Дело Белки Даган Александр
– Ну, и что тебе мешало на мне прокатиться? А? Видишь, чего теперь приходится жрать? А так, может быть, и хлебушка бы дали!
Я затаив дыхание слушал рассказ Хана. Не знаю уж на каком основании, но я почему-то решил, что мой приход в Общество был самым нетипичным. Однако, как выяснялось, были в истории найма сотрудников случаи и позанятнее.
– Так что этот осел, – решил уточнить я. – Он волшебным оказался?
– Не совсем!
– В смысле? Как же он тогда разговаривал?
– Наследственность, – коротко ответил Хан. – Дело в том, что когда-то у нас в Средней Азии жил один знаменитый мудрец. И был он так велик и всемогущ, что однажды даже поспорил с самим эмиром Бухары, что сможет всего за двадцать лет научить говорить обыкновенного ишака.
– Секундочку, – сообразил я. – А твоего мудреца случайно не Насреддином звали?
– Насреддином! – непонятно чему изумившись, согласился узбек.
– Ну, так знаю я эту историю!
– Не может быть! – воскликнул Хан и чуть не прослезился, как будто ведущий программы «Жди меня» сказал ему, что я тот самый потерянный им полвека назад родной брат.
– Да почему же нет? Очень даже может! – возразил я и тут же продолжил радовать узбека глубиной своих познаний о похождениях его национального героя. – Ходжа взялся научить ишака говорить. За это ему дали мешок золота. А когда друзья спросили, как он рискнул взяться за такое безнадежное дело, Насреддин ответил, что за двадцать лет либо эмир умрет, либо ишак сдохнет! Правильно?
– Нет! Не правильно!!! Настроение Хана непонятным образом переменилось. Только что он, казалось, был готов броситься мне на шею, а теперь явно захотел вцепиться в горло. К счастью, он совладал со своими чувствами. Надеюсь из хорошего отношения ко мне, а не потому что нож и топор в моих руках все еще находились в непосредственной близости от его конечности.
– Запомни, – дрожащим от ярости голосом произнес он. – Мулла Насреддин был порядочным человеком. Эмир Бухары, действительно умер вскоре после их спора. Но Ходжа все равно продолжал учить осла родному языку и обучил. Более того, сделал это гораздо раньше положенного срока. Понял?
– Понял, конечно. Чего ж тут не понять?! – быстро согласился я, чтобы хоть немного разрядить обстановку. – Выходит ты с тем самым ослом на ВВЦ и встретился?
– С ума сошел?! – фыркнул Хан. – Ишаки столько не живут. Это был не тот же самый ишак, а его потомок. Просто ишак Ходжи научил разговаривать своих детей. А его дети своих. Так и пошло! Я живо представил эту картину. Ночь в узбекском кишлаке. Утомленный тяжкой дневной работой осел Ходжи Насреддина возлежит под потрескавшейся стеной глинобитной сакли на груде хлопковой, а то и маковой соломы. А вокруг него чинно расположились пять-шесть маленьких осликов, которые раз за разом усердно повторяют: «Мама мыла копыта! Мы не ишаки – ишаки не мы!» Узнав о том, чьим потомком является говорящий осел, Хан решил, что ему не место в грязной конюшне на ВВЦ. Понимая, что выкупить животину не удастся, он решил ее выкрасть и переправить на родину, тем более, что и сам Ходжа Насреддин когда занимался контрабандой ишаков через границу. Накинув на осла свою куртку, узбек окольными аллеями повел его к одному из выходов с территории выставочного центра. Однако по дороге их повязали. К счастью, людьми, которые задержали Хана и его четвероногого приятеля, оказались не владельцы осла, а члены Общества Защиты Волшебных животных. Оказывается, они тоже успели распознать в ишаке персону знаменитого рода и как раз в этот же день направились к нему на выручку. В результате осел был избавлен от тяжелой и унизительной работы, а добросердечный гастарбайтер получил предложение присоединиться к защитникам. Несмотря на то, что увлекшись рассказом о похождениях Хана, я то и дело забывал вскрывать глиняный футляр на его ноге, в конце концов мне удалось освободить конечность узбека. Напарник осторожно спустил ее с лавки и боязливо, словно пробуя воду перед купанием, прикоснулся подошвой к полу.
– Ну, как? – поинтересовался я.
– Вроде нормально, – удивленно произнес Хан и медленно встал со скамьи. Похоже, он до сих пор ждал от старухиного лечения каких-нибудь скрытых каверз. Однако ничего подобного не проявилось. Узбек сперва просто постоял на обеих ногах, потом перенес все тяжесть на ту, что была поломана. Наконец, он даже решился на ней попрыгать. Нога была в полном порядке. Более того, мне даже показалась, что она стала несколько прямее по сравнению с той, которая не подвергалась бабкиным чарам. Но об этом я предпочел умолчать.
– Ладно! Уходим, – скомандовал узбек, убедившись, что в ближайшее время боль не лишит его способности к прямохождению.
– Не знаю, – снова засомневался я. – Нехорошо это как-то. Баба Яга нас из реки спасла. Выходила. Накормила, напоила. Давай ей хоть записку оставим.
– Ага! – начал ехидничать Хан. – Мол, спасибо за кров, были вынуждены уйти, чтобы спасти мир от конца света.
– Можно и так! – согласился я, предпочитая не замечать иронии напарника.
– Ничего подобного! – твоя бабка сказительница-рецидивистка. – Не дай Всевышний, она узнает, что Кощей спер белку – враз по всему лесу разболтает. Я понял, что узбека мне не переупрямить. А он, как ни крути все-таки лучше разбирался в ситуации. Поэтому, не вступая в дальнейшие дебаты, я просто улучил момент и, подобрав около печки кусочек угля, нацарапал на ее белом боку одно единственное слово: «Спасибо!» Едва мы вышли из избушки, Хан наклонился и стал перетягивать шнурки на своих кроссовках.
– Иди вперед, – напутствовал он меня. – Я догоню.
– Куда идти? – поинтересовался я.
– Думаю… Думаю, на север, – неуверенно отозвался напарник.
– Секундочку, – осенила меня, отнюдь, не радостная мысль. – Ты что, не знаешь, куда нам надо двигаться.
– А почему я должен знать? – окрысился узбек. – Дорогу должны были Иван с Василисой показывать.
– А какого же лешего ты нас из избушки вытащил? У нас ни припасов, ни карты, ни компаса. Что, прикажешь по мху север определять?
– Почему по мху? – удивился Хан.
– Потому что мох растет на северной стороне деревьев! – оттарабанил я заученную со школьных времен фразу. – Какой ты егерь, если таких вещей не знаешь?!
– Я городской егерь, – парировал узбек. – А дома – в Кызылкумах – у нас деревьев и вовсе нет. Я чуть не взвыл. Это ж кем надо быть, чтобы заблудиться с таким напарником?! Впрочем, я и так знал ответ на свой вопрос. Надо быть неудачником, кем я собственно и являлся.
– Ты как хочешь, – объявил я узбеку. – Но я возвращаюсь.
– Куда? – опешил он.
– К Бабе Яге!
– Так нельзя, – всполошился он. – Ты подумай, сейчас каждый защитник на счету. Как же мы будем с тобой в избушке прохлаждаться?! Ну, подумаешь, припасов нет. Лес ведь все-таки. Ягодами питаться будем. Грибами. Узбек кинулся куда-то мне за спину и стал что-то срывать в траве. После чего распрямился и гордо предъявил найденную добычу.
– Видишь? Вон их сколько!
– Это поганки! – мрачно констатировал я.
– Все поганки? – разом упавшим голосом поинтересовался напарник.
– Нет, – признался я. – Вот этот большой с красной шляпкой мухомор.
– Ладно, – отряхивая руки от своего галлюциногенного урожая, согласился Алихан.
– Пойдем обратно.
На узбека жалко было смотреть. Мало того, что он три, а то и четыре дня провел в беспамятстве, так теперь, когда его здоровье пошло на поправку, мы все равно оказывались не удел. И это в то время, когда наши товарищи, рискуя собой, сражаются со страшной угрозой всему человечеству. Признаюсь, даже мне от этой мысли стало не по себе. Однако выбора не было. Добро бы мы были еще в Подмосковье. Там в какую сторону ни пойди максимум через сутки, а скорее всего гораздо раньше, обязательно наткнешься либо на людей, либо, на худой конец, на какую-нибудь дорогу, по которой можно выбраться к цивилизации. Но здесь – на другой стороне – в лесу, о размерах и населенности которого я не имел ни малейшего понятия, такая прогулка могла запросто закончиться трагическая. Мы почти наверняка бесследно пропали бы в глуши, где вскоре умерли с голоду, если только раньше какая-нибудь зверюга сама не употребила нас в качестве трапезы из двух блюд – егеря и неудачника. Мы сделали десяток шагов по тропинке в обратную сторону, прошли под аркой из поломанной березы и, повернув налево, вышли на полянку, где стояла избушка Бабы Яги. Вернее, должна была стоять. Ничего подобного на этом месте не наблюдалось.
– Ты чего? – спросил, поравнявшийся со мной Хан. Однако потом его взгляд также попал на то место, где следовало находиться жилищу Арины Родионовны.
– Вот шайтан! – выругался узбек. – Ушла!
– Кто ушел? – не понял я.
– Что, сам не видишь?! – вскинулся мой темпераментный напарник. – Избушка ушла! Ладно. Догоним. На куриных ногах далеко не убежишь. Пойдем след искать. Мы кинулись в дальний конец поляны, где на примятой траве все еще сохранился прямоугольный отпечаток старухиного сруба. Увы, никаких других следов рядом не было. Из чего следовало предположить, что у беглой недвижимости имелись не только куриные ноги но небольшие крылья в сочетании с двигателем для вертикального взлета.
– Твоя взяла! – объявил я напарнику через полчаса бесплодных поисков канувшей в небытие избы.
– В каком смысле? – не понял Хан.
– Раз вернуться к Арине Родионовне мы не можем, остается только выбираться из леса.
– Как?
– А ты прислушайся! – предложил я, желая проверить свою догадку.
Узбек понял, что я не шучу и не издеваюсь, поэтому не стал спорить. Наоборот, он отнесся к поставленной задаче в высшей степени серьезно. Прикрыл глаза, заткнул пальцем левое ухо, а правое поднял чуть вверх и стал вращать головой из стороны в сторону. Так он простоял около минуты, потом его брови поползли вверх и наконец лицо расплылось в улыбке.
– Река, – радостно заявил узбек и ткнул пальцем в том же направлении, откуда и до меня самого доносился шум быстро несущейся воды. Через двадцать минут непрерывной ругани, с которой мы продирались сквозь непролазные заросли густого подлеска, Хан и я оказались на берегу того самого бурного потока, который несколько дней назад занес нас в эти глухие места. Это было несомненной удачей. Наконец-то, мы приобрели хоть какой-то ориентир, благодаря которому у нас появился шанс рано или поздно выбраться из леса, а заодно и с «другой стороны». Для этого нам следовало всего лишь пойти вверх по течению, внимательно отслеживая на берегу следы, которые должны были оставить остальные защитники. По чести говоря, я был несколько разочарован тем, что мои новые сослуживцы до сих пор не разыскали нас с Ханом. Оставалось надеяться, что они хотя бы попытались это сделать, но потерпели неудачу. Впрочем, сейчас это не имело особого значения. Было понятно, что в сложившейся ситуации наше спасение зависит только от нас самих. А потому мы без лишних рассуждений двинулись вдоль реки.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Путь оказался на редкость утомительным. Мы шли по ровной на вид тропинке с таким ощущением, будто пытаемся взобраться как минимум на Монблан, склоны которого щедро политы прекрасным оливковым маслом. Наши ноги то и дело проскальзывали. Не помогали даже мои когтистые тапки. В довершение к прочим радостям, видимо, на запах пота к нам стала слетаться всяческая мошкара. Она вилась вокруг наших поникших голов настырным облаком, и казалась со стороны подобием некого подвижного полупрозрачного шлема. Мало того, эта летучая напасть периодически пребольно жалила нас то в лоб, то в шею, то в другие открытые участки кожи, которых лично у меня к счастью оставалось не так уж много. Поскольку за то время, что мы поправляли здоровье у Арины Родионовны, я изрядно оброс. До Бен Ладена мне, конечно, было еще далековато, но для образа Фиделя Кастро мне не хватало только зеленой кепки и хорошей кубинской сигары. Получив очередной обжигающий укус в ухо я чуть ли не взбесился и стал яростно хлопать себя по голове и плечам, пытаясь если не разогнать наглых мошек, то хотя бы передавить часть из них. Однако вместо того, чтобы в панике разлететься в разные стороны злобные твари стали жалить меня еще и в ладони. Я завопил от бессильной ярости и привлек этим внимание своего напарника, который гораздо более стоически воспринимал попытки мошкары подзакусить его азиатской кровью. Оглянувшись на мои вопли, Хан бросился ко мне и, ругаясь на своем родном заковыристом наречии, зачем-то стал хватать меня за руки.
– Ты что с ума сошел?! – заорал я на узбека, норовя вырваться из его цепких пальцев.
– Сам сошел! – рявкнул напарник, переходя на русский. – Редчайших зверей уничтожаешь, а они, между прочим, в Прекрасную книгу занесены!
– Каких зверей? Мне что, уже и пару комаров прихлопнуть нельзя?!
– Это не комары. Смотри! Узбек пригляделся к моему лицу, снял у меня со щеки одну из расплющенных мной букашек и осторожно разместил ее на своей мозолистой ладошке.
– Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! – приговаривал он, поглаживая кусачую тварь коротким коричневым пальцем. – Бедный, что он с тобой сделал.
– Да с кем сделал-то? – не выдержал я.
– Вот с ним! – чуть не плача, ответил узбек и, сунув мне под нос раскрытую ладонь, злобно добавил. – Убийца! Я не поверил своим глазам. Переду мной оказался не комар, не клещ, не слепень. На ладони Хана лежал сильно помятый, но все еще живой дракончик. Выглядел он абсолютно так, как его обычно изображают в книжках: кожистые крылья, заостренный хвост, даже зубчики вдоль миниатюрного от силы пятимиллиметрового хребта – одним словом все положенные атрибуты. Мало того, периодически из микроскопической пасти ящера вылетали и сразу же гасли крошечные искры, примерно такие же, какие можно получить ударив друг о друга два куска кремня.
– Хан, – опешил я. – Этого не может быть! Драконы – они ведь большие!
– Есть большие! – согласился узбек. – А есть и маленькие. Тигры вон тоже здоровые, но ты же не говоришь по этому поводу, что кошек не существует. Довод звучал разумно. Тем более, что и доказательство существования мини драконов лежало тут же передо мной в лужице слез накапавших из глаз чувствительного егеря. Впрочем, я тоже чувствовал, как что-то щиплет у меня в горле. Мифические драконы из сказочной литературы всегда казались мне хоть и опасными, но все же очень притягательными существами. И вот я только что прикончил одного из них. И даже то, что это было сделано практически голыми руками не вызывало во мне ни радости, ни гордости. Древние рыцари хотя бы не просто так с драконами расправлялись. Они при этом еще и принцесс спасали. Правда, прикинув, какого размера принцессу мог бы держать в заточении такой вот монстр, я решил, что, может, оно и к лучшему, что в этот раз я никого не освободил. Тем временем, пока мы с Ханом предавались сожалениям о несчастной судьбе микрорептилии, она, наконец издохла. Ударом каблука о землю мой напарник вырыл ей подходящую могилку, стряхнул туда зверя, засыпал горстью земли и прикрыл свежий мини холм кусочком мха. Я следил за всеми этими манипуляциями и придумывал достойные слова для эпитафии. К сожалению, в голове вертелось только одно: «Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, так уж мал, что из крыльев комаришки сделал две себе манишки – и в крахмал!» Покончив с погребением, мы спустились к воде ополоснуть от земли руки, а заодно наполнить водой желудок, раз уж нельзя поместить в него что-либо более существенное и питательное.
– А, может, перекусим? – с невинным видом предложил мой напарник.
– Чем это? – насторожился я. Есть хотелось так словно я снова студент, а до стипендии остается еще целых три дня.
– Не знаю, чем, – пожал плечами узбек. – Что у тебя на самобранке окажется, то и съедим!
– На чем?
– На том, чем ты руки вытираешь! – ответил егерь, указывая на потертую льняную тряпочку, которую я использовал вместо полотенца. Наконец-то мне стало понятно ее назначение. Я нашел этот кусок ветоши в свертке с формой, и еще тогда был озадачен, для чего меня им снабдили. Теперь же оказалось, что тряпочка была весьма ценной вещью. Более того, благодаря ей, у нас появлялся шанс уцелеть на другой стороне.
– Что ж ты раньше молчал?! – упрекнул я узбека.
– А откуда я знал, что ты ее сохранил? – в свою очередь надулся он. – Сам же говорил, что мы без припасов. Ладно, давай, заказывай.
– А как? Хан в который раз покачал головой, удивляясь моей неосведомленности, забрал у меня обрывок самобранки, расстелил его на камушках и продекламировал:
– Колдуй, баба! Колдуй, дед! Наколдуй нам всем обед! Каким бы странным не показалось мне заклинание, на скатерть оно подействовало. Уголки самобранки затрепетали, обрывки ниточек задергались, а в середине квадратика проявились очертания небольшого керамического горшочка. Я невольно подался вперед, но, увы, на этом все волшебство и закончилось. Неизвестное блюдо снова растаяло в воздухе, так и не материализовавшись.
– В чем дело? – не сдержавшись, рявкнул я на узбека. – Слова перепутал?
– Не, – покачал головой маленький егерь. – Мокрая слишком. Пусть подсохнет!
– А твой кусок где? – заинтересовался я, разумно предположив, что если уж штатного неудачника общества снабдили таким полезным артефактом, то у егеря он и подавно должен водиться.
– С вещмешком утонул, – тяжко вздохнув, ответил напарник. – У меня отличная самобранка была. Солянку давала. Я невольно сглотнул набежавшую в рот слюну. Наваристая, горячая, мясная солянка представлялась сейчас пределом желаний. А если бы к ней добавить еще и свежих блинов со сливочным маслом и копченым лососем, или не сильно прожаренный говяжий стейк с черным перцем и золотистыми кольцами лука. Впрочем, можно было бы и просто съесть тарелку рассыпчатой вареной картошки, политой душистым подсолнечным маслом. А к картошке разумеется пошла бы жирная атлантическая селедочка с посеребренными боками. А на десерт… На десерт я бы предпочел самое простое – только что вынутый из духовки яблочный пирог. Яблоки, разумеется, антоновка в пропорции к тесту не меньше чем три к одному. А к пирогу желательно шарик, а то и два, ванильного мороженного, чтобы таяло, но не на тарелке, а во рту, когда я буду запивать его большими глотками двойного кофе эспрессо без сахара… Поняв, что еще немного и мои фантазии доведут меня до сумасшедшего дома я схватил свою салфетку-самобранку и принялся ожесточенно раскачивать ее из стороны в стороны, чтобы создающийся таким образом поток воздуха побыстрее вышибал молекулы воды из капризной волшебной кормилицы.
– Осторожнее, – посоветовал Хан. – Собственно, так мы ее и порвали.
– В смысле? – не понял я.
– Однажды в патруле, – пояснил он. – Так торопись расстелить, что на две половины и разодрали. Сам видишь какая она ветхая. Вначале хотели сшить, а потом решили, что незачем! Все равно не последняя. А эту на десяток кусочков разодрали и каждому защитнику по штучке выдали.
– И что, каждый кусок разное блюдо подает?
– Ага! То, что на большой скатерти в этом месте стояло, то и у тебя будет. Чистая удача!
– Ну, ладно! – с замиранием сердца произнес я, и снова расстелил свой фрагмент самобранки на камнях. Хан тоже не скрывал своего волнения.
– Слова запомнил? – дрожащим голосом спросил он. Вместо ответа я набрал в грудь побольше воздуха и нараспев, словно насылающий проклятье шаман завыл:
– Колдуй, баба! Колдуй, дед! Наколдуй нам всем обед! На сей раз волшебство не заставило себя ждать. Стоило мне произнести последнее ключевое слово заклинания, как на тряпице возник уже знакомый мне малюсенький горшочек, из которого торчала небольшая деревянная ложка.
– Наверное мед! – облизываясь предположил узбек. – Попробуешь?
– Давай ты! – великодушно предложил я и отвернулся, изображая полное равнодушие. Глядя на реку, я услышал как мой напарник довольно чмокает, отчего мой живот заурчал так, что перекрыл шум, бьющейся о камни воды.
– Все! Моя очередь! – не выдержав, заорал я. Схватил банку и потянулся к Хану, чтобы отнять ложку. Тут-то я и заметил выражение лица узбека. На нем запечатлелась смесь муки и невероятного удивления. Узкие от природы глаза стали почти круглыми и были наполнены слезами. При этом изо рта егеря раздавалось лишь слабое мычание, что было понятно, так как его губы были плотно сжаты, и лишь посередине, как мундштук трубки у курильщика, из них торчал наружу светлый черенок деревянной ложки.
– Хан? Хан, дружище, что с тобой? – тщетно пытался я добиться хоть какой-нибудь осмысленной реакции от своего напарника.
Окончательно перестав понимать, что происходить, я поднес горшочек к своему лицу и понюхал его содержимое. Сомнений быть не могло. Самобранка наколдовала для меня свежайшую, ароматнейшую и, судя по Хану, наиядренейшую горчицу!
– Обалдеть! – только и смог выговорить я. – Хан, старик, как же тебе фигово. Живо представив, какое пекло выжигает сейчас носоглотку моего друга, я заставил его подняться на ноги и потащил к реке. Оказавшись у кромки воды, узбек рухнул на колени и буквально нырнул головой в поток. Так он и замер, не подавая признаков жизни. Только всплывшая и немедленно подхваченная течением ложка, свидетельствовала о том, что егерю, наконец-то удалось открыть рот. Через мгновение он и сам вынырнул на поверхность, несколько раз хватанул ртом воздух и снова погрузился в воду. Во второй раз он отмокал еще дольше. Я даже успел испугаться не захлебнулся ли он. Но к счастью, Хан нашел в себе силы вновь оторваться от воды. Он поднял голову, и так и стоя на четвереньках одарил меня мутным взглядом, после чего снова стал пить, а вернее лакать воду прямо из реки, как собака или кошка.
– На вашем месте я бы не позволял ему это делать! Услышав эту фразу, я вздрогнул от неожиданности, повернулся назад и никого не увидел.
– Повторяю, молодой человек! Оттащите своего друга от воды, пока не поздно. В этот раз я понял, что звук идет откуда-то сверху. Подняв голову, я увидел парящее в небе небольшое облако, состоящее из атласных подушек всех цветов и размеров, а также лысого, одноглазого, ярко-коричневого толстяка, торчавшего из этой пестроты, как шоколадный батончик из обертки.
– Ну, что вы на меня смотрите, уважаемый?! – поинтересовался толстяк тоном, в котором не было ни толики уважения. – Хотите, чтобы ваш товарищ в тридцать лет аксакалом сделался?!
Я не понял ничего, из того, что сказал шоколадный Будда. Но смутное беспокойство все же заставило меня посмотреть на напарника, и то, что я увидел, оказалось не менее странным, чем зависший над моей головой постельный аэростат. Узбек стремительно обрастал. Еще пару мгновений назад его голова была покрыта аккуратным сантиметровым ежиком, а теперь с нее свисали и постоянно удлинялись густые цвета свежего гудрона патлы, в глубине которых то тут то там, как металлизированная полоска на новой купюре, проступали седые волосы.
– Хан, – в изумлении проговорил я. – Ты это… Нормально себя чувствуешь?!
– Нет, не нормально! – потеряв терпение, возопило существо на подушках. – Он умирает! С этим воплем толстяк направил свое лежбище вниз, вцепился пухлыми пальцами в так кстати отросшие волосы Хана и затащил его на атласное облако, после чего оно сразу же начало набирать высоту.
– Эй! Эй, ты там! – заорал я. – А, ну вернись!
– Вернусь, вернусь! Не волнуйтесь! – раздалось сверху. И действительно, облако взяло курс на берег и вскоре плавно опустилось между деревьев. Я кинулся за ним следом и вскоре увидел толстяка, который зачем-то стаскивал халат с моего напарника. Несмотря на то, что мужик был не голубой, а коричневый, мне его манипуляции совсем не понравились.
– Слышь, ты! – как можно более грозно обратился я к толстяку. – Руки убрал, да!
Толстяк обратил на меня не больше внимания, чем лобовое стекло на ударившееся об него насекомое. Похоже, настала пора для активных действий.
– Ты что не понял, толстый?! Я с тобой разговариваю! – попытался наехать я на извращенца, закатывая для важности рукава и наступив на одну из подушек.
В ответ толстяк неспешно повернул голову и слегка дунул в мою сторону. Слегка-то слегка, но ощущение было такое будто я демонстрант, угодивший под струю из водяной пушки. Мощный поток воздуха швырнул меня на спину и, оставляя глубокую борозду в дерне, протащил по земле пять, а то и все десять метров. Озверев от такого хамства, я вскочил на ноги и с воплем: «Замочу, гад!» – кинулся в бой. На сей раз толстяк даже не дал мне добежать до подушек. Впрочем, едва я сделал пару шагов, как они сами бросились мне навстречу. Одна из них врезалась мне прямо в лицо. Вторая – в левое плечо. А третья подкатилась под ноги, отчего я споткнулся и во второй раз грохнулся на землю. Наверное, со стороны все это походило на эпизод из американского футбола. Я в роли нападающего с мячом, а подушки в качестве защитников противоположной команды. Мало того, как положено защитникам, они не просто прервали мою атаку, но вдобавок еще и дружно навалились сверху, дав понять, что чувствует цыпленок табака, когда его прижимают чугунным утюгом к чугунной же сковородке. При этом я не только потерял возможность двигаться, но также меня лишили и удовольствия обругать своего обидчика. Стоило мне попытаться открыть рот, как одна из подушек сразу же засовывала туда свой пухлый пуховый угол. В результате мне не осталось ничего другого, как метать в толстяка яростные взгляды, в надежде, что хотя бы один из них окажется достаточно жгучим и малость подпалит его коричневую шкуру. Увы, мои глаза не обладали никакой магической силой. Так что, сколько я не пялился на склонившегося над моим напарником повелителя подушек, он спокойно продолжал заниматься своим делом. Сперва он зачем-то надавливал Хану на грудь, потом вызвал у меня волну омерзения тем, что полез к нему целоваться. К счастью, узбек все еще находился в отключке и не чувствовал этих домогательств. Тем временем его мучитель собрался перейти к более серьезным пыткам. Он выставил вперед указательные пальцы на обеих руках и пропустил между ними настоящую ярко-голубую ветвящуюся молнию. «Неужели Зевс?!» – подумал я, вспомнив, кто из мифических существ обладал способностью направо и налево раздавать бесплатное электричество. Но тут же отмел эту мысль. Громовержец, хоть и жил на юге, вряд ли стал бы доводить свой загар до цвета печеной антоновки. Опять же шеф греческого божественного пантеона был отъявленным бабником. А мой увесистый противник, похоже, не брезговал и мужиками. Во всяком случае, так мне показалось, когда он приложил свои мясистые ладони к оголенной груди моего напарника.
– Слушайте, Лев! – вдруг обратился ко мне толстяк, гневно сверкая своим единственным глазом. – Прекратите немедленно думать про меня всякие гадости! Ваши мысли мешают мне сосредоточиться и оказать первую помощь этому несчастному!
– Первую помощь? – невольно переспросил я и, еще не получив ответ, почувствовал себя идиотом. Ну, конечно! Сперва шоколадный человек делал Хану массаж сердца, потом искусственное дыхание, а теперь, похоже, настал черед дифибриляции…
– Вот это другое дело! – одобрил ход моих неозвученных мыслей толстяк. – А то: «Маньяк! Извращенец! Гад!» Мне надо нужный вольтаж накопить, а вся энергия уходит на то, чтобы сдерживаться и вас не испепелять.
– О! – неожиданно прервал сам себя мой удивительный собеседник. – Кажется, я готов. Ну-ка… Разряд! С этим выкриком он снова приложился к Хану и по всей видимости шарахнул егеря током. Узбека встряхнуло, выгнуло как кусок колбасы на сковородке, после чего он снова рухнул на свое пестрое лежбище.
– Ну, наконец-то! – удовлетворенно произнес толстяк, глядя на моего напарника. – Заработало!
– Что заработало? – насторожился я.
– Сердце! Что же еще?! – фыркнул мой новый знакомец. – Ну, ладно! Давайте знакомится. Кубера! Шоколадный человек щелкнул пальцами, и вдруг оказалось, что я уже не придавлен подушками, а сижу на них сверху и плавно двигаюсь в сторону протянутой мне смуглой руки.
– Лев, – представился я, пожимая горячую как свежая булка ладонь. – Впрочем, вы меня уже, кажется, называли по имени.
– Называл, – с улыбкой подтвердил Кубера. – Но вы сами виноваты. Я обычно чужие мысли без спросу не читаю. Но вы же свои даже не думали. Вы их чуть ли кричали. Да еще и безо всякого уважения к субординации.
– В каком смысле, – не понял я.
– Ну, вы же, извините за грубость, всего-навсего человек.
– А вы?
– Бог! – легко и радостно заявил мой новый знакомый.
– Боже ты мой! – вырвалось у меня.
– Что? – как ни в чем ни бывало, поинтересовался Кубера.
– Нет, ничего! – засуетился я. – Это просто такая фигура речи. Просто я как-то раньше редко с богами встречался…
– Конечно, не встречались! Вы пять дней назад в них еще и не верили!
– Слушайте, откуда вы столько про меня знаете? – изумился я.
– Как откуда? – удивился Кубера. – Я же Бог. Что хочу, то и знаю. В пределах разумного, конечно!
– Хорошо вам, – позавидовал я, подумав про себя, что мне самому сейчас очень не помешала бы такая способность к всеведению. Впрочем, на худой конец, сошел бы и прямой доступ из головы в интернет, чтобы разыскать сайты по старославянской мифологии и узнать богом чего именно является этот Кубера.
– Без толку! – усмехнулся божественный телепат, и я понял, что он слукавил, когда заявил, что не интересуется без разрешения чужими мыслями. – Я не славянский бог.
– А какой?
– Индийский! Это было похоже на правду. По крайней мере так можно было объяснить как сам загар Куберы, так и его любовь к разноцветным атласным подушкам. Наши северные боги, насколько я помнил, были куда аскетичнее.
– А к нам вы какими судьбами?
– Как обычно! – ответило божество. – По обмену! Не знаю, что меня больше сбило с толку. То ли то, что боги оказывается тоже могут путешествовать «по обмену», то ли то, что Кубера сказал об этом «как обычно». Впрочем, на данный момент у меня были проблемы и посерьезнее.
– Что с Ханом? – поинтересовался я, озабоченно посмотрев на распластанного на подушках егеря.
– В данный момент он просто спит, – успокоил меня толстый небожитель. – Но еще недавно его сон вполне мог стать вечным. Впрочем, неудивительно! Это ж надо додуматься – пить в таких количествах чистое время.
– Простите, мне не совсем понятно… – начал было я.
– Да бросьте, Лев! – отмахнулся Кубера. – Вам не «не совсем», вам «совсем» непонятно! Иначе вы не пытались бы несколько часов идти вдоль берега.
– Вы что за нами следили?
– Одним глазком, – ответило божество и тут же захихикало, радуясь своей собственной шутке. Однако мне было не до смеха, и заметив это, Кубера пустился в объяснения. – Видите ли, молодой человек, вы с вами находимся на берегу одной из многочисленных рек времени. Не самой значительной, конечно, – эта настолько мала, что даже названия не имеет. И, тем не менее, учитывая скорость течения, полагаю, друг ваш выпил года два, а то и три.
– И что с ним теперь будет?
– В сущности ничего страшного. Поспит, отлежится. Зато в дальнейшем, когда вы вернетесь в обычный мир, у него всегда будет в запасе немного времени. У вас, кстати, тоже. Вы, насколько я понимаю, сами не так давно из этой речки несколько лет отхлебнули.
– Мы в ней тонули! – признался я.
– Серьезное испытание, – с уважением заметил мой собеседник. – Как же вы спаслись?
– Сами же знаете, – сказал я, пытаясь выяснить, насколько глубоко заглядывало в мои мозги любопытное божество.
– Знаю! – согласился Кубера. – Но это же не повод лишать себя радости приятной расслабляющей беседы. Тем более, что разговаривать о том, что тебе известно, на мой взгляд, гораздо лучше вашей людской привычки часами болтать на темы, о которых понятия не имеешь. Я невольно вспомнил разговоры со своими многочисленными пассажирами и подумал, что Кубера, возможно, прав. Народ, попадавший в мою машину, о чем только не рассуждал: о политике, о футболе, о сексе, о воспитании подрастающего поколения. За день мне приходилось выслушивать столько идиотских высказываний по стольким вопросам, что я с удовольствием променял бы свою московскую прописку на хижину Робинзона Крузо, поставив при этом только одно условие – он заберет с собой своего говорящего попугая.
– Послушайте, – решил я сыграть в открытую, тем более, что утаивать от Куберы информацию было все равно что пытаться пронести гантели мимо металлоискателя. – Раз уж вы так знатно покопались у меня в голове и в курсе того, чем мы тут занимаемся… Вы не подскажите, как нам найти друзей? Лысый божок задумался.
– Сложный вопрос, молодой человек. Друзей, вообще, найти очень сложно. Надо совпасть во взглядах, в интересах. На худой конец просто вызвать взаимную симпатию… Впрочем, я мог бы стать вашим другом!
– Вы что, издеваетесь?! – вспылил я. – Речь не про новых друзей. Меня интересуют люди, с которыми мы сюда попали!
– Ах, вот вы о чем! – Кубера показался мне несколько разочарованным. – Так бы и сразу сказали, что хотите вернуться к существам, которые вас так беспардонно используют.
– Они меня используют?!
– А вы что, сами не догадываетесь? Я догадывался. С самой первой минуты моего знакомства с защитниками мной помыкали, надо мной смеялись, поручали мне то одно, то другое нелепое задание. Теперь же и вовсе бросили на произвол судьбы в краю, откуда я понятия не имел, как выбраться.
– Не отчаивайтесь, юноша! – прервал поток моих гневных мыслей индийский гость. –
Все это для вас уже в прошлом. Река времени разделила вас с этими неблагодарными существами на два, а то и на три дня. Зато теперь у вас есть я – свой собственный дружески настроенный бог.
– И что ж мне теперь на вас, молиться что ли? – огрызнулся я.
– Не помешало бы! – усмехнулся Кубера. – Но попозже, когда мы с вами найдем украденную белку, чтобы вы могли утереть нос всем своим обидчикам. Идет?
– Идет, – удивленно протянул я, еще не веря такому счастливому повороту событий.
– Вот и договорились, – подытожил наш разговор бог, одарив меня честным открытым взглядом расположенного посредине лба глаза.
– Спасибо, – искренне поблагодарил я нового союзника.
– Пока еще не за что! – улыбнулся он в ответ. – Позже скажете, когда я вас накормлю. От этого предложения мой рот мигом наполнился слюной, а в животе заурчало так, словно в меня поместили десяток мурлыкающих кошек.
– Никуда не уходите! – предупредил бог и плавно воспарил на самой огромной из своих подушек.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Едва Кубера скрылся в облаках, я поспешил осмотреть Хана. Похоже, божество меня не обмануло. На вид узбек просто спал. Черты его лица были расслаблены, дыхание казалось ровным. Тем не менее, я решил на всякий случай пощупать пульс егеря, и едва не поплатился жизнью. Стоило мне попытаться добраться до его запястья, как из груды подушек подняла голову самая настоящая живая кобра.
Возможно, подобные чувства и не подобают защитнику животных, но змей я ненавижу. По омерзительности они в моей личной шкале занимают третье место – сразу после тараканов и гаишников. Однако по страху, который вызывают, безусловно, стоят на первом. Увидев эту тварь в непосредственной близости от своего носа, я резко отскочил назад и, споткнувшись, грохнулся на спину. Боль была, что надо. Мне словно вилку воткнули в поясницу. Но были в моем падении и плюсы. Как раз под правой рукой у меня оказался подходящий увесистый кусок гранита с острыми зазубренными краями. Я сразу же вцепился в излюбленное орудие пролетариата и приготовился бросать им в кобру. Увы, это было не так-то просто сделать. Лежащий рядом со змеей Хан был куда более крупной мишенью и, метнув свой убийственный снаряд, я скорее угодил бы в егеря, чем в изящную, гибкую рептилию. И вдруг кобра заговорила:
– Слышь ты, брось булыжник! Голос у змеи оказался таким же отвратительным, как и она сама – шелестящий, с присвистом, как будто говорящий одновременно пытается высасывать содержимое устрицы. Тем не менее, сам факт того, что кобра заговорила, был столь неожиданным, что я и впрямь чуть не выронил свое оружие. К счастью, я вовремя опомнился и сумел покрепче сжать пальцы.
– Понятно! – оценила ситуацию змея. – По-хорошему мы не понимаем.
Рептилия стремительно скользнула в изголовье лежбища, на котором безмятежно спал мой напарник, склонилась к его шее и, блеснув кривыми шипами ядовитых зубов, заявила:
– Предупреждаю! Не бросишь каменюку, я его укушу! Мне сразу вспомнились многочисленные злодеи из просмотренных боевиков. Точно
также они требовали у какого-нибудь незадачливого полицейского бросить оружие, а когда тот выполнял приказ, убивали и его, и заложника. Впрочем, бывало, что в этот момент на сцене появлялся еще и главный герой. Тогда он только делал вид, что готов расстаться с пистолетом. Однако в самый последний момент ему удавалось вскинуть ствол и всадить злодею пулю прямо между его безжалостных глаз. Увы, в этой ситуации я не чувствовал себя не то что главным, а даже на простого героя не тянул. Вместо этого я попытался потянуть время.
– Эй, ты! – начал я как можно более сурово. – А откуда мне знать, что ты не укусишь его, после того как я брошу камень?
– Хм… Похоже, мой вопрос заставил кобру задуматься, что разом перевело ее из ранга закоренелых кинозлодеев в разряд запутавшихся в жизни неудачников.
– Ну? – решил я надавить на рептилию, в переносном смысле, конечно. – Поторопись. Мне нужны гарантии!
– Зуб даю! – неожиданно нашлась кобра и, мгновение помедлив, добавила: – Ядовитый! У меня складывалось ощущение, что змея, действительно, не имела ничего против моего напарника, и я рискнул.
– Ладно! Но если что, пеняй на себя. Сдам в Дарвиновский музей на чучело! – сказал я и разжал пальцы. Камень беззвучно погрузился в толщу одной из подушек. Я понятия не имел, делают ли в Дарвиновском музее чучела из кобр или, наоборот, из тех, кто предлагает убить представителя этого весьма редкого на сегодняшний день вид рептилий, но мне надо было хоть как-то продемонстрировать, что даже без камня я остаюсь хозяином положения. Видимо, кобра приняла заявленные правила игры, потому как сразу же отползла от Хана и мирно, если такое слово вообще можно употребить по отношению к змее, свернулась кольцами на краю его лежбища.
– Теперь рассказывай! – приказал я рептилии. – Кто ты? И откуда взялась?
– Ты что сам не видишь? – прошелестела змея. Она была, по-своему, права. Но стоило мне это признать и перестать на нее наезжать, как я скорее всего тут же обратно впал в панику.
– Вопросы здесь задаю я! – выдал я весьма кстати пришедшуюся фразу, которая так же бесконечно кочует по детективам, как Федор Конюхов по Земному Шару.
– Ладно-ладно, не кипятись! – тоном смирившегося с судьбой зэка прошелестела змея, кинув опасливый взгляд на подушку, в которой я до времени похоронил булыжник. – Что именно ты хочешь знать?
– Повторяю! Меня интересует: откуда ты, и кто ты такая?
– Путешествую я. С Куберой! Его так сказать тотем, талисман, ну и это… Очковый телохранитель!
– Очковый? Ну-ка покажи, – заинтересовался я. С детства мне помнилось, что очковыми кобр называют из-за соответствующего рисунка на капюшоне. Однако, похоже, что эта кобра получила свое прозвище по другой причине.
– Что тебе показать? Как я за задницу кусаю? – мрачно огрызнулась она.
– Обойдемся! – поспешил я сменить тему.
– Мое дело предложить, – спокойно проговорила змея, и мне показалось, что будь у нее плечи, она сейчас наверняка бы ими пожала. Кроме того, я чувствовал, что стремительно теряю лидерство в нашем общении, поэтому, вновь придав своему голосу строгость, сказал очередную грубость:
– Еще бы! Рептилия! Больше-то тебе предложить нечего!
– Есть, – неожиданно по-деловому отозвалась змея и, зачем-то взглянув на небо, прошептала: – Не верь Кубере!
– На счет чего? – опешил я.
– Да на счет всего! – шикнула в ответ рептилия. И тут ее словно прорвало: – Ты хоть знаешь, богом чего он является?!
– Нет! – признался я.
– Так-то! – уела меня кобра, в отсутствии указательного пальца назидательно подняв вверх кончик хвоста. – Не знаешь, а соглашаешься вместе с ним вашего грызуна искать. Эх…
– Что «эх»?
– Ничего! Просто грызун сейчас был бы кстати…
– Ты это… Не меняй тему, – поспешил я отвлечь змею от не вовремя возникших у нее кровожадных мыслей. – Так каким божеством является твой хозяин?
– Кубера – бог богатства и всяких земных сокровищ.
– Упс! – только и смог выдавить из себя я. На самом деле гамма моих переживаний была гораздо богаче. Я чувствовал себя как человек, пришедший на свидание с хорошенькой медсестричкой, и оказавшийся вместо этого на приеме у ее мужа-проктолога.
– Уловил? То-то! – удовлетворенно заявила кобра, как мне показалось, с долей собственного превосходства. Впрочем, я мог и ошибиться. Очень трудно понимать интонации существа, речь которого похожа на сипение оставшегося без воды сифона.
– Хорошо! – нехотя согласился я. – Предположим, твой хозяин вовсе не собирается мне помогать, а наоборот пытается сам получить нашу белку. Но где гарантия, что врет он, а не ты?
– Мне что, снова зуб дать? – ехидно поинтересовалась рептилия и вдруг захрипела и закашлялась, потому что ее шею сжала небольшая, но весьма крепкая ладонь Хана.
– Зубом ты в этот раз не отделаешься! – не хуже самой змеи прошипел мой проснувшийся напарник. – Говори четко и ясно – в чем твой интерес! Поняла?!
Узбек уставился на змею, которая судорожно свивала кольца на его руке, и смотрел ей в глаза, пока она не успокоилась.
– Хан, – растроганно обратился я к узбеку. – Брат, ты не представляешь, как я рад видеть тебя в добром здравии.
– Подожди! – остановил меня напарник. – Разберемся с коброй, будем радоваться. С этими словами узбек слегка ослабил хватку, благодаря чему змея смогла разжать челюсти. Повторив эту операцию пару раз, она, наконец, заговорила:
– А вы, парни, не такие простаки, как я думала! И работаете слаженно – прямо как добрый и злой следователи.
– Ага! – согласился Хан с этим незаслуженным комплементом. – Только имей в виду – мы оба злые!
– Поняла, поняла! Вопросов нет!
– Хорошо! Идем дальше! Кубера хочет белку?