Хозяин Древа сего Виноградов Павел

В темноте они отлично видели миниатюрную девушку, с решительным видом направляющую на них пистолет-пулемет узи, деревянный приклад которого упирался в хрупкое плечо, видимо, вполне привычное к такой функции.

Варнава спокойно повернулся и закрыл дверь на засов, другой рукой безошибочно находя выключатель. Вспыхнул свет, выявивший унылую прихожую, нисколько не скрывающую своего подвального статуса, и девушку, истово нажимающую на курок — действие совершенно бесплодное.

— Не получится, милая, — сочувственно произнес Аслан, наблюдая за усилиями дамы.

На даму, впрочем, была она сейчас совсем не похожа, скорее, на первокурсницу, собравшуюся на загородный пикник и не совсем понимающую, что туда положено надевать. Простые обтягивающие джинсы и распахнутая кожаная куртка для этого дела подходили отлично, а вот коричневая стильная кофточка, небрежно перетянутая лазоревой косынкой, а в особенности умопомрачительные ботфорты на высоченных каблуках — вовсе нет. Лицо под длинными светлыми волосами, удерживаемыми затейливо орнаментированным кольцом из светлой кожи, выражало раздраженную сосредоточенность:

— Блядь! — мрачно выдала девица, поняв, что стрелять автомат не собирается.

Со своими яростными глазами и широкими скулами была похожа на рассерженную рысь. Бросив бесполезное оружие, посмотрела на пришельцев с боязливым вызовом. Пальцы правой ее руки сложились в щепоть:

— Во имя Отца, и Сына и Святого Духа!

Она истово положила на себя крест, и выжидательно воззрилась на Продленных, но увидев, что ничего не происходит, с претензией спросила:

— Ну, и какого… вы не пропали? Навии должны пропадать от креста.

— Это потому что мы не навии, — мягко ответил Варнава. — И прекрати, пожалуйста, сквернословить, Ангелина.

— Откуда ты меня знаешь? — спросила все еще враждебно, но заметно вздрогнула.

— Сослужил как-то на праздник батюшке в твоем храме, принимал у тебя исповедь…

Она пристально поглядела не него. Глаза были голубыми, очень светлыми. Губы широкого рта сжались, выражая сомнение.

— Кажется, я помню… — произнесла неуверенно, потом добавила:

— Отца Исидора убили пиндосы, знаешь? Утопили в иордани на Крещение…

— Нет, — ответил Варнава, — меня долго не было в этой стране.

— Беженец, — презрительно скривилась девица. — Вот и сидел бы в своей Сибири гребаной…Или где ты там был, в Залесье? На…приперся?

— Это, наверное, мое дело. И перестань, наконец, материться, — строго сказал Варнава. — Нас ищут, если найдут, плохо будет и тебе. Так что помолчи, пожалуйста.

— Так это вы замутили на площади? Нечисть так и полезла! Она по мелочи не вылезет, видно, крутые вы…

Похоже, отношение девушки к пришельцам кардинально изменилось. Теперь неправильные, но привлекательные черты лица излучали энтузиазм. Однако Аслан резко прервал ее:

— Молчи!

— Они здесь, — повернулся он к Варнаве.

— Знаю, — отвечал тот напряженно. — Я поставил защиту, пока они не нас не чуют, но долго держать не смогу.

Аслан припал к глазку на обитой железом двери.

— Тсс, — прошипел он.

Ангелина приникла к щели между косяком и дверью.

— Господи! — ахнула, но Варнава зажал ей рот.

Перед дверью стоял эйнхерий.

Когда-то, видимо, это был королевский мушкетер, о чем свидетельствовал выцветший голубой плащ a la casaque со стершимися изображениями, в которых смутно угадывались белые кресты. Еще на нем был черный кожаный колет с тусклым позументом и черные же бархатные панталоны. Длинные усы обвисли, как и перья плюмажа огромной шляпы, эспаньолка была пегой от седины и грязи. Правая рука умело сжимала широкий кавалерийский палаш, из левой торчала опасная длинная дага. Открытые глаз смотрели в никуда, были совершенно белыми, как сваренные. Когда-то смуглая кожа стала вялой и синюшной. В остальном он бы смахивал на живого, не будь механической точности движений и истекающего от него ощущения зловещей, абсолютно не людской силы. Стоял неподвижно, лишь судорожно трепетали крылья огромного горбатого носа на ничего не выражающем узком лице — мертвец явно принюхивался. Но, очевидно, ничего не вынюхал, развернулся всем корпусом и размеренным шагом скрылся за углом, покидая дворик.

— Пронесло, кажется, — облегченно вздохнул Аслан.

— Я не могу больше держать защиту, — прошипел Варнава. — Сейчас брошу, и они быстро прискачут — ни хрена не видят и не слышат, но нюх отменный, это я в Шамбале понял.

— Сбрасывай, все равно Ветвь рассыплется скоро, если они тут задержатся. Прорываться будем.

Варнава резко расслабился и замер. Однако ровным счетом ничего не произошло. Они постояли несколько мигнут, чутко прислушиваясь. За дверью все было спокойно.

— Кажется, ушли. Совсем, — проговорил Варнава.

— Похоже, Дый не хочет валить Ветвь. И правильно — ты ему нужен живой… — отозвался Аслан.

— Что за тарабарщину вы несете?! — злобно и растерянно прошипела девушка еще сдавленным от недавнего ужаса голосом.

— Пойдем-ка в комнату, — вместо ответа велел Варнава.

На удивление, комната была довольно уютной. Стены, как в сауне, обитые деревянными рейками, навевали покой. Кроме большого шкафа, старого офисного стола, пары офисных же колонок с ящиками, нескольких продавленных стульев и календаря с изображением святого на стене, ничего больше не было. Аслан и Ангелина перекрестились на календарь, у Варнавы дернулась рука, чтобы последовать их примеру, но бессильно опустилась.

— Какой ты священник, если не крестишься? — строго спросила Ангелина.

— Я больше не священник, — буркнул Варнава, тяжело опускаясь на стул.

— Священник, священник, это у него пройдет, — прошептал на ухо Ангелине Аслан,

обнимая ее весьма привлекательной формы плечи.

Вообще девушка обладала отменной фигурой, которую Аслан, похоже, успел оценить. Было ей лет двадцать, и производила она двойственное впечатление искушенной в лихой жизни дамы-вамп, и одновременно играющей в космических рейнджеров мальчиковатой школьницы, угловатой и наивной, а сейчас еще порядком испуганной.

— Здесь жил один человек, — буркнула она, освобождаясь от аслановой руки. — Он не захотел служить пиндосам, и они отдали его этим…рабам Коркодела, на жертву. Он умер, но теперь хранит это место, пиндосы соваться сюда боятся. Мы здесь иногда скрываемся, если дела в центре.

— Мы?.. — переспросил Аслан.

— Русская городская герилья, — гордо вскинув голову, ответила девица. — Убиваем пиндосов и безбожников, которые им служат. И рабов Коркодела, конечно.

— Не рискуешь, рассказывая нам? — как бы между прочим спросил Варнава, катая по столу невесть как случившуюся тут старую-старую банку из-под джин-тоника.

— Вам можно, — важно сказала Ангелина. — Я всегда чувствую, кому можно… Кстати, наши зовут меня Гела.

— Я — Аслан, а это — Варнава. Отец Варнава

Варнава на это только покачал головой.

— А что я вам рассказывала на исповеди? — в лоб спросила Гела. Очевидно, вопрос давно вертелся у нее на языке.

— Тайна исповеди существует в обе стороны, ты разве не знала? — ровно проговорил Варнава. — И в любом случае я сразу после отпущения забываю, что мне рассказывают исповедуемые…

— А-а-а, — с уважением, но и с долей разочарования протянула она, и тут же сменила тему. — Вы кушать не хотите?

— Хотим, — с чувством ответил Аслан за обоих.

Варнава тут же вспомнил, что последний раз, когда ему предлагали поесть, он этого не сделал — когда Луна устроила в Шамбале роскошный фуршет. Пустой желудок сказывался — Продленные не могут умереть от истощения, но неприятные ощущения от голода у них те же, что и у Кратких.

— Да без бэ!.. — весело вскричала Гела, вскочила и принялась сновать по комнате.

Извлекла из шкафа старый электрический чайник, который сразу наполнила водой из-под крана. Появились также несколько пакетиков концентрированного супа, большой мешок сухарей, банка тушенки, которую Аслан тут же умело вскрыл острием своего меча. Сервировку дополнили несколько погнутых алюминиевых вилок и кружки, в изобилии стоящие на подоконнике вперемешку со старомодными стеклянными стопками.

Потребляли сиротский супчик с тушенкой, в основном, молча, только Гела непрерывно порывалась что-то рассказывать, сбивалась на другую тему и замолкала. Было видно, что сильно взволнована, но изо всех сил старается этого не показать. Варнава отказался от тушенки и мрачно макал сухарь в кружку с супом. После еды Аслан с хрустом потянулся и вытащил, было, трубку, потом, вспомнив что-то, спросил:

— Гела, а папирос тут не найдется?

— Ты что, косяк забить хочешь? Нам на передовой не положено…

— Так я и знал, папиросы есть, — засмеялся Аслан. — Гела, прелесть моя, папиросы предназначены для того, чтобы курить табак, а отнюдь не анашу.

— Первый раз вижу такого старпера, — насмешливо пожала плечами девушка, извлекая из ящика тумбы пачку с грубым подобием географической карты. — Папиросы с табаком курит, надо же…

Аслан, вовсе не обидевшийся на «старпера», хитрым образом смял картонный мундштук, зажег папиросу и затянулся с ликующим хрипом:

— Сколько Ветвей назад!.. — проговорил он невнятно из клуба дыма.

Другой рукой извлек из кармана куртки книгу, прихваченную из кабинета редактора, и вслух прочитал заглавие:

— «Политическая география построссийского пространства»… Мерзавец! — рявкнул злобно и несколько минут сосредоточенно курил. — Давно я так не злился, — произнес наконец. — Озверел, как крокодил, помноженный на осьминога.

— Не поминай этих тварей! — резко сказала Гела.

— Откуда они тут вообще? — спросил Варнава.

— Кто их знает… Жрецы Князя Коркодела были и до оккупации, все думали, просто идиоты. А когда пришли пиндосы, сперва в лесах находили растерзанных грибников, потом эти твари начали нападать на села, так, что некоторые вообще обезлюдели. А потом и в городе проходу от них не стало. Выяснилось, у них целая религия, говорят, древняя. Жертвы ему приносят… Людей. Правительство в их руках полностью. Пиндосы терпят, но даже им не очень нравится. Вместо Коркодела сманивают молодежь в растафари, музей на площади им отдали под храм. Так ведь он храмом и был когда-то. Истинной веры, — она набожно перекрестилась. — Другие храмы наши тоже или порушены, или какой-нибудь гадости отданы, на окраинах города несколько избушек осталось, так они под круглосуточным наблюдением, кто входит, кто выходит — всех на камеры. Боятся, гады, знают, что в подполье многие правильно веруют… Батюшки в катакомбах служат, как сто лет назад.

Она помолчала, собираясь с мыслями.

— В общем, как они добились разрешения установить это покрытие, не знаю. Такие вопросы в оккупационном штабе решаются, вообще-то. Может, на лапу дали — половину музеев уже ведь пиндосы растащили, а это х… фигово правительство наше остальное им раздает, — Гела передернулась от гнева. — Короче, установили, пока на нескольких площадях только в центре, но, похоже, весь город покрыть собираются. И как стали оттуда ящеры появляться, все поняли, что под бесовскую власть мы попали… Тогда и война пошла настоящая, до этого только так, отдельные мужики на свой страх и риск, воевали, в основном, офицеры бывшие. А после явления Коркодела многие в герилью ушли. Он сам, говорят, в реке одной живет, бывший князь, только злой очень был, вот и стал крокодилом поганым. А эти… — не удержавшись, она вновь вставила крепкое словцо, хотя теперь, похоже, старалась не ругаться при батюшке, — ему поклоняются, с его изображениями по городу ходят…

— Гела, скажи, пожалуйста, вот эта Русская городская герилья, это — все подполье? — поинтересовался Аслан.

— Да что ты! — Гела перевела на Аслана невинный светло-голубой взгляд.

Варнава со скрытой усмешкой отметил, что она пытается кокетничать с его приятелем.

— У комуняк свое, — продолжала она, — мы с ними почти не контачим. Свое у нациков, но среди этих полно сексотов. Есть даже ингерманландские группы, которые за независимость Ингрии от всех, в том числе и от пиндосов. С этими играем иногда — не очень вредные, даже забавные. Еретики, правда, но лучше это, чем Коркодел… Вообще, РГГ — самая известная группа, мы — активные, — она гордо вскинула голову. — Убиваем больше всех их, вместе взятых.

— А вы за что? — спросил Аслан.

— Мы — за Империю! — торжественно ответила Гела, как на уроке патриотизма.

— Молодцы, — кивнул Аслан и вновь взялся за книгу.

Почитав несколько минут, злобно заговорил:

— Нет, ты послушай только: «Скоропостижная смерть от сердечного приступа первого президента страны стала событием, запустившим механизмы распада. Власть принял вице-президент Луцкой…Законодательным актом парламент перенес столицу в сибирский город Энск… Луцкой, опираясь на армию, в одну ночь арестовал и расстрелял большую часть депутатов, и объявил личную диктатуру. Однако регионы отказали ему в лояльности. Местные полукриминальные элиты стали лихорадочно строить независимые образования. Был реализован проект «Сетевого государства»». Во дает! Самое бредовое развитие, какое можно было представить!

— А дальше что? — спросил Варнава, заинтересовавшись.

Аслан несколько минут полистал книгу.

— Вот карта с легендой… Так, доигрались. Смотри. Дальневосточная республика…Хм, даже название оригинальное придумать не смогли. Под покровительством Ямато… Приамурье — территория Поднебесной Империи. Надо думать… Великое Княжество Чукотское. Роман Первый Сирота, основатель династии Рабиновичей…

Аслан отложил книгу и несколько минут смачно и изобретательно матерился в пространство.

— А что, — пожала плечами Гела. — У него там, говорят, как на Аляске живут…

— Я ве-ерю, — сладко пропел Аслан и без дальнейших комментариев продолжил изучение карты.

— Сибирская Русь, столица — Энск. Это что?

— Вы, ребята, что, с дуба рухнули? — удивилась Гела. — Все же знают…

— А мы не знаем. И не спрашивай почему, — сурово буркнул Варнава.

Гела поглядела на него с интересом и смутным пониманием. Пожав плечами, сказала:

— В Сибири наши. Поддерживают РГГ деньгами, пытаются руководить. Только плохо у них выходит — своих проблем хватает. Но многие отсюда туда свалили, там спокойно относительно.

— Ясно. А Уральская республика?

— Говорят, бандюк на бандюке. Держатся за счет своей промышленности. С Сибирью дружат, но и с пиндосами заигрывают.

— Понятно. А Залесье?

— Совсем загибается. По бывшей столице на лошадях ездят, от крысиных стай отбиваются. Прыгают, как пиндосы скажут. Правда, беженцев им не выдают пока что.

— Кошмар! Так, вот ваша Великая Ингрия, вижу. Многовато что-то для Ингрии…

— Столько заглотить успели, когда этот ужас начался, — пояснила Гела. — Только вот морда у них от этого треснет, — добавила злобно.

— Оккупирована многонациональными силами по мандату ООН…Столица — Град Китеж? А это еще что?

— Да за пивом какие-то засранцы что-то такое придумали, а потом все подхватили и город переименовали. Радовались, будто их в рай бесплатно пустили. А потом и пошел рай по полной программе…

— Ну-ну… Поморье. Тоже оккупировано. А вот Ржечь Посполита почти в исторических границах. Какая встреча!.. Интересно, кого они сейчас высасывают? Литвы-то нет…

Сарказм Аслана способен был уже разъедать железо.

— Там тоже пиндосы всем заправляют, — пояснила Гела.

— Ясен корень… Казачья Украина. Граничит с Великой Татарией…

— И слава Богу, что граничит — вместе им отбиваться легче. Со всех сторон же давят…

— Да, вижу — Ржечь, а вот Трансильванский пашалык… А это что? А-а, ясно, Исламское государство Кавказ… Ну, дай Бог, отобьются, не в первый раз. ОПА! А вот это вызывают во мне злорадство. Объединенные Прибалтийские Амираты…

— Знаешь, Аслан, — Гела, кажется, совсем освоилась с новыми знакомыми, по крайней мере, с одним из них. — Я пиндосов, конечно, ненавижу, но если бы не они, пришли бы эти…из Европы, а это — кирдык… Впрочем, друг друга стоят…

— Страну надо было беречь, — сурово произнес Варнава.

— Вы это мне? — повернулась к нему Гела.

— Нет, себе… — ответил он и вновь замолчал.

— Ребята, — заговорила Гела, — мне ведь идти надо. Вы со мной?

Продленные переглянулись и безмолвно пришли к решению

— Нет, девочка, — сказал Аслан, — мы позже. Ты иди, а то с нами, пожалуй, опаснее будет.

— Я вас увижу еще? — спросила она, явно стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.

Правда, плохо у нее это получилось.

— Я тебя увижу, — заверил Аслан, глянув ей в глаза так, что она зарделась.

Почувствовав это, отвернулась и стала собираться — побрызгалась туалетной водой из сумочки, подняла автомат и спрятала под куртку, застегнув молнию до горла.

— Ну, я пошла. Дверь только закройте, когда уходить будете.

— Благословите, батюшка, — обратилась к Варнаве.

— Бог благословит, — чуть помедлив, ответил он, крестя девушке лоб.

— До свидания, Гела, рад был знакомству, — сказал Аслан.

— Пока, Аслан.

Она по-детски обворожительно улыбнулась и порхнула за тяжелые двери.

После ее ухода недолго молчали. Потом Аслан спросил:

— Ты правда ее исповедовал?

— Не ее, — ответил Варнава, — другую Тень. В моей Ветви. Была прихожанкой в моем храме. Тени связаны общей душой, я был почти уверен, что вспомнит что-то.

— Она Продленная, — сказал Аслан, просто констатируя факт.

— В Стволе, — кивнул Варнава. — Аслан, что ты хочешь? Забрать ее? Ты не сможешь продлить Тень.

— Есть способы… — протянул Аслан.

— Ах, да, — вспомнил Варнава. — Кстати, мальчик…

— С ним все в порядке, насколько я знаю, — как-то слишком быстро заверил Аслан.

— Вообще, если продленность ощущается у Тени, значит, она достаточно сильна и может притянуть общую душу, — продолжил он очень интересующую его тему.

— Хорошо. Но нам надо идти. Это существо в редакции направило их на ложный след, но если Дый нас учует, вряд ли снова отобьемся.

— Думаю, тихо пойдем к музею под видом патруля. Однако следует дождаться темноты. Лучше пока здесь побыть, — предложил Аслан.

— Ты прав, — согласился Варнава. — Можно поспать немного, не повредит.

— Поистине, — вздохнул Аслан, без лишних слов укладываясь прямо на пол.

Варнава последовал его примеру. Некоторое время лежали тихо.

— Аслан, — прервал вдруг молчание Варнава. — я знаю, кто ты.

Тот не отвечал, положив голову на сцепленные руки, глядел в грязный потрескавшийся потолок. Варнава продолжил:

— Я раньше часто удивлялся, почему никогда не встречал твою Тень. В моей Ветви твои родители были бездетны. А твои идеи высказал там совсем другой человек…

— Где бездетны, где имеют дочь, где младенец умирает, где вообще не женаты… —

проворчал Аслан. — Да, я тот, о ком ты вспомнил.

Теперь замолчал Варнава, связывая концы в свете последней информации. Потом спросил:

— И ведь это ты написал в Ветвях Трактат?

— Тоже не стану спорить.

Повернувшись на бок, Аслан сделал вид, что заснул. А может, и правда заснул. Варнава, во всяком случае, последовал его примеру.

Поднявшись несколько часов спустя — за матовыми окнами в ржавых решетках уже воцарилась густая тьма весеннего вечера, — стали собираться в темноте. Варнава, вроде бы, ничего не сделал, но через пару минут в подвале стояли два солдата оккупационных сил. Перед уходом Аслан прихватил початую пачку папирос.

На улице стояла сырая тишина. Небеса были еще по-зимнему красноваты. Город выглядел мертвым, фонари горели редко, примерно, каждый третий. Вязкий мрак свалялся в дальних углах, пялился из гулких подворотен. Окна не светились, словно жители опасались привлекать внимание. На улицах совсем не было машин, лишь изредка медленно проезжал джип, полный вооруженных солдат. Варнава услышал, как Аслан тихо бормочет:

С кем теперь равняться, с кем делиться?

И каким завидовать годам?

Воют волки и летают птицы

По холодным, мертвым городам…

Продленные свернули на площадь. Там уже все прибрали, покрытие вновь выглядело безобидной прихотью градоначальника, посетившего заведение Б. Пайкина. Ограда была уже установлена, ворота прочно заперты. Лишь резкий запах мокрого палева, несколько обгоревших балок, да обезглавленный всадник на пьедестале напоминали о творившемся здесь с утра. Все это скудно освещала пара фонарей, поразительно похожих на страшные усатые морды с огромными глазами, бьющими желтым огнем из зловещих зрачков.

Продленные осторожно миновали площадь, с отвращением ступая по «коркоделам», и углубились в тенистые аллеи за храмом. Сквер выглядел страшно запущенным и захламленным. Оба помнили его, как довольно пристойное место, где любили гулять многочисленные туристы. Сейчас многие кусты были вырваны, скамейки перевернуты, и вообще, похоже, новые власти вознамерились создать здесь городскую свалку.

Шли в основном молча, автопатрули на дороге не обращали на них внимание. До цели оставалось не очень далеко. Вдруг Аслан резко остановился и нырнул за большое дерево. То же самое независимо от него сделал Варнава. Впереди в кустах кто-то предостерегающе вскрикнул. Силами Шамбалы не пахло, Варнава установил обычную защиту от внимания Кратких, и они подошли поближе. В кустах был парень в черном спортивном костюме и вязаной, закрывающей лицо шапочке, с АКМ наготове.

— Никого, кажется, почудилось, — тихо и быстро проговорил он в рацию на плече.

Продленные обошли стража и увидели всю засаду. Человек пятнадцать, в такой же одежде, что и часовой под кустом, прятались за грудой картонных ящиков и прочего крупногабаритного мусора, особенно щедро наваленного по краю сквера, у проезжей части. Тускло поблескивали автоматы, у двоих были гранатометы. Рядом с бойцом, прятавшимся чуть поодаль, лежала внушительная труба ПЗРК. Это явно были городские партизаны, что и подтвердилось минуту спустя.

Из-за угла выехал приземистый танк оккупантов. Позвякивая и погромыхивая, в крошку давя асфальт, он величаво двигался к какой-то своей цели. До кучи грязных мокрых ящиков ему не было никакого дела. А зря. Бабахнуло, в толстую броню впился огненный палец. Танк содрогнулся, окутался дымом, из-под башни полыхнуло. Люк откинулся, но появившийся танкист тут же был срезан очередью. Больше никто не вылез. Зато вылетевший из-за того же угла джип принялся поливать засаду из пулемета. Выстрел второго гранатомета перевернул его, оставшихся в живых солдат посекли автоматные очереди и осколки ручных гранат. Над головами загудело — появились вертолеты. Их ждали — партизан с ПЗРК уже навел свой инструмент. Ракета ударила в корпус, машина взорвалась в воздухе. При этом Варнава вспомнил веселые фейерверки, часто устраиваемые здесь в то время, когда он покинул свою Ветвь…

Со всех сторон к месту боестолкновения неслись патрули. Партизаны готовились к отступлению. Один из них недвижно лежал на земле, двое были ранены. Труп оставили на месте, один раненый мог идти самостоятельно, но второй сидел на земле, держась за живот. Потом тихо повалился на бок. Партизаны переглянулись, один подошел к потерявшему сознание и снял шапочку, из-под которой рассыпались белокурые волосы. Это была девушка. Гела.

Подошедший расстегнул ей куртку и задрал кофточку. Глянув, покачал головой и вытащил пистолет. В этот момент Варнава обездвижил и его, и других инсургентов, а заодно и оккупантов, отрывших было бешеный огонь. Подскочив к окаменевшей группе, склонился над Гелой. Аслан уже был рядом. Поглядев, оба одновременно покачали головой, точь в точь как тот партизан. Пулеметная очередь насквозь прошила живот.

— Конец, — проговорил Варнава.

— Я могу… — начал Аслан, но монах прервал его:

— Я тоже. Но на это нужно время. А Дый вот-вот нас засечет. Если уже не засек.

— Возьмем с собой, — не задумываясь, решил Аслан.

— Да, — кивнул головой Варнава. — Это глупость, она умрет, раньше, чем мы перейдем, но да, мы попытаемся.

Гела открыла глаза. Казалось, близкая смерть размазала их, так, что они превратились в два неясных светло-голубых пятна.

— Вы не навии. Значит, ангелы… — прошептала она с трудом.

— Нет, — Аслан чуть не плакал.

— А кто? — она стала похожа на обиженную девочку, не получившую долгожданного подарка на Рождество.

— Мы не знаем. Наверное, просто люди, — уронил Аслан.

— Неет, — с улыбкой произнесла она совсем не слышно. — Вы — ангелы.

И потеряла сознание. Аслан потупил голову.

— Эйнхерии! — крикнул вдруг Варнава. — Берем ее и уходим!

Дыевы зомби спускались с красноватых небес откуда-то справа, и их было много, очень много.

— Чанг Шамбалин дайн! — грянул потусторонний клич Шамбалы, от которого, казалось, вся Ветвь сжалась и замерла в страхе.

Аслан схватил Гелу на руки, а Варнава его за пояс. Взлетели. Варнава выжимал из своего существа все, стараясь опередить настигающих. Снизу вновь раздалась стрельба — очнувшиеся партизаны и оккупанты вновь принялись за бой. Однако, увидев творящиеся в небесах ужасы, от страха перенесли огонь туда. На летящие пули эйнхерии не обращали никакого внимания, их целью была связка Продленных, уже подлетающих к знаменитому на все Ветви Музею.

Историческая площадь перед ним, ранее замощенная гладким булыжником, теперь вся была разорена. Груды вывороченных камней лежали по краям, рядом с упакованными в пластик стопами, похоже, это были приготовленные для укладки плиты «крокодильего» покрытия. Огромная колонна, возвышавшаяся в центре площади, пока стояла на месте, но как-то скособочилась, а, пролетая мимо, Аслан убедился, что она лишилась венчавшего его раньше ангела. Вместо него на поверженный город бесстыдно скалилась мерзкая морда Ящера Коркодела.

Музей был мрачен и темен, некоторые окна заколочены досками. Позеленевшие фигуры на крыше казались шеренгой мертвецов. Варнава влетел внутрь через одно из окон, настежь распахнувшееся при их приближении. Встав на пол, Аслан сразу уверенно побежал через анфилады роскошных некогда залов, сейчас темных и гулких. На стенах виднелось много пустых мест, там, где раньше висели картины. Гела безжизненно мотала головой, бегущий позади Варнава скорбно подумал, что друг его трудится зря.

Впереди раздался неясный гул, оба замедлили шаги и осторожно подошли к большому залу. Несколько человек при свете фонариков деловито заворачивали в полотна пластика огромную картину, похоже, только что снятую со стены. По не закрытому еще куску Варнава узнал великое полотно нищего севильского живописца, изображавшее событие, которое не видел никто из Продленных. Кроме него.

Деловитые люди перебрасывались друг с другом тягучими фразами на квакающем языке оккупантов, иногда из них вылетал скрипучий смешок. Рыжая женщина, светящая фонариком, жирная, нечистая, похожая на сытого тарантула, явно была из местного населения. Варнава вспомнил рассказ Гелы о разграблении музеев. Дама, хихикая, подавали мужчинам реплики на их языке, которым, впрочем, владела через пень-колоду. Кажется, была не вполне трезва.

Аслан понесся дальше. Варнава помедлил, обездвиживая группу Теней, и несколькими пассами водворил картину на место. Сделав еще кое-что, рванулся вслед за Асланом — приближались тяжелые шаги преследователей.

Они бежали по крутым лестницам, Варнава уже не понимал, куда, хотя неплохо знал этот оазис искусства. Из тьмы выступали витрины со странными вещами — большая лодка, хрупкий скелет в серой пыли, ржавое оружие.

Топот мертвецов приближался. Продленные ворвались в небольшой зал, заканчивающийся тупиком. В самом его конце возвышалась большая деревянная колесница.

— Туда, — прохрипел Аслан.

Варнава затылком почувствовал опасность, не останавливаясь, непрерывным плавным движением выхватил сразу удлинившийся посох и сделал выпад назад. Замахнувшийся было секирой громадный эйнхерий отлетел к стене. Аслан с девушкой на руках одним прыжком оказался в ветхой повозке, едва не развалившейся под такой тяжестью, и — исчез.

Монах бешено крутил посохом, не подпуская настигших их, наконец, врагов. Те, однако, напирали. Особенно докучал ему давешний мушкетер, работавший своим палашом с изумительной легкостью и грацией, которую не смогли скрыть даже механические движения зомби. Он приплясывал перед противником, ежесекундно меняя тактику и местоположение, нападал одновременно со всех сторон. Похоже, при жизни парень был великим фехтовальщиком. С тайным вздохом сожаления Варнава выбил из его руки клинок и сильно ткнул концом посоха. Эйнхерий отлетел и остался лежать, истекая черной кровью из развороченной груди. Варнава развернулся и тоже прыгнул между огромных колес. Ринувшиеся было за ним зомби тут же пропали из вида.

Оказавшись в полной темноте, он сразу рванулся вперед, выпав на белый свет, как из материнской утробы. Занималось утро — это все, что он разглядел. Вскочил с травяного покрова, на который свалился, развернулся в боевой стойке, не сомневаясь, что настырные покойники лезут за ним.

— Да нет, время есть, — раздался усталый голос Аслана. — Пока Дый им ускорение не придаст, перейти не смогут.

Варнава смотрел на колесницу, почти такую же, какая стояла в музее, только эта выглядела значительно новее, да деревянные прутья кабинки обтянуты были плотным войлоком, из-за которого он и не увидел сразу свет этой Ветви. Впрочем, долго любоваться величавой повозкой ему не довелось — щелчком пальцев Аслан вызвал из-под земли мощный огонь, разом охвативший ее. Спустя несколько секунд от колесницы остался лишь прямоугольник выжженной земли.

— Жалко, — проговорил Аслан, — хороший портал был. Ну да ладно, не один он… Зато эти теперь сюда не сунутся — если Дый попробует для них что-нибудь открыть, я сразу узнаю. И меры приму.

Говорил он тихо и удрученно. Рядом, на яркой зеленой траве, среди разноцветных звездочек полевых цветов, лежала Гела. Варнава сразу понял, что она мертва.

— Не донесли! — горестно вздохнул он. — Я немного надеялся…

— Я тоже, — уронил Аслан. — Очень.

Он положил руку на плечо девушки, словно ободряя ее перед дальней дорогой. Потом, как будто что-то вспомнив, насупил брови. Варнава вдруг понял, что он скажет сейчас нечто неприятное. Так и случилось:

— Послушай, Варнава… — начал, потом смолк, но все же продолжил, более или менее уверенно. — Ты — див. Ты можешь…

— Что могу? — сурово спросил тот, догадываясь, ЧТО.

— Варнава, сходи за ней, верни!

— Ты с ума сошел!

— Ты сын Дыя, а Дый — шаман…

— А я — священник!

— Недавно ты говорил, что перестал им быть…