Она уже мертва Платова Виктория
Расплывчатый ответ, как ни странно, вполне удовлетворил Маш, и она не стала развивать тему с хозяевами дальше. Лишь спросила:
– И зачем вы понадобились этому человеку?
– У меня есть кое-какие соображения. Но, с твоего позволения, я не буду их озвучивать. Пока.
– Отчего же? Ты можешь их озвучить. Где-нибудь в другом месте. В старухиной халупе. Или в пристройке у деревенского дурачка. Он тебя с удовольствием выслушает. И журналисточка – если захочет. А я попросила бы вас покинуть дом. С минуты на минуту должен появиться хозяин, и ваше присутствие крайне нежелательно.
– Бутылку прихватить?
– Что? – не поняла Маш.
– Бутылку, которую вы только что сперли. А то вдруг она вывалится у тебя из сумки? Риелтор с безупречной репутацией – и такой конфуз. Стыда не оберешься.
– Проваливай, – сквозь зубы прошипела Маш.
– Я, пожалуй, останусь. Вдруг тебе придет в голову спереть еще что-нибудь.
– Проваливай!!!
Все время, пока шла словесная перепалка, Белка пристально наблюдала за Шилом. Он снова удивлял ее. Вчера вечером это был провинциальный застенчивый недотепа, волю которого мог парализовать один лишь взгляд надменной старшей кузины. Сегодня в мастерской, посреди айвового изобилия, он показался Белке неуравновешенным и страстным, способным на необдуманный поступок. Шило проявил завидное хладнокровие в комнате-ловушке. А теперь к хладнокровию прибавился остро отточенный ум, и последние десять минут ее не покидало ощущение, что Шило знает намного больше, чем знают все присутствующие вместе взятые. Или, во всяком случае, связывает в своем сознании разрозненные детали и факты таким образом, что создается цельная и логичная картинка.
Белка же призвана бродить среди частей головоломки, без всякой надежды сложить их в единое целое.
– …Пошел вон отсюда! – Маш была в ярости, которая явно забавляла Шило.
– Который там час? – бросил он в пространство, и сам же первым отогнул рукав свитера, взглянув на часы. – Девятнадцать часов семнадцать минут.
– Вот именно. Ваше время вышло. Убирайтесь.
– Думаю, тебе не стоит ждать хозяина. Возможно, он и появится. Но только не сейчас.
– Откуда ты знаешь? – насторожилась Маш.
– Знаю. Просто поверь мне, и все. И можем выпить краденое винишко. Где-нибудь в другом месте, более приспособленном. Романе-Конти требует к себе уважения, так что не будем его разочаровывать.
Маш посмотрела на Шило с недоверием, а потом спросила:
– Что ты там лепил… Про возможное убийство?
– Оно могло уже случиться. А могло не случиться. А может случиться в самое ближайшее время. Я бы не хотел этого пропустить.
– Ты отвратителен.
– Неужели? Ты так хорошо меня знаешь, чтобы судить об этом?
– Успокойтесь, – вмешалась наконец Белка. – Мы все не слишком осведомлены друг о друге, но это ведь не главное…
– Это главное, – Шило резко обернулся к ней. – Ты можешь быть уверена, что эти двое чудесных людей, которых мы застукали за банальным воровством, – те, за кого себя выдают?
– Не поняла?
– Что это и есть Маш и ее братец Миккель? Те самые?
Маш картинно расхохоталась:
– У тебя все в порядке с головой? Встречный вопрос я могу задать тебе. Нынешнее ментовское дерьмо в стоптанных ботинках – тот ли это сопляк, что совал свой нос куда ни попадя двадцать лет назад?
– Вопрос принимается, – нисколько не смутившись, ответил Шило. – И я готов ответить на него. А остальные?
– Кого ты имеешь в виду?
– Киношников, к примеру.
– С этого места поподробнее.
– Говорю же – давайте переместимся в более удобное место для беседы. Холл на втором этаже подойдет. Ты ведь знаешь о нем, Маш.
– Допустим. Допустим, у меня есть план дома.
– Получила по электронной почте?
– Только не говори, что тоже получил его.
– Не говорю. Но мне хватило пяти минут, чтобы ознакомиться с планировкой. Идемте, и заодно найдем Ростика.
– Он тоже здесь? – не сговариваясь, хором спросили Белка и Маш.
– Увязался, – произнес Шило извинительным тоном. – Я оставил его в прихожей. Караулить вход.
– Мы его не видели, – сказал до сих пор молчавший Миш. – Странно.
– Он такой же любопытный, как и я, – успокоил всех Шило. – Наверняка бродит сейчас по комнатам… Как вы сюда попали?
Вопрос адресовался Маш, и вместо ответа она, порывшись в сумке, вынула сложенный вчетверо листок и протянула его оперу. Шило несколько секунд изучал его, одной рукой поскребывая небритый подбородок, что должно было означать крайнюю степень сосредоточенности:
– Угу. Винный погреб, бильярдная, кинозал… Странно, что не указан второй выход из погреба. Есть зимний сад, но комнаты в которой, мы с тобой были… – он поднял глаза на Белку. – Ее как будто не существует.
– Это подсобное помещение. Вряд ли его станут указывать на плане…
– Может быть… Но план довольно подробный. Кто-то не хотел, чтобы в нее попал наш вороватый риелтор. Но хотел, чтобы в нее попала ты.
Белка поежилась, и винный погреб со всем его содержимым поплыл у нее перед глазами. Ты должна взять себя в руки, детка, – сказала она сама себе. В конце концов, ей ничто не угрожает в кругу родственников. Да и одного умницы Шила было бы достаточно, чтобы оградить себя от неприятностей. Нужно просто не выпускать его из виду, и все образуется само собой. Конечно, если Сережа (Белка все еще надеялась, что дом принадлежит Сереже) каким-то образом даст знать о себе… Не таким причудливым и несколько унизительным, как было до сих пор… Она со спокойной душой оставит и Шило, и помчится на встречу к нему в любое указанное время и место.
Место уже указано, черт.
Вторую открытку ждать не приходится, залп с борта фрегата «Не тронь меня!» уже прозвучал.
– А это что за фигня? – громко удивился Шило, продолжая скользить взглядом по плану. – Что это еще за «домашняя часовня», на хрен?
– Никогда с таким не сталкивался? – поинтересовалась Маш.
– Ни разу.
– Возможно, хозяин – глубоко верующий человек. Что тебя удивляет?
– Вообще-то я думал, что он безбожник.
– Ха-ха! Судишь всех по себе?
– Ну, если тебя это действительно интересует… Лично я склоняюсь к буддизму. Реинкарнация, колесо Сансары и все такое…
– Надеешься в следующей жизни выбраться из нищеты?
– Зачем же ждать следующей? Я и в этой собираюсь приподняться.
– Ну да, ну да. Бабкино наследство. Я и забыла. Только и без тебя на него хватает соискателей…
– Как посмотреть, как посмотреть, душа моя.
– И смотреть нечего, – Маш приблизилась к Шилу и заглянула ему в глаза. – Нас ты не подвинешь. А если будешь пузыриться и высекать… Я тебе голову оторву.
– Бэнг-бэнг-бэнг, – произнес Миш, глядя в пространство, и Белка вздрогнула.
Шило не стал больше препираться с воинственной родственницей, спор увял сам собой, и все направились к выходу: Маш, за ней – семенящий и старающийся попасть в такт ее шагам никчемный Миш и Белка. Шило замыкал шествие.
Из винного погреба они попали на небольшую, застеленную ковровой дорожкой лестницу, после чего оказались в гостиной с креслами и маленьким инкрустированным столиком. Белка уже была в ней, и за время ее отсутствия ничего не изменилось: те же причудливые светильники, те же картины на стенах, те же чехлы на мебели. Не хватало лишь одной детали – маленьких шахмат. Кто-то заботливо убрал их со столика.
Ростик, внезапно осенило Белку. Больше некому.
Шило сказал, что Ростик увязался за ним и провел какое-то время здесь, в ожидании, пока появится брат. Вот только зачем ему понадобились шахматы и куда он подевался сейчас? Как будто прочитав ее мысли, Шило громко позвал:
– Ростик!
Ответа не последовало. Наверняка этому есть простое объяснение: корабельному механику надоело торчать в гостиной, и он поднялся наверх. И теперь ходит по комнатам в дальнем крыле дома. Ну а то, что сама Белка сразу направилась в зимний сад, не увидев маленькой лестницы, ведущей в погреб, тоже вполне объяснимо: шахматы, разбросанные на полу.
На секунду сверившись с планом, Шило двинулся к лестнице, за ним потянулись все остальные.
…– Ну что, вечеринка начинается?
Сказала Маш, оглядев бильярдную.
До того как попасть сюда, они прошли мимо комнаты, которая значилась в плане, как «буфетная», и Миш с Шилом разжились там бокалами и штопором. Рядом с буфетной находился кинозал – довольно просторная комната, посредине которой был установлен кинопроектор, а по стенам – развешено не меньше десятка колонок. Миш застрял возле стеллажа, уставленного коробками с пленками и кассетами разной величины – от допотопных вэхаэсок до небольших портативных «Sony» для видеокамеры.
– Глубокое ретро, – с видом знатока изрек он.
– Пожалуй, я бы поработал здесь киномехаником, – отозвался Шило, устроившись на краешке кожаного дивана. – Ну, что там у нас с репертуаром?
– Хрен его знает, – Миш пробежался пальцами по кассетам. – Какой-то Акиро Куросава. Японец, что ли?… О, тут и домашнее видео есть!
– Порнушка?
– Понятия не имею. Осталось найти видеомагнитофон и выяснить.
Сердце Белки – в который уже раз – забилось часто-часто. Японец Акиро Куросава прячется за иероглифами на руке Сережи, но где прячется сам Сережа?
– Хватит наглеть, – пресекла поиски магнитофона Маш. – Тоже… Бобики в гостях у Барбоса.
– И кто же у нас тут Бобик? – отозвался Шило.
– Ты, к примеру. Чистопородная дворняга.
– Я тоже тебя люблю. Как думаешь, насколько потянет это гнездышко?
– Прицениваешься?
– Не то чтобы…
– Чтобы купить его, одной реинкарнации тебе не хватит. И тремя не обойдешься.
– А вдруг я сорву джек-пот? Кто знает?…
Уже в дверях, на выходе из кинозала, Шило задержал Белку и шепнул ей:
– Я был неправ. Ты не сумасшедшая.
– Не понимаю…
– Эта твоя сундучная эпопея… Она имела место быть.
– Хочешь сказать…
Шило прикоснулся к Белкиному плечу, осторожно снял с него длинный волос и принялся внимательно изучать его.
– Поскольку ты у нас шатенка, а волос светлый, он явно не твой. И длина не совпадает. А блондинка у нас только одна – Аля.
Все так и есть. Белка – шатенка, Тата – коротко стриженная брюнетка, Маш красится в темно-рыжий или, скорее, медный цвет, наверняка чтобы скрыть седину. И лишь у Али светлые волосы, пусть и не такие длинные, какие были у Асты…
Белка снова возвращается к Асте, и – через нее – к книжному шкафу, заставленному томами «Анжелики», при ближайшем рассмотрении оказавшимися «Занимательной астрономией». Даже если предположить, что имел место розыгрыш, даже если отбросить явную его бессмысленность… Времени на то, чтобы выскочить из сундука, Але хватило. И чтобы подобрать ремень и спрятаться в саду – тоже. Но как она успела заменить книги в шкафу?…
Или Белке просто привиделась проклятая «Анжелика»?
Она не сумасшедшая, нет! Вот и Шило утверждает то же самое.
– У тебя уже есть какая-нибудь версия?
– Она была у меня с самого начала. Осталось уточнить кое-какие детали и понять, к чему все может прийти.
– А потом?
– Лучше спроси у меня, что мы будем делать сейчас?
– Что мы будем делать сейчас? – послушно повторила Белка.
– Запасемся поп-корном и посмотрим порнушку.
– Ты это серьезно?
– Более чем.
– И что… понимать под порнушкой?
– Сеансы разоблачения и саморазоблачения. Раздевание до трусов. Иногда это доставляет… Да?
– И… кто тут собирается раздеваться?
– Говорю же – посмотрим.
– А куда подевался твой брат?
– О нем не беспокойся. Найдется.
…До холла, разрекламированного Шилом, они так и не дошли – остановились на бильярдной. Зал в викторианском стиле, с дубовыми панелями, несколькими креслами и кожаным диваном так понравился Маш, что она пожелала остаться именно здесь.
– Ну что, вечеринка начинается? – провозгласила она. – Кто-нибудь хочет сыграть со мной?
Конечно же, Маш имела в виду бильярд. Русский, если судить по столу с узкими лузами.
– Миккель?
– Я пас, – откликнулся орудовавший штопором Миш. – Вечно проигрываю, и вообще…
– А ты? – Маш перевела взгляд на Белку.
– В жизни не держала в руках кия.
– Я могу, – подал голос Шило, и Маш громко расхохоталась:
– Да ты, я смотрю, на все руки от скуки. Прямо сказка, а не парень. Кому только такой достанется? Белка, ты обязательно должна прорекламировать это чудо в своих статейках. Очередь из девиц растянется до Магадана.
– Бери выше, до Аляски, – сказал Шило, направляясь к стойке с киями и шарами. – Только предупреждаю, играю я на среднем уровне. Любитель, так сказать.
– Тогда даю тебе фору в два шара.
– Это лишнее.
Миш, живо напомнивший Белке официанта из затрапезного сетевого кафе при автозаправке, обнес всех бокалами с Романе-Конти, и партия началась. Разбив пирамиду, Маш легко закатила в лузу первый шар, отпила глоток и мечтательно зажмурилась:
– Все тридцать три удовольствия сразу, надо же! Так о чем ты хотел нам поведать, Шило?
– О чем?
– Что якобы кто-то из нас – не тот, за кого себя выдает. Надеюсь, ты не имел в виду никого из присутствующих?
Шило осклабился, продемонстрировав отсутствие верхнего правого клыка, странно, что Белка до сих пор этого не замечала.
– Я помню тебя, душа моя. Хотя и прошло больше двадцати лет. Ты не изменилась.
– Спасибо за комплимент.
– Это не комплимент. Ты не изменилась. Просто постарела.
Маш, не ожидавшая такого вероломства от кузена, неожиданно промазала, и шар под номером девять стукнулся о бортик стола.
– Никогда не знаешь, чего ждать от деревенщины, – в сердцах бросила она.
– Тут ты попала в точку. Но я бы расширил ареал. Никогда не знаешь, что ожидать от близких родственников, где бы они не жили.
– Готовишь удар в спину?
– Пока просто удар, – кий Шила скользнул по «восьмерке». – Но для меня ты вне подозрений. И… как ты говоришь… Миккель – тоже. Ведь ты можешь поручиться, что он твой родной брат?
– Увы. А относительно нашей журналистки? Что скажешь?
– Полина Кирсанова – известное имя. К известному имени прилагается фотография в журнале. И эта фотография соответствует тому человеку, которого мы видим перед собой. Но даже если бы это было не так. И по какой-то причине я бы не видел фотографии. У той девочки, которую я помню, была привычка накручивать прядь на палец. И она сохранилась.
– Идиотство, – бросила Маш, внимательно следя за шарами на сукне.
– Вовсе нет. Можно сымитировать все, что угодно. Но не мелкую моторику.
– Не смеши.
– В том плане, что о ней нужно помнить постоянно. Или быть хорошим актером. Профессиональным.
– Кажется, у нас в семье есть профессиональные актеры. Поговори об этом с ними.
– Один, – уточнил Шило. – Один актер. Кстати… Ты была самая старшая из нас, Маш.
– Не самая. И прекрати мусолить мой возраст.
– Извини. Я хотел сказать, что ты была достаточно взрослая, чтобы запомнить всех тех, кто младше тебя…
– Этого еще не хватало! Буду я запоминать всяких шмакодявок.
– Твой брат думает так же? – Шило разговаривал с Маш так, как будто Миша не было в бильярдной, доле официантов из сетевых кафе не позавидуешь. Пустое место, зеро.
– Не вижу поводов, чтобы он думал иначе. Правда, Миккель? – не дожидаясь ответа, Маш снова переключилась на Шило. – А к чему ты, собственно, клонишь?
– Что скажет Белка?
– Я помню Тату. Она была необычным ребенком.
– А теперь?
– Что теперь? – Белка все еще не понимала, куда клонит Шило. – Она выросла, вот и все.
– И ты сразу узнала ее?
– Нет. Смешно, но поначалу я приняла ее за Алю.
– Почему?
– Откуда же мне знать… Между пятилетней девочкой и двадцатисемилетней женщиной не так много общего.
– То есть… Если бы Тата сказала тебе: «Привет, сестренка, я – Аля», ты бы поверила ей?
– Да, – Белка заколебалась. – Но…
– Да или нет?
– Да.
– Вот если бы у нее была какая-нибудь отличительная черта… Родимое пятно вполлица или татуировка…
– Татуировка у пятилетней девочки?
– Что-то меня занесло, – тут же поправился Шило. – Остановимся на родимом пятне.
– У Таты или у Али?
– Неважно. Речь идет всего лишь об опознавательном знаке…
– Насколько я помню, ни у кого из них не было никакого пятна. И сейчас нет.
– И я об этом. Они – самые обычные.
– Тата – необычная, – упрямо повторила Белка. – Поговорив с ней, я бы сразу поняла – это она. Когда-то она сказала, что бабушка – Моби Дик. Тебе бы пришло такое в голову?
– Моби Дик – это кит? – уточнил Шило.
– Да. Довольно странное сравнение для пятилетней девочки. Спорим, что в свои восемь, ты и понятия не имел о Моби Дике.
– Я и в шестнадцать не имел. И в двадцать пять. Но мы отвлеклись. Выходит, Тату ты узнала бы по нестандартному взгляду на мир?
– Можно сказать и так.
– А ты уверена, что этот взгляд не изменился? Разве не бывает, что дети, проявлявшие большие способности в раннем возрасте, со временем их утрачивали?
– Бывает.
– Сплошь и рядом, – подтвердила Маш. – А еще бывает, что те, кто был занозой в заднице, так ею и остаются. Я имею в виду тебя, Шило.
– Приходится оправдывать детскую кличку, что поделать.
– Это – не Татин случай, – почему-то разволновалась Белка.
– Ты так хорошо успела узнать ее за последние сутки?
– Я неплохо разбираюсь в людях, поверь. Одного разговора было достаточно, чтобы понять – она глубокий и ранимый человек.
– А если ты ошибаешься? – Шило смазал мелом кончик кия и снова прицелился. – Иногда такие ошибки могут стоит дорого.
– Прекрати нас запугивать, – не выдержала Маш. – И прекрати нести всякую околесицу. У меня от нее голова идет кругом. Тата, Аля, родимые пятна на физиономии… И, кстати, ты забыл упомянуть о толстяке.
– Да-да. Гулька был толстый, и это тоже можно считать отличительной особенностью.
– Но теперь-то он худой, – сказала Маш.
– И красивый, – добавила Белка.
– А ведь ничто не предвещало, что парень обернется Аполлоном, – заключил Шило.
– Они были слишком малы, чтобы чего-то от них ожидать.
– Вот! Вот я и услышал то, что хотел. Они были слишком малы. Это все, что вы можете сказать о них прежних. Других характеристик нет, так?
– Не понимаю, к чему ты клонишь?
– К тому, что представиться Алей и Гулькой мог кто угодно. Никто ведь не поддерживал связь с ними все эти годы. Или я неправ?
– Я сожалею, – Белка грустно улыбнулась.
– Да брось ты. Все сложилось, как сложилось. Мы – не самые лучшие родственники на свете. Признаем это и пойдем дальше.
– Вздор! – заявила Маш. – Все, о чем ты говоришь, – чушь и вздор. На кой черт совершенно посторонним людям приезжать сюда и изображать из себя неизвестно кого?
– Известно.
– Ну, и что это дает… посторонним?
– Ты забыла, зачем мы здесь собрались. Я бы даже сказал, слетелись, как стервятники.
– Бабкино наследство?
– Домик у моря.
– Наверное, сам факт наличия домика у моря потрясает твое утлое провинциальное воображение, – Маш была исполнена ничем не прикрытого презрения. – Но это не такие уж запредельные деньги. Тем более если разделить их на всех.
– На тех, кто будет присутствовать при оглашении завещания, – уточнил Шило. – Таковы были условия. Белка, например, собралась уезжать. Завтра утром.