Свой среди воров Хьюлик Дуглас
– Ты наглая скотина. Тебе это известно?
– Могу себе позволить. А ты? – ответил он, и я уловил улыбку.
– Я наглая скотина с соколиками, – напомнил я, когда он развернулся.
– Деньги крутизны не добавят.
– Как и дружба с тенями.
Он повторил смешок:
– Не говори гоп.
И растворился за ближайшим поворотом. Я шагнул вперед, но он уже исчез из виду.
Я все еще вертел медную совушку, когда свернул на Уступчатую улицу.
Ларриос. Если он сдаст мне Ларриоса, то я узнаю и про реликвию, и про книгу. Черт, да Ларриос может знать и о проклятых каракулях на той бумажке. Теперь я даже удивлюсь, если нет. Слишком много дорожек вело к этой книге и реликвии – Атель, Ларриос, Серый Принц, Ирониус. Я уж не говорю о том, что Никко послал меня к Федиму, а у того нашлась моя пропажа. Совпадение? Вряд ли. И пусть это крошечный мостик, но бумажка в моем кисете с ахрами соединяла всех: Ателя, реликвию, Федима, Ларриоса, боевиков, книгу – всю мою цепь.
Да, я определенно хотел помощи этого Кента из тени.
Еще не дойдя до дома, я увидел на пороге Козиму. Она вытряхивала ковер. Завидев меня, она не поздоровалась и не улыбнулась, а молча развернулась, вошла в дом и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Какого?..
Стоп – почему она еще здесь?
Я подошел к двери и постучал. Тишина.
– Козима? – позвал я.
– Я никуда не поеду, – донеслось в ответ. – Ты не заставишь меня уехать.
– Я не собираюсь тебя заставлять, – ответил я. – Разве не Эппирис хотел, чтобы вы с дочками ненадолго уехали к родне?
– Я отправила к матери Ренну и Софию.
– Но ты-то здесь.
– Я Эппириса одного не брошу.
Я вздохнул и уперся лбом в дверь.
– Он хочет как лучше, – сказал я. – Помнишь, что ночью случилось? Может, он прав?
За дверью помолчали. Потом Козима спросила:
– А ты как считаешь?
Я сделал глубокий вдох, обдумывая, как выразиться.
– Я думаю, что муж вправе беспокоиться о жене и детях.
– Это не ответ.
– Другого у меня нет.
Дверь распахнулась, и я чуть не упал Козиме в объятия. Она придержала меня, уперев ладонь в грудь.
– Убить пытались тебя, – напомнила Козима. – Кому же отвечать, как не тебе?
– Он отвечает только за свою жизнь, – сурово молвили сзади.
Я обернулся. На лестнице стоял Эппирис в своем аптекарском кожаном фартуке. За ним виднелась открытая дверь в лавку.
– А мы отвечаем за нашу, – продолжил он. – Мы, а не он.
Я вперился взглядом в Эппириса и прикусил язык. Они жили в моем доме, а потому их судьба все же была моей головной болью. Меня касалось все, что творилось под этой крышей. Признать иное означало бы признать неспособность защитить свои интересы и отвадить от своей территории других Кентов.
Правда, Эппирис считал иначе. И я понимал почему.
– Делайте то, что считаете нужным, – сказал я. – Уезжайте, оставайтесь – как хотите. Так или иначе, вам ничто не грозит.
Я развернулся и стал подниматься по лестнице. За мной захлопнулись обе двери. Я не стал оборачиваться и смотреть, кто в какую зашел.
Наверху меня ждала Птицеловка Джесс, сидевшая на полу.
– Нормально прошло, – сказала она.
– Иди к черту.
Я смерил ее взглядом. Волосы как попало торчали из-под шляпы, которая, судя по грязи, не раз слетела с головы. Костяшки пальцев украшали свежие ссадины, а на новых штанах виднелась небольшая прореха.
– Где ободралась? – спросил я, вставляя ключ в замок.
Потом повернул его на пол-оборота влево и пол-оборота вправо. Дверь я отпер, но ключ все равно следовало провернуть полностью, чтобы ослабить пружину в корпусе замка, иначе я рисковал угоститься шквалом гвоздей.
– Силос.
Я помедлил, извлекая ключ из замка.
– Это он стоял на стреме, когда меня навестил Тамас?
– Да.
– И чем оправдался?
– Не многим, – пожала плечами Птицеловка. – Учитывая, как быстро он смылся, едва завидел меня.
Я услышал, как звякнул об пол ключ. Оказывается, я его уронил.
– Так это был он? Это он пропустил Тамаса в дом?
Птицеловка кивнула.
– Я хочу его видеть. Немедленно.
– Ну, удачи тебе, – отозвалась она, подбирая ключ. – Он поскользнулся и упал с крыши. С четвертого этажа, в кордоне Квадратных Холмов. Быстрее, чем ты скажешь «шмяк».
Она для пущей убедительности хлопнула ладонью по доскам пола.
– Черт тебя побери, Птицеловка, он был мне нужен живым!
– Ах, живым?!
И Птицеловка вскочила на ноги, да так живо, что чуть не врезала мне лбом в челюсть, и я еле успел увернуться.
– Ты знаешь, что этот гад наделал? А, Дрот? Троих моих людей замочили той ночью! Троих! Я не знаю, сам он это сделал или ему помог тот Клинок, но мне и моей бригаде он нагадил серьезнее, чем тебе. Так что не надо петь, что он был нужен тебе живым, – мне тоже, да так, что терпежу не было!
Я хотел возразить, но посмотрел ей в глаза и не увидел там гнева, как ожидал, только горе. Она потеряла трех человек, а я – всего-навсего душевное спокойствие.
– Извини, – сказал я. – Я давно не работал сообща. Я… забыл.
Птицеловка кивнула.
– Он что-нибудь сказал? – спросил я.
– До или после того, как выкинулся из окна пансиона? – Она покачала головой. – Нет, он был не очень разговорчив. Может, ты и способен вырвать признание у человека, который удирает по крыше, но я не умею.
– А тело?
– А что тело? Чуток соколиков, куча золотых соколов, – по крайней мере, ему хорошо заплатили. Ну и всякая личная дребедень. А, еще жетон паломника, – фыркнула Птицеловка. – Обалдеть как помог!
– Стой, – произнес я. – Жетон паломника? Какого рода?
– Откуда мне знать, черт возьми? Я что, похожа на паломницу? – Она порылась в поясном кошельке и достала свинцовый ромб. – Вот.
Я взял его. Точно такой, как у Ателя, – скругленный, с тремя символами, старый.
– Бумажка, – произнес я, не сводя глаз со знака. – При нем бумажонки не было?
Она снова полезла в кошель и протянула мне на ладони два скомканных, перепачканных клочка бумаги. Я осторожно взял один и развернул. Точно такие значки, как на записке, которую я нашел у Ателя.
– Что это за дрянь? – пробормотала Птицеловка и склонилась так низко, что чуть не перекрыла обзор.
– Пока не знаю, – ответил я, вынул из кисета с ахрами бумажку Ателя и положил рядом с найденными у Силоса. Значки были другими, но размер и характер совпали.
– Я нашел это у покойника, который кинул меня в другом деле. Знак паломника тоже был.
– Какая между ними связь?
Я покачал головой:
– Понятия не имею.
Мне приходила в голову мысль, что меня заказала не Кристиана, а кто-то из ее врагов при дворе. Один нобль разоружает другого. Это объясняло и ливрею, и подделанное письмо, и готовность платить за переносной глиммер. Но теперь эта версия рухнула. Силос никак не был связан с реликвией и не имел причины носить при себе такую же бумажку, как Атель.
Однако носил.
Я уставился на грязные клочки, восстанавливая цепь. От Ателя – к Федиму, от Федима – к Ларриосу, а от того – к Ирониусу и Серому Принцу. С другой стороны нить тянулась от Силоса к поддельному письму и Тамасу, а Кристиану использовали, чтобы подобраться ко мне.
Не совпадало ничего, кроме самих бумажек.
Я уже начал жалеть, что проявил милосердие к Ателю.
– Черт тебя побери, Улыбашка, – буркнул я, убирая клочки и жетон в кисет и берясь за дверную ручку. – Что тебе стоило быть чуть сговорчивее? Только и…
– Дрот!
Птицеловка прыгнула на меня и повалила на пол. Через мгновение в дверь что-то с хрустом ударило.
– Кретин! – крикнула она мне в ухо, оставаясь сверху.
– Уй! – простонал я, так как все мои синяки проснулись между нею и жестким полом.
– Именно что «уй»! – сказала она, слезая. – Чем ты думал?
– Я вообще не думал, – признался я, тоже вставая, но медленнее. – В том и беда. Я слишком устал, чтобы думать.
В двери на уровне груди застряла короткая арбалетная стрела. Она засела так глубоко, что наконечник полностью скрылся. Арбалет я установил год назад в темном углу на лестничной площадке. Поставил растяжку, а нынче забыл ослабить, когда взялся за дверь, и спусковой механизм сработал.
Вселенская дурь.
– Мать твою, Дрот! – произнесла Птицеловка. – Если думаешь, что я буду терять людей, чтобы тебя накрыло твоей же ловушкой, то поищи себе другого Дуба! Не будь меня рядом, тебя пригвоздило бы, как Оленя на первом же деле! Святые Ангелы! Я говорила тебе не быть таким параноиком, но разве ты слушал? Нет! А теперь…
Я не стал возражать на это тем, что, не будь ее рядом, я не отвлекся бы на Ателя, Силоса и бумажки. Взамен я примиряюще поднял руку:
– Ты права, Птицеловка. Спасибо. Я твой должник. Больше чем когда-либо, но сейчас не поможешь ли с половицей? Я себе такому не доверяю.
– А иначе ты?..
– Птицеловка…
– Хорошо-хорошо.
Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы не тряслись руки. Затем опустилась на колени, приоткрыла дверь, сунула руку в щель и повернула рычажок на стене, который крепил половицу за порогом. Без этого в лицо ударяла негашеная известь из скрытого под ней пузыря.
– Когда спал-то в последний раз? – спросила Птицеловка, когда выпрямилась.
– Вчера. Или позавчера? Не помню…
– Ну тогда, – сказала она, открывая дверь, – тебе нужна… Сука!
Даже будь это предложением, я не сумел бы им воспользоваться. Она была горяча, но я пребывал не в форме. Впрочем, мне не понадобилось сочинять отговорку. Ее интонация и то, как она застыла, просветили меня с избытком.
Я бездумно потянулся схватить ее, выволочь и захлопнуть дверь перед тем, что караулило нас внутри. Потом я узрел то, что видела она, и тоже окаменел.
В моей спальне была женщина. Мертвая. Зависшая в футе над полом. Она висела в воздухе сама собой, ни на чем.
– У нас проблемы, – проговорила Птицеловка Джесс. – Очень серьезные.
15
– Кто она? – спросил Джелем, медленно обходя зависшее в воздухе тело.
– Клинок по имени Урок. – Я сидел на кровати. – Профессионалка. Весьма хорошая.
– Значит, тот, кто это сделал, оказал тебе услугу, – заметил джаниец.
– Мне везет.
Джелем улыбнулся и продолжил кружить вокруг мертвой убийцы. На нем была все та же кремовая рубаха, но жилетка сменилась длинным легким плащом из синего льна. Такой же тканью была повязана голова. Я был уверен, что Джелем не сомкнул глаз, но выглядел он свежее многих прохожих, которых я встретил по дороге домой.
Я послал за Джелемом немедленно, потому что он разбирался в таких вещах, а я нет. К тому же это дело имело непосредственное отношение к Тамасу и его веревке, ибо на поясе Урок висела такая же.
– Когда ее можно опустить? – поинтересовался я.
Мне хотелось взглянуть, что у нее есть еще, помимо веревки, – нет ли каких бумажек.
– Скоро, – ответил Джелем. – Магию, которая ее держит, одолеть можно, но это непросто.
Он вытащил кисет телячьей кожи, извлек зерно ахрами, положил в рот и стал задумчиво посасывать его на ходу.
– Хорошая работа, – наконец сказал он, указав на тело. – Магия лучшего качества, чем обычно встречаешь на улице. Якоря прочные и уходят прямо в Нефир. Подвесить так тело требует немалых усилий. Обычное заклинание подняло бы его над полом, но ослабло через несколько дней. А если действовать таким способом, то тело висит годами.
Джелем бросил на меня многозначительный взгляд. Я остался в потемках.
– Жду продолжения, – сказал я, – потому что это я и сам понял.
– Я хочу сказать, что магия магии рознь.
Я ущипнул себя за переносицу.
– Мне приготовиться к чему-то неприятному?
– А ты ждал другого? У тебя в спальне парит мертвая наемница.
Спорить было незачем.
– Понятно. Я весь внимание.
– Ты разбираешься в теории магии?
– Примерно как ты в замке Котлодела.
– Действительно, – отозвался Джелем. – В таком случае буду краток. Основа магии в том, – объяснил он, – что энергия для нее поступает из места, которое мы называем Нефиром. Большинство магов соглашается с этим – расхождения начинаются с понимания, что такое Нефир. Я не буду утомлять тебя пересказом многочисленных теорий о природе Нефира…
– О черт! – сказал я.
– Но могу, если ты будешь перебивать, – сказал Джелем и выдержал многозначительную паузу. – Основная идея в том, что, хотя Нефир не принадлежит к нашему миру, часть его энергии проникает в нашу действительность. Каким образом – естественным, стараниями других сил или благодаря какому-то космическому или мистическому «дару», – для нашей дискуссии не важно.
Уличная магия, с которой ты сталкиваешься обычно, опирается на энергию, которая уже сама просочилась из Нефира. Это значит, что заурядный Рот не призывает энергию для своих заклинаний, а пользуется имеющейся. То, как он ее собирает, передает и оформляет, определяет не только действие энергии, но и его длительность.
– Послушать тебя, так Рты побираются на помойках, – хмыкнул я.
Джелем надменно взглянул на меня:
– Я предпочитаю считать их портными, которые берут материал и шьют из него что-то полезное – тут разрез, там стежок…
– Угу, – кивнул я. – Могу ли я узнать, господин «портной», как это связано с Урок, которая здесь подвешена?
– Девяносто девять Ртов из ста применили бы, как я сказал, простейшее заклинание отталкивания. Это примитивное колдовство, без всяких затей использующее наличную энергию. Не говоря о том, что большинство другого и не умеет. – Джелем показал на мертвую убийцу. – Но этот заливщик не таков. Он открыл небольшой проход в Нефир и сделал так, что заклинание подпитывается оттуда. Он не тронул уже имеющуюся энергию и наладил связь прямо с Нефиром.
– Это трудно?
– Не то слово.
– А ты умеешь?
– Я делал это всего четыре раза, – ответил джаниец. – Только на родине. И каждый раз требовалось несколько дней подготовки в подобающих условиях. А тут – чужой дом, спешка… Нет, я бы не смог. Да и не стал бы.
– Но говоришь, что можешь снять заклятие.
– Да, ибо тот, кто это устроил, позаботился о том, чтобы другой Рот мог снять чары.
– Умышленно?
– Да.
Я посмотрел на покойницу, и мне пришла в голову очень неприятная мысль.
– Джелем, – проговорил я медленно. – Ты намекаешь, что это имперская магия?
– Что? – Джелем обернулся ко мне. – О нет, во имя Семейства! Иначе я уже был бы дома, готовя алиби и прикидывая, как быстрее выбраться из Илдрекки. Нет, это очень сильная магия, но все равно уличная. Имперская намного превосходит ее. Во всяком случае, так говорят, ибо в отношении имперских чар нам приходится довольствоваться слухами.
– Ну, если просто «очень сильная магия», тогда ничего, – горько бросил я.
И все равно, несмотря на магию, я оставался странно спокоен. Казалось, что я достиг последней черты, и кирпичом на голову больше, кирпичом меньше – разницы не было. Подослали очередного убийцу – а я не расстроен. В воздухе подвесили – мне не страшно. Применили мощное заклинание – с меня как с гуся вода.
Я подозревал, что стоит мне выспаться, как вещи предстанут в более зловещем свете.
На лестнице послышались уверенные шаги. Через мгновение в комнату вошла Птицеловка Джесс. Я никогда не видел ее в такой ярости.
– Мои люди твердят, будто ночью все было чисто! – выдохнула она, чуть не дымясь от злости. – Никто ничего не видел.
– Неудивительно, – отозвался Джелем. Он вытащил из-за пазухи маленькую щетку и принялся чистить воздух рядом с телом. – Йазани, который на это способен, приходит и уходит, когда хочет и куда хочет, и вы не в состоянии ему помешать.
Джелем остановился, послюнявил смуглый палец и поскреб тело Урок.
– Я бы на твоем месте озаботился магической защитой, Дрот, – сказал он. – Мои расценки я назову если не разумными, то хотя бы приемлемыми.
– Я справлюсь сама! – огрызнулась Птицеловка. – Обойдусь без дешевых фокусников, сорящих всякой магией, которая только мешает моим людям!
– Согласен. – Джелем снова взялся за щетку. – Вы отлично справляетесь. Скажи, мне нужно договариваться, чтобы убить Дрота, или у вас живая очередь? Я никогда не понимал кентовских понятий.
Я вовремя перехватил руку Птицеловки, извлекшей свой длинный нож. Птицеловка уставилась на меня, дернулась, и я покачал головой – не надо. Джелем даже не посмотрел в нашу сторону.
– Твоя защита остановила бы мою гостью? – спросил я.
Джелем погонял во рту зерно.
– Ее-то? – Он показал на убийцу. – Скорее всего, хотя я не удивлюсь, если окажется, что ее убили раньше и принесли сюда. Труп легче сделать невидимым, чем живого. Если же ты имеешь в виду того, кто ее подвесил… Нет. Думаю, твой неизвестный благодетель отмахнется от моих чар, как от комара.
– Так я и знала, – встряла Птицеловка. – Мы сами справимся.
Я отпустил ее руку. Она вложила кинжал в ножны, отошла к окну, растворила ставни и уселась на подоконнике.
– Ты сказал – «благодетель», – обратился я к Джелему.
Он кивнул, нарезая круги вокруг Урок.
– Кто же еще? Поверь мне: если бы этот человек желал тебе смерти, ты был бы мертв.
После этих слов мы надолго замолчали. Джелем продолжил заниматься подвешенным трупом, временами останавливаясь и что-то напевая на родном языке. Птицеловка дулась на подоконнике. Я заметил, что она то и дело подавала мелкие знаки: сигналила своим людям и принимала доклады. Удваивала охрану, как пить дать.
Я размышлял над очереной шарадой. Зачем убивать Клинка и устраивать цирк с подвешиванием тела посреди комнаты, когда можно было просто пырнуть убийцу ножом и сунуть мне под дверь записку? Эффект тот же, усилий на порядок меньше. Очевидно, это было не предупреждением, а уведомлением. За мной не только следили, но и обладали силой, которая мне не снилась. Но если они так могущественны и щеголяют мощью, то не силен ли настолько же тот, кто охотится за моей головой? Заколдованная веревка была скверной штукой, но вдруг она для них – сущий пустяк?
Я снова посмотрел на Урок. Зачем вообще нанимать Клинков, чтобы прикончить меня? Если хозяин Тамаса и Урок так же могуч, как и мой благодетель, то почему я еще жив? И почему они оба, кстати спросить, интересуются моей скромной особой?
Я положил руку себе на лоб, а другой полез за ахрами. Но остановился. Нет. Сколько бы я ни съел, ахрами не прибавит ясности ума, хоть и не даст уснуть. Голова и так лопалась от мыслей, которые не складывались в стройную картину. Искать сейчас ответы на бесчисленные вопросы – все равно что пытаться пройти лабиринт с завязанными глазами. Мне нужно поспать. Почти до боли необходимо.
– Сколько еще ждать, пока ты ее опустишь? – спросил я Джелема, уже заваливаясь на кровать.
– Трудно сказать, – отозвался джаниец. – В любом случае – долго.
– Ты говорил, что заклинание можно снять.
– Как и всякий замок отомкнуть, но я же не стою у тебя над душой в темном переулке и не хватаю за локоть?
– А где же мне, черт побери, тогда спать?
– Я полагаю, что не здесь, – сообщил Джелем, возвращаясь к трупу. – Мне не нужны зрители, а тебе – находиться здесь и смотреть на кое-какие вещи, которые я буду делать, чтобы ее опустить. Ты живешь поиском – значит, найдешь и ночлег.
Место и не было проблемой, другое дело – безопасное место. Но Джелем был прав: мне не хотелось думать о снах, навеянных его действиями.
Я поглядел на Птицеловку Джесс.
– О нет, – заявила она. – Нет, черт возьми!
– Джесс… – начал я.
– Ты притягиваешь неприятности, как продажный Крушак – соколики! Нет, Дрот, даже не думай. К себе не пущу!
– Только на одну ночь. И потом, в каком-то смысле…
– Не смей! – вскрикнула она, соскальзывая с подоконника. – Не смей даже заикаться о том, что я перед тобой в долгу, или что это по моей вине тебе негде спать, или еще о чем! Твое убийство погубит мою репутацию, но я согласна, если ты сморозишь какую-нибудь глупость.
Мне пришлось утереться, поскольку я собирался сделать именно это, и взамен осведомиться:
– Мне кажется, тебе некого приставить ко мне на постоялом дворе?
Птицеловка прислонилась к стене и жалостно посмотрела на меня. Похоже, я все-таки сморозил глупость.
– Мне хватает отваживать Кентов от твоего дома, – возразила она. – Мне не нужна такая же головная боль в общественном месте, куда может явиться очередной Клинок, не говоря про Рот, которому и стена не препона. Ступай туда, где тебя не будут искать. Сейчас это вернее, чем целая армия Дубов.
Я кивнул. Она была права. Место, где не будут искать…
Я поднялся.
– Тогда я пошел.
– Так быстро? И куда же? – удивилась Птицеловка.
– Даже думать боюсь куда, – ответил я и вышел вон.
Массивная деревянная дверь распахнулась, едва я вторично взялся за молоток. Йосеф, если и был удивлен, виду не подал. Сестрин дворецкий лишь склонил голову и отступил в сторону, пропуская меня в дом.
– Рад снова вас видеть, сударь, – сказал Йосеф, и я переступил порог, невнятно буркнув что-то в ответ.
– Баронесса ожидает вас? – спросил он.
– А ты как думаешь?
Йосеф чуть улыбнулся и закрыл дверь.
– Должен ли я в таком случае доложить о вашем приходе?
– Да, валяй, – ответил я. – В конце концов, это не часто бывает.