Ягодка Вуд Алекс
— Ягодка, послушай… — Питер протянул к ней руку.
— Меня зовут Элисон! — Она отпрыгнула от него. — Для тебя — мисс Эпплберри.
— Прошу тебя…
— А еще лучше вообще забудь, как меня зовут! — выкрикнула Ягодка. — И как я выгляжу!
— Мы можем спокойно поговорить?
— Нам не о чем разговаривать!
Ягодка чувствовала, что кричит слишком громко и что ее слышит половина ресторана. Но впервые в жизни ей было наплевать на то, что происходит вокруг. Главное — вбить в голову этого самодовольного идиота, что ей нет до него никакого дела!
— У тебя кровь идет, — спокойно сказал Питер. — Не надо так волноваться. Да, Марго попросила меня сделать подлость, и я как дурак согласился.
У Ягодки перехватило дыхание. Она не подозревала, что до последнего надеялась на то, что Марго солгала.
— Я думал, это будет весело. Думал, у нее есть право злиться на тебя. — Питер вздохнул. — То есть ни о чем я не думал. Но все, что произошло потом, не имеет отношения к Марго.
Ягодка закрыла уши. Как проникновенно он говорит! Еще чуть-чуть — и она ему поверит…
— Я полный болван, Ягодка. — Питер подошел ближе. — Я все испортил с самого начала. Может, попробуем забыть обо всем, что было, и начнем заново?
— Что ты собираешься начинать? — прошептала Ягодка. — Между нами ничего нет.
— Ты уверена? — улыбнулся Питер.
Он обнял ее. Его губы были так близко, что на сопротивление у нее не хватило сил. Воспоминание о том поцелуе током пронзило ее. Никогда Ягодка не понимала, как плоть может взять верх над разумом. И вот теперь, к собственному ужасу, она была готова ответить на поцелуй Питера только потому, что этого жаждало ее тело…
Питер привлек Ягодку к себе и случайно задел ее раненую руку. Боль отрезвила Ягодку. Она уперлась здоровой рукой в грудь Питеру и прошептала:
— Отпусти меня немедленно. Я закричу. Ты забыл, что тебя ожидает судебное разбирательство? Все, кто есть в ресторане, засвидетельствуют, что ты приставал ко мне…
Питер нехотя разжал руки.
— Значит, Спайк Дентон по-прежнему неотразим? — спросил он с грустью.
Ягодка не знала, что ее взбесило больше — упоминание о Спайке или то, что Питер так легко сдался.
— Тебя не касается моя личная жизнь!
— А я хочу, чтобы касалась.
Ягодка расхохоталась.
— Ты мне противен, Питер Сорелли. Ты, твои манеры, твоя наглость, твоя самонадеянность. Я проклинаю тот день, когда ты заглянул в мой ресторан. Ты все портишь, ты… невыносим!
На скулах Питера заходили желваки. Ягодка распалялась все сильнее, выплескивая на него собственную обиду, разочарование, боль, тоску.
— Я тебя ненавижу, Питер! Ненавижу все, что с тобой связано! Убирайся отсюда! Из моего ресторана, из моей жизни!
Питер заглянул Ягодке в глаза. Она замолчала — больше слов не было.
— Хорошо, я все понял, — кивнул он. — Прости. — Он пошел к выходу.
Ягодка смотрела ему в спину и кусала губы. Неужели она допустила ошибку? Нет, она совершенно права. От Питера одни неприятности, от него нужно избавиться как можно скорее…
Но, если она права, почему ей так больно?
В конце коридора показался Трэвис с кипой документов. Он застыл на месте, увидев Питера. А Питер вдруг остановился, повернулся, подбежал к Ягодке и крепко чмокнул ее в губы.
— Это на память, — усмехнулся он и побежал обратно, прежде чем Ягодка успела открыть рот.
Питер пробежал мимо остолбеневшего Трэвиса и скрылся за поворотом. Потрясенная Ягодка потрогала губы. Он сделал это второй раз, и она снова не дала ему достойный отпор…
— Ягодка, ты в порядке? — Трэвис мчался к ней, теряя документы. — Мне позвонить в полицию?
Ягодка медленно покачала головой.
— Не нужно, Трэв. С этим я разобралась.
— Если хочешь, я выступлю свидетелем в суде. Что он позволяет себе, этот Сорелли?!
Ягодка подавила улыбку. Как храбрится Трэвис в отсутствие Питера.
— Это мое дело, Трэв. Спасибо за заботу. Собери бумаги.
Она показала на пол, усыпанный документами.
Трэвис покраснел. Ягодка смотрела на то, как он поднимает и складывает по порядку листы, и думала, что неплохо было бы разобраться еще с кое-кем, раз она так бодро начала улаживать свои дела.
Ягодка поднялась к себе в кабинет, заклеила пластырем порез и достала сотовый. Сегодня явно день выяснения отношений, и ей надо покончить со всем раз и навсегда.
Она быстро набрала номер, глубоко вздохнула и поднесла телефон к уху.
— Спайк, это я. Нам нужно поговорить.
11
Они встретились у пиццерии «Фелипелли», так как приглашать Спайка в «Джеффро» Ягодка наотрез отказалась. Она вообще не хотела с ним видеться, но он так настаивал на встрече, так хотел «все объяснить», что Ягодка согласилась. Во имя былой дружбы.
Она увидела Спайка издалека. В светлом костюме, с огромным букетом белоснежных роз, он привлекал к себе внимание всех женщин. Его узнавали. Еще до того как Ягодка подошла к Спайку, у него трижды попросили автограф.
Раньше Ягодку пленяли его манеры, белозубая улыбка, безукоризненная стрижка… Теперь ее бесил даже кремовый галстук, идеально подходящий к костюму. Спайк был по-прежнему красив, но Ягодка уже не находила его красоту привлекательной. Она смотрела на Спайка, а видела совсем другого мужчину. И от мысли, что с тем, другим, все у нее вышло так бессмысленно, без надежды на продолжение, Ягодке стало так горько, что слезы навернулись на глаза.
Слезы, которые Спайк истолковал превратно.
— Солнце мое, не плачь из-за меня! — воскликнул он, протягивая Ягодке розы. — Я этого не стою.
— Это от ветра, — сухо сказала Ягодка.
И как она могла считать Питера самонадеянным эгоистом?! Спайк — вот кто считает, что вселенная вращается вокруг него!
Они вошли в пиццерию. Спайк широким жестом показал на столик в углу. Ягодка поморщилась. На кружевной скатерти горели свечи, в ведерке охлаждалось шампанское. В хрустальной вазе краснела клубника под шапкой сливок, а бокалы из богемского стекла поблескивали в свете свечей. Штора было предусмотрительно задернута: яркий дневной свет явно не вязался с атмосферой романтического ужина.
— Тебе не кажется, что это чересчур? — Ягодка покосилась на соседние столы, покрытые традиционными клетчатыми скатертями. Посетителей в пиццерии было немного, но все они круглыми глазами смотрели и на свечи, и на клубнику, и на розы в ее руках.
— Ты сама выбрала это место, — сказал Спайк. — Мне оставалось только действовать.
Ягодка со вздохом села спиной к любопытным зевакам. Спайк устроил букет в вазе, которая «внезапно» нашлась за шторой, и сел напротив. Ягодка ждала.
— Я не знаю, что тебе наговорила эта дрянь… — начал Спайк.
— Ее зовут Маргарет! — вспыхнула Ягодка. — И я тебе сказала по телефону, что именно она наговорила.
Спайк картинно вздохнул.
— Солнце мое, неужели ты ничего не знаешь о женской ревности и зависти? Мы с Марго давно расстались, но она никак…
Ягодка перестала его слушать. Удивительно, что она раньше не замечала, каким напыщенным бывает Спайк.
— Ты меня не слушаешь, — нахмурился он.
— Слушаю, — улыбнулась Ягодка. — Просто не верю ни единому твоему слову. Ты переспал с Марго, чтобы раздобыть важные документы в кабинете ее отца. А зачем врешь мне, не понимаю.
Спайк на секунду изменился в лице.
— Да, Марго рассказала мне абсолютно все, — усмехнулась Ягодка и взяла одну клубнику. Зачем добру пропадать?
— Какая потрясающая откровенность, — медленно проговорил Спайк. — Кровные узы все-таки немало значат.
Рука Ягодки замерла над столом. Капля сливок с клубники шлепнулась на скатерть.
— О чем ты говоришь?
— Прости, дорогая, мне не стоило это так на тебя вываливать. — Спайк опустил глаза. — Или ты не в курсе?
Ягодка кинула клубнику на тарелку.
— Откуда ты знаешь?
— Я журналист. Я все знаю, — улыбнулся Спайк. — Это моя профессия.
— И давно?
— Сколько знаю тебя.
Ягодка посмотрела Спайку в глаза. Врет или не врет? Понять было невозможно. Но если он действительно так давно знает и до сих пор молчал, то беспокоиться ей не о чем.
— Тебе не о чем беспокоиться, — повторил Спайк ее мысли. — Все, что касается тебя, для меня очень важно.
Напряжение немного отпустило Ягодку. В конце концов, Спайк не такое уж чудовище, каким она успела его вообразить. Марго могла и приврать. Кто знает, что на самом деле произошло между ними, что она к нему испытывает…
— Прости. — Ягодка попыталась улыбнуться. — После разговора с Марго я сама не своя.
— Ты должна была сразу позвонить мне, — проговорил Спайк с упреком и сжал руку Ягодки. — Я бы тебе все объяснил.
— Ты угрожал разоблачить какие-то неведомые происки мэра или нет? — прямо спросила Ягодка.
— Твоего отца?
Кровь бросилась Ягодке в лицо. Впервые посторонний человек назвал Грэма Джефферсона ее отцом. Тайна, которую Ягодка и Ашвария хранили долгие годы, принадлежала теперь не только им.
— Я не хочу об этом говорить.
Спайк сочувственно улыбнулся.
— Неужели тебе не хочется об этом говорить? Ты столько лет молчала…
Ягодка смотрела на пламя свечи и думала, что Спайк прав, как никогда.
— Когда мать рассказала тебе об отце?
— Не помню точно, — вздохнула Ягодка. — Кажется, я знала об этом всю жизнь.
— И вы ни разу не попытались сообщить ему?
— Зачем? У него была своя жизнь, у нас своя. Мы с мамой прекрасно жили и почти никогда не разговаривали о нем.
— Даже сейчас?
— Сейчас тем более. — Голос Ягодки дрогнул. — Мама больна, и я не хочу лишний раз ее расстраивать.
Спайк поднес руку Ягодки к губам и поцеловал.
— Я тобой горжусь. Не каждый смог бы хранить секрет так долго.
Ягодка убрала руку.
— Надеюсь, что секрет так и останется секретом.
— Разумеется, — кивнул он, — я прекрасно понимаю, что это для тебя значит. Между нами все по-прежнему?
— Ты мне изменил, — просто сказала Ягодка.
— Но я тебя люблю.
Услышь Ягодка эти слова несколько дней назад, она была бы на седьмом небе от счастья. Тогда она думала, что влюблена в Спайка, что у них есть будущее. А теперь… теперь ей было все равно. Ничто больше не имело значения. Ни измена Спайка, ни его любовь.
— Давай останемся друзьями, — сказала Ягодка. — Дружить у нас получается лучше.
Спайк слегка нахмурился.
— Я надеюсь, что со временем ты передумаешь. — Он посмотрел на часы. — Мне пора на работу. Хочешь, подброшу тебя до дома?
Ягодка махнула рукой.
— Иди. Увидимся. Удачной работы.
Спайк чмокнул ее в щеку и побежал к выходу. У двери он обернулся, и Ягодку поразил его взгляд — радостный, торжествующий, предвкушающий. Она невольно поежилась. Этот мужчина всецело принадлежит своей работе. Как хорошо, что она его не любит. Он бы разбил ей сердце…
Ягодка усмехнулась. Можно подумать, что сейчас ее сердце не разбито…
У Питера Сорелли всегда были сложные отношения с отцом. Он считал его жестоким и авторитарным человеком и всю жизнь стремился доказать свою самостоятельность и независимость от семьи. Добрая половина выходок Питера объяснялась желанием досадить отцу. Питер чувствовал, что отец презирает его из-за того, что он не похож на своих идеальных братьев, и не оставляет попыток переделать. Артур был последним человеком на земле, с кем Питер стал бы делиться радостью или горем. И потому, когда вечером в холостяцкой квартире Питера раздался звонок, он ожидал увидеть кого угодно, но только не отца.
— Пьешь? — Артур неодобрительно покосился на бокал в руках Питера.
— Уже вечер. — Питер сделал хороший глоток. — Будешь?
Оба знали, что Артуру пить нельзя, но Питер никогда не мог отказать себе в удовольствии поддразнить отца.
— Буду, — неожиданно кивнул Артур.
В гостиной Питер взял второй бокал и плеснул туда виски. Он намеренно не торопился с расспросами, хотя знал, что отец пришел не просто так.
— Уютно здесь у тебя, — сказал Артур, садясь в низкое кожаное кресло.
Питер остался стоять. К задушевной беседе он был не готов. Больше всего на свете ему хотелось напиться и не вспоминать ни о чем.
— С Ягодкой ничего не вышло? — вдруг спросил Артур.
У Питера подкосились ноги. Он плюхнулся в кресло напротив, плеснув виски на кремовый ковер.
— Я о многом знаю, мой дорогой, — усмехнулся Артур в ответ на невысказанный вопрос Питера. — Ты подходишь ей гораздо больше, чем этот хлыщ в костюме.
— Я тоже так думаю. — Питер допил оставшийся виски. — Но она считает иначе.
— Переубеди ее.
Питер рассмеялся.
— Откуда такой интерес к моей личной жизни? В последний раз мы обсуждали эту тему, когда Эмили Дрейк не пришла на мою вечеринку. Это было… — Питер наморщил лоб, — в третьем классе.
— Если ты намекаешь, что я не слишком внимательный отец, — расхохотался Артур, — ты совершенно прав. Но я хочу исправиться.
— Что тебе нужно, папа? Ты ничего не делаешь просто так.
Артур пригубил виски. Питер не сводил с него глаз. Всю жизнь Артур Сорелли делал лишь то, что ему выгодно. И становиться игрушкой отца он не собирался.
— Тебе лучше быть со мной откровенным, папа, — сказал Питер. — Иначе я не скажу тебе ни слова.
— Как мы с тобой похожи… Неудивительно, что нам так тяжело вместе. — Артур принюхался к содержимому своего бокала. — Скажем так, Питер. Твоя личная жизнь впервые затрагивает мои интересы. Эта девушка, Ягодка, кажется мне очень достойной парой для тебя…
— Папа! — Питер поднял руку. — Ближе к делу.
— Она внебрачная дочь Грэма Джефферсона.
Питер вытаращил глаза. В правоте отца он не сомневался. Ягодка — дочь мэра? Сестра Марго? Он вспомнил лица обеих девушек. Прекрасных, но таких разных. Хотя да, Марго похожа на мать. А вот глаза Ягодки, чудесные зеленые глаза, явно не от матери-индианки…
— Грэм ничего не знает, — продолжал Артур. — Но это вопрос времени. Сама девушка, я думаю, в курсе. И то, что она молчит и ничего не требует от Грэма, говорит только в ее пользу.
Питер медленно кивнул.
— А при чем тут я?
— А притом, сынок, что я совсем не против породниться с мэром…
Питер в изумлении уставился на отца.
— Ты рассчитываешь, что я побегу жениться по твоей указке?
Артур встал, поставил свой бокал на низкий столик.
— Только не говори мне, что ты сам об этом не думал. Надеюсь, ты поразмыслишь над моими словами и примешь правильное решение.
Артур пошел к выходу.
— Между прочим, она меня отшила! — крикнул Питер ему вслед. — Если ты забыл.
Артур с улыбкой повернулся к сыну.
— Я пока еще разбираюсь в женщинах, сынок. Если ты больше ничего не предпримешь, ты совершишь ужасную ошибку.
Когда за Артуром захлопнулась дверь, Питер залпом допил его виски. Только советов отца ему сейчас и не хватало. С Ягодкой все кончено. Он влюбился как дурак именно тогда, когда ему меньше всего можно было влюбляться. И, прежде чем он понял, что влюблен, успел наломать таких дров, что теперь остается только напиваться и хандрить.
Питер потянулся к бутылке и задел пульт от телевизора. Взял пульт, щелкнул по первой попавшейся кнопке. Плазменный телевизор на полстены включился. Питера передернуло от отвращения. Надо же, как повезло! Неотразимый Спайк Дентон опять с умным видом копается в чьем-то грязном белье. И как только он может нравиться Ягодке…
— …Раскрыли тайну, которую мэр Джефферсон скрывал все эти годы, — бодро говорил Спайк. — Сегодня мы откроем ее для вас, чтобы вы сами смогли составить мнение о моральном облике человека, которому мы доверили управлять нашим городом.
Питер, взявшийся было за пульт, чтобы переключить канал, положил его обратно на стол. Спайк стоял с микрофоном у живописных ворот, увитых ползучим растением. Камера поползла вверх, и Питер увидел надпись над воротами: «Пансионат «Яблоневый сад».
— История эта началась много лет назад, — рассказывал Спайк, прогуливаясь по усыпанной гравием дорожке между аккуратных кустов. — Когда юная красавица приехала из далекой Индии в поисках счастья, Америка казалась ей благословенным раем, полным надежд на радужную жизнь. Так и было, пока красавица не повстречала одного молодого человека…
Питер похолодел. Красавица из Индии? Сколько еще индианок связано с Грэмом Джефферсоном?
Спайк между тем повернул, и вдали, за деревьями, засверкало озеро.
— Молодой человек был красив, обаятелен и уже тогда умел пленять пустыми обещаниями, — продолжал Спайк вдохновенно. — Надо ли говорить, что наивная девушка влюбилась без памяти?
Питер ловил каждое слово Спайка. Речь, без сомнения, о матери Ягодки. Что ж, какие еще нужны доказательства того, что у Ягодки и Спайка все в порядке? Она бы не стала рассказывать ему о матери и уж тем более давать добро на передачу, если бы у них были проблемы…
Питер криво усмехнулся. Жаль, что отец уже ушел и не видит этого. Для человека, который так деликатно хранил секрет долгие годы, Ягодка выбрала сомнительный способ поведать его миру.
Между тем Спайк, рассуждая о доверчивости и подлости, любви и предательстве, подошел к небольшой деревянной беседке у озера.
— Сейчас вы увидите женщину, которая жестоко поплатилась за то, что отдала свое наивное сердечко чудовищу, — сказал Спайк.
Питер поморщился. Если Ягодка одобрила такой лексикон, он не совсем правильно представляет себе ее характер.
Камера заглянула в беседку вслед за Спайком. Женщина, сидевшая на скамейке, смотрела на озеро и куталась в большую шаль. Она была хороша. О, как она была хороша! Легко можно было представить, какой красавицей она была в молодости. Питеру даже не нужно было напрягаться для этого — стоило всего лишь вспомнить лицо ее прекрасной дочери.
Спайк передал микрофон кому-то за кадром и тихо сказал:
— Добрый день, мэм.
Женщина вздрогнула и испуганно посмотрела на Спайка.
— Кто вы такой?
— Меня зовут Спайк, я работаю на телевидении. — Обезоруживающе улыбаясь, Спайк сел рядом с матерью Ягодки. — Я хочу поговорить с вами о нем. Об отце вашей дочери.
Глаза женщины тревожно заблестели.
— О нем нельзя говорить. Это секрет.
— Но раз я о нем знаю, это больше не секрет.
На секунду женщина задумалась. Потом ее лицо прояснилось.
— Вы не могли бы рассказать мне о Грэме Джефферсоне? Как вы познакомились?
Женщина с удовольствием начала рассказывать. И чем дольше она говорила, тем яснее Питер понимал то, что поначалу ускользнуло от него: «Яблоневый сад» явно не простой пансионат для обычных людей, а мать Ягодки не совсем здорова.
Спайк искусно выпытывал все новые подробности отношений Грэма Джефферсона и матери Ягодки, причем Грэм с его подачи воспринимался настоящим монстром…
Питер нервничал. Кем же надо быть, чтобы одобрить подобное интервью? Ягодка просто не могла… Питер задумался. Что он о ней знает, чтобы делать подобные выводы?
Спайк закончил расспрашивать бедную женщину и вышел из беседки. Лицо его посуровело.
— Как вы сами могли убедиться, подлость этого человека безгранична, — жестко сказал он. — Чтобы надоевшая возлюбленная не испортила предстоящей помолвки с девушкой из богатой и влиятельной семьи, Грэм Джефферсон заточил бедняжку в сумасшедший дом, где ее довели до умопомешательства специальными лекарствами. Лишь подросшая дочь, плод греховного союза, смогла вырвать мать из лап преступного отца и спрятать ее в этом чудном пансионате. Однако тяжкие испытания бедной женщины на этом не закончились. Грэм Джефферсон, пользуясь служебным положением, выяснил, где находится ее укромное убежище, и в любой момент может похитить ее. Одному богу известно, какие страдания готовит для нее его изощренный ум. А ведь вся вина бедняжки заключается лишь в том, что она без памяти полюбила и осмелилась родить ему прелестную дочку…
По мере того как Спайк расписывал новые ужасы, зреющие в голове коварного мэра, Питер все яснее понимал, что Ягодка не имеет к этому безобразию никакого отношения. Пусть он не успел узнать ее как следует за несколько дней, зато он знает главное — Ягодка ни за что бы не позволила, чтобы о ее родителях говорили такие вещи. Спайк неизвестно как раздобыл информацию о матери Ягодки и воспользовался возможностью вылить ушат грязи на Грэма. Чем нелепей обвинения, тем охотнее поверят им люди. Сейчас в этот пансионат набегут журналисты и простые зеваки, а особо догадливые без труда свяжут седовласую красавицу-индианку и прелестную владелицу ресторана «Джеффро». Неужели Спайк не понимает, что он творит?
— Таким образом, дорогие телезрители, я, Спайк Дентон, гарантирую, что ни один подлый шаг человека, который пока является нашим мэром, не останется вне моего внимания…
Он прекрасно все понимает, осознал Питер. Ему просто наплевать на все, кроме шумихи вокруг своего имени.
Питер вскочил. Он ведет себя как идиот. Пялится в экран на довольную рожу Спайка вместо того, чтобы бежать к Ягодке. Неважно, хочет она его видеть или нет. Сейчас ей нужна помощь.
Питер вскочил, схватил куртку с ключами от машины и побежал к двери. Вдруг осознал, что в другой руке все еще сжимает бокал с виски. Он обернулся и, поддавшись порыву, швырнул бокал в телевизор, прямо в нос Спайка Дентона. Рука у Питера была меткая — бокал разлетелся вдребезги, а лицо Спайка пошло трещинами. Питер довольно хмыкнул и выбежал из квартиры, хлопнув дверью.
12
Ягодка как всегда была на работе. Разговор со Спайком оказал на нее благотворное воздействие. Ей наконец удалось на время выкинуть Питера из головы и подумать о чем-то другом. Она вспоминала годы, прожитые вместе с матерью. Кроткий нрав Ашварии помогал им справляться со всеми неприятностями, а когда в их жизни появился Густав Эпплберри, стало совсем хорошо.
До болезни, конечно. Ягодка задумалась над тем, какой была бы их жизнь, если бы Грэм Джефферсон женился на ее матери. Более легкой? Вряд ли. Более счастливой? Может быть. Одно время Ягодке безумно хотелось быть рядом с отцом. Но даже тогда она сознавала, что образ идеального отца может отличаться от настоящего Грэма Джефферсона. Ягодка всегда предпочитала реальность, а не пустые фантазии. Мечтательницей в их семье была Ашвария. Ягодка хотела жить, а не гадать, что было бы, если бы…
Ашвария предпочла скрыть дочь от Грэма, и теперь, когда тайна принадлежала Ягодке, она не собиралась ничего менять. Что ж, в этом они похожи.
Ягодка задумалась, и взбитые сливки перелились через край. Нахмурившись, она отставила десерт в сторону. Пора сосредоточиться на работе. О прошлом у нее будет время подумать ночью. Долгой, одинокой ночью…
— Ягодка, иди сюда! — На кухню ворвался Трэвис. Глаза его горели, волосы были взъерошены больше обычного.
У Ягодки тревожно засосало под ложечкой.
— В чем дело, Трэв? — ровно спросила она и показала на вазочку с десертом. — Я занята.
Вместо ответа Трэвис подскочил к ней, схватил за руку и потащил к выходу. Это было так не похоже на Трэвиса, что Ягодка не стала сопротивляться. Раз он так себя ведет, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
Трэвис привел Ягодку в маленькую комнату, служившую поварам комнатой отдыха, а Трэвису — временным кабинетом.
— Смотри! — Трэвис подтолкнул Ягодку к телевизору и возбужденно прошептал: — Только послушай, что он несет.
Ягодка увидела Спайка в знакомой беседке, рядом с…
Она пошатнулась и вцепилась в спинку стула, чтобы не упасть.
— Посмотри, как она похожа на тебя! — не унимался Трэвис. — По-моему, Дентон пытается создать дешевую сенсацию. Где он только нашел эту тет…
Ягодка резко махнула рукой, и Трэвис умолк на полуслове.
— Господи, Ягодка, — прошептал он потрясенно, — это что, и вправду твоя мать?
Ягодка не ответила. Она слушала, как человек, которого она считала своим другом и даже немного любила, извращает историю ее родителей. Грэм Джефферсон — чудовище, доведшее до сумасшествия влюбленную женщину, Ашвария — невинная полоумная жертва его происков. И она, плод греховной любви, несчастный ребенок. Спайк прямо не называл имя Ягодки, но это ничего не меняло. Каждый, кто знаком с жизнью Ньюайленда, без труда сложит два и два. Даже бесхитростный Трэвис углядел сходство между женщиной в беседке и Ягодкой. Название ее ресторана тоже говорит само за себя…
Черт ее дернул пойти на поводу у сентиментальности и назвать его «Джеффро»!
Ягодка зябко обхватила плечи руками, не в силах оторвать взгляд от лица Спайка, от его губ, выплескивающих все новые и новые нелепицы. Самым ужасным было то, что в главном Спайк говорил правду: Ашвария любила Грэма Джефферсона и родила ему дочь. А то, что в остальном Спайк врет как сивый мерин, вряд ли кого-то будет волновать.
Трэвис что-то говорил, но Ягодка не понимала ни слова. Она вспомнила сегодняшнюю встречу со Спайком. Теперь понятно, зачем он вызвал ее на откровенность. Чтобы проверить, верна ли его информация. Ягодка сжала кулаки в бессильной ярости. Как он смел клясться ей в дружбе, признаваться в любви! Поддонок!
— Представляю, сколько журналюг сейчас туда набежит, — разобрала Ягодка бормотание Трэвиса. — И сюда…
Она похолодела. Надо увезти маму из пансионата. Чем быстрее, тем лучше. Немедленно.
Ягодка с трудом разжала пальцы и отпустила спинку стула.
— Ты куда? — встрепенулся Трэвис.