Планета битв Волков Сергей

Техники залили в бак «Стимберда» спирт. Чтобы избежать нежелательных эксцессов, в него добавляли аммиак. По ангару распространился тошнотворный запах. Загрохотала лебедка, вытаскивающая тележку с паролетом наружу.

–Пойдемте, господа. — Лускус широким жестом пригласил собравшихся к выходу из ангара. — Сейчас наша птичка будет спущена на воду.

–Эх, жаль, шампанского нет, — весело сказал Панкратов. — По древней традиции хорошо бы разбить бутылочку о… о…

–О борт, — договорил за него Елисеев и добавил: — Только, боюсь, как бы от этого «Стимберд» не развалился на части.

В толпе засмеялись. И тут у них за спиной раздался громкий крик:

–Где?! Где он?! Стойте!!!

В ангар вбежал какой-то человек и, не переставая кричать, бросился к паролету. Панкратов нахмурился, сделал знак охране, и путь бегущему заступили двое стражников. Клим прищурился, силясь разглядеть в полумраке личность нарушившего торжество момента.

–Кто это? Что за балаган? — возмущенно переговаривались министры.

Самым зорким оказался, как ни странно, одноглазый Лускус.

–Смотри-ка, не вынесла душа поэта, — хохотнул он. — Прибыл. Боюсь, наш уважаемый Праджури все же не будет первым авиатором Медеи.

–Почему? — удивился Клим.

–Потому что он… — Лускус кивнул на препирающегося со стражниками человека, — не уступит этой чести никому. Да пропусти же! Ему — можно.

Алебарды раздвинулись. По знаку Панкратова рабочий выключил лебедку. Не глядя отбросив плащ в сторону, странный человек торопливым шагом подошел к «Стимберду», на ходу приговаривая:

–Успел… Успел! Трех прыгунов загнал, а успел…

Клим улыбнулся. Шагнул навстречу. Он наконец-то узнал того, кто еще три года назад мечтал возглавить авиацию колонии. Правда, вместо этого лейтенанту ВКС Никите Чернышову пришлось стать Главнокомандующим вооруженными силами Горной республики и на долгое время поселиться там, в уютных зеленых долинах Экваториального хребта. Но вот построен первый самолет, Никита бросил все — и примчался на побережье.

Чернышов ходил вокруг «Стимберда», и его загорелое дочерна лицо сияло от восторга.

–Ты бы хоть поздоровался, господин Главнокомандующий! — ехидно проговорил Лускус. Никита в ответ только махнул рукой — потом, потом! Он трогал растяжки крыльев, водил пальцем по изогнутой плоскости пропеллера, оглаживал медные листы обшивки двигателя. Никита ласкал паролет, как хороший жокей перед скачкой ласкает своего скакуна. Собравшиеся люди терпеливо ждали, неодобрительно переговариваясь между собой.

–Хвост тяжеловат, — наконец сказал Чернышов, отворачиваясь от паролета. — Со взлетом могут быть сложности. Ну да ничего, разберемся! А вот теперь — здравствуйте, коллеги! Прошу меня извинить, но я ждал этого дня почти четыре года…

Из дневника Клима Елисеева:

Мы выступили. Берег остался позади. Нашу эскадру провожала огромная толпа — рабочие, солдаты, жены и дети уходящих в поход. Медея с малышкой Асти на руках стояла на пирсе и махала платком. Я старался улыбаться, но на душе скреблись кошки. Мы уходили в неизвестность, и никто на этом свете не может сказать, суждено ли нам вернуться.

Со стороны корабли выглядят грозно — и нелепо. Лучи Эос сверкают на бронзовых бортах «Петра Желтовского», толсто дымят высокие трубы «Мардера», высоко в небо возносится наблюдательная мачта «Матушки Марии». Стволы пушек и широкие жерла ракетных минометов похожи на руки, поднятые в прощальных жестах. Мы уходим на север. Мы должны победить — если повезет. Первый же серьезный шторм может потопить эскадру. Первое же точное попадание снаряда из вражеской пушки может разнести любой из кораблей в клочья. Наверное, когда первая звездная экспедиция уходила с орбиты олд-мамми, ее участники испытывали примерно такие же чувства, как мы сейчас. Вся надежда — на фортуну. Как писал Вергилий, «фата виам инвэниунт», или, говоря по-русски, от судьбы не уйдешь. Если бы я верил в Бога, я бы опустился на колени и помолился. Но я верю в человеческие разум и силу, поэтому обойдемся без молитв…

Над океаном стояла штилевая погода. Эос сияющим яблоком висела в бездне — в этих широтах стоял «вечный день». Слепящая рябь разлилась до горизонта. Флот свободной Медеи шел к Седьмому острову. Свободные от вахты матросы, вчерашние рыбаки и фермеры, по приказу адмирала Клима Елисеева пели, и над волнами неслись слова песни, сложенной в конце двадцать второго века неизвестным автором в концлагере на Аппо:

На мостике авианосца «Матушка Мария» Клим и командующий военно-воздушными силами Никита Чернышов негромко обсуждали детали предстоящей операции.

–Значит, давай еще раз: когда впередсмотрящий с мачты замечает землю, мы даем сигнал на «Мардер», и крейсер начинает маневр, заходя к острову с востока. — Клим говорил уверенно, водя острием ножа по карте.

–По этому же сигналу монитор движется по прямой, а мы выгружаем паролеты на воду, — подхватил Чернышов. — Первый выстрел с крейсера — и я поднимаю эскадрилью в воздух. Мы заходим на остров и сбрасываем бомбы. «Мардер» обстреливает береговые укрепления, если у грейтов они есть. «Желтовский» поддерживает его огнем и высаживает десант. «Матушка Мария» ходит сзади и в случае чего выступает в роли резервного корабля. Вроде все?

Клим поморщился:

–Все — да не все. Больно уж гладко получается. Впрочем, ладно. Все это — сплошные догадки. Бой покажет. Я другого боюсь — как бы Лускус с Шерхелем не перегрызлись на крейсере. Два командира на один корабль…

–Ну, нас же тоже двое, — рассмеялся Чернышов.

–Положим, командир тут один — я! — немедленно отозвался Елисеев. — Ты же летун — вот и командуй своими орлами, а пока ваши птички стоят в трюме, вы все фактически пассажиры…

–Так вот оно какое, знаменитое флотское чванство! — патетически воздев руки, простонал Никита. — Примерно так же, кстати, к нам, орбитальщикам, относятся экипажи дальняков. Ну да ладно, смех смехом, но неплохо было бы еще раз все просчитать. Так что давай, господин адмирал, поехали.

Вздохнув, Клим снова развернул карту…

Внезаность — мать победы. Эту старую как сама война истину подтверждали и подтверждают самые различные армии мира. Но Клим и не предполагал, насколько верной она окажется в их случае.

Грейты не просто проиграли битву за остров, фактически они даже не сопротивлялись. Как рассказал им уже после боя командующий базой, трехзвездный генерал по фамилии Краббе, его солдаты оказались полностью деморализованы, едва только из сияющей пустоты океана возник красавец «Мардер» и принялся всаживать мину за миной в береговые постройки. От берега отвалили два скоростных катера, но их накрыл залп из стим-спитов. Минутой спустя в воздухе возникли семь звеньев паролетов, ведомых Чернышовым, и на базу обрушились полутонные бомбы. Третье звено удачно зашло на комбинат, производящий этанол, и огромные емкости со спиртом взорвались, залив танковый парк горящей жидкостью.

–Но самое ужасное, — вздрагивая от пережитого ужаса, говорил Краббе, — Это дымы на горизонте. Мы решили, что на подходе минимум десяток кораблей. Ваши суда чадят, как адские кухни.

Лускус рассмеялся. «Жидкий уголь» действительно при сгорании давал очень много дыма, который в безветренном воздухе сгущался над кораблями в исполинское облако.

Несколько отрядов пехоты из числа групп специального назначения грейтов попытались было оказать сопротивления. Им удалось сбить четыре паролета, и, окажись у них хоть один танк, исход боя оказался бы под вопросом. Но танки, самоходки и бронемашины с треском горели среди спиртового озера, пушки на десантных транспортах были разбиты прямыми попаданиями с «Мардера», а орудия «Петра Желтовского» довершили разгром, раздолбав в пух и прах оружейные склады.

–Мы не ожидали нападения, — все повторял трехзвездный генерал, словно оправдываясь. — По нашим данным, у вас не имелось достаточной индустриальной базы, чтобы построить все это…

Из дневника Клима Елисеева:

На рейде Седьмого острова, рядом с полузатопленным катером береговой охраны, дымит трубами «Мардер». Вокруг нашего флагмана снуют катера и лодки. Низкие силуэты авианосца «Матушка Мария» и монитора «Петр Желтовский» отчетливо читаются на траверзе порта, одним своим видом напоминая о кровавой бане, устроенной неприятелю.

Вереницы пленных бредут мимо разрушенных строений базы к пирсу, где их ждут бывшие десантные баржи, превратившиеся в транспорты для перевозки заключенных. В чистое небо поднимаются многочисленные дымы — это догорают казармы и технические постройки базы. Пожары никто не тушит — не хватает людей.

В толпе пленных я заметил сгорбившегося человека, который, несмотря на жаркий день, прятал лицо под капюшоном плаща. Я уже писал, что бывают в жизни моменты, когда ты действуешь по наитию, когда разум отключается и нечто, чему нет названия — не инстинкты же диких предков это, в самом деле! — ведут тебя и заставляют совершать непонятные на первый взгляд, а порой и страшные поступки.

Так и произошло. Сбежав с высокого крыльца штаба, единственной уцелевшей на острове постройки, я, не слушая окрики стражников, вломился в колонну пленных, добрался до человека в плаще и сдернул с его головы капюшон.

Это был Ван Варенберг. Каракурт. Убийца. Преступник. Но прежде всего — мой личный враг. Несколько секунд мы стояли друг против друга и молчали. Голландец презрительно кривил губы в усмешке, я хватал воздух открытым ртом. Потом все — угрюмые лица пленных, черный дым в небе, само небо и сверкающая Эос — для меня словно исчезли. Осталась только эта вот усмешка — и черный паук с красными крапинами, растопыривший неприятно голые лапы на бритом черепе Ван Варенберга. Звенч сам собой оказался у меня в руке, и я принялся рубить этого паука…

Потом была комната в штабе, злой, как черт, Лускус, который орал на меня, как капрал на солдата-первогодка.

–Зачем?! Идиот! Сопляк, тряпка, баба!! — Одноглазый скрипел зубами, пиная стулья. — Живой голландец — лишний козырь в торговле с федералами! Он же военный преступник! То, что он — живой! — очутился на Медее — тоже чье-то преступление! А кроме того, прыгуньи твои мозги, он связывал грейтов и снейкеров! Это через него к ним прибежали пулевые винтовки, понимаешь? Он мог бы сдать нам все оставшиеся контакты, все ниточки этого клубка… Дурень! Ох, Клим, ну ты и дурень, мать твою…

Я даже не пытался оправдываться. Я даже не вспоминал тех, кого убил сам Каракурт и кого убили по его приказу. Я просто молчал и ждал, когда Лускус проорется. Все равно исправить ничего было уже нельзя. И главное — я не испытывал ни малейшего раскаяния. Повторись все — я снова убил бы Ван Варенберга, убил не задумываясь.

Плюнув, одноглазый ушел. Я посидел-посидел, глотнул холодного чайкофского из фляги и тоже выбрался на свежий воздух.

Лускус, наблюдавший за погрузкой оборудования и ящиков с чертежами, захваченными десантом в штабе, покосился на меня и неожиданно с хрустом потянулся.

–Денек-то какой, а? После наших дождей тут прямо курорт. Пойду-ка я пройдусь, разомну ноги…

Легко сбежав с металлического настила, он привычным движением закинул за спину винтовку, жестом остановил порученцев и охрану и двинулся в глубь острова, обходя базу слева. Я некоторое время смотрел ему в спину, потом пошел следом. Одноглазый, как и стэлмены, никогда ничего не делает просто так. Впрочем, он и есть стэлмен, Поводырь, Знающий путь. Стало быть, если Лускуса потащило куда-то — это неспроста. Интуиция — дитя информации…

–Что, тоже застоялся? — с усмешкой бросил Елисееву канцлер, когда Клим догнал его на поросшем травой склоне. Он полностью овладел собой, и на его лице не осталось и тени бушевавшего полчаса назад гнева.

–Как говорили моряки прошлого: «После плавания нужно попрать ногами твердь земную», — ответил Клим.

Они поднялись на сглаженную временем и ветрами возвышенность, горбом поднимающуюся над бухтой. Отсюда весь остров был как на ладони. Километров семь-восемь в длину, двенадцать в ширину, он напоминал зеленый блин, у южной стороны которого какой-то исполин отъел изрядный кусок.

–Вернемся — всерьез возьмусь за Юного пророка. — Лускус на ходу ударил кулаком в раскрытую ладонь.

–А мне, видимо, придется опять в горы? — поинтересовался Клим.

Одноглазый остановился, в упор посмотрел на него.

–Тебе разве самому не интересно разгадать этот ребус?

–Может быть, и интересно… Но одного интереса тут мало. Устал я, что ли? — Елисеев вздохнул. — Хочу дома пожить, с женой и дочкой. С учебниками опять же недоделано. И Дома Памяти — это же очень важно. Я уверен: если серьезно взяться, если разработать методики и опросить каждого взрослого человека на планете, можно собрать столько знаний!

–На хрена? — спокойно спросил Лускус.

–То есть? — У Клима вытянулось лицо. — Но ведь знания… это… математика, физика, химия, литература, языки…

–Не нужны пастухам и пахарям ни физика, ни химия, — жестко проговорил одноглазый. — Через несколько поколений тут будет чистое Средневековье, а на остовы паровозов и Шерхелевого бугеля люди станут молиться и жертвы им приносить, как великим и могучим богам.

–Но научно-технический прогресс нельзя остановить! — не сдавался Клим. — Всегда найдутся люди, которые захотят пойти дальше…

–Дальше некуда, Клим. Мы достигли вершины этого самого прогресса — в здешних условиях, разумеется. В космос нам не выйти, дистанционные средства связи не выдумать, вычислительные машины не построить, разве что арифмометр. Все, амба. А когда нет пространства для развития, наступает не прогресс, а регресс.

–Откуда ты знаешь? — Клим с досадой нахмурился. — Ведь могут же быть открыты новые источники энергии, новые законы… А вдруг объект «Зеро» поможет? Он-то использует энергию, и если понять, какую…

–Вот видишь, — удовлетворенно кивнул Лускус. — Без него нам никак. А ты говоришь — учебники…

Елисеев понял, что теперь уже он злится. Канцлер снова развернул ситуацию в свою пользу. Это его умение всегда добиваться поставленной цели, без оглядки на средства и затраты, бесило Клима давно,но вот сейчас он вдруг почувствовал, что готов сорваться.

–Ты… Я убил одного убийцу, а ты… Идешь по головам… По трупам! Да, по трупам! — выпалил Клим.

–Я офицер Главного управления разведки Федерации, — просто ответил Лускус и, неожиданно повысив голос, с нажимом заговорил: — У меня задание. И интересы, которыми я руководствуюсь, — это интересы всего человечества, если хочешь знать. Перед ними всё — ничто. Трупы, головы… Эге, а это что такое?

Он оборвал себя на полуслове и вытянул руку, указывая куда-то вперед. Клим невольно посмотрел туда и заметил в полукилометре низкое серое сооружение с полукруглой аркой, притулившееся у небольшого холмика. Ему увиделось что-то очень знакомое в скошенных гранях, темных полосах и прямоугольниках по бокам постройки. И эта арка в задней части так похожая на…

–Сержант Елисеев! — гаркнул Лускус. — Ответьте командному посту. Прямо по курсу корабль противника. Провести опознание!

Клим невольно сжал руки, так, словно в них оказались поручни, нагнулся вперед. Поза «бабушка в окошке», как называли ее визуальщики. Откуда-то всплыли мнемотаблицы с силуэтами кораблей космофлота грейтов. Память сработала безотказно.

–Десантный бот флота Великой Коалиции, серия «Р», действуют с базового корабля, предназначены для доставки десантно-штурмового взвода на поверхность планеты, — единым духом выпалил Клим. — Вооружение: восемь ракетных комплексов «Эскалибур», тяжелые излучатели «Роланд», плазмометы типа «Си-Джи». Три метра активной кераметовой брони высокого уровня поглощения, каждый десантник имеет ИБМ. Один бот подобного типа способен захватить и контролировать плацдарм площадью до ста квадратных километров.

–Браво! Вот это память, аж завидно. Ты в учебке у кого был, у Бурогозова? — Лускус улыбался.

–У него… — кивнул Клим. — Но как эта штуковина попала сюда?

–Пошли, поглядим. — И они едва не бегом бросились вниз по склону, не отрывая глаз от десантного бота, точно он мог исчезнуть, словно мираж.

Бот не исчез. Он слишком сильно врос в землю, слишком велики оказались разрушения, полученные им невесть где и невесть от кого. Изжеванный левый борт. Слетевшие с крепежей люки. Помятая рампа главного отсека. Голая обшивка, на которой не осталось и следа от наслоений несокрушимого керамета. То, что Клим поначалу принял за арку, на самом деле было остатками кольца «дырокола».

Они замерли перед некогда грозной боевой машиной. Припекала Эос. Теплый ветер шумел травой. В бирюзовой бездне над ними кружили клюваны. Бот отбрасывал густую тень, синюю, точно нарисованную на траве гуашью. Из темного проема грузового люка выскочил рыжеватый пушистый шуршун, тревожно пискнул и канул в бурьяне.

–Они тоже упали, — с непонятной самому грустью проговорил Клим. — Садились, но не знали, что энергии внизу нет. Как мы…

Присев на корточки у борта, Лускус кинжалом ковырял землю.

–Да нет, дружище, похоже, эта «коробочка» приковыляла сюда раньше. — Одноглазый выпрямился, отряхнул полы плаща. — Не удивлюсь, если это «подарок» еще со времен большой войны. Уж очень сильно он врос в планету.

–Стало быть, он лежит тут лет пять-шесть?

–Не меньше. Причем часть экипажа, судя по всему, уцелела.

Клим удивленно посмотрел на Лускуса, мол, из чего это следует? Тот молча указал на несколько вытянутых оплывших холмиков в стороне. Каждый холмик венчал поставленный стоймя камень.

–Могилы, — понял Клим. — Выжившие похоронили погибших.

Лускус не ответил — он шагнул внутрь бота, и подошвы его сапог гулко застучали по ребристому металлическому настилу главного отсека.

Есть такое выражение: «мерзость запустения». Именно оно вспомнилось Елисееву, когда следом за одноглазым он вошел в мертвый корабль. Эта самая мерзость царила тут повсюду. Ободранные борта, обрывки кабелей и силовых шин, разбитые, выпотрошенные блоки управления различными системами бота, вывороченные с корнем панели управления. Под ногами хрустело пластиковое крошево. Судя по нетронутому, ровному слою желтоватого мелкого песка, нанесенного ветром через щели в левом борту, внутри бота люди не бывали очень давно.

Клим с Лускусом разбрелись, обшаривая отсеки корабля. Всюду было одно и то же — разруха, пыль, обломки. Потратив почти час и облазив все самые дальние закоулки, они сошлись в главном отсеке и уселись на гнутые поручни боевой рубки передохнуть.

–В силовой полезем? — спросил Клим, задумчиво выцарапывая острием звенча на полу концентрические круги.

–Я бы не рискнул, — покачал головой Лускус. — Излучение — это, брат, не шутки…

–А мы к реактору не пойдем. Там пассивная защита, так что риск минимальный. Осмотрим пост связи — и все. — Клим поднялся, сунул звенч в кольцо на поясе. — Пошли?

Тяжелый люк силового отсека поддался не сразу. Только когда они слитно ударили плечами, прикипевшие «гранаты» с хрустом провернулись, и из темноты дохнуло кислым запахом ржавчины. И тут же они услышали голос. Искаженный шорохом помех, он шел из глубины силового отсека, негромкий, усталый, монотонно повторяя одни и те же неразличимые слова.

–Мать моя… — Лускус вздрогнул, попятился, выставив ствол винтовки. Клим присел в проеме, растерянно обернулся:

–Это?.. Это что?

Одноглазый лязгнул затвором, мягко двинулся вперед, готовый выстрелить в любой момент. В наступившей тишине лишь похрустывал мусор у него под ногами да бубнил что-то неизвестный во мраке.

–Там… Там аппарат дальней связи, — прошептал наконец Клим и зачем-то ткнул пальцем в провал люка.

–Угу. И еще резервный планетарный передатчик. — Лускус нахмурился, приложил палец к губам: — Т-ш-ш-ш! Слушай!

Они замерли, обратившись в слух, но из-за гулкого эха так и не смогли разобрать слова.

–В конец концов, чего мы боимся? — не выдержал Клим.

–Не знаю… — Лускус сделал несколько осторожных шагов и вошел в отсек. Клим поспешил за ним. В темноте тускло вспыхивал индикатор на настенной панели в нише поста связи. Голос стал сильнее, четче, и они наконец разобрали:

–…озова вызывает полковника Грибова. Майор Морозова вызывает полковника Грибова. Важное сообщение. Важное сообщение. Каждый третий час суток с первой по пятую минуту на связи майор Морозова. Всем, кто меня слышит. Всем, кто меня слышит. Передайте полковнику Грибову — его вызывает майор Морозова…

–Ну, вот и все. — Лускус не глядя отставил в сторону винтовку и, на ощупь усаживаясь в кресло перед передатчиком, тихо засмеялся…

Клим тоже присел, использовав в качестве скамейки высокий комингс входного люка. Он никак не мог взять в толк — как Акке удалось заставить заработать передатчик? Это было какое-то чудо, волшебство или… Или ее несокрушимая, стальная воля сумела преодолеть исковерканную физику Медеи?

–Майор Морозова! Полковник Грибов на связи! Повторяю: полковник Грибов на связи! — Голос Лускуса, повторяющий слова, звучал в стальной коробке отсека. Елисееву на мгновение показалось, что он спит и все происходящее ему сниться, настолько отвык за эти годы он от этого привычного когда-то речевого оборота «на связи».

–Полковник! Слышу вас! Слышу вас хорошо! — Голос Акки забился в пыльных полосах акустической панели. — Где вы находитесь? У меня важное сообщение!

–Домина Анна… — Лускус сглотнул. — Как вам удалось? Как и когда вам удалось… включить энергию?

–Сегодня утром, часа два назад. Полковник, это не так важно! Где вы находитесь!? — Клим не столько услышал, сколько почувствовал, как голос Акки зазвенел от нетерпения.

–Я не смогу объяснить. Это остров в океане, далеко на севере.

–Хорошо, тогда так: с какого типа передатчика вы работаете?

–Э… Черт его знает… — Лускус на мгновение растерялся, но быстро взял себя в руки: — В общем, это пост планетарной связи в десантном боте Великой Коалиции.

–Бот серии «Р», — не оборачиваясь, подсказал Клим.

–Да, бот серии «Р». — Послушно повторил одноглазый.

–Нажмите… права… сор… як… — Слова Акки заглушили помехи.

–Не понял! Майор Морозова, повторите! Вас не понял!

–Она говорит, что там справа еть сенсор, включающий маяк, — снова подсказал Елисеев.

–Справа… справа… — Лускус согнулся, обшаривая пульт. — Точно, есть!

–…Вы слышите меня? — Голос Акки снова стал отчетливым. — Пеленг получен. «Наташа» выдала время подлета в тридцать шесть минут. Стартую!

–На чем? — едва ли не хором спросили Елисеев и Лускус.

–У меня УПР. Я… Я нашла Первый посадочный модуль. И еще кое-что… Ждите. Конец связи…

Из дневника Клима Елисеева:

Эти без малого сорок минут оказались едва ли не самыми длинными в моей жизни. Мы с Лускусом сидели в тени разрушенного десантного бота, смотрели на жестяную полоску океана, отделявшую бирюзовое небо от зеленой шкуры острова, и молчали. Не знаю, как у одноглазого, а у меня наступило вдруг странное опустошение. Так бывает, если ты делаешь тяжелую работу, упираешься, выкладываешься на все сто — а потом оказывается, что все это мартышкин труд, все зря и никому не нужно.

–А потом придет флот, — нарушил наше молчание Лускус. — Вам доставят все необходимое. На планете настроят баз. Приедут научники. Поисками объекта «Зеро» займутся по всем правилам, с использованием мобильных сканеров и прочей машинерии. А меня отзовут, проведут мнемочистку и как не выполнившего задание отправят на пенсию… Финита ля комедия, ребята!

Я ухмыльнулся — оказывается, железный канцлер думал примерно о том же, о чем и я, — и пропел:

–«Конец был прост — пришел тягач. И там был трос. И там был врач…»

–Идет! — перебил меня Лускус, поднимаясь на ноги.

–Тягач? — глуповато пошутил я, оглядывая небо над головой.

Универсальный планетарный разведчик, а по-простому УПР, сверкающей блесткой падал на остров. Аппарат этот, способный делать мезосферные прыжки и развивать в тропосфере планет земного типа скорость до четырех махов, входил в стандартный комплект всех спейсеров, имеющих возможность посадки «на грунт». Естественно, офицеры ВКС проходили курсы пилотирования УПР. Впрочем, с подобной машиной справился бы и ребенок — дружелюбный бортовик, по традиции называемый «Наташей», выполнял пилотажные операции самостоятельно.

Разведчик опустился в десятке метров от останков бота. Я невольно испытал уже подзабытое ощущение восторга от созерцания воплощенной в металле силы и мощи человеческого разума. Будь у нас под рукой хотя бы один УПР, скольких бед удалось бы избежать, сколько проблем решить, сколько жизней спасти!

Следом пришло волнение — сейчас я увижу Акку. Как там у Блока?

Да, и любил, и проводил. Где все это? Было ли? И надо ли об этом вспоминать?..

Акка легко выпрыгнула из люка и приглашающе махнула нам рукой. Она была облачена в косматую долгополую шубу из серебристого меха неизвестного мне зверя. Седые длинные волосы удивительно гармонировали с ее одеянием.

–Приветствую вас, домина Анна. Вы похожи на снежную валькирию. — Лускус галантно поклонился.

Акка коротко кивнула в ответ. Лицо ее, обветренное, с темными пятнами от обморожений, не выражало никаких эмоций.

–Здравствуй! — Я подошел к УПР, смешался — она не смотрела на меня, лишь тот же легкий кивок.

–Залезайте. — И Акка, ухватившись за скобу, бросила свое тело в провал люка — только взметнулись полы шубы.

Мы забрались внутрь машины и вдохнули тот особый запах, который живет только в кораблях наших Военно-космических сил. У меня перехватило горло — почти четыре года я не был на борту действующей леталки! Лускус, похоже, испытывал те же чувства, хотя и не показывал вида.

С легким шелестом закрылся люк. «Наташа» бархатным голосом поприветствовала нас, справилась о курсе и месте назначения. Акка сказал одно лишь слово:

–Домой.

УПР рванулся ввысь, и мы повисли посреди обзорной сферы, с непривычки ухватившись за подлокотники ложементов. Под нами разверзлась бездна. Седьмой остров зеленой кляксой уползал в сторону, уступая место муарово-синей глади океана.

–Домина Анна, быть может, вы в двух словах объясните, что происходит? — вкрадчивым голосом произнес Лускус.

–Вы все увидите на месте, господин полковник, — холодно ответила Акка. — Впрочем, в двух словах дела обстоят так: мои люди погибли. Колонисты из Первого малого модуля погибли. Давно. Сразу после крушения модуля. Большая часть — при катастрофе, меньшая — во время попытки перевалить горы и выйти в более теплые области планеты…

–Они замерзли? — спросил я.

–Снежные демоны. — Это были первые слова, которые Акка произнесла, обращаясь ко мне. О каких демонах идет речь, я не понял, но переспрашивать не решился.

–Как вам удалось… провернуть эту штуку с электричеством? — Лускус обвел вокруг себя растопыренной пятерней.

Акка помолчала и произнесла то, от чего мне сделалось холодно, несмотря на то что в кабине УПР была вполне комфортная температура.

–Я, если можно так выразиться, обнаружила пульт управления планетой.

Лускус только крякнул. Я тупо смотрел себе под ноги, на плывущий далеко-далеко внизу океан. Мы поднялись уже много выше облаков, на юге, еле различимая, возникла темная полоса материка. «Пульт управления планетой. Вот так вот просто. Планетой можно управлять. Как прыгуном. Как трициклом. Как УПР, черт возьми… Но раз есть пульт, значит, есть и те, кто этим пультом пользуется!» Я едва не сказал последнюю фразу вслух, но вовремя одернул себя. Если Акка не хочет говорить сейчас — а она явно не хочет! — то надо просто набраться терпения…

Весь остальной полет прошел в молчании, только один раз, когда УПР попал в мощный восходящий поток и Акка взяла управление на себя, Лускус вдруг брякнул:

–Кстати, домина Анна, Клима Олеговича можно поздравить — он стал отцом…

Аппарат ухнул вниз, точно телега в яму. «Наташа» прощебетала что-то о коррекции курса, но УПР уже выровнялся. Не знаю, дрогнула ли у Акки рука или в самом деле разведчик попал в вихрь, но ответила она очень спокойно:

–Благодарю за информацию, господин полковник.

УПР пересек линию терминатора и пошел на снижение. Стало темно, и в кабине автоматически зажегся мягкий, рассеянный свет.

–Оденьтесь! — коротко бросила Акка и кивнула на груду пованивающих мехов, сваленных в проходе позади кресел.

Мы с Лускусом послушно принялись натягивать на себя штаны и куртки из грубо выделанных шкур неведомых нам животных.

Внизу теперь плыли заснеженные горы. Я почему-то считал, что основная часть материка Медеи лежит в зоне теплого климата, но выяснилось, что это не так — ледяные гористые пустыни расстилались под брюхом УПР, на многие тысячи километров уходя на юг, к скованному вечными льдами океану.

Первый малый модуль лежал на склоне горы. Мы бы ни за что не заметили его, но Акка ткнула рукой в сторону огромного утеса, полностью покрытого снегом, и сказала:

–Вот модуль. Добраться до грузового отсека было очень сложно.

Разведчик снизился и сел. В открытый люк ворвался ледяной ветер, от которого у меня сразу перехватило дыхание и заслезились глаза. Снег, всюду снег. И бездонное, заполненное звездной пылью небо над головой. На востоке клубились темные тучи. Было очень холодно и довольно светло — снега мягко светились отраженным светом звезд.

–Идите за мной! — сказала Акка, выпрыгивая из кабины УПР.

Мы последовали за нашей провожатой, по колено проваливаясь в снег. Идти оказалось совсем недалеко, каких-нибудь тридцать метров.

Каменистая площадка. Огромная туша неизвестного животного, покрытого уже знакомым нам серебристым мехом. Колоннообразные лапы с полуметровыми когтями, плоская башка, оскаленная пасть, голубоватые зубы-мечи, покрытые инеем, и тусклые остекленевшие глазки.

–Это и есть снежный демон? — спросил Лускус. Акка кивнула.

Я заметил, что с задней части животного ободрана шкура, и невольно содрогнулся, представив, как под холодными звездами одинокая женщина свежевала этого монстра, мастеря себе одежду.

–Осторожно Стойте здесь! — предупредила нас Акка, указывая под ноги.

Мы остановились. Она сделала несколько шагов, наступая точно на камни, и встала рядом с головой снежного демона.

–Теперь полностью повторите мой путь.

Мы двинулись по камням, стараясь не торопиться.

–Зачем такие предосторожности? — поинтересовался Лускус, когда мы встали рядом с Аккой.

Она в ответ усмехнулась и молча указала куда-то вверх. Я поднял голову и вскрикнул от неожиданности. Мы стояли на дне глубокого каменного колодца. В трех сотнях метров наверху виднелись заснеженные склоны гор и каплеобразный силуэт УПР.

–Какие-то шутки с пространством. Двое последних моих людей разбились здесь, пытаясь пройти, — просто сказала Акка и повела нас в обход туши.

Это было похоже на туннель, стены, пол и потолок которого состояли из шевелящейся мглы. Впереди возникло легкое сияние. Повеяло теплом. Воздух стал сухим, запахло озоном. Акка на ходу скинула шубу прямо на мглистый пол. Я увидел знакомые чешуйчатые доспехи, только теперь они сильно потускнели и на многих пластинах явно виднелись вмятины от ударов.

Мы вошли в огромную пещеру. Впрочем, слово «огромная» тут не уместно — из-за разлитого всюду серебристого тумана понять, на сколько метров или даже километров эта полость простирается в пространстве, оказалось невозможно. Звуки шагов исчезли. Мглистая субстанция словно глотала их. Акка остановилась.

–Это здесь, господа. Перед вами истинный хозяин Медеи. Я называю его — Он. Не знаю почему, быть может, из-за сочетания звуков, но Его устраивает это обращение. Он не живой, но с Ним можно говорить, если настроиться. У меня на это ушло двадцать семь дней…

–Э-э-э… Домина Анна, вы хотите сказать, что это… искин? Причем искин… м-м-м… не наш? — осторожно спросил Лускус, опасливо оглядываясь. Потом он непонятно пробормотал себе под нос: — Значит, никакого Наставника не будет. Жаль…

Пожав плечами, Акка сказала:

–Сейчас я попрошу Его показать вам… В общем, вы все поймете.

Она замерла, и некоторое время ничего не происходило. Потом я почувствовал головокружение. Вдруг туманная пещера исчезла. Я увидел звезды. Они неслись в бесконечной темной пустоте, и меня несло вместе с ними. Понять что-либо в сверкающей круговерти было решительно невозможно. Потом передо мной возник косматый оранжево-желтый шар неизвестной звезды. В ушах зазвенело, настойчиво и как бы раздраженно. Видимо, я должен был что-то сделать, но что? Звон усилился. Звезда ушла куда-то вверх, и мимо меня поплыли планетоиды. Третий из них показался удивительно знакомым.

–Олд-мамми! Земля! — воскликнул я вслух, но не услышал собственного голоса. Звон немедленно прекратился. Перед глазами поплыли знакомые с детства рисунки созвездий. Обе Медведицы, Кассиопея, зодиакальные звери и гады, Гончие Псы, нелепая Гидра… В ушах снова зазвенело. Звездное небо крутилась надо мной до тех пор, пока взгляд не зацепился за Плеяды, которые мой отец называл Стожарами. Звон стих, и вновь вокруг засверкали звезды, мгновенно слившись в серебряные росчерки. «Мы летим к Стожарам», — догадался я и тут же подумал, что такой полет невозможен. Слишком далеко. Даже оснащенные двойными дыроколами спейсеры потратят на путешествие к настолько удаленным галактикам сотни лет.

Словно в подтверждение моих мыслей наш «полет» прервался. Я увидел странное бурое небо, бурые же скалы, тонущие в оранжевом киселе. То здесь, то там сквозь кисель проносились какие-то неясные, расплывчатые тени. Неожиданно между скал взметнулись ввысь каменные башни, тут же обрушились, и на их смену пришли куда более величественные сооружения из металла.

«Он показывает нам историю их цивилизации!» — догадался я. Над остроконечными вершинами башен уже парили какие-то нелепые аппараты, затем иглообразные ракеты пронзили небесный свод и унеслись в чернильный мрак космоса. Вот уже бурую планету окружили рукотворные орбитальные кольца, вот уже странные, бесформенные, окутанные переливающимися силовыми полями звездолеты рванулись прочь от своей колыбели.

А потом пришла смерть. Нечто надвинулось из ниоткуда и принялось пожирать звезду за звездой, заполняя космос разноцветными полосами газа, растянувшимися на десятки световых лет. И тут я увидел объект «Зеро». Точнее, это был не объект. Это было скопище знакомых мне гигантских шаров, объектов «Зеро», висящее в пространстве. Вот вокруг них вспыхнули силовые поля — и шары рванулись в разные стороны, мгновенно пропав из виду. А следом уже наползала бесцветная смерть, и бурая планета исчезла, перестав быть…

Морок закончился так же внезапно, как и наступил. Я увидел Лускуса, Акку, пещеру. В голове теснились сотни вопросов, но одноглазый опередил меня.

–Мы видели сейчас гибель их мира?

–Да. Но перед тем как погибнуть, они разослали по Вселенной сотни капсул, — ответила Акка. — В каждой — миллионы зародышей и все, что нужно для развития этих существ. И аппарат, подобный Ему…

–А как они выглядят? — быстро спросил Лускус.

Акка покачала головой:

–Не знаю. Он не показывает. По большому счету это и неважно. С лица воды не пить. Важно другое. Он должен подготовить планету, оберегать и защищать капсулу. В общем, там много нюансов…

–То есть вы хотите сказать… — начал Лускус, и я вдруг понял, что он очень напуган. Пожалуй, я еще никогда не видел этого человека настолько испугавшимся.

–Из общения с Ним я поняла, что Он вместе со спорой прибыл на Медею пятнадцать земных лет назад и с тех пор выполняет свою задачу. Важный момент: чтобы спора смогла развиваться и дать начало цивилизации, на планете не должно быть разумной жизни. При этом Он не имеет права на убийство разумных существ…

–Угу, а помешать тому, чтобы эти самые разумные существа резали тут друг друга почем зря — этого он не захотел, что ли? — пробурчал Лускус.

–Я спрашивала у Него, — тихо и серьезно ответила Акка. — И Он дал понять, что посчитал наши конфликты проявлениями естественных для нашей цивилизации социальных процессов, что-то вроде коллективной эвтаназии, сопровождающейся ритуальными поединками.

Лускус выпучил единственный глаз — и ничего не сказал.

Акка продолжила:

–Он попытался помешать колонизации Медеи мягко — уничтожил автоматы на орбите, дабы внушить нам, что планета опасна, просканировал спейсеры и изменил элементный состав планетного вещества, исключив широко применяемые у нас металлы и сырье для изготовления синтетических материалов, а когда мы все же начали высадку, отключил электричество. Не спрашивайте меня как. Он не может объяснить, а я — не физик. А когда Елисеев со своими спутниками совершенно случайно нашел спору, Он произвел локальный темпоральный сдвиг, который позволил споре поменять место дислокации, но и тогда не стал никого убивать.

–Стало быть, мы зря искали объект «Зеро», — прошептал Клим.

Акка между тем продолжала:

–Люди с яростным упорством лезли и лезли на эту планету — и в итоге получилось то, что получилось. Пат. Ситуация, из которой нет выхода. Уничтожить разумных существ Он не может. Мало того, Он, следуя своей странной логике, даже воздействовал на нас, изменив наследственные поражения, полученные людьми во время Эпидемии на Земле. Поэтому стерилы смогли иметь детей.

–А как же «пятнуха»? — спросил я.

–Вы же получили возможность добыть вакцину! — несколько раздраженно бросила Акка.

–Ого! Ты… то есть этот наш пострел… — я мотнул головой в сторону серебристого тумана, — и тут поспел? Он что, всемогущ? Мы встретили… Бога?

–Нет, не всемогущ! — в отчаянии крикнула Акка. — К примеру, Он не властен над гравитационными полями, видимо такие технологии были неизвестны его создателям. Ни генерал Жильберт, ни высадка грейтов на остров не состоялись бы, если бы Он мог этому помешать. И вообще, Клим, помолчи!