Огонь и сера Чайлд Линкольн
Бак сошел. Остальным пришлось дожидаться багажа, но преподобный был человеком свободным, без денег, без имущества, совсем как шесть лет назад, когда вышел в яркий солнечный день города Джолиет.
Не зная дороги, Бак последовал сквозь толкотню и спустился на эскалаторах. Пройдя через огромный автовокзал, он вышел на большую улицу, чувствуя, как благоговейный страх мешается в нем с силой духа.
Вспомнились строки из Беньяна: «Шествуя пустынею мира сего...»[42] Иисус провел в пустыне сорокдней и ночей, искушаемый дьяволом. Воистину Нью-Йорк был пустыней двадцать первого века, иссушающей души.
Отдавшись воле Христа, Бак пошел по тротуару, наводненному толпой. Перейдя широкую главную артерию, преподобный спустился по каньону переулка, затененного с обеих сторон высокими зданиями. Через несколько минут он вышел на следующий перекресток, где улица стала еще шире и где сходились дороги со всех сторон. Окруженный рекламными щитами, неоновым светом сорокафутовых вывесок, Бак понял, что стоит на Таймс-сквер. Он посмотрел на небо, и голова пошла кругом: среди этих железобетонных вавилонских башен так легко было поддаться соблазну – потерять вначале веру, затем – душу. Взгляд Бака вернулся к земле – к машинам, шуму и плотному потоку людей. И преподобному вновь вспомнились слова из Джона Беньяна: «...наш город будет сожжен небесным огнем, и мы все неминуемо погибнем, если не найдем тот единственный путь, которого я пока еще не знаю, но которым можно спастись от ужасной смерти».
Все потеряно. Все.
А может, и нет. Ходят же где-то здесь те, кто еще может спастись, – праведные люди с Господней благодатью в душах. Только они еще не знают об этом. «...но которым можно спастись от ужасной смерти». К ним и пришел Бак, чтобы отвести от опасного края. Прочих же сметет туда в мгновение ока.
Часы шли, и шел Бак. А город тянул к себе. Витрины, невероятная роскошь, дорогие автомобили зазывали подобно мифическим сиренам. Вот до Бака донесся смрад гниющего мусора, а вот его поманил аромат духов томной искусительницы в вечернем платье... Преподобный очутился во чреве зверя. Бог возложил на него миссию, поместив на сорок дней в пустыню.
Последние пять центов Бак потратил на автобусный билет, а ведь от самой Юмы он ничего не ел. Конечно, пост обострил ум преподобного, но если он намерен выполнить волю Господню, следовало найти пропитание.
Поиски привели его в бесплатную столовую Армии спасения. Отстояв в очереди, Бак получил тарелку макарон с сыром, несколько ломтиков мягкого белого хлеба и чашку кофе. Усевшись вместе с изгоями и молча приступив к еде, он вытащил из кармана потрепанную газетку, послание Бога, и, внимательно перечитав статью, наполнился силой и бодростью.
Вкусив простой пищи, Бак вышел, заново чувствуя упругость в шаге. Проходя мимо газетного киоска, он заметил заголовок «Нью-Йорк пост»:
КОНЕЦ БЛИЗОК
Сатанисты, пятидесятники и пророки конца света собираются у места дьявольских убийств.
Бак уже запустил руку в карман, но вспомнил, что деньги закончились. Как же быть? В заголовке, несомненно, Бог оставил следующую подсказку. В этом мире ничего не происходит случайно. «И ни одна птица не упадет на землю без воли Отца вашего...» – сказал Христос[43].
Бак нуждался в деньгах, в кровати – близилась ночь – и в смене одежды. Бог одевает лилии в поле, разве не оденет Он и его? Такова была жизненная философия преподобного. Однако Господь любил, чтобы и преподобный иногда проявлял инициативу.
Бак осмотрелся. Большое здание перед ним охраняли два каменных льва. Надпись гласила: «Нью-Йоркская публичная библиотека». Храм мамоны, собравший в себе аморальные книги.
Обогнув библиотеку, преподобный вышел к небольшому, но хорошо ухоженному парку. На скамейках сидели несколько человек: они уже разложили шахматные доски, однако друг с другом не играли. Казалось, они ждут, чтобы к ним присоединился кто-нибудь из прохожих. Баку стало любопытно.
– Сыграем? – спросил один.
Преподобный остановился.
– Пять долларов, – сказал игрок.
– За что?
– За блицпартию.
Бак уже отвернулся – ведь это же азартная игра, – но тут подумал: а что, если Бог так ему помогает? Игроки наверняка опытные, однако терять Баку было нечего.
Он сел. Противник сразу же сходил пешкой с d2, а Бак в отведенные десять секунд сделал ответный ход.
Через десять минут преподобный уже читал «Пост», сидя на скамейке в парке за библиотекой. В статье говорилось, что люди небольшими группами собираются у здания, в котором дьявол забрал душу человека по имени Катфорт. Был даже указан адрес: Пятая авеню, 842.
Пятая авеню. Легендарная Пятая авеню, мефистофелево сердце Нью-Йорка. Все сходится.
Бак вырвал из газеты кусок со статьей, сложил его вместе с предыдущим и аккуратно спрятал в карман рубашки.
Сейчас преподобный никуда не пойдет; как Давиду, ему нужно перепоясать чресла, собраться с духом. Бак пришел сюда не проповедовать – он пришел биться за мир.
Оставшихся четырех с половиной долларов даже близко не хватило бы заплатить за ночлег. Следовало умножить деньги, как Иисус умножил хлебы и рыбы, и Бак поразмыслил, чего можно ждать в помощь от Всевышнего.
До захода солнца оставалось несколько часов. Бак не сомневался, что Иисус поможет. Поможет обязательно.
Глава 46
Последним пристанищем Ренье Бекманна стал многоквартирный дом неподалеку от казенного кладбища, где Бекманн и был похоронен. То же самое говорилось в свидетельстве о смерти.
Пендергаст медленно провел машину мимо обветшалого здания и остановился у лавки, где продавали спиртное навынос. На передних ступеньках сидели старые пьяницы, наблюдая, как фэбээровец и д'Агоста выходят из машины.
– Милое местечко, – прокомментировал д'Агоста.
Шестиэтажное кирпичное здание гирляндами украшали ржавые пожарные лестницы, на протянутых поперек улицы веревках сушилось поношенное белье.
– Согласен.
– Интересно, вон те трое что-нибудь знают? – Д'Агоста кивнул в сторону трех пьянчужек, успевших забыть о пришельцах. Старички передавали по кругу бутылку крепленого.
– Вполне может быть. – Пендергаст жестом предложил товарищу следовать к ним.
– Что? Я?
– Конечно. Ведь вы человек улицы, говорите на их языке.
– Ну, раз так...
Снова оглядевшись, д'Агоста направился к лавке. Через несколько минут он вышел оттуда с бутылкой в коричневом бумажном пакете.
– Я так понимаю, это в дар аборигенам?
– С кем поведешься...
Пендергаст изогнул бровь.
– Помните наше маленькое путешествие под землей во время резни в метро? – подсказал д'Агоста. – Вы принесли бутылку в качестве валюты.
– Ах да! Чаепитие с Мефисто.
Д'Агоста легким шагом подошел к троим на крыльце.
– Ну как дела, парни?
Молчание.
– Я сержант д'Агоста, а это мой напарник, специальный агент Пендергаст, ФБР.
Молчание.
– Господа, давайте без выпендрежа. Я человек простой и даже не стану спрашивать ваших имен. Мы только хотим знать кое-что о некоем Ренье Бекманне, что жил здесь несколько лет назад.
Три пары слезящихся глаз продолжали смотреть мимо него. Один из алкашей закашлялся и, отхаркнув, впечатал комок мокроты точнехонько между своих ботинок.
С тихим шелестом д'Агоста извлек бутылку, и на стекле заиграл солнечный свет, дразня плавающими в янтарной жидкости кусочками фруктов.
– «Апельсиновое виски», – пробормотал, обращаясь к приятелям, старший пьянчужка. – А этот коп – мужик что надо.
– Бойтесь легавых, дары приносящих.
Д'Агоста оглянулся. Пендергаст наблюдал за ним, стоя в нескольких шагах позади, руки в брюки.
– Послушайте, ребята, – сказал д'Агоста. – Я вас очень прошу, не выставляйте меня идиотом перед тем федералом. Пожалуйста.
– О, – шмыгнул носом старший, – вот ты и произнес волшебное слово. Садись же.
Д'Агоста осторожно присел на липкие ступеньки. Старший пьяница принял бутылку, надолго приложился к ней и, выплюнув фруктовые кусочки, пустил пойло по кругу.
– И ты, друг, тоже, – позвал он Пендергаста.
– Спасибо, я постою.
Послышались смешки.
– Я Джедедия, – сказал старший. – Но ты зови меня Джед. Напомни, кого вы ищите?
– Ренье Бекманна.
Двое пожали плечами, зато старший кивнул:
– Бекманн. Звонкое имечко.
– Он жил в комнате 4С. Умер от рака почти десять лет назад.
Чтобы подстегнуть мыслительные процессы, Джед снова приложился к бутылке.
– Теперь я вспомнил. Это тот, который играл в картишки с Уилли. Уилли, кстати, тоже помер. Ну и спорили же они, – покачал головой пьянчужка. – Говорите, рак?
– Бекманн не рассказывал о своем прошлом? О семье, где жил, еще что-нибудь?
– Он был парень из колледжа – умный. Его никто не навещал, так что непохоже, чтобы у него была семья, дети. А вот девушка у него, похоже, была. Кей.
– Кей?
– Ну да. Он звал ее, когда бесился от злости. Проиграет Уилли и орет: «Кей Бискероу!» Мол, будь она здесь, он бы не опустился.
Пендергаст кивнул.
– У него остались друзья? С кем можно поговорить?
– Не думаю. Бекманн держался особняком. Он был какой-то депрессивный.
– Понимаю.
– А вещи покойников? – поерзал д'Агоста. – Куда их девают?
– Выбрасывают. Если только Джон не приберет кое-чего.
– Джон?
– Ага, копит барахло жмуриков. Странный он.
– А вещи Бекманна он не сохранил? – поинтересовался Пендергаст.
– Кто ж его знает. У него там под завязку набралось всякого дерьма. Комната 6А, верхний этаж, возле лестницы.
Поблагодарив старика, Пендергаст пошел к темному вестибюлю и дальше – вверх по деревянной лестнице. Ступеньки угрожающе скрипели под ногами. Уже на шестом этаже Пендергаст положил руку на плечо д'Агосте.
– Восхищаюсь вашей находчивостью, – сказал он. – Вы поступили умно, спросив о вещах. Может, и Джона возьмете на себя?
– Без проблем.
Д'Агоста постучался, и незапертая дверь со скрипом приоткрылась, – изнутри ее подпирала гора картонных коробок. Комнату почти полностью заполняли изъеденные жучками ящики, стопки книг и прочий разнообразный хлам. Пройдя внутрь, д'Агоста двинулся по узкому проходу между рассортированных вещей: старых картин, фотоальбомов, трехколесного велосипеда, подписанной бейсбольной биты.
В дальнем углу, под грязным окном, на кровати в одежде лежал седой человек.
– Джон? – позвал д'Агоста, и тот едва заметно кивнул.
На помятом осунувшемся лице светились желтые глаза.
– Мы хотим кое-что узнать. Потом мы уйдем.
– Что? – произнес человек тихим голосом.
– Джед сказал, что ты мог сохранить что-то из вещей Ренье Бекманна, который жил здесь несколько лет назад.
После долгой паузы желтые глаза указали на один из штабелей.
– В углу. Вторая коробка снизу с надписью «Бек».
Д'Агоста с трудом протиснулся к шаткой конструкции и наконец нашел искомую коробку: маленькую, всю в пятнах, заплесневелую и почти расплющенную.
– Можно взглянуть?
Джон кивнул.
Внутри оказались несколько книг и шкатулка для сигар, стянутая резинкой. Пендергаст взглянул на содержимое через плечо д'Агосты.
– Джеймс «Письмо из Флоренции», – пробормотал он, глядя на корешки книг. – Бернсон «Живописцы итальянского Возрождения»; Вазари «Жизнеописание наиболее знаменитых живописцев»; Челлини «Жизнь Бонвенуто». Похоже, мистер Бекманн интересовался историей искусства Возрождения.
Д'Агоста взял шкатулку для сигар. Резинка с треском порвалась, едва он попытался ее снять. Из-под крышки дохнуло пылью, сигарами и бумагой. Вместе с поеденной молью кроличьей цапкой внутри хранились золотой крест, старая открытка с изображением озера Мухед в штате Мэн, засаленная колода карт, игрушечный мотороллер «Корги», несколько монет, два коробка спичек и еще несколько памятных вещиц.
– Сдается мне, – сказал д'Агоста, – мы нашли сундучок с сокровищами Бекманна.
Кивнув, Пендергаст повертел в руках один из коробков с рекламной наклейкой на лицевой стороне.
– «Траттория-дель-Кармине»[44]. – Фэбээровец провел изящными тонкими пальцами по монеткам, прочим вещицам и достал книгу Вазари. – Рекомендуется всем, кто желает постичь искусство Ренессанса... Посмотри-ка сюда.
Он передал книгу д'Агосте. На форзаце небрежным почерком было написано:
Ренье, любимому студенту,
от Чарлза Ф. Понсонби-младшего.
Д'Агоста выбрал книгу наугад, и из нее выпала фотография. Моментальный цветной снимок: четверо юношей обнимают друг друга за плечи, а позади них – нечто похожее на мраморный фонтан в водяной дымке.
Д'Агоста передал снимок товарищу. Изучив его внимательно, Пендергаст вернул фотографию и сказал:
– Полагаю, крайний справа и есть Бекманн. Но узнаете ли вы его друзей?
Почти мгновенно д'Агоста опознал массивную голову и выдающиеся брови Локка Балларда. На других ушло чуть больше времени, однако Найджела Катфорта и Джереми Гроува д'Агоста узнал.
Он взглянул на Пендергаста – серебристые глаза агента ФБР светились решительностью.
– Вот она, Винсент, – связь, которую мы искали.
Д'Агоста вспомнил о человеке на кровати – тот лежал так тихо, что о нем почти забыли.
– Джон, можно мы заберем эти вещи?
– Для того я их и хранил.
– То есть? – удивился д'Агоста.
– Я храню вещи, которые они берегли, и передаю семьям.
– Кто это они?
– Те, кто умирает.
– И семьи приходят?
Вопрос повис в воздухе.
– У всех есть семьи, – промолвил наконец Джон.
Некоторые коробки прогнили и обесцветились так, будто пролежали здесь лет двадцать. Похоже, семьи хозяев не придут еще долго.
– Вы хорошо знали Бекманна?
– Он чурался всех. – Джон пошевелился.
– Его навещали?
– Нет.
Глядя на ломкие волосы хозяина комнаты, на слезящиеся глаза, д'Агоста подумал, что Джон прекрасно понимает близость конца.
Пендергаст взял маленькую коробку с вещами Бекманна под мышку и спросил:
– Мы можем что-нибудь для тебя сделать, Джон?
Тот покачал головой и отвернулся к стене.
Пендергаст и д'Агоста молча покинули комнату и спустились во двор. Прошли мимо пьяниц.
– Нашли, что искали? – спросил Джед.
– Да, – отозвался д'Агоста. – Спасибо.
Джед козырнул от брови, и д'Агоста ответил тем же.
– Что будет с вещами в комнате Джона, когда умрет он?
– Выбросят, – пожал плечами старик.
– Вот это я называю – плодотворные поиски, – сказал Пендергаст, садясь в машину. – Теперь нам известно, что Ренье Бекманн жил в Италии примерно в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году и что он хорошо говорил на итальянском.
– Как вы вычислили? – изумился д'Агоста.
– По той самой фразе: «Кей Бискероу!». Это не имя. «Che bischero!» по-итальянски значит: «Что за придурок!» Флорентийский диалект. Все монеты в коробке – итальянские лиры, датированные тысяча девятьсот семьдесят четвертым и ранее. Я не совсем уверен, но фонтан на том снимке выполнен в стиле неоренессанса.
– И все – по одной маленькой коробке с вещами? – покачал головой д'Агоста.
– Порой громче всего говорят именно мелочи.
«Роллс» отъехал от тротуара и стал набирать скорость.
– Винсент, – попросил Пендергаст, – будьте добры, включите лэптоп. Посмотрим, какой свет на нашу историю прольет профессор Чарлз Ф. Понсонби-младший.
Глава 47
Пока Пендергаст вел машину, д'Агоста через мобильную связь вышел в Интернет и запустил поиск по Чарлзу Ф. Понсонби-младшему. Уже через несколько минут информации набралось даже больше, чем нужно. Начать хотя бы с того, что профессор Понсонби, оказывается, вел курс истории искусств в Принстоне и одновременно состоял в Союзе обеспокоенных ученых.
– Где-то я о нем слышал, – нахмурился Пендергаст. – Понсонби, кажется, специалист по итальянскому Возрождению. Наверняка он успел добиться звания заслуженного профессора и, к счастью, до сих преподает. Винсент, не поищете ли его резюме?
«Роллс» въехал на главную магистраль Нью-Джерси и, плавно повысив скорость, вписался в послеполуденное движение. Тем временем д'Агоста зачитывал список назначений, наград и публикаций. Перечислять пришлось долго; больше всего д'Агосту злило, что Пендергаст требовал читать вслух – слово в слово.
Д'Агоста закончил. Поблагодарив напарника, Пендергаст достал сотовый и позвонил в справочную. Получив нужный номер, набрал его и коротко переговорил.
– Понсонби примет нас, – сказал он, убирая телефон в карман. – Правда, без особого желания... Мы уже близко, Винсент. Фотография доказывает, что все четверо встречались. Теперь надо точно узнать, где они встретились и – самое главное – что же произошло во время той судьбоносной встречи, что связало их на всю жизнь.
Пендергаст поддал газу. Д'Агоста украдкой глянул на него – в азарте товарищ выглядел словно гончая, взявшая след.
Через девятнадцать минут «роллс» уже катил по Нассо-стрит. Слева проплывали старомодные магазинчики, а справа посреди ухоженных лужаек возвышались готические здания студенческих общежитий. Пендергаст аккуратно припарковался и, скормив счетчику монетку, кивнул толпе студентов, выпучивших глаза на «силвер-рейт» 59-го.
Со стоянки Пендергаст и д'Агоста направились к массивным железным воротам, через которые вышли к гигантскому фасаду Файерстоунской библиотеки, самой большой в мире библиотеки с открытыми стеллажами.
У стеклянных дверей их дожидался маленький человечек с сальной седой шевелюрой. Именно таким д'Агоста и представлял себе профессора Понсонби: суетливым, старомодно одетым педантом. Не хватало только вересковой курительной трубки.
– Профессор Понсонби? – обратился Пендергаст.
– А вы агент ФБР? – прогнусавил ученый, демонстративно взглянув на часы.
«Опоздали-то на три минуты», – подумал д'Агоста.
– Да. – Пендергаст пожал Понсонби руку.
– Вы не сказали, что с вами придет полицейский.
Д'Агосте очень не понравилось, как профессор произнес последнее слово.
– Разрешите представить: мой напарник, сержант Винсент д'Агоста.
Профессор с видимой неохотой пожал д'Агосте руку.
– Должен сразу предупредить, агент Пендергаст, мне не очень-то по душе эта встреча. Не пытайтесь меня запугать и выспрашивать о бывших студентах.
– Не стану. Где нам можно поговорить, профессор?
– Вон там, на скамейке. Я бы не хотел видеть агента ФБР и полицейского у себя в кабинете. Не возражаете?
– Не возражаем.
Твердым шагом профессор направился к скамейке и там, усевшись, закинул ногу на ногу. Пендергаст присел рядом, и для д'Агосты не осталось места, так что он встал напротив них, скрестив руки на груди.
Понсонби достал из кармана вересковую трубку, вытряхнул остатки табака и стал набивать ее заново.
«Вот теперь, – подумал д'Агоста, – он настоящий профессор».
– Вы, – начал Пендергаст, – случайно, не тот Чарлз Понсонби, который выиграл медаль Беренсона в области истории искусств?
– Он самый. – Профессор достал коробок спичек и прикурил, едва слышно зашипев табаком.
– И именно вы составили новый каталог работ Понторно с комментариями?
– Верно.
– Великолепная книга.
– Благодарю.
– Никогда не забуду «Кару Божью» в маленькой церкви, в Карминьяно. История искусств не знала отчета совершеннее. В вашей книге...
– Мистер Пендергаст, может, все-таки перейдем к сути дела?
Повисла пауза. Впервые обаяние Пендергаста потерпело неудачу. Понсонби явно не собирался обсуждать учебные дисциплины с ищейками.
– У вас некогда учился Ренье Бекманн...
– Вы упоминали об этом по телефону. Бекманн писал у меня дипломную работу.
– Тогда разрешите задать несколько вопросов?
– Почему бы вам не спросить самого Ренье Бекманна? Я не желаю становиться информатором ФБР.
Некоторые люди всеми фибрами души ненавидят государственный аппарат. Здесь даже лесть не поможет. Каждое их слово профессор будет парировать цитатой из законов о праве на частную жизнь и прочей ерундой.
– О, так вы не знали? – медовым голосом вкрадчиво произнес Пендергаст. – Мистер Бекманн скончался. Трагически.
Молчание.
– Нет, не знал... Как?
Сейчас бы закрыться Пендергасту, но вместо этого он подбросил еще один лакомый кусочек:
– Я только что с эксгумации... Впрочем, это не самая подходящая тема для беседы, особенно если учесть, что вы с Бекманном не были особенно близки.
– Кто бы ни сказал вам такое, он располагал неверными сведениями. Ренье был одним из моих лучших студентов.
– Как же получилось, что вы не знали о его смерти?
– Мы, – профессор поерзал, – потеряли связь, когда он вышел из стен университета.
– Жаль. Значит, вы не в состоянии нам помочь. – И Пендергаст сделал вид, что собирается встать.
– Он был блестящим студентом, одним из лучших. И... и очень разочаровал меня, сказав, что не хочет поступать в магистратуру. Его тянуло в Европу, в собственный образовательный тур – нечто вроде странствий, не имеющих под собой академической почвы. Я этого не одобрил. – Понсонби помолчал. – Могу я спросить, от чего он умер и зачем понадобилась эксгумация?
– Увы, эта информация доступна лишь семье мистера Бекманна или его друзьям.
– Поверьте, мы были очень близки, а когда расставались, я подарил ему книгу. За сорок лет преподавания я удостоил такой чести лишь пятерых или шестерых студентов.
– Это было в тысяча девятьсот семьдесят шестом году?
– Нет, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом. – Довольный, что смог поправить, профессор вдруг посмотрел на Пендергаста, и взгляд его резко переменился. – Только не говорите, что его убили... Ведь его не убили?
– Профессор, получите разрешение от семьи и... Ведь вы наверняка кого-то знаете?