Возвращение в Алмазные горы Багнюк Михаил

Некоторое время слуга молча вел девушку по роскошным лестницам и коридорам. Пару раз им на пути попадались малюсенькие, утопающие в зелени внутренние дворики с миниатюрными фонтанчиками и увитыми виноградом изящными арками. Наконец слуга остановился и открыл перед гостьей высокие резные двустворчатые двери. На пришедших с удивлением и любопытством уставились два десятка девиц, одетых в прозрачные шаровары и многочисленные нити сверкающих бус, скрывающих шею, обнаженную грудь и плечи.

— Саабах там? — с сомнением спросила Хельга.

— Достопочтенный Саабах ибн Сулей Харут велел отвести вас, миледи, на женскую половину дворца. Чтобы вы отдохнули с дороги.

— Я не миледи! — яростно прошипела Хельга.

— Я помню, — невозмутимо отозвался слуга.

— Через двадцать минут я буду готова, — сердито буркнула девушка. — У меня мало времени на переговоры.

— Мы думали, вы пришли, чтобы остаться на ночь, — заметил слуга, подпуская в голос ехидства.

— Помнишь, я не миледи, могу и в глаз засветить, — хмуро пообещала Хельга.

— Как вам будет угодно, — склонился в подобии поклона слуга и исчез в многочисленных коридорах и павильонах.

К Хельге подскочили две девушки почти без украшений, но тоже мало одетые, даже по ее представлениям имперской подданной, и потянули ее за руки из коридора в просторный зал. Вместо крыши над залом простиралась металлическая сетка, увитая виноградом, она создавала приятную полутень, а большой круглый бассейн с миниатюрными фонтанчиками и золотыми рыбками дарил свежесть и прохладу. Яркие спелые грозди свисали вниз, позволяя себя сорвать. Проникающее сквозь переплетение лозы и просветы узорчатых листьев солнце плясало на мозаичном полу и зеркальной поверхности. Вокруг бассейна на многочисленных подушках сидели и лежали девушки, с интересом рассматривая незнакомку. Занимались они самыми разными делами: примеряли украшения, расчесывали шикарные волосы, вкушали фрукты, некоторые даже читали. Одна из тех, кто вышел встречать Хельгу у дверей, голубоглазая красавица с вьющимися каштановыми волосами, приблизившись, представилась:

— Я — Зухра, а тебя, новенькая, как зовут?

— Что значит «новенькая»? — не поняла Хельга.

— Ну, новая наложница главы клана Харут, — попыталась объяснить Зухра.

— Так это гарем! — наконец дошло до послушницы. — Вы все рабыни?

— Не рабыни, а наложницы, — обиделась южная красавица. — А некоторые — даже жены, — с гордостью закончила она.

— Я — Хельга. И я не наложница, — отрицательно покачала головой девушка.

— Тогда что ты здесь делаешь? И еще в таком виде?

Ответить на этот вопрос Хельге было затруднительно. Сказать правду она не имела права, а убедительную ложь придумать не успела. Неправильно истолковав молчание девушки, Зухра сочувственно погладила ее по голове:

— Тебе не сказали, что продали, да? Это ничего, хорошо еще Саабах вполне нормальный. Вот купил бы извращенец вроде главного мага Шаурана или какой-нибудь садист из Самри, тогда хоть в петлю лезь. А так, считай, повезло. Ты не унывай, у нас здесь хорошо. Старшая немного строга, но без дисциплины никуда. Сама понимаешь, у девушек характеры разные, можно и кинжал под ребра схлопотать.

Ведя свои успокоительные просветительские речи, Зухра ненавязчиво вела Хельгу через зал.

— Не говори ерунды! — раздался позади властный голос. Зухра вздрогнула. — Это гостья нашего господина, она из Софинии и мало знакома с нашими порядками. — К ним подошла женщина средних лет в полупрозрачном невесомом одеянии, которое не скрывало великолепную подтянутую фигуру, сильно округленную в нужных местах. Со спины ее можно было принять за юную девушку, но лучики тонких морщин вокруг густо подведенных глаз и когда-то вполне пухленькие, а сейчас узковатые накрашенные губы выдавали ее солидный возраст.

Сила и властность присутствовали не только в голосе, но и в каждом движении и во взгляде женщины. Сразу было понятно, что она привыкла повелевать и не терпит непослушания. — Прошу вас следовать за мной, так велел господин Харут, — обратилась к Хельге женщина. — Я первая и старшая жена господина. Можешь называть меня Тамар-опа.

Старшая жена Саабаха завела Хельгу в одну из комнат с бассейном-купальней и невысоким ложем, усыпанным многочисленными бархатными подушками красных тонов. В комнате потолок был вполне нормальный, одно окно выходило во внутренний дворик, напоминающий архитектурой и дизайном давешний зал наложниц.

— Рада познакомиться, Тамар-опа. Мое имя Хельга — слегка склонила голову чужеземка. — Скажите, почему на улицах женщины прячут тело и глаза, а здесь все в полураздетом состоянии?

— Мы сейчас находимся на женской половине дворца, сюда вход мужчинам запрещен. Вам, жителям Софинии, сложно понять наши обычаи.

— Ну, это как раз мне знакомо, — улыбнулась девушка. — У нас в монастыре территория тоже делится на женскую и мужскую. И наказывают строго.

— Правда? — удивилась старшая.

— Правда, — заверила ее послушница. — Но вот только паранджу мы не носим и тело не прячем.

— Да, я наслышана о доступности имперских женщин, — снисходительно махнула холеной рукой, увешанной перстнями, Тамар-опа.

— Разве?! — Глаза послушницы яростно сверкнули. — Я бы назвала доступными ваших женщин.

Тамар-опа гневно вскинула острый подбородок, но не успела поставить нахалку на место, как та продолжила:

— Именно поэтому они и прячут лицо и тело под ужасными накидками. Потому что не в состоянии сказать мужчине «нет» и дать достойный отпор. Разве не доступность заставляет их прятаться под жуткими одеяниями?

Несмотря на бурю гнева, что вызвали в ней слова чужестранки, старшая быстро взяла себя в руки, молча подошла к кровати и дернула за красивый витой шнур с изящной кисточкой, свисающий с потолка. В комнату тут же вбежали две служанки, Тамар-опа что-то быстро им сказала на местном языке и направилась к выходу.

— Господин Харут очень гостеприимный хозяин, надеюсь, ты оценишь это по достоинству, — сказала она, скрываясь за дверью.

— Благодарю. — Хельга склонила голову в почтительном поклоне, а сама подумала, что их настоятельнице ох как далеко до этой Тамар-опы и в выдержке, и в возможности добиться послушания от подопечных. Та бы уже давно накричала и отправила зверинец драить, а эта ничего, только про гостеприимство напомнила.

Когда дверь закрылась, девушки резво подскочили к Хельге и принялись расстегивать замки и крючки, стягивая с нее одежду.

— Я не нуждаюсь в служанках! — прикрикнула послушница, но ее словно не услышали и продолжили свое дело.

Очень быстро вся одежда оказалась на полу, и уставшая от дороги и духоты чужеземка с удовольствием погрузилась в приятную воду купальни, пахнущую цветами лаванды. Служанки принесли несколько баночек, намазали содержимым голову девушки, а когда смывали пенную смесь теплой водой, Хельга блаженно зажмурила глаза. Однажды ей уже помогала мыться эльфийка Хризастелия, но тогда она была настолько изранена, что сама вряд ли смогла бы справиться. Сейчас у нее не было сил и желания ругать ни в чем не повинных служанок, старающихся угодить. После того, как была вымыта голова гостьи, руки служанок заскользили по ее телу. Одна гладила шею, двигаясь к плечам и груди, другая касалась талии и живота, спускаясь все ниже. Задремавшая в первый раз за несколько суток Хельга не сразу заметила, что прикосновения стали слишком откровенными и не имеющими никакого отношения к мытью.

. — Что вам от меня надо?! Прекратите немедленно! — попыталась аккуратно высвободиться из цепких объятий возмущенная послушница. Впрочем, безрезультатно.

Служанки услужливо улыбались, продолжая ласки, а на окрик девушки одна из них повернулась и наклонилась, подставляя спину для удара, а другая вложила в руку гостьи короткую плеть. Хельга заметила через намокшую прозрачную ткань одеяния полосы заживших и почти свежих шрамов, рассекающих нежную кожу. Отшвырнув орудие пытки подальше, она вновь постаралась высвободиться, не причиняя вреда несчастным рабыням. «Они же не понимают всеобщего языка», — догадалась послушница, когда и после того, как она в третий раз потребовала оставить ее в покое, девушки продолжали свое дело, а бег гостьи по окружности купальни приняли за игру и принялись со смехом ее догонять. Бассейн купальни хоть и был приличных размеров, но Хельге никак не удавалось оторваться настолько, чтобы успеть вылезти из него. Каждая попытка заканчивалась поскальзыванием на мокрых мраморных бортах и плюханьем обратно. А догонявшие к тому времени служанки вновь пытались ублажить игривую гостью. И бег по пересеченной водой местности продолжался с прежним энтузиазмом. Наконец, улучив момент, когда служанки для утех немного отстали, Хельга схватилась за бортики, подтянулась и выпрыгнула из воды, добавив в прыжок немного магии для устойчивости и легенький заговор на ступни против скольжения. Оказавшись вне досягаемости служанок, Хельга завернулась в первое, что попалось под руку, а именно в огромное бархатное покрывало с кровати, и, подойдя к двери, начала звать на помощь:

— Зухра! Зухра-а-а!

Служанки тем временем тоже выбрались из купальни и вновь направились в сторону гостьи. Их поведение напомнило послушнице реакцию голодных зомби и упырей. С той лишь разницей, что зомби и упырей интересуют кровь и плоть живых, а этих озабоченных рабынь — плоть и утехи для этой самой плоти. Когда рабыни подошли ближе, Хельга не стала стесняться в методах и попросту скрутила руки обеим, связав их шнуром для вызова слуг, который безжалостно срезала кинжалом. Вошедшая на зов Зухра застала очень интересную картину: одевающаяся со скоростью бешеного гепарда чужеземка и скрученные и связанные у ее ног рабыни, с ужасом взирающие на разложенный на ковре колюще-режущий арсенал гостьи.

— Вы звали, миледи? — склонилась Зухра в полупоклоне.

— Я не миледи! — совсем разошлась и без того разозленная послушница и швырнула в сторону Зухры один из своих укороченных мечей, который воткнулся в косяк двери в полулокте от головы наложницы.

Когда Зухра открыла глаза, Хельга уже вытаскивала меч из дерева, чтобы вложить его в заплечные ножны.

— Извини. — Она погладила девушку по голове, та вздрогнула. — Меня очень разозлили, нет, даже взбесили вот эти. — Она ткнула ногой одну из служанок. — Может, у вас это в порядке вещей, но я…. — замялась послушница, пытаясь объяснить, чем же ей не угодили. — В общем, у меня возлюбленный есть… — Снова неловкая пауза. — И он мужчина!

Зухра внимательно выслушала сбивчивый монолог гостьи, затем обратилась на местном языке к рабыням. Они стали наперебой ей что-то рассказывать. Пару раз Зухра открыто хихикнула, и это рассердило Хельгу.

— Ну?! — дождавшись окончания незнакомой речи, поинтересовалась послушница.

— Вы обещаете успокоиться? — осторожно спросила Зухра.

— Я постараюсь, — обреченно пообещала Хельга, она уже поняла, что ничего хорошего не услышит.

— Тамар-опа велела им развлечь вас. Сказала, что вы любите девушек и очень изысканные развлечения. И если гостья Саабаха ибн Сулея из дальней страны будет недовольна, то им отрубят головы.

Следующие несколько минут Хельга грязно ругалась на всеобщем, вставляя словечки из эльфийского, подслушанные у Дарвингиля, милительского и тролльего, позаимствованные у Нерканна. Рабыни уже перестали скулить после объяснений Зухры и с интересом вслушивались в незнакомую цветистую брань.

— Скажи Тамар-oпe, что я осталась очень довольна. Как только разбогатею, попрошу Саабаха продать мне этих девушек.

— Обязательно передам, — заверила ее Зухра.

— Ты можешь проводить меня к господину Саабаху?

— Нет, — покачала головой Зухра. — Но я могу вызвать слугу, который вас проводит.

Саабах ибн Сулей Харут, как и ожидала Хельга, оказался седовласым старцем в белой чалме, увенчанной белым же пером, в черном халате, богато вышитом серебром и украшенном алмазами. Он сидел на открытой террасе в тени раскидистой чинары на бесчисленном множестве парчовых подушек за низеньким, но широким резным столом.

— Долгих лет вам, достопочтенный Саабах ибн Сулей, — поклонилась Хельга, приветствуя главу клана Харут.

— Мудрости тебе, дитя, — ответил на приветствие старик. — Чем Харуты могут помочь принцессе? — без дальнейших расшаркиваний спросил он.

Хельга чуть рот не открыла от удивления, она-то никак не могла придумать, как убедить главу клана в том, что ее послала Шаира, а тут все оказалось намного проще.

— Принцесса не просит помощи, — твердо заявила Хельга, но, подумав, добавила помягче: — Пока не просит.

— Тогда что привело тебя в мой скромный дом? — улыбнулся Саабах.

— Принцесса желает знать, какое отношение Харуты имеют к свержению ее отца.

— Я бы не говорил о свержении с такой категоричностью, скорее, речь идет о временном отдыхе.

— Значит, вы тоже заговорщики! — резюмировала девушка.

— Милое дитя, не нужно обижать пожилого человека. Вы так молоды, а я так стар, что белые крылья Харутов могут вырасти у вас быстрее, чем у меня.

— Простите, достопочтенный Саабах ибн Сулей, — склонила голову Хельга, — но я не понимаю ваших слов.

— Что позволило принцессе думать, будто Харуты имеют отношение к нынешним временным трудностям эмира? Мы ничем не запятнали себя перед законным правителем. Чем вызвано решение принцессы не доверять нам?

«Ничего себе трудности, — подумала Хельга. — Дворец захвачен, полгорода разрушено местными мстителями, охрана дворца перебита, эмир и принцесса в бегах! Это у них называется «временные трудности»!

— При всем моем уважении, достопочтенный Саабах ибн Сулей, все Харуты помешаны на золоте, это известно каждому в Шауране. Доверять людям, которые превыше всего ставят деньги, очень сложно.

— Не все, что видно на поверхности воды, действительно находится в ней. Большая часть из этого — лишь отражение.

— Что вы этим хотите сказать?

— Нужно смотреть в суть вещей. Стараться заглянуть в глубину, вместо того чтобы доверять искаженному отражению.

— Так помогите мне увидеть то, чего не видно на поверхности! — возмутилась Хельга, ей уже порядком надоела путаная и метафорическая манера общения местных мудрецов.

— Эх… — недовольно вздохнул старик. — Молодое вино такое легкое и ленное. Подумай, дитя. Самри — воины кровавой розы ярости, лучшие воины всех времен. Хорасаны — изворотливые интриганы, ловкости, с которой они ввергают в пучину войны целые народы, может позавидовать сам Создатель. Джамхуры — поборники истины. Знания, собранные и сохраненные ими, делают их практически неуязвимыми. Шарифы… создание ими артефакта, подобного гранатовой чаше, само по себе многое говорит об их возможностях и стремлении к власти.

— Без сомнения, вы правы, — сдержанно согласилась Хельга, ей все еще было непонятно, к чему клонит собеседник.

— Так скажи мне, дитя, что Харуты могли противопоставить столь сильным противникам, чтобы не быть стертыми с лица земли? Наш клан всегда был слишком миролюбив.

— Прямо теряюсь в догадках, — не сдержалась от иронии в голосе Хельга.

Глава клана Харут продолжал, словно ничего не заметил:

— Мы поняли, что должны стать незаменимыми в иерархии Шаурана и в то же время неопасными для других, более сильных кланов, если такое вообще возможно. Вместо военного дела, к которому ни у кого из нас нет призвания, мы стали обучать своих детей основам торга в школах Урук-Тхада, в купеческой гильдии Софьянграда и у портовых менял Элладана. Было трудно. — Старик немного помолчал, собираясь с мыслями. — Было трудно, — повторил он. — Но мы справились. Знания, полученные в иноземных государствах, были тщательно изучены и соединены в единую систему. — Он снова помолчал. — В систему обучения детей клана Харут. Наша методика правления деньгами стала гарантией нашего выживания. Мы почти не пользуемся магией и не склонны к ней так же, как и к военному делу. Только для связи между собой и передачи информации мы используем простые артефакты. Дети Харутов продолжают жить в иноземье, обеспечивая нас информацией, необходимой для стабильного существования родного клана.

Теперь старик замолчал надолго, налил розового вина в прозрачный хрустальный кубок, задумчиво отщипнул пару блестящих черных виноградин, да так и оставил их на расписном блюде. То ли он жалел о том, что был откровенен перед иноземной девчонкой, то ли обдумывал, что с ней делать дальше. Хельге вообще показалось, что о ее существовании забыли, но она с не свойственной ей терпеливостью ждала следующих слов Саабаха ибн Сулей Харута.

— Харуты стали для Шаурана плодоносящей лозой, — продолжил старик. — Лозой, которую будут холить и лелеять, ибо она рождает лучшие плоды, приносящие процветание и благоденствие эмирату. В последней межклановой борьбе победили Шарифы. Это было очень давно. — Старик снова погрузился в молчаливые думы, прикрыв глаза, на террасу заглянул слуга в белой чалме и синих шароварах. Не закрытые одеждой загорелые рельефные мышцы груди, спины и рук наглядно показывали, что этого слугу используют на работах во дворе и на улице, а в доме он оказался случайно. Он взглянул на полуприкрытые веки впавшего в раздумья хозяина и исчез так же бесшумно, как и появился.

— Вы можете на нас рассчитывать, — не заметив появления и исчезновения слуги, неожиданно твердо и резко заявил глава клана Харут. — Нас вполне устраивает правление Акли ибль Абу Шарифа. Я говорю от имени всего клана. Никто из Харутов не причастен к перевороту. Мы заинтересованы в восстановлении власти законного эмира.

— Разве вам не безразлично, кто будет править Шаураном? Вы — лоза, которую никто не тронет. Ни Фарух и никто другой. Вы сами так сказали, — не поверила словам старца девушка.

— Фарух только наполовину Шариф. Его отец был Шариф, а мать из клана Хорасан. После свадьбы она вошла в клан мужа, и об этом мало кто вспоминал. Могу еще добавить, учитывая твой юный возраст, дитя, Зулейка, мать Фаруха, — очень хитрая женщина. Весьма достойная представительница своего клана. Она зарезала отца Фаруха почти сразу после рождения наследника, мотивируя свою вспышку гнева изменой супруга. Визири действительно нашли отца Фаруха заколотым кинжалом в собственной постели в компании очаровательной служанки, также заколотой. И доказать, что все это было подстроено Зулейкой, так и не удалось. Она дала сыну неплохое чародейское образование, и, будучи братом эмира, Фарух довольно легко получил должность главного мага Шаурана. Как только Фарух взойдет на трон, Хорасаны сразу вспомнят о корнях нового эмира. Эти интриганы способны разрушить многое… — протянул Саабах ибн Сулей Харут, хитро прищурился и неожиданно спросил: — Милое дитя, ты можешь построить переход портала?

— Сама не могу, а далеко вам нужно? — изумилась такому повороту Хельга.

— Не мне нужно, а тебе нужно, — назидательно поднял вверх указательный палец Саабах. — И совсем не далеко. На соседнюю улицу будет достаточно.

Дальнейшие объяснения не понадобились. Хельга обнажила мечи и выглянула за ограждение террасы: во дворе дома главы клана Харут собралось небольшое войско без эмблем и опознавательных знаков.

— Спрячьтесь, достопочтенный, — склонилась в полупоклоне девушка, она уже начала впитывать особенности общения, принятые в этой чужой стране. — Сейчас воины ворвутся сюда, вы можете пострадать.

— Не волнуйся за меня, дитя, — мягко улыбнулся старик Саабах. — Ты забыла, я — лоза Шаурана, а также визирь казначейства.

В следующий момент в дверях террасы вновь показался давешний слуга, он склонился в поклоне и доложил:

— Визирь тайной службы Шаурана почтеннейший Мелик ибн Мерве Хорасан.

Сразу после доклада, отодвинув слугу, быстрым шагом в помещение прошел мужчина среднего роста с темными цепкими глазами, определить цвет которых было весьма затруднительно даже с расстояния нескольких шагов.

Одет мужчина был в простой черный камзол, черные шелковые шаровары и синюю чалму, увенчанную сапфиром.

— Долгих лет тебе, многоуважаемый Саабах ибн Сулей, — небрежным кивком приветствовал мужчина старца.

— И тебе долгих лет, досточтимый Мелик, — не поднимаясь с места, ответил старик. — Что привело тебя в мое скромное жилище? — Тут Саабах слегка слукавил. Его дом мог поспорить в роскоши и изяществе с жемчужиной Алхара — дворцом самого эмира.

— Мне было доложено, почтенный Саабах, что в твоем доме скрывается преступник, точнее, преступница, — вымолвил Мелик.

— Кто же это?! — неподдельно изумился Саабах, в его ярко-голубых глазах замелькали искорки веселья.

Дальнейшее развитие событий несложно было предположить.

— Это твоя гостья, почтеннейший Саабах, — громко заявил визирь тайной службы.

— В чем могло провиниться это юное создание? — с улыбкой поинтересовался старик.

— Под маской юного создания скрывается черная душа демона, почтеннейший. По ее вине погибли послушники чародейского монастыря. Ее разыскивает императорская служба Софинии. Она прибыла в Шауран, спасаясь от правосудия императора.

— И ты решил помочь властям сопредельного государства в поимке и выдаче преступника? — вновь улыбнулся Саабах.

— Эта девушка убила эмира и подняла бунт! — объявил Мелик. — Мы не будем выдавать государственного преступника Софинии. Там ее могут приговорить к каторге. По нашим законам за убийство любого члена правящего клана положена смерть. Способ казни за убийство эмира и бунт определит собрание глав всех кланов.

— Я так понимаю, вина ее доказана и суда не будет? — Взгляд визиря казначейства стал более серьезным.

— Ваша мудрость безгранична, достопочтенный Саабах. Совершенно верно, вина преступницы доказана, — более мягко и учтиво проговорил Мелик. — Остается лишь определить способ казни.

В груди у Хельги похолодело. Еще минуту назад она была гостьей в этом доме, а сейчас в одно мгновение стала преступницей. Совсем как в родном монастыре. Эх, прав, тысячу раз прав был Шторм, не желая отпускать ее из цитадели Братства. Но эти женоненавистники зря думают, что смогут легко ее взять, сдаваться без боя не в привычках послушников монастыря, и тем более членов Братства.

— Сначала нужно задержать преступницу, а уж потом задумываться о казни. — Вновь легкая полуулыбка тронула губы Саабаха. Старик словно услышал мысли девушки и дал ей свое благословение на бой и шанс спасти себя.

— Со мной три десятка воинов, как-нибудь справятся, — усмехнулся Мелик.

— Ты не понял, мальчик. Твои воины не войдут в дом, тебе придется самому задерживать это дитя.

Слова Саабаха приободрили Хельгу.

— Твоя стража не задержит их. Через минуту мои люди поднимутся сюда. — Лицо Мелика стало каменным, он с трудом сдерживал рвущееся наружу бешенство. Что этот старик о себе возомнил! Никудышные слабаки Харуты никогда не сравнятся в бою с его избранными воинами.

— Если хочешь потерять своих прихвостней, — уже без тени улыбки проговорил глава клана Харут, — можешь дать им сигнал к штурму. Дом охраняют воины «кровавой розы». Любой, кто ступит внутрь, обратно уже никогда не выйдет.

«Проклятый старик все предусмотрел! — со злостью подумал визирь тайной службы. — Лично отрублю голову агентам, шпионящим у Харутов, будут знать, как обманывать Мелика ибн Мерве Хорасан!» Если бы Мелик знал, что дом Харута охраняют бешеные Самри, то взял бы с собой десяток боевых магов. А так придется рассчитывать лишь на себя, раз уж только его впустили внутрь.

— Я надеялся, что клан Харут и лично визирь казначейства чтят власть Шаурана и выдадут преступника добровольно, — попытался уладить ситуацию миром Мелик, загнав гнев в самый дальний уголок души и нацепив привычную маску добросердечия.

— А господин визирь может предъявить тело эмира, убитого этим юным созданием? — задал главный вопрос Саабах.

— В данный момент это невозможно, — уклончиво ответил визирь, — может быть, позже.

Хельга поздравила себя с хорошей новостью, вот Шари обрадуется, когда узнает, что отец ее жив!

Татуированный дракон на плече заскреб когтями, предупреждая об агрессивных намерениях собеседника Саабаха. До этого момента он молчал, верно, Мелик и впрямь собирался задержать Хельгу без боя, пользуясь поддержкой главы клана Харут, увы, его планам не суждено было осуществиться. Девушка подготовила несколько атакующих и защитных заклятий и медленно потянула из ножен мечи, которые достопочтенный Саабах ибн Сулей Харут милостиво разрешил ей оставить при себе, несмотря на уговоры и увещевания первой жены.

Заметив действия послушницы, визирь тайной службы взял в руки кривую саблю, висевшую до того момента у него на поясе, и сделал шаг вперед. А послушница отпустила первое атакующее заклинание. Однако ожидаемого эффекта не последовало. Грубоватое, но верное плетение «удушающей петли» буквально растворилось, даже не задев противника. Мелик усмехнулся. Хельга нахмурилась. И запустила в него шаровой молнией. Потом еще и еще: одна из молний не достигла цели. — Можешь забыть о магии, — криво улыбнулся Мелик.

Пользуясь своим служебным положением, он давно получил доступ ко всем хранилищам действующего эмира, в том числе к хранилищам артефактов, изготовленных великими Шарифами. Все Шарифы, а особенно главы клана, славились мастерством изготовления лучших в мире артефактов. Один из них, «Полноводная река», серебряный браслет с крупными вставками из голубой бирюзы в виде издающейся реки, и активизировался сейчас на визе тайной службы, поглощая всю энергию из заклятий, направленных против носителя артефакта. Небольшое неудобство состояло в том, что отдать поглощенную энергию артефакт мог только членам клана Шарифов, но Мелик не собирался пользоваться всеми возможностями браслета. Он был весьма посредственным чародеем, и ему было необходимо лишь обезопасить себя от противников, более искусных в магии. Он хорошо усвоил уроки, полученные в подземелье.

Уловив принцип действия артефакта, защищающего Мелика, Хельга не стала тратить драгоценную энергию на его нейтрализацию, приберегая заклятия для лучшего момента. Используя все свое умение, девушка пошла в атаку, которую визирь тайной службы с трудом, но все-таки отбил. У Хельги было преимущество в два меча, у мужчины — жизненный опыт и неизвестная в империи школа фехтования. Удар, блок, ложный выпад, удар, блок. Длинная кривая сабля позволяла Мелику держать противницу на расстоянии, да и только. Ни одна из его попыток достать до ее тела оружием или выбить из ее рук хотя бы один меч не увенчалась успехом. Оружие издавало неприятный лязг при столкновении и еще более ужасный скрежет — при попытках соперников обезоружить друг друга.

Саабах ибн Сулей Харут, казалось, не замечал происходящего, он даже и не думал морщиться или выражать недовольство. Визирь казначейства с удовольствием наблюдал за поединком юной девушки с великим и ужасным визирем тайной службы, от одного имени которого простые люди впадают в панику и добровольно бегут каяться во всех грехах.

Бой разгорелся с новой силой. Из-за невозможности использовать магию Хельге приходилось идти на различные уловки и финты, чтобы достать противника. И наконец ей это удалось. Запрыгнув на стол и компенсировав тем самым разницу в росте и длине оружия, девушка поймала в скрещенные клинки длинную саблю визиря тайной службы и вырвала оружие из его рук. Разбитое ненароком подкованным каблуком вампирских сапог блюдо с фруктами издало мелодичный звон, персики и виноградины покатились по полу. Обезоруженный Мелик сделал два шага назад, споткнулся о разбросанные на ковре парчовые подушки и упал на спину.

— Добьешь его? — поаплодировав, поинтересовался Саабах, глядя, как девушка пытается отдышаться, удерживая меч у горла врага.

— Нет, — покачала головой Хельга. — Лишняя кровь ни к чему.

Отдышавшись и успокоив сердцебиение, она попросила:

— Достопочтенный Саабах ибн Сулей Харут, вы не могли бы позвать слуг и на время связать уважаемого Мелика?

— Он потом убьет их всех, милое дитя. А мне дороги мои подчиненные, — хитро улыбнулся старик. — Но я могу помочь тебе в другом. Визирь казначейства поднялся и, подойдя к поверженному Хорасану, снял с него серебряный браслет-артефакт.

— Благодарю! — слегка поклонилась девушка и, наложив на пленника магические путы, убрала мечи обратно в ножны.

— У вас есть подземные ходы? — прикидывая пути к отступлению, спросила Хельга.

— Есть, но думаю, предусмотрительный Мелик поставил на выходах засаду. Придется прорываться с боем.

— Это не входит в мои планы, — покачала головой Хельга.

Скрываться дальше смысла не было, все равно ее местонахождение в городе всем известно, а драться с каждым, желающим смерти послушницы, слишком накладно и опасно. Хельге требовалась передышка перед следующим столкновением с местными агрессивными представителями мужского пола, а главное — Шаира очень ждала вестей о проведенных переговорах с кланом Харут. На ней была надета надежная вампирья форма, и раздумывать над правильностью поступка не хотелось. Сняв со спины перевязь с мечами, Хельга свернулась комочком на пушистом ковре и мгновение спустя большой белой совой поднялась к ветвям чинары, откуда взмыла в розово-фиолетовое закатное небо подобно белоснежному облаку.

— Симург! — воскликнул потрясенный преображением девушки Саабах ибн Сулей Харут, глядя вслед улетающей птице.

— Симург, — затаив дыхание, шепотом вторил ему связанный Мелик ибн Мерве Хорасан.

Удерживая широкими сильными ладонями боевой колдовской посох, мужчина средних лет в простой дорожной одежде быстро поднимался по узкой тропе пологих предгорий Алмазных гор к заброшенному Синталю — городу горных карлов, проигравших тысячелетие назад в старой войне разумных рас и ушедших в один из нижних миров до момента исполнения пророчества об их возвращении. Мужчина шел уверенно, несмотря на минувшие десятилетия с момента его последнего посещения местного храма.

Когда он впервые попал сюда, то долго искал правильную тропу, несколько раз ошибаясь и сворачивая в другом направлении. Воспоминания того времени сами собой всплывали в памяти ныне могущественного чародея.

Несколько десятилетий назад, случайно наткнувшись в хранилище императора на Большую Книгу Пророчеств, будучи магом среднего уровня и служащим низшего звена во дворце, он без зазрения совести выкрал древний фолиант. Уволился со службы и, закрывшись в своем старом полуразвалившемся замке в дальней провинции империи, потратил год на изучение пророчеств, содержавшихся на страницах бесценного тома. Из всех пророчеств доступным для использования на свое благо предприимчивый колдун выбрал пророчество хранителя Синталя. Три долгих года колдун потратил на изменение состава своей крови, вытравливая горькими тошнотворными зельями из нее почти все человеческое и вливая древнюю магию в свои жилы и вены. Дикая смесь из чистой магии всех стихий, отваров диковинных растений и зелий из фрагментов тел и костей людей и животных превращала его из человека в страшного демона. Он кричал и корчился от боли, вызванной неимоверными преобразованиями в своем теле, вся прислуга сбежала от сумасшедшего хозяина. Даже близлежащие деревни опустели, столь страшные слухи приносили с собой сбежавшие из замка слуги.

Единственная не побоявшаяся остаться с обезумевшим хозяином служанка каждый раз после его опытов выхаживала почти умершее тело, неделями возвращая его к жизни. Он приходил в себя и снова погружался в мучительные эксперименты. Три долгих года мучений он стоял на пороге смерти, но выжил и вышел из этих пыток обновленным, готовым к следующей ступени, приближающей его к могуществу. Тогда он пришел в древний храм и вызвал хранителя, пользуясь словами выученного наизусть пророчества. Три года изменений не прошли даром, хранитель признала в нем носителя древней крови и открыла доступ к Источнику.

— Стань в центр алтаря, — велела грозная хранительница опешившему чародею.

В руках хранительницы появились кинжал и чаша. Она сделала глубокий надрез на груди стоящего в центре алтаря мага, кинжал впитал часть крови, и на нем проступили древние руны. Хранительница подставила чашу под стекающие темно-алые струйки. Кровь, попадая в чашу, меняла цвет, становясь лазурно-голубой. Раны затягивались сами собой, хранительница торжественно молчала, глаза ее светились радостью. «Вот, наконец, свершилось! — думала она. — Я нашла избранного, кровь это подтверждает! Наш род будет возрожден!»

— Выпей! — приказала она избранному, поднося чашу с измененной кровью к его губам.

Маг послушно подчинился, по его телу пробежали ящерки разноцветных молний, голова закружилась, но он даже не покачнулся, чтобы не выдать своей слабости. Поднявшийся ветер закружился вокруг золотисто-желтого алтаря из оникса, все наращивая скорость вращения.

— Ты избран, чтобы разорвать пространство, познать тайны вселенной, открыть врата, вернуть в мир свой древний род и подчинить стихии! Да будет так! Тебе подвластно пространство! — выкрикивала хранительница слова древнего заклятия, и, повинуясь заклинанию жрицы храма, мощь давно ушедшего народа вливалась в стоящего на алтаре мужчину. — Тебе подвластны души! Ты повелитель стихий! Тебе открыты тайны вселенной! — Ветер уже вовсю разошелся, превратившись в ураган, центром которого был алтарь. — Силой, дарованной Великой Матерью Землей, повелеваю!

Тело мага наполняла сила древних, в его мозг проникали древние знания. Он чувствовал, как каждая его клеточка наполняется могуществом и способностью управлять пространством, управлять душами и стихиями в разных частях вселенной. Он с ужасом осознал всю силу знаний и умений, которые дарует хранительница избранному, которым он, по сути, не являлся.

— Хватит! — прервал он древний обряд, падая на колени.

Ураган мгновенно стих, не оставив даже ветерка. Своды храма, сделанные из опала, переливались всеми цветами радуги, хранительница испуганно вскинула глаза на алтарь, который стал черен, словно сама первозданная Тьма.

— Самозванец! — вскрикнула она. Чародей хрипло расхохотался высохшим ртом, тонкая кожа губ треснула, из ранок засочилась кровь. Черная кровь.

Хранительница попыталась уничтожить лгуна и подлеца всеми доступными средствами, но проведенная часть обряда возымела свое действие и причинить сколько-нибудь значимый вред хранительница не смогла. А он все лежал и смеялся, пока смех не превратился в сдавленный хрип. Проведенный до конца обряд убил бы самозванца. А так он получил львиную долю древних умений и знаний, предназначенных избранному для возрождения ушедшей расы. Хранительница Синталя прокляла его. За последующие десятилетия колдун многого добился, используя полученные силу и могущество. Проклятие хранительницы Синталя довлело над ним всю жизнь. Он был глубоко несчастен: никогда не имел ни семьи, ни преданных и искренне любящих друзей, даже обожающая его служанка, единственная остававшаяся рядом, покинула чародея после возвращения того из Синталя. Но, несмотря на это, он не оставил попыток поработить как можно большее количество людей и завоевать как можно больше земель. При этом он не шел на открытый конфликт с государствами и их правителями, а действовал исподтишка, прекрасно понимая, что все приобретенные знания и умения не помогут ему выжить, если сильные мира сего объединятся и выступят общей силой.

И вот сейчас, когда самый грандиозный из его планов висел на волоске, он снова шел в Синталь, чтобы увидеть хранительницу и задать ей несколько вопросов. За старыми воспоминаниями мужчина и сам не заметил, как вошел под своды храма.

— Хранитель! Я призываю тебя! — выкрикнул он, подойдя к алтарю из оникса.

— Ты не имеешь на это права! — ответил грозный голос самого храма.

— Я хочу просто поговорить!

— Предателям нет места в моем святилище! — еще более грозно ответил голос.

— Если ты не появишься, я разнесу твое святилище по камешку! — прибегнул к последнему средству чародей.

— Попробуй! — раздался хохот. И он попробовал.

Ониксовые стены, вместо того чтобы поглощать кислотные шары, коими начал кидаться чародей, попросту отбрасывали их назад, метя в самоуверенного мага. Некоторое время он увертывался от собственных творений и отбивался боевым посохом, после чего попытался вызвать землетрясение, наводнение и ураган, но все тщетно. Зеленый камень, венчавший посох, треснул от разрушительных усилий мага. Оникс стоял прочно, лишь иногда по черным гладким стенам пробегали волны энергопотоков, уберегающие храм от разгрома. Непоколебимая сила магического святилища, колыбель возрождения горных карлов, не позволила на этот раз чужаку пошатнуть себя. Несмотря на мощь, некогда подаренную самозванцу, храм отверг все попытки подчинить и разрушить себя.

— Ты вернешься сюда только тогда, когда примешь решение добровольно расстаться с полученной обманом силой! — вновь прогрохотал голос, и могущественного чародея выбросило на ступени полуразрушенного наружного храма, больно приложив о каменную скамью затылком. Хранительница так и не появилась.

Полетала я недолго. Отдохнув от потрясений и передав Шаире через Изима весточку об ее отце, я вернулась к дворцу Саабаха ибн Сулей Харута и примостилась на шпиле одной из башенок, увенчанной большими раскрытыми белыми крыльями. Я залюбовалась этим творением — совсем как у меня крылышки! Около часа назад ночь полностью накрыла Алхар, и южная земля смогла вздохнуть с облегчением после немилосердно обжигающего целый день жестокого солнца.

Из раскрытых настежь окон женской половины Дома доносилась восхитительная песня, исполняемая несколькими девичьими голосами под аккомпанемент какого-то местного музыкального духового инструмента. Девушки пели на всеобщем языке — наверное, недавно привезенные наложницы и рабыни, еще не успевшие выучить шауранский. По красоте восточное стихосложение можно сравнить лишь с эльфийской манерой сложения песен. Я невольно заслушалась.

Слушая песню, которой наложницы развлекали своих господ, я снова вспомнила Юстинну. Вот кто был настоящим ценителем поэзии. Могу поспорить (правда, не с кем!), если бы Юська сейчас была здесь, то она бы непременно спустилась к этим девушкам и записала в свою песенную книгу весь репертуар восточных красавиц.

Песня стихла, музыкант сыграл еще что-то из местного народного фольклора, но девушки больше не пели.

Башни дома Харутов уступали по высоте лишь башням дворца эмира, и мне было хорошо видно весь город. Освещенные улицы вокруг главной площади, светильники в окнах знати. Свечи и лучины в окошечках простолюдинов. Люди выходили на улицы, с удовольствием вдыхая долгожданную прохладу изнеженной южной ночи. Закрытые днем винные лавки только начинали свою работу. Мужчины не дрались на улицах и неторопливо прогуливались к торговцам вином и курильням, женщины располагались во внутренних двориках своих домов, даже ночью закрывая голову чарварами. Что за дикая страна?!

Мои немногочисленные вещи остались на террасе, и я, справедливо считая Саабаха мудрым человеком, предположила, что выбрасывать их он не станет, а терпеливо дождется владелицы. Каково же было мое удивление, когда, подлетев к раскидистой чинаре, скрывающей террасу, я увидела Саабаха рядом с этим мерзавцем Меликом! Они мирно сидели за столом, ведя неспешную беседу, и пили из больших расписных пиал ароматный чай, как старые друзья! От распространяющегося вокруг аромата изысканного чая защипало в носу, прикрыть крылом клюв я не успела и громко чихнула.

На мой чих мужчины прекратили разговор и задрали головы в поисках шпиона.

— Симург вернулась! — заметив белые перья на фоне темного неба, воскликнул Мелик.

— Я же говорил, она вернется! — напомнил Саабах. — Ни один воин не бросит свое оружие! А она — настоящий воин! — гордо закончил он.

Я сидела и с интересом слушала диалог этих высокопоставленных шауранцев. Вдруг Мелик вышел из-за стола, подошел ближе к перилам террасы и, пустившись на колени, почти пропел:

— Прошу простить меня, о великая птица Симург! Я был слеп, обнажая против тебя меч! Мне нет прощения! Можешь забрать мою жизнь в знак моего покаяния!

Мдаа, значит, сова у них называется Симург и почему-то считается священной. Очень хорошо! Надо пользоваться, пока есть возможность. Я слетела на террасу и трансформировалась обратно в человеческую ипостась. Мелик так и продолжал нести всякую чепуху.

— Встань, — попросила я коленопреклоненного мужчину. — Твоя жизнь и так была у меня в руках, и я ее тебе подарила, если не забыл.

— Слова настоящей Симург! — похвалил Саабах. Он ограничился легким поклоном, не поднимаясь со своих уютных подушек. — Благодарю, что почтила мой дом своим появлением! — горячо добавил он. — Почти двадцать лет мы ждали твоего благословенного появления.

«Так, — подумала я. — Значит, не все совы для них священные птицы. Что же все это означает?»

— А откуда вам, достопочтенные, известно, что я — Симург? Может, вы ошиблись? — скромно спросила я.

Оба сдержанно улыбнулись, не желая оскорбить меня обидным смехом. Саабах встал, вышел и через минуту вернулся с толстым томом в руках.

— Смотри. — Он раскрыл книгу.

На рисунке была изображена белая сова с девичьей темноволосой головой. На следующей странице вместо крыльев у птицы были изящные тонкие руки, а еще на следующей была изображена девушка целиком, только вместо пальцев у нее были когти и в одной руке она держала меч. «Все это очень похоже на частичную трансформацию, только в слегка извращенном виде», — подумала я. Каждый рисунок сопровождался замысловатыми письменами, которые в силу нехватки образования я прочитать не смогла.

— И что? — обращаясь к обоим, спросила я. — Почему вы решили, что это именно я?

— Тут написано, — принялся терпеливо объяснять Мелик, — что великая птица Симург, обитающая в горах Тысячи Сияющих Вершин, прилетит на нашу землю, чтобы благословить и избавить от великого зла.

— И вы в это верите? — скептически спросила я.

— Ты прилетала двадцать лет назад, сказала, что вернешься, когда будет нужна помощь. И вот ты вернулась! — подтвердил Саабах. — Почему мы должны сомневаться?

— Хотя бы потому, что я об этом ничего не знаю, мне всего шестнадцать лет от роду и живу я в чародейском монастыре. Точнее, жила, — помолчав, тихо добавила я.

— Наверное, при перерождении ты частично потеряла память! — блеснул догадкой Мелик. — И здесь речь идет не о временном пристанище, а о настоящей истинной обители. Память прошлого воплощения вернется, и ты обретешь свое гнездо на Сияющих Вершинах! — горячо заверил меня визирь тайной службы Шаурана.

— Уже обрела, — пробурчала я себе под нос, складывая головоломку своей прошедшей жизни в единую картину. — «Тысячи Сияющих Вершин» можно перевести с шауранского на всеобщий как «Алмазные Вершины»? — спросила я, уже зная ответ.

— Можно, но это будет не очень точно, — подтвердил догадку Мелик.

На душе стало грустно и муторно. Налив себе в кубок терпкого красного вина из хрустального кувшина, я выпила, ощущая, как приятное тепло растекается по желудку, отяжеляя ноги и то место, откуда они растут. Заботливые руки визиря казначейства подвинули поближе блюдо с фруктами, поставленное взамен разбитого, и вложили мне в ладонь спелый ароматный персик. Машинально поглощая сладкий фрукт, я размышляла над превратностями судьбы, пытаясь понять, все ли Симург были членами Братства, раз их главные цели полностью совпадают? Может, Симург — специально выведенные Братством оборотни для борьбы с демонами и прочим злом? Тогда как я оказалась в монастыре? Потеряли в детстве? Нет, это отпадает, из цитадели никто потеряться не может. Тогда как? И кто же я на самом деле: мифическая Симург, потерявшая память, или дочь горе-чародеев, волей рока ставшая оборотнем?

Видимо, от Судьбы не уйдешь. Предназначение всегда и везде найдет. Так говорят большинство мудрецов всех времен и народов. Но некоторые из них уверены в том, что человек способен сам своими помыслами, желаниями и деяниями творить свою судьбу, выбирать себе предназначение в этой жизни. Невзирая на события, разворачивающиеся вокруг него и помимо его воли. Сложно спорить, кто из них прав, ведь иногда Судьба подкидывает неожиданные сюрпризы, заставляя совершать определенные поступки.

Так можно ли уйти от своей Судьбы? Обмануть? Спрятаться? Ослушаться и принять непредсказуемое и не просчитываемое решение в навязываемой Судьбой ситуации? Переломить линию Судьбы в нужную сторону?

Только этим я и занимаюсь с самого своего рождения. Вопрос в том, удастся ли мне взять Судьбу под уздцы и провести той дорогой, которая угодна мне, а не той, что предначертана ею.

— Не нужно терзать себя сомнениями, — правильно догадавшись по унылому выражению моего лица о недюжинной работе ума, сказал Саабах.

Оторвавшись от раздумий и оглядевшись вокруг, я заметила, что Мелика на террасе уже нет, а на стол водружены блюда с хлебом и горячим мясом, от которого поднимался дымок.

— Вы можете сказать, достопочтенный Саабах ибн Сулей, кто я и за какие прегрешения мне все эти напасти?

— Насчет прегрешений спросишь у Всевышнего, — назидательно сказал старик. Его голубые глаза лучились добром и участием. — А по поводу того, кто ты, спроси у себя самой.

— Спросить-то я спрошу, вот только ответа нет.

— Ответ есть, просто ты его не видишь.

— Вы говорите, что я — ваша мифическая птица Симург, — разозлилась я, — а мне даже имена моих родителей неизвестны!

— Успокойся, в спокойствии приходит мудрость и рассудительность, — невозмутимо продолжил Саабах. — В наших сказаниях птица Симург — девушка-птица, могучая и прекрасная, обладающая огромной магической силой, щедростью, великодушием, умеющая говорить на человеческом языке. Иногда она помогает людям справиться с большим злом, способным уничтожить нас, иногда сама повергает людей в пучину страданий, если чаша ее небесного терпения переполняется их лицемерием, злобой и жестокостью. Если она видит несправедливость с высоты гор Тысячи Сияющих Вершин, то спускается к нам, смертным, и огнем и мечом наказывает тех, кто обижает немощных и слабых.

Саабах немного помолчал, давая мне время обдумать услышанное, потом спросил:

— Разве такая философия жизни претит тебе?