Мертвый и живой Кунц Дин
– Да, действительно, – кивнула Карсон.
– Послушайте, у нас в машине пес. Он будет в безопасности, если мы оставим его здесь? – спросил Майкл.
– Возьмите его с собой, – предложил Ник. – Собаки… они любят свалку. Меня прозвали Собачий Нос, потому что мне это помогает в работе. В меня введены какие-то собачьи гены. Обоняние у меня в два раза хуже, чем у собаки, но в десять тысяч раз лучше, чем у вас.
Когда Майкл открыл дверцу, Герцог спрыгнул на землю и поднял голову, принюхиваясь к насыщенному запахами ночному воздуху. С опаской посмотрел на Ника, Ганни, склонил голову направо, потом налево.
– Он чует Новых людей, – сказал Ник. – И его это тревожит. Но он чует в нас и что-то другое.
– Потому что мы побывали в большой дыре, – воскликнула Ганни, – и мать всех-с-кем-пошло-не-так говорила в наших головах.
– Это точно, – согласился Ник. – Пес – он знает.
Герцог Орлеанский осторожно завилял хвостом.
– Нюх у него, какой и должен быть у хорошей собаки, – продолжил Ник. – Я бы хотел иметь такой, если бы был собакой, а не человеком с собачьими генами. Для собаки нюх у него идеальный. Вам повезло, раз у вас такая собака.
Карсон взглядом спросила Майкла: «Мы настолько безумны, что пойдем с ними в это темное и пустынное место?»
Он правильно истолковал ее взгляд, потому что ответил:
– Что ж, тут темно и тут пустынно, но мы последние три дня имеем дело исключительно с безумием, так чего менять заведенный порядок? Доверимся Девкалиону и Герцогу.
Глава 52
Эрика вынесла Джоко из викторианской, без единого окна, гостиной в секретный коридор.
Лишившись чувств, тролль долго не приходил в себя. Потеряв сознание, уйдя из этого мира, похоже, поселился в комнате с видом на смерть.
Тело его лежало на ее руках, как мешок с тряпьем. Голова болталась, рот открылся, между зубами завис мыльный пузырь, который лопнул, лишь когда Эрика устроила тролля в кресле в библиотеке.
Джоко оставался антиподом красоты. Если бы какой-нибудь ребенок случайно наткнулся на него, то бедняге потребовались бы годы, чтобы восстановить полный контроль над мочевым пузырем, а возможно, он получил бы пожизненную психологическую травму.
И, однако, ранимость Джоко, его отличие от других, его трогательная стойкость влекли к нему Эрику. Порою даже удивляясь самой себе, она чувствовала, что ее привязанность к троллю нарастает с каждым часом.
Если бы этот особняк был коттеджем в лесу, если бы Джоко то и дело начинал петь, если бы компанию ему составляли еще шесть таких же троллей, Эрика решила бы, что стала Белоснежкой в реальной жизни.
Она вернулась в гостиную без окон. С порога какое-то время смотрела на бесформенную тень, затаившуюся в красновато-золотистой субстанции.
Обстановка гостиной говорила за то, что Виктор частенько приходил сюда, чтобы посидеть в компании существа, заточенного в стеклянный ящик. Если б только мимоходом заглядывал сюда, то не обставил бы гостиную с таким вкусом, не стал бы создавать ощущение уюта.
Эрика закрыла стальную дверь, вернула на место все пять засовов. В конце коридора, ощетинившегося штырями, закрыла вторую дверь, заперла на засовы.
Когда вернулась в библиотеку, а секция полок встала на место, скрыв коридор, обнаружила, что Джоко пришел в себя. Он уже сидел в кресле, ножки не доставали до пола, руки цеплялись за обивку, словно он находился в вагончике «русских горок» и ждал, когда тот понесется вниз.
– Как ты себя чувствуешь, Джоко? – спросила она.
– Заклеванным.
– Это как?
– Будто десять птиц хотят клюнуть тебя в голову, ты стараешься защититься, их крылья бьют по твоим рукам, бьют, бьют, бьют по лицу. Джоко везде чувствует биение крыльев.
– На тебя когда-нибудь нападали птицы?
– Только когда видят меня.
– Это ужасно.
– Такое случается, когда Джоко на открытой местности. И обычно днем, ночью всего лишь раз. Ну, два, если считать летучих мышей птицами.
– В библиотеке есть бар. Может, хочешь что-нибудь выпить, чтобы успокоить нервы?
– У тебя есть отстойная вода с осадком?
– Боюсь, вода у нас только в бутылках и из-под крана.
– Ага. Тогда я выпью виски.
– С содовой?
– Нет, только чуть-чуть льда, пожалуйста.
Едва Эрика успела дать Джоко стакан, зазвонил ее мобильник.
– Только Виктор знает этот номер, – сказала она.
Эрика подумала, что слышит нотку горечи в голосе Джоко, когда тот пробормотал: «Он, кто сделал меня, каким я был», – но, возможно, ей только показалось.
Достала мобильник из кармана слаксов.
– Алло?
– Мы на какое-то время уезжаем из Нового Орлеана, – сообщил ей Виктор. – Мы уезжаем немедленно.
Поскольку ее муж обычно вопросов не терпел, Эрика не стала узнавать, почему они уезжают, просто ответила: «Хорошо».
– Я уже еду на ферму. Ты подъедешь туда на большом внедорожнике, «Мерседесе GL550».
– Да, Виктор. Завтра?
– Не тупи. Я сказал – немедленно. Этой ночью. В течение часа. Возьми вещи на две недели. Пусть тебе поможет кто-нибудь из слуг. Время дорого.
– Мне привезти одежду для тебя?
– На ферме у меня есть все необходимое. Молчи и слушай.
Виктор объяснил ей, как найти большой сейф и что нужно из него взять. Добавил: «Когда выйдешь из дома, посмотри на северо-запад. Небо горит», – и отключил связь.
Эрика закрыла мобильник, постояла, задумавшись.
– Он нагрубил тебе? – спросил из кресла тролль.
– Он… кто он есть, – ответила Эрика. – Подожди здесь, я сейчас вернусь.
Из библиотеки стеклянные двери вели на крытую террасу. Выйдя на нее, Эрика услышала далекий вой сирен.
На северо-западе странная иллюминация подсвечивала низкие облака: пульсирующие, яркие сполохи, яростно-белые, словно призраки, если ты веришь в их существование.
Горящее небо лишь отражало невероятно жаркое и голодное пламя на земле. Там, где ее зачали и она родилась, в «Руках милосердия», бушевал пожар.
Дождь, падающий сквозь листву и на траву лужайки, чуть шипел, как шипит огонь, но сюда ветер не доносил запах дыма. Умытый воздух пах чистотой и свежестью, до нее донесся легкий аромат жасмина и, наверное, впервые за ее короткую, но насыщенную событиями жизнь, Эрика ощутила себя живой.
Она вернулась в библиотеку и села на скамеечку перед креслом Джоко.
– Маленький друг, ты прошел со мной секретным коридором в скрытую от всех комнату и видел все эти засовы на стальных дверях.
– Джоко туда больше не пойдет. Джоко навидался пугающих мест. Теперь он хочет ходить только в хорошие места.
– Ты видел тайную комнату, и стеклянный гроб, и живую бесформенную тень внутри него.
Джоко содрогнулся, глотнул виски.
– Ты слышал, как эта тень говорила из гроба.
Безуспешно попытавшись изменить голос, говорить более грубо и угрожающе, Джоко процитировал: «Ты – Эрика Пятая, и ты – моя», – потом продолжил обычным голосом:
– В стеклянном ящике что-то очень уж страшное для Джоко. Будь у Джоко гениталии, они бы скукожились и отвалились. А так Джоко может только лишиться чувств.
– Помнишь, я привела тебя туда, чтобы задать тебе один вопрос и услышать твое мнение. Прежде чем я спрошу, я должна подчеркнуть, что хочу услышать правдивый ответ. Только правду и ничего, кроме правды.
Тролль встретился взглядом с Эрикой и ответил, пусть и с неохотой:
– Только правду и ничего, кроме правды. Больше Джоко не будет хотеть пи-пи, больше Джоко не будет тошнить. То был прежний Джоко. Тот Джоко уже ушел.
– Хорошо, вот что меня интересует. Мы не знаем, что это за бесформенная тень. Но, судя по тому, что ты видел и слышал, это существо в стеклянном гробу… обычное существо или злобное?
– Злобное! – без запинки ответил тролль. – Злобное, злонамеренное, ядовитое и потенциально очень опасное.
– Спасибо тебе за честность.
– Пустяки.
– Теперь мой второй вопрос, – она наклонилась к Джоко, подождала, пока он встретится с ней взглядом. – Если это существо в стеклянном гробу создано каким-то человеком, задумано, спроектировано и оживлено тем же человеком, как ты думаешь, этот человек хороший… или плохой?
– Плохой, – ответил Джоко. – Плохой, неприятный, противный, отвратительный, гнусный, мерзкий, с которым лучше не иметь никаких дел.
Эрика еще с полминуты смотрела троллю в глаза. Потом поднялась со скамеечки.
– Мы должны покинуть Новый Орлеан и уехать на ферму резервуаров сотворения. Тебе нужна одежда.
– Это единственная одежда у Джоко, – его пальцы теребили клетчатую скатерть, из которой он соорудил саронг. – Она его устраивает.
– Ты будешь ехать по городу, пусть и в «Мерседесе».
– Положи Джоко в багажник.
– Это внедорожник. Багажника у него нет. Я должна найти тебе одежду, в которой ты будешь выглядеть, как самый обычный маленький мальчик.
От изумления лицо Джоко превратилось в еще одну пугающую маску.
– Какой гений может сделать такую одежду?
– Не знаю, – призналась Эрика. – Но, думаю, есть человек, который знает. Гленда. Она ведает закупками. Покупает все, что необходимо для функционирования поместья. Еду, канцелярские принадлежности, постельное белье, униформу для персонала, праздничные украшения…
– Она покупает мыло? – спросил Джоко.
– Да, все, она покупает все.
Он отставил в сторону пустой стакан и хлопнул в ладоши.
– Джоко хочет встретить женщину, которая покупает мыло.
– Это идея не из лучших. Ты останешься здесь, где тебя никто не увидит. Я поговорю с Глендой и посмотрю, что она сможет сделать.
Тролль спустился с кресла.
– Джоко хочет покружиться, покувыркаться или походить на руках. Все равно что.
– Знаешь, что ты можешь сделать? Ты можешь посмотреть, какие книги стоят на полках, и отобрать те, что мы возьмем с собой.
– Я собираюсь тебе читать, – вспомнил он.
– Совершенно верно. Выбери хорошие истории. Книг двадцать.
Тролль двинулся к ближайшим полкам, а Эрика отправилась на поиски Гленды.
У двери в коридор остановилась, посмотрела на Джоко.
– И знаешь, что?.. Также выбери четыре или пять книг, которые немного опасны. И может… одну действительно, действительно опасную.
Глава 53
Мощный двигатель передает вибрацию через каркас автомобиля.
От колес тоже идут вибрации, которые распространяются по всему автомобилю.
Даже на роскошной обивке заднего сиденья эти вибрации пусть чуть-чуть, но ощущаются, возможно, тем, кто создан особенно чувствительным к вибрациям, способен ощущать их даже в состоянии, близком к анабиозу, когда органы чувств приносят минимум информации.
Как и в вибрации мотора-компрессора морозильника, передававшейся на подвешенный мешок, в этих вибрациях Хамелеон не находит ничего приятного или неприятного.
Но его больше не мучает холод.
Не мучает его и беспомощность, потому что теперь он не беспомощный. Он свободен, наконец-то свободен, и это свобода убивать.
В настоящий момент Хамелеона мучает только его неспособность найти МИШЕНЬ. Он засек запахи многих ИСКЛЮЧЕНИЙ, но большинство из них умерли.
Единственную МИШЕНЬ он нашел в лаборатории, но она превратилась в ИСКЛЮЧЕНИЕ за несколько секунд до того, как Хамелеон убил бы ее.
Хамелеон не понимает такой трансформации, и его это раздражает. Его программа ничего подобного не допускает.
Хамелеон может приспосабливаться. Если программа и реальные ощущения расходятся, он может попытаться понять, почему программа неадекватна.
Хамелеону не чужда подозрительность. В лаборатории он продолжил наблюдение за тем, кто трансформировался. Хамелеон узнал лицо человека из прошлого и из фильма. Но, благодаря трансформации, назвал его ЗАГАДКОЙ.
ЗАГАДКА чем-то занимался в лаборатории, бегал туда-сюда. Что-то в лихорадочной деятельности ЗАГАДКИ показалось Хамелеону еще более подозрительным.
В коридоре ЗАГАДКА столкнулся с существом, тоже не отображенным в программе Хамелеона. Огромным, странно двигающимся, не похожим на ИСКЛЮЧЕНИЯ, но пахнущим, как пахнут они.
ЗАГАДКА убежал из здания, а Хамелеон последовал за ним, потому что не находил в здании запаха МИШЕНЕЙ, вот и не видел смысла здесь оставаться.
На пути из здания Хамелеон уловил у ЗАГАДКИ слабый запах МИШЕНИ под запахом ИСКЛЮЧЕНИЯ.
Интересно.
Как только они оказались в машине и какое-то время провели в пути, возбуждение ЗАГАДКИ спало, он стал куда спокойнее, и запах МИШЕНИ медленно исчез.
Остался только запах ИСКЛЮЧЕНИЯ.
И что все это означает?
Хамелеон размышляет над этими событиями.
На заднем сиденье, выглядя точно, как заднее сиденье, Хамелеон ждет, чем все обернется. Он уверен в том, что продолжение последует. Так всегда и бывает.
Глава 54
Эрика позвонила в общежитие Гленде, ведающей всеми закупками, и попросила немедленно встретиться с ней в столовой для персонала. Столовая находилась на втором этаже южного крыла. Войти в нее можно было как из южного коридора, так и снаружи, через отдельный вход.
Через несколько минут Гленда вошла в столовую через дверь отдельного хода. Зонтик оставила за дверью.
– Да, миссис Гелиос, что вам угодно?
Одетая в тренировочный костюм, эта крепкого сложения Новая женщина привыкла к поднятию тяжестей. Закупками в поместье занималась только она, причем не только ходила по магазинам, но привозила все товары и раскладывала по полкам.
– Прошло чуть больше суток с того момента, как я вышла из резервуара сотворения, поэтому информация, полученная методом прямой загрузки, еще не дополнена достаточным жизненным опытом. Мне нужно кое-что купить, прямо сейчас, ночью, и я надеюсь, что ваши знания о магазинах окажутся полезными.
– Что вам нужно, мэм?
В уме Эрика список уже составила.
– Одежда для мальчика. Туфли, носки, брюки, рубашки. Полагаю, нижнее белье. Легкая куртка. Какая-то кепка. Мальчик ростом примерно четыре фута, весит пятьдесят или шестьдесят фунтов. Ах да, у него большая голова, достаточно большая для мальчика, поэтому и кепка нужна соответствующая. Можете вы достать все это немедленно?
– Миссис Гелиос, позволите спросить…
– Нет, – прервала ее Эрика, – не позволю. Все это просит привезти Виктор. Я никогда не спрашиваю Виктора, какой бы странной ни казалась его просьба, и никогда не буду спрашивать. Нужно мне объяснять вам, почему я никогда не задаю таких вопросов моему мужу?
– Нет, мэм.
Прислуга знала, что Эрику бьют, и им не разрешено отключать боль.
– Я подумала, что вы и так все понимаете, Гленда. Мы все идем по тонкому льду, что служанка, что жена.
Гленду смутили ее слова. Она не привыкла к такой открытости.
– В столь поздний час все магазины, торгующие детской одеждой, закрыты. Но…
– Да?
Страх появился в глазах Гленды, на ранее спокойном лице теперь читалась тревога.
– В доме есть много одежды для мальчиков и девочек.
– Здесь? Но детей-то в доме нет.
– Вы не должны никому это говорить, – голос Гленды упал до шепота.
– Говорить что? Кому?
– Ничего не говорите… мистеру Гелиосу.
Эрика решила продолжить разыгрывать карту подвергающейся побоям жены.
– Гленда, меня бьют не только за мои недостатки, но и по любому поводу, который найдется у моего… создателя. И я совершенно уверена, что меня изобьют, если я принесу плохую весть. Так что от меня он ни о каких секретах не узнает.
Гленда кивнула.
– Пойдемте со мной.
На первом этаже в южном крыле находились кладовые. В самой большой, площадью восемнадцать на двадцать футов, где поддерживалась низкая температура, хранились дорогие меховые изделия из норки, горностая, арктической лисы… Виктор не относился к сторонникам движения, требующего запретить использование натурального меха в одежде. Он отдавал предпочтение другому движению – античеловеческому.
Помимо стойки с шубами, в комнате хватало и различных шкафов, в которых лежали и висели вещи, не уместившиеся в достаточно просторной гардеробной Эрики, примыкающей к хозяйской спальне. Поскольку жены Виктора не отличались даже в мелочах, он мог не покупать каждой новый гардероб. Но при этом хотел, чтобы жена всегда выглядела стильно, поэтому в этом гардеробе постоянно появлялись обновки.
Из нескольких ящиков в самом дальнем углу Гленда начала доставать различную детскую одежду – для мальчиков и для девочек.
– Откуда все это взялось? – спросила Эрика.
– Миссис Гелиос, если он об этом узнает, то убьет Кассандру. Это единственное, что делает ее счастливой и делает счастливыми нас, – ее тайная жизнь. Она дает надежду всем нам.
– Вы знаете, я плохую новость сообщать Виктору не буду.
Гленда закрыла лицо полосатой рубашкой на трех пуговичках с короткими рукавами.
На мгновение Эрика подумала, что женщина плачет: рубашка тряслась в ее руках, плечи подрагивали.
На самом деле Гленда глубоко вдохнула, словно хотела ощутить запах мальчика, который носил эту рубашку, и когда подняла голову, на ее лице читалось блаженство.
– Последние пять недель Кассандра по ночам тайком уходила из поместья, чтобы убивать Старых детей. Кассандра, прачка.
– Понимаю, – кивнула Эрика.
– Не могла больше ждать, когда ей разрешат убивать. Остальные… мы восхищались ее решимостью, силой духа, но не могли заставить себя последовать ее примеру.
– А… тела?
– Кассандра приносила их сюда. Чтобы мы могли разделить ее радость. А потом мусорщики, которые забирали на свалку другие тела, увозили и трупы детей, не задавая вопросов. Как вы и сказали… мы все идем по тонкому льду.
– Но одежду вы сохраняли.
– Вы знаете, какое у нас общежитие. Ни дюйма свободного пространства. Но мы не могли заставить себя избавиться от детской одежды. Иногда достаем ее, приносим в общежитие, играем с ней. И это удивительно, миссис Гелиос, думать о мертвых детях и слушать рассказы Кассандры о том, какими способами она их убивала. Это самое лучшее, что у нас есть и когда-либо было.
Эрика уже знала, что в ней происходят какие-то очень серьезные изменения, потому что от истории Гленды у нее по коже побежали мурашки, потому что ей даже расхотелось одевать бедного, милого тролля в одежду умерщвленных детей. Да и замена в мыслях слова «мертвых» на «умерщвленных» указывала на революцию в ее сознании.
Она разрывалась между жалостью к Кассандре и Гленде, ужасом от того, что Кассандра охотилась на самых беззащитных из Старых людей, и состраданием к умерщвленным, хотя, согласно программе, ей полагалась испытывать к ним только зависть, злость и ненависть.
Своими действиями по отношению к Джоко она пересекла условную черту, проведенную Виктором на тонком льду. Странная дружба между ней и этим маленьким человечком, возникшая и так быстро окрепшая, определенно выходила за рамки разрешенного ей эмоционального спектра. И, конечно же, она видела в этом нарушение функционирования, аналогичное тому, что случилось у Уильяма, дворецкого, и у Кристины.
Она, в отличие от других, могла испытывать сострадание, унижение, стыд, но лишь для того, чтобы Виктор мог получать большее наслаждение от ее боли и страданий. Но Виктор не хотел, чтобы эти более нежные эмоции Эрики растрачивались на кого-то, кроме него, чтобы кто-то еще отвечал на них благодарностью, а не презрением и жестокостью, как он.
– Возвращайтесь в общежитие, – велела она Гленде. – Я выберу нужное, а остальное уберу.
– И ничего ему не скажете?
– И ничего ему не скажу, – подтвердила Эрика.
Гленда уже начала поворачиваться к двери, когда спросила:
– Вы думаете, возможно?..
– Возможно что, Гленда?
– Вы думаете, возможно… конец близок?
– Вы говорите про конец Старой расы, полный и окончательный, про убийство их всех?
Гленда на мгновение встретилась с Эрикой взглядом, потом подняла к потолку блестевшие от слез глаза. Заговорила осипшим от страха голосом:
– Должен же быть конец всему этому, вы понимаете, действительно должен быть.
– Посмотрите на меня, – попросила Эрика.
Повинуясь заложенной в ней программе, Гленда вновь встретилась взглядом со своей хозяйкой.
Подняв руку, Эрика пальцами вытерла слезы с лица женщины.
– Не надо бояться.
– Это все от ярости. Ярость полностью вымотала меня.
– Конец придет скоро, – пообещала Эрика.
– Вы знаете?
– Да. Очень скоро.
– Как? Какой конец?
– В большинстве случаев не все концы желаемые, но в этом… подойдет любой конец. Вы согласны?
Гленда чуть заметно кивнула.
– Могу я сказать остальным?
– Им это поможет?
– Да, мэм. Жизнь всегда была тяжелой, мэм, но в последнее время стала невыносимой.
– Тогда, конечно же, скажите им.
Гленда взглядом попыталась выразить благодарность, которую испытывала. Она же и нарушила затянувшуюся паузу:
– Я не знаю, что им сказать.
– Никто из нас этого не знает, – ответила ей Эрика. – Такими уж мы созданы.
– До свидания, миссис Гелиос.
– До свидания, Гленда.
Женщина ушла, а Эрика на мгновение закрыла глаза, чтобы не видеть всей этой одежды, что лежала на полу вокруг нее.
Потом открыла глаза, опустилась на колени.
Выбрала то, что могло подойти ее другу.
Одежда умерщвленных все равно оставалась одеждой. И если мир не являл собой бессмысленный хаос, как говорил Виктор, если в нем было хоть что-то святое, конечно же, эти скромные вещи, которые носили замученные невинные, могли не только помочь ее другу сойти за человека, но и обеспечили бы ему защиту высших сил.
Глава 55
Читать бесплатно другие книги:
