Плохие слова (сборник) Гайдук Борис

— Мэй ай спик то мисс Воронина?

А ведь она, наверное, уже не мисс, а миссис, — мелькнула неожиданно горькая мысль.

— Юр спикин, — дружелюбно сказали в ответ.

«Точно, миссис», — расстроился Дима и чуть было не положил трубку.

— Марин, это я, — брякнул он вместо этого.

— Димка? — осторожно ахнули на том конце.

Дима почувствовал забытое головокружение, которое неизбежно испытывали все мужчины от мала до велика, оказывавшиеся в радиусе пяти метров от Марины Ворониной.

— Ну да… — В Димином голосе откуда-то взялась глупая подростковая быковатость. — С Новым годом вас, с новым, как говорится, импортным счастьем…

— Димка! — заорала Марина. — Это ты, что ли?! Ну и дела! Ты номер мой как узнал?

— Как, как… Клавдия Васильевна сказала, — Дима стремительно добрел обратно.

И как не подобреть оттого, что сама Маринка Воронина спустя столько лет узнала тебя по телефону?

— Димка! Ты просто не можешь себе представить, как я рада тебя слышать! Ты, можно сказать, первый русский, который сегодня поздравляет меня с Новым годом. Ну, второй, если честно.

— А первый кто? — выскочило у Димы.

— Наш торговый атташе. Это не считается, для него-то это как обязанность. Он курирует наш проект. У нас совместная группа с «Миннесота электрикс».

— Ты там работаешь, что ли?

— Ну да! А что еще тут делать? Такая дыра! Городок маленький, по вечерам про-осто некуда пойти. Хотела любовника себе завести — не-а, не могу! Все равно что крутить роман со сварочным роботом. Ой, Димка…

Дима проговорил минут десять и приготовился заранее признаться начальству в неделовом звонке за океан и честно оплатить издержки.

Марина все еще спрашивала, есть ли в Москве снег, и будет ли в этом году салют, и до которого часа сегодня открыто метро, а Диму уже посетила спасительная для его кошелька идея. Горячо распрощавшись с Мариной, он набрал еще один американский номер.

— Господин Кауфман? Это Дмитрий Скворцов спикинг. От имени компании «Фаворит» и от себя лично сердечно поздравляю вас с наступающим Новым годом! Желаю вам, как говорится, побольше просперити и поменьше паблисити, особенно в наших территориальных водах.

Столь развязно с американским партнером Колей Кауфманом Дима не говорил никогда, но в этот раз вышло именно так, и вышло вполне удачно. Коля долго смеялся над паблисити и просперити, сказал, что Дима хайли эффижиент, и пообещал привезти ему резиновый член особой конструкции. Резиновый член был Диме не нужен, но отказаться от подарка он не решился. Заполнив несколько минут вежливыми формальностями, Дима эстафетой отослал на запад Адиково новогоднее «от нашего стола — вашему столу» и удовлетворенно потер руки. Теперь затраты на международный разговор с Америкой получили веское обоснование. Чтобы окончательно замести следы, Дима быстренько отзвонился всем доступным партнерам, клиентам, поставщикам и сотрудникам контролирующих органов, коротко пожелал успеха, благополучия и льготного налогообложения, после чего вернулся к отставленному на время блокноту.

Звонить старым и новым знакомым и тем, с кем говорил вчера, и тем, кого не вспоминал много лет, оказалось делом неожиданно захватывающим. Люди удивлялись, радовались, благодарили, желали добра и счастья. Одни уже вовсю праздновали, другие еще только готовились к торжеству, третьи были в отъезде на отдыхе или дачах, четвертые сидели в семейном кругу, пятые шли встречать Новый год на Красную площадь, шестые зависали в кегельбанах и клубах.

Около половины одиннадцатого Дима спохватился.

Телефон был занят больше часа, и ни Паша, ни Фома при всем желании не могли бы ему дозвониться, поскольку, напомним, мобильных телефонов в то время почти не было, а те, что были, сплошь оказывались большими, неудобными и принадлежали только очень богатым или государственно значимым людям.

У Ани теперь никто не брал трубку.

«Она все-таки пошла к Звонаревым, — огорчился Дима. — Надо будет через полчасика туда позвонить, как это ни противно».

Но что же Паша и Фома?

Их по-прежнему не было дома, хотя и тот и другой уже приблизились к местам своего обитания.

Пашу только что высадили из такси, не взяв за это ни копейки денег.

«Сержант заплатил, который тебя сажал», — бросил в окно таксист и укатил, оставив Пашу в полном замешательстве. Что это за милиция такая, которая оплачивает такси нарушителям общественного порядка?

Фома же недавно переполнил чашу своего терпения, пробудился от тягостной дремоты, поправил галстук и добродушно рявкнул надоедливой бабке: «Убью, старая!», отчего та испуганно, но в то же время и как-то удовлетворенно поспешила к дверям и сошла, не доехав до дома две остановки. Фома тоже вышел на улицу, сориентировался на местности, ахнул, посмотрел на часы и поспешил к автомату, чтобы предупредить домашних о неожиданной задержке и скором прибытии.

Толик замерз на скамейке, но так и не протрезвел и теперь, притопывая и прихлопывая в ладоши, быстро ходит вокруг дома.

«Как же так получилось? — все время думает Толик. — Почему такая милая, немного взбалмошная Кристина превратилась в легкоранимое, охотно страдающее по всякому поводу существо? В чем я виноват?»

Но — стоп, мы решили не читать сегодня печальных историй, поэтому обратимся к Валере, последнему фигуранту этого запутанного дела.

И где же Валера?

Неужели он тоже где-то застрял и никак не может добраться до места назначения?

Нет, Валера нигде не застревал. Он едет в метро в направлении станции «Коньково». Валера выглядит абсолютно трезвым, шаг его тверд, взгляд чист, а речь ясна.

«Позвольте! — удивитесь вы. — Какая речь? Какой шаг? Зачем нужна речь человеку, который едет в метро к себе домой, ну, или не совсем домой, это не важно?»

Вот здесь-то и зарыта собака! Валера, хотя и выглядит абсолютно спокойным, внутри охвачен смятением и даже страхом. Он боится проехать станцию «Коньково». Стоит проехать «Коньково», — отчего-то убежден Валера, как он окажется неведомо где, и неизвестно, сможет ли попасть в «Коньково» еще когда-либо в жизни, а Валере очень надо в «Коньково», именно сейчас — очень! Валера не доверяет схеме метрополитена, потому что известно: все схемы, как и все календари, врут. Не доверяет он и тому, что объявляет диктор. Объявить можно все, что угодно, нет никакой гарантии, что это окажется правдой, особенно если налицо всеобщий заговор против него, Валеры, составленный для того, чтобы скрыть станцию «Коньково», спрятать ее, вычеркнуть из списков метрополитена, развеять драгоценные буквы в новогодней метели.

Поэтому Валера выбрал самый трудный, но единственно надежный путь: на каждой остановке он выходит из вагона, поднимается вверх по эскалатору и придирчиво осматривает окрестности, чтобы собственнолично убедиться в том, «Коньково» это или не «Коньково». Пока все идет гладко. За станцией «Октябрьская» последовала «Шаболовская», за «Шаболовской» — «Ленинский проспект», затем «Академическая» и «Профсоюзная». Валера не вполне доверяет надписям в вестибюлях станций, поэтому осматривает прилегающие улицы, уклончиво спрашивает у прохожих, как пройти туда-то и туда-то, и только потом делает вывод — да, станция соответствует тому, как она названа.

Пока ясно одно — он движется в верном направлении, потому что последовательность станций именно та, что должна быть. Не попалось на его пути станции, например, «Первомайская», или «Войковская», или «Боровицкая», или «Преображенская площадь». Все пока правильно, но от этого еще тревожнее. Чем ближе «Коньково», тем коварнее таинственные козни. Стоит только расслабиться и пропустить хотя бы одну станцию, как это обязательно будет вожделенное «Коньково», и тогда он ее проедет, и окажется на неведомом страшном вокзале, и случится то непоправимое, о чем не хочется сейчас даже думать.

Вот что в эти минуты переживает внешне спокойный Валера. Пожелаем ему с честью выйти из этого испытания!

Но что же наш Дима?

Дима еще раз позвонил товарищам и тем самым порядком обеспокоил их семьи. Еще бы — любимых мужчин нет дома, а вместо этого уже два часа названивает их коллега. Через пять минут после его звонка из автомата дозвонился домой Фома и сказал, чтобы не волновались, что случилась досадная накладка и что он скоро приедет. Жена Фомы поторопилась поделиться этой новостью с Димой, для чего несколько раз звонила ему в офис, но…

Вы угадали — там все время было занято, потому что Дима вновь обратился к своему телефонному справочнику.

Еремеева вышла, наконец, замуж, Игорян, напротив, развелся и был от этого беспробудно счастлив уже третий месяц, Ирочка бесплатно предложила Диме котят голубого британца, Инна Васильевна готовила сельдь под шубой, Клопоморов лежал в гипсе, Крюкова получила водительские права и уже помяла крыло и бампер, всего на триста долларов ремонта, муж чуть не выгнал ее из дома, у Лебедевых родилась тройня девочек, Лисохвостов сказал, что не знает никакого Диму Скворцова, Лаптев просил звонить, если, в натуре, будут проблемы, Лешаков под именем Вильгельма Обознанского выпустил в свет серию детективных романов о проницательной сыщице Марине Донской, Мамедов стал исламским фундаменталистом и плевать хотел «на ваш русский Новый год», Мишучков сменил ориентацию, причем не в том направлении, куда было принято теперь, а обратно, Муравлева неожиданно оказалась подполковником госбезопасности, Новиков нашелся в Эйлате, а Найман, наоборот, в Пензе.

Дима блистал остроумием, расточал комплименты, слал через телефонные провода жаркие флюиды пьяного добросердечия, много раз сказал, что надо бы, наконец, встретиться, желал своим респондентам и их близким счастья, обязался впредь не пропадать и чаще звонить.

С Пуховым завязались деловые контакты, Потапов, по словам убитой горем жены, сошел с ума, купил землю под Суздалем и там, без газет-радио-телевидения, разводит кроликов, Пирогов по-прежнему заикался, Трегубов в свое время пересекался с боссом Андреем Михайловичем и рассказал о нем пару забавных историй, Харламович собирался встречать Новый год на Останкинской телебашне, Ханна Вельяминовна от полноты чувств выдала Диме секретный рецепт приготовления куриного холодца с грибами, Фурманцев, давясь от смеха, рассказал свежий анекдот, как будто последний раз видел Диму шесть дней, а не шесть лет тому назад, Эдуард Викентьевич был, как всегда, очаровательно похабен, Юрьева защитила кандидатскую диссертацию о докириллической письменности венгерских славян, Юра Суслов охотился летом, на крокодилов и те чуть не отгрызли ему ногу, Яшка Пильнер рекламировал на телевидении женские прокладки, а исстрадавшийся под бременем однофамильства Гриша Явлинский всерьез собирался основать политическую партию и назвать ее либо «Конопля», либо «Тыква».

В азарте Дима почти забыл про свое бедственное положение, про гнусных Звонаревых, Прустами и Джойсами обольщающих наивных девушек, про Пашу и Фому.

На часах звякнуло без четверти двенадцать. Имена кончились, звонить больше было некому.

— Ну и ладно, — с легким сердцем сказал Дима. — Зато будет что вспомнить!

И налил рюмку водки.

Но — нет, не все еще сделано! Оставался кто-то, не охваченный его многоводным настойчивым поздравлением. Но кто? Телефонная книжечка, заведенная в пятом классе и пополняемая все это время, была перелистана и перенабрана телефонными кнопками полностью. Кто же?

Гога!

Гога Зырин! Вернейший и ближайший детсадовский друг, оказавшийся в один страшно далекий день самым главным для Димы человеком!

«В какой день?» — спросите вы.

О, это совсем особая история! Впрочем, многие из вас о ней слышали.

Да-да, это тот самый Гога Зырин! Как можно было о нем забыть?! Но какой у него номер? В блокноте его нет, к пятому классу Гога был уже далеко, и про него ничего не было известно. Двести шестьдесят четыре — восемнадцать — тридцать один? Или нет — двести шестьдесят девять — восемнадцать — тридцать один?

Точно.

Дима глубоко вздохнул и набрал безошибочно всплывший в памяти номер.

Гудок, второй. Третий. Пятый. Ну, что?

— Алло…

— Здравствуйте. — Дима почувствовал, как мгновенно высохло горло. — Будьте любезны, Гогу Зырина.

В трубке молчали.

— Я вас слушаю. Хотя, признаться, меня так… уже давно… Кто это говорит?!

Дима набрал воздуха.

— Гога, это Дима Скворцов. Помнишь такого?

Снова тишина, только электрические шорохи в трубке.

— Дима? Как ты меня нашел? Я ведь не жил здесь лет двадцать.

— Ну… вот так…

Разговор не клеился. Этот хриплый, надтреснутый голос, эти тусклые, безвольные интонации — Гога Зырин, отважный Гога Зырин, чингачгук и мушкетер, бросивший в свое время вызов целому миру родителей и воспитателей. Неужели что-то произошло? Похоже что да — целая жизнь, или ее половина, или треть, или четверть — каждому свое.

— Я тебе как-то звонил, — малодушно соврал Дима.

— Здесь моя тетка жила, — усмехнулся Гога. — А я так, наездами бывал.

— На чем ездишь? — отчаянно цепляясь за ускользающую нить разговора, спросил Дима.

— Ни на чем, Дим. У меня ведь это… ног нет…

Дима помертвел. Вот оно что. Теперь все ясно.

— Гога… как же так случилось?

— Ой, Дим, это уже давно случилось. Я на войне был…

— И что… сейчас?

— Сейчас все нормально. Ходить могу. Есть хорошие протезы от Совета ветеранов. Предлагали, кстати, и машину за полцены, инвалидку, но я не взял. Зачем мне инвалидка?

— А вообще что делаешь? — спросил Дима, готовый в следующую секунду откусить себе язык, чтобы вернуть обратно несуразный вопрос.

— Ты знаешь, пьесу пишу! — оживился Гога. — У меня уже поставлены две работы в Пермском областном театре, скоро будет еще один спектакль в Севастополе. Теперь вот работаю для Театра современной драмы, но это уже дома, в Москве.

— Гога! — радостно ахнул Дима. — Ты пишешь пьесу?! Вот это круто! Класс! Ты молодец!

— Да ладно тебе…

— Нет, правда. Я просто уверен, что это будет… это будет великая пьеса! Ты всегда был самым сильным из нас, Гога! Тебе все нипочем!

— Ой, Димон, ну хватит уже.

— Гога! Я обязательно, слышишь, обязательно приду на премьеру! Я тебя со своей девушкой познакомлю! Она знаешь какая…

— Погоди, Дима, до премьеры еще далеко. В театре народец капризный. Все на понтах, с наворотами, от каждого за версту разит Немировичем.

— Плюнь на них, иди к другим! В Москве сто театров, не меньше! Гога! Запомни одно: ты — это ты! У тебя все получится! Если не сегодня, значит, завтра! Если не завтра, значит, послезавтра! Понимаешь? Иначе и быть не может. Ведь ты — Гога Зырин!

Гога снова надолго замолчал.

— Ладно, Димон! — Голос его стал другим, как будто невидимый рычажок подняли на пол-октавы. — С Новым годом тебя! Спасибо, что позвонил. Я у тебя-то не спросил, как дела. Хотя вижу, что все нормально. Подробности, как говорится, при встрече. Я теперь на месте. Звони, заезжай.

— Обязательно, Гога!

— И знай — у меня все в порядке. Мы живы, мы при деле — это главное.

— Да, Гога.

— Ладно, меня тут… ждут. Счастливо! Раздались гудки.

Дима медленно положил трубку. Вот такие, значит, дела.

Гога Зырин воевал и потерял ноги. Кошмар. Но теперь, слава богу, все в порядке. Пишет пьесу. К тому же не первую, некоторые постановки уже состоялись. А нынешняя пьеса наверняка станет событием в театральном мире. Гога, он такой: либо будет первым, либо…

Загорелся экран телевизора. Что такое? Случайно задел пульт?

Но каков все-таки Гога! Несгибаемый человек! В самое ближайшее время надо будет его навестить. Проклятье! Почему навестить? Как больного? Калеку? Нет, не навестить, а просто прийти в гости, взять с собой Аньку, распить напитков, вспомнить прошлое. Так будет правильно.

В телевизоре появилась Спасская башня с часами, заиграл государственный гимн. Вот и Новый год. Дима поднял рюмку. Ударили куранты. Ну, за все хорошее!

— С Новым годом, дорогие москвичи! — раздался пронзительный скрипучий голос из смежного кабинета.

Что такое?

Неужели все-таки разыграли? И все это время тихо сидели здесь?

Ну, мерзавцы!

Дверь распахнулась, и из смежного кабинета, как с упавшего стеллажа в магазине игрушек, повалили зайчики, гномики, свинки, чебурашки, плюшевые мишки, тигры, волк и заяц, одноглазые пираты, циркачи и акробаты, ковбои в шляпах, античные герои, змей-горынычи, воины в латах, индейские вожди, винни-пухи, карлсоны, микки-маусы, крокодилы, бегемоты, попугаи, незнайки и еще целые сонмища радостно галдящих маленьких существ, мгновенно заполнившие собой офисное пространство. Заиграли клавесины и хриплые деревянные дудки. С потолка свесились хрустальные нити. Стены сверкнули шелком и золотом.

Дима остолбенел. Вот и допился до белой горячки.

Рановато.

— Никакой белой горячки! — из дверей бодро выступил Дед Мороз в натуральную величину. — Никакой белой горячки, мой юный друг! Какая может быть белая горячка в столь цветущем возрасте у такого здорового организма? Ничего похожего! Просто пришел Новый год, и тебе на этом празднике выпала большая честь — ты отмечен Новогодней Привилегией!

— Новогодняя Привилегия! Новогодняя Привилегия! — радостно загалдели маленькие существа.

Дед Мороз был совсем как настоящий. Если бы в детстве Диме довелось увидеть такого Деда Мороза на праздничной елке, он бы поверил в него на всю жизнь. Окающий говорок, с каким торгуют сметаной на Лефортовском рынке, явно собственная борода, в могучей седине которой еще струились русые волосы, тулупный запах овчины, снежная свежесть на рукавах, отполированная до оловянного блеска суковатая палка под мышкой. И самое главное — откуда он вообще здесь взялся?

«Я сплю», — понял Дима и внутренне успокоился.

Зверюшки вокруг него разразились смехом.

— Какой странный юноша! Получил Новогоднюю Привилегию и не может в это поверить, хи-хи-хи!

— Смотрите, щиплет себя за руку! Ой, какой смешной!

— Да он пьян! Посмотрите, сколько бутылок в углу! Вот это да!

На стол перед Димой вспрыгнул большой черный кот.

— Мя-а-у-у-у! Я тоже снюсь тебе, Димочка? Э, не-е-е-ет!..

Дима поморгал. Все это шумное сборище, несмотря на полную неуместность, выглядело не страшно, а скорее даже весело. Ну и ладно.

Дед Мороз стукнул в пол палкой.

Все стихло.

— Зачитайте указ!

На середину выступил карлик в костюме шута и развернул пергаментный свиток.

— Простолюдин Дмитрий Скворцов, двадцати шести лет, житель города Москвы, Российской Федерации, наступающий год одна тысяча девятьсот девяносто четвертый, решением Высшего Совета награжден Новогодней Привилегией! Слава Дмитрию Скворцову, кавалеру Новогодней Привилегии!

— Слава! Слава! — на все голоса завопили игрушечные гости. — Слава кавалеру!

— Что я такого сделал? — пробормотал вконец растерявшийся Дима. — За что мне эта ваша привилегия?

— Что ты сделал?! — воскликнул Дед Мороз. — А вот что! В канун Нового года ты, не перепоручая дело бумаге, электронной почте или третьим лицам, лично, своим собственным словом, с использованием одного только телефонного аппарата, что для вашего времени допускается, сделал ровно сто новогодних поздравлений! Вот что ты сделал! Слава кавалеру!

— Слава! Слава кавалеру!

— И теперь ты можешь получить причитающийся тебе подарок! — торжественно гремел Дед Мороз. — Любой, какой только пожелаешь!

— Рекомендую брать деньгами, — мурлыкнул кот.

Подарок? Деньгами? А сколько, собственно говоря, удобно попросить? Баксов пятьсот? Тысячу? Или за эту самую привилегию полагается больше?

— Больше! — хором закричали зверюшки. — Гораздо больше!

Больше? Сколько же? Пять тысяч долларов? Десять?

На столе звякнул телефон. Димина мысль устремилась туда и неожиданно трансформировалась в острое сожаление о том, что, будь у него и его друзей сотовые телефоны, хотя бы даже большие и громоздкие, ничего подобного не могло бы произойти в принципе, и он, выйдя из туалета, сразу бы позвонил и вернул друзей обратно, со смехом и глупыми шуточками они освободили бы его и потом вспоминали бы эту историю, как забавный новогодний анекдот. И сейчас он вместе с Аней сидел бы за маленьким столиком и пил шампанское на тонких хрустальных ножках, едва прикоснувшись к салату «Мимоза» и «Киевскому» торту, или даже уже не сидел, или нет, сейчас только половина первого, пожалуй, еще бы сидел, но уж потом, о!.. потом!..

— Исполнено! — Дед Мороз ударил палкой, и на столе появилась затянутая целлофаном коробка. — Представителя компании прошу выйти на сцену!

Из толпы зрителей выкатилось суставчатое металлическое существо, похожее то ли на Самоделкина, то ли на Железного Дровосека, с лампочкой вместо носа и рожками-пружинами на голове, и приблизилось к Диме.

— Мобильный телефон «моторола-платинум», модель двести шесть, серийный номер ноль шесть, один четыре, четыре восемь, три пять. От имени нашего спонсора поздравляю вас с прекрасным выбором! Точно такие телефоны уже вручены или в самое ближайшее время будут вручены вашим друзьям. Не теряйте гарантийный талон. Компания «Мобильные линии» всегда к вашим услугам. Круглосуточный телефон абонентской службы шесть ноль девять, счета за предоставленные услуги связи выдаются по адресу…

Ну и ну!

«Моторола-платинум», какой нет еще даже у самого Андрея Михайловича? Всем пятерым? Вот это уж точно сон.

— Отличный выбор! — воскликнул Дед Мороз. — Рад был помочь! У вас, в больших городах, нам проще работать! Машину там, квартиру, деньги — это всегда пожалуйста. А то бывает, захочет какой-нибудь чудик из бочки праведно прожить жизнь или узнать устройство миропорядка, тогда и думай, как ему это подать, чтобы у него шарики за ролики не слишком заехали…

Раздалась переливчатая трель.

Дед Мороз замолчал, захлопал себя по карманам и вынул из-за пазухи устройство, похожее на мобильный телефон, только очень маленькое, свободно уместившееся на дедовой ладони. Веселые твари разом стихли, отхлынули, с боязливым шепотом стали жаться к стенам и прятаться за спины друг друга. Кот мяукнул, спрыгнул вниз и залез под диван.

Наступила полная тишина.

— Слушаю вас! — сказал куда-то в ладонь Дед Мороз и внимательно прищурился.

Дима пожал плечами и поскреб указательным пальцем коробку с телефоном. Нет ли здесь какого-нибудь обмана? Может быть, вскрыть, посмотреть? А то ведь просто балаган какой-то.

— Неужели? Ах, вот оно что, — протянул Дед Мороз. — Слушаюсь! Немедленно будет исполнено!

Дед Мороз спрятал переговорное устройство и стал очень серьезен. Сделав несколько шагов вперед, он так почтительно поклонился Диме, что тот невольно оглянулся, нет ли за спиной кого-нибудь еще.

— Достопочтенный кавалер! Важное известие! Один из ваших новогодних звонков сыграл решающую роль в жизни человека! За это вам дарована особая милость — вы можете получить еще один подарок! Только, прошу вас, в этот раз не промахнитесь!

— Особая милость! — благоговейно зашелестели притихшие зверюшки. — Невероятно! Ему дарована особая милость!

— Что? Решающую роль? — лепетал Дима, холодея от предчувствия. — Мой звонок сыграл решающую роль? Какой звонок?

— Последний ваш звонок, достопочтенный кавалер!

— Гоге?.. Но… но у него же все хорошо. То есть нет, конечно! Гога был на войне и остался без ног. Но теперь все наладилось! Он пишет пьесу для Театра современной драмы, и это будет великая пьеса, я уверен! О, вы не знаете Гогу! Он будет либо первым, либо никем! Он такой!

— Именно!!! — грозно взметнул бороду Дед Мороз. — Но вот только теперь он и будет первым! А мог стать… никем, и почти уже стал никем! Вовсе не хорошо ему было до вашего звонка, достопочтенный кавалер! Совсем даже не хорошо! Никто не ждал его за столом в эту минуту! Один во всей вселенной остался он этой ночью! И страх сковал его, и холод уже почти проник в самое его сердце! Впрочем, теперь все действительно наладится. Сейчас Гога спит, но завтра утром он проснется, соберет по углам разорванные листы и вновь примется за пьесу, истерзанную театральными невеждами.

— Чушь какая-то.

— Нет, не чушь, а чистая правда! Но не будем терять времени, кавалер! Просите подарок! Все, что пожелаете! Только прошу вас, подумайте хорошенько!

В ту же секунду Дед Мороз осекся и сотней мелких морщинок расплылся в хитроватой стариковской, без одного переднего зуба, улыбке.

«Настоящий! — сладким детским ужасом овеяло Диму. — Он настоящий!»

— Вот! Это совсем другое дело! Исполнено! — Дед Мороз ударил палкой, повернулся и устремился в смежный кабинет. — За мной, бездельники! Теперь — в Нидерленден! Наступающий год одна тысяча четыреста шестидесятый, городишко Хертогенбос! Там живет мальчик по имени Иероним! Ему десять лет, он удостоен Привилегии и хочет знать все о человеческой природе! За мной!

Зверюшки, снова взорвавшись визгом и фейерверками, толпой повалили за дедом.

— Погодите! — закричал Дима. — А как же мой второй подарок?! Я не успел попросить! Вы что, пошутили?

— Нет, вы все успели! Подарок ждет вас! Прощайте, кавалер!

Все стихло.

В смежном кабинете никого не было. Пропали золото и шелка. Растворились в воздухе хрустальные нити. Но коробка осталась на месте.

Дима разорвал целлофан. Внутри была сверкающая темно-серым пластиком «моторола-платинум» с элегантной откидной крышечкой, миниатюрная последняя модель размером не больше кирпича.

Все правда.

Телефон в его руке зазвонил, мигнув красной лампочкой.

Дима вытащил антенну и отковырнул пальцем крышечку.

— А… ло, — вышло как-то невнятно.

Дима откашлялся и повторил:

— Алло!..

Что, внимательный читатель?

Ты чувствуешь приближение развязки?

Ты уже догадываешься, кто звонит Диме на его новый сотовый телефон, прекрасную темно-серую «моторолу-платинум» последней модели?

Тогда мы позволим себе последнее отступление.

Развязка теперь никуда не денется, а нам надо, наконец, узнать, что случилось с Димиными друзьями, преодолевшими столько препятствий на пути домой.

Валера, собрав волю в кулак и почти падая в обморок от напряжения, поднимался наверх на станциях «Новые Черемушки», «Калужская» и «Беляево» и после придирчивых исследований узнал их все. Перегон от «Беляева» до «Конькова» Валера провел стоя у дверей и пулей выскочил из вагона, как только открылись двери. Ступая на эскалатор, он пошатнулся и схватился за поручень.

На земле шел снег. Угадывались контуры коньковского вещевого рынка и огни домов на улице Островитянова. Да, это было Коньково! Все получилось.

При переходе улицы Валеру догнал согнувшийся от метели человек в куцем сером пальто.

— Постойте! Вот, вы забыли в вагоне! Я за вами бегу, кричу, а вы ноль внимания! Держите.

Незнакомец протянул Валере затянутую в целлофан коробку. Валера бесстрашно взял ее, ничему не удивляясь. Он приехал в Коньково, а здесь ничего плохого случиться не может.

Теперь Толя.

Он, наконец, почувствовал себя лучше и поднялся в свою квартиру.

— Где ты был? — пережевывая слезы, прошептала его жена Кристина.

— Я? — Валера хотел было сказать, что все это время сидел на скамейке и ходил вокруг дома, но сам ужаснулся чудовищной и неправдоподобной нелепости своего поведения. — Тина, это долгая история. Лучше посмотри, что я тебе принес…

Толя протянул жене пакет, но вместо торта там оказалась коробка с сотовым телефоном. Не успев удивиться, Толик в ту же секунду уверил себя, что помимо двухсот долларов Андрей Михалыч подарил ему мобильный телефон.

Фома, чертыхаясь и по дороге приводя себя в порядок, добрался до дома на маршрутке.

Карман его дубленки треснул от туго втиснутой в него коробки.

— Что там, папа? — закричали соскучившиеся дети.

Загадочная коробка в кармане, по их мнению, полностью объясняла и оправдывала позднее появление отца семейства.

— Можно посмотреть? Вау, сотовый телефон! Вот это да!

Фома собрал на лбу задумчивые складки и пришел к выводу, что каким-то хитрым метафизическим образом на телефон он махнул не глядя свою любимую волчью шапку. Шапку, конечно, жалко, но и сотовые телефоны последней модели на дороге тоже не валяются. Новый год, однако!

Паша Валуев стоял столбом почти полчаса, пытаясь сообразить, за что родная милиция бесплатно прокатила его на такси. Версии были самые причудливые: и то, что он оказался в отделении миллионным посетителем и получил приз, и то, что спьяну он совершил какой-нибудь подвиг или по меньшей мере благородный поступок, и власти его таким образом поощрили, и то, что за ним, наоборот, объявлена слежка и теперь он под колпаком у спецслужб. Ни одна из версий, по зрелом размышлении, правдоподобной не казалась, и феномен бесплатной доставки тела к месту жительства оставался необъясненным.

Наконец, подойдя к ларьку, чтобы купить сигарет, Паша обнаружил, что его кошелек абсолютно, математически пуст. Документы, часы, ключи, ручка, кожаный портфель, папка, органайзер, сам кошелек — все это осталось на месте, не было только ни единой копейки наличных денег.

— Обобрали! — радостно закричал Паша, испытывая огромное облегчение. — Вот оно что! Обобрали! Ай да капитан!

Сотовый телефон Паша обнаружит в портфеле только утром и попытается связать его появление с исчезновением денег, приличной суммы, между прочим, хотя, конечно, не настолько, чтобы вместо них появилась такая дорогая вещь. Но, как ни пытался Паша вспомнить события предыдущего вечера, там все-таки оставались значительные пробелы, и дальнейшие усилия он прекратил, твердо решив впредь никогда не выпивать больше трехсот граммов за один раз.

А мы вернемся к Диме.

Итак — телефон в его руке зазвонил, мигнув красной лампочкой.

Дима вытащил антенну и отковырнул пальцем элегантную крышечку.

— Алло, — вышло как-то невнятно.

Дима откашлялся и повторил:

— Алло!

— Ну здравствуй, жопа, Новый год! — сказали в трубке. — У тебя все время занято.