Фантом Сенчугов Андрей

Сделав несколько шагов, Ира оглянулась. Оана сидела одна, подперев голову рукой, и задумчиво смотрела ей вслед. Ире показалось, что по этому взгляду протягивается тоненькая, но прочная нить. Нет, это не нить, это – луч, по которому из тебя будто что-то уходит. Зато потом… потом… не можешь оторваться, и хочется еще и еще… Чего «еще»? Отдавать то, что уходит?.. Ира поспешно отвернулась и спряталась за широкую спину Хори.

Танцевали они слишком медленно. Ира склонила голову на широкую грудь Хори и смотрела, как медленно переступают его ноги в высоких горных ботинках; казалось, если он топнет чуть сильнее, то все строение закачается и начнет рассыпаться.

Тут Ира поймала себя на мысли, что хочет снова заглянуть в глаза Оане – это, как прыжок в прорубь, когда тебя обжигает, а потом заскакиваешь в натопленную баню, и чувствуешь себя родившейся заново. Подняла голову, но за столом уже никого не было, зато почувствовала, как руки Хори сильнее сжали ее плечи. Повернула голову – он, ласково улыбаясь, смотрел на нее сверху вниз. Все уже вернулись к столу, только они вдвоем продолжали топтаться посреди зала.

– Виолетта, – сказала Ира, когда Хори, наконец, вернул ее на место, – скажи Хори спасибо, и еще – мне очень понравилось с ним танцевать. (Это было не совсем правдой, но она поняла, что должна оказывать ответные знаки внимания, иначе останется в полной изоляции, учитывая, что Андрей исчез вместе с Лючией).

Виолетта перевела. Хори улыбнулся и погладил ее руку.

– Учи язык, – сказала Виолетта, – «спасибо» – «mulzumesc».

Ира постаралась запомнить это длинное слово, ведь пользоваться им можно постоянно.

Снова выпили, и так как все устали за день, веселье пошло на убыль. …И зачем, собственно, я сюда приехала? – подумала Ира, – кто мне будет здесь помогать, если даже Андрей занимается своей любовью?.. Попьем, поедим еще денек, и поедем обратно… А что делать? Рассказать все Виолетте?.. Это вариант – может, ее заинтересует судьба соотечественника… но все-таки неплохо бы сначала переговорить с Андреем. Он же обещал помочь. Он не Дима, он не может меня бросить…

Снова наполнили рюмки, но пить уже не хотелось. В голове и так шумело, однако Хори предложил тост за русскую гостью, и отказаться стало невозможно. Ира почувствовала, что от духоты и такого крепкого напитка ей сейчас станет дурно.

– Я выйду на улицу, – прошептала она Виолетте на ухо.

– Почему?

– Что-то меня мутит.

– Тебя проводить?

– Нет-нет, – поспешно воскликнула Ира – помня ее бесцеремонность, она подумала: …Не хватало еще, чтоб она стояла и смотрела, как я блюю!.. Ира нетвердо встала (Хори попытался подняться следом, но Виолетта удержала его); вышла в холл. Камин почти догорел, потому что никто не следил за ним. С трудом приоткрыла дверь на улицу, и сразу в лицо ударил свежий холодный воздух. Ира с жадностью вдохнула его – это было как раз то, чего ей сейчас не хватало. Высунулась наружу и дышала-дышала…

Ветер стих, и снег падал почти отвесно – падал так густо, что, казалось, вокруг нет ничего, кроме бесконечной череды белых хлопьев.

– Тебе надо помогать? – услышала она голос сзади.

– Нет, спасибо. Мне лучше, – вдруг Ира поняла, что голос не принадлежал Виолетте; обернулась – перед ней стояла Оана.

– Ты приехала, чтобы я тебе помогать, – произнесла она без вопросительных интонаций.

– Ты говоришь по-русски? – удивилась Ира.

– Я учила в школе.

– А разве у вас в школах учат русский?

– Раньше учили. Давно. Когда был СССР и Социалистическая Республика Румыния. Теперь нет… так чего ты хочешь от меня?

– От тебя?!.. Я не знаю, чего хочу от тебя, – Ира смотрела в глаза Оаны и не могла оторваться. Связующие нити становились все толще и прочнее, превращаясь в канаты, а хмель начал быстро выветриваться из головы.

– Хорошо, – сказала Оана, – ты рассказывать все мне завтра, – на ее лице появилась улыбка, и канаты, вроде, сразу ослабли, но не лопнули совсем – как хороший кучер, она на какое-то время дала лошади иллюзию свободы.

Оана повернулась и пошла под лестницу, где имелась еще одна дверь, которая вела в подсобные помещения. Ира осталась в одиночестве, приходя в себя. Фраза Андрея, что Оана «странная», ее больше не удивляла.

Озадаченная, она вернулась в бар. Виолетта с Джорджи беседовали у стойки; вновь появившиеся Андрей с Лючией сидели у стола, обнявшись, и ворковали, влюблено глядя друг на друга; Нику, не спеша, убирал грязную посуду, оставляя только рюмки и брынзу. Ира остановилась, не зная, к какой компании присоединиться, но Андрей сам махнул рукой, и она подошла. Села рядом.

– Как тебе здесь? Нравится?

– Нравится… – так как Лючия все равно не понимала по-русски, а Виолетта была далеко, Ира спросила открытым текстом, – Андрей, кто такая Оана?.. Кроме того, что жена Нику.

– А что случилось?

– Ничего, но, оказывается, она неплохо говорит по-русски.

– Да? Первый раз слышу.

– Но не это главное. Она сказала, что может мне помочь и что я приехала, именно, к ней.

– Возможно, – лицо Андрея сделалось серьезным, – о ней тут говорят разное…

Лючия недовольно поджала губы, видя, что они так долго разговаривают, ничего ей не объясняя. Заметив это, Андрей поцеловал ее в щеку, крепче прижал к себе и, как бы между прочим, закончил:

– Ир, я потом тебе расскажу. Не волнуйся, все хорошо.

Ира закурила и отошла, чтоб не мешать влюбленным; раздвинула на окне шторы. Сугроб лежал примерно на треть выше основания рамы. Такого количества снега она никогда не видела (слава богу, тот хоть почти перестал падать!). Тучи незаметно рассеялись. Над горами висела холодная стальная луна, и множество ярких, совсем не таких, какими видятся снизу, звезд. Деревья в матовом свете превратились в снежные холмы… Потрясающе красивое зрелище, но мертвое, и потому зловещее.

И вдруг Ира увидела человека! Сначала она подумала, что это галлюцинация. Потерла глаза, но видение не исчезло – человек двигался прямо к дому. На нем был оранжевый комбинезон, который даже при таком освещении оставался ярким, и такая же шапочка. Шел он медленно, потому что лыжи утопали в рыхлом снегу, палки проваливались, и ему приходилось сгибаться при каждом шаге; а за ним тянулся глубокий след.

– Там кто-то есть!.. – воскликнула она, оборачиваясь.

Все посмотрели в ее сторону. Виолетта вскочила со своего табурета быстрее, чем Андрей оторвался от Лючии, и тоже выглянула в окно. Из всей ее фразы Ира уловила только имя – «Штефан», зато все сразу оживились. Даже Лючия захлопала в ладоши, а Нику оставил стопу тарелок и быстро направился встречать гостя.

– Кто это? – осторожно поинтересовалась Ира.

– Сейчас увидишь, – ответила Виолетта, – и если не влюбишься, значит, ты не женщина.

Заслышав стук лыж, все кинулись в холл, а Ира осталась, потому что не знала никакого Штефана, и его появление для нее абсолютно ничего не значило. Она присела у бара, ожидая, пока появится загадочный Штефан – из чувства противоречия, у нее уже заранее возникло к нему негативное отношение.

Сидела она довольно долго, слушая голоса из-за стенки. Ей даже надоело ждать, и окончательно потеряв интерес к новому гостю, Ира мысленно вернулась к словам Оаны, но тут вся компания наконец-то ввалилась в бар. В первый момент Иру поразило то, что Штефан, в отличие от большинства румын, которых она видела, оказался блондином с длинными волосами и суровым лицом викинга, как говорят, «вытесанным из камня». Он шел впереди, как король, а свита суетилась чуть сзади; остановившись в шаге от Иры, он что-то спросил Виолетту; та ответила, проговаривая каждый звук:

– З-д-р-а-в-с-т-в-у-й.

– Здравствуй, – повторил Штефан без труда и улыбнулся.

Ира ответила уже заученным румынским приветствием. Штефан прижал руку к груди, демонстрируя восхищение. Нет, ей однозначно не нравился этот позер, и она решила: …Если все женщины сходят по нему с ума, значит, я просто ни фига не понимаю в мужчинах…

Нику принес новую бутыль цуйки, новое блюдо с брынзой, и все вернулись к столу.

– А Хори и Оана где? – спросила Ира Виолетту.

– Оана устала и, наверное, не придет. Тем более, она не любит Штефана. Думаю, причина, скорее, даже в этом, а Хори пошел посмотреть, что с джипом. Ведь как-то надо будет выбираться отсюда.

Ира совсем упустила этот момент, а когда представила метровый слой снега на протяжении всей дороги, ей стало страшно. …Какой тут джип – здесь снегоход нужен!.. Но потом решила, что это не ее проблемы: …Как раз я-то могу тут жить еще хоть неделю, на всем готовом-то! Это им всем, небось, надо на работу, Андрею, в его Торгпредство… а, вот, интересно, что там Хори разглядит в темноте? Хотя опять же это не мои проблемы – может у него классный фонарик?..

В это время все снова налили. Теперь вместо Хори, рядом с ней оказался Нику, который, как истинный хозяин, следил за полнотой рюмки. Перед глазами у Иры все опять закачалось, и непонятная речь стала сливаться в сплошной монотонный гул. …Если продолжать в том же темпе, то через час я свалюсь под стол, – решила она, но Нику каждый раз показывал жестом, что надо пить до дна. Штефан же что-то рассказывал без остановки, однако Ире он был настолько неинтересен, что она даже не просила Виолетту переводить.

Видя, что гостья выпадает из компании, Виолетта осторожно взяла ее за руку.

– Как говорят в России, не кисни… правильно, да?

– Правильно. Просто я устала.

– Хочешь отдохнуть?

– Наверное.

– Тогда иди наверх. Найдешь дорогу?

– Найду. Что им всем надо сказать?

– Скажи «noapte buna» – спокойной ночи.

– Ноапте буне, – Ира неловко встала и пошла к выходу.

Нестройный хор тоже пожелал ей спокойной ночи, и все вернулись к разговору, поскольку Ира давно уже перестала быть центром внимания.

Пройдя через пустой холл, она поднялась на второй этаж, где перед ней предстал ряд одинаковых дверей без номеров и каких-либо других отличительных знаков. Она остановилась в растерянности, вспомнив только, что комната, куда приводила ее Виолетта, находится недалеко от лестницы по правой стороне. Заглянула в одну, во вторую, в третью. …Нет, дальше они не ходили… Ира почувствовала себя полной дурой, потому что и внутри комнаты выглядели одинаково, а, тем более, при тусклом свете единственной лампочки (видимо, мощности генератора не хватало, чтоб достойно осветить все здание).

Возвращаться вниз казалось неудобным, и Ира, подключив свою нетрезвую интуицию, пришла к выводу, что ее комната должна быть второй. Решительно вошла; не раздеваясь, повалилась на кровать лицом вниз и почувствовала от подушки запах пыли – похоже, на ней давно никто не спал.

…Все правильно, это моя комната… – успокоившись, она закрыла глаза; с трудом повернулась на бок, боясь приступа тошноты. В голове все закачалось, заметалось белой вьюгой, и вдруг очень захотелось войти в эту белизну. Себя Ира не видела, но уже чувствовала, как бьется о снежную стену, а стена отталкивает ее. Снег окружал со всех сторон, но там, где проходила граница, которую она никак не могла преодолеть, беспорядочное кружение складывалось в рисунок, вернее, в мужской портрет с грубыми чертами и длинными светлыми волосами. Лицо походило на Штефана, которого ей совершенно не хотелось лицезреть даже во сне, но как от него избавиться, Ира не знала.

Мысль пришла неожиданно: …Если он весь такой белый, надо изменить цвет. Это ж мой сон – в нем все подвластно мне… Хочу, чтоб снег стал черным… – повторяла она, намеренно отвлекаясь от контуров лица и глядя в одну точку, и как ни странно, это помогло. Среди белизны стали проскакивать черные крапины. Их становилось больше с каждой минутой, и портрет стал меняться. Зрелище было настолько завораживающее – когда один человек превращается в другого, что Ира уже не смела требовать от сознания дополнительных воздействий. Утратив контроль над ситуацией, она лишь наблюдала, как удлиняются волосы, как трансформируются черты – как мужское лицо постепенно превращается в женское.

Новое лицо принадлежало Оане, однако эта перемена оказалась ничуть не лучше – если раньше Ира пыталась пробить белую стену, а ее не пускали, то теперь Оана сама втягивала ее за стену черную. Ира реально чувствовала силу луча, исходившего из глубины черных глаз… и тут, в один миг все перевернулось – она уже смотрела на мир не с этой стороны, а с той, из черноты. Она перетекла в другую неизвестную субстанцию, но, самое интересное, что это оказалось не так уж неприятно – наоборот, она чувствовала, что обретает место, которое давно хотела занять, и получает знание, которого ей не доставало.

Она практически вошла в транс, подчиняясь непреодолимой силе, когда почувствовала, что чернота уходит, уступая место тусклому желтоватому свету и окончательно разрушая феерическое состояние перевоплощения. Почувствовала прикосновение холодных рук к своему лицу – прикосновение нежное, но руки были такими холодными!..

Ира открыла глаза. В комнате горел тот самый желтоватый свет, а рядом сидел Хори и гладил ее по щеке своей огромной ладонью. Не шевелясь, Ира смотрела на него и пыталась сообразить, сон это или явь. Хори улыбнулся, и Ира поняла, что это явь. Похоже, она все-таки ошиблась комнатой. Попыталась встать, но Хори осторожно прижал ее плечо к одеялу. Молча показал пальцем на себя, потом на пустое место рядом. Ира поняла жест, но болтавшийся в гортани комок, никак не хотел проваливаться, Ира думала лишь о том, чтоб тот не вырвался наружу – прямо здесь, прямо на постель. Она отрицательно покачала головой и аккуратно сняла ласковую руку. Хори явно расстроился. Ире стало жаль его, тем более, у него одного не получилось этой ночью праздника, из-за того, что он должен, по любому, доставить всех обратно в Тыргу-Жиу. В принципе, она была не против сделать ему очень хороший подарок, но если б не проклятая цуйка!..

К сожалению, Ира не могла выразить своих мыслей по-румынски, поэтому лишь осторожно поднесла его руку к губам и несколько раз поцеловала, прикрыв глаза. Хори смотрел на нее растерянно, не понимая такой непоследовательности; неловко убрал волосы с ее лица и наклонился, видимо, желая ответить настоящим поцелуем. Почувствовав запах бензина, Ира быстро сдвинулась к стене и села, поджав ноги – противный кисловатый привкус сразу наполнил рот, и пришлось судорожно сглотнуть, чтоб не дать всей этой гадости выплеснуться наружу. Хори, ничего не поняв, озадаченно пожал плечами, а Ира думала о том, как ей уйти, не обидев его, ведь он был здесь единственным человеком, который относился к ней так, как она хотела, чтоб к ней относились все.

Мысль пришла внезапно. Ира не знала, как потом будет выкручиваться, но на данный момент, это казалось выходом. Она показала пальцем на стену за своей спиной, на себя, потом на него и два раза обкружила циферблат часов. Что произойдет за это время, ситуация покажет, но только не сейчас, когда ее тошнит, а от него воняет бензином!..

Хори кивнул. Ира попыталась встать, но уткнулась в его грудь, будто в каменную стену. …Неописуемое, замечательное ощущение, если б только так не тошнило!.. Больше никогда не буду столько пить… – она все-таки поднялась и как смогла твердо, направилась к двери.

В коридоре стояла тишина. Держась за перила, Ира спустилась в холл. Камин догорел; свет стал таким же тусклым, как в комнатах, зато в прохладе и обилии воздуха бороться с тошнотой стало легче. Ира смотрела на звериные морды, на темные, занесенные снегом окна, вдыхала запах сухого дерева, и почувствовала, что тошнота проходит сама собой – остается только слабость в ногах и какие-то обрывочные комканые мысли, типа …Я не хочу уезжать отсюда…

Первое впечатление о cabana, как о средневековом замке, сменилось другим, превратившим его в декорацию к некоей пасторали, светлой и радостной. Это был свой самостоятельный мир, несвязанный с газетами и телевизором; мир, где нет суеты и глупых, придуманных людьми условностей, а, самое главное, где не нужны деньги.

Голова прояснилась. Тошнота прекратилась вовсе, и совершенно не хотелось забиваться обратно в душную «келью». Ира села на стул, привалившись к спинке; прикрыла глаза. Даже кружения не было – остались лишь ярко вспыхивающие разноцветные круги, которые потом медленно гасли, уступая место новым. Очень красиво, и напоминало праздник…

Ира услышала скрип двери и открыла глаза. Из бара, неся грязную посуду, вышла Оана. Ира не ожидала, что в доме бодрствует еще кто-то – это сразу рушило сказочное настроение.

– Спокойной ночи, – сказала Оана, – почему ты не сверху?

– Там душно. Тебе помочь?

– Не надо. Ты – гость. Я – хозяин, – она медленно пошла под лестницу (даже показалось, что не пошла, а поплыла, такими легкими и неслышными были ее шаги), но Ира уже не хотела оставаться здесь просто гостем – ей хотелось войти в этот мир.

Она заглянула в бар, но оказалось, что убирать уже нечего, кроме двух полных пепельниц и стаканов, оставленных на баре Виолеттой и Джорджи. Поставив пепельницы друг на друга, как заправская официантка, она двинулась туда, где исчезла Оана.

Сначала Ира попала в тесный коридор, делавшийся еще более узким от полок, занятых мешками и ящиками с продуктами. Пройдя его до конца, она оказалась на кухне. В углу полыхала плита, на которой кипела вода в огромной кастрюле; рядом лежали дрова, а на столе – гора грязной посуды. Ира не успела толком осмотреться, как открылась маленькая дверь, и в клубах морозного воздуха появилась Оана в козьем полушубке и непонятных сапогах, напоминающих унты. Она втащила ведро с прозрачной до голубизны водой.

– Снег… вот так, – она приложила руку к поясу, вроде, даже не удивившись, увидев здесь Иру, – ты хочет стирать посуда? – спросила она, наполняя водой таз.

– Да, – Ира улыбнулась ее речевым оборотам.

– Спасибо. Мы сделать это быстро.

Ира засучила рукава. Оана внимательно смотрела, как она опустила в теплую воду первую тарелку, и спросила:

– Что ты хочет от меня? В чем мой помощь?

– Объясни, пожалуйста, почему ты думаешь, что я приехала к тебе за помощью.

– Разве нет? Они приезжать отдыхать к Нику. Ты не может с ними отдыхать.

– Почему? – не поняла Ира.

Оана задумалась, подбирая слова из своего довольно скудного запаса.

– Ты не понимать их шуток. Ты не понимать их делать, – и вдруг довольно улыбнулась, построив, как ей показалось, нужную фразу, – ты – русская; они – румыны.

Ира не стала спорить, хотя Андрей тоже был русским. Главное, она уловила мысль, и решила, что если хочет попытаться хоть как-то прояснить ситуацию, то должна рассказать все, именно, Оане. С другой стороны, ей не хотелось вносить в светлую атмосферу cabana тяжелые впечатления Диминого дома, но другого выхода не было.

– Я живу в Воронеже, – сказала она, стараясь строить примитивные фразы, доступные для понимания человеком, почти забывшим русский язык.

– Что есть «Воронеж»?

– Воронеж – город, раз в пятьдесят больше Тыргу-Жиу.

– Пятьдесят? – Оана нарисовала мокрым пальцем пятерку и ноль, – он больше Бухареста?

– Нет, – Ира засмеялась, показывая три пальца, – Бухарест – три Воронежа.

Оана удовлетворенно кивнула.

– Воронеж – это Сибирь?

– Нет-нет, это недалеко от Москвы – шестьсот километров.

– Шестьсот километров – это недалеко?

– Для нас, да, – Ира уже хотела начать дальше рассказывать о Воронеже, о России, но вовремя остановила себя. Она должна говорить совсем о другом, ведь, кроме сегодняшней ночи, у нее может не быть времени.

– Когда Россия воевала с Германией, Румыния воевала за Германию. Это ты знаешь, да?

– Знаешь, но это было давно.

– Давно. В Воронеже были румынские солдаты.

– Они забрали твой город? – Оана подняла голову.

– Они хотели забрать, но не смогли. Их много погибло.

– Что есть «погибло»?

– Умерло, – Ира дождалась, пока Оана понимающе кивнула, – в Воронеже есть дом, где я жила. Он стоит на могиле румынских солдат.

– Ты жила… – глаза Оаны расширились, – на клад…. клад…. как это сказать?

– Кладбище?

– Да, на кладбище?

Ира поняла, что не сможет объяснить, почему в ее стране дома строили прямо на могилах. Это был первый тупик, но не пройдя его, нельзя было двигаться дальше, так как Оана ждала, глядя на нее непонимающим взглядом.

– Это не кладбище. Там была война. Мертвые были везде, понимаешь? Их не хоронили на кладбище. Их просто закапывали в землю, – она попыталась показать, как это делали.

– Почему?

– Мертвых много-много миллионов. Где взять такое большое кладбище?

– Но это не должно быть. Это неправильно. У нас есть румынские кладбища, есть русские, немецкие – это правильно.

Ира не стала рассказывать о том, что показывал ей Андрей в окрестностях Брашова, а решила просто закрыть тему.

– Это было давно. Я не знаю, почему, – теперь, когда требовалось переходить к самому главному, она поняла, что не сможет толково объяснить все, что чувствовала, пережила, и то, что ей нужно, – в этом доме страшно жить, – все-таки начала она, – там все давит….

– Давит?.. Что есть «давит»?..

Ире не удалось подобрать синоним. Она сделала жест, словно прижимая кого-то к земле.

– Здесь, – она вскинула руки вверх, – здесь легко. Там – давит, понимаешь?..

– Понимаешь. Там мертвые говорят с ты. Так правильно.

– Один мертвый.

– Один?.. – (как-то незаметно вся посуда оказалась перемыта и убрана на полки). Оана вытерла руки и оперлась о стол, – почему один?.. Он – фантом?

– Может, и фантом, я не знаю… но он хороший фантом. Он спас мне жизнь.

– Жизнь? Почему?

– Меня хотели убить….

– Убить? Что есть «Убить»?

– Сделать мертвой. А он… бух!.. – Ира показала, как падал потолок, – он сам убил того…

Оана смотрела на нее, не мигая; смотрела долго, потом сказала без тени улыбки:

– Это сильный фантом.

– Да, очень сильный! Потом он познакомил меня с Андреем и сказал ехать сюда. Я приехала, но не знаю, что надо делать. Он помог мне, и я хочу помочь ему.

– Чтоб помогает, надо знает, кто он и откуда.

– Его зовут Александр Балабан. Он отсюда, из Горжа.

– Откуда ты знает? Он тебе говорит?

– Да, – она не стала вдаваться в подробности происхождения своих знаний. Было уже хорошо, что ей удалось хоть что-то объяснить, и они поняли друг друга.

Оана села, пристально глядя на Иру; лицо ее вытянулось, а глаза стали еще больше и чернее. Ира почувствовала как мгновенно натянулись связывающие их канаты.

– Ты знаешь, кто такой Александр Балабан? – спросила она.

– Я не знаешь. Я знаешь, что такое Горж. Здесь много таких, как я. Наверное, он был тоже.

– Каких? – не поняла Ира.

– Сила, – Оана согнула руку, демонстрируя невидимые мускулы, – энергия гор. Мы имеем ее.

– И что?..

– Он может сделает «бух!» Он может сказать, куда ты ехать.

Ира чувствовала, что Оане трудно долго общаться по-русски, и она начинает путаться в падежах и склонениях, но все-таки решила довести разговор до конца.

– Но он же мертвый… давно мертвый.

– Нет, – Оана покачала головой, – он не есть мертвый. Он – фантом. Энергия гор. Он всегда фантом, и я всегда буду фантом.

– Всегда?!..

– Как это сказать?.. – Оана сжала кулачки, – да, всегда. Но он будет человек, если имеет тело.

– Другое тело?! Он должен кого-нибудь убить?!.. – Ира в ужасе представила, как Александр Балабан переселяется в тело Олега; как Олег оживает и ждет ее… Мгновенно в памяти встала та кошмарная ночь. Она непроизвольно впилась руками в стол так, что побелели пальцы.

– Нет, не убить. Он должен… сделает новое тело.

– Сделать тело?.. Как?!.. Из чего?!..

– Ребенок. Сын… он делает сын.

– Фантом?! Он может сделать ребенка?!

– Может. Он сильный фантом. Он может «бух!» Он может любить женщина. Он уйдет в ребенок… ты хочешь имеет ребенок?.. Он уйдет в твой ребенок…

– Я не могу иметь ребенка. Врач… Медицина… – не зная, как объяснить подробнее, почему она не может иметь детей, Ира перешла на язык Оаны.

– Плохо. Он всегда будет фантом. Он любить тебя, если делает «бух!»

Ира сидела совершенно ошарашенная – она ожидала, чего угодно, только не такой развязки.

– И что теперь делать? – спросила она растерянно. В голове почему-то даже не возникло мысли, что все это может быть легендой местных гор. Ей казалось, что такое нельзя придумать, да еще изложить так складно при таком плохом владении языком. К тому же, в общую картину точно вписывалось все, что она чувствовала дома.

– Я никогда не помогает людям, – сказала Оана, – мне надо будет потом много сила. Нельзя просто давать людям силу.

– Ты тоже должна будешь родить ребенка?

– Да, родить ребенка… Нет, родить меня. Потом. Когда мертвый. Когда фантом.

– Как это?..

– Как? Любить мужчина. Ночь. Жена спать. У мужа… О! – она сделала неприличный жест, ударив ладонью по сгибу руки, – Сон. Эротика. Это я. Поняла?

– Сон, эротика – поняла, – растерянно сказала Ира, – а родить?.. Ну, уа-уа… – она сложила руки, будто качая младенца.

– Родить жена. Я в ней. Ей не нужен мужчина. Муж есть. Муж думать, его ребенок. Муж нет, женщина не понимает, почему ребенок. Это я ребенок. Так правильно. Так всегда.

Это было уже слишком. Женщин, родивших без мужчины, Ира не знала, и представить не могла – кроме, разве что, библейской девы Марии, больше ничего в голову не приходило.

– Я не помогать людям, – повторила Оана, – но я помогать Александр Балабан. Ты и я будет знать, что надо делать. Ночью.

– Сейчас ночь, – сказала Ира. Ей не терпелось покончить, наконец, с этой историей.

Оана улыбнулась и встала. В кухне не было окон. Она распахнула дверь на улицу, через которую носила воду, и Ира увидела ярко голубое небо и сверкающие горные вершины. Узенькая дорожка, больше похожая на лабиринт, вела куда-то вправо, наверное, к роднику или источнику.

– Который сейчас час?.. – удивилась Ира.

– Девять час. Все спать. Все вчера пить очень много цуйка. Это плохо. Поэтому все спать. Ты будет спать?

– Нет!.. – от возбуждения, спать Ире действительно не хотелось, вроде, и не было, ни вчерашнего тяжелого опьянения, ни бессонной ночи.

– Ты будет помогать мне делать еду, да? Все скоро вставать.

– Конечно, буду! – Ира с готовностью встала. Откуда-то появилась извечная брынза и целое лукошко яиц; еще копченое мясо, завернутое в пергамент, – а здесь еще есть такие, как ты? – спросила Ира, беря нож.

– Где здесь?

– Среди тех, кто спит.

– Ах, здесь спит!.. – она засмеялась, пожалуй, первый раз за время разговора, – Штефан. Но он глупый. Правильно я говорю, «глупый»? – она постучала пальцем по лбу.

– Правильно. А почему он глупый?

– Он очень много женщин любить здесь, понятно? Потом энергия будет мало-мало. Он всегда будет фантом.

– А разве ваша энергия не безгранична?

– Без… Что есть «без…»?

Ира быстро нарисовала на куске брынзы знак бесконечности и ткнула в него кончиком ножа.

– Я понимаешь, – Оана кивнула, – нет. Ведь горы не… – она показала на лежащую на боку восьмерку, – и энергия тоже не…

– Не безгранична, – подсказала Ира.

– Да.

– А Нику?

– Нику нет. Нику просто жить. Это мой дом. Здесь жить мой папа, мой… перед-папа. Здесь нет война. Здесь нет, как Бухарест – здесь наши горы. Нику приходить. Мне… я одна делать все много. Плохо, да?.. Он работать. Он мужчина, понимаешь?

– Понимаю. А просто детей вы можете иметь?

– Что «просто детей»?

– Просто. Ты и Нику.

– Да.

– Они тоже будут фантомы?

– Нет, они просто дети. Я сейчас просто женщина. Он просто мужчина. Почему фантомы?

– А… – Ира не знала, как спросить попонятнее, – а когда ты будешь фантом, тогда твои дети будут фантомы?.. Потом. Ты – мертвая. Ты – фантом. Твои дети, кто?..

– Они всегда, как я. Это закон. Это правильно.

В дверь неожиданно просунулось заспанное лицо Нику. Он удивленно посмотрел на суетившуюся у стола Иру. Оана со смехом начала что-то объяснять ему, и Ира отключилась от недоступного ей разговора. Ее голова переполнилась собственными мыслями, но сумбура, который возникает от обилия новой информации, как ни странно, не возникло – наоборот, все как-то сразу упорядочилось, делая понятным многое из того, что раньше казалось сверхъестественным. Александр Балабан перестал быть страшной тайной. Оказывается, в некотором роде, он сам жертва обстоятельств, нуждающаяся в помощи.

…Интересно, – подумала Ира, – почему он никогда не пытался соблазнить меня? Откуда он мог знать, что детей у меня быть не может, и поэтому не стоит расходовать на меня свою энергию?.. Но, с другой стороны, сколько он истратил ее, чтоб обрушить потолок… Может, у него просто любовь, большая и чистая? – она улыбнулась собственным мыслям, – нет, конечно, так не бывает. Во всем есть скрытый смысл. Наверное, ему надо, чтоб я приехала сюда. Наверное, он знал, что на Диму надеяться нельзя… А, может, все между нами было, только я этого не чувствовала?..

Она попыталась припомнить, снились ли ей эротические сны. Нет, кажется, не снились – тогда ей вполне хватало Димы. А до этого?.. Тоже, пожалуй, нет, кроме ранней юности, но тогда она не могла забеременеть, ни от фантома, ни от кого другого.

Снаружи раздались голоса, и вся толпа ввалилась на кухню.

– Как спалось на новом месте? – спросила Виолетта.