Проклятие скифов Пономаренко Сергей

3

Олег был немного знаком со следователем Павленко по прозвищу Ниро Вульф, поэтому решил начать поиск пропавших драгоценностей с беседы с ним. К его удивлению, Павленко сразу откликнулся на просьбу встретиться и пригласил к себе в кабинет.

Несмотря на крутой подъем улицы Сквозной, Олег шел быстро, ловко маневрируя между прохожими на узком тротуаре. Ему все еще казалось странным и даже смешным то, что он согласился на сумасбродное предложение Илоны заняться поиском пропавших драгоценностей и теперь тратит время на это неперспективное дело.

Трехэтажное здание райотдела милиции располагалось за школой. Здесь были очень высокие потолки, что указывало на довоенную постройку, и перегороженные тесные помещения. Олег испытал чувство, подобное ностальгии, когда увидел знакомую обстановку, озабоченное лицо оперативного дежурного, разговаривавшего по телефону за стеклянной перегородкой. Все тут было привычным и родным. Может, все-таки вернуться на службу?

В небольшой комнатушке стояло три канцелярских стола, но кроме Павленко здесь никого не было. Олег обрадовался — он не хотел, чтобы еще кто-нибудь знал, чем он сейчас занимается.

Павленко сразу включил электрочайник и достал початую банку растворимого кофе.

— Ты, я слышал, у Капустина работаешь?

— Уже нет — ушел на собственные хлеба.

— Выходит, не сработались. А мне через полторы недели на пенсию — думал к нему пойти. Рекомендуешь?

— Нет — там только в дерьме будешь ковыряться.

— Мне здесь тоже не фасовкой печенья приходится заниматься.

— Ты спросил — я сказал. Дело хозяйское. — Олег пожал плечами.

Павленко достал из сейфа наполовину полную бутылку коньяка.

— Тебе как — в кофе или отдельно? Коньяк хороший, марочный, закарпатский.

Олег хотел было отказаться, а потом решил, что немного расслабиться не помешает, и согласно махнул рукой.

— Понял. — Павленко налил ему чуть ли не половину стакана, а себе плеснул немного в кофе.

— Ну у тебя и дозы! — Олег вздохнул, но увидев нетерпеливый жест следователя, не отрываясь, выпил ароматную жидкость до дна.

Павленко тут же спрятал стакан.

— Теперь рассказывай, что тебя привело ко мне.

— Ты давал заключение по самоубийству Фроловой Любови Гавриловны. — Олег почувствовал, как кровь пульсирует в теле горячими толчками, и ему вдруг стало легко и спокойно. Даже обстановка чужого казенного кабинета показалась милой и уютной.

Следователь посмотрел на него с легкой усмешкой:

— Манюня сумела тебя обработать, и теперь все твои мысли об одном: как найти мифические сокровища.

— Почему мифические? Ведь она своими глазами их видела, а раз так, то…

— … то это было не самоубийство, а убийство с целью завладения ими. Найти человека, их похитившего, — значит, найти убийцу. Или наоборот, — закончил за него Павленко, добродушно улыбаясь. — В результате все увидят, что старина Ниро Вульф совсем сдал и ему и в самом деле пора на пенсию.

— Я и не думаю тебя подставлять — мне это ни к чему. — Олег пожал плечами. — Клиентка заинтересована в поиске драгоценностей, а не в выяснении того, что это было: убийство или самоубийство.

— Все это очень непросто. И дело не в том, что я пекусь о своей репутации непогрешимого следователя, прозванного Ниро Вульфом, — это имя он произнес с видимым удовольствием, — не только за габариты, но и за ум. Что ты думаешь делать, если тебе станет известно имя грабителя и, не исключено, убийцы этой любвеобильной старушки?

— Передам доказательную базу по убийству тебе, а дальше ты…

— Доказательств нет. Если это не самоубийство, а убийство, то оно было совершено идеально, с помощью лекарства. Даже если ты найдешь зацепку и выйдешь на убийцу, ловкий адвокат в суде докажет, что это несчастный случай в результате передозировки. Какое наказание предусмотрено по этой статье, ты знаешь. Думаю, что убийца все просчитал, поэтому, где прячет похищенные драгоценности, он тебе не скажет — это залог его скорого освобождения, а также сытой жизни в дальнейшем.

— Так ты тоже думаешь, что это было убийство? — озадаченно спросил Олег.

— Следователь обязан все время думать, но оперировать только фактами. В данном случае имеются лишь косвенные доказательства того, что некое лицо могло быть причастно к ее смерти.

— Косвенные улики — это не доказательства, — согласился Олег; легкое опьянение улетучилось благодаря напряженной работе мозга. «Павленко явно что-то знает, но темнит, недоговаривает. Видно, предстоящий уход на пенсию заставляет быть осторожным», — решил он.

— Вот именно. На первый взгляд это явная картина самоубийства. Любовь Фролова написала предсмертное письмо — графологическая экспертиза подтвердила, что это ее почерк, потом в одиночестве выпила бокал дорогущего французского вина — его она купила лично в валютном баре отеля «Днипро», в это вино добавила сильнодействующее сердечное лекарство, которое сама по рецепту приобрела в аптеке. После этого она отправилась в спальню и красиво обставила смерть — накрашенная и нарумяненная, в нарядном платье, легла на шикарную кровать из румынского гарнитура «Людовик XVI». Словом, бывшая актриса сыграла свою последнюю роль. И никаких прямых улик присутствия там другого лица!

— Переходи к косвенным, — нетерпеливо попросил Олег.

— Хозяйка была помешана на чистоте и уюте, но я обнаружил в гостиной шахматную фигурку — коня, она закатилась за ножку стола.

— Илона мне рассказала, что ее тетя любила играть в шахматы и преферанс — несколько странные увлечения для женщины, особенно первое, — заметил Олег.

— Верно, но она не разбирала шахматные этюды в одиночестве, бывало, даже играла при помощи телефона — ей всегда нужен был партнер. К слову сказать, по отзывам ее партнеров, она играла не очень хорошо, но не любила проигрывать. Это была одна из ее причуд — таким образом поддерживала в себе уверенность, что она женщина необыкновенная и очень умная. А при ее болезненной склонности к чистоте и порядку она не могла не заметить лежащей там фигурки, если только шахматную партию не играли незадолго до ее смерти.

— Решиться на самоубийство непросто, это могло нарушить ее обычный ритм жизни, и в чем-то она дала слабину, — возразил Олег.

— Согласен. Но созданная ею картина смерти в спальне меня сразу насторожила, там не хватало одной детали, для артистов весьма важной.

— Интересно, какой?

— В спальне не было цветов. А ведь заключительная сцена спектакля предполагает цветы и аплодисменты зрителей. Фролова была женщиной далеко не бедной и могла бы завалить комнату цветами. Это было бы так эффектно!

— Может, она этим хотела показать, что спектакль сыгран, но ее роль была не такой, на какую она надеялась, — отсюда отсутствие аплодисментов и цветов?

— Примерно так подумал бы и я, если бы участковый не нашел лепесток розы за тумбочкой возле кровати. Довольно свежий, не засохший. Могу предположить, что цветы все же были, но они предназначались для живой хозяйки, и их унес тот, кто не хотел, чтобы о его посещении узнали.

— Можно выдвинуть много версий, как там оказался лепесток розы. — Олег покачал головой.

— Есть третья косвенная улика, подтверждающая, что это хорошо продуманное убийство. Обставляя свою смерть так пышно, неужели она не подумала, как будет выглядеть, когда ее найдут? Было начало мая, уже довольно жарко, да еще закрытая квартира, — лицо могло стать безобразным, и тогда все ее усилия были бы напрасны. Любовникам она не доверяла ключи от своей квартиры, единственный второй ключ был у племянницы. Приняв яд, она не позвонила ей, не оставила дверь открытой. Ее нашли на вторые сутки, а ведь могло пройти значительно больше времени, и страшно представить, как бы она выглядела через неделю или даже больше. С племянницей она была в ссоре, и та могла длительное время не выходить на связь.

— Если только… — произнес Олег и замолчал.

— Да, я тоже сначала, грешным делом, думал на эту малютку, так как она единственная выигрывала от смерти своей тети. Ее рассказы о драгоценностях я принял за не очень умный ход. Она и мне предлагала заняться их поисками — я ее высмеял и выставил за дверь. Впереди у меня пенсия, и я хочу пожить как нормальный человек. Ездить на рыбалку, собирать грибы, наконец, просто смотреть телевизор, а не ломать голову над криминальными ребусами. Я посоветовал ей обратиться в частное детективное агентство, так что твой приход в какой-то мере спровоцирован мной. Надо ли ей ворошить старое, заниматься расследованием, если у нее рыльце в пушку?

— А если убийца и похититель драгоценностей — разные люди? — Олег принял на себя роль независимого эксперта.

— Не исключено. Но у девчонки железное алиби — в день смерти тети она была с друзьями-студентами на пикнике за городом, в лесу, и все время оставалась на виду. К тому же она не умеет играть в шахматы, и ради нее тетя не стала бы открывать бутылку дорогого вина. Лепесток розы, вино и шахматы — все это указывает на мужчину.

— Тогда кто-то из ее прежних любовников.

— Великолепная идея! — Павленко рассмеялся и достал из сейфа папку. — Вот, держи — здесь список ее бывших любовников, но предполагаю, что он далеко не полный. Это лишь те, кого мне удалось раскопать. Все они имеют на день смерти Фроловой железное алиби. Поройся, может, тебе удастся за что-то зацепиться. Если тебе будет нужен мой совет, то не стесняйся, старина, обращайся.

— Если ты так уверен, что это убийство, то почему не расследуешь дело сам? — поразился Олег, принимая папку.

— Прокуратура косвенные улики не приняла, опасается «глухаря». Меня руководство не поддержало, а, наоборот, потребовало, чтобы я не тянул время и остановился на суициде. Портить отношения с руководством перед пенсией мне нежелательно, — и Павленко горько улыбнулся.

4

Вернувшись домой, Олег с нетерпением раскрыл папку — в ней находились ксерокопии протоколов осмотра квартиры убитой, заключения судмедэкспертизы, решения прокуратуры об отказе в возбуждении уголовного дела, список подозреваемых и их алиби. Время смерти Фроловой, вследствие высокой в те дни температуры, было установлено неточно, допускалась погрешность в шесть-восемь часов. Первым в списке подозреваемых значился Рыков Вениамин Борисович, ныне заведующий Домом культуры в Феодосии, а полгода тому назад он работал помощником режиссера в одном из киевских драматических театров и сожительствовал с Фроловой. Прилагался список пассажиров утреннего рейса из Симферополя в Киев и вечернего — из Киева в Симферополь. Там же имелся ряд протоколов, объяснений, из которых следовало, что Рыков вечером в день смерти Фроловой организовывал концерт художественной самодеятельности в Симферополе, где сам выступал с номером — играл на аккордеоне. Съездить из Симферополя в Киев и обратно за такой короткий срок он мог только на самолете, а отсутствие его фамилии среди пассажиров дневного рейса из Киева было для него стопроцентным алиби.

Последний сожитель Фроловой, Иван Широкий, был ее любовником непродолжительное время, их связь была самой короткой из всех — меньше месяца. Он отличался устойчивой приверженностью к выпивке, невоздержанностью в выражениях, из-за чего и был изгнан. Широкий был машинистом сцены в том же театре, где раньше работал Рыков, и вечером занимался техническим обеспечением спектакля. В день смерти Фроловой он пришел на работу пьяным, о чем была составлена докладная записка руководству. На утро и день он имел алиби, подтверждающееся лишь его собутыльниками, с которыми пиршествовал в Гидропарке по случаю выданной зарплаты. Олега удивило, что Павленко поставил его фамилию в самый конец списка, хотя среди всех подозреваемых он имел самое хлипкое алиби.

Олег не выдержал — позвонил Павленко и обрадовался, что тот оказался на месте:

— Я тут хотел уточнить по поводу алиби Широкого…

— Понятно, — прервал его Павленко. — Можешь этим не заниматься. Широкий — конченый алкоголик с интеллигентной внешностью. Такой пошел бы на убийство, но не в день зарплаты, а когда денег нет. И настолько детально продумать все он вряд ли смог бы. Если не веришь, повидайся с ним — может, я ошибаюсь. Все, бегу, у меня своей работы достаточно.

Олег решил увидеться с Иваном Широким. Ведь если он будет во всем идти след в след за Павленко, то, как и тот, в итоге упрется в тупик. Надо делать и проверять самые невероятные предположения и, может, тогда к чему-нибудь удастся прийти.

Удостоверение в красной обложке было почти как настоящее «эмвэдэшное», за исключением того, что согласно ему Олег являлся частным юрисконсультом, и подтверждалось это соответствующей печатью, не гербовой. Мельком показанное удостоверение оказало гипнотизирующее действие на вахтершу. Олегу тут же дали провожатого — низенького веснушчатого мужчинку, говорившего несколько писклявым голосом. Это был заведующий реквизиторским цехом.

— Без меня вы запутаетесь в наших лабиринтах, — по ходу объяснял мужчинка, назвавшийся Альбертом Ивановичем. — Ведь театр — не только вешалка, фойе, зал и сцена. Очень много механизмов скрыто за кулисами, а большинство декораций подвешены на канатах, перемещаются с помощью элеваторов, имеющих с другой стороны контргрузы, калкаши. Чтобы вам было понятно, это мини-фуникулеры. Декорацию опускаешь вниз — контргруз наверху. Декорация наверху — контргруз внизу. А если взять поворотный круг на сцене…

Олега это не интересовало, и он прервал провожатого, направляя беседу в нужное русло:

— Вы так хорошо все знаете! Видно, работаете здесь давно?

— Да уж — третий десяток пошел, как я здесь. Пришел сразу после школы — думал артистом стать, но не вышло. А начинал я рабочим сцены.

— Какого вы мнения об Иване Широком?

— Человек как человек… — Веснушчатый мужчинка пожал плечами. — А вообще-то пьяница — все пропивает. Является на работу пьяным — все ему сходит с рук. Другого бы уволили давно.

— Почему такое снисхождение к Широкому? — заинтересовался Олег.

Веснушчатый понизил голос, оглянулся и торопливо произнес:

— Они с директором вместе учились на актерском, тот его и покрывает. Но никому не говорите, что это я сказал! — испуганно закончил он.

— А с директором я смогу сегодня увидеться?

— Нет. Он вчера уехал в отпуск — за границу, на две недели. А вообще у него отпуск большой, так что появится ближе к осени и тут же устроит разнос замдиректора Чайковскому за плохую подготовку к новому сезону. — И он снова испуганно сказал: — Но я вам…

— … ничего не говорил, — закончил за него Олег.

— Теперь нам надо будет немного помолчать — на сцене идет репетиция, — извиняющимся тоном попросил Альберт Иванович.

Они стали подниматься по деревянным лестницам круто вверх. В стороны уходили горизонтальные галереи, вдоль которых блестели смазкой вертикально стоящие рельсы и висели канаты. На третьем ярусе они пошли по горизонтальной галерее и вскоре столкнулись с мужчиной лет сорока пяти, в пропотевшей майке, плотно облегавшей мускулистый торс, и темных штанах спецовки. Его длинные волосы были заплетены сзади косичкой. На красивом мужественном лице, немного оплывшем в связи с возрастом и чрезмерным употреблением алкоголя, выделялись орлиный нос и горящие огнем глаза. С такой внешностью ему бы играть мушкетеров или пиратов, а не тягать канаты на задворках сцены.

— Ваня, тут к тебе гости, — елейным голоском произнес Альберт Иванович.

— Гостям мы всегда рады, а для врагов-недругов имеем шашку! — прогрохотал Широкий чуть ли не басом и махнул рукой, словно рубанул шашкой.

Веснушчатый испугался.

— Ваня! Репетиция же, — прошипел он.

— Физику учи, Альбертушка-Вертушка! Куда звук распространяется — вверх или вниз? Хочешь, сейчас крикну, а внизу меня не услышат? — предложил он, и Альберт Иванович, несмотря на полумрак, стал белым, словно мел.

— Ваня, не надо ничего делать! — попросил он и в тот же миг бросился по лестнице вниз.

— Чем я обязан вашему появлению в моих чертогах? — поинтересовался Иван Широкий, играя голосом, — то повышая, то понижая тембр.

— Я расследую обстоятельства смерти Любови Гавриловны Фроловой. Ведь вы были с ней достаточно близки?

— И я — тоже был, — трагически произнес Широкий, невольно вызвав в памяти Олега известную фразу Юлия Цезаря «И ты, Брут?».

— Что вы этим хотите сказать?

— То, что я был не один в ее списке. Вон Альбертушка, который вас привел, тоже пытался и даже был удостоен, но наутро с позором изгнан. А я сам ушел, и меня не гнал конвой.

— Я знаю, что в числе ее близких друзей был Рыков, который тогда здесь работал.

— Только ли он? Даже наш уважаемый директор, когда двадцать пять лет тому назад, будучи зеленым выпускником, попал сюда, не устоял перед ее чарами. Правда, в то время она была ничего, и ему пришлось потрудиться, чтобы снискать ее благосклонность.

— Она тогда работала дежурной?

— Да, левой стороны первого яруса, и ключи от директорской ложи были у нее. Предыдущий директор тоже был к ней неравнодушен, но его допросить не сможете — он уже на небесах.

— Как долго продолжалась связь с ней нынешнего директора Сомова, вашего однокурсника?

— Альбертушка наябедничал, что мы с Сомовым вместе учились?

— Давайте договоримся: вначале вопросы задаю я, а затем вы.

— Сомов у нее пожил недолго — месяц-два — и уехал работать в другой театр. Валера администратор неплохой, но артист был, скажу как профессионал, никудышный!

— Как же вы, такой талантливый, оказались здесь, тогда как он теперь директор? — не удержался от язвительного замечания Олег.

— Я был лучший на курсе, и все знали, что мне предстоит звездный путь. Поэтому я единственный тут задержался, но враги, плебеи, завидовали моему таланту, и мне не давали достойных ролей. Я стал возмущаться, но разве словом пробьешь стену? А во время очередной аттестации мне сделали ручкой. В насмешку предложили работать здесь, не ожидая, что я соглашусь. Но я, как Иисус, несущий свой крест, согласился, решив: пусть здесь, но зато рядом с Мельпоменой. Когда Валера стал директором, он предложил мне вернуться в артисты, но я не согласился. Ступивший на Голгофу должен пронести свой крест до самого конца!

— Где вы были в день смерти Фроловой?

— Вы не уточнили дату и время ее смерти, — издевательским тоном произнес Широкий. — Но мне это известно — предыдущий следователь меня просветил, поэтому отвечу: утром получил зарплату и в компании друзей отправился ее пропивать на Труханов остров — прекрасное тихое место. Если бы у меня было желание убить Любу, на что вы своими вопросами намекаете, то я бы это сделал именно там. Тишина, птички поют, природа! Вечером прибыл в театр, чтобы нести свою тяжкую ношу — до конца. — Он стал быстро тянуть канат, мышцы его рук вздулись, свидетельствуя о неплохой физической форме для его возраста. — Это подтверждает докладная Сидора Ивановича — моего начальника. Кстати, Альберт Иванович, Сидор Иванович — все они гниды! Может, это связано с тем, что они — Ивановичи? И мои дети тоже могут быть?..

И он застыл с открытым ртом, его лицо приняло дегенеративное выражение, но Олега не покидало ощущение, что Широкий устроил показушный спектакль, а сам наблюдал за ним трезво и расчетливо. Встреча с Широким не принесла ничего нового, лишь пополнился список подозреваемых новыми кандидатурами — нынешнего директора Сомова и веснушчатого Альберта Ивановича. Видно, неспроста Широкий подставил их, хотя директора — зачем? Ведь тот покрывает его. А может, он знает о Сомове такое, из-за чего тот вынужден терпеть все его выкрутасы? Надо было проверить алиби новых фигурантов, но как это сделать? Павленко было проще — за его спиной стоял закон и сложный, громоздкий, но эффективный механизм правоохранительных органов. Тому можно было задавать запросы и получать информацию от участковых, вызывать повесткой интересующих людей, а вот Олегу приходилось действовать в одиночку. И не мог он пугать людей фразой: «За дачу ложных показаний…», даже отвечать на его вопросы никто не обязан, и ничего с этим не поделаешь.

5

Размышления предполагают одиночество, желательно тишину, а еще лучше — чашечку кофе, а если куришь, то сигарету, и… список можно продолжить до бесконечности. Олег, размышляя, делал различные упражнения с пудовой гирей — многократно поднимал, перебрасывал ее из одной руки в другую, давал нагрузку на те или иные группы мышц. По его мнению, ускоренный бег крови по венам и артериям улучшал умственную деятельность.

Список подозреваемых довольно велик, и если проверять алиби каждого из них, это займет очень много времени, и нет гарантии успеха в поисках драгоценностей. Убийца — не уголовник, а человек, в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств решившийся на преступление. Большинство любовников Фроловой — альфонсы, приживалы, привыкшие паразитировать, жить за счет других. Убийца должен чем-то выделяться из этой массы, так как он способен на поступок, хоть и ужасный по своей сути, — на убийство во имя богатства.

Олег вновь просмотрел список, и его внимание привлек Антон Павлович Базаров. Не из-за колоритности сочетания имени и отчества известного русского классика с не менее известной фамилией персонажа романа другого классика, а из-за того, что тот был бизнесменом. Единственный небедный человек в этом списке, почти полностью состоящем из людей, близких к творческой деятельности и, как следствие, малообеспеченных. Базаров был руководителем и владельцем торговой фирмы. Его роман с Фроловой начался полтора года тому назад, был непродолжительным — три месяца — и закончился по инициативе Базарова, по крайней мере, он так утверждал. По всему выходило, что сорокадевятилетний бизнесмен, человек состоятельный, вдруг воспылал любовью к шестидесятилетней женщине, а потом так же внезапно остыл. Если концовка была понятна, то начало казалось весьма туманным.

На момент смерти Фроловой Базаров имел алиби. По свидетельству его секретаря, днем он находился в офисе, а вечером — в ресторане «Княжий двор» на Михайловской площади, где заранее была запланирована неофициальная встреча-посиделки с возможными компаньонами по бизнесу. Олег решил не очень доверять свидетельству секретаря, не узнав, насколько близкие отношения у нее с шефом. Что касается встречи в ресторане, то не было гарантий, что Базаров все время находился там и никуда не отлучался. Ресторан расположен недалеко от дома Фроловой, и, используя автомобиль, бизнесмен мог за полчаса провернуть всю операцию. Олег мысленно представил, как мужчина с внешностью Джеймса Бонда, улучив момент, вернее, по заранее намеченному плану, тайком покидает ресторан и мчится на автомобиле — дорога занимает от силы пять-семь минут. Заходит в квартиру будущей жертвы с букетом роз. Фролова ожидает его прихода, поэтому она в нарядном платье. Он сообщает ей что-то радостное, и она открывает бутылку дорогого французского вина. Мужчина незаметно добавляет в ее бокал фармадипин, резко понизивший давление, и ей сразу становится плохо с сердцем. Он помогает ей добраться до постели, делает вид, что вызывает «скорую помощь», в стакан воды вливает смертельную дозу того же лекарства и дает ей выпить. Женщина впадает в бессознательное состояние, но он, не обращая на нее внимания, достает и пакует драгоценности. В полчаса сложно уложиться, но при наличии сообщника, который остается и уничтожает все следы, — возможно.

Олег посмотрел на часы и прикинул, что успеет съездить в офис бизнесмена до окончания там рабочего времени. Было бы неплохо переговорить с секретарем и составить о ней свое мнение.

Офисное здание оказалось бывшим детским садиком, у входа сидели «секьюрити» в черной форменной одежде.

— Мне надо в компанию «Алабама», к господину Базарову, — важно произнес Олег.

Охранники переглянулись, и тот, что помоложе, ехидно усмехнулся:

— Тогда вам надо поехать в Алабаму. Три дня как господин Базаров со своей компанией съехали отсюда.

— Переехали в другой офис?

— А вы кто будете?

— Олег Попов, по вопросу трудоустройства — мне на сегодня была назначена встреча.

Лица охранников смягчились — от безработицы никто не застрахован.

— Не самую лучшую организацию ты выбрал, Олег Попов, — высказался охранник постарше, лет сорока. — А тот, из цирка, не твой родственник?

— Двоюродный дядя по троюродной тете. Как я понимаю, у «Алабамы» возникли проблемы?

— Проблемы у них были давно — сотрудникам постоянно зарплату задерживали, а теперь — полное банкротство. Базаров работников уволил, мебель из офиса к себе в гараж вывез. По кредитам он не рассчитывается уже более года, а банк жмет. Так что ищи другое место работы.

— Спасибо, пойду искать.

В папке Олег нашел домашний адрес Базарова и поехал к нему на площадь Победы, но нашел квартиру опечатанной. Это его насторожило, и, отыскав исправный таксофон, он позвонил Павленко. Тот чертыхнулся, но пообещал помочь. Олег решил далеко не уходить от чудом уцелевшего таксофона, ожидая, пока истекут оговоренные Павленко полчаса. Ему оставалось лишь бесцельно глазеть по сторонам.

Мегаполис, для которого недавно начались иные времена, был насторожен и даже растерян в ожидании грядущих оптимистичных перемен. Новую жизнь люди начали купонно-карбованцевыми миллионщиками, не разлучаясь с «кравчучками», твердо уверенные в стабильности зеленого доллара и в том, что двигатель прогресса — «купи-продай», а не развитие производства. Возле обменного пункта валюты, который половина населения называла на польский манер «кантором», как обычно, крутились подозрительные типы, предлагающие доверчивым ротозеям произвести обмен по выгодному курсу. Почти у самых дверей обменника пристроилась компания наперсточников, разыгрывая мини-спектакль, где каждому члену бригады была отведена своя роль. Недалеко от них прошел патруль «пепеэсников», делающих вид, что ничего не замечают. Новое время диктовало новые правила жизни, главным из которых было: обогащайся! Не сумел, не смог использовать свои возможности? Пеняй на себя!

Канул в прошлое принцип получения зарплаты. Теперь деньги, желательно твердую валюту, надо не получать, а добывать, и только от тебя самого зависит, что под этим понимать.

Олег тряхнул головой, отгоняя мысли, которые в последнее время все чаще его посещали. Для нового времени подходили беспринципные Капустины, а он таким быть не хотел. Конечно, то, чем он сейчас занимался, было не совсем законно, но он нашел себе оправдание. Да, его главная цель — найти драгоценности и получить свою долю, но помимо этого он поймает преступника, убийцу, и передаст его в руки правосудия через Павленко. Ему вспомнилось, что следователь назвал это идеальным преступлением. Идеальных преступлений не бывает, всегда найдется зацепка. Настроив себя столь оптимистически, Олег перезвонил Павленко.

— Базаров по уши в дерьме, — сообщил следователь. — Невозвращение банковского кредита, который он проконвертировал через предприятие-однодневку, сокрытие доходов и еще куча всего, помельче. Возбуждено уголовное дело, и странно, что он на подписке о невыезде, а не в СИЗО. Квартира, где ты его искал, под арестом, он теперь вернулся в свою прежнюю двухкомнатную квартиру, которую делит с бывшей женой и ее сожителем. Записывай адрес.

Бизнесмен, возглавлявший компанию под громким названием «Алабама», теперь проживал в районе Ветряных гор, в шестнадцатиэтажной «панельке», на девятом этаже. Лифт не работал, но Олега это не испугало, и он устроил кросс по лестничным пролетам. Его стремительный бег по темной пожарной лестнице спугнул целовавшуюся парочку, а мужчину в допотопных пижамных штанах заставил от неожиданности уронить полное мусорное ведро. А вот одинокая девица в легком халатике, с затуманенным взглядом, куря явно не табак, флегматично поинтересовалась: «От ментов рвешь? Помощь нужна?» Не останавливаясь, он жестом показал, что справится сам, а девица разогнала дым рукой и благоразумно удалилась. Достигнув площадки девятого этажа, Олег подождал пару минут, пока восстановится дыхание, а затем позвонил в дверь квартиры бизнесмена.

Открыла худая ненакрашенная женщина в банном халате и с бигуди на голове.

— Мне нужно видеть гражданина Базарова, — официально, строгим тоном произнес Олег, демонстративно переложив папку из одной руки в другую.

Женщина повернулась и крикнула:

— Редькин, пришли за тобой! Давай с вещами на выход!

Послышались скрип отворяющейся двери и возмущенный мужской голос:

— Клара, это уже не смешно!

Затем появился и сам обладатель голоса, в спортивном костюме «Адидас», нездорово полный, бледный, с залысинами в топорщившихся седоватых волосах. Увидев Олега, он опешил и, приняв теперь слова женщины всерьез, сразу сник.

— Я к вам, — строго сказал Олег, входя в прихожую и показывая удостоверение красного цвета.

— Давно пора, — позлорадствовала женщина и скрылась за ближайшей дверью, за которой сразу послышались глухие голоса — мужской и женский.

— Пройдемте в вашу комнату. Нам надо поговорить.

Мужчина с убитым видом прошлепал к двери в конце короткого коридора. Небольшая комната вмещала традиционную стенку импортного производства, журнальный столик и сложенный диван. Олег оглянулся в поисках стула, но не нашел.

— Сейчас принесу из кухни табуретку, — сообразил мужчина и стремительно вышел.

Олег осмотрелся, но ничего заслуживающего внимания не увидел. Но кто знает, может, в одном из ящиков шкафа лежат сокровища Фроловой и надо лишь руку протянуть? Может, стоит заглянуть, пока хозяина нет?

Размышления Олега прервало появление хозяина. Базаров принес два табурета, на один сел сам, а на второй указал Олегу.