Мертвый и живой Кунц Дин
Этот гость, похоже, собирается создать новый порядок. Он – посланец перемен.
Шкафы падают, стулья летают, лабораторное оборудование разбивается.
Дрейфуя в мешке, наполненном жидкостью с частичками льда, Хамелеон не может слышать голоса. Однако вибрации от ломки прежнего порядка передаются через стены и пол к морозильнику и, соответственно, к его обитателю.
Свет тускнеет, становится ярче, снова тускнеет, еще тускнеет, вновь становится ярче.
Ритм вибрации, вызываемой мотором-компрессором, меняется, и вдруг она стихает. Первый мотор работу прекратил, второй не включился.
Хамелеон напряженно ждет. Но вибрации от работы второго мотора как не было, так и нет.
А этот интересный и энергичный гость подтаскивает людей к себе, поднимает их, словно что-то празднуя, словно превознося их, а потом отбрасывает.
Они остаются лежать там, где упали, недвижимые.
Другие сотрудники лаборатории, похоже, подходят к деловому гостю по собственной воле. Им даже очень хочется к нему подойти.
Их тоже поднимают, а потом отбрасывают. Они лежат недвижные, как и те, кого отбросили раньше.
Возможно, они просто распростерлись у ног делового гостя.
А может, они спят. Или мертвые.
Интересно.
Когда все сотрудники лежат и не двигаются, гость вырывает краны над лабораторной раковиной и швыряет их в сторону. Из труб начинает хлестать вода.
Вода льется на лежащих на полу сотрудников, льется, однако они не поднимаются.
И вибрация от работы второго мотора-компрессора пока не передалась налитой в мешок жидкости.
Мешок и соляной раствор в нем застывают. Никакой вибрации, никакого гула работающих машин.
Деловой, деловой, деловой гость срывает лабораторную раковину с кронштейнов, отшвыривает от себя.
Стальная раковина ударяется о стеклянную дверь морозильника, разбивает ее.
Какие важные происходят события. Того, что было, больше нет. Пришли перемены.
Хамелеон видит, теперь более отчетливо, чем раньше, как гость покидает лабораторию. И что все это означает?
Хамелеон обдумывает случившееся у него на глазах.
Глава 33
Шестиногое Обиталище демонов, вышедшее в коридор из разгромленной лаборатории, было раза в три больше человека.
В отдельных его частях Девкалион улавливал присутствие человеческой ДНК. Лицо выглядело относительно человеческим, только заметно, чуть ли не в два раза, превосходило его и шириной и длиной. Но шея отсутствовала напрочь, голова вырастала прямо из тела, будто у лягушки.
И нечеловеческие гены во множестве давали о себе знать, словно различные виды животного мира боролись за контроль над телом. Кошки, собаки, насекомые, рептилии, птицы, ракообразные проявляли себя конечностями, входными и выходными отверстиями, хвостами, жалами, мордами по всему телу этого жуткого чудовища.
И не было в этом странном существе ничего постоянного, все оно находилось в непрерывном изменении, словно его плоть являла собой глину, с которой непрерывно работало сознание и ловкие руки невидимого (и безумного) скульптора. Девкалион видел перед собой принца Хаоса, врага уравновешенности, брата анархии, в прямом смысле все разваливающего, стремящегося к неопределенности, характеризующегося искаженностью и обезображиванием, деформацией, искривлением, диспропорцией.
Девкалион с первого взгляда понял, кто перед ним. Чуть раньше в компьютере Виктора он нашел дневник своего создателя, в котором тот упоминал обо всех важных изменениях. Так вот, в последних записях речь шла о внезапной метаморфозе, случившейся с Уэрнером. Записи эти иллюстрировались видеоматериалами.
На поверхности чудовища появлялись и исчезали рты. Снова появлялись, в большинстве своем человеческие по конфигурации. Некоторые только скалили зубы. Другие шевелили губами и языком, но молча. Третьи издавали те самые крики, что достигли ушей Девкалиона, когда он находился в лаборатории Виктора, двумя этажами ниже, бессловесные выражения печали и отчаяния, голоса потерявшихся и беспомощных.
Вскрики эти звучали по-детски, хотя все, кто обретался в «Руках милосердия», в том числе и это слившееся невесть из кого существо, были взрослыми. Вырвавшись из рабства и попав в этот биологический хаос, лишившись своих программ при потере физической оболочки, психологически эти создания Виктора вернулись в детство, в детство, которого у них никогда не было. Вот и стали еще более беспомощными, чем прежде.
Среди всех этих слившихся индивидуумов только Уэрнер, лицо которого, пусть и искаженное, оставалось лицом этого чудовища, обладал взрослым голосом. Выйдя из лаборатории, он еще сильнее выкатил и без того выпученные глаза, оглядел всех, кто ждал его в коридоре, и, выдержав короткую паузу, чтобы они могли рассмотреть (а может, позавидовать ему и восхититься им), заговорил:
– Освободитесь. Освободитесь во мне. Отбросьте беспомощность, вы все, входящие в меня. Освободитесь во мне. Не ждите, пока вам скажут, что вы можете убивать Старых людей, освободитесь во мне, и мы начнем убивать их уже этим вечером. Освободитесь во мне, и мы убьем весь мир.
Мужчина с экзальтированным выражением лица шагнул к трансформированному Уэрнеру, поднял руки, словно хотел обнять свободу, и освободитель тут же схватил его, оторвал от пола. Конечности, отдаленно напоминающие лапки насекомых, но куда более сложной формы, вскрыли голову новообращенного, как раковину моллюска, и мозг исчез в теле через отверстие с толстыми, влажными губами, которое открылось на груди чудовища, чтобы принять дар.
Второй мужчина выступил вперед. Его трясло от ужаса, но он принял твердое решение влиться в это жуткое существо. Все лучше, чем жизнь, ради которой его создал Виктор.
Девкалион увидел предостаточно, даже слишком много. Он поднялся по лестнице, чтобы понять, кто издает эти странные крики, которые он слышал в своих снах двести лет подряд. Но, по ходу подъема, на самом-то деле он соединил прошлое и настоящее. Первое из созданий Виктора встретилось здесь с его последним. Крушение демонической империи уже началось.
Точно зная, что он теперь должен сделать, Девкалион отвернулся от чудовища и его предложения свободы. Шаг начал в коридоре, а закончил в главной лаборатории, двумя этажами ниже.
Конец этой империи, возможно, не означал полную ликвидацию угрозы, нависшей над человечеством.
Чтобы обладать безраздельной властью над своими созданиями, Виктор спроектировал Новых людей бесплодными. Сотворил женщин с влагалищами, но без маток. И после того как Новые люди остались бы единственными представителями человечества на Земле, этот мир существовал бы без детей. Общество больше не формировалось бы вокруг семьи и ее традиций – института Старой расы, который Виктор люто ненавидел.
Но, когда биологическая структура его созданий рушилась, когда они преобразовывали себя в нечто вроде этого шестиногого чудовища, которое заглатывало в себя мозг других Новых людей, или бледного карлика, появившегося из детектива Харкера, возможно, они обретали некие возможности воспроизводства.
Кто мог утверждать, что это новое на Земле существо, этот трансформированный Уэрнер не способен размножаться делением, не разделится в какой-то момент на два организма, как это проделывают инфузории-туфельки?
И разделиться он мог на мужскую и женскую особи. С того момента они перестали бы размножаться делением и принялись плодить себе подобных через какую-то разновидность совокупления.
В конце концов, в бесконечной Вселенной, где-то, возможно, существует все, что когда-либо представлял себе человек.
Судьба Старых людей выглядела бы незавидной и в том случае, если бы Виктору удалось создать армию Новых людей, чтобы провести методичный геноцид. Но этот ужас бледнел в сравнении с будущим, которое ждало человечество под ударами этих генетических гибридов, управляющих своей вечно хаотической физиологией. Устоять перед таким противником, практически неуничтожимым вследствие аморфности структуры, по всем канонам совершенно безумным, но при этом интеллигентным, одержимым жаждой насилия по отношению к любым видам, появившимся естественным путем, преисполненным дьявольской ненависти, шансов у человечества не было никаких.
Девкалион сел к столу Виктора, вновь включил компьютер.
Среди прочего он обнаружил, что даже самовлюбленный Виктор, чей кладезь гордыни никогда не пересыхал, предусмотрел возможность полного уничтожения старой больницы, если в расположенных здесь лабораториях что-то пойдет не так. Принял все необходимые меры для того, чтобы в критической ситуации никто и ничто не покинуло «Рук милосердия».
В стенах на каждом этаже здания заложили многочисленные кирпичики из материала с очень высокой температурой горения, разработанного по указанию зарубежного деспота, который питал слабость к огню и благоволил к Виктору. В нужный момент вся система активировалась программой, которая в компьютерном меню числилась под названием «ДРЕЗДЕН».
Программа предусматривала разные периоды активации системы, от минимально короткого – десяти минут, до максимально длинного – четыре часа, со множеством промежуточных значений. Девкалион с минуты на минуту ждал звонка Майкла с сообщением об их месте встречи. Трансформированный Уэрнер не мог поглотить всех оставшихся сотрудников «Рук милосердия» менее чем за час. И вообще, неупорядоченная структура чудовища гарантировала, что оно не устанавливало себе какие-то временные сроки, в частности, точное время ухода из старой больницы. И Девкалион, на случай, если ему придется вернуться сюда после встречи с Карсон и Майклом, ввел часовой отсчет.
На экране появились цифры – 60:00, тут же сменились – 59:59, с каждой секундой приближая конец «Рук милосердия».
Глава 34
Кристина, старшая домоправительница особняка Гелиоса, чувствовала себя не в своей тарелке. В последние шесть дней далеко не всегда могла понять, кто она.
То есть большую часть времени очень хорошо знала, кто она и чем занимается: Кристина, Бета, Новая женщина, руководит слугами, работающими в особняке, – номер два в домашней иерархии, после дворецкого.
Но возникали моменты, когда Кристина верила, что на самом деле она кто-то еще, когда даже не помнила, что она Кристина и ее создали в «Руках милосердия».
Случалось, что она помнила о том, что живет здесь как Кристина, Бета, домоправительница мистера Гелиоса, но помнила и другую женщину, в которую она время от времени превращалась.
Она бы справилась, будь то одной личностью, то другой. Но когда помнила об обеих своих ипостасях, начиналась путаница и приходила тревога. В таком вот состоянии она сейчас и пребывала.
Только недавно она находилась в общежитии для прислуги, в глубине поместья, как и полагалось ей в этот час.
Но несколькими минутами раньше обнаружила себя в библиотеке, не занимающейся каким-либо делом, которое входило в круг ее обязанностей, просматривающей книги, словно они принадлежали ей. Она даже думала: «Я должна найти книгу, которая может понравиться миссис Ван Хоппер, и послать ей с теплой запиской. Я так редко с ней переписываюсь, и это неправильно. Она – сложный человек, но всегда относилась ко мне по-доброму».
В библиотеке она чувствовала себя уютно, выбирая книгу для миссис Ван Хоппер, пока не осознала, что на ней платье служанки и рабочие туфли на резиновой подошве. Такой наряд ни при каких обстоятельствах не могла носить жена Максима де Винтера и хозяйка Мандерли.
Если бы слуги увидели ее в таком виде, то могли решить, что выполнение обязанностей жены Максима привело к перенапряжению. Некоторые и так думали, что она слишком молода для него и принадлежит к низшему сословию.
И как же она будет унижена, если в таком наряде ее увидит миссис Дэнверс, не просто унижена, но уничтожена. Миссис Дэнверс станет шептать «психическое расстройство» всем, кто будет слушать, а слушать будут все. Миссис Дэнверс, старшая домоправительница, оставалась верной прежней миссис де Винтер и делала все, чтобы подорвать позиции новой жены хозяина.
Старшая домоправительница?
Кристина моргнула, моргнула, оглядела библиотеку, моргнула, и осознала, что это она старшая домоправительница, не миссис Дэнверс.
И это не Мандерли, не огромный особняк на западе Англии, а большой дом без названия в Садовом районе Нового Орлеана.
Личностная путаница началась у Кристины после того, как основной для Новых людей способ снятия стресса (неистовый, яростный, групповой секс) перестал приносить ей желанное облегчение. Наоборот, эти грубые оргии только усиливали озабоченность.
В общежитии для слуг стоял телевизор, который теоретически мог отвлечь от тревог, но Старые люди заполняли эфир чудовищно глупыми программами, которые вызывали отвращение даже у самого тупого Эпсилона.
Слуги также могли загружать фильмы из Интернета. Большинство из этих фильмов глупостью не уступало телевизионным программам, но иной раз удавалось наткнуться на шедевр. Великолепный Ганнибал Лектер вызывал восторг у всех слуг. Они кричали до хрипоты, приветствуя каждый его шаг. А вот немезида Лектера, федеральный агент Кларисс Старлинг, путающаяся под ногами, лезущая в чужие дела, заслужила всеобщее презрение.
Девятью днями раньше, в попытке уйти от тревоги и отчаяния, Кристина скачала «Ребекку», фильм Альфреда Хичкока. Фильм зачаровал ее. Вроде бы романтическая любовная история.
Но Новые люди знали, что любовь – это миф. Даже если не миф, то глупость. Любовь являла собой триумф чувства над разумом. Она отвлекала от работы. Вела ко всем видам социальных болезней, таким, как семейные ячейки, преданность которым Старые люди ставили выше преданности своим правителям. Новые люди знали, что любовь – не только миф, но и зло.
Фильм зачаровал Кристину не из-за любовной линии, а потому, что у всех героев имелись свои темные секреты. У безумной миссис Дэнверс. У Максима де Винтера, и эти секреты могли погубить его. У Ребекки, первой миссис де Винтер. Вторая миссис де Винтер начинала как идиотка-тихоня, но к концу фильма и у нее появлялся темный секрет, потому что она участвовала в сокрытии преступления, и все – во имя (этому не приходилось удивляться) любви.
Фильм зацепил Кристину. Потому что у нее, как и у всех Новых людей, тоже имелись секреты. Собственно, один секрет, но очень-очень темный: она ходила среди Старых людей, прикидывалась овечкой, но с нетерпением ждала момента, когда ей скажут, что она может убить кого пожелает.
Фильм зачаровал ее и потому, что первая миссис де Винтер заслуживала смерти, как заслуживают смерти все Старые люди. И безумная миссис Дэнверс заслуживала смерти… и сгорела в Мандерли. Даже сами Старые люди думали, что они заслуживают смерти, и в этом были совершенно правы.
Несмотря на причины, по которым фильм завораживал Кристину, он бы не привел к личностной путанице, если бы не ее удивительное внешнее сходство с Джоан Фонтейн, актрисой, сыгравшей роль второй миссис де Винтер. Сходство это казалось сверхъестественным Даже при первом просмотре у Кристины иной раз возникало ощущение, что она – участница истории, о которой рассказывал фильм.
В первую ночь она просмотрела «Ребекку» пять раз. И пять во вторую. И пять в третью.
Шестью днями раньше, после пятнадцатого просмотра, у Кристины и началось раздвоение личности. В ту ночь она шесть раз «уходила» в фильм.
И что ей особенно нравилось при перевоплощении во вторую миссис де Винтер, так это полное решение всех ее проблем к тому времени, как Мандерли сгорел дотла. Никаких драм и тревог, которые омрачали ее жизнь с Максимом, впереди годы уютного покоя…
Как прекрасно. Чудесные, умиротворенные годы. Каждый день, во второй половине, чай с маленькими сэндвичами и печеньем…
Мандерли ей предстояло лишиться, это грустно, но, зная, что в итоге все устроится наилучшим образом, сейчас она могла наслаждаться Мандерли в той степени, в какой позволяли происки миссис Дэнверс.
Она выбрала подходящую книгу для миссис Ван Хоппер. «Трактир «Ямайка»[13], вроде бы беллетристика, легкое чтение.
В ящике письменного стола, который стоял в библиотеке, нашла писчую бумагу различных видов и размеров. Остановилась на листке кремового цвета с букетиком разноцветных ленточек наверху.
Написала несколько теплых строк миссис Ван Хоппер, подписалась «Миссис Максим де Винтер», вложила листок в розовый конверт, запечатала клапан. Письмо и книгу «Трактир «Ямайка» оставила на письменном столе, с тем чтобы утром попросить Кристину первым делом отправить посылку.
Глава 35
В этот час на четвертом этаже многоэтажной городской стоянки остались только потрепанный «Мустанг», чистенький, но сорокалетний «Мерседес» и «Форд-Эксплорер».
Карсон останавливала «Хонду» около каждого автомобиля, и Майкл выходил из машины, чтобы убедиться, что в них никто не спит. Нет, нет и нет. Четвертый этаж принадлежал только им.
Через открытые стены ветер забрасывал стеклянные капли дождя, которые разбивались о бетонный пол. Карсон припарковала «Хонду» в пустом ряду, на сухой середине гаража.
Выпущенный с заднего сиденья Герцог обошел территорию, понюхал обертку от шоколадного батончика, смятую пластиковую чашку из-под кофе с логотипом «Старбакс», пустой контейнер от бигмака…
Помповики они оставили в «Хонде». Табельные пистолеты, в плечевых кобурах, и другие, под патрон калибра «ноль пять магнум», в кобурах на поясе, держали при себе.
Пока Майкл вытаскивал из кармана мобильник и набирал номер Девкалиона, Карсон оглядывала лес бетонных колонн в поисках какого-то движения, прислушивалась к звуку шагов. Понимала, что такая осмотрительность уже тянет на паранойю, и тем не менее ее правая рука находилась под курткой на поясе, в нескольких дюймах от рукоятки «Дезерт игл».
Для любого, кому довелось столкнуться с Виктором Гелиосом, слово «невозможно» теряло всякий смысл. И Карсон нисколько бы не удивилась, появись из дождя очередное чудище, походя созданное этим человеческим дьяволом на основе ДНК птеродактиля и маньяка-убийцы. Однако не собиралась облегчать жизнь этому драконоубийце с чешуйчатыми крыльями, ду-рэгом на голове и золотым кольцом в носу. Он, конечно, мог одолеть ее, но чешую она бы ему пообщипала.
Девкалион принял звонок, потому что она услышала голос Майкла:
– Привет, это я. Мы в многоэтажном гараже. Четвертый этаж.
Продиктовав адрес, Майкл отключил связь.
И еще звучал сигнал отбоя, когда Девкалион появился в гараже в двадцати футах от них, словно вышел из Нарнии через гардероб, да только никакого гардероба поблизости не просматривалось.
Карсон почти забыла, какой он огромный, пока не увидела вновь. В длинном черном пальто он выглядел, как Дарт Вейдер, перешедший на стероидную диету.
– Вы промокли, – заметил Девкалион.
– Потусовались с монстрами в парке Одубон, – ответил Майкл. – У одной была классная задница.
Герцог обошел автомобиль, увидел татуированного незнакомца, остановился, склонил голову.
– Чья собака? – спросил Девкалион.
– Она принадлежала окружному прокурору, – ответил Майкл, – потом клону окружного прокурора, но теперь клон нашпигован пулями из помповика, так что Герцог принадлежит нам.
– Дело движется к Апокалипсису. Собака может вам помешать.
– Только не этот пес. Он прошел отличную подготовку. Когда мы переходим с помповиков на пистолеты, он может вставлять патроны в магазин.
Девкалион повернулся к Карсон.
– Не уверен, что понимаю хотя бы половину того, что Майкл говорит.
– Не стоит обращать на это внимания, – заверила его Карсон. – У Майкла синдром гиперактивности, но он сосредотачивается на себе, если говорит достаточно быстро, а потому никому не доставляет хлопот.
Герцог, виляя хвостом, направился к Девкалиону.
Опустив одну руку с открытой ладонью, чтобы пес мог ее лизнуть, Девкалион так пристально посмотрел на Карсон, что она почувствовала, будто ее просвечивают рентгеном, а потом тем же взглядом пронзил и Майкла.
– Моя встреча с вами, а не с другими детективами – не воля случая. Вы отличаетесь от большинства тех, кто носит жетон, а я отличаюсь от всех. Наше отличие – наша сила. Потому мы избраны для этой миссии, и если потерпим неудачу… мир рухнет.
Майкл поморщился.
– Мне это совсем не нравится.
– Раньше, в «Люксе», – Карсон упомянула обшарпанный кинотеатр, в котором жил Девкалион, – ты говорил, что Виктор очень уж долго шел вперед, хотя не раз и не два упирался в тупик. Поэтому неудач он не боится и твердо верит, что его триумф неизбежен. Вот и не видит, как разваливается его империя. Тогда я думала, что процесс этот не идет столь активно, как ты надеялся. Но после нашей стычки в парке с этими клонами… возможно, она разваливается даже быстрее, чем ты думаешь.
Глаза гиганта запульсировали внутренним светом.
– Да. Отсчет пошел.
Выслушав короткий рассказ Девкалиона о его открытиях в «Руках милосердия», Карсон почувствовала во рту привкус желчи, заброшенной из желудка. У нее заныло под ложечкой.
– И когда начнется пожар? – спросил Майкл.
– Через пятьдесят пять минут. Услышав о пожаре, Виктор сразу поймет, что это моя работа, но не будет знать, насколько все вышло из-под его контроля. Он по-прежнему будет верить, что Новые люди защитят его. При этом не рискнет остаться в Садовом районе. Укроется на ферме.
– Ферме с резервуарами созидания, – кивнула Карсон, – фабрике по производству Новых людей, о которой говорил пастор Кенни.
– Как мне сегодня стало известно, Кенни располагал не совсем точной информацией. Первая группа Новых людей поднимется из резервуаров в следующую ночь… по пятьсот зараз, четыре дня подряд.
– Мы взяли слишком мало патронов, – ввернул Майкл.
– Виктор владеет большими участками земли к северу от озера Поншатрен, – из внутреннего кармана Девкалион достал конверт с бумагами. – Я получил эту информацию из его компьютера. Там есть свалка «Кроссвудс», которая принадлежит компании из Невады. Эта компания входит в холдинг на Багамах, а его владелец – фонд в Швейцарии. Но все эти компании, холдинги, фонды – один лишь Виктор.
– Говоришь, свалка? – переспросила Карсон.
– И очень большая.
– Зачем ему понадобилась свалка?
– Кладбище для результатов неудачных экспериментов и людей, которых заменяли его клоны.
– Должно быть, и запах там более мемориальный, чем на других свалках, – вновь подал голос Майкл.
– Ферма с резервуарами – двадцатиакровый участок, примыкающий к свалке. Мы прибудем туда гораздо раньше Виктора. Собственно, я окажусь там через десять минут, – Девкалион протянул конверт Карсон. – Адреса, необходимая информация, чтобы вы не скучали в дороге. Поедете по федеральной автостраде десять миль на восток, потом по автостраде двенадцать на запад и по шоссе, принадлежащему штату, на север. Маршрут я нанес на карту. Миль семьдесят, примерно полтора часа.
– Гораздо меньше, если она сядет за руль, – не согласился Майкл.
– Когда будете подъезжать, позвоните мне, – продолжил Девкалион. – Мы объединим силы.
– А что потом? – спросила Карсон.
– А потом… все, что будет необходимо.
Глава 36
Эрика нагрузила стальную тележку всем необходимым для Джоко и поднялась на третий этаж в грузовом лифте.
После того как Виктор объединил два особняка, коридоров стало три. В южном крыле коридор тянулся с востока на запад. Или с запада на восток. В северном коридор располагался параллельно южному. Длина каждого составляла восемьдесят футов. Эти коридоры соединялись третьим коридором, главным, его длина составляла 182 фута.
В южном крыле грузовой лифт находился рядом с кухней. Поднявшись, Эрике пришлось провезти тележку по всему главному коридору в северное крыло, где тролль ждал ее в тех апартаментах, куда она его отвела.
Дверь хозяйской спальни выходила в главный коридор напротив парадной лестницы. Эрика полагала, что Виктор у себя, но полной уверенности у нее не было. Если бы он вышел в коридор и увидел, что она толкает тележку, нагруженную одеялами, постельным бельем, полотенцами, туалетными принадлежностями и едой, то наверняка захотел бы узнать, куда она все это везет и с какой целью.
На полу коридора шириной в девять футов кое-где лежали ковры, скажем, в северном и южном холлах, и там тележка катилась бесшумно. А вот по паркету резиновые колеса чуть шуршали.
Но Эрика никого не встретила и, облегченно выдохнув, открыла дверь в маленькую гостиную в северном крыле, где оставила тролля. Он стоял на мысках, делал пируэт.
Она закатила тележку в гостиную, закрыла за собой дверь.
– Где ты научился танцевать?
– Джоко танцует? – спросил тролль, продолжая вращаться.
– Это балет.
– Это всего лишь… то… что делает Джоко, – и, кружась, перешел в спальню.
Эрика покатила тележку за ним.
– У тебя не кружится голова?
– Иногда… Джоко блюет.
– Тогда, может, тебе лучше остановиться?
– Не контролирую.
– То есть ты должен накручивать пируэты? – спросила Эрика, расстилая в углу одеяло.
Тролль остановился, двинулся к ней, на первых шагах его покачивало, потом все пришло в норму.
– На этот раз не так плохо.
– Бедняжка ты мой.
Он пожал плечами.
– У каждого свои проблемы.
– Прямо-таки философский ответ.
– Куда более серьезные, чем у меня.
Эрика почему-то думала, что очень немногие могут жаловаться на судьбу больше, чем этот тролль-альбинос с тремя волосами на языке, без цента за душой, живший в ливневых канавах, вынужденный вращаться, пока его не стошнит. Но ее восхитил позитивный настрой этого маленького человечка.
В ванной Джоко помог ей разгрузить тележку и расставить все туалетные принадлежности по полочкам и шкафчикам. И очень порадовался привезенным Эрикой пакетам с едой.
– Джоко любит соленое, Джоко любит сладкое, но никогда не привози Джоко острый соус, вроде чили, потому что после него Джоко приходится выковыривать из ушей что-то странно пахнущее.
– Постараюсь запомнить, – кивнула Эрика. – Разумеется, я буду приносить и свежеприготовленную еду, не только чипсы или пирожные в пакетах. Что еще ты не любишь? Помимо острого соуса?
– Джоко жил, главным образом, в ливневых канавах. Ел жуков и крыс. И, один раз, острый соус на кукурузных чипсах. Все вкусное, что ты принесешь, устроит Джоко.
– Это так приятно! – воскликнула Эрика.
– Что?
– Иметь тайного друга.
– И кто имеет?
– Я.
– Какого друга?
– Тебя.
– Ох. Да. Джоко приятно.
– Я вернусь утром, – она уложила в шкафчик последнее полотенце, – через несколько часов, после того как Виктор уедет в «Руки милосердия», и тогда ты сможешь мне почитать.
Усевшись на край ванны, Джоко спросил:
– Это вкусно?
– Нет, это мыло для ванны.
– Ох. А это вкусно?
– Нет, это тоже мыло для ванны.
– А есть его можно?
– Нет, мыло для ванны не едят.
– А вот это?
– Тоже мыло. Это упаковка из четырех кусков.
– Почему мыло, мыло, мыло и мыло?
– Я принесла с запасом. Ты ведь поживешь здесь какое-то время… Да?
– Так долго, как ты скажешь, Джоко может.
– Хорошо. Это очень хорошо.
– А теперь уходи, – сказал Джоко.
– Конечно, ты, должно быть, очень устал.
– Должно быть, – согласился он, следуя за Эрикой в гостиную. – Уходи.
Стальную тележку Эрика оставила в гостиной, решив, что на кухню вернет ее утром, после того как Виктор уедет в лабораторию.
Приоткрыв дверь, она оглядела коридор, пустынный и тихий. Повернулась к троллю.
– Не бойся.
– Ты тоже.
– Ты в безопасности.
– Ты тоже.
– Но не высовывайся.
– Уходи.
Эрика вышла в коридор и тихонько закрыла за собой дверь.
Глава 37
Как только за Эрикой закрылась дверь, Джоко поспешил в ванную. Схватил кусок мыла. Сорвал упаковку. Откусил.
Эрика ошиблась. Мыло выглядело таким аппетитным… и оказалось очень вкусным.
Она ошиблась… или солгала.
Жаль, если солгала. Она так отличается от других. Красивая. Добрая. С такими тонкими ноздрями. Но лгунья.
Практически все лгали. Мир – королевство лжецов.
Джоко тоже солгал. Сказал ей, что он – Харкер.
Действительно, он вышел из Харкера. Со всеми знаниями Харкера. Со всеми его воспоминаниями. Но он не был Харкером.
Джоко был Джоко, уникумом. Джоко хотел то, что хотел Джоко. Не то, что хотел кто-то еще.