Копи Царя Соломона. Сценарий романа Лорченков Владимир

– Правду, честно, – говорит она.

– Ну если так, то нам нужно постоянно следы путать, – говорит он.

– Сорок тонн золота за пятьдесят лет, – говорит он.

– Не может быть, чтобы еще кто-то не узнал, – говорит он.

– Их, наверное, вообще уже забрал кто-то, – говорит он.

Но мы видим, что он в это не хочет верить, и говорит так просто потому, что боится сглазить. Глядя в небо – показаны крупные, яркие, жирные бессарабские звезды, – сует руку в нагрудный карман, вытаскивает пачку. Руки крупно – они дрожат. Сует сигарету в рот.

– Ты же бросил, – говорит Наталья и поднимает руки за голову.

Пара в дороге уже два дня, – всякое было, – Лоринков мечет быстрый взгляд на девушку, и мы должны буквально Почувствовать запах, которым на него повеяло. Запах женщины. Лоринков раздувает ноздри, прикрывает глаза. Подкуривает.

– Табак бросил, – говорит он.

– Аа-а-а-а, – говорит Наталья с улыбкой.

Глядят друг на друга. Тихо смеются.

– О-ла-ла, – говорит Лоринков.

– Ты чего, француз, – говорит она.

– Нет, молдаван сраный, – говорит он.

Смеются.

– Дай, – говорит она.

Протягивает руку, вынимает папиросу из зубов Лоринкова. Жест очень… домашний. Так жена в многолетнем браке снимает с плеча мужа чужой волос – осторожно, не желая устраивать скандал. Просто устраняет причину возможного конфликта. Очень интимный жест. Лоринков глядит на ее лицо, на ее руку. Она тоже глядит ему в глаза. Смущенно переводят взгляд в небо (стало быть, на камеру – она берет их сверху).

Наталья затягивается. Задерживает дым. Выпускает.

– Папа бы не одобрил, – говорит она.

– Ну да, с мужиком в стогу, еще и трав… – говорит Лоринков.

– Маша, ты куришь?! – дурным голосом спрашивает Наталья.

Тихо смеются (здесь отсыл к очень известному анекдоту, который слишком неприличный, чтобы я его здесь рассказывал – прим. В. Л.).

– Сколько тебе? – спрашивает Лоринков.

– Двадцать три, – говорит она.

Протягивает папиросу Лоринкову и осторожно – как брала – сует ее спутнику в рот. Буквально мгновение глядят друг другу в глаза. Уже не отводят.

– А настоящая фамилия у тебя какая? – спрашивает Лоринков.

– Хершлаг, – говорит она чуть смущенно.

– Ну, Наталья Хершлаг, – говорит он.

– И почему ты здесь сама? – говорит он.

Наталья глядит на него, потом выдыхает дым. Тот, струясь, поднимается над стогом.

Мы видим общий план – целое поле в стогах, звезды…

***

Деревня в свете звезд. Красивый полумесяц, еще очень тонкий. В лунном свете – купол церкви, на нем крест, внизу которого полумесяц (получается что-то вроде якоря, но это не якорь – прим. В. Л.). Лица агентов, которые стоят у машины, ежась. Одеты очень по-летнему, в шортах, это вещи, которые одевают на пикник без ночевки. Машина – «Жигули».

– Натан, какого хера у них полумесяц на куполе? – говорит Иеремия.

– Они тут с мусульманами много лет воевали, – говорит Натан.

– Как мы? – говорит Иеремия.

– Намного больше, – говорит Натан.

– Это они их так морально уничтожали, – говорит Натан.

– Жалко мля, всех не уничтожили, – говорит Иеремия.

– Это точно, – говорит Натан.

– Ну что за люди… – говорит Иеремия.

– Иеремия, я агент Моссада и тучу раз ходил в рейды к ара… – говорит Натан.

– Да я о молдаванах, – говорит Иеремия.

– Дикари мля, разве это толерантно? – говорит он.

– О чем ты, Иеремия? – видно, что Натан (случай редкий) искренне заинтересован ходом мыслей коллеги.

– Ну в смысле символ чужой религии, и под свой, – говорит Иеремия.

– Ты же только что… – озадаченно говорит Натан.

– Ты только что говорил что жалко, что они не убили всех мусульман, – говорит он.

– И в то же время, – говорит он.

– Ты считаешь их дикарями за то, что они ставят символику мусульман ниже своей… – говорит он.

Иеремия ослепительно – в светел луны белые зубы блестят, как алмазные, – улыбается. Он выглядит очень довольным. Очень похож на французского интеллектуала или чиновника Госдепа США, который призывает к соблюдению законов рынка и чтобы русские не назначали свою цену на свой газ сами, и не видит в этом никакого противоречия.

– Иеремия, это же противоречие?! – говорит Натан.

– В чем?! – искренне удивляется Иеремия.

– Это мля двойные стандарты! – говорит Натан.

– В чем?!!! – восклицает Иеремия.

Натан изумленно качает головой. Сплевывает, и открывает багажник.

– Вот дерьмо, – говорит Иеремия.

– Никогда не думал, что скажу тебе это, – говорит он.

– Но… обязательно нужно было убивать этих придурков? – говорит он.

– Сейчас-то как раз да, – говорит Натан.

Короткая цветная ретроспектива. Практически на обочине дороги расстелена скатерть. Громкая музыка – молдавская эстрада, – «Жигули». На скатерти огурцы, помидоры, лук, брынза, вино, колбаса. Несколько толстых женщин, пара мужчин, детишек пять-шесть. Крупно – лица агентов, которые виднеются в кустах у обочины. Агенты переглядываются. Натан чуть кивает. Камера взмывает вверх – успев показать, как агенты выходят пружинистым шагом из кустов, – и мы видим ясное небо, слышим крики, визг, выстрелы. Снова ночь. Село.

– Уже поздно строить из себя мля пионеров, Иеремия, – говорит Натан.

– После того, как за нами пустили ОМОН, нужно действовать быстро, – говорит он.

– У нас дай Бог чтобы еще сутки-двое были, – говорит он.

– Сейчас жертвы дело десятое, – говорит он.

– Кстати, ОМОН спустили за нами из-за одного мудака, – говорит он.

– Который завалил трупами всю дорогу, – говорит он.

Иеремия смущенно молчит. Натан сердито вынимает из багажника пулемет, тащит к воротам. Это старый, немецкий пулемет, но еще работающий (не стали бы же они возиться с реквизитом, так ведь? – прим. В. Л.). Иеремия ударом ноги сбивает замок с дверей церкви. Натан говорит, копаясь в багажнике.

– Ну и машина… – говорит он.

– Натан, а если они не… – говорит Иеремия.

– Малыш, – говорит устало и по-отечески Натан.

– Ставки уже невероятно выросли, – говорит он.

– На кону под триста миллионов, – говорит он.

– Задание Центра, – говорит он.

– Кстати, Центр от нас отказался, – говорит он.

Короткая ретроспектива. Показаны Натан и Иеремия, бегущие по лесу, треск в наушнике. Голос.

– Розалия, идите вы на хрен, – говорит он.

– Это не шифр, это прямой текст! – говорит он.

– Вы там вообще обезумели, мудачье, – говорит голос.

– Сорок три трупа мля! – говорит голос.

– Это им за Холокост! – говорит Иеремия, задыхаясь.

– Кретин, Холокост устроили румыны, а не молдаване! – говорит голос.

– Хо-ло-кост… вооб-ще… уст-ро-и-ли нем. – цы… – говорит в такт бегу Иеремия.

– Да в общем какая на хрен разница, – говорит голос.

(На заднем плане – крики и шум погони, щелкают выстрелы, Иеремия и Натан пригибаются.)

– Ну что, мясники, – говорит голос.

– Вы там мля доигрались до того, что вас приняли за банду маньяков, – говорит голос.

– Посол еле-еле узнал, и не был рад выполнить для нас эту работу, – говорит голос.

– Впрочем, какой еврейский посол не служил в Моссаде, – говорит голос с буквально ощутимой улыбкой.

– Вы мля, звери, – суровеет голос.

– Из-за вас в МВД их сраном не спят пятый день, – говорит голос.

– Как вы могли вырезать всю мэрию провинциального города?! – говорит он.

– За вами пустили весь республиканский спецназ, причем как полицейский, так и военный, – говорит голос.

– Скорее всего, вам пришел окончательный капец, – говорит голос.

– Дипломатический скандал будет, если вы попадетесь, говнюки, – говорит голос.

– Так что живыми не сдавайтесь, а если попадетесь, то вы не агенты Моссада и даже не израильтяне, – говорит голос.

– А кто мы? – говорит Иеремия.

– Покажете свои обрезанные поцы, и свалите все на арабов, – говорит голос.

– Все понятно, – говорит Натан, задыхаясь.

– И, кстати, деньги, – говорит голос.

– Вы теперь нам никто, но 300 миллионов чтобы блядь вынули и полОжили, – говорит голос.

– Плюс, вы должны стране по пять тысяч каждый за командировочные, – говорит голос.

– Да вы чего там, вообще охренели?! – говорит Иеремия.

– Это вы нам долж… – говорит он и падает, потому что его прижал к земле Натан (очередь сверху срезает листья).

– Сынок, – говорит голос.

– Не спрашивай, что твоя страна должна для тебя, – говорит голос.

– Лучше спроси себя, что ты должен для своей страны, – говорит голос.

– Какой страны? – говорит Иеремия.

– Моя твоя не понимать, моя обрезать в лагерь в Пакистан, – говорит он.

– Вот так-то лучше, – говорит голос, и смеется.

– Хорошие мальчики, – говорит голос.

– Умрите, но сделайте, – говорит голос.

– Переходим в режим радиомолчания, – говорит голос.

– Мы верим в вас, – говорит голос.

Натан коротко и зло смеется. Вскакивает, тянет за собой Иеремию, они снова бегут, тени. Кусты, листья, луна… Снова Луна, но уже больше – это Натан и Иеремия день спустя, после того, как обзавелись «Жигулями», – во дворе церкви. Иеремия ногой же – как и ворота – выбивает дверь в саму церковь.

Крупно показан проход по храму, иконы, суровые лица святых, Иисуса, Бога-отца. Церковь разрисована в ново-молдавском стиле, довольно ярко, пошло, и неожиданно аутентично – почему-то вспоминаются именно ранневизантийские храмы. Иеремия устанавливает пулемет в самом центре церкви.

– Быстрее, быстрее, – торопит Натан, глядя со двора.

Крупным планом – несколько машин – боевые машины спецназа – несутся по ночной дороге.

Крупным планом – блестящие глаза бородатого человека, которого Натан рывком вынимает из багажника. Это священник в рясе. Натан несет его – мы видим, что агент неожиданно силен, – к церкви, и говорит:

– Созывай.

Священник, оглядываясь, покорно идет к колоколу на перекладине (такие ставят, когда нет колокольни). Общий план села. Звук колокола. Камера отъезжает от месяца. Развилка трех дорог. Армада (ну, по молдавским меркам вполне – В. Л. из двадцати машин останавливается резко. Из первой машины выскакивает человек, в котором мы узнаем капитана, опрашивавшего Лоринкова и Наталью.

– Господин капитан, – подлетает к нему кто-то из подчиненных.

Петреску, отмахиваясь, подходит к развилке и глядит напряженно и внимательно в каждую сторону. Крупно – асфальт, выбоины, ямы… Потом – несущиеся по дороге колеса. Общий план сверху. Колонна разделилась. Снова ночное небо. План церкви общий сверху. Небольшая очередь растерянных, сонных людей. Их немного, село – мы видим это сверху, – небольшое. От силы человек сто. Негромкие разговоры, удивленные лица. Кого-то колотит от ночного холода. Церковь внутри. Уже горят свечи, много свечей. Полное помещение. Резкий скрип дверей, это Натан закрывает двери на засов. Поворачивается, идет чуть в сторону. Сцена: замершие жители села, священник у алтаря. Смотрят – люди на попа, поп на них. Священник говорит:

– Простите меня, люди добрые, – говорит он.

Он ведет себя с достоинством, хотя явно понимает, чем все кончится. Мы понимаем, наконец, причины уважения сельских общин к священнослужителям. Священники – как и военные – много лет нас объедают и обпивают, но зато в один прекрасный для нас (но не для них) день возвращают долг сторицей.

Сильный толчок в спину. Поп летит в толпу, общий возглас удивления. Мы видим Иеремию, стоявшего за спиной батюшки. Агент одет нелепо и потому, почему-то, страшно. Модный блестящий ремень, присланный молдаванином из Италии, шорты, майка «Ай лав Нью-Йорк»… В руках пулемет. Мы, наконец, понимаем, на кого похож Иеремия, когда камера берет общим планом и его и стену храма за ним. Там икона с Гавриилом. Архангел и Иеремия на одно лицо – холодное, наглое и почему-то уверенное в том, что уж он-то в курсе, что такое справедливость.

Иеремия и селяне молча глядят друг на друга. Яркое пламя свечей…

Отъезд. Это горят фары несущихся машин.

Внезапно две фары резко смещаются влево, шум, грохот, общий план – одна машина перевернулась. К ней бросаются люди из остановившихся автомобилей, вытаскивают бойцов из пострадавшей машины, кому-то делают массаж сердца… Возня у машины, она на крыше, колеса крутятся вхолостую… Лейтенант Петреску, присев на корточки, глядит на шипы ленты, которой полиция останавливает машины во время операций захвата. Улыбается криво. Переводит взгляд на автомобиль. Ярко – фары…

…отъезд камеры, мы видим пляшущие язычки пламени свечей. Натан, стоя рядом с Иеремией, говорит:

– У нас очень, очень мало времени.

– Мы убьем всех, если вы быстро не покажете нам, – говорит он.

–… где 68 лет назад немцы расстреливали евреев, – говорит он.

Селяне глядят молча. Это нормальная сельская община: сюда может приехать любой засранец, сказать, что он посланник Господа Бога, и начать собирать налоги. Одна бабка говорит:

– Но господин, здесь никого не расстре…

Мягко опускается на пол. Ложится ничком. Это Натан выстрелил ей в сердце.

– Мы знаем, – говорит он спокойно.

– Что здесь, в селе Ларга, что на севере, 68 лет назад, – говорит он.

– Расстреливали евреев, – говорит он.

– И не один год, – говорит он.

– Поэтому вы или покажете нам место, где происходили расстрелы, – говорит он.

– Или… – говорит он.

Иеремия поднимает пулемет и дает очередь в первый ряд. Толпа подает назад, человек десять падают. Крупно – иконы, свечи, кровь.

– Мы ничего не зна… – кричит кто-то.

– Натан, давай по одному, так мы точ… – говорит Иеремия.

Натан выхватывает у него из рук пулемет и стреляет. Стреляет долго, примерно половина собравшихся остается лежать. Церковь маленькая, сельская, прятаться тут просто негде, на двери замок, и в пространство у двери Натан стреляет прежде всего. Дым от ствола. Дым от крови. Купол церкви, Иисус как бы благословляет зрителей.

Примерно минуту мы видим только Иисуса, и слышим крики и очереди, которые сменяются резкими криками (что именно уже кричат, нам неважно, важна тональность – прим. В. Л.).

Камера поднимается к куполу, и мы видим пол церкви, каким видит его изображение Христа. Пол покрыт телами, весь в крови. Посреди тех стоят – в шортах, подчеркнуть это (пусть будет кровь на ногах – прим. В. Л. Натан и Иеремия. На другом конце – маленький мужчина лет сорока. Он молча глядит на убийц. Те – на него.

– Ну? – говорит Натан.

– Ей Богу, – говорит мужчина.

Медленно крестится.

– Именем Бога, всем что есть святого клянусь, – говорит он.

– Да сюда и немцы-то не зашли ни разу, – говорит он.

– Здесь посл… – говорит он, но останавливается.

Глядит вниз, камера опускается со взглядом – по животу расползается большое красное пятно. Валится набок, успев укоризненно – видно, что человек не врал, – покачать головой. Крупно – разъяренное лицо Натана. На заднем плане свечи, церковь… Все это должно напоминать иллюстрации к сказкам Крянгэ про солдата, который заночевал в церкви, чтобы изгнать оттуда Дьявола (у молдаван спрашивать не надо, они своих классиков не читают, лучше спросить у меня, это «Солдат и волшебная табакерка», да и иллюстрации рисовал русско-украинский художник Богдеско – прим. В. Л.).

– Натан, – говорит откуда-то сзади Иеремия.

– Да? – говорит Натан.

– Мля, Натан, – говорит Иеремия.

Натан – все еще невидящий взгляд, – поворачивается к источнику звука. Расфокусировка проходит. Мы видим растерянного Иеремию, который стоит в окровавленных шортах у алтаря и держит в руках церковно-приходскую книгу. Крупными буквами на титуле на латинице:

«LARGU»

Несколько минут глядят друг на друга.

– Может… – говорит Натан.

Иеремия вместо ответа молча качает головой.

Глядят друг другу в глаза – в руках Натана по-прежнему пулемет, – и внезапно Иеремия прикрывает лицо руками, он выглядит как ребенок, которого вот-вот накажут. Показан общий план (до сих пор мы видели только лица) – это Натан поднял пулемет и направил его на напарника.

– Мудила, – свистящим шепотом (общий план стены за Натаном, там показан змей-искуситель) говорит Натан.

– На конце «U», а не «А», – говорит он.

– Мудила гребанный, ты перепутал сёла, – говорит он.

– Я… – жалко говорит Иеремия.

Несколько секунд Натан близок к тому, чтобы оставить в церкви и напарника. Потом мы – его глазами – улавливаем укоризненный взгляд из-за спины Иеремии (тот все еще прикрывает лицо руками в ожидании неминуемого). Это глаза Богородицы. Она глядит печально, тихо, и нежно, как глядит всегда вот уже 2000 с лишним лет после того, как узнала Новость. Придурок, что всё это в сравнении с тем, что пережила я, как бы говорит она Натану.

И Натан очень медленно опускает пулемет.

В это время – крупным планом двери церкви – раздается грохот и засов в замками буквально гнется.

Натан, резво отвернувшись, бросается к алтарю, и на ходу говорит Иеремие:

– Ну, хоть дверь ты на этот раз закрыл, – говорит он.

Крупно – огни свечей.

***

Отъезд камеры.

Мы видим, что это огонек сигареты, которую докуривает Лоринков.

–… зывал его папа, «мистер Черняшка», – говорит она.

–… ех пор и одна, – заканчивает свою историю Наталья.

– Ну, а ты? – говорит она.

– А что я, – спрашивает Лоринков.

Это обычная фраза-маячок, которая употребляется в душевных разговорах, чтобы оттянуть неизбежное – ответы на интимные вопросы – перед тем как случается еще одно неизбежное (имеется в виду секс – прим. В. Л.). Оба это прекрасно понимают, поэтому то Наталья, то Лоринков украдкой облизывают губы, как все, кто давно не целовался, и собирается вот-вот это сделать.

– Ты, ты, – говорит Наталья.

– Почему ты один? – говорит она.

Приподымается на локоть. Подумав, спутник честно отвечает:

– Я не знаю, – дает он единственно честный ответ на такого рода вопросы.

– Может, у нас не так много мулаток, как у вас, – пытается он отшутиться.

– Я не знаю, – говорит он еще раз с глубоким вздохом, потому что у Натальи лицо человека, которому ПРАВДА интересно.

– Так бывает… – говорит он, Наталья молча смотрит.

– Так… ну когда долго не можешь выбрать… – говорит он.

– Была одна девушка, – говорит он.

– Ну, и, конечно, жена… – говорит он.

– Ну… – говорит он.

– Ну и это… – говорит он.

– Думаю… – говорит он, и для нас становится открытием его косноязычие.

– А сейчас вряд ли одна из них меня помнит, – говорит он эту фразу так, как будто до этого сказал что-то осмысленное и понятное.

– Так что я один, – говорит он.

Откидывается на спину (приподнялся, чтобы ответить, глядя в глаза) и глядит в небо. Вид сверху. Мы видим, что Наталья положила голову ему на грудь. Оба выглядят спокойными, но – судя по тому, как не подымается грудь ровно у обоих, – они волнуются и у них прерывистое дыхание. Снова звездное небо. Потом – затемнение неба, которое идет с одного края (как при затмении), – полная темнота, план сверху снова – это девушка наклонила лицо над спутником, они целуются. Как джентльмену и положено, Лоринков переворачивает Наталью на спину (я всерьез рассматриваю возможность своего участия в съемках – В. Л., гладит девушку по руке.

Двигаются неловко, видно, что оба давненько этого не делали.

Общий план поля…