Дело Белки Даган Александр

Глава 18

Побег защитников из изолятора произошел спонтанно. Собственно, только потому он вероятнее всего и удался. В принципе бежать должны были только Серый и Василиса. Вернее, если уж быть совсем точным, последней полагалось даже не бежать, а скакать, превратившись в лягушку. Но изначально, даже этого никто не планировал. Потеряв нас в реке времени, Иван прекрасно понимал, что в этот раз нам на «той стороне» больше не встретиться. Поэтому, несмотря на то, что по его словам вся команда очень переживала о нашей с узбеком судьбе, он принял решение продолжить поиски Кощея, Белки или Кощея с Белкой. Следуя этому плану, защитники вторглись на территорию, находящуюся под юрисдикцией ВЧК, но, к сожалению, похитителя так и не обнаружили. Зато им на голову в буквальном и переносном смысле свалился Хан. И от него же они узнали, что где-то неподалеку следует искать и меня.

– Увы, в этом мы тоже не преуспели, – повинился передо мной Дурак.

– Почему же?! – ухмыльнулся я. – Дмитрий мне почти что на руку наступил.

– Когда?! – изумился счастливчик. Но я оставил его вопрос без ответа. Про свои приключения мне предстояло докладывать потом. Опять же я вовсе не про все хотел рассказывать при Бабе Яге. Увы! Такова уж природа единожды утраченного доверия. Хотя надо отдать Арине

Родионовне должное, она сильно продвинулась в том, чтобы его вернуть. Обнаружив, что меня нет на ковре-самолете, старуха, рискуя закончить свой век козой, все же вернулась меня спасать. Даром, что это оказалось абсолютно излишним. Теперь же Яга скромно сидела, повернувшись ко всем нам спиной, и направляла ковер как можно дальше от изолятора и его многочисленной охраны, а Иван заканчивал свой рассказ:

– Уверяю вас, Лев, мы обязательно продолжили бы ваши поиски. Однако, неожиданно наша группа столкнулась с патрулем ВЧК. Вы еще не очень представляете, что это за организация… Здесь я не удержался и ехидно хмыкнул, что заставило Ивана слегка поправиться:

– Вернее, не знаете всей истории наших взаимоотношений. Но, так или иначе, нас вынудили покинуть территорию поселения и отправиться в региональный центр. Мало того, ни Серый, ни Василиса не смогли скрыться под видом обычных местных животных. У меня даже сложилось впечатление, будто вэчекисты каким-то образом точно знают, кто входит в состав нашей группы. Мне показалась, что на последних словах Дурака Арина Родионовна еще сильнее сгорбилась над шнурковой панелью управления ковра. Однако Иван, сидевший к ней спиной, похоже, этого не заметил, а я решил, что сейчас не время сводить счеты с подставившей меня старухой. В конце концов, кидали меня в этом волшебном мире практически все, а вот жизнь мне спасала пока только она.

– Таким образом, – продолжил Иван. – Мы на какое-то время оказались исключенными из происходящих событий, как нам казалось, ненадолго. Местное руководство обещало быстро связаться с центральным отделением, которое прекрасно знает, что нас можно выдворить с соответствующей территории, но никак не задерживать. Однако, вскоре мы заметили, что охрану изолятора утроили. Мало того, серьезно вооружили. А потом из разговоров санитаров нам стало известно, о побеге из Лысогорки. Хотя лично я, до сих пор не понимаю, как это могло произойти! Там на пятьдесят верст кругом нет ни одного Перехода.

– Не было! – неожиданно вклинилась в наш разговор Баба Яга. – А теперь есть! Во дворе у Соловья Разбойника. Прямо на месте сортира оказался!

– Как?! – изумился Иван.

– А я почем знаю?! – буркнула старуха и, наконец, развернулась к нам, перестав делать вид, что не участвует в нашем разговоре. – Есть, конечно, в моем скарбе

кой-какие полезные вещички, с которыми можно похожее дело замутить. Но чтобы вот так на голом месте, без инструмента, без источника волшебства… Одним словом, леший знает, как Лысогорские это сделали.

– А если, – осторожно начал я. – Туда случайно волшебный изумруд бросить… Может такой переход образоваться?

– Чего, чего? – переспросил Дмитрий, и по тому как округлились его глаза, а также, увидев, как вытянулись лица егеря, Дурака и Арины Родионовны, я понял, что мое предположение было верным – мне принадлежит честь организации самого масштабного побега волшебных преступников за последние сто, а то и все двести лет.

– Но откуда ты взял изумруд?! – воскликнул Иван, видимо, от волнения обратившись ко мне на ты.

– Мы с Ханом нашли! – честно ответил я и повернулся к узбеку. – Ты что, никому не рассказывал?

– Конечно, рассказал! – возмутился моему предположению егерь. – Но у нас же его Кубера отнял.

– Один отнял! А другой, который ты об дерево расколотил, как оказалось, у меня в одежде застрял.

– Но зачем было его в сортир кидать? – напустился на меня Дмитрий.

– Затем, чтобы он Кощею и Соловью Разбойнику не достался!

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовалась Арина Родионовна. – А что, Костлявый с птицей тоже там были?

– Можно подумать, вы этого не знаете! – огрызнулся я. – Меня же вместе с ними и повязали.

– Тебя повязали, – уточнила Баба Яга. – Еще кой-какую мелкую сошку. А эта сладкая парочка нам не попадалась.

– Упустили, значит?! – ухмыльнулся я.

– Выходит, что так, – согласилась бабка. – А ты-то чему радуешься.

– Есть повод, – не вдаваясь в подробности, сообщил я. А сам даеж слегка надулся от гордости. Выходит, не зря я терпел издевательства Логопеда, скрывая, правду о происшедших со мной событиях. Раз Кощей и его приятель сумели ускользнуть, то вэчекисты скорее всего все еще остаются в неведении, о том, кто украл Белку, и где следует ее искать. Мне же теперь оставалось лишь улучить минуту, когда мы с Иваном останемся наедине, и передать ему добытую мной у Кощея важнейшую информацию, которую я все еще не был готов озвучить в присутствии Бабы Яги. К сожалению, самого Ивана волновали сейчас совсем другие вещи.

– Ребята, – обратился он к егерю и счастливчику. – Никто из вас случайно не видел: Серому и Василисе удалось уйти.

– Ты о чем? ВыходитВсе серьезнее, чем я думал. Остается надеяться только на Серого и Василису! – озабоченно пробормотал Дурак.

– А где они, вообще? – обратился я к Ивану.

– Услышав, про побег, – объяснил он. – Мы поняли, что больше ждать просто нельзя. Поэтому и устроили всю эту свалку возле изолятора. Вышибли дверь, после чего Василиса в виде лягушки и Серый пошли в одну сторону, а мы рванулись в другую.

– В виде козлят! – съязвила Яга.

– К счастью, нет, – ответил Иван. – Хотя если бы не ваше вмешательство, полагаю, нас наверное превратили бы. Впрочем, мы шли на это сознательно… Я удивленно поднял брови, и Иван пояснил.

– Нам надо было отвлечь внимание от Серого и Василисы. Они должны найти возможность связаться с нашим шефом. Все зашло очень далеко, и, увы, без его помощи уже вряд ли исправится. А руководство твоей новой знакомой явно не спешит его информировать.

– Слышь, Ванька, кончай! – вдруг ни с того, ни с сего вспылила Баба Яга. – Это, конечно, хорошо, что ты теперь весь такой из себя интеллигент, но, может, начнем уже общаться как люди?!

– Я пытаюсь!

– Ничего ты не пытаешься! До сих пор мне простить не можешь, что я на «вэчеку» работать стала. А что прикажешь делать? У меня избушка на поселении чуть ни живьем гнить начала. Стены древоточцы погрызли, крышу кислотными дождями разъедает, по ножкам ее куриным фурункулы пошли. Мне-то старой тоже несладко пришлось. Но она ведь последняя из своего роду-племени. А вы – защитнички фиговы – обо всем с вэчекистами договорились, территории поделили и носа к нам не кажете. Ну, и что мне, мил друг Ивашка, оставалось?

– Арина Родионовна, – сдержанно ответил Иван. – Я вашим решениям не судья. Что сделали, то сделали, но нынешние ваши поступки… Вы что же, думаете, Алихан не рассказал нам, как вы прикидывались перед ним и Львом несчастной политзаключенной? Или вы станете утверждать, что не доложили своему начальству о том, что два младших сотрудника общества пренебрегли своими обязанностями, и не попытались взять вас под стражу для дальнейшей передачи властям?

– Нет, Ванька! Не стану! Все как есть доложила! – мрачно призналась Арина Родионовна. – В том числе и то, что ты этого несмышленыша безо всякой подготовки на «ту сторону» взял. Ты уже не тот «дурак», что раньше. Сам должен понимать – нельзя этого было делать!

– А про белку тоже вы им рассказали? Не выдержал я.

– А то кто же?! – вздохнула старуха.

– В таком случае, зачем же вы помешали меня допрашивать? Вия прогнали, Логопеда усыпили, столько санитаров козлами сделали?

– Хороший вопрос! – поддержал меня Иван. – Только не надо нас убеждать, что вы просто настолько прониклись симпатией к этому юноше, что вновь поставили себя вне закона. Признайтесь лучше, это еще одна секретная операция, которую так любят в вашей конторе?

– На счет моих симпатий не тебе, Ванюша, судить! Ежели б не они, ты уж и сам давным-давно сгинул бы. Или напомнить? И ты, Левушка, не серчай. Ведь и впрямь по нраву ты мне пришелся, хоть и ума у тебя немного, и неудачник ты порченный. Однако, спасла я тебя все ж не поэтому.

– Тогда почему?

– А вот почему! – ответила старуха и снова, как недавно перед Логопедом, заголила перед нами свое запястье.

На ней раз ничто не помешало мне рассмотреть охватывавший руку Бабы Яги браслет. Собственно и разглядывать там было особо нечего. Руку старухи охватывала простенького плетения цепочка с двух сторон крепящаяся к золотому овалу, рассеченному посередине черной зигзагообразной линией. Короче говоря, примитивная бижутерия. Того же мнения, судя по выражению их лиц, придерживались и Хан с Дмитрием. Но не Иван. На него браслет старухи произвел такое же впечатление как появление Командора на донну Анну.

– Не может быть! Не верю! Кого? – воскликнул он, хватая Арину Родионовну за руку.

– Всех! – неожиданно испуганным голосом ответила та.

– У них что, совсем крыша съехала?!

– Совсем, Ваня! Ей Богу, совсем!

– Мы должны их остановить! – тоном супергероя, узнавшего о новых планах мирового зла, заявил Иван.

– Если сумеем, – тихонько ответила бабка и добавила. – Теперь веришь, что я навсегда от них ушла?

– Верю! – без лишних раздумий ответил Дурак, и по тому, как он это сказал, я почувствовал, что Ивану и самому очень хотелось, чтобы старуха, действительно, оказалась честной Бабой Ягой, а не лживым агентом спецслужб.

– Тогда садимся, – объявила Арина Родиновна.

– Зачем?

– А ты что, собрался в Переход прямо с ковра прыгать? Старуха лихо направила наш летательный аппарат вниз, и через мгновение зависла над небольшой полянкой, окруженной густым смешанным лесом.

– Что-то я не в курсе того, что здесь хоть один Переход есть, – снова начал сомневаться в Бабе Яге Иван.

– Ты-то ладно. Главное, что и вэчекисты не в курсе, – с широкой ухмылкой, ответила бабка, перебираясь с ковра на твердую землю. – Мне его одна кикимора с Лихой Пади открыла. Только она с подружками про него и знает.

– Не пойму я тебя, Яга, – нахмурился Иван. – То ты верно своим хозяевам служишь, то незаконное волшебство покрываешь.

– Во-первых, служила! – резко осадила его старуха. – А, во-вторых, никакого волшебства я не покрывала. Много ли кикиморы наколдуют. А вот не дать девкам на свиданку сбегать, это и впрямь изуверство какое-то. Понял?

– Понял, понял! – согласился Дурак, который явно смутился, узнав истинное назначение Перехода. И тут его окликнул узбек:

– Иван-ага, – обратился к нашему начальнику Хан, – Объясни, что происходит. Что на той стороне делать будем?

– Вот-вот, – поддержал его счастливчик. – А то, я так понимаю, нам сейчас в бой, а с кем не знаем.

– Извините, парни! – сурово сказал Дурак, окидывая нас прощальным отеческим взглядом. – Сегодня в бой идут одни старики! Никакие уговоры не подействовали. Хотя мы и устроили Ивану и Арине Родионовне настоящее показательное выступление а-ля Плач Ярославны, не желающей отпускать князя Игоря. Однако, князь, вернее Дурак, так и остался непреклонен, а Баба Яга и вовсе не вмешивалась в его разборки с подчиненными. Похоже, Дмитрий раньше всех понял тщетность наших попыток. Поэтому он просто уныло отошел в сторону и стал с равнодушным видом наблюдать за старухой, которая бормоча себе что-то под нос отсчитывала по несколько шагов то в одну, то в другую сторону, видимо, пытаясь отыскать любовный портал сексуально неудовлетворенных кикимор. Зато узбек сделался просто сам не свой. Он вцепился в Ивану в рукав и сбивчиво объяснял, что ему любой ценой надо попасть на «ту сторону».

– Зачем, Али?! – не выдержав, повысил на него голос наш в высшей степени сдержанный старший товарищ. – Что тебе там надо?

– Я слово дал! – объяснил узбек. – Честное слово защитника. Мне надо одно живое существо спасти!

– Тебе одно, а нам сотню! – строго сказал Дурак. – Пойми, тот браслет, что вы на Бабе Яге видели – это так называемое «Золотое яичко». А линия, начерченная поперек означает «раскол», то есть лицензию на убийство любого волшебного существа. «Вэчекисты» давно искали благовидный предлог извести обитателей поселений. Теперь он у них появился. Уничтожать будут всех и каждого, так что ваше присутствие мне попросту свяжет руки. Все понятно? Было видно, что Хан, несмотря на все объяснения начальника, просто не может согласиться с его аргументами. Однако Ивана это больше не интересовало. Он взялся за золотую цепочку своих карманных часов и потащил их наружу. Цепь оказалась необычно длинной – чуть ли не полтора метра. Да и сами часы были отнюдь не простыми. Иван откинул их крышку, надавил на какую-то тайную кнопку, и гладкий золотой диск ощетинился короткими острыми шипами. Приведя таким образом свой хронометр в боевую готовность Дурак стал раскручивать его на цепи, выписывая вокруг себя замысловатые сверкающие узоры, соприкосновение с которыми явно не сулило никому ничего хорошего.

– Иван Иванович, – окликнул я мастера часовых единоборств, пытаясь отвлечь его от эффектной тренировки. – Иван Иванович, мне надо с вами поговорить!

– Бесполезно, Лев! – с непривычной жесткостью в голосе ответил он. – Я уже все сказал.

– Вы – да! А я – нет! Похоже, эти слова неожиданно разозлили моего единственного доброжелателя в обществе. Он очередной раз крутанул цепью и, резко поддернув ее к себе, направил хронометр прямо на меня. Сверкнув перед самым моим лицом, часы атакующей птицей рванулись вниз и вонзились в землю строго посередине между моими черными тапками.

Покончив с этой демонстрацией своего раздражения, Иван сделал шаг ко мне и тихим, но внятным шепотом стал выговаривать все, что у него наболело:

– Вот, что, Лев, прежде чем ты откроешь рот, я тоже тебе кое-что выскажу. Ценю твое желание принять участие в этой спасательной экспедиции, но, несмотря на все твои старания, стойкость и доброту, мне приходится признать, что ты последний человек, с которым бы я хотел оказаться в критической ситуации. Прости, тебе неприятно это слышать, а мне неприятно это говорить. Но ты меня вынудил. Согласен, я сам предложил тебе войти в наше общество. Я думал, что твоя врожденная способность попадать в неприятности, может послужить нам на пользу. Однако все, что ты сделал на сегодняшний день, практически привело нас к катастрофе. ВЧК и Общество давно враждуют между собой. Мы – филантропы и романтики. Они – прагматики и реалисты. Мы готовы жертвовать собой, чтобы спасти любое магическое существо. Они видят в волшебстве лишь угрозу и опасность для обыденного мира. К счастью, кроме ВЧК, на земле существует еще несколько организаций, с которыми комиссии приходится считаться. Поэтому до сегодняшнего дня нам совместными усилиями удавалось ее сдерживать. Пропажа Белки сильно подорвала наши позиции. Но теперь, после того, как наш сотрудник нарушил правила обращения с магическими преступниками, способствовал массовому побегу из закрытого поселения и, наконец, совершил вооруженное нападение на сотрудников ВЧК, у них просто развязаны руки. Я знаю, что все это ты сделал, так сказать из лучших побуждений, но результат твоих неудач оказался попросту фатальным. Поэтому мне не остается ничего другого, как отправить тебя под присмотром ребят в Москву, где ты, надеюсь, не сможешь испортить ситуацию еще больше. Ну, что, ты все еще хочешь попросить взять тебя с собой? Я не ответил. Мне, вообще, нечего было сказать. Единственным, что вертелось у меня голове, был вопрос: «За что?» Но я скорее откусил бы себе язык, чем произнес эти слова вслух. Самым ужасным было то, что где-то по большому счету Иван был прав. Конечно, я мог привести ему старый как мир аргумент: «Иван, ты сам Дурак!» – но сути бы это не изменило. Меня взяли на службу таким, каков я есть, чтобы мои неудачи принесли кому-нибудь пользу. Однако, мне удалось выступить таким королем всех мировых обломов, что моя невезучесть перевесила все остальные качества и достоинства известных мне защитников. Так что вполне естественно, что Иван больше не желает иметь со мной дела. Оставалась лишь одна проблема, когда я обращался к Дураку, мне вовсе не хотелось убеждать его взять меня на «ту сторону». Напротив, я просто хотел сообщить ему, что Кощей выпустил нашу Белку на той стороне. И именно там ее следует и искать. Я попытался разлепить губы, но от всего услышанного у меня во рту разом пересохло, в голове мутилось, и я понимал, что ничего внятного мне сейчас произнести не удастся. Поэтому я просто повернулся к Ивану спиной и, шатаясь, побрел в сторону ковра. Там же оказались и Дима с Ханом.

– Не парься, братишка! – шепотом убеждал счастливчик егеря. – Путь уходят без нас. Я подглядел, где старуха свой Переход нашла. Сейчас они свалят, а мы потом нырнем туда же по-тихому и айда следом! Однако этим планам было не суждено осуществиться. Похоже, Иван весьма неплохо знал, на что способна юная поросль защитников.

– Ну, все, парни! Счастливо! – напутствовал он нас, подходя к самолету.

– Счастливо, Иван Иваныч! – бодро попрощался с Дураком Счастливчик.

– До свидания, Иван-ага, – тихо сказал узбек. Я же и вовсе промолчал, потому как стоило мне сейчас обратиться к Ивану, и не пойми чем все могло закончиться – я либо мог начать спорить с ним о своей роли, в произошедших событиях, либо чего доброго, попытался бы набить ему морду. Между тем, что одно, что другое было сейчас весьма глупо. Впрочем, старинному сказочному герою было глубоко наплевать на мои сантименты. Как оказалось, его сейчас беспокоило вовсе другое.

– Хан, Дмитрий, – со строгими менторскими интонациями произнес он. – Вы не поняли. «Счастливо» вовсе не означает, что вы можете прорастать тут, как два молодых дуба. Быстро полезайте на ковер.

– Зачем? – невинно поинтересовался Дмитрий.

– Затем, что Москва ждет! – все еще терпеливо, но явно резче, чем раньше сказал

Иван. – Столица нашей родины, порт пять морей и пятидесяти четырех бассейнов. Ну?! Последний окрик Ивана сделал свое дело. Хан и Дмитрий, нахмурились, но все же выполнили приказ. Что касается меня, то я и так уже сидел на ковре, старательно отворачиваясь от обидевшего меня Ивана, чтобы не дай Бог, не встретиться с ним взглядом.

– Яга! – проорал Иван в сторону зарослей, где старуха готовила к бою свою метлу, подвязывая к старому надежному древку новые свежесломанные прутья.

– Чего? – отозвалась старуха.

– У этой модели круиз-контроль есть?

– А как же?! Это же настоящий персидский самолет, а не китайская циновка какая-нибудь!

– Настроишь?

– А чего ж нет.

Старуха неторопливо подошла к ковру и по-деловому зажала между пальцами бахрому, прямо как доярка, прихватившая соски давно привыкшей к ней коровы.

– Ну, куда их отправлять?

– Адрес нашего московского Дома знаешь?

– Это который на малой Бронной?

– Да нет, – с досадой поморщился Иван. – Тот же сгорел. Новый. В Калашном переулке.

– Ладно. Дай сама гляну! – попросила бабка, и приложила ко лбу склонившегося к ней Ивана серо-бежевую, изъеденную временем, трудами и чародейством ладонь. Картина получилась, можно сказать, трогательная – «Баба Яга меряет вернувшемуся блудному сыну температуру». На самом же деле Арина Родионовна, вероятно, «скачала» из головы защитника необходимый зрительный образ. Во всяком случае, отняв ладонь, она быстренько навязала на бахроме ковра несколько узелков и объявила:

– Готово! Доберутся в сохранности, как стопки в поролоне.

– Спасибо! – поблагодарил бабку Иван, после чего обратился к Счастливчику. – Если Велес вернется в Дом раньше, чем до него доберутся Василиса с Серым, расскажешь все, что случилось. И пусть побеседует со Львом. И еще… Здесь Дурак унизил меня окончательно. Бросив в мою сторону долгий пристальный взгляд, который я, что называется, даже спиной почувствовал, он наклонился к самому уху Дмитрия и что-то ему зашептал. Счастливчик тоже, похоже, ничуть не удивился такому проявлению абсолютно незаслуженного мной недоверия, а лишь несколько раз покивал, а когда Иван закончил говорить, пообещал:

– Да, конечно! Сделаю обязательно!

– Вот и молодец, – одобрил его старший товарищ и спросил, у замаявшейся ждать, когда мы, наконец, распрощаемся Бабы Яги. – Как их отправить?

– А дерни, деточка, за веревочку, ковер и стронется! – усмехнулась старуха, и, взявшись за угловую тесемку бахромы, сказала: – Ну, в добрый путь, касатики! Левка, Хан, не поминайте лихом. Авось, когда свидимся.

С этими словами Арина Родионовна действительно дернула за веревочку, и мы начали подъем вверх.

Глава 19

Всех окружающих нас людей можно в той или иной степени представить как свидетелей наших успехов и провалов. При этом неудивительно, что компания первых нам гораздо приятнее, чем общество вторых. Если же вы в состоянии благосклонно принимать кого-то вне зависимости от того, сколько раз и каким образом вы потерпели фиаско у него на глазах, радуйтесь – у вас есть настоящий близкий друг. Увы, ни Алихан, ни Дмитрий к числу таковых не относились. Поэтому отповедь, которую я получил от Ивана в их присутствии, вовсе не способствовала тому, чтобы испытать удовольствие от нашего совместного путешествия. Даже, несмотря на то, что парни вели себя довольно тактично, а именно делали вид, будто ничего не произошло, мне совершенно не хотелось их видеть. Будь у меня выбор, я бы, вообще свалил бы от них, куда подальше. Однако, совершать столь отчаянный шаг, находясь на высоте около пятидесяти метров, было несколько опрометчиво. Поэтому мне оставалось только продемонстрировать, что мои коллеги интересуют меня куда меньше, чем затейливый орнамент и прочие цветные хитросплетения, покрывающие поверхность нашего летательного аппарата. Счастливчик и егерь тоже не спешили нарушить мое искусственное одиночество, а были заняты каким-то важным разговором. Велся он опять-таки оскорбительным для меня шепотом. Но поскольку оба его участника никак не могли прийти к согласию, то отдельные слова все же прорывались наружу, правда, в основном в исполнении Дмитрия:

– Да не переживай ты так! – пытался он утешить своего друга. – Ежу понятно, что ты в этом не виноват! «Конечно!» – подумал про себя я. «Виноватым сегодня назначили меня!» И невольно прислушался, надеясь, что узбек все же найдет пару слов в мою защиту. Однако, ничего подобного не случилось. То есть, я так и не услышал, что именно сказал егерь Счастливчику, однако реакция последнего говорила сама за себя:

– Вот именно! – поддержал он узбека. – Самая что ни на есть лживая гадина и есть. И не фиг ради таких подставляться! Это было уже слишком. Четыре дня провели мы с узбеком на «той стороне», делили вместе кров Бабы Яги и горчицу с моего куска самобранки, тонули в реке времени и спасались от гневного Куберы, и после всего этого он позволял говорить обо мне такое… Я буквально задохнулся от ярости. Мне было уже наплевать, что мое поведение свидетельствует о том, что я подслушал чужой разговор, что вся наша троица висит в небе на тряпичном пятачке три на четыре, а внизу простирается пропасть размером с семнадцатиэтажный дом. Сейчас меня волновало только одно – эти двое должны были во чтобы то ни стало заткнуться.

– Вот, оказывается, как! – взревел я, вскакивая на четвереньки и бросаясь с кулаками на своих обидчиков. – Ну, давайте, подходите по одному. Посмотрим сейчас, кто из нас лживая гадина.

– Лев, ты чего? – поднял на меня округлившиеся от изумления глаза Счастливчик, и сразу же получил по своей симпатичной мордашке.

– Лева, не надо! – завопил узбек, наконец-то, продемонстрировав свою истинную трусливую сущность. Но не тут-то было.

– Значит, я один во всем виноват? Один?! – раз за разом вырывался из моего горла протест по поводу незаслуженно полученного оскорбления, в то время как руки сами собой сгребли Хана за халат и трясли его из стороны в сторону.

– Ну, хватит! – раздался сбоку злой голос Счастливчика, после чего мое ухо обожгло хлестким тяжелым ударом. Нанесен он, тем не менее, был явно не кулаком, а раскрытой ладонью. То есть по сути мне попросту дали мощную оплеуху. Но я не стал выяснять, с чего это Дмитрий решил сберечь мою физиономию от более тяжких увечий. В любом случае, его слова задели меня за живое куда сильнее, чем мог это сделать самый огромный кулак.

Поэтому в ответ на его пощечину, я лишь зарычал, бросил егеря и перенес атаку на более сильного противника. Однако теперь Дима был уже готов к моему нападению. Конечно, малая площадь ковра и то, что всем мы стояли на нем на коленях не позволяло ему как следует уклоняться от моих беспорядочно наносимых ударов, но блоки он выставлял весьма успешно. А потом и вовсе улучил момент, чтобы предельно сократить дистанцию, лишив меня всякой возможности для мало-мальски серьезного замаха. Кончилось тем, что мы просто сцепились, как два борца в вольном стиле и, сжав друг друга в отнюдь не дружеских объятьях, стали усердно хрустеть ребрами и позвоночниками друг друга. На моей стороне были преимущество в массе и обуявший меня праведный гнев. На стороне Дмитрия техника, прекрасная физическая форма и способность соображать здраво. Тем ни менее, в ходе наших страстных обжиманий ни он, ни я не моги склонить чашу весов в свою сторону. В результате, если мы к чему и приблизились, то это была вовсе не победа, а исключительно край продолжающего свой полет ковра. И вдруг у меня ни с того ни с сего кончился воздух. В ушах зашумело, в глазах побежали темные круги, а в голове пронеслась последняя злобная мысль, что узбек ни смотря ни на что еще поплатиться за свое вероломство и тот стальной зажим, который он применил ко мне, пока я пытался побороть Дмитрия.

Придя в себя, я почувствовал, что все еще нахожусь на ковре, а сам ковер, по-прежнему, находится в полете. Я открыл глаза сел и увидел Хана, который зачем-то прижимался ухом к груди вытянувшегося рядом Счастливчика. Заметив, что я очнулся, Хан злобно сверкнул своими узкими глазками и прошипел:

– Что ты с ним сделал?!

– Да пошел ты! – вяло огрызнулся я, не вполне понимая, чего он от меня хочет.

– Сам пошел! – заорал Хан. – Какой ишак тебя укусил?! Что ты на нас набросился?!

– А ты не догадываешься?! Кто меня тут с грязью смешивал? Скажешь, не вы?!

– Да мы, вообще, о тебе не разговаривали! Это было уже наглостью. Возможно, у защитников и были основания считать меня неудачником, но уж кто-кто, а Хан уже мог убедиться, что дураком я не был.

– В таком случае, может, объяснишь, кого ты назвал лживой гадиной? – намеренно сделав акцент на двух последних словах спросил я, чувствуя, как во мне снова вскипает поутихшая, было, ненависть.

– Я так никого не называл, – глядя мне прямо в глаза, твердо ответил узбек. – Это Дима. Сказано это было не про тебя!

– А про кого же тогда?

– Про Шит!

– Шит? Это было самое время, чтобы схватиться за голову. За всеми нашими приключениями я и думать забыл о Кубериной очковой собственности, которая и впрямь была самой настоящей гадиной.

– Секунду! – встряхнув все еще мутной головой, обратился я к егерю. – А с какого перепуга вы ее, вообще, обсуждали?

– Как с какого? – удивился узбек, и теперь уже в его голосе появились строгие нотки. – Ты что забыл? Я ей защиту пообещал, и ты, кстати, тоже. С последним утверждением я мог бы. Конечно, и поспорить. Лично я ни каких обязательств перед коброй на себя не брал. Но на счет себя егерь говорил чистую правду.

– Постой, так ты про это данное слово с Иваном разговаривал? – вспомнил я.

– Конечно! Кстати, ты как хочешь, а я и сейчас собираюсь его сдержать. Наконец-то, все встало на свои места. В том числе и то, что я снова чувствовал себя идиотом.

– Хан, прости! Я просто не так вас понял. Честное слово! Сейчас, Дима очнется, я и перед ним извинюсь.

– Не очнется, – печально сказал узбек. – Он так уже два часа лежит.

– Ого! – встревожился я, только сейчас поняв, как добросовестно вырубил меня егерь. – А почему?

– Это тебя надо спросить! – мрачно заметил он. – Думаешь, с чего я тебя душить стал? Увидел, что у Димки глаза закатываются, и тогда уж решился. Жаль. Надо было раньше тебя остудить.

– Пожалуй, – искренне согласился я. – Но он хоть живой?

– Пульс есть, и дышит. А в остальном… – узбек печально покачал головой, озабоченно взглянув на тело друга. Я тут же почувствовал себя самой что ни на есть распоследней скотиной.

– Ладно. Дай я тоже на него гляну! – сказал я, вставая на колени и перемещаясь поближе к несчастной жертве моей, как выяснилось, совершенно необоснованной ярости.

– Гляди! – не стал возражать Хан, нехотя уступая мне место около тела друга. Я привстал над Счастливчиком и хотел открыть ему одно веко, но не успел – непонятно отчего и как ворс нашего ковра сделался невероятно жестким и прямо-таки впился мне в ногу. Судя по раздавшимся сбоку узбекским ругательствам, самолету удалось привлечь и его внимание.

– Хан что происходит? – воскликнул я. Вместо ответа егерь озадаченно ткнул пальцем прямо перед собой. Затейливый персидский узор ковра извивался, сплетаясь во что-то пока непонятное, но, тем не менее, настораживающее. Зрелище было красивое, завораживающее и смутно похожее на анимацию виденного мной когда-то компьютерного скринсейвера. Любоваться им можно было бы до бесконечности, если бы вдруг до нас с Ханом практически одновременно не дошло, что мы разглядываем не просто живую картинку, а надпись, сделанную на родном русском языке, причудливым образом стилизованным под арабскую вязь.

Текст, возникший на поверхности летательного аппарата, гласил: «Внимание! Наш ковер-самолет входит в густонаселенную область. Просьба застегнуть привязные ремни и приготовиться к переходу в режим стелс!»

– О чем это он? – мигом насторожившись, обратился я к узбеку, на что тот смог всего лишь пожать плечами. Впрочем, вскоре все прояснилось само собой. Я бы даже сказал, стало абсолютно прозрачным. Прежде всего, это относилось к самому ковру. Сначала он как бы слегка вылинял, словно его вопреки всем рекламным советам постирали в хлорном отбеливателе. А потом сквозь его плотную ткань и вовсе стала проглядывать земля, а вместе с ней и многочисленные крыши проносящихся под нами московских пригородов. Возможно, кому-то такое улучшение обзора и доставило бы удовольствие, но только не мне. Моя, доселе загнанная в подкорку высотобоязнь, снова попыталась прорваться наружу, и неизвестно к чему бы это привело, если бы не упомянутая в предупреждении ковра страховка. Конечно, привязными ремнями ее можно было назвать весьма условно. Опутавшие меня, Алихана и Дмитрия нити больше походили на плотные густые волосы, как будто ковер решил повторить чудо святой

Агнессы и мигом оброс длинными вьющимися локонами, в которых напрочь завязла вся наша компания. Впрочем, и эта поросль вслед за самим самолетом вскоре тоже сделалась почти полностью невидимой, равно как и мы сами. Теперь при взгляде я на моих попутчиков я мог с трудом различить лишь некое марево, очень отдаленно напоминающее силуэты егеря и распластавшегося на ковре Счастливчика. Вероятно, применение к нам этого оптического фокуса было вполне разумным. В конце концов, не хватало еще, чтобы москвичи и гости столица, случайно посмотрев на небо, увидели, как над ними проносится кусок отличного коврового покрытия с восседающими на нем тремя мужиками. И все же, каюсь, я предпочел бы стать причиной чьего-то нервного расстройства, чем непрерывно испытывать охвативший меня панический ужас. Тем более, что рожденный ползать, он только летать не может, а вот тошнить, извините, запросто. В чем мне, кстати, вскоре пришлось убедиться. Когда наш персидский гобелен – дай Бог счастья и здоровья тем, кто его соткал – резко сменил курс, и решил продемонстрировать нам, что может почувствовать скромный обыватель, если его пинком под зад запустить вниз с американской горки, высота которой не уступает Останкинской телебашне. В тот миг, когда это произошло, я заорал так, как не снилось ни Николаю Баскову, ни жительнице Бразилии Франциске Рамос дос Санчес, которая пару лет назад разродилась младенцем, весившим более семи с половиной килограммов. Впрочем, если подумать здраво, в момент принятия родов эта достойная женщина, почти наверняка, была под наркозом. Мне же пришлось пережить наше пике, находясь в относительно трезвом уме и более-менее твердой памяти. Единственным, хотя и незначительным утешением в этой ситуации можно было считать то, что при таком стремительном заходе на посадку, мои мучения продлились не слишком долго. Я даже толком не успел сорвать голос, а ковер уже сам собой свернулся в прозрачный начиненный нами рулет, и в таком виде ухитрился вломиться в мансардное окно какого-то здания. Вероятно, после этого он сразу же перестал поддерживать функцию невидимости, либо же сказался перепад между ярким дневным светом и темнотой неизвестного чердака, но так или иначе я сразу почувствовал себя вдвое более незрячим, чем маршал Кутузов или, если хотите, адмирал Нельсон. Однако, эта беда была уже не такой страшной, поскольку клаустрофобия – это та редкая напасть, которая не значится в списке моих достоинств. Тем не менее, напоследок ковру все же удалось доставить мне еще одну небольшую радость. Не знаю уж почему, но для приземления на лестничную клетку он выбрал как раз ту свою часть, к которой был прижат я. Хлопнув моей тушкой о крайнюю ступеньку, и амортизировав тем самым посадку Хана и Дмитрия, летучее полотнище легко развернулось, и, наконец, затихло, предоставив нашей компании приходить в себя и пытаться понять, где же мы оказались. Впрочем, с этим мы разобрались быстрее всего. Спасибо Арине Родионовне и Ивану, они блестяще запрограммировали шнурковый автопилот персидского летательного аппарата. В результате, он высадил нас прямо перед массивной дверью нашей штаб-квартиры. Все еще пошатываясь, после невольно выполненных нами кульбитов и пируэтов, мы с егерем ввалились в Дом общества, волоча между собой на ковре так и не пришедшего в сознание Дмитрия. Опустив на пол его, отнюдь, не легкое тело, Хан остановился посреди прихожей, посмотрел по сторонам, прислушался и разочарованно покачал головой.

– Ты чего? – поинтересовался я.

– Да так… Думал, может, кто раньше нас вернулся, – объяснил он.

– Кто, например? – удивился я, прекрасно понимая, что у отправившихся в побег пешком Василисы и Серого в принципе не было шансов оказаться здесь раньше нас. Мало того, насколько я понял объяснения Ивана, еще не факт, что они, вообще, попытаются вернуться Домой.

– Лучше всего было бы застать шефа, – мечтательно вздохнул егерь, чем признаться меня изрядно озадачил. Лично я просто по определению не выносил любое начальство. Вернее само начальство очень быстро начинало на дух не принимать меня. Соответственно и мое отношение ко всякого рода боссам было не лучше, чем у среднестатистического мужа к среднестатистической теще. Однако глава общества был, вероятно, незаурядным человеком, во всяком случае, с точки зрения моего узбекского коллеги.

– Велес – совершенно особенный! – с искренним восхищением заметил он, несмотря на то, что рядом не находилось ни одного сотрудника, который мог бы потом озвучить его боссу это подобострастное признание.

– Секундочку! – прервал я егеря. – Не тот ли это Велес, которого поминали Перун и Баба Яга.

– Он самый! – радостно подтвердил Хан.

– Не понял! Но если наш шеф брат бога, то и сам тоже…

– Бог! – спокойно закончил за меня Хан.

– Не фигово, – отозвался я, пытаясь понять свое отношение к очередному сюрпризу в составе общества.

Само присутствие древнего языческого божества в рядах защитников меня не сказать чтоб сильно удивило. В конце концов, я уже начал привыкать, что каждый встречный-поперечный на моем новом магическом пути оказывается существом если не легендарным, то, как минимум, обладает какими-либо волшебными способностями. Однако, тот факт, что, как выяснилось, я поступил на работу в подчинение к богу, меня все же смутил. Уж больно я ценю такую редкую в наши дни роскошь, как право на свое собственное мнение. А откуда ему, извините, взяться, если тобой на минуточку руководит настоящий живой бог? Как, вообще, можно строить дискуссию с небожителем. «Прошу прощение, уважаемый, но вы хоть и руководите, как бог, и свое дело знаете, как бог, но на данный момент, вы абсолютно божественно неправы!» Так что ли?

Похоже, Хан сумел уловить охватившие меня сомнения, и поспешил их по возможности развеять:

– Да ты не парься, Лев! – простодушно посоветовал егерь. – Он классный! Все знает. Все может. Был бы здесь, Димку бы на раз в чувство привел! Всеведение и всемогущество Велеса на меня особого впечатления не произвело. На то уж он, простите, и бог. А вот оказание первой помощи пострадавшему от меня Счастливчику, и впрямь показалось важным делом.

– Слушай! – поделился я с Ханом осенившей меня идеей. – А что если его живой водой напоить?!

– Ну, конечно! – радостно хлопнул в ладоши узбек и, подарив мне взгляд, который свидетельствовал о том, что я мигом вырос в его глазах, если и не до звания божества, то как минимум до уровня чукотского шамана, а то и ямайского колдуна Вуду. Волочить ковер с Дмитрием по узкому коридору нам было не с руки, поэтому мы оставили своего товарища в прихожей и вдвоем поспешили на кухню. Именно там, как я помнил и находился куллер с живой водой. Алихан бежал впереди и так торопился, что едва не падал, то и дело путаясь в полах своего халата. Первым домчавшись до заветной двери, он стремглав ринулся внутрь и, подхватив со стола ближайшую чашку мигом оказался у белой пластиковой колонки, в которую сверху была воткнута прозрачно-голубоватая бутыль со спасительной жидкостью. Однако наполнить свою посудину Хан не успел. Стоило ему протянуть руку к крану, как откуда-то из темного угла кухни на него метнулась гибкое и блестящее иссиня-черное чудовище.

– Берегись! – только что и успел прокричать я, как монстр одной лапой отбросив узбека в угол, словно ужаленный развернулся в мою сторону и, совершив молниеносный прыжок приземлился мне на грудь.

Несмотря на всю подвижность и грациозность атаковавшего нас создания, весило оно добрых сто пятьдесят, а то и все двести килограмм. Поэтому его торможение о мой тоже весьма немаленький организм все равно закончилось тем, что я рухнул на пол, да так и остался на нем, представляя собой объект пристального внимания двух вспыхнувших надо мной желтых не то фар, не то глаз.

– Нуте-с, что мы тут имеем? – потешно растягивая каждую из употребленных в предложении йотированных гласных, поинтересовался страшный зверь. – Никак новичок?

– Он самый, Барс Мурзоевич! – раздался из глубины странно спокойный голос Хана.

– Наш новый «облом». В смысле это… «Знамя провала».

– Как звать?

– Лев!

– Как, как?!– переспросило чудовище и вдруг начало мелко-мелко трястись, беззвучно разевая страшную, утыканную кривыми кинжалами зубов пасть. – Это Лев?! А я тогда кто? Продолжая совершать свои странные извивающиеся телодвижения, монстр наконец-то отошел от меня в сторону и я, наконец-то смог его разглядеть, а заодно и оценить юмор ситуации. Оказалось, что на нас с Ханом совершил нападение огромный котище. Вернее чуть ли не слон, но из породы кошачьих. Естественно, что мое имя его очень развеселило. Меня же пока радовало только одно. Судя по тому, что зверь и узбек, вероятнее, всего были знакомы и, кажется, даже находятся в неплохих отношениях, я тоже могу расслабиться, а не ждать, что меня ждет судьба Джерри, наконец-то, угодившего на завтрак своему закадычному врагу Тому. Так состоялось мое знакомство с еще одним членом Общества Защиты Волшебных Животных, а именно с присно памятным всем и каждому Котом Ученым – Барсом

Мурзоевичем Васильевым-Шестым-Младшим. Зверь был – само великолепие. Благородный, изящный черный. С белой фрачной грудью, белыми перчатками на передних лапах и гольфами на задних. С самого начала нашего общения стало понятно, что Барс Мурзоевич является большим любителем шуток, забав и всяких розыгрышей. Собственно, и на егеря он вовсе не собирался набрасываться, а хотел подкрасться и тихонечко так поздороваться. Я на секунду представил, что было бы со мной, если бы обернувшись на такое вот «Здрасьте», уткнулся лицом в зубастую пасть подобного вида и размера, и задуманная котом шалость вовсе не показалась мне такой уж невинной. Но Хан, похоже, вовсе не собирался обижаться на своего развеселого сослуживца. Напротив, он искренне обрадовался его появлению.

– Слава Аллаху, с вами все в порядке! – весьма почтительно обратился он к коту-затейнику.

– Не то слово! – осклабился Барс Мурзоевич, заставив меня задуматься, а не мог ли Льюис Кэрролл когда-либо пересечься с этим усатым чудом и списать с него ту самую загадочно-знаменитую улыбку своего Чеширского кота.

– А что с вами случилось? – попытался разъяснить егерь пропажу Барса Мурзовевича с его ответственного поста у Лукоморско-Битцевского дуба.

– Да чего только не случилось! – продолжая буквально каждой шерстинкой светиться от удовольствия, ответил кот. – Очень! Очень удачный мне выпал отпуск. Даром, что не в марте!

Последнее замечание Барс Мурзоевич сопроводил весьма красноречивым подмигиванием, справедливо рассчитывая на то, что мы с егерем поймем, о чем речь. Однако с пониманием вышла проблема. Даже я удивился тому, что котище каким-то образом отправился отдыхать, не поставив в известность никого из товарищей по обществу. Хана же это и вовсе вывело из состояния равновесия. Поведение кота явно не вписывалось в его представлении об устройстве и порядке вещей в окружающем мире, что немедленно отразилось на его совершенно не по азиатски живой физиономии.

– Ханчик, дружище! Ты что ж такой смурной? Ну-ка, расскажи дяде Барсу в чем дело!

– Чуть позже! – разом помрачнев, объявил узбек и, все же набрав в чашку живой воды, покинул кухню. Кот явно задумался над странным, как ему показалось, поведением егеря и бросил

на меня испытующий взгляд, который, казалось, спрашивал: «Молодой человек, может, вы мне подскажите, что тут происходит?» Увы, мне нечего было на это ответить, поэтому я предпочел убраться с кухни вслед за узбеком, предоставив Барсу Мурзоевичу самому разбираться со своими загадками.

Глава 20

Войдя в прихожую, я застал невероятно трогательную сцену. Егерь в позе Даши Севастопольской, ухаживающей за смертельно раненным солдатом, сидел на полу, пристроив голову Дмитрия себе на колени, и пытался влить в Счастливчика хоть немного живой воды. К сожалению, пациент не давался. Челюсти Димы были сжаты плотнее, чем двери в поездах московского метрополитена. В результате узбек не столько поил своего друга, сколько размазывал живую воду по его щекам и подбородку. Особого вреда это, судя по всему, не приносило. Разве что светлая щетина на глазах поперла на скулы Счастливчика. Однако, Хан стремился вовсе не изменить внешний вид приятеля, а вовсе даже наоборот – исправить его внутреннее состояние. Решив помочь узбеку, я подумал, что, кажется, знаю один не вполне добрый, зато действенный способ заставить Счастливчика открыть рот.

– Зажми ему ноздри, – посоветовал я егерю.

– Я уже пробовал, – ответил тот. – Но у меня рук не хватает. Чашку ставить приходится. А стоит ему нос отпустить, он сразу рот захлопывает.

– Ладно, – сказал я, присаживаясь рядом с Ханом на корточки. – Сейчас помогу.

– Ребята! – с неестественно мягкой, протяжной интонацией обратился к нам бесшумно возникший из глубины коридора кот. – А зачем вы мучаете нашего Димочку?

– Не мучаем, а пытаемся привести в чувство! – отрезал узбек и скомандовал. – Лев, зажимай ноздри.

– Ханчик, уймись! Ты, что сам не видишь, что с ним? – все так же мягко поинтересовался котище.

– Что? – с неподдельной надеждой в голосе спросил узбек.

– Спит он! Вот что! То есть вы, конечно, можете влить в него сколько угодно живой воды, но от этого, друзья, его сон никак не прервется, а просто станет более продолжительным и здоровым.

– Спит… – явно удивился егерь. – А я-то думал… Хан не договорил, но его извиняющийся взгляд ясно дал понять, что раньше он считал меня виноватым в состоянии Дмитрия, а теперь просит за это прощения.

– Не знаю, Ханчик, что ты там думал, но здесь мы имеем дело с самой настоящей спящей красавицей. Последние слова кота сразили меня так же остро и болезненно, как остеохондроз сражает спортсмена-тяжелоатлета. В тот время, как егерь испепелял Барса Мурзоевича за неуместную, как ему показалось, шутку, я быстро пробежался взглядом по собственному отражению в зеркале и тут же обнаружил причину приключившегося со Счастливчиком летаргического припадка. Примерно на уровне груди из моей куртки острием наружу торчало, прорвавшее ткань костяное веретено.

В мое оправдание могу сказать лишь то, что я и в мыслях не имел им в кого-нибудь тыкать. Просто взял у Арины Родионовны как символ того, что готов с нею сотрудничать, сунул во внутренний карман, обмотав для верности куском самобранки, и думать про него забыл. Однако во время нашей потасовки волшебное оружие вэчекистов каким-то образом вылезло наружу и сделало свое черное дело. Я немедленно рассказал Хану о своем печальном открытии, не скрыв и тот факт, что я понятия не имею, как нам пробудить Дмитрия.

– Ну, это как раз просто! – подавив зевок, подал голос, внимательно следивший за развитием событий кот. – Димочку надо просто поцеловать в губы. Услышав рецепт спасения друга, Хан невольно побледнел. Посмотрев на безмятежно спящего, причмокивающего во сне Счастливчика, он попробовал, было, склониться к его губам, но в нашем присутствии сделать это оказалось не так просто.

– Пожалуйста, не надо ему об этом рассказывать… И, вообще, никому! – с мученической интонацией в голосе попросил нас узбек и, собравшись с духом, впился поцелуем в рот Дмитрия.

Глядя на эту сцену, я подумал, что Хан все же очень хороший друг. То есть в моей жизни, конечно, тоже есть пара человек, здоровье и благополучие которых для меня дороже предпочтений, связанных с моей сексуальной ориентацией. И все же я искренне надеюсь, что причуды судьбы никогда не заставят меня целоваться в губы с этими безусловно прекрасными особями мужского пола. В то же время бессердечному коту, разворачивающееся перед нашими глазами зрелище не только не показалось достойным уважения. Напротив, Барс Мурзоевич снова мелко затрясся, самым гнусным и бесцеремонным образом нагло хихикая. Наконец, он не выдержал и стал заливаться в голос:

– Ой, Ханчик! Ой, душа моя! Ну, ты просто прелесть! – повизгивал кот, что, признаться, довольно плохо вязалось с его колоссальными размерами. – Ну, чему? Чему тебя в ЗВШ учат? Чьи поцелуи обладают волшебно-целительной силой, а? Этот вопрос заставил Хана скривится, как будто заказанный им «настоящий узбекский плов» оказался сделанным из свинины.