они были свободны от брачных уз, так что не представляли особого интереса. Сейчас из их предполагаемого романа сенсации нельзя было сделать никакими усилиями — особенно если учесть, что Кэрол пострадала во время теракта и попала в больницу. Могла же она захотеть встретиться со старыми друзьями, которых знала по своему пребыванию в Париже? Как видно, журналист из «Геральд трибьюн» обладал развитой интуицией, но ответ на заданный газетой вопрос знали только Кэрол и Мэтью — и здесь, в Париже, больше никто. Во всяком случае, в Стиви Кэрол была уверена.

Мэтью позвонил, как только увидел газеты. Он был мрачен и зол — подобные вещи всегда его раздражали. Кэрол, напротив, была на удивление спокойна. За свою жизнь она успела привыкнуть к тому, что газеты могут написать об известных людях любую глупость, и она не была исключением.

— Какое идиотство! — ворчал Мэтью.

— Напротив, журналистов следовало бы похвалить за усердие, — ответила Кэрол. — Им, наверное, пришлось немало потрудиться, чтобы раскопать этот древний снимок. И знаешь, я даже обрадовалась, когда его увидела, ведь я помню, когда он был сделан! А ты помнишь? Прием в Версале. Ты пришел с Арлетт и за весь вечер сказал мне, быть может, всего несколько слов — все делал вид, будто со мною незнаком. А ведь в то время я уже была беременна! — Она хотела пошутить, но сама не заметила, как ее голос задрожал от нахлынувших чувств. Обида, сожаление, горечь — Кэрол еще не научилась справляться с самыми сильными своими эмоциями. «Порой хорошая память может быть и проклятием», — подумала она, вспоминая, как после этого приема они поссорились, и эта ссора стала первой в череде других, более серьезных размолвок. Мэтью приводил все новые и новые причины, которые мешали ему развестись с женой, а Кэрол обвиняла его в том, что он просто не хочет. Они так и не смогли найти компромисс, и их жизнь, которая до этого представлялась им счастливой, начала разваливаться на глазах. И все стало рушиться, когда Кэрол потеряла ребенка… Словом, с приемом в Версале у нее были связаны не самые лучшие воспоминания, да и Мэтью, похоже, тоже помнил, как они поссорились в первый раз. Помнил и чувствовал свою вину — вот почему фотография в «Геральд трибьюн» вызвала у него такое острое раздражение. Ему не нравилось, когда что-то напоминало ему о боли и страданиях, которые он причинил Кэрол. Мэтью не сомневался, что и Кэрол будет не слишком приятно увидеть это старое фото, если только она не забыла… Увы, она не забыла.

— Не стоит слишком расстраиваться, — сказала наконец Кэрол. — Все равно мы не можем ничего сделать.

— Если ты считаешь, что нам надо быть осторожнее… — нерешительно начал Мэтью, но Кэрол перебила его.

— А зачем? — беззаботно произнесла она. — Теперь это не имеет значения, ведь мы с тобой оба свободные люди. К тому же дней через десять я уезжаю. Мы никому не делаем больно. Для всех, кому это интересно, мы просто давние знакомые.

Любопытные не заставили себя ждать. Тем же утром в ее номер позвонили из журнала «Пипл». На звонок ответила Стиви. Репортер спросил, были ли у Кэрол Барбер и Мэтью де Белланкура в прошлом романтические отношения.

— Разумеется, нет, — строго ответила Стиви и принялась энергично рассказывать, как успешно Кэрол движется к окончательному выздоровлению. Эта тема интересовала многих корреспондентов, и Стиви рассчитывала таким образом отвлечь внимание журналиста от щекотливой темы. Содержание разговора она передала Кэрол.

— Хорошо, спасибо, — кивнула Кэрол, заканчивая завтрак. Стиви тоже вернулась к своим круассанам и кофе.

— Чувствую, сегодня будет горячий денек, — сказала она озабоченно. — Слушай, как ты думаешь — газетчики не догадаются? Мне кажется, они что-то пронюхали.

— Тут не о чем догадываться, — возразила Кэрол. — Фантазировать они, конечно, могут сколько угодно, но факт остается фактом: мы с Мэтью действительно только друзья. Ну поцеловались мы пару раз, но это все. — Только со Стиви Кэрол могла быть откровенна. Детям она ни за что бы не призналась.

— Так-так… — Стиви покачала головой. — Что-то будет дальше…

— Ничего. — Кэрол пожала плечами. — Мы с тобой вернемся домой, вот и все. — Она подняла глаза, и Стиви увидела открытый и честный взгляд. Похоже, Кэрол действительно верила в то, что говорила, а вот у Стиви были некоторые сомнения. В глазах Кэрол горел огонь зарождающейся любви. Похоже, Мэтью все-таки удалось раздуть тлеющие под пеплом угли.

— Итак, мы вернемся домой. А потом?

— Ничего, — уже громче повторила Кэрол. — Совсем ничего. Книга закрыта. То, что происходит сейчас, — эпилог. Попытка добавить ложку меда к бочке дегтя. — Голос ее звучал твердо, но Стиви снова показалось, что Кэрол пытается убедить в этом прежде всего себя.

— Значит, продолжения не будет? — спросила она, и Кэрол отрицательно покачала головой.

— Ладно, придется тебе поверить. Хотя, честно говоря, мне так не кажется. Мэтью безумно в тебя влюблен, это же видно невооруженным глазом! — Да и Кэрол, несмотря на все свои уверения, явно не была к нему так равнодушна, как ей хотелось показать Стиви и самой себе.

— Был влюблен, — уточнила Кэрол и вздохнула. — Тогда мы оба действительно были как сумасшедшие. Но теперь, я надеюсь, мы пришли в себя.

— Да, с тех пор многое изменилось, — согласилась Стиви. — Но не все… далеко не все.

Она была уверена, что Мэтью по-прежнему питает к Кэрол весьма сильные чувства. Да и самой Кэрол он был небезразличен, как бы горячо она это ни отрицала. Больше того — видя, как внимательно и заботливо француз опекает Кэрол, Стиви и сама стала относиться к нему более благосклонно.

— Я думаю, пятнадцать лет назад вы встретились не в самый удачный момент, — добавила она.

— Это точно, — согласилась Кэрол. — А что, сейчас разве удачный момент? Я больше не живу в Париже — в Лос-Анджелесе у меня своя жизнь, свои друзья и заботы. Бессмысленно пытаться вдохнуть жизнь в то, что давно умерло.

— А вдруг он согласится переехать к тебе? — предположила Стиви, и Кэрол рассмеялась.

— Прекрати! Нужно быть круглой дурой, чтобы два раза подряд угодить в одну и ту же яму… Да, когда-то я любила Мэтью больше жизни, но теперь все прошло. За пятнадцать лет может остыть и самая безумная любовь.

— Ну, не знаю, — с сомнением протянула Стиви. — Впрочем, это не мое дело. Я заговорила об этом только потому, что после смерти Шона ты осталась одна. А ведь тебе не так уж много лет, и ты еще можешь устроить свою жизнь и быть счастливой.

Стиви действительно считала, что после смерти мужа Кэрол фактически заперла себя в четырех стенах, и только встреча с Мэтью заставила ее в некотором смысле нарушить добровольное затворничество. Каждая прогулка с ним возвращала ее к жизни и в буквальном, и в переносном смысле.

— Я вовсе не одна, — возразила Кэрол. — У меня есть мои дети и работа, которую я люблю и которая приносит мне удовлетворение. Кроме того, я осталась в живых, хотя могла умереть… Я счастлива, Стиви, и ничего сверх этого мне не нужно.

— А мне кажется, что нужно, — упрямо повторила Стиви.

— Нет, — отрезала Кэрол.

— Ты полна сил, рано еще опускать занавес. Кэрол прищурилась:

— У меня было два мужа и одна большая любовь. Чего еще тебе от меня надо?

— Я хочу, чтобы ты была счастлива и жила насыщенной, полной жизнью. Знаешь, как в сказках: — «Они поженились и жили долго и счастливо». Или в твоем случае — «наконец-то поженились».

— Не могу с тобой не согласиться. Через пятнадцать лет это действительно «наконец-то», — заметила Кэрол. — Только никакого «долго и счастливо» не будет, а будет все наоборот. Когда-то мне нравился Париж, а теперь нет. Теперь я живу в Лос-Анджелесе, а Мэтью… Нет, каждый из нас живет своей жизнью.

— То-то я смотрю — стоит вам встретиться, и вы никак не можете наговориться. И вообще должна тебе сказать — такой оживленной и радостной я давно тебя не видела, разве что когда Шон был жив. И это после всего, что с тобой случилось в этом проклятом тоннеле.

Стиви вовсе не собиралась убеждать Кэрол в том, что Мэтью идеален, хотя ей самой он все больше нравился. Главное было то, что он до сих пор любил Кэрол. К тому же со смертью его жены исчезло единственное разлучившее их когда-то препятствие. Как и Кэрол, Мэтью был теперь абсолютно свободен, и Стиви не понимала, почему бы этим двоим не попытаться сделать что-то со своими жизнями.

— Мэтью — очень интересный человек и прекрасный собеседник, — возразила Кэрол. — Я бы даже сказала — блестящий. Но он — француз.

— И что, по-твоему, это означает? — осведомилась Стиви.

— Очень многое, и в частности то, что он будет чувствовать себя несчастным в любой стране, кроме Франции. Ну а что касается меня, то и я теперь не смогла бы жить нигде, кроме Лос-Анджелеса. Мне нравится этот город, там я чувствую себя на своем месте, а Мэтью… Ладно, хватит обо мне, лучше скажи, как поживает твой Алан? Он звонит тебе?

Кэрол явно хотела сменить тему, но ее вопрос застал Стиви врасплох.

— А что?.. — выдавила она, смутившись.

— Что значит «что»? Я спросила тебя, как он поживает. — Кэрол улыбнулась. — Ну ладно, выкладывай, что там у вас?

— Да ничего. Так… — Стиви пожала плечами и покраснела. — У него все нормально. Даже отлично.

— По-моему, ты что-то скрываешь! — рассмеялась Кэрол. — Ну, давай, признавайся! Я же вижу — вы что-то задумали.

Несколько мгновений Стиви еще боролась, но потом сдалась. Свои секреты она никогда хранить не умела — только тайны Кэрол были для нее священными.

— Ну хорошо… — сказала она. — Я и сама хотела все тебе рассказать, но только позже. И потом, я еще ничего не решила. Мне нужно еще раз все обсудить с Аланом и выяснить условия…

— Какие условия?! — удивилась Кэрол, и Стиви покраснела еще больше.

— Вчера вечером Алан сделал мне предложение, — единым духом выпалила она.

— По телефону? — Брови Кэрол поползли вверх.

— Ну да. Алан сказал, что не может ждать, пока я вернусь. Он даже купил кольцо, хотя я еще не сказала «да».

— Вот это правильно. Сначала нужно взглянуть на кольцо и только потом соглашаться, — поддразнила Кэрол.

Стиви картинно закатила глаза.

— Я даже не знаю, хочу ли я выходить замуж, — сказала она. — Алан говорит, что моей работе это не помешает и что у нас все будет как прежде. Даже еще лучше — с кольцами, официальной регистрацией и прочей дребеденью. Кстати, Кэрол, если дело все-таки дойдет до свадьбы, ты согласишься быть моей… даже не знаю, как это называется… Подружкой?

— Если я ничего не путаю, в последний раз это называлось «свидетельница со стороны невесты», — припомнила Кэрол. — Ну а если серьезно, то я буду очень рада, потому что мне тоже хочется, чтобы ты была счастлива и жила насыщенной и полной жизнью. — Она улыбнулась. — Нет, правда, соглашайся!

— Почему ты считаешь, что я должна согласиться?

— Потому что ты любишь его. Давно любишь.

— Ну и что? Зачем нам еще и жениться? Разве нельзя без этого обойтись?

— Можно и обойтись. Но из всех обязательств, которые человеку рано или поздно приходится принимать на себя, эти — самые приятные. Я поняла это, только когда вышла замуж за Шона. Джейсон оставил меня ради смазливой девчонки, Мэтью лгал мне и себе, потому что боялся оставить жену и работу, и в конце концов разбил мне сердце. Все это я хорошо помнила, поэтому я и не хотела выходить замуж еще раз, но Шон меня уговорил. Он объяснил мне, как прекрасно все может быть, я поверила ему и ни разу об этом не пожалела. Пожалуй, это было лучшее, что я сделала в жизни. У тебя тоже все будет прекрасно — главное, чтобы ты была уверена, что Алан — твой мужчина.

— Я думаю, он мне вполне подходит, — сказала Стиви серьезно, и Кэрол улыбнулась.

— В любом случае время подумать у тебя есть, — сказала она. — Ваша помолвка может быть долгой.

— Алан хочет, чтобы мы поженились в канун Нового года в Вегасе. Вот это напор, да?

— А мне кажется, это даже романтично, — заметила Кэрол. — Дети в это время будут с Джейсоном в Сент-Барте, так что ничто не помешает мне прилететь к вам на денек, — предложила она, и Стиви, вскочив с кресла, порывисто обняла подругу.

— Спасибо! Я обязательно дам тебе знать, только… только мне очень страшно сказать ему «да».

— А мне кажется, ты давно готова к такому решительному шагу, — сказала Кэрол, которой хотелось поддержать Стиви. — Во всяком случае, в последнее время ты много говорила о браке и прочем. Ну а то, что ты боишься, это вполне естественно. Это называется предсвадебный мандраж.

— Я говорила о браке, потому что он говорил, — пояснила Стиви. — С некоторых пор это у него пунктик.

— Ну и хорошо! — Кэрол снова улыбнулась. — Я рада, что ты мне все рассказала.

— И все равно тебе придется приехать на нашу свадьбу, чтобы держать меня за руку. Иначе я могу в последний момент передумать и удрать прямо из-под венца, — пробурчала Стиви, но выглядела она при этом довольной и счастливой.

— Я приеду, — пообещала Кэрол. — Обязательно. Можешь на меня рассчитывать.

Вечером того же дня Кэрол ужинала с Мэтью. Впервые за все время они не остались в номере, а отправились в «Л'Оранжери» на остров Иль Сен-Луи на Сене. По этому случаю Кэрол надела единственную юбку, которую привезла с собой. Мэтью выглядел очень представительно в темном костюме, к тому же он подстригся и сразу стал моложе и привлекательнее. Кэрол предвкушала приятный вечер, но сначала ей пришлось уговаривать Мэтью, который никак не мог успокоиться после статьи и фотографии в «Геральд трибьюн».

— Ради всего святого! — воскликнула она. — Ну что ты кипятишься? Ничего ужасного не произошло. Зачем портить себе настроение? — «…И изображать невинность», — чуть не добавила Кэрол, но сдержалась. Она по-прежнему радовалась каждый раз, когда ей удавалось вспомнить новое выражение или идиоматический оборот, однако, употребляла их с осторожностью.

— Но ведь никто не знал!.. — возразил Мэтью. Он всегда гордился тем, с какой ловкостью ему удавалось скрывать их истинные отношения, тогда как Кэрол необходимость прятаться от всех только раздражала. Ей казалось, Мэтью скрывает их отношения, потому что в глубине души не считает их прочными и долговечными. В конце концов так и оказалось.

— Нам просто везло, — сказала она, слегка пожимая плечами.

— И мы с тобой были очень осторожны.

Он не преувеличивал. Они действительно жили под дамокловым мечом скандала, и это вынуждало обоих принимать самые строгие меры, чтобы не обнаружить свою связь. Несколько раз они чудом избежали огласки, но все обошлось, и Кэрол решила, что сейчас в нем говорит скорее оскорбленное самолюбие конспиратора, нежели желание и дальше скрывать их отношения.

За ужином они разговаривали и о других вещах, наслаждаясь изысканными и просто очень вкусными блюдами. Лишь когда принесли десерт, Мэтью наконец решился заговорить на волнующую его тему. Он хотел поговорить с Кэрол о будущем, об их будущем. Всю прошедшую ночь Мэтью ворочался в кровати, размышляя, как им быть дальше. Раньше он старался отгонять от себя подобные мысли, надеясь, что все как-нибудь устроится само собой, но фотографии в газетах сыграли роль своеобразного катализатора, и теперь Мэтью просто не мог думать ни о чем другом. Они уже не в том возрасте, чтобы о них судачили, полагал Мэтью. Достаточно они прятались и скрывались ото всех, пора становиться солидными людьми. Так Мэтью и заявил, пока Кэрол лакомилась тортом с начинкой из карамельного мороженого.

— Я думаю, мы с тобой ведем себя вполне пристойно, как добропорядочные члены общества, — сказала она, улыбнувшись. — Не знаю, как ты, но я теперь образцовая вдова.

— Мое поведение тоже безупречно, — заявил Мэтью и гордо выпрямился. — Все эти годы у меня не было ни единого увлечения. — Мэтью и раньше говорил ей, что после Арлетт она была единственной женщиной, которую он любил. Кэрол не сомневалась, что это не пустые слова.

— Эта статья в «Геральд трибьюн»… Из-за нее мы с тобой выглядим бесчестными лгунами, — пожаловался он.

— Ничего подобного, — быстро возразила Кэрол. — Нравится тебе это или нет, но ты до сих пор остаешься заметной фигурой. Что касается меня, то я — кинозвезда, и этим все сказано. Что, по-твоему, должны были написать о нас? Вышедший в тираж политик и бывшая актриса гуляют в парке, словно два старпера? А ведь мы с тобой и есть старперы!

— Кэрол! — Мэтью невольно рассмеялся, хотя было видно, что он не в восторге от подобного определения.

— Газеты должны продаваться, поэтому репортеры из кожи вон лезут, чтобы придумать что-нибудь пикантное. Лгать они никогда не боялись; просто в нашем случае какой-то журналист случайно попал в точку. Но истину никто никогда не узнает, если мы сами ее не откроем, — Но мы знаем правду. По-моему, этого достаточно.

— Достаточно для чего?

— Для того чтобы попытаться восстановить наши отношения. Тогда, пятнадцать лет назад, у нас ничего не получилось, и в этом моя вина — я не смог изменить свою жизнь и не сдержал своего обещания, но теперь…

При других обстоятельствах Кэрол только порадовалась бы, что Мэтью готов признать свою вину, но сейчас его слова ее только встревожили.

— Что ты имеешь в виду?

Мэтью не стал ходить вокруг да около.

— Ты выйдешь за меня замуж? — спросил он напрямик и, взяв Кэрол за руку, заглянул ей в глаза.

Кэрол долго молчала, потом отрицательно покачала головой. Это было совсем короткое движение, но оно потребовало от нее невероятных усилий.

— Нет, Мэтью. — Голос ее звучал негромко, но твердо. Мэтью сразу сник, этого он и боялся.

— Почему? — все-таки спросил он. Его лицо было мрачным, но в глазах еще горел огонек надежды.

— Потому что мне не хочется снова становиться замужней женщиной, — объяснила она. — Моя жизнь нравится мне такой, какая она есть, к тому же я не так молода, чтобы стремиться к переменам. Я дважды побывала замужем; по-моему, этого достаточно. Мой второй муж был прекрасным человеком, и я его любила. Да и с Джейсоном мы прожили десять неплохих лет, так что я считаю — с моей стороны было бы просто грешно желать чего-то еще. Тебя я любила всем сердцем, но мы расстались, и я не вижу смысла ворошить прошлое. Что ушло — то ушло. — Кэрол не стала говорить о том, как мучителен для нее был разрыв с Мэтью. Он и сам это знал — знал и казнил себя на протяжении всех этих лет.

— Мы не расстались. Ты ушла от меня, — поправил он, и Кэрол кивнула.

— У меня не было другого выхода. Ты принадлежал Арлетт и Франции. У меня никогда не было на тебя никаких прав.

— Я овдовел и ушел из правительства, — напомнил Мэтью.

— Ты — да. Я тоже осталась одна, но на покой не собираюсь. Я хочу сниматься в новых фильмах, хочу получить новые интересные роли! — При этих словах глаза Кэрол загорелись. — Быть может, я снова начну ездить по всему миру, как раньше, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то из моих близких был на меня за это в претензии. Постарайся меня понять, Мэтью: я хочу жить собственной жизнью, и даже если я не получу новых ролей в кино, я все равно предпочитаю оставаться свободной и делать то, что могу: бороться за права женщин и детей, заниматься благотворительностью. Хочу проводить время со своими детьми. Быть может, я даже закончу эту дурацкую книгу, если вспомню, как работать на компьютере. Примерная жена из меня вряд ли когда-нибудь выйдет.

— Я люблю тебя такой, какая ты есть.

— Я тоже тебя люблю… то есть мне так кажется, — уточнила Кэрол. — Но я не хочу связывать себя обязательствами, которые могут помешать мне осуществить мои планы. А больше всего мне не хочется еще раз пережить… то, что я уже пережила однажды. — Именно это было для Кэрол самым главным. Не карьера, не права женщин и другие дела, а разочарование и боль, повторения которых она так боялась. Кэрол понимала: былое чувство вновь пробуждается в ней, но теперь она прекрасно сознавала и опасность подобного увлечения. Пусть он больше и не был министром, пусть теперь он был свободен — все равно воспоминания о пережитых страданиях не позволяли ей рисковать снова.

— На этот раз тебе ничто не грозит, — сказал Мэтью с искренним раскаянием в голосе. — Поверь, я тебя не разочарую…

— Кто знает? — Кэрол пожала плечами. — Люди, сами того не желая, часто причиняют друг другу боль; вот почему любовь и страдание всегда идут рука об руку. Собственно говоря, любовь и есть готовность к страданиям, к жертвам. К сожалению, я такой готовности в себе не чувствую. Хватит с меня страданий. Я не хочу снова испытать то, что уже случилось со мною однажды. Мне не нужна новая боль — и новая большая любовь мне тоже ни к чему. Я слишком стара, чтобы ввязываться в подобные авантюры — ведь мне уже пятьдесят! — Хотя Кэрол и выглядела значительно моложе своего возраста, но она все равно его чувствовала — особенно после того как пострадала от взрыва.

— Но это же смешно, Кэрол, ты все еще молода. Люди намного старше нас женятся и выходят замуж, а мы… Чего мы боимся?! — Мэтью очень старался убедить ее, но Кэрол не собиралась менять своего решения.

— Старики вступают в брак, когда им нужна нянька, — жестко ответила она. — А нам с тобой, смею надеяться, до этого еще далеко. Кроме того, я только что сказала тебе, чего боюсь я. В моей жизни было слишком много боли. Я пережила разрыв с тобой, измену Джейсона, смерть Шона. По-моему, для одного человека этого вполне достаточно. Я не хочу повторения.

По ее тону Мэтью понял, как глубоко она верит в то, что говорит, и все же не мог отказаться от попыток переубедить Кэрол. Покидая ресторан, они все еще спорили, но так и не пришли ни к какому компромиссу. Кэрол продолжала стоять на своем, и Мэтью почувствовал, что все его усилия тщетны. И все же он еще боролся.

— Но почему ты не хочешь жить во Франции?! — в отчаянии воскликнул он в ответ на очередную ее реплику.

— Потому что мне нравится жить в Лос-Анджелесе, — отрезала Кэрол. — Я — американка, и я не хочу жить в чужой стране.

— Но ведь раньше ты жила! Ты провела во Франции два с лишним года, и я что-то не слышал, чтобы ты жаловалась, — возразил Мэтью. Ему хотелось воскресить в Кэрол воспоминания о том времени, когда им было хорошо вместе, но ее воспоминания отличались от его. Теперь Кэрол больше боялась себя, а не Мэтью, боялась принять решение, о котором потом будет жалеть.

— Да, жила, но по-настоящему счастливой я почувствовала себя, когда вернулась домой, — возразила она. — Только когда я снова оказалась в Америке, я осознала, что мое место здесь, и нигде больше. В этом, я думаю, и была одна из наших проблем, — добавила она чуть мягче. — Культурные различия — так, кажется, это теперь называют. Ты не видел ничего особенного, чтобы быть женатым и при этом жить со мной. Даже внебрачный ребенок тебя не смущал. Я понимаю, что во Франции на подобные вещи смотрят чуть ли не с одобрением, но мне такой подход не по душе. И я не хочу провести остаток своих дней среди людей, чьи взгляды столь разительно отличаются от моих. К сожалению, я слишком поздно поняла, что долго жить среди чужих людей, по чужим правилам, невозможно. В этом случае беды не миновать, что, собственно, и произошло с нами. Ты меня понимаешь?

Мэтью долго не отвечал. Теперь он видел, что когда-то нанес Кэрол слишком глубокую рану, которая не зажила даже за пятнадцать лет разлуки. В отличие от ссадины на ее щеке сердечные шрамы не были видны, но от этого они не становились менее болезненными. Когда они расстались, Кэрол возненавидела не только его, но и Францию, и французов, и теперь единственным ее желанием было вернуться домой, чтобы прожить оставшиеся годы в тишине и спокойствии. Нечто подобное она, несомненно, испытывала с самого начала — с тех пор, как уехала из Парижа. Было просто удивительно, как Шону удалось уговорить ее выйти за него замуж. Наверное, тогда Кэрол еще на что-то надеялась, но Шон умер, и она снова осталась одна. И тогда Кэрол навсегда закрыла для любви свое сердце.

Они проговорили всю обратную дорогу до отеля. Когда машина Мэтью остановилась у «Ритца», они попрощались — сегодня Кэрол не хотелось, чтобы он поднимался к ней в номер. Поблагодарив Мэтью за ужин, она легко поцеловала его в губы и выскользнула из салона.

— Может, ты все-таки подумаешь?.. — спросил он умоляющим тоном.

— Нет, Мэтью. Я обо всем подумала еще пятнадцать лет назад. Два с половиной года ты лгал мне и себе, ты тянул время, не в силах сделать решительный шаг. Что же ты хочешь от меня теперь?

В ее взгляде было столько грусти, и Мэтью понял, что у него нет надежды. И все же он никак не мог смириться с поражением.

— Прости меня, Кэрол! Позволь мне любить тебя и заботиться о тебе до конца моей жизни. Я обещаю… я клянусь, что на этот раз я ничем тебя не огорчу!

Он говорил искренне — у Кэрол не было причин ему не верить, и все же она отрицательно покачала головой.

— Я и сама могу о себе позаботиться, — негромко сказала она, наклонившись к приоткрытому окну машины. — Что касается твоего предложения, то… Я слишком устала и не хочу рисковать во второй раз.

С этими словами она повернулась и, сопровождаемая двумя охранниками, стала подниматься по ступенькам. Мэтью проводил ее взглядом, а когда она исчезла за дверью, тронул машину с места. Глаза его застилали слезы, но Мэтью ничего не замечал. Теперь он знал точно: то, чего он боялся, случилось.

Он потерял Кэрол навсегда.

Глава 18

За завтраком Кэрол была необычно молчалива и грустна. Она только пила свой чай и почти не притронулась ни к омлету с грибами, ни к булочкам с шоколадной глазурью в отличие от Стиви.

— Когда мы вернемся домой, я буду весить фунтов триста, — сказала Стиви со вздохом, отправляя в рот очередную булочку, и Кэрол лишь молча кивнула. Допив чай, она развернула газету, и Стиви, которая только сейчас сообразила, что с подругой творится что-то неладное, забеспокоилась. За все утро Кэрол не сказала и двух слов, что показалось Стиви дурным предзнаменованием. «Неужели, — подумала она, — ее выписали из больницы слишком рано и теперь ей стало хуже?»

— Как прошел вчерашний ужин? — спросила она. Кэрол откинулась на спинку кресла и вздохнула.

— Хорошо, — односложно ответила она, откладывая в сторону газету.

— И куда вы ходили на этот раз?

— В «Л'Оранжери» на Иль Сен-Луи. Когда-то мы с Мэтью часто там бывали. — «Л'Оранжери» и «Вольтер» были любимыми парижскими ресторанами Кэрол.

— А ты хорошо себя чувствуешь? — осторожно осведомилась Стиви.

Кэрол кивнула:

— Просто я немного устала. Наверное, я еще не привыкла так много ходить. — Они с Мэтью гуляли почти каждый день, и Кэрол заметно окрепла, хотя по вечерам ее ноги ныли от усталости.

— А Мэтью очень расстроился из-за статьи в «Геральд трибьюн»? — продолжала расспросы Стиви.

— Ничего, переживет. Что ж расстраиваться, если там все правда? Он просто забыл… Удивительно, как наша история не выплыла наружу еще тогда, хотя, должна признаться, мы были очень осторожны. Тогда и мне, и ему было что терять.

— Я думаю, эта статья не будет иметь никаких последствий, — заметила Стиви, и Кэрол снова кивнула. Она тоже так думала.

— Неужели вы весь вечер говорили об этой несчастной статье?

Кэрол пожала плечами:

— Не только. Мэтью сделал мне предложение.

— Какое предложение? — не поняла Стиви.

— Выйти за него замуж, — бесстрастным голосом сообщила Кэрол.

В первый момент Стиви онемела, потом просияла.

— Боже мой! И что ты ответила?!

— Разумеется, я ему отказала.

Стиви внимательнее всмотрелась в лицо подруги.

— Отказала?.. — проговорила она растерянно. — Но почему?! Я была уверена, что вы до сих пор любите друг друга. Почему бы не попробовать начать все сначала?

— Потому что все прошло, — ответила Кэрол, думая о том, что Мэтью, наверное, больше не захочет с ней видеться. Ее ответ глубоко ранил Мэтью, а он всегда был человеком самолюбивым и гордым.

— А мне кажется, что ты зря так поступила… — Поначалу Стиви относилась к Мэтью настороженно, но теперь она даже почувствовала себя разочарованной.

— Слишком поздно начинать все сначала, — продолжила Кэрол. — Да, я все еще люблю его, но мне слишком дорого обошелся наш разрыв, и я не хочу повторения. И потом, я вообще не хочу выходить замуж. Так я ему и сказала.

— А он?.. Впрочем, могу себе представить. — Стиви покачала головой. — Ну да ладно… Единственное, чего я все-таки не понимаю, это почему ты не хочешь выходить замуж. Ты ведь не только Мэтью имела в виду?

— Я уже дважды была замужем. Один раз все закончилось разводом, в другой раз я овдовела. А с Мэтью до замужества вообще дело не дошло. Я уже не девочка, нужно учиться на своих ошибках. Зачем рисковать, если моя нынешняя жизнь меня вполне устраивает? Одной мне будет спокойнее.

— Ты говоришь совсем как я, — пробормотала Стиви.

— Ты — другое дело. Ты моложе меня, к тому же ты никогда не была замужем. Если ты действительно любишь своего Алана, можно рискнуть. А если у вас что-то пойдет не так, в другой раз ты, быть может, и сама не захочешь. Мужчины… Слишком это больно, когда они тебя предают, когда умирают или… — Она усмехнулась. — Или предпочитают тебе собственную жену или карьеру. А ведь я их любила — всех троих. Зачем же рисковать, если заранее знаешь, чем все может обернуться?

И Кэрол печально вздохнула. Она понимала, что все еще любит Мэтью, но на этот раз твердо решила прислушаться не к голосу сердца, а к голосу разума и здравого смысла.

— Да, но ведь Мэтью… Он… Насколько я поняла, поначалу у вас все было хорошо, даже прекрасно, и только потом начались осложнения. Мэтью оказался в непростой ситуации: ему было трудно выбрать между тобой, женой и своей работой, но ведь теперь он свободный человек, и он сделал свой выбор, к тому же тебе с ним хорошо, я же вижу! Скажи, разве я не права?

— Права, — честно призналась Кэрол. — Но дело не только в том, как он повел себя в прошлом.

— Так в чем же дело? — недоумевала Стиви.

— Мэтью намного старше меня, он может заболеть, может умереть, а я снова буду страдать. Зачем мне эго?! — Кэрол подняла на Стиви повлажневшие глаза. Ей потребовалось немало сил, чтобы оправиться после смерти Шона, два года она оплакивала своего покойного мужа и лишь недавно пришла в себя. А еще раньше, после своего бегства из Парижа, Кэрол в течение нескольких лет чуть не каждый день вспоминала Мэтью, надеясь, что он позвонит и скажет, что наконец развелся с женой и теперь они могут быть вместе. Но Мэтью так и не позвонил.

— Неужели ты так просто сдашься? — спросила Стиви. Она-то полагала, что Кэрол справилась со своими потерями и вступила в новый этап своей жизни. — Это не в твоем характере!

— Я ведь не железная, Стиви. — Кэрол вздохнула. — Я и за Шона выходить не хотела — но он сумел меня уговорить. Кроме того, мне тогда было столько лет, сколько тебе. Больше я не хочу экспериментировать.

— О чем ты говоришь?! Ты выглядишь максимум на тридцать пять!

— А чувствую себя на девяносто пять. Боюсь, мое бедное сердце просто не выдержит. Ему и так досталось.

— Не говори ерунды! — всерьез рассердилась Стиви. — Я понимаю — сейчас ты еще не в лучшей форме. Но подумай, из какой переделки ты вышла победительницей! Знаешь, я прекрасно помню твое лицо, когда мы приезжали продавать дом. Ты любила Мэтью и до сих пор любишь!

— Может быть, — словно нехотя согласилась с ней Кэрол. — И именно поэтому я не хочу снова пережить то, что я испытала тогда. Когда я уезжала из Парижа, мне казалось, что мое сердце вот-вот разорвется и я умру. Несколько лет я каждую ночь плакала, все ждала и надеялась… Я хорошо помню, как мне было плохо, какой пустой и бессмысленной казалась жизнь. Если это повторится, я просто не выдержу…

— Почему ты думаешь, что это повторится?

— Я же сказала — я боюсь, что с Мэтью может что-нибудь случиться, а вдруг он снова меня бросит?

— А что, если он тебя не бросит и будет и дальше вполне здоров? Что, если ка этот раз вас ждет счастье — не украденное, не взятое взаймы, а самое настоящее, ваше? Сейчас вы оба свободны, и ничто не помешает вам построить свою жизнь. Неужели ты готова отказаться от подобной возможности ради сомнительных преимуществ одинокой старости?

— Да, готова. — В голосе Кэрол не было ни тени сомнения.

— Ты любишь его?

— Да, люблю. Как ни удивительно, но это так. — Она покачала головой. — Несмотря на то, как он со мной поступил, после всех этих лет я все еще его люблю. Мэтью удивительный человек — умный, чуткий, гордый, но выходить за него замуж я все равно не собираюсь. Ни за него, ни за кого другого. Я хочу быть свободной и делать то, что хочу. Я понимаю, что это эгоизм чистой воды, но, быть может, я всегда была эгоисткой. Не исключено, что именно поэтому на меня обижалась Хлоя, а Джейсон решил искать счастья с другой женщиной. Я была так занята собой и своей работой, что, наверное, упустила что-то очень важное. Не уверена, что все было именно так, но кто знает?.. Я растила детей, любила Джейсона и Шона. Когда Шон заболел, я не отходила от него до самого конца, хотя видит бог, у меня хватало дел и забот. Но теперь я намерена поступать так, как хочется мне, не беспокоясь о том, что я могу кого-то обидеть, задеть или подвести. Если я решу куда-то поехать, я просто сяду в самолет и не буду думать о том, что я кому-то нужна и кто-то без меня не может обойтись. И если я вдруг не позвоню домой и не сообщу, как я добралась, никто не обидится и не скажет, что я не должна мотаться по всему миру, а должна делать то-то и то-то. А еще я хочу написать наконец свою книгу, а для этого мне нужно, чтобы никто не указывал мне, где я должна быть и чем заниматься. Восемнадцать лет назад я готова была умереть ради Мэтью. Если бы он попросил, я бы отказалась от всего, даже от своей работы в кино. И даже от Джейсона, если на то пошло. Я хотела быть его женой, хотела иметь от него детей, но это было давно. Теперь я не готова бросить то, что мне дорого. У меня есть дом, который мне нравится, друзья, которых я люблю, есть дети, с которыми я могу видеться когда пожелаю. Торчать в Париже и мечтать о других местах, жить с человеком, который однажды причинил мне боль?.. Нет, это не для меня. Я бы и раньше трижды подумала, прежде чем согласиться на подобное, а теперь и подавно:

— Мне казалось, Париж тебе нравится, — растерянно проговорила Стиви, потрясенная этой идущей от сердца исповедью. Кэрол почти удалось убедить ее, что будущее счастье призрачно и что теперь уже поздно что-то менять.

— Мне нравится Париж. Я могу даже сказать, что люблю этот город, но я не француженка, и мне не хочется, чтобы окружающие постоянно твердили мне, что Америка — отвратительна, что американцы — глупы и самодовольны и что я ничего не понимаю, потому что приехала из другой страны. Даже Мэтью, когда у нас с ним возникали какие-то недоразумения, часто списывал их на «культурные различия» — на мое нежелание понять и принять обычаи и традиции чужой страны. Но что поделать, если многие французские традиции кажутся мне неприемлемыми? Можешь считать мои взгляды устаревшими или пуританскими, но я просто не могла спать с чужим мужем. Мне нужен был мой собственный муж, и я считала, что хоть это Мэтью должен для меня сделать. Но он предпочел остаться с Арлетт… — Кэрол несколько упростила ситуацию, не упомянув о высоком положении, которое Мэтью занимал в правительстве, поскольку как раз это она могла понять. Гораздо болезненнее ранили Кэрол его настойчивые уверения, будто нет ничего страшного в том, чтобы быть женатым и иметь любовницу или любовниц.

— Но ведь теперь он свободен и тебе не нужно переживать из-за его жены. И я все равно не понимаю, что тебя останавливает, если ты правда его любишь!

— Мой собственный страх, — честно ответила Кэрол. — Я боюсь снова стать уязвимой, несчастной, боюсь неопределенности, боюсь перемен.

— Понимаю. — Стиви вздохнула. — И все равно это очень грустно.

— Грустно было пятнадцать лет назад, — возразила Кэрол. — Ты даже не можешь себе представить, как грустно мне было расставаться с ним. Мы оба были просто раздавлены, уничтожены. В аэропорту мы оба плакали, но обстоятельства были таковы, что я все равно не могла остаться. Да и сейчас изменилось немногое. Арлетт умерла, но у Мэтью остались его дети, внуки, его работа, его родина. Он просто не сможет жить в какой-то другой стране, а я не хочу жить во Франции, во всяком случае — постоянно.

— Разве нельзя найти какой-нибудь компромисс, который устроил бы вас обоих? — спросила Стиви, но Кэрол с сомнением покачала головой:

— Чем искать компромисс, лучше вообще не затевать ничего такого. Тогда никто не будет чувствовать себя обиженным и думать, будто получил меньше, чем заслуживал. Никаких разочарований, никаких оскорблений или неуважения… И вообще я считаю, что мы оба не в том возрасте, чтобы вступать в новый брак.

Она решила это твердо, и переубедить ее было практически невозможно. Стиви очень хорошо знала, какой упрямой бывает ее подруга. Если Кэрол упрется, ее уже с места не сдвинешь.

— Итак, ты решила прожить остаток жизни одна, — сказала Стиви. — Будешь предаваться воспоминаниям и время от времени видеться с детьми, так? Ну а когда у Энтони и Хлои появятся свои семьи, свои дети, что ты станешь делать? Боюсь, тогда у них будет гораздо меньше времени, чтобы навещать тебя в Лос-Анджелесе. И что тебе останется? Изредка сниматься? Писать свою книгу? Выступать с речами по поводу той или иной общественной проблемы, которая, по большому счету, не так уж сильно будет тебя волновать? Ты меня прости, но это не жизнь, и ты совершаешь огромную глупость, если собираешься так жить.

— Мне очень жаль, что ты так думаешь, — сказала Кэрол. — Но меня такая перспектива вполне устраивает.

— Это сейчас она тебя устраивает. Подумай лучше, как ты будешь чувствовать себя через десять или пятнадцать лет, когда останешься совершенно одна. Боюсь, тогда ты пожалеешь, что не прожила эти годы с Мэтью. Не исключено, что к этому времени его жизнь уже оборвется, и ты будешь казнить себя за то, что упустила свой шанс хоть несколько лет прожить с человеком, которого любила на протяжении двух с лишним десятилетий. Чувства, которые вы питаете друг к другу, уже прошли проверку временем и разлукой. В прошлом вас обоих постигло разочарование, но ваша любовь жива. Почему бы тебе не воспользоваться возможностью снова обрести то, о чем ты столько времени мечтала? Ты полна сил, красива и можешь еще какое-то время сниматься, но что будет с тобой потом, когда молодость и красота уйдут безвозвратно? Ты останешься одна, и твоя жизнь будет казаться тебе пустой и бессмысленной, и я не хочу, чтобы это случилось с тобой! — с горячностью воскликнула Стиви. Она и не заметила, как произнесла целую речь.

— И что ты предлагаешь? — усмехнулась Кэрол. — Бросить все ради него? Перестать быть собой? Уйти из кино, забросить работу, которую я делаю для ЮНИСЕФ, и сидеть дома, держа его за руку? Нет, не об этом я думала. Я — вполне самостоятельная личность, меня знают и уважают, я дорожу своими убеждениями, своими принципами. Отступить от них — значит предать себя.

— Разве нельзя следовать своим принципам и при этом быть счастливой? — сказала Стиви, пожимая плечами. — И почему, чтобы быть собой, обязательно нужно строить из себя Жанну д'Арк и принимать обет безбрачия? — Ей больно было думать, что отныне жизнь Кэрол будет состоять только из благотворительности, редких ролей в кино и встреч с детьми по праздникам. Такая женщина, как она, заслуживала того, чтобы любить и быть любимой, чувствовать себя счастливой и не оставаться одной даже в старости, которая не за горами.

— Возможно, я так и поступлю, — отозвалась Кэрол. Разговор задел ее за живое, на что Стиви и надеялась с самого начала. И все же ни до сердца, ни до здравого смысла Кэрол ей достучаться не удалось. Разочарованные и обиженные друг на друга, обе женщины замолчали и дружно потянулись к газетам. Подобные размолвки были для них редкостью, а сегодня они не разговаривали друг с другом довольно долго. Только приход врача из больницы, которая должна была осмотреть Кэрол, несколько разрядил обстановку.

Врач осталась довольна состоянием своей пациентки. Она одобрила долгие пешие прогулки Кэрол. Кэрол заметно окрепла физически, память практически восстановилась. Доктор считала, что никаких медицинских противопоказаний к авиаперелету у Кэрол нет.

Она, впрочем, собиралась зайти к Кэрол через несколько дней, чтобы убедиться, что все в порядке.