Воспитание свободной личности в тоталитарную эпоху. Педагогика нового времени Ермолин Анатолий

Корни и крона: как не потерять социокультурный стержень, идя в ногу со временем?

«Моя Родина – СССР!» – каких-то 20 лет назад одна эта фраза заряжала миллионы людей надеждой и уверенностью в завтрашнем дне. Тогда было понятно, что Советский Союз – это и родина, и отечество, и государство, и нация. И вдруг в исторически ничтожный промежуток времени распался СССР, зашаталась Россия, а «отечество» и «государство» для некоторых стали чуть ли не взаимоисключающими понятиями.

В обиход прочно вошло слово «нация». О том, что оно означает, написаны многотомные исследования, я же пока ограничусь утверждением, что нация и есть та самая модель государственного устройства, при которой граждане не разделяют для себя родину и государство, считая, что это одно и то же.

С точки зрения социальной психологии нация – конкретная (обусловленная предыдущим историческим процессом) форма социокультурной идентичности граждан. Ближайшим синонимом заимствованного из западного лексикона слова «нация» при таком определении становится слово «народ».

Кстати сказать, столь активное стремление советской идеологической школы создать и ввести в обиход понятие «советский многонациональный народ как единая общность людей» было нечем иным, как попыткой сознательно сконструировать в границах СССР единую советскую нацию.

Воспитывая сегодня гражданина и профессионала, а особенно защитника отечества – офицера, контрактника или военнослужащего срочной службы, мы не сможем, да и не имеем права уходить от главных вопросов, определяющих социокультурную (национальную) идентичность современного россиянина.

Вопрос «Кто мы?» не так прост, как кажется на первый взгляд.

Знать, кто мы есть, – это четко понимать, откуда мы взялись, какого рода-племени наши дети, откуда «есть-пошла» наша родина – Россия.

Знать, кто мы есть, – это внятно осознавать такие невидимые смыслы, как то: ради чего мы живем, действуем, сражаемся и умираем. Или, точнее, уяснить: в чем состоят наши ценности и мотивация к проявлению воли?

И наконец, знать, кто мы есть, – это видеть, какой совместный проект мы как народ имеем на будущее. Ходорковский в своем германском интервью Дмитрию Быкову выразил очень важную мысль: «Распад страны происходит, когда у страны нет модели общего будущего – и тогда различные ее части начинают искать, где лучше»[51]. Украина уже на грани такого распада. А мы?

Тот, кто одновременно ответит на все эти вопросы, подарит стране национальную идею. Однако проблема в том и состоит, что одной и единственной национальной идеи – идеи «раз и навсегда» – не существует. Национальная идея всегда несет внутри себя не только прежние культуру, архетип и традиции, но и смелые, адекватные времени новации.

Найти национальную идею исключительно в прошлом абсолютно невозможно, позаимствовать – тоже. Настоящую национальную идею можно только вырастить из собственной культуры – то есть сконструировать смысл своего дальнейшего существования, хорошо осознав свою национально-государственную самобытность и спрогнозировав глобальные тенденции развития всей земной цивилизации.

Как нация мы постоянно загоняем себя в узкий загончик между западничеством и почвенничеством, то ли боясь, то ли стесняясь, то ли не рискуя использовать наше главное геополитическое преимущество: соединять через креативное проектирование все лучшее, что есть в каждой из культур.

Сегодня, когда корабль нашего отечества вновь подхвачен волной антизападничества, хочу привести слова Федора Михайловича Достоевского – писателя, которого трудно заподозрить в нелюбви к России: «Представьте, что человек подошел к безобразной куче сору, где наряду с песком, лохмотьями зарыто много драгоценностей… Он начинает перебирать кучу; он с силой отбрасывает лохмотья, песок, разную дрянь… Стоя в стороне, вы не можете не соглашаться, что называемое им дрянью действительно дрянь; вы готовы даже удивляться меткости его приговоров… Но беда-то в том, что этот метатель сору ищет не драгоценностей там, чтобы воспользоваться ими для себя, а старый, поношенный башмак…»[52]

Монументальная государственная пропаганда, безусловно, бывает эффективна, но обычно до первого боя, первого превозмогания чувства животного страха за собственную жизнь ради чего-то более значимого. Мой старший товарищ, писатель Леонид Жуховицкий, рассказывал, как, учась после войны в Литературном институте, однажды раскритиковал своего однокурсника-фронтовика за то, что в своем рассказе о войне тот слишком скупо написал о том, как советские воины поднимались в атаку с именем Сталина на устах.

Фронтовик смолчал, но в перерыве между лекциями подошел и тихо, но отчетливо произнес: «Леня, когда люди в атаку поднимаются, они матом орут». Уверен, «если завтра война», наши призывники, как и их навсегда оставшиеся молодыми деды, матерясь и харкая кровью, вновь и вновь будут подниматься в атаку. Афган и Чечня – тому наглядное подтверждение. Но сегодня стране нужна и другая идея: идея стратегического развития России. Идея, которая даст надежду, заставит бросить пить и колоться, поможет заняться собой, обустройством своей маленькой родины, ежедневным изобретением все новых и новых конкурентных преимуществ для России в экономике, здравоохранении, образовании, социальной жизни. А с этим у нас большие проблемы.

Персонифицированная на личностном уровне национальная идея – это всегда выборочное конструирование собственной идентичности. Так устроена психика человека, что ответы на вопросы «Кто мы?» и «Кто я?» ищутся одновременно и корректируются на протяжении всей жизни.

«Если я для себя, то зачем я? Если я для других, то кто я?» – задавался непростыми вопросами выдающийся польский педагог Януш Корчак, отказавшийся оставить своих маленьких воспитанников в момент их отправки из Варшавского гетто в нацистский крематорий.

Как и в случае с национальной идеей, персональная идентичность взрослого самодостаточного человека конструируется на протяжении всей жизни. Прекращение самоконструирования лишает современного человека возможности успешно адаптироваться к жизни в эпоху глобальных и одновременно скоротечных трансформаций социума.

И наоборот. Один из моих друзей, добившийся высочайших достижений в бизнесе, науке, культуре и на литературном поприще, как-то сказал: «Я тат – горский иудей из Дагестана. Мой народ очень маленький, и культура его очень специфична. Родился и вырос я в СССР, живу и добился успеха в постсоветской России, никуда уезжать не собираюсь, без русской культуры и особенно без ее литературы себя не представляю. Кто я? Кем себя могу ощущать после этого?»

Помолчав, мой товарищ произнес: «В своих собственных глазах как личность я воспринимаю себя носителем одинаково важных для меня составляющих: русской культуры, иудейской предприимчивости и кавказской отваги».

На мой взгляд, этот мудрый человек не только привел пример суперуспешной самоидентификации личности, но и продемонстрировал эффективнейший метод самоопределения, точнее – самоконструирования человека в сложном меняющемся социуме.

Какое это имеет отношение к проблемам воспитания? Прямое. Ведь если природа нации приобретает все более мобильный характер, то каждое новое поколение россиян (и не только их) объективно вынуждено искать и «переизобретать» вместе со стратегическим вектором развития страны и свою национальную идентичность, и свою национальную идею, не говоря уже о стратегии национального развития. И если раньше такая задача определяла суть межпоколенческих разрывов и противоречий, то нашим детям в течение одной жизни придется несколько раз «переизобрести» себя и свою Родину, не потеряв тот социокультурный стержень, который позволит им по праву называть себя россиянами.

Состояние гармонии мимолетно и неуловимо. Чтобы назвать себя «гармоничной нацией», мы должны научиться естественно и цельно вписывать себя между прошлым и обозримым будущим собственной родины в каждый конкретный момент своего существования, в тот самый «миг между прошлым и будущим», о котором поется в известной песне из фильма «Земля Санникова».

При этом мы должны быть готовы к неожиданным глобальным инновациям, способным потрясти, а иногда и перевернуть наши представления о прежних укладах жизни и способах ведения дел.

Так уже произошло с компьютерными технологиями и Интернетом, ведь долговременные последствия их внедрения еще до конца не просчитаны. Как минимум она обусловили появление новой постиндустриальной экономики; приближающийся кризис, связанный с усложненностью всех мировых процессов; в военном деле – новые образцы вооружений, новые способы ведения боевых действий, новые модели войн; а в мировой политике – целую серию революций, потрясших страны Северной Африки и Ближнего Востока.

По-настоящему опасные, непредвиденные и никем не просчитанные трансформации происходят сегодня с исламом, который, как считают некоторые независимые исследователи, все больше мутирует в сторону идеологии непримиримого жертвенного ваххабизма, «подарившего» миру технологии воспитания шахидов-смертников из вполне образованных, благополучных, интегрированных в европейскую культуру молодых людей. Что это, как не очевидное поражение светской этики, да и традиционных религий в целом, от идеологии агрессивного миссионерства, шаг за шагом проникающей на территорию России?

Мы живем накануне прихода новой цивилизационной модели мирового развития, предугадать и описать которую не возьмется ни один ответственный современный ученый. Поэтому главным конкурентным преимуществом наций становится их способность держаться за свои культурно-исторические корни, но при этом постоянно «переизобретать» самих себя, перенастраиваясь под всё новые глобальные вызовы и условия человеческой жизнедеятельности.

В самых общих чертах картину современной гармоничной нации можно изобразить следующим образом (рис. 17).

В гармонично устроенной нации прошлое – это источник, из которого каждый человек черпает свой социокультурный архетип, историческую память, традиции и бытовые устои, позиционирование себя в историческом времени, ощущение сопричастности к «жизни до тебя».

Видение будущего вооружает нас пониманием своего места и роли в историческом процессе (координаты прошлого важны, но явно недостаточны), миссией своего поколения (во имя чего нужны новые усилия), целью и задачами своего поколения в рамках «зоны ближайшего развития» страны (что конкретно мы хотим сделать в течение своей жизни).

Выдающийся испанский мыслитель Хосе Ортега-и-Гассет, выводя формулу национального развития, написал об эффективной нации следующие строки: «Общая слава в прошлом и общая воля в настоящем; воспоминание о совершенных великих делах и готовность к дальнейшим – вот существенные условия для создания нации… Позади – наследие славы и раскаяние (вот об этом мы постоянно забываем. Курсив мой. – А. Е.), впереди – общая программа действий… жизнь нации – это ежедневный плебисцит»[53].

К сожалению, в условиях «ежедневного плебисцита» Россия никогда не умела жить. Наша историческая модель – это навязывание властями жесткой модели развития, успевающей к моменту ее принятия стратегически устареть. Вот и получается, что мы ту или иную стратегию сначала прибиваем гвоздями, а потом начинаем выяснять, отвечает ли она вызовам современности.

Коммунисты, либералы, традиционалисты: где искать совместную платформу национальной безопасности?

Российское военное сословие традиционно не любит американцев. Не любит, но уважает. Вот и на лекциях в академии Генштаба дается самая четкая, простая и понятная информация о том, как работают, воюют и проводят мобилизационную подготовку наши основные геополитические соперники-партнеры.

Американцы – нация аналитиков и менеджеров. Все лишнее, не имеющее отношения к сегодняшнему бизнесу и его завтрашним перспективам, безжалостно отсеивается. Так же лаконично, скупо и гениально просто американцы определили главные составляющие своей национальной безопасности. Их можно выразить буквально в четырех понятиях: территория; население; материальное богатство; образ жизни.

Все, что может привести к уменьшению национальной территории, сокращению численности населения, потере материальных богатств (полезных ископаемых, объектов производственной инфраструктуры, производимых товаров и т. д.), а также изменению американского образа жизни, относится к угрозам национальной безопасности.

Предлагаю взять такой подход за основу размышлений об угрозах российской национальной безопасности и пойти путем исключения позиций, бесспорных и приемлемых для всех традиционных политических оппонентов. Думаю, это позволит сразу договориться о трех позициях из четырех: я не знаю ни одного российского политика, готового публично поставить под сомнение необходимость обеспечения территориальной целостности, сохранения численности населения, сбережения природных богатств и экономического потенциала России. Значит, вся проблема – в образе жизни.

Россия – удивительная страна. На протяжении веков одна часть населения старательно истребляет другую, искренне воодушевляя себя идеалами патриотизма и заботой о светлом будущем, смысл которого регулярно подвергается ревизии. В результате поводов для взаимного истребления меньше не становится. Не уйти от вопроса «Какое оно, светлое будущее России?» и в деле воспитания молодежи.

Видение завтрашнего дня Российской Федерации – самая острая проблема нашего общественного мировоззрения. Национальные элиты, отвечающие за конструирование образа будущности страны, оказались либо парализованы, либо приняли на вооружение манипулятивные технологии управления общественным сознанием, решающие временные электоральные задачи. Тем самым они усугубляют и без того глубочайший социокультурный кризис нации, цементируют неспособность граждан адаптироваться к новейшим глобальным вызовам человечества.

Как нация мы утратили цельную картину перспектив собственного развития. Значительная часть населения вообще никому не верит, не видит выхода и с трудом сдерживает агрессию. Готов согласиться с теми, кто утверждает: в целом общественное сознание и особенно общественное бессознательное России сегодня представляет собой неконтролируемый подземный пожар, способный взорвать виртуальное благополучие в любой момент и в любом месте.

Подвозивший меня недавно водитель сказал: «Ничего не понимаю! Все кругом врут, болтают – взял бы автомат и перестрелял всех!» К сожалению, многие люди с большими звездами на погонах испытывают сегодня примерно такие же эмоции, о чем свидетельствует мой личный опыт общения с офицерами и генералами в Академии Генерального штаба. Что же происходит с нашим обществом?

Социокультурный кризис в стране «фальсифицированной демократии»

К тому, что происходит с Россией в наши дни, можно отнести прогноз, сделанный еще в 1951 г. нашим соотечественником, пассажиром «философского парохода» Иваном Ильиным. Его теория о трансформации «государства-учреждения» в «государство-корпорацию» позволяет на нейтральной терминологической основе – без злоупотребления такими понятиями, как «тоталитаризм» и «демократия», – разобраться в сути происходящих процессов.

Читаем: «Корпорация (здесь и ниже в цитатах выделено самим Ильиным. – А.Е.)… состоит из активных полномочных и равноправных деятелей. Они объединяются в единую организацию по своей свободной воле… Они имеют общий интерес и вольны признать его или отвергнуть…

Они уполномочены формулировать свою общую цель, ограничивать ее, выбирать голосованием все необходимые органы, утверждать их и дезавуировать их… Кооперация начинает с индивидуума: c его мнения, изволения, решения; с его “свободы” и интереса. Она строится снизу вверх; она основывает все на голосовании; она организуется на свободно признанной… солидарности… “Всё через народ” – идеал формальной демократии.

Напротив, жизнь учреждения строится… сверху… Люди, заинтересованные в жизни этого учреждения, получают от него благо и пользу, но не формулируют сами ни своего общего интереса, ни своей общей цели. Они не имеют и полномочия действовать от лица учреждения… Не их слушаются в учреждении, а они слушаются в учреждении… И поскольку государство есть учреждение, постольку народ в нем не управляет собою и не распоряжается, а воспитывается, опекается и повинуется.

И вот сторонники формальной демократии считают, что государство тем лучше организовано, чем последовательнее оно превращено в корпорацию. А сторонники тоталитарного строя убеждены, что государство тем лучше организовано, чем последовательнее всякое самоуправление исключено и подавлено, чем больше государство превращено в учреждение»[54].

Прозорливый философ предупреждает: «Есть такая политическая неопытность, при которой “народное самоуправление” невозможно и при которой демократия может быть только фальсифицирована… Какая наивность, какая безответственность, какая историческая слепота нужны для того, чтобы воображать, будто навыки тоталитарного приказчика и тоталитарного поденщика могут создать на что-нибудь способную “демократию”… Годы, годы должны пройти до тех пор, пока русский человек опомнится, стряхнет с себя эти унизительные навыки и, встав во весь рост, найдет опять свой уклад, свое достоинство, свою русскую самодостаточность и свою независимую талантливую сметку»[55].

Для графического обозначения двух описанных Ильиным типов государственного устройства в первом случае можно использовать пирамиду, символизирующую генетически знакомую нам вертикаль власти, а во втором случае – «круглый стол», артель, корпорацию, круг независимых, или, говоря словами Гоши – героя Алексея Баталова в фильме «Москва слезам не верит», «суверенных» личностей, то есть партнеров.

Как следует из концепции Ивана Ильина, государство-учреждение и государство-корпорация предлагают своим гражданам очень непохожие друг на друга уклады жизни, которые, в свою очередь, определяют индивидуальные системы персональной ориентации в социуме каждого конкретного человека.

Настоящие проблемы начинаются тогда, когда общество раскалывается на носителей диаметрально противоположных систем персональной ориентации, не способных конструктивно взаимодействовать друг с другом по причине несовместимости программного обеспечения, «софта» (как говорят компьютерщики), или (выражаясь по-армейски) «оперативной несовместимости сторон».

Люди, по-разному ориентирующиеся в социуме, по-разному видят и оценивают окружающее, неодинаково определяют проблемы и проектируют способы их решения, несходным образом выполняют функции менеджмента и свою лидерскую (или подчиненную) роль (рис. 18).

Безусловно, в реальной жизни сознание человека представляет собой гораздо более сложную и гибкую систему, способную в зависимости от ситуации применять различные подходы к организации собственной жизнедеятельности, однако с культурно-исторической точки зрения предпочтения той или иной нации в вопросах государственной самоорганизации очевидны. Сказать наверняка, какая система государственной самоорганизации предпочтительна, без учета конкретной исторической ситуации, как минимум некорректно.

В ситуации кризиса, выживания, войны вертикальная модель управления намного эффективнее, хотя и безжалостнее корпоративной, то есть партнерской. Как пишет классик современного менеджмента Питер Друкер, «когда корабль тонет, капитан не собирает собрание, капитан отдает приказы».

В ситуации культурно-экономического соперничества в мирное время жесткая вертикаль власти беспомощна, так как не обеспечивает культурной среды для зарождения, поддержки, внедрения и распространения инноваций. Далеко не случайно наша европейская цивилизация опирается на греческое культурное наследие, созданное нацией, разбросанной в силу своего геополитического положения по множеству островов, где чуть ли не каждый из них имел собственный государственный суверенитет и конкурировал с соседями.

Точно так же не случайно и то, что очагом культурного возрождения и культурных инноваций стала средневековая Венеция, а маленькая Португалия подарила миру столько глобальных географических открытий, сколько ни одна крупнейшая держава того же периода.

«Маленькие» определяют новые направления собственного развития путем свободной конкуренции и поощрения многообразия. «Большие» и, казалось бы, сильные полагаются на мудрость и экспертные оценки своих правителей, часто упуская при этом очевидные возможности и перспективы.

Китай, например, строивший морские суда вместимостью более двух тысяч человек задолго до открытия Колумбом Америки, так и не стал морской сверхдержавой после того, как император, увлекавшийся флотом, умер, а столица династии была перенесена вглубь континента. Всего лишь через 10–15 лет после смерти Петра I наша национальная гордость – петровский военно-морской флот – бездарно гнил на причалах Адмиралтейства, не востребованный новыми правителями России.

Как ни странно, никакого выбора «раз и навсегда» между двумя диаметрально противоположными моделями менеджмента делать не надо! Проблема состоит не в выборе, а в конструировании такой модели государственного устройства, которая позволила бы соединить преимущества креативного децентрализованного развития и объединяющего единоначалия.

Такие модели уже существуют: это классическая федеративная модель Германии и США, инновационная мегамодель Евросоюза. Это и российская федеративная модель, закрепленная в Конституции, но перекроенная законодательными актами нижестоящего уровня в административную модель государственного управления, так называемую вертикаль власти.

Главное преимущество реального федеративного управления состоит в том, что факторы конкурентного соперничества и многообразия опыта в субъектах Федерации (появление точек роста, культивирование инновационной среды) сочетаются с возможностями обмена опытом и тиражирования лучших инноваций при ресурсной поддержке федерального центра. Вот почему на государственном уровне России так нужны эффективные системы управления знаниями!

К сожалению, как нация мы пока не в состоянии создать ничего подобного, поскольку у подавляющего большинства населения преобладают вертикальные системы персональной ориентации в социуме. Общность людей, в чье общественное сознание исторически заложена единственная модель социальной самоорганизации, автоматически восстанавливает ту программу управления, которую имеет в своем опыте. Здесь нет никакого «креста», никакой фатальной предопределенности, никакого «загадочного» архетипа. В этом «заслуга» авторитарного государства, постоянно воссоздающего предпочтительный для него народ.

Нужно ли нам меняться? Надо ли перестраиваться из «государства-учреждения» в «государство-партнерство»? Надо ли менять всю систему социальной ориентации российской нации, понимая, какими угрозами и катаклизмами чревата ломка привычного всем «софта»?

Внутри России найти правильные ответы мы не сумеем. Ответ следует искать в пространстве мирового стратегического соперничества – сравнивая себя с другими глобальными игроками в контексте реалий, являющихся нашей общей судьбой вне зависимости от нашей национальной воли.

Глобальные угрозы и вызовы. К чему готовиться?

Как считает Жан-Франсуа Ришар, вице-президент Всемирного банка и автор вызвавшей многочисленные экспертные споры книги «На переломе. Двадцать глобальных проблем – двадцать лет на их решение», основные тенденции мирового развития в самом ближайшем будущем будут определяться двумя мощными факторами: демографическим взрывом и новой мировой экономикой.

Демографический взрыв – феномен, не прибавляющий оптимизма трезво мыслящему человеку. Всего лишь одна цитата: «…через несколько быстротечных десятилетий ресурсов и жизненного пространства планеты будет куда меньше для 8 млрд человек, чем было для 5 млрд человек в 1990 г.»[56].

Другая мощная сила, по Ришару, способная кардинально трансформировать привычные уклады, – новая мировая экономика. Ставшая реальностью вследствие соединения технической и экономической революций, она, помимо прочего, предполагает принципиально новые способы ведения дел, новые представления о продукции и услугах, создание ранее невозможных союзов и партнерств, ускорение и жесткую оптимизацию производственных процессов и других.

Если демографический взрыв по определению не сулит ничего хорошего – он сопряжен с нехваткой пищи, воды, энергии, инфекционными заболеваниями, массовой миграцией, бедностью и т. п., – то новая мировая экономика – фактор двойственного свойства. С одной стороны, человечество приобретает небывалые до сих пор возможности, такие как новые виды продукции и рынки, новые способы ведения дел и т. п. С другой – человечество рискует не суметь приспособиться к этим новым условиям, что неизбежно приведет к растущему экономическому неравенству, постоянной «болтанке» на мировых рынках, а также отставанию государственных систем образования и сложности адаптации людей к новым правилам игры.

Все это (тяготы обоих факторов и возможности новой мировой экономики) создает условия для кризиса мировой усложненности.

Какой вывод делает Ришар?

«И странам, и отраслям, и компаниям, и организациям, и отдельным личностям в равной мере придется считаться с новыми правилами игры, которые все четче и четче будут влиять на конечный результат – успех или неудачу… Поскольку все игроки подстраиваются под эти новые правила, следует ожидать массы стрессов – того тягостного, что происходит с необходимостью менять привычки и учиться новым финтам и уловкам под нажимом извне, даже если вам казалось, будто вы работаете отлично».

Чувствуете, чем весь этот сценарий опасен для нас, россиян? То, что для западноевропейца «всего лишь» усложнение ранее известных правил жизни, для нас – кардинальная перенастройка национальной ментальности. Мы должны не просто очень быстро изменить привычную систему социально-экономической ориентации (уйти от вертикальных координат мышления как единственно верных), но и немедленно включиться в мировую гонку по правилам, диктуемым новой мировой экономикой. «Отстал – погиб» (главный закон спецназа) становится общим местом в глобальной конкуренции.

Приведу еще одно поразившее меня в этой связи рассуждение, но уже нашего соотечественника – основателя и почетного президента компании «ВымпелКом», более знакомой всем по бренду «Билайн», Дмитрия Зимина: «С каждым годом провести модернизацию страны будет все труднее и труднее. Россия уступила, проспала уникальный момент в своей истории, когда можно было трансформировать все – и экономику, и общество. Мы не воспользовались. Вы знаете, есть определение социального времени. Древний мир существовал три тысячи лет, Средневековье – более тысячи. То есть если бы человека раннего Средневековья заморозить, а потом через тысячу лет разморозить, то он особых перемен и не заметил бы. А сейчас все по-другому. Все меняется за один год»[57].

На этой грустной ноте предлагаю рассмотреть, как человечество готовится ответить на все новые и новые вызовы своего развития.

«Креативный капитал» XXI века

От глобальных проблем и сложных тенденций собственного социокультурного развития обратимся к человеческому фактору. Что происходит с современными людьми под влиянием новых условий его существования?

Экономика по-прежнему остается решающим фактором, влияющим на жизнь каждого отдельного человека, содержание и специфику межличностных отношений. Однако изменившаяся природа экономики преобразовывает зависящую от нее систему социальных координат, что в свою очередь влечет изменение базовых систем ориентации в социуме у многих миллионов людей, из которых, как известно, и складывается человечество.

Ряд ученых из разных стран полагают, что привычное всем нам общество организационной культуры[58] начинает перерождаться в нечто качественно новое. То, что 100 и даже 50 лет назад было явным курьезом и исключением из правил, сегодня начинает доминировать в ведущих отраслях новой мировой экономики, постепенно пронизывая всю человеческую культуру. Это – креативный способ ведения хозяйственной деятельности и связанный с ним новый уклад жизни.

Произошло то, чего не мог предвидеть Карл Маркс, а именно – рыночное усиление индивида и создание такой экономической ситуации, когда не организация, а талантливый человек становится базовой экономической единицей. Безусловно, человек не может полностью заменить собой производственные мощности, однако сама их природа, неразрывно связанная с интеллектуальными технологиями, все больше и больше зависит от человеческого фактора. Точнее сказать, конкурентоспособность обусловлена в первую очередь работой мозга со всеми его возможностями. Например, до 80 % стоимости современного смартфона – это стоимость интеллектуальной собственности.

Еще вчера человек был «приложением» к крупному производству и биоритмы обслуживающих его людей подгонялись под ритмы производственной деятельности. Сегодня, когда работник новой высокотехнологичной экономики может в прямом смысле перенести основные производственные мощности к себе домой, взять их в командировку и даже на отдых, такая рабская зависимость пропадает, в корне меняя при этом всю систему трудовых отношений.

Знаменитый бизнес-гуру Том Питерс считает, что сегодня для работы нужны только талант и проект. Человек «организационной эпохи» начинает постепенно вымирать. И если для единообразной работы в эпоху индустриальной экономики нужны были единообразные работники, то новая мировая экономика вкупе с углубляющимся кризисом усложненности поставили вопрос о качественно новой рабочей силе, способной создавать новые интеллектуальные продукты, овладевать новыми знаниями, открывать новые способы решения задач и ведения дел.

Постиндустриальная эпоха, говоря словами американского социолога Ричарда Флориды, поставила вопрос о креативном классе и креативном человеческом капитале нации. Флорида выдвинул гипотезу, согласно которой структура рабочей силы в наиболее экономически развитых странах неуклонно меняется в сторону расширения особой группы людей, чья экономическая функция заключается в создании новых идей и технологий.

По мнению Флориды, креативный класс составляют люди, занятые в научной и технической сферах, искусстве, бизнесе, финансах, праве, здравоохранении и т. п. Они решают сложные задачи, для чего необходимы независимость мышления, высокий уровень образования, «плотность» соответствующего человеческого капитала.

Радикальное отличие между креативными и другими классами в том, за что они получают деньги. Представителям рабочего и обслуживающего классов платят главным образом за выполнение работы согласно плану, тогда как креативный класс зарабатывает, проектируя и создавая что-то новое, причем делая это с большей степенью автономности и гибкости.

Творческие способности человека социолог считает движущей силой современной экономики: «Принято считать, что мы живем сейчас в “информационной экономике”, или “экономике знаний”. Однако более существенная истина заключается в том, что современная экономика приводится в действие человеческой креативностью. Креативность – способность создавать значимые формы – превратилась в основной источник конкурентного преимущества. Практически в любой области производства… побеждает в конечном итоге тот, кто обладает творческим потенциалом»[59].

Масштабные преобразования, подобные нынешним, пишет Флорида, обычно сопровождались появлением и выдвижением на передний план нового класса, который и вел все общество вперед – в новую эпоху. Так, буржуазия Западной Европы возглавила движение против монархии и отжившего феодального порядка. В конце XIX – начале XX века рабочий класс находился в авангарде борьбы за улучшение условий труда огромного количества людей. А «сегодня члены креативного класса должны осознать, что их экономическая функция делает их естественными – и даже единственно возможными – общественными лидерами XXI века»[60].

В 1993 г. американский экономист Пол Ромер уверенно заявил, что лидером в XXI веке будет страна, которая «воплотит инновационное изобретение, позволяющее производить коммерчески состоятельные идеи для частного сектора», и что такие «мегаидеи» непременно будут найдены.

Все это имеет самое прямое отношение к задачам российской системы образования, эффективной молодежной политики и национальных воспитательных стратегий.

Наши студенты регулярно выигрывают самые престижные чемпионаты мира в области программирования, то есть в той отрасли мировой экономики, которая находится на самом острие мировой конкуренции. Значит, «люди будущего» – тот самый креативный класс – водятся и у нас.

Так может быть, стоит подумать, к примеру, не о том, как отлавливать и загонять в армию самые маргинальные, нездоровые и абсолютно бесперспективные слои российской молодежи, а о том, как сделать армию привлекательной для той части нашего человеческого капитала, от которой зависит стратегическое развитие и геополитическое выживание. Может быть, именно такой подход и обеспечит ту самую «асимметричную систему мер» по преодолению научно-технического и экономического отставания, о которой говорят наши политики и которая теоретически подтверждается возможностями новой креативной эпохи.

Сделать креативный класс основой стратегического развития России – безумно сложная и интересная задача. Но ведь именно безумные задачи и люди, умеющие их решать, создают условия для глобальных прорывов в национальном развитии.

Создать же армию креативного типа еще более сложная задача, чем перевести государство командно-административного характера на инновационные рельсы. Пока же предлагаю подумать над решением более скромной задачи: как сделать наши Вооруженные силы привлекательными для талантливых молодых людей? Хотя на самом деле задачи нашей национальной безопасности срочно требуют ответа на вопрос куда более широкого свойства: как сделать нашу страну привлекательной для талантливых людей, способных справиться с вызовами XXI века?

Креативный класс меняет не только экономику – он создает собственную субкультуру, которая в совсем недалеком будущем, вероятно, станет частью национальных культур, точнее, тех из них, которые сумеют пережить столь масштабные метаморфозы. По существу, креативный класс бросает вызов всей организационной эпохе.

Эксперт в области бизнес-консалтинга и тренинговых технологий Игорь Гансвинд в предисловии к русскому изданию книги известного бизнес-консультанта Дэниела Пинка «Нация свободных агентов» говорит о том, что «сознательный выбор наиболее талантливыми и высококвалифицированными людьми индивидуального подхода к трудовым отношениям представляет собой прямую, явную и непосредственную угрозу безмятежному благополучию многих и многих иерархических организаций». Бизнес, пишет Гансвинд, «делается не штучными лидерами и свирепыми начальниками, а многочисленным слоем трудолюбивых и ответственных специалистов и менеджеров среднего звена»[61]. Если они уйдут из организации, то ей уже ничего не поможет. Останутся хотя и самые лояльные, но наименее компетентные и талантливые.

Уже упомянутый мной Питер Друкер, классик современного мирового менеджмента, один из первых предсказал новую тактику в работе современных хедхантеров[62]: «Попытка подкупить работников интеллектуального труда, на которых держатся эти [высокотехнологичные] индустрии, просто-напросто не сработает… Успех подобных индустрий, основанных на знаниях, зависит все чаще от умения таким образом организовать работу компании, чтобы привлечь, удержать и мотивировать интеллектуальные кадры. Когда этого уже нельзя будет добиться, апеллируя к их алчности, как мы пытаемся делать сейчас, придется удовлетворять их ценностные запросы (курсив мой. – А.Е.), а также обеспечить их общественное признание и определенную долю власти. Этого можно будет достичь, переведя их из ранга подчиненных в управленцы и сделав наемных сотрудников – сколь угодно высокооплачиваемых – равными партнерами»[63].

Между тем наши власти не только не спешат замечать истинную суть феномена креативного класса, но и обвиняют его чуть ли не в подрыве государственного устройства. Удивительное дело – в то время как весь наиболее продвинутый в экономическом отношении мир гоняется за талантливыми людьми, наши руководители ухитрились превратить креативный класс в свой протестный электорат!

Новый креативный этос – интереснейшая тема и нарождающийся феномен. К сожалению, создаваемая в нашей стране атмосфера органически противоречит его природе, выдавливая его лучших носителей – творческих, независимых, свободно мыслящих людей на социальную обочину, очень часто – в конкурирующие с нами страны.

Да, обычно креативный класс делает свой выбор ногами. Однако события на Болотной площади и массовая вовлеченность образованной молодежи в поддержку Алексея Навального на прошедших выборах мэра Москвы свидетельствуют о том, что далеко не все готовы оставлять свою страну неэффективным менеджерам отживающей эпохи. Скорее всего, они еще поборются за будущее своей страны.

Национальная воспитательная стратегия как система создания современного человеческого капитала нации

Попробуем составить профиль личности, совмещенный с профессиограммой эффективного молодого россиянина, способного на равных с выпускниками самых престижных зарубежных вузов отстаивать конкурентоспособность своей страны в мировом стратегическом соперничестве. Планка ниже мирового уровня сегодня неприемлема. Не зря японцы, творя свое экономическое чудо, в качестве основного критерия национальной результативности рассматривали увеличение доли японской продукции на мировых рынках.

В предыдущих главах много говорилось о суперактуальных профессиональных и личностных компетенциях работника постиндустриального мира. Это «верхушка» нашей профессиограммы (рис. 19).

Однако «вершина» айсберга – не более чем верхняя часть гораздо более фундаментального образования, которым, безусловно, является человеческая личность и накопленные ею опыт и знания. Соединить актуальное с фундаментальным – вот действительно достойный вызов для российского образования в целом и национальной воспитательной политики в частности.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о том, что шестилетнего малыша не стоит пичкать макроэкономическими теориями и моделями постиндустриального социума. В этом и состоит искусство национальной воспитательной политики, чтобы понять: что, когда, в какой последовательности и с помощью каких педагогических приемов следует формировать у наших детей в тот или иной период жизни. Но что значит «формировать»?

Хорошо помню встречу с молодыми красноярскими психологами, содрогнувшихся от упоминания мною термина «профессиограмма». Мы буквально бросились в жаркую дискуссию о принципиальной допустимости конструирования человеческой личности по какому-либо шаблону. Естественно, во мне заподозрили «программиста», рассматривающего человеческую личность в качестве чистого листа, на котором можно изобразить что угодно (кем я совсем не являюсь).

На самом деле мне очень нравится такая концепция личности, как «арсенал человеческого самоосуществления». И говоря о ценностях, знаниях, компетенциях и даже вере, я вижу в них источники человеческого развития, инструменты движения к трансцендентным таинствам высшего свойства.

Говоря о молодежной политике как системе мер по формированию человеческой личности, я сознательно уйду от темы высшей духовности, считая ее уделом избранных (см. фильм Павла Лунгина «Остров»), допущенных к прямому контакту с высшими смыслами и оторванных в силу этого допуска от текущих проблем человеческого общежития. Духовность есть сфера отношений человека с Богом. Нравственность есть сфера отношений между людьми. Признавая высочайшую значимость духовности, буду говорить лишь о ценностях человеческого порядка – общегуманистических и социальных.

Ценности, как уже отмечалось выше, – энергетический фундамент человеческой личности, а не просто набор морально-нравственных принципов, регулирующих отношения между субъектами – людьми. Настоящие ценности – всегда производные от ценностей высшего порядка, и именно поэтому только они способны наградить человека самой высшей наградой – смыслом жизни.

Любовь, сострадание, дружба, бескорыстное служение ближним, свобода, творчество обладают удивительным свойством окрылять людей, наделять их недюжинной силой. Не случайно их противоположность – уныние – называется в Священном Писании одним из главных смертных грехов. Высший тип уныния – утрата смысла своего существования – прямой путь к суициду.

Я позволил себе рассуждение на эту тему, чтобы сформулировать важнейшее правило эффективной воспитательной политики: стержнем ее должны стать гуманистические ценности и стремление к высшему духовному поиску. Безусловно, современная молодежная политика должна быть при этом исключительно прагматична. О какой конкурентоспособности может идти речь без прагматического подхода к проблемам XXI века? Вместе с тем прицел, говоря словами Григория Померанца, должен быть взят «выше счастья», выше голой выгоды. Иначе – потеря культурного равновесия, утрата целостности, коллапс, хаос.

«Одна из проблем, которую нельзя решить высокоточными ракетами, – миллиарды “недорослей”, недоучек, недоразвитиков. Примитивные народы умели воспитывать своих мальчиков и девочек. Простая культура целиком влезала в головы, и в каждой голове были необходимые элементы этики и религии, а не только техническая информация. Культура была духовным и нравственным целым. Естественным примером этой целостности оставались отец и мать. Сейчас они банкроты. Тинейджер, овладевший компьютером, считает себя намного умнее деда, пишущего авторучкой. Мир изменился, каждые пять лет он другой, и все старое сбрасывается с корабля современности. Растут миллиарды людей, для которых святыни, открывшиеся малограмотным пастухам, не стоят ломаного гроша. Полчища Смердяковых, грядущие гунны, тучей скопились над миром… Судьбу Другого они на себя не возьмут», – предупреждает нас в работе «Пауза замирания» Григорий Померанц.

Именно поэтому фундаментом национальной воспитательной политики должно стать воспитание у ребенка как минимум гуманистических ценностей в надежде на то, что ценности более высокого порядка он сумеет сформировать в себе сам, обретя цельность во взрослом возрасте.

Но что есть «воспитательная политика», на кого она распространяется и кто ее осуществляет? Мне очень симпатичен европейский подход к определению молодости. Выше уже шел об этом разговор, но я все-таки напомню: в евроинститутах, отвечающих за молодежную политику, под молодостью принято понимать промежуток времени между тотальной зависимостью и беспомощностью ребенка и автономностью и самодостаточностью взрослого человека. Нетрудно догадаться, что молодежная политика, в том числе воспитание грудничков и детей ясельного возраста, рассматривается как система мер, создающая условия для благополучного превращения «человека зависимого» в «человека самодостаточного». Попробуем смоделировать маршрут такого перехода, не забывая совет выдающегося философа современной России «целиться выше счастья».

И вот что еще важно: мы не будем даже пытаться писать на чистом листе только что рожденной человеческой личности. Скорее, мы прислушаемся к совету Марии Монтессори – будем создавать вокруг ребенка такие системы педагогических стимулов, чтобы заложенные в нем черты характера, таланты, мотивация и познавательные способности раскрывались с максимальной полнотой.

Для этого нам понадобятся особые «воспитательные рассолы» – причем для каждого возраста свой! Сразу замечу: мы не собираемся навязывать конкретные рецепты, то есть предлагать конкретные методики и технологии. У «Новой цивилизации» они, конечно, есть, но, во-первых, это не предмет данной книги, а во-вторых, кто знает, может, ваш собственный опыт, уважаемый читатель, намного лучше и эффективнее нашего.

Говоря о национальной воспитательной стратегии страны, надо понять, на какой полке нашего арсенала компетенций (от самой низкой до самой труднодоступной) будут храниться молоко и сладости, на какой горькая касторка, а где хлеб насущный.

Первым и, безусловно, краеугольным камнем нашего личностного арсенала должно стать базовое доверие маленького человека к жизни. Оно может быть заложено только любовью – прежде всего со стороны родителей, семьи, близких. Ребенок, чтобы стать эффективным и сильным «преодолевателем» трудностей жизни, в раннем детстве должен купаться в любви и чувствовать себя центром вселенной. Если это произойдет, то подсознание человека навсегда зафиксирует его личную человеческую нужность и важность присутствия в этом мире.

Психологи хорошо знакомы с тем фактом, что детдомовские дети, попавшие в казенные дома из нормальных любящих семей, где случилось несчастье, имеют все шансы не отстать в развитии от своих сверстников, живущих в семьях, в то время как их ровесники, с младенчества росшие в государственных детских учреждениях, даже при очень хорошем уходе почти фатально обречены на жизненный неуспех и несостоятельность.

Любовь, добро, сердечность, тепло человеческой ласки, атмосфера семьи, дома, прощение любых ошибок и неудач – вот инструменты работы с ребенком на начальных стадиях его становления. Волшебные сказки с добрыми образами, несущими свет и доверие, – лучшая молодежная политика для наших малышей. Изобразим это на схеме (рис. 20).

Созревая, ребенок расширяет свои горизонты. Вот он знакомится с другими людьми – взрослыми и малышами. Мир его жизни выходит за пределы родного дома, и появляется новая картина мира: детский сад, улица, микрорайон, соседи – то, что принято называть сообществом, общиной, иногда даже – «комьюнити», а если взять чуть шире – маленькой родиной.

Первые шаги к «самостоянию», а именно так трактовал слово «самостоятельность» Александр Сергеевич Пушкин, требуют освоения навыков самообслуживания, коллективной работы в малой группе, взаимодействия с другими «центрами вселенной». Начинается процесс активной социализации, трудный, но не страшный, если с базовым доверием к жизни у малыша все в порядке.

Именно на этом этапе взрослые воспитатели (папы, мамы, учителя в школе и т. д.) вольно или невольно становятся вершителями судеб идущего вслед поколения. Авторитарная организационная культура, особенно если она не «разбавлена» демократическими традициями, требует от ребенка растворения в коллективе, подчинения своих интересов общественным, которые на самом деле формируются вполне конкретными людьми и организациями со вполне конкретными политическими установками и государственным заказом. Так возводится индивидуальная система персональной ориентации ребенка в иерархически отстроенном социуме. Учитель всегда прав, слово взрослого выше и значимее слова ребенка – так начинается вертикаль власти в головах новых и новых поколений. Миф о «центре вселенной» рушится, подменяясь правдой о «винтике в системе».

Партнерская культура закладывает в сознании ребенка совсем другую матрицу поведения и ориентации в социуме. Малыш как был, так и остается центром Вселенной, но общество все чаще и чаще обращает его внимание на то, что в человеческом космосе он не одинок. Рядом – не менее яркие «вселенные» с не менее амбициозными планами на будущее. Не давить, а взаимодействовать; не подчинять, а сотрудничать; не растворяться в других, а дополнять друг друга – вот постулаты педагогики партнерства.

Поднялся сам – помоги другому. Так можно сформулировать ценностную природу подобных воспитательных систем. С каким удовольствием в этой «самости» сторонники авторитарных педагогических школ подмечают якобы эгоистическую природу партнерских моделей воспитания. Христос между тем в самой главной заповеди христианства не воспользовался никаким иным сравнением, кроме «возлюби ближнего, как самого себя». Какой маленький воспитательный нюанс, но какая потрясающая разница: одни народы строят и воспитывают нацию подчиненных и начальствующих, в то время как для других нет большей ценности, чем жить и растить детей в нации равноправных партнеров.

О чем бы ни свидетельствовала история и практика нашего государства, выживание и конкурентоспособность российской нации в XXI веке сможет обеспечить только партнерская культура. Поэтому следующим блоком в нашей модели конкурентоспособного россиянина третьего тысячелетия можно смело закладывать компетенции автономной личности (рис. 21), в том числе такие из них, как способность к критическому анализу, стремление расширить собственное жизненное пространство и знания об окружающем мире, умение принимать самостоятельные решения, привычка полагаться во всем на собственные силы, тяга к сохранению собственной независимости и права влиять на принимаемые решения, даже если не все в этой жизни зависит от тебя одного.

Внутреннее стремление к свободе и патриотизм как желание свободы для собственной родины – качества достойно воспитанной личности. На первый взгляд, патриотизм и гражданственность – синонимы. А может ли фашист быть патриотом? Может. И мальчишки из гитлерюгенда, бросавшиеся под гусеницы наших танков с фаустпатронами наперевес, не меньшие патриоты своей родины – фашистской Германии, чем Валя Котик, Марат Казей и другие юные герои Советского Союза.

Безусловно, патриотизм – неотъемлемая часть гражданственности, но все же – часть, всего лишь один элемент целого. Когда мы говорим о гражданственности, то по умолчанию имеем в виду сущностную природу того социума, который носит название «государство» и который любая авторитарная власть хочет уравнять с таким ценностным понятием, как «родина». Не зря же говорят в таких случаях: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев»!

О природе государственного устройства написаны целые библиотеки исследований. Юноше, вступающему в жизнь, освоить их не под силу, да и не обязательно. Вместе с тем понимать базовые конституционные принципы устройства собственного государства, общую систему власти и ее органов на разных уровнях от государственного до муниципального, представлять экономические и социальные механизмы общества, «потрогать руками» бизнес, государственную службу, принять участие в работе общественных объединений – опыт и знания, без которых современному молодому человеку не осознать, как устроен окружающий социум. А там, где нет осознания, там нет не только успеха, но и элементарной адаптации. Зато есть страх, агрессия, социальная апатия и подсознательная установка на деструктив. К тому же, «непонимающими» легче манипулировать.

На этапе социализации старших школьников нас ждет еще один педагогический «риф». К какой жизни мы должны готовить наших воспитанников? К той, что описана в Конституции? Так ее нет и никогда не было в нашей российской действительности! К реальной жизни с ее непроходимым холуйством, казнокрадством, бытовой и макрокоррупцией, наплевательским отношением к человеку и правом сильного, то есть вышестоящего начальника? Что-то не очень хочется быть инструктором по натаскиванию молодежи к выживанию любой ценой в стае «жуликов и воров».

Значит, остается только один выход: учить детей демократической гражданственности – формировать новую, пусть пока не прижившуюся, но так востребованную у нас культуру достойных партнерских отношений между людьми.

Итак, смело заложим еще несколько «блоков» в нашу воспитательную концепцию – формирование демократической гражданственности, патриотизма и компетенций самоорганизации у молодежи (рис. 22).

О компетенциях самоорганизации и самоуправления молодежи следует сказать отдельно. На мой взгляд, это самый главный западающий блок в традиционных для России прогосударственных педагогических системах. И причина не в нашей генетической непредрасположенности к самоуправлению. Как тогда объяснить энтузиазм многочисленных сторонников таких педагогических моделей, как коммуна Макаренко, коммунарское движение, клуб «Бригантина»? Дело в активном государственном противодействии системам, несовместимым с авторитаризмом, разрушающим исторически сложившуюся модель национального менеджмента. Вертикаль власти не терпит партнерства – она опирается на безоговорочное подчинение. В лучшем случае тебе дадут возможность высказаться, но решение примут без тебя.

Что такое компетенции самоорганизации? На низовом уровне – это коллективное проектирование способов решения общих для всех проблем. Попробуйте перечислить российские некоммерческие организации, созданные «снизу»: Комитет солдатских матерей, Ассоциация родителей детей-инвалидов, Движение автолюбителей, объединения жильцов, борющихся с точечной застройкой… Не так много, не правда ли? И то, если честно, динамика появления таких организаций обусловлена не развитием, а противодействием – точь-в-точь как динамика традиционной для России крестьянской общины, отбивавшейся от насилия помещиков. Они «там» объединяются ради получения совместной выгоды. Мы «здесь» – ради выживания, ради того, чтобы выстоять в неравной борьбе с произволом чиновников или их равнодушием.

«Верхи» у нас никогда не будут поощрять самоорганизацию населения, потому что именно ею создается та самая настоящая власть, тот самый конституционный суверен, прописанный в Основном законе России. А еще и потому, что это не только объединение людей в микрогруппы, но еще и объединение микрогрупп в союзы и ассоциации, влиятельные настолько, что ни один политик не может не прислушаться к их мнению. Надо это нашим политикам? Да ни за какие деньги!

А может, не стоит перестраивать население России с вертикальной модели жизнедеятельности на сетевую партнерскую? В таком случае кризис усложненности мировых систем не позволит нам надолго застрять в прошлом, при этом не погибнув как нация.

Представим себе, как работает система получения информации, ее обработки и принятия решений в парадигме вертикали власти.

В простом вертикально устроенном обществе некая проблема А транслируется для осмысления и принятия решения с территориального уровня на муниципальный, с муниципального – на региональный, с регионального – на федеральный. При этом она интерпретируется, то есть искажается – по принципу игры в испорченный телефон. На муниципальном уровне это уже не феномен А, а его описание A. На региональном уровне – A, на федеральном – A, то есть, возможно, и не А вовсе.

Очень часто на основании проблемы «вовсе не А» центр принимает решение и начинает транслировать вниз исполнительскую матрицу. Но и та начинает искажаться в результате той же самой интерпретации!

Чтобы решить эту опасную управленческую проблему, организационная культура применяет жесткую стандартизацию, и это работает до тех пор, пока общество как система не становится слишком сложным. Вертикальные системы захлебываются от неспособности переварить сложную информацию и уж тем более принять и исполнить собственные решения. Пример: не обязательное к исполнению действующее российское законодательство, неработающие на практике ГОСТы, СНИПы и т. п.

Вернемся, однако, к нашей пирамиде компетенций и разберемся, что представляют собой базовые компетенции конкурентоспособности организационной эпохи. К ним прежде всего относятся: навыки информационно-аналитической работы и способность проводить проблемный анализ; проектирование, то есть, по сути, креативное решение выявленных проблем; менеджмент; лидерство как принятие ответственности, способность вести за собой, воодушевлять, наделять силой.

До конца третьей четверти прошлого века – в организационную эпоху индустриального развития – эти качества входили в обязательный набор компетенций управленческих кадров. Эффективным нациям для успешной конкуренции с другими геополитическими соперниками вполне достаточно было создать качественный человеческий капитал данного типа в своих элитах. Исполнителям же такая «обуза» была явно ни к чему. Мир работал по организационной модели, и каждый сверчок знал свой шесток.

Но грянула информационная революция – в нашу жизнь, говоря языком Билла Гейтса, со скоростью мысли ворвались новые способы ведения дел, разразился и продолжает углубляться кризис мировой усложненности. Вертикально устроенные корпорации и системы социума начинают тонуть в проблемах, часто будучи не в состоянии их даже ранжировать, отличить важные от второстепенных, насущные от несрочных. Даже супериерархичные структуры, как спецслужбы, не в состоянии обработать информацию о текущих национальных угрозах. Яркий пример тому – атака на Башни-близнецы в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г.

Менеджмент и маркетинговые системы вынужденно, причем по абсолютно объективным причинам, трансформируются из вертикальных в распределенные. Вместо того чтобы рулить всеми и ся, умная власть стала делегировать свои полномочия «низам», а вместе с полномочиями – и компетенции ведения дел. Элитные области знаний в развитых странах все более и более становятся общедоступными и массовыми.

Более того, XXI век заставил бизнес, государственную власть и общественные институты освоить новые, доселе неведомые области компетенций, включая креативное лидерство, информационное и операционное быстродействие, управление знаниями, построение сетей и многие другие, появляющиеся прямо на глазах.

Новая экономика, стремительное увеличение скоростей при не менее стремительном сокращении пространств – все это сделало нашу планету маленькой, а локальные действия, считавшиеся еще вчера сугубо национальной прерогативой, вдруг вызывают общепланетарные последствия. Геополитика – изящная наука избранных государственных мужей и интеллектуалов – уверенно входит в перечень дисциплин, изучаемых работниками среднего управленческого звена.

Подытожим наш мыслительный труд по проектированию пирамиды компетенций россиянина, способного к геополитическому соперничеству в начале XXI века (рис. 23).

Завтра полным набором этих ценностей, знаний, навыков и компетенций должен будет владеть не только управленец высшего звена, но и любой среднестатистический россиянин. Разумеется, если мы хотим действительно удержаться на высоких мировых позициях, а не только пугать другие страны нашей изрядно устаревшей ядерной дубиной.

Хочу обратить внимание читателя на то, что все предложенные элементы личностного арсенала современного россиянина должны быть нанизаны на стержень постоянной творческой деятельности. Арсенал самореализации для того и нужен, чтобы мы и наши дети могли творить, изменять и делать лучше окружающий мир.

Практика добрых дел и тимуровское служение в детстве должны перерастать в эффективный социальный менеджмент; социальный менеджмент – в ответственный бизнес; творчество – в профессиональную самореализацию взрослого человека.

На этом наша работа над составлением разновозрастной карты компетенций эффективного молодого человека России завтрашнего дня закончена. Поговорим, как с ней может работать обычная российская семья уже сегодня, не дожидаясь, когда страна дозреет до разработки национальной стратегии воспитания своих маленьких граждан. Об этом наша заключительная глава.

«Алмаз» воспитательных систем

Мой личный путь организатора детско-юношеского и молодежного движения изначально связан со Скаутским движением, на примере которого я и продемонстрирую, как можно проектировать те или иные методы влияния на подрастающего человека.

Еще раз подчеркну: наш опыт организации воспитательного воздействия на детей и молодежь основан не на технологическом моделировании поведения (нейролингвистическое программирование и др.), а на классической, проверенной тысячелетиями практике создания вокруг детей наиболее адекватной для их позитивного развития атмосферы. Таким образом получается специально «сваренный педагогический рассол», который содержит различные «питательные элементы», способствующие проявлению в ребенке заложенных от природы свойств.

Например, добрая трудолюбивая семья – уже очень правильный «педагогический раствор», питающий ребенка самыми главными жизненными соками – верой в любовь, в себя, в необходимость трудиться, находить удовлетворение в деятельности и быть полезным своим близким. Культура такой семейной традиции передается бессознательно, как говорят специалисты по работе с информацией, путем передачи «неявных знаний» – то есть таких, о содержании и предназначении которых человек может даже не задумываться. Профессиональному педагогу, в обязанность которого входит вооружение юноши или девушки сложным инструментарием самоосуществления в современном мире, сотканном в том числе из ментальных ловушек и ценностных заблуждений, этого явно недостаточно. В первую очередь у нас должен быть план – четкое понимание, что и в какой последовательности мы делаем.

В ходе одной из дискуссий с коллегами-педагогами я отметил очень глубокую мысль о сущности личности, высказанную директором Института развития дошкольного образования Российской академии образования Виктором Ивановичем Слободчиковым. «Личность – это способ жизни», «личностью надо выДЕЛАТЬся», «личность – это принцип жизни» – вот краеугольные камни подхода к конструированию образа жизни собственного чада или к работе с детским коллективом в образовательном учреждении.

Тут мы произнесли главные волшебные слова эффективного воспитателя – «образ жизни». Все оказывается «просто»: наш главный педагогический метод – это создание «правильного» образа жизни. И проблем-то «всего лишь» две: как сделать его привлекательным для детей и педагогически целесообразным для взрослых воспитателей.

В самом общем виде формула педагогически целесообразного образа жизни выглядит так:

Способ жизни + Принципы жизни = Образ жизни.

На скаутском уровне она реализована следующим образом (рис. 24).

Способ жизни «юного разведчика» предполагает постоянное усвоение огромного арсенала полезных на все случаи жизни умений и навыков. Девиз «Будь подготовлен!» – своеобразный мем[64], как сейчас принято говорить, ежечасно напоминающий об этом каждому скауту.

Вторым важнейшим содержанием жизни скаута является практика добрых дел, перерастающая со временем в разработку и реализацию эффективных социальных проектов для местного сообщества. Соответствующий призыв – «Каждый день делай доброе дело!».

Принципы жизни скаута – патриотизм, служение делом, помощь слабым и т. п. – описаны в своеобразном кодексе чести, своде правил, которых ребенок старается придерживаться как ключевых жизненных ориентиров.

Все элементы продуманного педагогического воздействия на участников Скаутского движения демонстрирует схема в виде шестиугольного «скаутского алмаза» (рис. 25).

Закон и обещание скаута являются центром всей воспитательной системы, системообразующим смыслом комплексного педагогического влияния. Без продуманного свода духовно-ценностных ориентиров самый лучший набор средств формирования у ребенка тех или иных навыков, умений и компетенций превращается в рядовую «школу натаскивания по выживанию любой ценой».

Рамки ценностного целеполагания педагога широки – достаточно вспомнить, что Николай Бердяев говорил о том, что в человеке можно видеть как носителя сверхчеловеческого (то есть божественного), так и «усовершенствовавшееся животное»[65]. Мировая история педагогических экспериментов показывает возможность ориентации на оба этих представления. Мы же предпочитаем первое: говоря словами Григория Померанца, нацеливаем детей «выше индивидуального счастья». Чего и вам советуем.

На «скаутском алмазе» мы видим шесть обязательных элементов педагогической системы, совокупность которых гарантирует заданный воспитательный и образовательный эффект – тот или иной набор ценностей, навыков, умений, компетенций и ментальных моделей, усвоенных ребенком за несколько лет.

Так сложилось, что к моменту начала моей личной педагогической практики ни одна из составляющих скаутской системы воспитания не вызывала у меня сомнений. Возможно, в связи с тем, что эти же подходы, поданные под другим идеологическим соусом – пионерским, я неплохо знал и ценил еще с детства. Поэтому в лицее «Подмосковный» на начальном этапе его создания мы опирались на:

• собственную систему разновозрастных программ и индивидуальные программы развития личности для каждого воспитанника (за основу такой карты мы брали разработанные еще в дореволюционной России социальные профили Всеволода Кащенко – брата выдающегося российского психиатра);

• постоянное погружение лицеистов в естественную природную среду (походы выходного дня и регулярные образовательные экспедиции);

• использование символики, специальной формы и знаков отличия (отражающих прежде всего персональные достижения лицеистов в освоении программ, разрядов и профессий первопроходца);

• работу в малых группах – дозорах юных разведчиков – с четким распределением лидерских и прочих функций;

• принцип «Учеба через дело» (в тех же походах, чтобы научить ребенка ставить палатку или строить снежную хижину эскимосов, не нужны скучные теоретические курсы – просто бери, делай и учись по ходу работы);

• обязательную практику добрых дел (например, выступление лицеистов перед ранеными пограничниками в Голицынском госпитале).

Но даже такого всемирно признанного и проверенного в 166 странах мира опыта нам, живущим в «лихие девяностые», было недостаточно. На каждом шагу ощущалось отсутствие реального опыта взрослого населения и, как следствие, детей в демократическом самоуправлении. Тогда мы поставили перед собой задачу спроектировать среду, способную дать ребенку шанс «пропитаться» нужным для жизни в демократическом обществе опытом. Мы разработали свой «рассол» – организационно-деятельностные игры в школьных республиках и самоуправляемых молодежных городах-государствах на базе загородных лагерей и баз отдыха. Так к классическому Скаутскому Методу был добавлен элемент продуманного демократического воспитания (рис. 26).

Развивая педагогическую систему «Новой цивилизации», мы всегда отталкивались не от творческих фантазий, а от проблем в развитии наших воспитанников, то есть от недостающих областей компетенций у них как у будущих граждан России, а также и от собственной педагогической неготовности такие компетенции формировать. Данное противоречие всегда воспринималось нами как вызов, на который мы находили содержательный и технологический ответ. Например, такой как погружение наших воспитанников в регулярные деловые игры экономического и управленческого свойства. «Скаутский алмаз» окрашивался во всё новые цвета (рис. 27).

Со временем мы выявили такую ахиллесову пяту среднестатистического россиянина, как отсутствие элементарных компетенций управленческой конкурентоспособности, начиная с самоанализа и самоменеджмента. В разных странах мира этот важнейший блок профессиональной подготовки будущего специалиста называется по-разному: в Японии это «Общий метод решения проблем», в европейской традиции название звучит чуть же – «Универсальные компетенции управления» (они же – «Универсальные компетенции конкурентоспособности»). Компетенции данного типа включают в себя:

• умение профессионально работать с информацией: анализировать ситуации и сложные системы, выявлять проблемные поля, связи и системные зависимости;

• проектировать способы решения проблем, разрабатывать концепции и дорожные карты;

• разрабатывать проекты и управлять ими;

• профессионально выстраивать стратегии личного и командного лидерства и др.

Очень скоро наша система приобрела еще одну предметную область – «Универсальные компетенции самоосуществления». Как педагог, я понимаю под этим способность наших воспитанников не только влиять на окружающий мир, компетентно организуя свое воздействие, но и столь же компетентно переустраивать себя: генерировать новые смыслы, цели и ценности личной самореализации.

То, что эти две разнонаправленные стратегии взаимосвязаны (внутрь и вовне), хорошо проиллюстрировал создатель пирамиды человеческих мотиваций[66] выдающийся психолог Абрахам Маслоу, заявив однажды, что не надо учиться хорошо делать то, что вообще не надо делать. В современном мире это более чем актуально!

Между тем мы приросли еще одной содержательной областью (рис. 28).

Думаю, человеку, впервые увидевшему наши программы и технологии в действии, может показаться, что содержание нашей работы более чем эклектично. Так сказать, «без окон, без дверей полна горница огурцов». Кто-то скажет, что у нас нет никаких принципиальных отличий от пионерских практик или других воспитательных систем. И тут же перечислит элементы, похожие на уже где-то виденные.

Здесь нет никакого противоречия: любая хозяйка у себя на кухне готовит свой фирменный рассол из общедоступных ингредиентов. В педагогике трудно изобрести принципиально новое содержание, равно как и принципиально новые формы и методы работы. Главное, чтобы, проектируя свою воспитательную систему, вы четко осознавали, для чего из огромного арсенала педагогических средств вы выбираете этот конкретный метод работы и это конкретное содержание.

Резюмируя сказанное, еще раз подчеркну – ребенку нужны не теория и наставления, а интересная деятельность, в которую как в педагогический рассол вы сможете его «погрузить». Поэтому общий контур проектирования эффективной воспитательной системы, с нашей точки зрения, должен выглядеть вот так (рис. 29).

Школа как центр социализации

Большинство стоящих перед российским образованием проблем зачастую состоит не в отсутствии знаний о том, как следует поступать, и даже не в дефиците кадров и опыта, а в таинственной национальной привычке не делать очевидных вещей. Если это не так, то почему в стране, вопиющей о пропадающих без присмотра детях, до сих пор не проводится последовательная государственная политика по превращению широкой сети российских школ в столь же широкую сеть центров социализации?

Что мешает в условиях демографического кризиса, которым нас все время пугают, в пустующих во второй половине дня школах создать полноценную систему внешкольной работы с детьми по месту их жительства? Оговорюсь – не коммерческую сеть секций, студий и кружков, недоступную для малообеспеченных семей, а полноценный функциональный блок, оплачиваемый из государственных и муниципальных бюджетов, решающий задачи создания в стране качественного человеческого капитала. Это ли не тот самый государственный подход, которого так ждут наши соотечественники и от власти, и от крупного бизнеса? Опыт ЮКОСа, региональных ЮКОС-классов и лицея «Подмосковный» показывает, что такое возможно как в рамках внутренней корпоративной политики бизнеса, так и в рамках частно-государственного партнерства, что лучше.

Под новый 2014 год я привозил в Коралово офицеров МЧС для обсуждения перспектив обучения в лицее детей погибших пожарных. Михаил Сафроненко – спасатель и пожарный высшей категории, имеющий опыт работы в чрезвычайных ситуациях на всех континентах мира, – молчаливо размахивал руками, постоянно курил и убежденно твердил одну и ту же фразу: «Ну вот видишь – и в России такое возможно! Что, нашему бизнесу слабо по одному такому лицею в каждом регионе построить? Не слабо! Тогда почему никто этим не занимается?!» Но этот вопрос уже выходит за рамки педагогических решений. Мы же вернемся к тем учителям и руководителям, кому идея центра социализации на базе школы не кажется утопической.

Если вы хотите, чтобы ваша школа работала как центр социализации и при этом оставалась непохожей на другие учебные заведения города, отнеситесь к проектированию ее внеурочной деятельности как к разработке стратегии повышения конкурентоспособности. Пусть в условиях конкуренции школ, обусловленной введением принципа подушевого финансирования, ваша авторская воспитательная система будет самой привлекательной для родителей вашего микрорайона, а возможно, и города.

Рамочный контур эффективной воспитательной системы представлен в предыдущей главе. Описание методологии требует отдельной книги. Я же ограничусь некоторыми важными комментариями-подсказками.

Приступая к проектированию воспитательной системы школы, определите, в чем будет ее уникальность. Безусловно, внешкольные мероприятия должны органично вписываться в общую культуру и традиции школы (в части I – «Хроники “Новой цивилизации”» – я подробно останавливаюсь на совместимости разных культур воспитания).

Стержнем воспитательной системы должна стать понятная деятельность, гарантированно интересная ченикам. Вид такой деятельности зависит от вашего авторского решения, здравого смысла и специфики образовательного учреждения. Например, в гремевшей на весь СССР физико-математической школе Новосибирского университета было бы странно внедрять внешкольные программы, не являющиеся продолжением исследовательской деятельности увлеченных наукой детей. Подобным образовательным учреждениям больше подходят спортивные и оздоровительные секции, компенсирующие нехватку физической активности у юных дарований, а также творческие студии, работающие на стыке разных областей, формирующие, как сейчас модно говорить, школьный кластер «физиков-лириков».

Разработайте кодекс чести воспитанника вашего учебного заведения. Составьте его таким образом, чтобы в нем отражалась национально-культурная идентичность вашего региона и России в целом. Учтите также специфику вашей учебной или внешкольной «изюминки». В лицее «Подмосковный», например, такой кодекс прописан в Конституции Лицейской демократической республики, а на парадной лестнице школы вот уже 20 лет стоят два закованных в латы рыцаря, «охраняющих» флаги Российской Федерации и лицея и надпись с девизом школы «Долг. Честь. Отечество».