Нищий лорд Картленд Барбара

— Я не собираюсь ничего тебе говорить, пока мы не приедем, — ответил лорд Корбери.

Его голос звучал сурово и резко, и Фенелла растерянно взглянула на него. «Как он красив», — подумала она.

Она ощутила, как ее сердце замерло в груди от сознания, что она находится рядом с ним. К тому же ее любовь к Периквину, как это ни удивительно, совершенно обессилила ее.

Действительно, Фенелла была неспособна здраво рассуждать о том, что происходит или почему Периквин так странно себя ведет.

Они все ехали и ехали, и Фенелла чувствовала, что Периквин выжимает из лошадей максимальную скорость, на которую те были способны.

Она узнала дорогу, по которой так часто ездила, и теперь она была полностью уверена, что они находятся очень далеко от дома, где устраивается бал, и едут в Прайори.

«Почему, — спрашивала она себя, — почему Периквин увез меня из Брайтона, и что же он хочет сказать мне такого, чего нельзя было бы сказать в доме дядюшки или в любом месте, где бы мы встретились?»

И все-таки ее очень испугала отражавшаяся на его лице мрачная решимость и плотно сжатые губы, и она не решилась задавать вопросы.

Кроме того было достаточно трудно постоянно удерживать равновесие, и она сконцентрировала все свое внимание на том, чтобы держаться у стенки экипажа и не упасть на Периквина.

Они ехали всего около двадцати минут, тогда как обычно подобное путешествие занимало чуть более получаса. Наконец она увидела впереди ворота Прайори.

«Итак, я оказалась права, — подумала Фенелла, — вот куда привез меня Периквин».

Она не могла противостоять радостному чувству, охватившему ее при мысли, что он хотел быть с нею вместе в своем доме — и не важно, что он ей скажет.

Но, к ее полному изумлению, они проехали мимо Прайори, а когда Фенелла обратила на Периквина вопрошающий взгляд, он направил лошадей с дороги на прорубленную для телег просеку, ведущую в лес.

Лошади сбавили шаг, так как начало смеркаться и трудно было различить дорогу. Но Фенелла знала этот путь так же хорошо, как тропинки в собственном саду.

Она собралась было опять спросить Периквина о том, что он собирается делать. Но не успела она вымолвить и слова, как впереди показалась Лесная церковь, и Периквин остановил лошадей у самых дверей.

Фенелла повернулась, чтобы задать готовый сорваться с губ вопрос, но он, избегая смотреть на нее, ступил на землю и обошел двуколку, чтобы помочь ей вылезти.

Грум перехватил поводья и, повинуясь жесту лорда Корбери, отвел лошадей в сторону.

— Зачем мы сюда приехали? — наконец спросила Фенелла.

Ее голос дрожал, чему в некоторой степени способствовали скорость, с которой они ехали, и непрекращающаяся все путешествие тряска.

— Я привез тебя сюда для того, чтобы жениться на тебе, — ответил лорд Корбери.

— Жениться… на мне! — воскликнула Фенелла.

— Ты моя! — глухо проговорил он. — Ты всегда была моею, и если ты думаешь, что я допущу, чтобы ты вышла замуж за кого-нибудь другого, ты жестоко ошибаешься! Ты, Фенелла, согласишься выйти за меня замуж, прямо сейчас, здесь, иначе я заставлю тебя сделать это силой.

Ее сердце бешено заколотилось, но она не смогла преодолеть любопытства и спросила:

— Как же… ты… заставишь меня? Он посмотрел ей в лицо, при этом взгляд его оставался суровым.

— Это будет несложно, — медленно проговорил он. — Ты такая маленькая, и мне всегда удавалось заставлять тебя делать то, что я хотел. К примеру, я увезу тебя в лес и овладею тобой. Тогда у тебя не будет другого выхода, как только выйти за меня.

— Периквин! — У Фенеллы перехватило дыхание. — Как ты можешь говорить мне такое?

— Я не намерен спорить с тобой, Фенелла, — сказал он. — Такты выйдешь за меня замуж добровольно, или мне придется заставить тебя подчиниться мне?

Сердце молотом стучало в груди, и в то же время Фенелла ощущала, как в ней начинает волной подниматься дикий восторг. И дрожащим, но вовсе не от страха, голосом она мягко проговорила:

— Я выйду за тебя… замуж, Периквин.

Несколько ироничным, как показалось Фенелле, жестом, он подал ей руку, она опустила свою руку в его, и он повел ее через открытые двери в церковь.

Внутри царил полумрак, так как деревья загораживали окна, но на алтаре ярко горели свечи, и рядом стоял старый приходской священник.

Они приближались к священнику, и их шаги, казалось, звенели на каменных плитах пола. Фенелла вспомнила, как громыхали солдатские сапоги у них над головой, когда они прятались в склепе.

Потом она вспомнила, как ее поцеловал Периквин и как ее охватил неизведанный ранее исступленный восторг, который переполнял ее настолько, что она почти теряла сознание. Она почувствовала, как тот же трепет, вызванный на этот раз бушевавшим в ней волнением, охватил все ее существо, заставив ее непроизвольно сжать пальцами его руку.

Они подошли к старому священнику, он улыбался им. Фенелла знала, что ничто на свете не доставило бы этому старому человеку большего удовольствия, чем обвенчать двух молодых людей, которых он любил с тех пор, когда они были детьми.

Таинство венчания началось, и Фенелла впитывала в себя прекрасные слова, соединяющие ее с человеком, к которому всю свою сознательную жизнь она испытывала глубокое чувство любви. Ей был слышен раздававшийся позади них стук коготков потревоженных обитателей пустующей церкви и хлопанье крыльев под крышей.

У нее было такое ощущение, будто она окружена толпой крохотных свидетелей, которые являлись частью не только леса, но и самого Прайори.

Лорд Корбери вынул из жилетного кармана кольцо, которое, после того, как священник благословил его, надел Фенелле на палец, произнеся при этом:

— Этим кольцом я сочетаюсь с тобой, своим телом я поклоняюсь тебе, всем моим богатством я одаряю тебя.

Его голос звучал глубоко и искренне.

Фенелле показалось, что чаша счастья переполнена, потому что сейчас она стала той, которой всегда мечтала быть — женой Периквина!

Они преклонили колена. Старый священник благословил их, и они рука об руку пошли по проходу.

Безмолвно Периквин помог Фенелле взобраться в двуколку, сел сам и подобрал вожжи.

Они тронулись в путь. Фенелле, осознавшей, что на безымянном пальце ее руки надето обручальное кольцо, все еще слышались слова священника, которые он произнес, когда соединил их руки и назвал мужем и женой.

До Прайори было недалеко. Лорд Корбери остановил лошадей у самых дверей, которые оказались открытыми. Он опять помог Фенелле сойти, и когда они поднялись по лестнице в холл, она увидела, что все свечи зажжены, но никого вокруг нет.

Фенелла в нерешительности наблюдала, как Периквин снимает шляпу и перчатки и медленно направляется к ней.

— В столовой нас ждет накрытый стол, — сказал он, и ей показалось, что его слова прозвучали совершенно равнодушно. — Я велел слугам лечь спать, так как сегодня мы в них не нуждаемся.

Он взглянул в тревожные глаза Фенеллы, и внезапно выражение его лица изменилось.

— Ты моя, Фенелла! — воскликнул он. — Моя, ты моя жена, я всегда считал, что только ты будешь моей женой! О, моя дорогая, моя прекрасная малютка, моя любовь, как ты могла подумать о ком-то другом, как ты могла подумать о том, чтобы покинуть меня, когда ты была так нужна мне?

Он бросился к ней, обхватил руками и крепко прижал к своей груди. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она подняла к нему лицо.

— Моя! Моя! Моя! — Казалось, слова Периквина эхом отдаются от стен.

Его губы встретились с губами Фенеллы, и она опять познала бьющее через край ликование, испытанный однажды трепет, молнией пронзивший ее тело. Она почувствовала, что Периквин увлекает ее в волшебный мир, где они были одни — и все на свете перестало существовать для нее.

Его руки все крепче сжимали ее в объятиях, его губы становились все неистовее, все требовательнее, пока она не ощутила, что ее сердце уже не принадлежит ей, оно покинуло ее тело и навеки отдано Периквину.

У нее не было сил двигаться, не было сил думать! Она могла только чувствовать удивление и счастье, о существовании которого она никогда не подозревала.

Не отрываясь от нее, Периквин подхватил ее на руки и стал подниматься по лестнице.

Слабый свет от свечей, зажженных миссис Бакл и теперь почти полностью догоревших, с трудом пробивался через тяжелый вышитый полог, поддерживаемый четырьмя колоннами, которые располагались по углам большой кровати.

В доме всегда было прохладно, даже летом, поэтому сегодня в их спальне затопили камин, и теперь в нем слабо потрескивали дрова.

Фенелла прижалась к плечу Периквина и тихо проговорила:

— Что подумает дядя Родерик, когда обнаружит, что я исчезла?

— Не имею ни малейшего представления, — ответил Периквин, — и, честно говоря, меня это совершенно не интересует. Для меня гораздо важнее знать, сделал ли я тебя счастливой?

— Очень… очень… счастливой, — прошептала Фенелла.

— А ты любишь меня?

— Ты же знаешь, что… да!

— Скажи мне — я хочу слышать, как ты это говоришь! — Его слова прозвучали как приказ.

— Я… люблю… тебя!

— Моя драгоценная, моя восхитительная маленькая жена!

Его руки касались ее, дрожь волной проходила по ее телу, дыхание участилось. Периквин слабо рассмеялся и еще крепче прижал ее к себе.

— Никогда не мог представить, что женщина может быть такой нежной, такой желанной, так околдовывать, — ласково сказал он.

Фенелла спрятала лицо у него на плече. Когда он так разговаривал с нею, ее счастье казалось ей столь ошеломляющим, что трудно было вынести бушевавший в ней ураган.

— Что заставило тебя похитить меня таким странным… образом? — спросила Фенелла.

— Я испугался, — ответил Периквин, — испугался потерять тебя. Не думаю, что мне когда-либо в жизни пришлось испытать такие сильные страдания, которые мучили меня всю дорогу из Йоркшира, когда мне казалось, что уже слишком Поздно.

Фенелла что-то тихо пробормотала.

— Теперь ты от меня не убежишь, — продолжал он глухим голосом. — Ты моя, любимая, моя, ты всегда была моей, только я был таким глупцом, что не понял этого. Ты казалась неотъемлемой частью Прайори, меня самого и моей жизни, и только страх потерять тебя дал мне возможность осознать, что я не смогу жить без тебя.

— Когда ты впервые» понял, что. — любишь меня? — задала Фенелла тот самый вопрос, который испокон веку задавали все женщины в мире.

— Когда я поцеловал тебя в склепе, — ответил он. — Как только мои губы коснулись твоих, я познал волшебное чувство, которого не ведал ранее. И тогда я понял, что ты именно та, которую я искал всю жизнь; в тебе я увидел то, к чему я так стремился, — а ведь я даже не знал об этом.

— Мне., тоже тогда было… очень хорошо, — прошептала она, — но почему же ты не сказал мне, что любишь меня?

— Потому что я понял, что ничего не могу дать тебе, — ответил он. — Как же я мог жениться на тебе, зная, что единственный путь раздобыть денег — это вовлечь тебя в сумасшедшую и опасную авантюру, которая могла бы плохо кончиться. Когда дело касалось других женщин, это не имело значения, с тобой же все было по-другому.

Помолчав немного, он продолжил:

— Вот поэтому я и собирался в Индию, чтобы добыть денег для тебя, моя единственная. Работать так, чтобы обеспечить нам жизнь вместе в Прайори.

Он так крепко обнял ее, что она едва могла дышать.

— Каким же я был болваном, если забыл, что когда меня здесь не будет, ты можешь найти кого-нибудь другого? Я ведь считал, что ты будешь ждать меня. Я знал, что мы принадлежим друг другу, и думал, что ты тоже, должно быть, понимаешь это.

— Я действительно принадлежу… тебе. Так было… всегда.

— Теперь ты принадлежишь мне, — сказал он. — Можешь быть уверена в одном: я никогда не отпущу тебя, драгоценная моя, никогда, никогда.

— Как будто… у меня когда-нибудь может… возникнуть желание… уйти от тебя!

— Я не потерплю, если ты будешь кокетничать с Уорингэмом или еще с кем-нибудь, — властно произнес он. — Хочу, чтобы ты, Фенелла, уяснила: я очень ревнивый муж.

Убрав ее волосы со лба, он нежно поцеловал ее.

— Клянусь, я сделаю тебя такой счастливой, что ни один мужчина не сможет заинтересовать тебя. Помолчав, он добавил:

— Я сделал тут кое-что, что, по моему мнению, доставит тебе удовольствие — я сказал Исааку Голдштейну, чтобы он освободил дом. Я не хочу, чтобы он жил и использовал свои грабительские способы в Прайори.

— Я так рада… так рада! — воскликнула Фенелла.

— И еще я сказал Джо Джарвису, чтобы он купил у Голдштейна собак, независимо от того, какую цену тот запросит. Они могут охранять Прайори, когда нас здесь нет, хотя я очень сомневаюсь, что от них будет много пользы после того, как ты их так раскормила и избаловала.

— Какой ты молодец!

— Более того, неделю назад я анонимно отправил этому чертову ростовщику шесть тысяч фунтов. Он прижался к ней губами.

— Мы начинаем свою семейную жизнь с чистыми руками, любимая моя.

— Это так… замечательно, — сказал ему Фенелла. Он начал целовать ее, но она остановила его:

— Боюсь, что мои слова прозвучат… несколько неромантично, но понимаешь, Периквин, я ужасно голодна. Весь день я была просто не в состоянии есть, а ты сказал, что внизу накрыт стол.

Он рассмеялся.

— Я тоже голоден. Когда я приезжал сюда сегодня утром, чтобы закончить все приготовления к свадьбе, миссис Бакл не ждала меня, поэтому единственное, что у нее нашлось для меня — это яичница с ветчиной! Но она пообещала приготовить нам холодные закуски к вечеру.

— Это звучит великолепно, — улыбнулась Фенелла.

— Я с нетерпением жду, когда же ты сможешь попробовать то, что готовит мой повар Адольфус в Йоркшире, — сказал Периквин. — Он действительно величайший мастер своего дела. Еще я слышал, что мой повар в Лондоне тоже неплох.

Он поцеловал ее в щеку, его губы не хотели отрываться от нежной кожи.

— Дорогая, любимая моя, — прошептал он, — впереди нас двоих ждет очень много интересного и восхитительного. Ты уверена, что любишь меня?

— Я совершенно в этом… уверена.

— Тогда давай спустимся вниз и поедим. Фенелла не смогла сдержать смех.

— Тебе придется найти мне что-нибудь из одежды. Ты так спешил похитить меня, что не дал захватить… халат.

— Я принесу тебе кое-что.

Периквин встал с кровати и направился в свою гардеробную. Фенелла откинулась на подушки.

Она никогда не могла представить, что будет лежать в этой кровати с Периквином, что она будет его женой. Как часто она прибирала эту комнату для него, как часто она раскладывала его одежду. Теперь Фенелла принадлежала ему, именно этого она и хотела больше всего на свете. Все походило на сон!

Он вернулся в спальню, на нем был надет длинный халат, а через руку был перекинут еще один, из мягкой зеленой шерсти, и Фенелла узнала в нем тот самый халат, который Периквин брал с собой в Итон. В отличие от тех халатов, которые Периквин носил в последнее время, только этот был ей более-менее впору, да и то ей приходилось несколько раз оборачивать его вокруг себя.

Сев в кровати, Фенелла прикрыла грудь простыней.

— Он мне очень подходит, — сказала она, — давай его сюда и отвернись.

Он направился к ней. Подойдя к кровати, он посмотрел на нее сверху вниз, но внезапно развернулся и отошел на другой край комнаты, встав спиной к камину. Он швырнул предназначенный ей халат на спинку стула.

— Иди сюда, — сказал он.

Фенелла удивленно подняла на него глаза.

— Но послушай, Периквин, — запротестовала она, — я… ра…. раздета.

— Мне нравится, когда ты раздета, — ответил он. — Делай, как я тебе велел.

Секунду она колебалась, потом, наклонившись, задула обе свечи на столике около кровати, выскользнула из-под простыни и побежала к нему. Ее освещал только огонь в камине, бросавший мягкие отблески на ее белое, нежное тело.

— Я люблю тебя, я восхищаюсь тобой, я боготворю тебя, — услышала она его голос, в котором звучала непреклонность, и почувствовала, как щеки начинают гореть, — но я никогда, Фенелла, и это крайне важно, я никогда больше не подчинюсь женщине.

Властность, с которой он произносил эти слова, заставила ее затрепетать. Именно таким она всегда хотела видеть его: властным, непоколебимым, уверенным в себе — настоящим мужчиной.

Он притянул ее к себе и завладел ее губами. Под бешенным натиском и страстностью его поцелуев она, почувствовав свою беспомощность, беспрекословно сдалась ему в плен. Когда неистовая страсть и ослепляющее сияние желания увлекло их снова в тот таинственный и волшебный мир, в котором ничего, кроме них не существовало, Периквин взял Фенеллу на руки и понес под полог кровати.