Мертвый и живой Кунц Дин

Глава 61

На душе у Виктора скребли кошки, но при этом он сидел в «Мерседесе S600», лучшем автомобиле мира. Его костюм стоил больше шести тысяч долларов, часы – больше ста тысяч. Он прожил 240 лет, большую их часть – в роскоши, никто в истории человечества не мог похвастать таким количеством достижений, побед, триумфов. Хватало в его жизни и приключений, и волнительных событий. Познал он и сладость власти. Оценивая сложившуюся ситуацию и отдавая себе отчет в том, что вскоре может умереть, Виктор обнаружил, что судьбоносное решение, которое ему предстояло принять, дается ему гораздо легче, чем он ожидал. Ему не оставалось ничего другого, как пойти на крайние меры, потому что если бы он умер, мир понес бы невосполнимую утрату.

Он был слишком умен, чтобы умереть.

Без него будущее человечества выглядело бы слишком уж тусклым. Шанс установить порядок в бессмысленной Вселенной умер бы вместе с ним, и хаос мог править и править, до скончания веков.

Виктор воспользовался установленным в салоне телефоном, который активировался голосом. Позвонил в общежитие обслуги своего особняка в Садовом районе.

Трубку взяла Бета по имени Этель, и Виктор велел ей немедленно позвать к телефону Джеймса. Джеймс занимал третью ступеньку в иерархии персонала особняка, после Уильяма и Кристины, которые уже умерли. Ему предстояло занять место дворецкого. Если бы не навалившиеся события последних двадцати четырех часов, Виктор еще вчера объявил бы Джеймсу о его новом назначении.

Когда Джеймс взял трубку, Виктор сразу же сообщил ему о повышении и затем дал первое поручение новоиспеченному дворецкому.

– И запомни, Джеймс. Все инструкции, только что полученные от меня, необходимо выполнить в точности. От дворецкого я жду совершенства во всем, что он делает, а тут – в особенности.

Оставив зонтик на террасе и тщательно вытерев обувь тряпкой, которую он для этого и принес, Джеймс вошел в дом через дверь черного хода в конце северного коридора.

С собой он нес таинственный предмет, от которого не мог оторваться два последних часа, – хрустальный шар.

Пройдя в библиотеку, как и велел мистер Гелиос, он осторожно опустил шар на сиденье кресла.

– Ты здесь счастлив? – спросил он.

Шар не ответил.

Нахмурившись, Джеймс перенес его в другое кресло.

– Лучше, – сообщил ему шар.

Когда хрустальный шар впервые заговорил с ним, двумя часами ранее, Джеймс занимался своими делами, сидел у кухонного стола на кухне, втыкал в руку вилку и наблюдал, как ранки заживают. Тот факт, что заживали ранки быстро, не оставляя шрамов, давал ему основание верить, что все у него будет хорошо, хотя большую часть дня он чувствовал себя скверно.

– Я знаю путь к счастью, – вот что прежде всего сообщил ему хрустальный шар.

Конечно же, Джеймс тут же выразил желание узнать этот путь.

С того момента хрустальный шар поведал Джеймсу много всякого и разного, по большей части непонятного.

Вот и сейчас он изрек: «Посоленный или нет, нарезанный ломтиками или кубиками, выбор за тобой».

– Можем мы вернуться к счастью? – спросил Джеймс.

– Воспользуйся ножом и…

– И чем? – спросил Джеймс.

– И вилкой.

– Что мне делать с ножом и вилкой?

– Если чистить.

– Ты несешь чушь, – в голосе Джеймса слышались обвиняющие нотки.

– Ложкой.

– Что ложкой?

– Если резать пополам и не чистить.

– А где путь к счастью? – взмолился Джеймс, потому что он боялся требовать ответа, чтобы не оскорбить хрустальный шар.

– Длинный, узкий, извилистый, темный, – сообщил шар. – Путь к счастью чертовски сложен.

– Но я могу ступить на него, так? Даже такой, как я?

– Ты действительно хочешь счастья? – спросил шар.

– Не то слово. Пусть не навсегда. Пусть на какое-то время.

– Другой твой выбор – безумие.

– Счастье. Я выбираю счастье.

– Йогурт подойдет. Мороженое тоже.

– Для чего?

Шар не ответил.

– Мне очень плохо, – молил Джеймс.

Молчание.

– Подожди здесь, – раздраженно бросил Джеймс. – Сейчас вернусь. Должен кое-что сделать для мистера Гелиоса.

Он нашел спрятанный переключатель, секция книжных полок повернулась, открыв секретный коридор.

Джеймс взглянул на шар, который лежал на сиденье кресла. Иногда он не выглядел как хрустальный шар. Иногда он выглядел, как желтая круглая дыня. Например, сейчас.

Шар становился хрустальным, когда обретал магическую силу. Джеймс боялся, что магия может уйти из него и больше никогда не вернуться.

По секретному коридору Джеймс подошел к первой стальной двери, вытащил все пять засовов, как его и проинструктировали.

Когда открыл дверь, увидел еще один коридор, каким его описал мистер Гелиос: медные штыри слева, стальные – справа. Низкое, зловещее гудение.

Вместо того чтобы идти дальше, Джеймс побежал назад, нажал кнопку, поворачивающую секцию книжных полок, поспешил к шару.

– Это путь к счастью? – спросил он.

– Некоторые люди добавляют немного лимона, – ответил хрустальный шар.

– Добавляют немного лимона куда?

– Ты знаешь, в чем твоя проблема?

– В чем моя проблема?

– Ты ненавидишь себя.

На это Джеймс ответить ничего не мог.

Вернулся в коридор за потайной дверью, но на этот раз взял с собой хрустальный шар.

Виктор попросил Джеймса позвонить, как только тот завершит порученное ему дело. Попеременно глядя то на дорогие наручные часы, то на часы приборного щитка своего великолепного седана, он думал о том, что его новый дворецкий мог бы все сделать и побыстрее. Несомненно, потрясенный повышением и осознавая, что теперь он будет чаще общаться со своим создателем, Джеймс, конечно же, старается все сделать в лучшем виде, осторожничает, на что уходит время.

Ожидая звонка дворецкого, Виктор вновь почувствовал, что в «Мерседесе» он не один. На этот раз он даже посмотрел на заднее сиденье, заранее зная, что увидит его пустым.

Он знал, почему нервничает. Пока Джеймс не справится с поручением, Виктор оставался смертным, и мир, в случае его смерти, лишался славного будущего, которое мог сотворить только он. После доклада дворецкого о выполнении порученного дела Виктор мог спокойно ехать на ферму, встретиться лицом к лицу с любой угрозой, поджидающей его там, в полной уверенности, что будущее все равно будет принадлежать ему.

Глава 62

Хамелеон подозревает обман.

Вновь ЗАГАДКА пахнет, как МИШЕНЬ и как ИСКЛЮЧЕНИЕ одновременно. Запах ИСКЛЮЧНИЯ гораздо сильнее, чем запах МИШЕНИ, но второй запах определенно присутствует.

Автомобиль какое-то время стоит на месте. Однако ЗАГАДКА не выходит из него. Молча сидит за рулем.

Наконец ЗАГАДКА кому-то звонит. Хамелеон слушает, не слышит ничего изобличающего.

Но ЗАГАДКА говорит о потайных дверях и коридорах, о секретной комнате. Все это предполагает, но не доказывает ничего плохого.

Хамелеон исходит из того, что ИСКЛЮЧЕНИЯ на что-то плохое не способны. Но его программа на сей счет прописана недостаточно четко.

Ему разрешено действовать на основе допущений, но это должны быть первоклассные допущения, логически безупречные, подтвержденные четырьмя или пятью вескими доводами. Это допущение на первоклассное не тянет.

Хамелеону ведомо нетерпение. Между убийствами прошло слишком много времени.

Он хорошо помнит три убийства. Все случились на этапе тестирования.

И какое острое он испытывал наслаждение! Хамелеон знает слово, которым обозначается наслаждение, доставляемое убийством: оргазм.

Все его тело содрогается. При оргазме Хамелеон как никогда ощущает все свое тело, и при этом, что странно, как бы выходит из тела на минуту или две, не чувствует тела – только наслаждение.

После телефонного звонка ЗАГАДКА вновь сидит молча.

Хамелеон долгое время провел в холоде. Долгое время находился в полимерном мешке.

Теперь ему тепло.

Под приятным запахом разъяряющий запах.

Хамелеон жаждет оргазма. Хамелеон жаждет оргазма. Хамелеон жаждет оргазма.

Глава 63

В глубинах свалки Карсон, Майкл и Девкалион следовали по тоннелю за рабочими и воскрешенными Альфами. Путь их лежал к ферме резервуаров сотворения. Впереди стены тоннеля отражали свет факелов и масляных ламп. Позади, поскольку они замыкали процессию, их подпирала чернильная тьма.

Воскреситель далеко их обогнал. Возможно, уже находился в главном корпусе фермы.

Карсон темнота за спиной не тревожила. Она знала, что во владениях нового, такого странного союзника все они в полной безопасности.

– Телепатически Воскреситель транслирует свою внутреннюю природу, с тем чтобы закрыть от нас истинную внешность, поскольку большинство людей, увидев его, никогда не поверят, что это мирное существо.

Как и Карсон, Майкл и Девкалион с подозрением отнеслись к телепатически транслируемому образу и тоже увидели, каков Воскреситель на самом деле. Девкалион – дважды, один раз сияние меркло секунд на тридцать.

Майкл, как и Карсон, лицезрел Воскресителя лишь мгновение. Но, несмотря на склонность к цинизму, не сомневался, что Существу можно полностью доверять, и оно – их верный союзник. «Иначе оно могло убить нас всех, такое оно огромное и сильное».

– Никто из рабочих свалки не может заглянуть за этот маскировочный экран или даже заподозрить его существование, – продолжил Девкалион. – Я сомневаюсь, что и у Альф, Эрики Четвертой и остальных, есть такие подозрения. Они и Воскреситель – одной плоти, разработанной Виктором для Новых людей. Возможно, по этой причине они более восприимчивы к телепатическим сигналам Воскресителя.

– Я тоже восприимчив, – откликнулся Майкл. – У меня такое ощущение, что я в приемной Рая дружески беседую с архангелом, ожидая вынесения решения.

– Почему это существо… так выглядит? – спросила Карсон.

– Едва ли Виктор хотел, чтобы оно так выглядело. Физиологически – это результат неудачного эксперимента. Но с разумом, с намерениями у него все в порядке.

Тоннель вышел за пределы свалки. Утрамбованный мусор резко сменился землей. Но блестящий материал, формирующий периметр тоннеля, остался.

Воскреситель удивлял своим трудолюбием.

– Он действительно приедет? – спросила Карсон.

– Обязательно, – заверил ее Девкалион.

– Но Эрика Четвертая говорит, что звонила ему дважды. Он знает, что она где-то здесь, ожившая. Он знает, что происходит что-то беспрецедентное.

Когда Девкалион посмотрел на Карсон, в его глазах пульсировали отголоски древней грозы.

– Он все равно приедет. Он слишком много вложил в новую ферму, она должна дать первый урожай менее чем через двадцать четыре часа. «Рук милосердия» больше нет, поэтому новую лабораторию ему проще всего создавать здесь. Он высокомерен и до безумия уверен в себе. Не забывай о гордости, которая движет им. Возможно, во всей земной истории есть лишь один пример гордыни большей, чем у Виктора.

Может, так подействовал избыток кофеина, может, недостаток сна в сочетании с таблетками «Ноу-Доз» составили гремучую смесь, стимулирующую мозг. Какой бы ни была причина, но в Карсон начала нарастать новая тревога. Она не считала себя ни ясновидящей, ни цыганкой, способной одним глазком заглянуть в будущее, но интуиция вдруг предупредила: даже если Виктор умрет в ближайшие несколько часов, мир, который он хотел создать, ничем не отличался бы от мира, о котором мечтали многие, мира, где ставился крест на исключительности индивидуума, где массы являли собой отряды автоматов, служащих неприкасаемой элите, где плоть стоила дешево. И даже если бы Виктор получил по заслугам и обрел вечный покой на свалке, им, Карсон и Майклу, предстояло жить в мире, еще более враждебном к свободе, человеческому достоинству, любви.

Когда они добрались до дыры, пробитой в бетонной стене, и вошли в подвал главного корпуса фермы, Девкалион повернулся к ним.

– Когда я первый раз увидел Воскресителя, до вашего прихода, он сказал мне… точнее, дал мне понять свойственным ему методом общения без слов… что этой ночью его ждет смерть, здесь или на свалке.

Майкл покачал головой.

– Видимо, нашей стороне сегодня не победить.

– Или это Существо знает, что ради победы необходима жертва, – привел свою версию Девкалион.

Глава 64

Синий сканирующий луч прошелся по Джеймсу, дал добро и отключил подачу электричества на торчащие из стен штыри, которые могли бы изжарить незваного гостя.

С хрустальным шаром в руке Джеймс подошел ко второй стальной двери. Положил шар на пол, вытащил пять засовов из гнезд в дверной раме.

– Попробуй ветчину, – предложил хрустальный шар.

– Ветчину?

– Она сочетается.

– С чем?

– Я знаю путь к счастью, – ответил хрустальный шар.

– Тогда скажи мне, – раздраженно бросил Джеймс.

– Толщиной с папиросную бумагу.

– Это ты про что?

– Подается ломтиками толщиной с папиросную бумагу.

Стальная дверь открылась. Входить в викторианскую, без окон, гостиную Джеймсу запретили. Уходя, велели оставить стальные двери открытыми.

Он выполнил все в точности, хотя в голове у него царил сумбур.

В любом случае, комната эта совершенно его не интересовала. Кому нужна какая-то комната, если до счастья рукой подать.

Хрустальный шар молчал, пока они возвращались в библиотеку.

Джеймс подошел к письменному столу, снял трубку со стоящего на нем телефонного аппарата и позвонил мистеру Гелиосу, чтобы доложить, что поручение выполнено в полном соответствии с полученными инструкциями.

Как только Джеймс положил трубку, хрустальный шар подал голос:

– Ты не создан для счастья.

– Но если ты знаешь путь…

– Я знаю путь к счастью.

– Тогда почему не скажешь мне?

– Также сочетается с сыром, – ответил хрустальный шар.

– Значит, я недостоин счастья. Так?

– Ты – всего лишь мясная машина.

– Я – человек, – возразил Джеймс.

– Мясная машина. Мясная машина.

В ярости Джеймс швырнул хрустальный шар на пол, где он разлетелся, расплескав склизкие желтые семечки и обнажив оранжевую мякоть.

Какое-то время Джеймс, ничего не понимая, смотрел на разбитую дыню.

Когда поднял голову, увидел книгу, забытую кем-то на письменном столе. «Тролли в литературе». Взял ее с намерением поставить на место.

– Я знаю путь к счастью, – сообщила ему книга.

– Пожалуйста, скажи мне, – голос Джеймса переполняла возродившаяся надежда.

– Ты заслуживаешь счастья?

– Я уверен, что заслуживаю. Почему я не должен его заслуживать?

– На то могут быть причины.

– Все заслуживают счастья.

– Не все, – возразила книга, – но давай поговорим об этом.

Глава 65

«GL550» мчался на север, а Джоко надеялся на новую встречу с оленями. И пока надеялся, думал о разном.

Иногда Джоко думал о чем-то важном. Обычно с двухминутными интервалами. Между какими-то действиями.

К примеру, думал, почему что-то уродливое, а что-то – нет. Может, если бы все было прекрасным, то и мир бы переменился.

Люди вот смотрят на одно, восторгаются этим. Потом видят другое и избивают палками.

А может, в жизни необходимо разнообразие. Если всем восторгаться, станет скучно. И бить все палкой – тоже скучно.

Лично Джоко полагал, что он бы не заскучал, если бы ему пришлось всем восторгаться.

Иногда Джоко думал о том, почему у него нет половых органов. Все, что было у Джоко, так это забавная штучка, чтобы писать. Не половые органы. Штучку эту он называл пипкой. К счастью, она утягивалась внутрь, когда не использовалась.

Если бы оставалась на виду, безумного пьяницу вырвало бы, когда он бы ее увидел.

Об одном Джоко старался не думать. О том, почему он такой один. Единственный. От таких мыслей становилось очень уж грустно.

Но Джоко все равно об этом думал. Не мог избавиться от этих мыслей. Они вращались и вертели сальто, как Джоко.

Может, поэтому у него и не было половых органов. Они же ни к чему, если таких, как ты, больше нет.

Со всеми этими мыслями Джоко исподтишка поглядывал на Эрику.

– Ты думаешь о чем-то важном?

– Например?

– Например… о том, чего у тебя нет.

Эрика долго молчала. Джоко уже решил, что опять ляпнул что-то глупое.

– Иногда я думаю, каково это – быть матерью, – наконец ответила она.

Джоко сжался в комок.

– Джоко сожалеет. Сожалеет, что спросил. Это так больно. Не думай об этом.

– И каково это – быть матерью? Я никогда не узнаю.

– Почему никогда?

– Потому что такой я сделана. Чтобы меня использовали. Не для того, чтобы любили.

– Ты была бы прекрасной матерью, – заверил ее Джоко.

Она промолчала. Смотрела на дорогу. Дождь на дороге, дождь в глазах.