Дело Белки Даган Александр
– Сожалею, – снова начал свои елейные речи Кубера. – Но эти смертные позволили себе весьма неподобающее поведение. И поскольку я их все равно уничтожу, мы можем спокойно побеседовать при них.
– Что да, то да! – зевнув, согласился Перун. – Убить бы вас, робяты, стоило! Такой сон оборвали! Представляешь, Яга, снилось, будто все по-прежнему. Земля одна. Ни той стороны, ни этой. Леса кругом. Девки на полянках землянику собирают, да хороводы водят…
– Окстись, когда это девки посреди леса хороводы водили?! – усмехнулась бабка.
– Цыц, – разом рассвирепев, рявкнул на нее Перун. – Молода ты еще – память мою проверять!
– Да, ладно тебе! Мне-то что?! – не стала настаивать на своем Баба Яга. – Раз помнишь, что водили, значит, водили… А я невольно посмотрел на ее усталое измученно лицо и подумал, что если уж она молода, то я с точки зрения Перуна, наверное, и вовсе еще не родился. Между тем, древний любитель девичьих хороводов так же быстро остыл, как и завелся.
– Слышь, Яга, а как там брательник мой поживает, не знаешь?
– Велес-то? Ничего поживает. Совсем недавно с ним виделась. Лет десять назад или около того. Все путем у него. И выглядит молодцом. А что сам его не навестишь? И снова на лицо Перуна набежала мрачная грозовая тень.
– Хватит, девка! Не дразни меня. Сама знаешь, что для меня ваши людские края – тьфу(!), и ничего больше.
«Тьфу!» у Перуна оказалось, что надо. Уж не знаю, чем он там плюнул – слюной или куском тротила, однако гора в том месте, куда это нечто угодило понесла значительный ущерб, сопровождавшийся хорошим взрывом и массированным выбросом хрустальных и железных осколков.
– Ну, как знаешь, – нисколько не смутившись демонстрацией божественной мощи, сказала Яга. – Но если привет захочешь передать, эти вот ребятишки могут. Они как раз у Велеса в подчиненных ходят. Собственно, мы и здесь по его делам оказались.
– Так что ж вы здесь прохлаждаетесь, олухи! – зарычал на нас с Ханом бог. – Ух, смертное племя. Что, волю почуяли?! Нюх потеряли? А ну, говорите, куда путь держали?!
– Под Великий Новгород! – сию секунду выпалил узбек и с надеждой уставился на Перуна, как будто тот был ведущим «Своей игры», а сам Хан сумел раньше всех нажать на кнопку, но, увы, неуверен в правильности ответа.
– О как! – задумчиво протянул бог. – Яга, а где у вас находится этот Новгород, чтобы я мог их под него засунуть.
– Позвольте, божественный собрат, – вмешался в наш разговор терпеливо отвисавший до этого момента в сторонке Кубера. – Но я ведь на вашем чистом родном языке сказал, что эти смертные нанесли мне оскорбление, и посему находятся в моей сфере интересов…
– Еще бы! – заржал Перун. – Если такую сферу наесть в ней много интересного окажется!
– Божественный собрат, я протестую! Они мои!
– А вот тут ты, божественный собрат, перегибаешь. Эти моськи собственность моего брательника, и к нему они и отправятся!
– Нам бы сперва с Иваном Дураком встретится, у него вторая часть задания, – попробовал я наудачу вклиниться в перепалку двух небожителей, за что немедленно поплатился.
– Цыц!
– Молчать! – почти одновременно гаркнули на меня боги. Только Кубера еще сопроводил свой приказ затыканием моего рта одной из подушек.
– Ты что, собрат, совсем забурел?! – тут же накинулся на него Перун. – Ты какого ляда имуществу моего брата свои поганые пуховики в рот засовываешь.
– Как какого?! Он нарушил субординацию! – возмутился Кубера.
– Чего? Ну, погоди, я тебе сейчас самому суб-мординацию нарушать буду. Перун мигом вырвал из хрусталя ближайшее железное деревцо и замахнулся им на Куберу. При этом, поскольку руки у бога оказались заняты, то его тельник сам собой разорвался на груди чуть ли не до пупа, а оба рукава автоматически закатались до локтя. Кубера тоже изготовился к битве богов, возведя перед собой крепостную стену из подушек, из-за которой теперь гневно сверкал своим единственным глазом.
– Опа! Забыл! – произнес вдруг Перун, опуская дерево, и заорал в сторону воздушной крепости. – Это… Собрат. Таймаут! После чего воинственное божество повернулось к Бабе Яге.
– Слышь, подруга, это, похоже, надолго. Так что счастливо. Рад был повидаться. Скучаю я по тебе, дуреха ты эдакая.
– Я тоже, – неожиданно зардевшись, опустила глаза Баба Яга.
– Ну, еще б! Я ж Перун! – тут же вернув в голос самодовольные интонации, заявил бог.
– Тьфу! – в свою очередь сплюнула старуха, и взрыв у нее получился хоть и послабее, но тоже очень даже ничего.
– Ладно, – мигом надувшись, пробасил Перун. – Ты с этими мальками свалишь, или посмотришь как я из этого пуфика пыль выбивать буду.
– С ними, – не гладя на бога, буркнула старуха.
– Ну, тогда кыш все отсюда! – злобно сверкнув глазами, приказал Перун, и мир вокруг нас провалился в пропасть.
ГЛАВА 13
После всего случившегося, мне явно стояло запомнить сегодняшнюю дату как День Работников Магической Авиации. Сначала я полетал на Кубериных подушках. Потом Баба Яга устроила нам с Хану мастер-класс по пилотированию ступы. И вот, теперь, наконец, сам Перун отправил меня прямиком в поднебесье, причем безо всяких вспомогательных средств. Возможно, именно благодаря этому, данный полет казался мне самым приятным и расслабляющим. Впрочем, не исключено, что я воспринимал его таковым, только потому что до сих пор не решался открыть глаза. А не делал я этого исключительно в силу того, что был абсолютно уверен – стоит мне увидеть, на какую умопомрачительную высоту нас занесло, как вместо удовольствия от подъема куда-то в верхние слои атмосферы, меня охватит самая прозаическая паника. И все же в какой-то момент я не сдержался. Специально задрав голову к облакам, что бы, не дай Бог, не посмотреть вниз, я досчитал до трех и открыл глаза. Ощущение, которое я при этом испытал, было сродни тому, что чувствует водитель груженой фуры, который на скорости 120 км/ч въехал на мост и с приятным удивлением обнаружил, что тот еще не достроен. Не знаю, каким чудом это произошло, но хотя я был абсолютно уверен, что лечу вверх, открывшаяся мне картина говорила о том, что я, наоборот, падаю вниз. Вместо синего неба, которое должно было предстать моим глазам, я увидел дощатую крышу, надвигающегося на меня сарая, а еще через мгновение я почувствовал, как она ломается под весом моего тела, и в ужасе провалился внутрь. В который раз за последние дни мое многострадальное «Я» нехотя возвращалось в реальный мир из глубин помутившегося в сознания. Первым, как всегда вернулся слух. Почти одновременно с ним пришло обоняние. Потом я снова стал ощущать свое тело, увы, изрядно побитое и больное. Наконец, я смог приказать своим векам открыть глаза, благодаря чему опять обрел дар зрения. К сожалению, несмотря на то, что все эти чувства вновь были со мной, я все еще был далек от того, чтобы ясно мыслить. Впрочем, это не помешало мне понять две весьма важные вещи. Первое – благодаря падению на сеновал, я остался жив. Второе – я должен как можно скорее выбраться отсюда и найти своих спутников, которые, вполне возможно, нуждаются в моей помощи. Сформулировав перед собой первоочередную задачу, я немедленно приступил к ее выполнению. А именно, стал изо всех сил барахтаться, пытаясь найти выход из спасшего меня стога сена. В какой-то момент мне даже показалось, что я уже близок к цели, как вдруг кто-то набросился на меня сзади и, прижав немалым весом к полу, заткнул мой рот грубой шершавой ладонью.
– Не кипишись, чувак! Хуже будет! – прохрипел нападавший, и я почувствовал, как что-то острое уперлось мне в спину. В предыдущие годы моей жизни мне не доводилось напарываться на нож. Но я не спешил исправить этот пробел в своем опыте и предпочел посмотреть, как станут развиваться события. Надо заметить, развитие не заставило себя ждать. Дверь сарая со скрипом распахнулась, и в залитом солнечным светом дверном проеме возник силуэт высокого мужчины. Человек вошел внутрь и стал оглядываться по сторонам. Я же в свою очередь, щурясь от солнца и соломы, так и норовившей попасть мне в глаза, пытался рассмотреть его. Дело в том, что по какой-то непонятной причине вошедший показался мне знакомым. Когда же он открыл рот у меня, и вовсе исчезли последние сомнения.
– Нет, Василис! – заорал, стоя посреди сенного сарая, штатный счастливчик общества защиты волшебных животных. – Ошиблась ты. Нет тут никого.
– Хорошо посмотрел? – раздался снаружи как всегда недовольный голос земноводной красавицы. – Хан сказал, что его куда-то в эту сторону сносило.
– Конечно, хорошо! – соврал Дмитрий, который на самом деле всего лишь слегка разворошил сено концом сандалии.
– Тогда не тормози! На еще два дома осматривать! Итак, оказалось, что Перун выполнил мое необдуманное пожелание. Каким-то чудом, он преодолел разрыв во времени, про который рассказывал Кубера, и действительно отправил нас с Ханом прямиком на встречу с коллегами. Вот только узбеку повезло больше. Его по всей видимости уже встретили, напоили, накормили и расспросили. А я, как и положено законченному неудачнику снова нарвался на неприятности, вернее на прятавшегося в сарае тяжеловеса с ножом. И теперь вместо того, чтобы с радостными криками кинуться к своим сослуживцам, я лежал, уткнувшись лицом в солому, и слушал их удаляющиеся шаги.
– Фух! Пронесло, – радостно проговорил, сползая с моей спины, любитель затыкать рты незнакомым людям. – Ну, что, чудила, чуешь от чего я тебя спас? Самое малое лет тридцать тебе бы накинули…
Сказанные бандитом слова показались мне весьма странными, равно как и его облик, на который я теперь наконец-то смог полюбоваться. Странность заключалось в том, что несмотря на немалое давление, которое я ощутил на своей собственной шкуре, напавший на меня человек оказался вовсе не таким уж огромным. Это был кривоногий деревенский мужичок вполне себе среднего роста, одетый в грязный строительный полукомбинезон, кеды без шнурков и заляпанную белилами кепку, сложенную из старой газеты. Никакого ножа при нем не было. Зато из бокового кармана его рабочей одежды торчало жало видавшей виды отвертки, которой он, скорее всего, и упирался мне в спину.
– Ну, так что, зёма? – осклабился мужичок. – Чем благодарить будешь?
– За что? – мрачно поинтересовался я.
– Ну, ты даешь, зёма! – искренне обиделся мой собеседник. – Ты хоть понял, кто сюда только что заходил?! Это ж защитники!
– Кто? – переспросил я, удивляясь про себя откуда бы это рядовой деревенский житель может знать, чем занимаются мои ушедшие коллеги.
– Ну, живолюбы! Враз бы тебя повязали за то, что на другую сторону шлялся… Ох, а и хорошо же от тебя ею пахнет! – мужичок зажмурился и, сладко улыбнувшись, повел в мою сторону носом, как оголодавший студент в направлении палатки, торгующей жаренными курами.
– Теперь понял! – сказал я, решив, что раз уж мой новый знакомец может по запаху определить, откуда я заявился, то дальнейшее запирательство будет более подозрительным, чем частично чистосердечное признание.
– Тогда гони гайку! – радостно заявил мужичок и с поразительной ловкостью цапнул меня за палец, на котором блестела копия кольца царя Соломона.
– Ты что, сдурел?! – рявкнул я, мгновенно сжимая кулак, чтобы не дать стащить с себя выданный мне Иваном артефакт. Однако мужичок расценил это действие несколько иначе.
– Тише, тише, зёма! Ты что, шуток не понимаешь?! – на всякий случай, сделав пару шагов назад, проговорил он. Впрочем, несмотря на эту сомнительную отговорку, я был уверен, что правильно расценил его намерения. Даже сейчас, после полученного от меня отпора, он не мог оторвать глаз от собственности общества. Так что я даже решил для верности спрятать руку в карман, успев перед этим заметить, что кольцо-то, оказывается, неизвестно когда успело перекрутиться на моем пальце. А значит, сейчас я вижу вещи такими, как они выглядят обычно, то есть лишенными волшебной составляющей. Сделав это открытие, я окончательно выбрался из спасшего меня сена и пошел к выходу из сарая.
– И что, – разочарованно поинтересовался мужичок. – Даже за крышу не расплатишься? Хоть на пузырь дал бы, что ли… Оставив это наглое заявление без ответа, я вышел на улицу. Картина, представшая моим глазам снаружи, отвечала лучшим традициям великого русского пейзажиста
Исаака Ильича Левитана, а также этикетки водки «Пшеничная». Простирающиеся вдаль поля. Темная полоска леса на горизонте. Желтая проселочная дорога – мечта танкиста. И дежурная речка у подножия холма, служившего мне обзорной площадкой. Слов нет, вид был во всех смыслах захватывающий и заодно лишний раз подтверждающий старую мысль о том, что Россия, как и все большое, лучше видится на расстоянии. Тем более, что на большую часть вещей находящихся вблизи у нас зачастую смотреть довольно тошно. И в этом я очередной раз убедился, когда перевел взгляд с пасторальных красот на саму деревню, в которую оказался заброшен, благодаря Перуну. Собственно, деревней это скопление полуразрушенных деревянных строений можно было назвать с большой натяжкой. Все вокруг пребывало в таком запустении, что оставалось лишь пожалеть о том, что исконные обитатели этих мест не строили свои жилища из мрамора или на худой конец белого известняка. Тогда бы этому убожеству можно было бы хотя бы присвоить статус античных руин и передать их под опеку ЮНЕСКО с последующим прицелом на развитие в этих местах международного туризма. Увы, столь ценную идею подавать было уже некому. Нигде в пределах видимости невооруженным глазом я не смог заметить ни единого жителя, если не считать робко мнущегося за моей спиной мечтающего о магарыче мужичка. Даже Дмитрия и Василисы след простыл. Не говоря уж о Бабе Яге с Ханом, которые, Перун знает, куда подевались во время нашего полета. Таким образом, мне не оставалось ничего другого, как вернутся к переговорам с ушлым охотником до чужих ювелирных изделий.
– Так говоришь, тебе полагается пузырь? – поинтересовался я, поворачиваясь к мужичку, чем вызвал на его лице неподдельно искреннюю, по-настоящему дружелюбную улыбку. – Ну, что ж… Пошли покупать!
– Ну, то-то! Вот так бы и раньше! – заявил удивительный абориген и, вытянув мне навстречу заскорузлую шершавую пятерню, представился. – Разбойник!
– Лев! – ответил я, пожимая его оказавшуюся неожиданно сильной руку. – А Разбойник это что – Фамилия?
– Не! – радостно отозвался мужичок. – Прозвище. Фамилия – Соловей. Не знаю, то ли это я за время выпавших на мою долю приключений научился владеть своей мимикой, то ли мой собеседник очень торопился получить свою выпивку, во всяком случае, он не увидел ничего странного в моей реакции на его легендарное имя. Я же сам был весьма шокирован. Но не тем, что мне опять повстречался знаменитый былинный персонаж, а скорее его, прямо скажем, невзрачной внешностью и весьма сомнительным поведением, которое больше подошло бы мелкому жулику, нежели прославленной исторической личности, сгубившей в свое время кучу народу. Тем не менее, решив принимать вещи такими, какие они есть, я без лишних разговоров последовал за Соловьем и через минуту оказался на центральной деревенской улице. Здесь мой проводник остановился и, заговорщицки подмигнув, предупредил:
– Ну, зёма, затыкай уши. Буду народ будить! Не могу сказать, что я сразу понял, что он задумал. Однако было в тоне Соловья что-то такое, что я решил его послушаться. И нисколько об этом не пожалел, потому что стоило мне засунуть указательные пальцы в оба уха, как Разбойник начал вбирать в легкие воздух. Делал он это очень артистично и, я бы сказал, с душой, а также с невероятной мощью, которой мог бы позавидовать любой из хваленых импортных пылесосов. Не прошло и минуты как, всосав невесть сколько литров свежего деревенского воздуха и пяток оказавшихся поблизости мух, Соловей превратил себя в туго надутый воздушный шар, покачивающийся на непропорционально тонких кривоватых ногах. Покончив с самонакачиванием, он поднес к губам два грязных пальца, сунул их в рот и засвистел.
Когда-то давно я видел по телевизору рекламный ролик одного прибора. В нем некий мужик в очках и белом халате, которые должны были придать ему сходство с ученым, рассказывал, что рекламируемое приспособление является новейшей разработкой отечественной оборонки, призванным посредством ультразвука навсегда избавить россиян от мышей, крыс, тараканов и прочей бытовой нечисти. Дескать, стоит прибору включиться, как все они бросятся из домов не хуже, чем жители Помпеи в день извержения Везувия. Так вот, когда Соловей засвистел, я живо представил его тем самым прибором, а себя почувствовал несчастной крысой, которой очень хочется броситься, но, к сожалению, некуда.
И тут выяснилось, что я в своем чувстве был вовсе не одинок. Буквально через 5-6 секунд его свиста из казавшихся пустыми домов на улицу стали выпрыгивать люди. Таким образом, выяснилось, что в своих умозаключениях я ухитрился ошибиться сразу два раза. Во-первых, расположенные вокруг нас строения разрушило вовсе не время, а Соловьиный свист, который и сейчас продолжал сносить близлежащие заборы, вышибать стекла из окон, срывать с крыш доски, шифер и куски жести. А, во-вторых, деревня была населена. Мало того, она была густо населена. Изо всех домов на Соловьиный свист как на сигнал отбоя воздушной тревоги выбиралась куча разного народу. Пообтертые сельским бытом мужики. Дородные бабищи и тетки поменьше. В изобилии попадались всяческие старушенции и чуть в меньших количествах мрачные седовласые и седобородые деды, которым более бы подошел раскольничий скит, а не эта задрипанная деревенька.
– Ничего себе! – вслух изумился я. – Сколько же у вас тут народу?
– А ты как думал? – непонятно чем загордившись, ответил Разбойник. – Это ж тебе как-никак Лысогорка, а не хвост собачий. Почитай, самое старое поселение для досрочно освобожденных. Я судорожно повернул на пальце кольцо, благодаря чему обрел дар магического зрения и одновременно потерял дар речи. Деревенская улица вместе со своими обитателями разом превратилась в нечто среднее между съемочной площадкой нового фильма Тима Бартона и ежегодным парадом секс меньшинств в Берлине. То есть большинство оказавшихся на ней существ все еще можно было назвать людьми. Вот только их внешность, пропорции и поведение упорно наводили мысль о том, что я пропустил неожиданно посетивший меня приступ белой горячки, давшей осложнение сразу во все цвета радуги.
– Гуляй, народ! Свалили защитники! – радостно известил покинувших укрытия односельчан Разбойник. Сам он тоже не преминул сменить внешность, превратившись из щуплого кривоногого мужичка в огромного, ражего детину, покрытого многочисленными шрамами и татуировками. Одна из них – сделанная затейливой кириллической вязью – гласила: «Не забуду тать родную!» Только теперь я, наконец-то, сообразил до какой степени вляпался. Мне уже и так начало казаться, что судьба забросила меня в не такое уж простое место. Однако вопреки всякой логике и своему патологическому невезению, я все еще надеялся, что на самом деле это обычная человеческая деревня, а Соловей здесь попросту совершает ежедневный моцион по соседским садам и огородам. Теперь же, я окончательно убедился в том, что попал в самое логово волшебно-уголовного мира, о котором я не знал самых элементарных вещей. Например, что мне следует кричать вместо слова «Милиция!!!», когда меня начнут бить. А в том, что бить будут, я почти не сомневался, потому что, закончив гордиться своим болотом, Соловей решил выяснить подробности моего происхождения.
– А ты, кстати, сам-то из каких мест будешь? – весело спросил он, ощерив в улыбке свой немаленький рот. Пасть у Разбойника оказалась под стать профессии. На вид она напоминала что-то вроде глубокой темной пещеры, в беспорядке заполненной разнокалиберными сталактитами и сталагмитами, служившими былинному душегубу вместо зубов. Выглядело это настолько жутко, что я тут же поспешил повернуть кольцо обратно, что оказалось весьма разумным поступком. Поскольку едва к Соловью вернулась его прежняя безобидная внешность, я тоже обрел способность мало-мальски соображать.
– Родионовну, знаешь? – наудачу спросил я Разбойника.
– А то ж! – подтвердил мое предположение Соловей. – Яга в законе.
– Ну, вот! – нахмурив для солидности брови, продолжил врать я. – Соседка моя… По зоне! Это был скользкий момент. Но, к счастью, использованное мной на свой страх и риск слово «зона» не вызвало у Разбойника никаких вопросов. Наоборот, Соловей восхищенно присвистнул и, кажется, зауважал меня даже больше, чем после того, как я пообещал обеспечить ему выпивку.
– Не свисти! Денег не будет! – мрачно предупредил я, потирая уши, в которых еще после первого свиста продолжало что-то звенеть и пощелкивать.
– Прости, зема! Не рассчитал. – поспешил извиниться Разбойник. – Наши-то все уже по большей части привыкли…
– А кто, не привык? – поинтересовался я.
– Те оглохли, – нехотя признался детина и поторопился сменить неприятную для него тему. – Ты это, Зема… Не тормози. Сельпо закроется. Торговая точка, в которую привел меня Соловей, находилась в одной из наиболее хорошо сохранившихся изб. Правда, теперь я уже не мог быть на все сто процентов уверен, что это именно изба. В момент поворота кольца я успел заметить, что далеко не все деревенские постройки были тем, чем казались. Например, один из домов через призму волшебного зрения выглядел чем-то вроде водонапорной башни, возвышавшейся посреди небольшой затхлого прудика. Еще одно сооружение походило на многоэтажный готический скворечник. А некоторые жилища и вовсе не поддавались никакому описанию. Поэтому теперь, подходя к магазинному прилавку, я мог лишь догадываться о том, чем на самом деле является эта небольшая чистенькая комнатка, по всем четырем стенам которой расположились стеллажи и ящики с товарами первой деревенской необходимости. В принципе, никто не мешал мне снова попробовать повернуть кольцо. И, возможно, я так бы и сделал, если бы не оказавшаяся подле меня бочка с квашеной капустой. Стоило мне протянуть руку, чтобы попробовать этот замечательный продукт, как рассол в емкости забурлил и пошел пузырями, а матовые пряди капусты пришли в движение и шустро втянулись куда-то вглубь. После этого я решил не испытывать более судьбу и ничего не трогать, чтобы каким-нибудь неосторожным действием или, что еще хуже, криком ужаса, не выдать в себе чужака, которому тут вовсе не место. Впрочем, как оказалось, моего спутника это более, чем устраивало. Убедившись, что я устранился от совершения покупок, Соловей быстро взял пару бутылок водки, а также набрал вполне привычной на вид еды: несколько банок тушенки, сельдь жирную атлантическую, десяток соленых огурцов и пучок зеленого лука размером с хороший березовый веник.
– Еще что-нибудь надо? – из вежливости поинтересовался он у меня.
– Хлеба не взял! – напомнил я разбойнику, чем привел его в весьма веселое расположение духа.
– Хлеба? Ха! Ну, ты, зема, даешь! – непонятно чему обрадовался он и повернулся к продавщице. – Слышала, карга?! Мой друган желает хлеба!
Карга – голубоглазая, русоволосая красавица, которой можно было от силы дать лет восемнадцать, тоже чему-то развеселилась.
– Можно и хлеба! Через полчасика где-то! – усмехнулась она, показав зубы такой чистоты и белизны, что, увидев их, производители пасты «Колгейт отбеливающая» должны были бы немедленно перевести свои фабрики на производство антидепрессантов для себя и своих главных акционеров.
– Сами зайдете, или прислать?
– Присылай! – приказал Соловей. – Некогда нам туда-сюда ходить!
– Как скажешь! – ответила ему смешливая продавщица, после чего перевела взгляд на меня и поинтересовалась: – Чем платить-то будете?
– Рублями, конечно! – с готовностью откликнулся я. Тут уж девушка и Разбойник и вовсе рассмеялись в голос.
– Ну, зема! Ну, шутник! – то и дело приговаривал Соловей, вытирая выступившие на глазах слезы, а молоденькая Карга и вовсе сложилась пополам и повизгивала откуда-то из-под прилавка.
– Нет, ну, можно и зеленью, конечно… – предложил я и полез за бумажником, искренне изумляясь тому, что столичное почтение к иностранной валюте каким-то образом добралось даже на такие далекие волшебные выселки. Тем временем, продавщица и Разбойник, наконец, перестали покатываться от хохота и стали с интересом следить за мной, словно ожидая, что из моего кармана сейчас появиться что-то в высшей степени чудесное. Как ни странно, они оказались правы. Нащупав свой кошелек, я понял, что с ним произошло нечто странное, а, вынув его наружу, догадался, что именно. Как оказалось, осколок разбитого узбеком об дерево волшебного ореха, не просто ударил меня в бок, а еще и пробил карман и завяз середине моего бумажника. Вернее, это был даже не осколок, а такой же необработанный изумрудный кристалл, какой я видел в руках у Куберы.
– Вот это да! – только и смогла протянуть, мигом растаявшая продавщица, одарив меня самым что ни на есть восхищенным взглядом. Похоже, Карга относилась к тому типу женщин, который оценивает мужчин по содержимому их карманов. Впрочем, и на Соловья мой трофей с «той стороны» произвел такое же неизгладимое впечатление.
– Зема, да ты богатей! Мильонщик! – восторженно заорал он.
Однако при этом в глазах Разбойника вспыхнули уже знакомые мне огоньки алчности. Тем же жадным взглядом он не так давно смотрел на мое кольцо. Хотя, судя по легкой дрожи в голосе, ценность оказавшегося у меня изумруда была во много раз выше.
– Ну, что? Рассчитываемся и идем? – как ни в чем не бывало, спросил я у Соловья.
– Да-да, конечно! – ответила вместо него Карга и потянулась к торчащему из бумажника камню. Я машинально захотел убрать руку.
– Я совсем чуть-чуть возьму, – поспешила успокоить меня продавщица.
– Чуть-чуть чего? – удивился я, но тут же и сам все понял. Стоило девушке приблизить кончики пальцев к кристаллу, как его зеленоватое свечение слегка заколебалось, словно пламя свечи под ветром, а потом и вовсе выбросило в ее сторону ослепительный протуберанец. Похоже, я на практике столкнулся с тем, о чем мне еще в начале моих приключений рассказывала Василиса.
Драгоценный камень, пронесенный с «той стороны» был насквозь пропитан магической энергией. Именно она, а не сам изумруд, и являлась настоящим сокровищем, частью которого я теперь расплачивался с продавщицей за сделанные разбойником покупки.
– Эй-эй! Не увлекайся там! – рявкнул на девушку Соловей.
Продавщица тут же отдернула руку и, извиняясь, глянула в мою сторону. Впрочем, я не был в обиде. Если бы не она, я, возможно, еще нескоро обнаружил попавшую ко мне драгоценность, не говоря уж о том, что вряд ли мне удалось бы самостоятельно узнать ее истинное значение.
ГЛАВА 14
Выйдя из магазина, мы направились к Соловью домой. По чести говоря, у меня не было ни малейшего желания пользоваться его гостеприимством. Однако, вокруг уже начало смеркаться, а путешествовать ночью по окрестностям, где на каждом шагу можно запросто нарваться на какую-нибудь нечисть, мне улыбалось еще меньше. В результате, я согласился разделить с Разбойником его ужин. Вернее свой, так как, строго говоря, за еду и выпивку платил именно я. Мы быстро вернулись к тому двору, где мне довелось совершить свою полужесткую посадку, и я с приятным удивлением обнаружил, что помимо сеновала, там есть еще и покосившийся деревенский сортир. Не то чтобы я вдруг разучился пользоваться биотуалетом, типа «лес-дерево-куст». Однако в деревне, тем более волшебной, такая вольность казалось мне не совсем уместной. Кроме того, на участке оказался сложенный из кирпичей прямо под открытым небом небольшой очаг, на который Соловей поставил разогреваться купленную тушенку.
– Ты извини, Зема, что в доме тебя не могу принять! – попросил Соловей, раскладывая на газетке нарезанную селедку и огурцы. – Сгорел дом. Лет 8 назад. Тоже, понимаешь, выпивали, а спички кончились. Вот я возьми, да и попроси у Горыныча прикурить.
– А сам-то как уцелел? – изумился я, пытаясь вспомнить, не было ли на увиденном мной днем настоящем лице Соловья зарубцевавшихся следов от ожогов 3-ей, а то и 4-ой степени.
– Повезло! – ответил Разбойник. – Змеюка по пьяни не с той головы шарахнул. Весь заряд в стену ушел, да в Кощея. Ну, Костлявому-то, известное дело, хрен что сделается, а вот стену насквозь прожгло. Ну, а потом уж и все остальное сгорело. Странно, что ты об этом не слыхал.
– Подумаешь, невидаль! – поспешил отмазаться я. – Мало ли Горыныч по пьяному делу домов сжег.
– И то верно, – согласился к моей радости Соловей. – О! Гляди, а вон и твой хлеб пожаловал. Я проследил за взглядом Разбойника и чуть не свалился с колоды, служившей мне вместо стула. Сквозь дыру в обвалившемся заборе с криком «Доставка! Доставка!» во двор вкатился никто иной как Колобок.
– Чтоб тебя! – невольно прошептал я, но к счастью Соловей не заметил моего удивления.
Разбойник был занят погоней за полоумным хлебобулочным изделием. Дело в том, что
Колобок, как ему и полагалось, вовсе не собирался останавливаться у нашего стола. Наоборот, обогнув его по широкой дуге, заказанная мной шарообразная выпечка начала стремительно нарезать круги, заодно распевая лихую колобковую песенку:
– По сусекам я метен! На сметане я мешон. Я от бабы, я от деда в КПЗ перемещен! Текст песни показался мне смутно знакомым. Хотя я был абсолютно точно уверен, что том варианте, который слышал я, никакого КПЗ и в помине не было. С другой стороны, чему удивляться. Разве можно провести столько лет среди преступников и не перенять от них одного-двух словечек. Впрочем, как оказалось, я поторопился с выводами. Словечек Колобок перенял гораздо больше:
– Я от мусора ушел, потому что он козел. Он подкинул мне волыну, я наср…л ему на стол! Если после первого куплета у меня и были какие-то сомнения, то после второго я точно понял – эту плюшку я есть не буду. Оставалось лишь донести мое решение до Соловья, который, растопырив руки, гонялся за Колобком по всему двору, как фашистский оккупант за трофейным поросенком. Тем не менее, несмотря на явную разницу в физических возможностях Колобку каким-то чудом до сих пор удавалось удерживать дистанцию, как минимум, в два, а то и в три метра. И это притом, что он совершенно не берег дыхания, а наоборот, непрерывно пел:
– Прокурор мне дело шил! Я пером его пришил! Порешить могу любого, кто сожрать меня решил.
– Ну, все, пончик лысый! Ты меня достал! – с этими словами Соловей набрал полную грудь воздуха и свистнул. После такой атаки у Колобка, конечно, не было шансов. Собственно, и самого Колобка теперь не было. Вместо него по двору разлетелась колючая метель хлебных крошек, которая, впрочем, также быстро закончилась.
– Прости, зема, – мрачно оглядев результаты своей несдержанности, принес мне извинения Разбойник. – Не будет тебе сегодня хлебушка.
– Ничего, – ни на йоту не огорчившись, ответил я. – Как говорится, не хлебом единым… Кроме того, водку тоже из пшеницы делают.
– Верно, – обрадовался Соловей. – Давай бахнем!
– Давай! – согласился я и, подождав, пока Разбойник займется бутылками, на минутку повернул кольцо. К счастью, все остальные закупленные нами продукты оказалась без сюрпризов. Тушенка была тушенкой. Селедка – селедкой. Огурцы – огурцами. Оставалось лишь надеяться, что водка тоже окажется водкой. Впрочем, для того, чтобы покуситься еще и на нее, надо было бы быть самым настоящим злодеем, а здесь водились все больше сказочные. Пьянка в компании Соловья Разбойника оставила в моем мозгу мало воспоминаний. Ничего удивительного. Выпить две бутылки на двоих после того, как весь день преодолевал на голодный желудок десятки смертельных напастей, явно не способствует сохранению трезвого ума и твердой памяти. Да что там ума. Я даже твердость в ногах не смог сохранить, что в полной мере ощутил, когда попытался добраться до сеновала. Однако присущая большинству неудачников стойкость в стремлении к новым и новым неприятностям спасла меня и в этот раз. Собрав всю свою волю в кулак, ступни и колени, я сумел пройти добрый десяток метров, отделявший меня от сарая. После чего с чувством выполненного долга одновременно провалился и в сено, и в сон.
Проснулся я все еще в темноте. Вернее при свете звезд, которые ярко сияли сквозь проломленную мной же крышу. Августовское ночное небо было удивительно ясным, а моя протрезвевшая голова еще яснее, о чем свидетельствовала немедленно посетившая меня весьма толковая мысль. А именно, перед уходом с поселения надо обязательно еще раз наведаться к Карге в магазинчик, чтобы взять с собой хотя бы несколько бутылочек местной водки, которая хоть и вырубает, как обычная, зато не оставляет никакого похмелья, как волшебная. Вторая моя мысль была о Разбойнике. Я высунул голову из сена и посмотрел в сторону очага, пытаясь определить, чем это таким он занят. Мой интерес был вполне объясним. Дело в том, что проснулся я не просто так, а по причине какого-то отвратительного звука – как будто кто-то снова и снова проводит рукой по плотной капроновой куртке. С детства терпеть не могу этот звук. Однако то, что я увидел и услышал, оказалось, намного неприятнее. Прежде всего, выяснилось, что звук исходит от длинного меча, по лезвию которого ритмично проскальзывает большой точильный брусок, раз за разом выбрасывая в пустоту сноп ослепительно ярких белых искр. Не самое лучшее освещение для такой темной ночи, но, учитывая, что наш костер давно погас, и оно было весьма кстати.
Во всяком случае, эти периодические всполохи позволили мне разглядеть, что возле холодного очага сидит не одна, а две фигуры. Первая – помельче – принадлежала моему гостеприимному хозяину. Обладателя второй я не знал, хотя что-то в его то и дело проявляющемся и исчезающем облике казалось мне знакомым.
– Ну, что скажешь? Ты в деле? – донесся до меня с улицы шепот Соловья.
– Нет, друг! Не уговаривай. За мной и так уже куча народу гоняется! – проговорил его собеседник, и я понял, что где-то уже слышал этот хриплый чуть ли не замогильный голос.
– Тем более! – не унимался Соловей. – Теперь-то тебе что терять? Все одно на тебя всех собак повесят. А так ты хоть бы при силе будешь.
– Да, – вздохнул ночной гость. – Силенок бы сейчас и вправду не помешало. А без мокрухи никак нельзя?
– А шут его знает! – признался Разбойник. – Может и можно. Да только рискованно. Вот ты чтобы сделал, если б кто попытался у тебя такую вещь слямзить.
– Я-то? – мрачно усмехнувшись, переспросил приятель Соловья. Но и этого было достаточно, чтобы я понял – участь вора, покусившегося на имущество ночного гостя, будет более чем страшной.
– Вот и я о том же, – продолжил излагать свои умозаключения Разбойник. – Клиент, судя по всему, куздельник-то тот еще. А все одно, только что с правильной стороны пришел, а значит, заряжен по уши. И это, не считая того, что в камне… Только в этот момент до меня дошло, о ком говорят двое бандитов у погасшего костра. Именно я проявил себя полным недоумком, контрабандой пронесшим с «той стороны» великую ценность. А значит, именно меня собирается убить Соловей, чтобы этой ценностью завладеть.
– Не знаю, Соловый! Не знаю! Я и в прежние времена не то чтоб сильно любил своих мочить. А уж теперь…
– Что теперь?! – повысил голос, начавший терять терпение Разбойник. – Это не я, это ты тут сидишь – меч точишь.
– Уймись, Соловый! Он сам себя точит! Я просто не мешаю.
Как ни странно – впрочем, кто его разберет, что следовало считать здесь странным
– меч, действительно точил себя сам. Более того, несмотря на приличное расстояние и темноту, я был уверен, что передо мной никто иной, как Самосек, с которым мы так лихо разнесли музей общества. И стоило мне об этом подумать, как объятый искрами клинок, медленно начал смещаться в мою сторону.
– Что это с ним? – удивился непонятному поведению меча Разбойник. Увы, его собеседник знал повадки волшебного оружия несколько лучше.
– Судьба! – спокойно произнес он, вставая со своего места.
– Какая еще судьба?!
– Такая! Разбудили мы твоего куздельника. Так что теперь либо мы его, либо он нас! – сказал, объявляя мне приговор, гость Разбойника. После чего схватил меч и закричал в сторону моего убежища. – Ну! Долго еще будем прятаться?!
– Без толку, зема! – с хрустом разминая плечи, поддержал друга Соловей. – Выходи. Или мы войдем! Делать было нечего. Умирать, конечно, не хотелось. Но умирать в этом паршивом сарае не хотелось особенно.
– Ладно, козел! – гаркнул я, обращаясь естественно к предателю Соловью. – Сейчас выйду! Только смотри, как бы тебе не пожалеть. На самом деле, мне нечем было пригрозить своим врагам. В лучшем случае, я мог попытаться напугать их жестокими угрызениями совести, которые они когда-нибудь испытают в связи со смертью очередной жертвы. Но тогда мне со своей стороны следовало сделать что-то такое, чтобы эта жертва им хотя бы запомнилась. К сожалению, ничего эффектного в голову не пришло. Поэтому я просто выковырял из толщи бумажника сгубивший меня драгоценный камень и, занеся его над головой, то ли как Данко свое сердце, то ли как Александр Матросов последнюю гранату, вышел навстречу судьбе.
– Ну, гады! – что есть сил заорал я. – Кто хочет попробовать волшебных изумрудов?!
– Ховайся, Костлявый! Он чокнутый! – услышал я испуганный вопль Соловья и, как мне показалось, увидел его сиганувшую в сторону забора тень. «Костлявый! Так вот, значит, кто ты такой!» – наконец-то, узнал я ночного визитера Разбойника и, проведя незанятой камнем рукой по бедру, повернул кольцо. Визуальный эффект оказался впечатляющим. Что-то вроде перехода Антона Подгородецкого в сумрак, только без неизвестно откуда берущихся у Бекмамбетова комаров. Зато с Кощеем, который, в свою очередь был очень похож на героя другой киносаги, а именно на предводителя назгулов из «Властелина колец». Впрочем, надо отдать Кощею должное, будучи в доспехах и при мече он даже этом своем волшебном обличии обходился без короны и не забывал бриться. Пока я изучал своего противника, он свою очередь присматривался ко мне.
– Ты не куздельник! – наконец-то произнес Кощей. – Ты, вообще, человек!
– Ошибаешься! – зло усмехнулся я, наслаждаясь, неизвестно откуда взявшимися во мне силами, уверенностью и полным спокойствием перед лицом врага. Я не «вообще человек». Я тот конкретный человек, который однажды уже сносил тебя машиной, а потом крепко настучал тебе по башке.
– Да. Теперь я тебя вспомнил, смертный! Впрочем, тогда ты не был таким храбрым. Скорее отчаянным.
– Ты прав! Я изменился. Выжил в паре стычек с одним богом… Куберой! Знакомое имя, не так ли? Конечно, было глупо надеяться, что такой матерый злодей, как Кощей сразу расколется, услышав имя своего подельника, точнее заказчика беличьего похищения. Однако его реакция показалась мне слишком уж отстраненной.
– Нет, не слышал о таком, – с полным равнодушием в голосе заявил мой противник.
– Где уж тебе?! – попробовал я вывести его из равновесия, надеясь, что в запале Кощей станет хуже себя контролировать. – Ты же книжек не читаешь. Некогда. Все белок воруешь?
– Так вот оно что! Ты – защитник. – угадал мой род занятий Кощей. – Ну, вот что я тебе скажу, защитник… Я, действительно, похитил у вас белку. Но никакого желания делать это у меня не было.
– В таком случае, почему ты ее украл? – спросил я у древнего злодея, понимая, что опять вступаю на скользкий путь доверия и понимания, на котором меня поджидали гнусные обманщики вроде Соловья и Куберы.
– Меня вынудили!
– Кто?
– Обстоятельства. Я получил письмо. Конверт без обратного адреса. Внутри – инструкции: как проникнуть к вам в Дом, как выкрасть белку и куда ее деть.
– И сколько тебе обещали заплатить?
– Нисколько! Мне обещали сохранить жизнь!
– Что?! – не поверил я своим ушам.
– Ты не ослышался! Кроме инструкций в письме оказалась одна маленькая записочка, а в ней щепотка белого порошка.
– Сибирская язва? – пошутил я, вспомнив историю пяти, а то и шестилетней давности, когда по миру якобы рассылали споры этого смертельного заболевания.
– Не смеши меня! – мрачно усмехнулся в ответ Кощей. – Что мне от нее сделается?! Нет. Это была не язва, а соскоб с моего смертного яйца.
– Не может быть!
– Я тоже думал, что не может! – криво ухмыльнувшись, заметил злодей. – Да только уж что-что, а его скорлупу я всегда узнаю.
– И что было в записке? Кощея явственно передернуло.
– Жуть! До сих пор вздрагиваю… – мрачно признался он и начал по памяти воспроизводить текст. – «Дорогой Кощей Бессмертный! Ваше яйцо у нас в руках. Обещаем беречь его ровно трое суток, в течение которых вы должны выполнить наше задание. В противном случае, вы станете не только смертным, но и мертвым!» Когда Кощей закончил, я уже целиком был на его стороне. Прежде всего, это выразилось в том, что я больше не мог ему «тыкать». А еще я, наконец-то, позволил себе опустить руку с камнем.
– Что же вы просто к нам не пришли?! – упрекнул я жертву жестокого шантажа. – Мы бы помогли, разобрались.
– А ну, закрой рот! – ни с того ни с сего прорычал мой собеседник. – Ты кому собрался сочувствовать, смертный?! Кого жалеть собрался, я тебя спрашиваю?! Одним молниеносным движением бессмертный убийца преодолел разделавшее нас расстояние и легким прикосновением ледяной ладони поверг меня на землю. Я пикнуть не успел, как он, во-первых, наступил на мою руку с изумрудом, а, во-вторых, приставил к моему горлу острие Самосека.
– Запомни, защитник! – прошипел, склонившись надо мной, Кощей. – Я тебе не друг и не брат! Таких как ты я еще несколько веков назад сотнями за раз убивал. Хочешь кому-нибудь помочь? Помоги сначала себе! Понял?!
– Так его, Костлявый! Мочи живолюбскую морду! Я невольно посмотрел наверх благо, лежа на спине, это было совсем нетрудно сделать. Оказалось, что подлец Соловей, еще в самом начале сбежавший с поля боя, каким-то образом пробрался на крышу сенного сарая. Теперь этот вероломный негодяй получал огромное удовольствие от моего унижения. Он свистел, гудел, улюлюкал, и вообще, вел себя как классический футбольный болельщик, отмечающий победу любимой команды.
– Ладно, защитник, говори свое последнее желание! – торжественно произнес Кощей.
– Поменяться местами! – брякнул я первое, что пришло в голову. – Ты лежишь – я стою. Ты придумываешь последнее желание – я держу меч у твоего горла.
– Не пойдет! – покачал головой мой мучитель.
– Ладно! Тогда другое. Скажи, кому ты передал белку?
– Никому? Я ее выпустил!
– Врешь!
– Не искушай меня, смертный! – пригрозил мне Кощей, приблизив острие меча к моему горлу. – Тебе и так недолго осталось.
– Подожди! – попытался я хоть на чуть-чуть отсрочить свой конец. Отчасти, потому что, естественно, хотел жить. Отчасти, потому что я вот-вот должен был узнать разгадку задачки, над решением которой бился уже столько времени. – Объясни, почему ты не выполнил того, что было написано в инструкции?
– Я выполнил! – надменно сказал Кощей. – От меня требовалось захватить белку и выпустить ее на другую сторону в вашей штаб-квартире.
– И все?
– Все! – подтвердил Кощей, убирая ногу с моей руки. – А теперь, смертный, можешь отдать мне камень. И если хочешь, закрой глаза!
– Сам закрывай! – бросил я в лицо своему мучителю и, вывернувшись из-под меча швырнул изумруд в глубину двора.
– Не-е-е-ет! – возник надо мной истошный вопль Разбойника, рыбкой сиганувшего с крыши вслед за камнем, да так и застывшего в воздухе. Кощей тоже попытался дотянуться до магической драгоценности. Правда, сделал он это не рукой, а мечом, что придало его накренившейся фигуре сходство со средневековым теннисистом. Выглядело это довольно необычно, но я вспомнил, что примерно так же вел себя Кубера, когда мы с Ханом применили нашу благоприобретенную способность ускоряться во времени. Кстати, изумруд тоже летел не слишком быстро. Видимо, я метнул его еще до того, как окончательно перешел в другую временную фазу. Это натолкнуло меня на мысль попробовать вернуть себе волшебный камень, и я кинулся за ним вдогонку. И тут произошло непредвиденное. На пути изумруда оказался сортир Соловья. Более того, дверь в него была открыта, и камень влетел прямиком внутрь. А через мгновение я понял, почему Соловей так испугался, когда я пригрозил ему и Кощею, тем, что брошу кристалл на землю. Стоило изумруду скрыться в недрах деревенской уборной, как ее внутренности осветились ослепительной зеленоватой вспышкой. А вслед за этим раздался страшный грохот. Мощная взрывная волна покатилась по двору, снося остатки ветхих строений, а заодно и всю нашу компанию. Меня она сшибла первым, причем не просто так, а припечатав сорванной со своего места боковиной разрушенного туалета. Впрочем, в этом был даже некоторый плюс, поскольку дощатая стена стала неплохим щитом от разлетевшегося во все стороны содержимого выгребной ямы. Увы, от запаха она защитить не могла. Вонь была такая, что на моих глазах немедленно выступили слезы, и поэтому я не сразу поверил тому, что вижу. Все небо над участком Соловья Разбойника оказалось заполнено многочисленными узорчатыми прямоугольниками, с которых непрерывным бесшумным потомком десантировались зловеще подсвеченные зеленым пламенем фигуры. Впрочем, как оказалось, тишина была всего лишь следствием контузии, так как уже через несколько секунд, сквозь плотную вату, которой была набита моя ушибленная голова, до меня донеслись идущие с неба грозные слова:
– Никому не двигаться! Всем оставаться на своих местах! Вы арестованы Окультно Оперативным Отрядом ВЧК! Не знаю, возможно, я был бы и рад нарушить поступивший откуда-то свыше приказ, но придавившая меня стена сортира не дала мне такого шанса. Впрочем, она же давала некую надежду на то, что, лежа под ней, я смогу остаться незамеченным. Увы, этим надеждам было не суждено оправдаться. Тяжелый ботинок одного из десантников наступил на завалившие меня доски, и я невольно вскрикнул от боли. Тут же по моим глазам резанул яркий свет карманного фонарика:
– Доктор, здесь еще один! – сообщил в темноту наступивший на меня громила.
– Живой? – немедленно откликнулся чей-то властный голос.
– Так точно!
– Отлично! Отправляйте его в поликлинику!
– Есть!
– И вот еще что… Фельдшер, постарайтесь, чтобы, когда оно доберется до места, проктологам еще было, кого допрашивать. Остается только предполагать, насколько серьезно отделал бы меня бравый медицинский спецназ, если бы не приказ вышестоящего начальства. Впрочем, мне и так досталось не слабо. Едва шаги командира в звании доктора стихли в глубине двора, как мне сразу же заехали по лбу. Вырубить не вырубили, но зато подарили мне несколько минут незабываемого светомузыкального шоу а-ля концерт для квартета светофоров с обрубком рельса. А пока я им наслаждался меня в несколько пар рук, обыскали, связали, снабдили кляпом и чудным головным убором, типа мешок черный обыкновенный. Цветные круги в моих глазах еще не успели погаснуть, а рельсовая сюита и вовсе только-только начала подбираться к апогею, когда стальные руки медбратьев оторвали меня от земли и нежным броском поместили на какую-то плотную упругую поверхность. После чего уже знакомый мне голос фельдшера приказал:
– Поехали!
Судя по тому, что мы сразу же тронулись с места, меня зашвырнули на борт некоего транспортного средства, которое, насколько я мог определить лежа с мешком на голове, двигалось весьма быстро и абсолютно бесшумно. Более того, пока мы неслись по прямой, мое путешествие было вполне комфортным. Увы, вскоре наш экипаж стал закладывать такие виражи, что меня стало то и дело бросать из стороны в сторону. Тогда кому-то из медиков пришла в голову светлая мысль усесться на мою тушку сверху. В результате мне окончательно стало ясно, что верховая езда – это страшное варварство. А еще, я совершенно перестал страшиться предстоящего допроса. Наоборот, теперь он представляться едва ли не соблазнительным, так как вместе с ним меня ждало избавление от тяжкого гнета чьей-то твердокаменной задницы.
ГЛАВА 15
К сожалению, наш путь занял не один час. Поэтому к тому моменту, как мы остановились, я чувствовал себя чем-то вроде спрессованной виноградной кашицы, по которой только что весело потоптались крепкие пятки дружной семьи молдавских виноделов. Однако на этом мои мучения не кончились. Как только неизвестный санитар изволил спрыгнуть с меня на землю, где-то неподалеку раздалось характерное дребезжание больничной каталки. Меня переложили, и снова куда-то повезли. Впрочем, на сей раз поездка заняла не более тридцати секунд. Потом я услышал противный скрип дверной пружины, и ощутил, что каталка слегка подпрыгивает. Видимо, ее перекатывали через порог.
– Что тут у вас? – возник из глубины помещения нетерпеливый руководящий голос, вероятно, принадлежавший очередному врачу.
– Еще одного зараженного из Лысогорки доставили, – ответил один из тех, кто меня вез.
– Сестра, в первую смотровую! – приказал доктор, и каталка резко повернула налево. Еще одна дверь. Еще один порожек, и, наконец, полная остановка.
– Готовы? – звонко поинтересовалась у моих сопровождающих сестра. – Перекладываем! Я опять перекочевал с одной горизонтальной поверхности на другую.
– Теперь придержите его! На счет три снимаю маску! – скомандовала сестра. – Раз! Два! Три! Яркий утренний свет многократно отраженный от белых и никелированных поверхностей помещения резанул меня по глазам. Однако уши пострадали еще сильнее.
– Вы что, совсем сбрендили! – взвизгнула медсестра. – Кого вы приволокли? Это же человек! Следующие пятнадцать минут в смотровой царила изрядная суета. На крик медсестры в комнату ворвался дежурный врач приемного отделения. Увидев меня, он так же, как и его крикливая подчиненная набросился на понуро столпившихся в углу санитаров-спецназовцев, которые пытались сбивчиво оправдываться, повторяя, что пациент был подобран на карантинной территории вместе с другими зараженными, и так далее. Однако их никто не собирался слушать.
– Потом разберемся! – оборвал санитаров дежурный врач, но было ясно, что их ждет не вовсе не разбирательство, а примерное наказание.
Тем не менее, я не испытывал к ним не малейшей жалости. В конце концов, они тоже не попытались выяснить, кто я такой, а наоборот, надавали тумаков, упаковали и отвезли, куда им было угодно, как будто имели дело с неодушевленным предметом. Зато теперь ситуация в корне изменилась. Санитаров изгнали из смотровой, а на смену им явились три милейших пожилых нянечки с тазиками и тряпочками, которые быстро избавили меня от впившихся в запястья и лодыжки пластиковых ремней. Вынули из моего пересохшего рта кляп. После чего раздели донага и с ног до головы протерли влажной марлей. Причем сделали это ласковее и нежнее, чем Евриклея, ухаживавшая за принявшим облик древнегреческого бомжа Одиссеем. Потом наступила очередь дежурного врача. Принеся мне официальные извинения за действия своих нерадивых подчиненных, он вместе с сестрой осмотрел все мои ссадины и царапины. На пару порезов наложил швы и перевязал средний палец на левой руке, который лишился большого куска кожи, когда во время обыска с него содрали копию кольца Царя Соломона. Наконец-то, врач закончил приводить меня в порядок.
– Подождите, немного! Сейчас мы переведем вас в палату! – пообещал он, и покинул смотровую. Его верная помощница подарила мне на прощанье нежнейшую сестринскую улыбку и вышла следом. Я откинулся на подушки и позволил себе расслабиться. Впервые за долгое время мне не приходилось сомневаться в своей безопасности. Во-первых, я снова был на «этой стороне». Во-вторых, меня снова окружали простые милые люди, которые к тому же почему-то считали своим долгом обо мне заботиться. Впрочем, возможно, я несколько поспешил, назвав их простыми. Сотрудники этого медицинского учреждения были явно в курсе существования волшебства и магии. И, тем не менее, все они были на моей стороне, а значит, жизнь снова начала налаживаться. Оставалось только выяснить: куда же я все-таки попал, и где здесь находится туалет. Но если первым вопросом я мог и подождать, то промедление со вторым могло вот-вот обернуться катастрофой.
Поняв, что среди медицинского оборудования смотровой есть все, что угодно, кроме банальной утки, я соорудил из простыни подобие греческой туники, поморщившись, нацепил на босу ногу свои грязные кошачьи тапки и отправился на поиски санузла. Выйдя за дверь, я обнаружил, что мой покой оберегают два угрюмых санитара, возможно, те же, что меня сюда и доставили. Стоило мне шагнуть в коридор, как один из них попытался грудью встать на моем пути.
– Мне в туалет надо! – мрачно сообщил я о цели своей вылазки. Видимо, давешний разнос дежурного врача не прошел даром, так как громила без возражений повернулся ко мне спиной и зашагал по пустынному коридору. Расценив это, как приглашение я двинулся следом и не ошибся. Санитар привел меня к двери с двумя нулями, и даже потрудился ее передо мной распахнуть. К счастью, он не попытался войти внутрь и позволил мне в полном одиночестве насладиться возвращением к гигиеническим благам цивилизации. Надо отметить, что я не отношусь к людям, которые считают, что для полноценного общения с природой им необходим элитный загородный клуб с сауной, бассейном, тремя ресторанами и полным штатом обслуживающего персонала. Подобные граждане даже рассвет предпочитают наблюдать на экране домашнего кинотеатра, наслаждаясь тем, как чудесно поют птицы, записанные в стандарте Dolby Surround. Мои запросы в этом отношении намного скромнее. Я с радостью готов прыгнуть в озеро, даже если оно не нагрето до температуры в 29 градусов. Равно как и не сочту трагедией ночевку на туристическом коврике, который, конечно, уступит по мягкости ортопедическому матрасу, зато мало весит, не промокает и легко помещается в палатке. При этом я вовсе не являюсь противником комфорта. Наоборот, я его люблю и ценю. И именно поэтому умею без него обходиться. Более того, я уверен, что ни один завсегдатай номеров люкс не сможет понять того кайфа, который я испытал, увидев после многодневного скитания по лесам обыкновенный унитаз и рулон настоящей туалетной бумаги.
Вернувшись в коридор, я с удивлением обнаружил, что мой грозный провожатый куда-то исчез. Впрочем, меня это нисколько не огорчило, благо я прекрасно помнил дорогу к своему временному пристанищу. Однако пройти этот путь мне так и не пришлось.
– Молодой человек! – окликнул меня крупный мужчина в коротком белом халате, одетом поверх светло-зеленой хлопчатобумажной пижамы. – Это вас привезли из Лысогорки?
– Меня! – признал я очевидный факт.
– Отлично, в таком случае, вы вероятно, Лев! – улыбнулся медик.
– Лев! Но откуда вы знаете?!
– Да как же не знать! Уже не один день вас разыскиваем.
– То есть вы тоже член Общества Защиты Волшебных Животных?! – обрадовался я.
– Не совсем! – уклончиво ответил мужчина.
– Тогда кто?
– А об этом, если позволите, мы с вами поговорим у меня в кабинете! С этими словами мой новый знакомый развернулся и быстро зашагал по коридору. То ли от усталости, то ли из-за того, что сопровождавший меня врач шел очень быстро, мне едва удавалось поспевать за ним следом. Несмотря на это, я все же смог бросить несколько взглядов по сторонам. Впрочем, смотреть-то особо было не на что. Обычная городская больница, а то и просто поликлиника. Чистенькая, скорее всего, недавно отремонтированная, но ничего особенного. На дверях таблички со специальностями врачей: хирург, отоларинголог, окулист и так далее. На стенах плакаты, призывающие вести здоровый образ жизни и соблюдать простейшие правила гигиены. В пациентах, ожидающих своей очереди на прием, тоже не было ничего необычного. В основном это были пенсионеры – бесконечные старички и старушки. Из тех, что уже давно утратили надежду поправить пошатнувшееся с возрастом здоровье, но все же продолжают ходить по врачам, вероятнее всего для того, чтобы пообщаться с себе подобными. Впрочем, посетители этого медицинского учреждения вели себя довольно тихо. Ни жалоб на длинные очереди в каждый кабинет, ни обсуждений диагнозов, ни рассказов о новых народных средствах. Даже простого старческого покашливания и того не было.