Огонь и сера Чайлд Линкольн
– Стараюсь. И после той прогулочки по Риверсайдскому парку не забываю про тир.
– Ваша меткость – предмет моей белой зависти. Завтра ночью нам предстоит предприятие, и ваши навыки могут здорово пригодиться.
– Предприятие? – Д'Агоста изнемогал от усталости, а вот Пендергаста разница в часовых поясах, казалось, только ободрила.
– Наведаемся в Сигну, в секретную лабораторию Балларда. Пока вы расслаблялись в номере, я переговорил с официальными лицами, чтобы раздобыть кое-какие документы насчет деятельности «БАИ». Но даже влияние Фоско не принесло результатов. Похоже, у Балларда имеются связи с нужными людьми. Или по крайней мере он знает, куда вкладывать деньги. Удалось раздобыть лишь жутко устаревшую карту участка, на котором расположен завод. Зато стало ясно: по официальным каналам далеко не уплыть.
– Устроим Балларду сюрприз?
– Это будет не визит, а проникновение. Все необходимое получим завтра утром.
Д'Агоста прищурился и кивнул:
– Повеселимся?
– Надеюсь, не слишком. С возрастом, Винсент, я стал привыкать к тихим вечерам у камина; бодрящие перестрелки в ночи уже не по мне.
Глава 51
Брайс Гарриман ловко протискивался сквозь людской затор на Пятой авеню, не переставая думал о дьявольских убийствах. Крис прав: теория фон Менка задела Нью-Йорк за живое. Телефон Гарримана разрывался; большей частью, конечно, звонили придурки, но таковы издержки работы в «Пост». На статьи Гарримана читатель еще ни разу не реагировал так бурно. Для необразованных бодяга с золотым сечением – аура математики, уравнения с датами – звучала как научная сенсация. Да и совпадения в числах пугали по-настоящему.
Проходя мимо клуба «Метрополитен», газетчик бросил мимолетный взгляд на чудесный мир денежной аристократии. На свой мир или, скорее, на мир своих дедов. Приближалось время, когда Гарриман мог рассчитывать на первое в жизни приглашение в один из престижных клубов, которым управлял его отец. Хотя работа в «Пост» наверняка послужит серьезным препятствием. Значит, нужно скорее вернуться в «Таймс».
И здесь поможет история с дьявольскими убийствами.
Хорошую историю, словно огонь, нужно подкармливать, а эта начала угасать. Расположение Криса в любой момент закончится, и Гарриман в два счета останется не у дел. История любой ценой должна жить, пусть даже продолжение придется сфабриковать. За тем Гарриман и пришел снова к дому, где был убит Катфорт. После первых же статей толпы религиозных фанатиков, дьяволопоклонников, готов, сатанистов, нью-эйджеров и просто чудиков стали ежедневно собираться напротив здания у кромки Центрального парка. Доходило до потасовок, приезжала полиция. Увы, в происходящем не было системы. Для настоящей реакции нужен катализатор.
Приближаясь к Шестьдесят восьмой улице, Гарриман уже заметил разношерстное скопление, в котором каждый лепился к кучке себе подобных. Работая локтями, газетчик протиснулся через кольцо зевак.
С последнего раза ничего не изменилось, разве что ненормальных прибавилось. Сатанисты в черной коже, заливаясь пивом, изрыгали проклятия в сторону нью-эйджеров в конопляных робах. Здесь, как на рок-концерте, пахло выпивкой и марихуаной. В дальнем конце довольно много народу собралось послушать человека в выцветших джинсах и рубашке из темной шотландки с короткими рукавами.
Гарриман протолкался поближе. Человек проповедовал, это было ясно как божий день, но в отличие от прочих – безграмотных, вопящих, срывающих голос на грани истерии – выглядел он нормальным и говорил спокойно и рассудительно. Народ вокруг него не расходился, проповедью заслушались даже несколько сатанистов и готов.
– Это удивительный город, – говорил проповедник. – Я здесь всего сутки, но уже убедился: на земле нет городов, подобных ему. Высокие дома, лимузины, красивые люди... Я в Нью-Йорке впервые, и знаете, что поражает больше всего – больше, чем блеск роскоши? Суета. Оглянитесь, друзья! Взгляните на пешеходов. Посмотрите, как они спешат, погруженные в беседу по телефону, не глядя по сторонам. Я впервые вижу такое. Посмотрите на людей в такси и автобусах – они спешат, даже сидя на своих местах. Я знаю, чем заняты их умы. Люди предпочитают говорить с сотовыми телефонами, а не друг с другом, лицом к лицу. Чем они заняты? Собой. Люди Нью-Йорка думают о завтрашней важной встрече, заказывают столик в ресторане, собираются изменить супругу или нанести удар в спину деловому партнеру. Они строят всевозможные планы, схемы и стратегии. Люди видят на тридцать или сорок дней вперед... но кто из них задумывается о том, что он смертен? Кто озабочен тем, чтобы примириться с Богом? Многие ли размышляют над словами Иисуса в Евангелии от Луки: «Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет»[51]?
Гарриман пригляделся к проповеднику: опрятный, гладко выбритый, с короткими рыжеватыми волосами и привлекательным лицом типичного американца. На хорошо развитых руках Гарриман не заметил ни татуировок, ни пирсинга, ни какой-нибудь черной кожи с заклепками. Если проповедник и носил с собой Библию, то не выставлял ее напоказ. Он будто говорил с группой друзей – с людьми, которых уважал.
– В Нью-Йорке я посетил церкви. Много церквей. Я прежде не видел города – не важно, маленького или большого, – который мог бы похвастаться таким множеством храмов. Но знаете, друзья, мне стало грустно, ведь каждая церковь была пуста. Каждая умирает в забытье. Даже в кафедральном соборе Святого Патрика – в жизни не видел христианского храма прекрасней! – даже там собрались жалкие крохи молящихся. Туристы – вот их в церквах сотни. Однако верующих – меньше, чем пальцев у меня на руках.
И это, друзья мои, самое грустное – думать, что в месте, где сосредоточены культура, наука и прогресс, царит духовная пустота. Я чувствую, как она обступает меня подобно пустыне, иссушает до самого костного мозга. Я не желал верить тому, что прочел в газетах, – ужасным историям, которые почти против моей воли привели меня сюда. Но это правда, братья и сестры. Все до последнего слова. Нью-Йорк предался мамоне, но не Богу. Взгляните, – проповедник указал на болтающего по телефону прохожего в приличном костюме в полосочку. – Когда, по-вашему, он в последний раз вспоминал, что смертен? А она? – Все посмотрели на женщину: нагруженная покупками из бутиков, та выбиралась из такси. – А они? – Указующий перст уткнулся в сторону парочки студентов, идущих под руку вниз по улице. – А вы? – Палец прошелся по толпе. – Как давно о неминуемости смерти вспоминали вы? Неделю назад, десять, двадцать лет назад?.. Момент скоро настанет! Он приближается, и это так же верно, как то, что меня зовут Уэйн П. Бак. Готовы ли вы?
А парень хорош. Гарриман даже вздрогнул.
– Не важно, кто вы: банкир с Уолл-стрит или сезонный рабочий, – перед смертью все равны. Велик или мал, богат или беден – смерть придет за каждым из нас. В прошлом люди не забывали об этом. Посмотрите на старые надгробия, что вы видите? Образ крылатой смерти. И слова: «memento mori» – «помни о смерти». Думаете, юноша прекратит телефонный разговор и задумается? Удивительно: веками мы развивались – и все же упустили из виду фундаментальную истину, которая всегда – всегда! – тревожила умы наших предков. Когда-то давно поэт Роберт Геррик написал:
- Жизнь коротка, и дни спешат,
- Как солнце быстро на закат.
- И как туман и капельки дождя
- Исчезнут, вдаль навечно уходя...[52]
Гарриман сглотнул. Удача ему не изменила. Этот парень, Бак, – настоящий подарок. Толпа вокруг проповедника быстро росла, люди перешептывались так, чтобы не заглушить тихий, вкрадчивый голос. И Баку не нужна была Библия. Господи, он наверняка знал ее назубок. И не только Библию – с тем же успехом он цитировал поэтов-метафизиков.
Гарриман тихонько запустил руку в карман рубашки и включил диктофон. Нельзя пропустить ни слова. Это вам не предсказания Пата Робертсона в его же собственной программе «Клуб 700»: ни евангелистской чуши, ни акцента босяка из Флориды, ни грима штукатуркой – все натурально.
– Юноша не задумается над тем, что день, прожитый без Бога, – это день, прожитый впустую. Те двое любовников не задумаются, какой их ждет суд. Женщина с покупками, я почти убежден, ни разу не думала об истинных ценностях. Они как римляне, что слепо стояли в стороне, когда распяли нашего Господа. Если они и думали о посмертии, то думали так: я умру, меня положат в гроб, закопают – и все, дальше не будет ничего. Однако, братья и сестры, это совсем не так. В жизни я сменил много профессий, довелось мне поработать и ассистентом в морге. Со смертью ничего не заканчивается. Все только начинается. Я своими глазами видел, что происходит с умершими.
Гарриман заметил, что хоть толпа и росла, вокруг сделалось необычайно тихо. Казалось, никто не смеет пошевелиться. И сам он невольно застыл, затаив дыхание, ожидая, что проповедник скажет дальше.
– Возможно, нашему важному юноше с сотовым телефоном повезет, и его похоронят посредине зимы. Это несколько замедляет процесс. Но рано или поздно прибудут гости к обеду. Первыми придут мясные мухи, Phormia Regina, чтобы отложить яйца. В свежем трупе бурно развиваются несколько популяций разных видов, десятки тысяч червей, постоянно двигающихся и всегда голодных. Личинки сами по себе выделяют столько тепла, что те, которые в центре, вынуждены отползать к краю. Цейтраферная съемка покажет непрерывно кипящий котел. И конечно, могильные черви – первые и далеко не последние. Вскоре аромат разложения приманит остальных... Впрочем, расписывать в деталях весь процесс я не стану.
Но оставим, друзья, тех, кто упокоился в земле.
Возможно, наш юноша предпочтет кремацию. Лишит своего тела жуков и червей. Бренная оболочка исчезнет быстро и с достоинством.
Братья и сестры, поверьте, в смерти, что застигла нас вне Божьего ока, достоинства нет! Я видел кремаций больше, чем можно представить. Знаете ли вы, как тяжело сжечь тело? Какой для этого нужен жар? А знаете, что происходит с телом в пламени? Я расскажу вам, друзья, и тем вас не пожалею. Вы поймете, что на то есть причина.
Сначала волосы – от макушки до кончиков пальцев ног – вспыхивают и завиваются струйками синего дыма. Затем тело выпрямляется, словно кадет на парадном смотре, а после будто пытается сесть. И не важно, что сверху – крышка, оно все равно пытается сесть. Температура уже четыреста градусов. Закипает костный мозг, и начинают гореть сами кости, а хребет взрывается, как костяные гирлянды.
Жар все растет, и вот уже в печи пятьсот, восемьсот, тысяча градусов. Тело продолжает взрываться, и крематорий словно бы оглашают выстрелы. Тут я вновь воздержусь и не скажу, что именно взрывается. Позвольте открыть только, что длится это ни много ни мало целых три часа, пока от бренного тела не останутся пепел да осколки костей.
Почему я не пощадил вас, братья и сестры, и рассказал об этом? Отвечу: Люцифер, Князь тьмы, не дремлет и без устали гонится за вашими душами. Не пощадит он и вас. Пламя крематория куда как холоднее и тише, нежели пламя, уготованное душе нашего важного юноши. Тысяча или шесть тысяч градусов, три часа или три века – для Люцифера это ничто, не более чем теплый весенний ветерок. И когда вы попытаетесь сесть в озере горящей серы, и когда ударитесь головой о крышу ада и упадете назад, в то неугасимое пламя, горящее столь горячо, что всех сил моего бедного языка не хватит, чтобы передать, насколько горячо, – кто тогда услышит ваши молитвы? Никто. У вас была целая жизнь, но вы растратили ее понапрасну.
И потому я здесь, друзья. Наверху, в том прекрасном здании, что возвышается высоко над нашими ничтожными головами, Люцифер явил свой лик великому городу, забрав в ад душу человека – человека по имени Катфорт. В Откровении сказано, что в Судный день Люцифер открыто будет ходить по земле. И вот он пришел. Та смерть, на Лонг-Айленде, и эта смерть, здесь, – только начало. Нам дано знамение, и мы должны действовать, действовать немедленно. Еще не поздно. Склеп или же урна для пепла, черви или же пламя – поймите, между ними нет разницы. Когда ваша душа предстанет перед Судьей, что вы ответите? Я прошу: загляните в себя сейчас, в тишине, и в тишине судите самих себя. А затем мы вместе помолимся. Помолимся о прощении, пока мы здесь, в обреченном городе, где должно обрести искупление.
Гарриман почти машинально, не спуская глаз с Бака, достал из кармана сотовый и позвонил в фотоотдел. Оказалось, сейчас смена Клейна, и он понял в точности, что нужно Гарриману: никаких карикатур на религиозных фанатиков, наоборот – Бак будет выглядеть так, что читатели «Поста» проникнутся к нему почтением.
А уж когда читатель услышит речь Бака...
Гарриман убрал мобильник. Преподобный Бак еще не догадывался, что скоро – очень скоро – он станет героем первой полосы.
Глава 52
Влажная ночь благоухала. Где-то близко во тьме стрекотали сверчки. Д'Агоста следовал за Пендергастом вдоль заброшенного железнодорожного полотна между бетонными руинами. Было три часа пополуночи, и луна только взошла, накрыв город бархатным покровом.
На перекрестке рельсы закончились. Отсюда в обе стороны во тьму убегала сетка забора, в одной из дальних сторон которого едва заметно чернели силуэты деревьев.
Вслед за Пендергастом д'Агоста прошел вдоль изгороди несколько сотен ярдов, до самой рощицы. Там, на крохотной прогалинке, покрытой ковром из опавших листьев и бугорками старых каштанов, фэбээровец опустил на землю сумку.
– Приготовимся здесь, – сказал он.
Д'Агоста несколько раз глубоко вздохнул. Хорошо хоть взялся за ум после погони в Риверсайдском парке, но лучше бы он подумал об этом раньше. Пендергаст даже не запыхался.
Фэбээровец стянул с себя костюм, оставшись в черных штанах и рубашке, и стал аккуратно заворачивать одежду в пакеты, которые потом спрятал в сумку. Д'Агоста проделал то же самое.
– Вот, держите. – Пендергаст бросил ему баночку с маскировочной краской.
Черня лицо, д'Агоста изучал периметр забора. Слабее охраны и представить было нельзя: только порванный во многих местах ржавый забор, успевший провиснуть. Сняв туфли, д'Агоста надел пару тех, что дал ему Пендергаст: черные и плотно облегающие, с мягкой подошвой.
Агент ФБР достал «лес баер» и стал наносить краску на пистолет. Д'Агосту передернуло – кощунственно так поступать с прекрасным оружием!
– Вам придется сделать то же самое, Винсент. Малейший блик – и наблюдатель нас засечет.
Д'Агоста неохотно достал пистолет.
– Вы наверняка сомневаетесь, так уж ли все это необходимо.
– Была такая мыслишка.
Пендергаст надел пару черных перчаток.
– Винсент, забор – это обманка. Здесь несколько кругов охраны. Первый – чисто психологический. Не сомневаюсь, он же – одна из причин, по которым Баллард выбрал именно этот участок.
– Психологический?
– Здесь когда-то располагалась «Il Dinamitifico Nobel», одна из фабрик Альфреда Нобеля по производству динамита. – Пендергаст взглянул на часы. – Ирония судьбы: Нобель учредил Премию мира, а состояние сделал на жесточайшем изобретении в истории человечества.
– Вы про динамит?
– Да. Динамит в семнадцать раз мощнее пороха. Он совершил революцию в мире военных действий. Мы привыкли к массовому убийству, Винсент, и попросту забыли, на что была похожа война, когда использовались обыкновенный черный порох, пушки и ядра. Они ужасны, не спорю, но не имеют ничего общего с сегодняшним днем. Артиллерийские снаряды и бомбы взрывают целые здания, мосты, фабрики. Когда появились аэропланы, бомбы стали ровнять с землей целые жилые кварталы, жечь города, убивать тысячи человек. Мы говорим о ядерной угрозе, а ведь, по сути, динамит и его производные убили и искалечили людей больше, чем атомное оружие, которому, наверное, еще только предстоит наверстать упущенное. – Фэбээровец вставил обойму и тихо передернул затвор.
– Вы правы.
– Когда Нобель получил патент на свое изобретение, на пике успеха, у него по всей Европе были сотни динамитных фабрик. Заводы строились вот в таких лагерях: как бы бережно люди ни обращались с материалами, порой происходили несчастные случаи. Рабочие гибли сотнями. Нобель размещал предприятия в районах, доведенных до нищеты, и таким образом получал неиссякаемый источник рабочей силы – отчаявшихся бедняков, которые становились расходным материалом. Эта фабрика была одной из крупнейших.
Пендергаст махнул рукой в сторону темноты за забором.
– Если бы не один любопытный случай, Нобель так и вошел бы в историю, как бесконечно жестокий человек. В тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году умер его брат, и европейские газеты ошибочно написали, будто бы умер сам Нобель: «Гибель торговца смертью» – так они сообщали в заголовках. Нобель поразился, прочтя собственный некролог, и понял, каким его запомнят. Тогда он основал премии своего имени – включая Премию мира – и отошел от того, что сослужило бы ему ужасную службу перед лицом суда истории.
– Похоже, сработало, – пробормотал д'Агоста.
– А теперь самое главное. Ко времени, когда эта фабрика закрылась, от взрывов погибли сотни рабочих и еще тысячи загубили здоровье: химикалии, которые использовались в производстве, чрезвычайно вредно влияли на мозг. Теперь это место считается проклятым, местные жители его избегают. Пока семь лет назад Баллард не купил эти земли, сюда не входил ни один человек.
– Баллард обратил репутацию места себе на пользу, – сказал д'Агоста. – Умно.
– Он получил средство устрашения. По крайней мере для местных. А вот нас ожидает система безопасности, и, возможно, весьма продвинутая. Что именно нас ждет, я пока могу только догадываться, ведь мои поиски, как вы знаете, не увенчались успехом. Но я припас инструменты, которые должны помочь.
Пендергаст вытащил из сумки ранец и забросил его на плечо. Еще он достал сегменты алюминиевой трубки и соединил их, прикрепив к концу небольшой диск. Затем подошел к забору, поводя устройством взад-вперед, и, достигнув изгороди, пригнулся к земле. На маленьком диске загорелся крохотный бледно-красный огонек.
– Ну вот. Здесь переменное электромагнитное поле частотой шестьдесят герц.
– Хотите сказать, ограда под напряжением? – спросил д'Агоста. – Вот эта рухлядь?
– Не сам забор. Однако сразу же по ту сторону, под землей, проходит пара проводов, чувствительных к движению. Если кто-то через них переступит, охрана об этом узнает.
– И как же мы их отключим?
– Никак. Следуйте за мной.
Спрятав сумки в зарослях, напарники крались вдоль забора, пока не достигли уязвимого места – больших дыр, грубо заделанных упаковочной проволокой. Встав на колени, Пендергаст ловко размотал проволоку, затем аккуратно просунул в прореху прибор и просканировал почву. На небольшом светодиодном экране диска загорелись цифры.
Втянув прибор назад, фэбээровец аккуратно убрал листья и почву, обнажив пару проводов. То же самое он проделал несколькими футами дальше. Достав из рюкзака пару зажимов типа «крокодил», соединенных с крохотными электронными устройствами, прицепил их к проводам с обоих концов получившегося отрезка.
– Что вы делаете?
– Это компенсаторы с зажимами. Они снизят наши электромагнитные показатели до уровня семидесятикилограммового дикого кабана с самкой. Животные сюда забредают часто. Уверен, охранники уже с ума сходят от постоянных нарушений периметра. А сейчас – быстро!
Они проползли в дыру. Пендергаст залатал прореху, вернув ей первоначальный вид, и снял с проводов зажимы. Затем другой палкой присыпал проплешинки над проводами опавшей листвой и, достав из рюкзака бутылочку, побрызгал из нее на землю. Донесся резкий запах.
– Разбавленная кабанья моча. Не отставайте.
Низко пригнувшись, они пробежали вдоль забора несколько сотен ярдов, пока не достигли густых зарослей, и как можно тише забрались внутрь.
– А теперь ждем обхода. Охранники наверняка экипированы приборами ночного видения и инфракрасными визорами. Поэтому не двигайтесь и держитесь как можно ниже. Решив, что это кабан, они надолго не задержатся.
Наступила тишина. В плотных зарослях было очень темно. Пендергаст держался так тихо и неподвижно, что д'Агосте показалось, будто напарник вовсе испарился. Только едва слышно шелестел ветер, да раздавались редкие вскрики ночной птицы. Прошло три минуты. Пять.
Д'Агоста почувствовал, как по ноге ползет муравей. Он уже потянулся, чтобы смахнуть насекомое, но Пендергаст прошептал:
– Нет.
Пришлось оставить муравья в покое.
Вскоре насекомое перебралось на голень. Перебегая с места на место, маленький исследователь, добравшись до ботинка, стал зарываться в носок. Д'Агоста пытался не думать о муравье, но тут у него защекотало в носу. Сколько еще ждать? Десять минут? Господи Иисусе, легче пробежать марафон, чем сидеть неподвижно!.. По ноге прошлось покалывание. Нужно было сразу сесть поудобнее. Сейчас ни пошевелиться, ни в носу почесать – а зудит так, что озвереть можно. Первый муравей, похоже, выполнил разведмиссию, потому что ногу штурмовала уже целая армия его сородичей. Покалывание усилилось, и икроножная мышца непроизвольно стала дергаться.
Вдалеке послышались голоса, сквозь листву замелькали огоньки. Голосов прибавилось, затрещала статика из уоки-токи вперемежку с отрывочными фразами на английском. Затем все стихло.
Д'Агоста ожидал, что Пендергаст вот-вот даст «отбой», но фэбээровец молчал. Мышцы д'Агосты ныли от боли. Нога онемела, а муравьи теперь ползали по всему телу.
– Порядок. – Пендергаст встал, и сержант, безмерно благодарный, вскочил, растирая нос и смахивая муравьев.
– Когда-нибудь, – взглянул на него фэбээровец, – я научу вас технике медитации, полезной для таких случаев.
– Знаете, очень бы пригодилось. Думал, умру.
– Мы прошли первый уровень безопасности. Впереди – следующий. Держитесь прямо за мной и ступайте след в след.
Они зашагали через заросли деревьев, Пендергаст по-прежнему сканировал почву прибором. Дальше было заросшее поле, а за ним – ряд разрушенных зданий, огромных кирпичных складов с остроконечными крышами и без дверей. Стены покрылись виноградной лозой – в тяжелом воздухе покачивались, будто кивая, темные головы пучков-отростков.
Пендергаст сверился с маленькой картой, и напарники двинулись к первому складу. Внутри пахло плесенью и сухой гнилью. Даже самые осторожные шаги будили эхо. Задняя дверь вывела на гигантскую площадку, окруженную строениями. Цементную поверхность, словно картинку-пазл, исчертили трещины, сквозь которые пробивалась темная растительность.
– А если у них здесь собаки? – прошептал д'Агоста.
– Сторожевые собаки – это прошлое. Они непредсказуемы, шумят и часто не на тех нападают. Собак теперь используют исключительно для выслеживания. Опасаться стоит намного более тонких вещей.
Они пересекли бетонную площадку. В листве шуршали ночные животные. На другом конце внутреннего двора между двух рядов разрушенных зданий протянулась травянистая аллея, окаймленная грудами каменной кладки, по которым расползались темные пятна плюща. Пендергаст пошел осторожнее, освещая путь маленьким фонариком. Пройдя аллею наполовину, он опустился на колени и стал изучать поверхность. Затем, подобрав ветку, пошевелил ею траву впереди. Ткнул сильнее, и ветка вдруг провалилась.
– Яма. Заметьте, здесь нет обходного пути.
– Западня?
– Несомненно. Но обстановка очень убедительная – антураж старой фабрики: если нарушитель упадет в эту яму и погибнет, виноват он сам.
– Как вы ее вычислили?
– Здесь нет кабаньих следов. – Пендергаст отбросил палку и развернулся. – Пройдем через одну из лабораторий. Осторожно: там могла заваляться бутылочка-другая нитроглицерина – стратегический ход, рассчитанный на излишне доверчивых. Будем считать, что это – следующий круг системы безопасности, Винсент, соблюдаем тишину и постоянную бдительность.
Они вошли в темный дверной проем, и Пендергаст посветил вокруг фонариком. Пол усыпали осколки стекла, и куски ржавого металла, плиточное и кирпичное крошево. Пендергаст остановился и знаком велел д'Агосте выйти наружу.
Через две минуты они вернулись на внутренний двор.
– Что там не так? – спросил д'Агоста.
– Слишком много битого стекла, разбросанного слишком равномерно, к тому же оно современное. Звуковая ловушка: малейший шорох – и собственные ноги выдадут нас сенсорам. Думаю, есть и датчики движения.
В зеленоватом свете фонарика лицо фэбээровца выглядело бледным, призрачным и слегка встревоженным.
– Что теперь?
– Вернемся к яме.
Пендергаст крался впереди, тыкая палкой, пока не нащупал яму. Тогда он лег на живот, аккуратно раздвинул траву и посветил в яму фонариком.
– Ждите здесь, – велел он сержанту, погасил фонарик и растворился во тьме.
Д'Агоста ждал. Пендергаст не сказал сидеть тихо и не шевелиться, но д'Агоста в напоминаниях не нуждался. Съежившись в чернильно-черной темноте, он едва смел дышать. Прошло пять минут. Напряжение взяло свое – сердце молотом колотилось в груди.
«Расслабься».
И вдруг – все так же тихо и внезапно – вернулся Пендергаст, неся в руках длинную узкую доску. Перекинув ее через яму, он предупредил:
– Дальше – никаких разговоров, только в крайнем случае. Идем.
Друг за другом они перешли яму шаткому импровизированному мостику. На том конце ждали заросли – еще гуще, словно темная стена. Напарники двинулись вдоль поросшей кустарником территории, затем свернули прямо на нее, найдя звериную тропку.
«Вот спасибо, кабанчики, – подумал д'Агоста. – Спасаете нам задницы».
Д'Агоста с Пендергастом медленно крались через густые заросли. Справа над ними нависла кирпичная стена – массивная, похожая на сооружение для защиты от ударной волны, пробитая в одном месте, наверное, старым взрывом. Напарники пошли через пролом, по-прежнему следуя кабаньей тропой. Д'Агоста едва видел Пендергаста, даже не слышал его: фэбээровец двигался, будто гигантская кошка.
Тропа вывела на широкий луг, где растительности слегка поубавилось. Знаком велев товарищу оставаться на месте, Пендергаст разведал местность. В дальнем конце виднелись силуэты разрушенных зданий, а за ними – едва заметные проблески света.
Пендергаст вытащил из кармана пачку сигарет, достал одну и, тщательно прикрыв ее руками, закурил. Изумленный д'Агоста наблюдал, как товарищ не спеша затянулся и выдохнул струйку дыма.
Не далее чем в трех футах блуждающая дымка раскрыла яркий луч голубоватого света. Лазерный луч. Высоты его как раз хватило бы, чтобы пройти кабану.
Пендергаст лег на живот в высокую траву и пополз, жестом велев следовать за ним.
Медленно и неуклонно продвигались они через поле. Время от времени Пендергаст останавливался, чтобы затянуться спрятанной сигаретой, выдуть струйку дыма и найти очередной лазерный луч. Откуда исходят лучи, понять было нельзя – поле окружали темные деревья да руины.
Через пять минут луг закончился. Затушив о землю окурок, Пендергаст поднялся и скользнул к одному из зданий. У черного провала на месте двери он зажег фонарик, который достал еще на ходу, и посветил внутрь. Луч на мгновение вырвал из тьмы длинный коридор и анфиладу комнат с зарешеченными входами – почти как в тюрьме. Потолок провалился, обрушив несколько стен, составляя лабиринт из крошева кладки, балок и плитки.
Пендергаст замер в дверном проходе, достал портативный измеритель и медленно двинулся внутрь. Казалось, здание может обрушиться в любой момент – время от времени д'Агоста слышал, как поскрипывают и постанывают балки и с шорохом осыпается штукатурка. И чем дальше, тем ярче становился призрачный свет в разбитых окнах дальней стены. Достигнув тех окон, Пендергаст с д'Агостой очень осторожно выглянули наружу.
Глазам сержанта предстал поразительный вид. Двойной забор, увенчанный спиралями колючей проволоки, огораживал залитую светом широкую лужайку. За рядами ухоженных кустов и цветочных клумб возвышалось новое здание – постмодернистская конструкция из стекла, титана и белой облицовки, сверкавшее в ночи. Дальше справа д'Агоста увидел сторожевую будку и ворота.
Они отошли от окон. Пендергаст сел, задумчиво привалившись спиной к стене. Прошло несколько минут, прежде чем он встал, жестом позвав товарища. Низко пригнувшись, они дошли до противоположной стены и вышли через боковую дверь. Плотные кусты и крыжовник разрослись так, что казались продолжением лужайки.
Д'Агоста с Пендергастом подползли к зарослям, когда фэбээровец вдруг замер. Быстро приближались голоса, во тьме шарил яркий луч света. Д'Агоста вжался в кустарник, молясь, чтобы одежда и краска на лице помогли укрыться.
Глава 53
Д'Агоста лежал неподвижно, не смея дышать. Луч света метался, пронзая листья и виноградную лозу. Голоса звучали совсем близко, можно было даже различить слова. Охранники – двое американцев – не спеша шли вдоль внутреннего периметра. Д'Агоста почувствовал внезапное, почти непреодолимое желание поднять голову, оглядеться. Но в этот момент луч света лег ему на спину, и д'Агоста замер как убитый. Луч задержался. Чиркнула спичка, потянуло сигаретным дымом.
– ...Настоящая сволочь, – произнес один охранник. – Если б не платил так хорошо, я бы уже давно свалил к себе, в Бруклин.
– Если и дальше так пойдет, – ответил второй, – мы все отсюда слиняем.
– Урод сбрендивший.
Второй согласно заворчал.
– Говорят, он живет на вилле, которая раньше принадлежала Макиавелли.
– Кому?
– Макиавелли.
– А, футболист? Новенький у «Сент-Луис рэмс»?
– Проехали. – Свет резко ушел в сторону. Сигарета описала дугу и шлепнулась рядом с левым бедром д'Агосты. Охрана пошла дальше.
Через минуту сбоку вынырнул Пендергаст.
– Винсент, я и предполагать не мог, что у них такая тщательная система охраны, – прошептал он. – Не то что промышленный шпионаж, здесь бессильно само ЦРУ. С моими инструментами внутрь не проникнуть. Мы должны вернуться и продумать новый план.
– Например?
– Мне вдруг стал интересен Макиавелли.
– Понял.
Они отступили тем же путем – через скрипящие и трещащие развалины. Казалось, на возвращение времени ушло много больше. На полпути Пендергаст остановился.
– Чувствуете запах? – пробормотал он.
Ветер изменился, и из дальней комнаты донеслась вонь разложения. Пендергаст включил фонарь, и в слабом зеленоватом свете стали видны останки небольшой лаборатории с обвалившейся крышей. На полу из-под груды балок виднелась полусгнившая кабанья голова с обломанными до пеньков клыками.
– Ловушка? – прошептал д'Агоста.
– Замаскированная, – кивнул Пендергаст, – под неустойчивое здание. – Луч фонаря обшарил комнату и остановился на дверном пороге. – А вот и спусковой механизм. Наступишь – и тебя завалит строительным мусором.
Д'Агосту передернуло – ведь каких-то десять минут назад он, беспечный, переступал этот самый порог.
Вздрагивая и замирая каждый раз, когда сверху раздавался скрип дерева, напарники преодолели оставшуюся часть помещения. Снаружи их ждало широкое поле, похожее на озеро черноты. Пендергаст закурил и, опустившись на колени, аккуратно двинулся вперед, вновь выдувая перед собой струйку дыма, до тех пор пока не проявился первый луч лазера – тонкий, словно росчерк карандаша. Вновь им с д'Агостой пришлось ползти.
На этот раз луг показался д'Агосте бесконечным. Позволив себе оглянуться, он пришел в ужас: позади осталась лишь половина пути.
В этот момент трава впереди заволновалась, и в поле зрения выскочила семейка зайцев: напуганные, они скакали в разных направлениях, убегая прочь, в темноту.
Пендергаст замер, затянулся сигаретой и выдохнул дым в ту сторону, откуда появились зайцы – возникли пересекающиеся лучи лазера.
– Вот какая неприятность...
– Они задели луч?
– Боюсь, что да.
– И что делать?
– Бежать.
Вскочив, Пендергаст заскользил по полю, словно летучая мышь в полете. Д'Агоста припустил следом, изо всех сил стараясь не отставать.
Пендергаст побежал не звериной тропой, а свернул к деревьям слева. Уже в зарослях д'Агоста услышал крики и рев моторов машин. В поле вспыхнули две пары автомобильных фар, в развалинах заметались лучи прожекторов.
Пендергаст и д'Агоста упали к самым корням и стали продираться сквозь дикую ежевику и подлесок. Через сотню ярдов Пендергаст развернулся на девяносто градусов. Рюкзак нещадно бил его по плечу. В ушах д'Агосты набатом стучала кровь.
Фэбээровец вновь резко сменил курс. Внезапно напарники оказались на старой дороге, заросшей травой по пояс, и побежали. Сержант выбивался из сил, стараясь не потерять товарища из виду. Дыхание почти сбилось, но адреналин и страх подстегивали.
Дорогу пересек луч прожектора, и Пендергаст с д'Агостой упали. Едва луч исчез, фэбээровец вскочил и побежал дальше – теперь в другую рощицу, в дальнем конце заброшенной дороги. В деревьях замелькало еще больше лучей, и сквозь мрачный воздух донеслось множество голосов.
Когда д'Агоста достиг рощицы, Пендергаст уже сверялся с картой, подсвечивая себе фонариком. Они побежали дальше, вверх по небольшому подъему. Деревья сделались гуще, и друзьям как будто бы удалось оторваться. Д'Агоста осмелел, появилась надежда, что они все-таки благополучно сбегут.
Рощица истончилась, и д'Агоста различил на небе россыпь звезд. Вдруг впереди словно из ниоткуда выросла необъятная чернота – стена двадцати футов в высоту. Заплесневелый кирпич был обвит ползучими растениями.
– На карте этого нет, – выдохнул Пендергаст. – Похоже, стену для защиты от взрывов построили позже.
Впереди в зарослях заплясали огни.
– Лезем!
Ухватившись за корень, фэбээровец подтянулся. Следом д'Агоста сгреб стебель, нашел опору для ног. Взбираясь, он торопился, и один из отростков выдрался из стены, обрушив поток прогнившего кирпича. Повиснув, д'Агоста вновь нашел опору. Пендергаст обогнал его, карабкаясь, словно кошка. По холму поднимались огни. Справа подбиралась еще одна группа.
– Быстрее! – прошипел Пендергаст.
Д'Агоста схватил еще один стебель, соскользнул, выписывая ногой кренделя. Снова зацепился.
Прозвучал выстрел, и пуля ударила в стену справа.
Еще рывок, еще опора.
Пендергаст нагнулся, схватил д'Агосту за запястья и потянул на себя. Высветив подножие стены, огни заплясали, плетя сумасшедшие узоры. Лучи прыгали на стену, били в спину и в лицо.
– Ложись!
Д'Агоста нырнул в заросли на поверхности стены толщиной почти в десять футов.
– Ползем.
Затрещало автоматическое оружие, засвистели пули, и на друзей посыпались срезанные стебли и листья.
Напарники достигли противоположного края стены и увидели еще больше охраны, с собаками – молчаливыми собаками на поводках. Новая очередь срезала растения сбоку.
– Господи! – Мгновение Д'Агоста лежал на спине, глядя на неподвижные звезды.
Внезапно послышался лай – собак спустили.
Голоса – мешанина английского и итальянского – доносились уже с обеих сторон. Снизу ударил мощный столб света. Охранники взбирались на стену.
Голова Пендергаста возникла у самого уха.
– Встаем и бежим. Держитесь середины стены.
– Нас подстрелят.
– Нас убьют в любом случае.
Д'Агоста поднялся и побежал, но разве это был бег?! Скорее, он продирался сквозь заросли.
Мелькали лучи света, грохотали выстрелы. Чей-то голос выкрикнул: «Non sparate!»
– Быстрее! – скомандовал Пендергаст.
Но было уже поздно – навстречу бежали темные фигуры. Д'Агоста и Пендергаст плашмя упали на кирпичную кладку.
– Non sparate! – прокричал тот же голос. – Не стрелять!
Позади на стену взобралась вторая группа людей. Напарников окружили. Съежившись в луже яркого света, д'Агоста чувствуя себя абсолютно голым и незащищенным.
– Eccoli! Вот они!
– Прекратить огонь!
Затем голос – тихо и хладнокровно – сказал:
– Вы двое, встаньте. Сдавайтесь, или мы убьем вас.
Глава 54
Локк Баллард смотрел из-за стола на прикованных к стене пленников – сукиных сынов в черных костюмах спецназа. Американцы как пить дать, возможно, из ЦРУ.
– Сотрите с них краску, – сказал он шефу службы безопасности. – Посмотрим, кто они такие.
Начальник охраны достал из кармана платок и резкими движениями очистил оба лица.