Даю тебе честное слово Нолль Ингрид

4

В эту ночь Харальд долго ворочался и обдумывал, что будет после того, как у них поселится смертельно больной отец, этот жестокий человек, который в течение сорока лет отталкивал его от себя.

Отец годился только на главную роль мольеровского «Скупого». Если бы не мать, которая ухитрялась вести хозяйство на жалкие гроши и при этом с неимоверным трудом скопила кое-что для сына, то Харальду была бы уготована судьба подметальщика улиц. Это случилось как раз в третий семестр его учебы в институте. На одолженном у друзей мотоцикле он протаранил машину профессора и здорово ее помял. У него тогда были проблемы с деньгами, и пришлось подделать чек. К счастью, дело было в небольшой сумме.

Однако отец повел себя не только как жалкий скряга, но и унизил его скрупулезным ведением бухгалтерии. Дело обернулось публичным скандалом, запахло катастрофой. Отец выставил Харальда на улицу. Вдобавок он отказался оказывать Харальду даже малую финансовую поддержку.

До самого окончания учебы Харальду приходилось браться за любую работу, в то время как отец, работавший ученым библиотекарем, имел довольно приличный доход. Домой Харальд приезжал в те редкие дни, когда отец находился в отъезде. Больше всего от черствости мужа страдала мать, но она была слабой женщиной и не могла этому противостоять.

Примирение между отцом и сыном произошло только на шестидесятилетии матери, да и было поверхностным. Ильза так часто давала понять Вилли, что ничего так не хочет, как преодоления их размолвки с сыном, что тот поступился принципами и снова отворил перед сыном двери. К настоящему удивлению, он полюбил внуков и невестку.

– Такая же прилежная, как моя Ильза, но более умная и образованная, – сказал он как-то сыну, однако эти слова неприятно задели Харальда. Вот уж кем он свою мать не считал, так это глупой.

Еще больше чем невестку, старик полюбил миловидную внучку Мари, которую все называли Мицци. Но от него, как заветную тайну, скрывали, что Мицци вот уже два года жила с другой женщиной. Если бы Харальд был до конца честен, то и он никогда бы не смирился с этим фактом. Его дочь была такой хорошенькой, и вот как все вышло! Горе! Но, увы, стоило об этом заикнуться, как Петра мгновенно приходила в бешенство и сыпала угрозами в том духе, что ради своих взглядов он готов потерять детей, как его отец.

Но еще удивительнее было то, что Макс прекрасно ладил со стариком, заглядывал к нему каждую неделю, а когда деда поместили в больницу, то и почти каждый день.

Правда, сын доставлял Харальду не меньше беспокойства. Понятно, он не хотел повторять ту же ошибку, что и его отец, но все-таки его не оставляли сомнения: правильно ли он поступает, столь щедро подкидывая Максу деньги? Так ли уж нужен двадцатилетнему парню собственный автомобиль? Другие студенты ездили на велосипедах или на общественном транспорте. К сожалению, его сын не скоро может рассчитывать на вакантное место на медицинском факультете, если такое вообще случится. Английский и история искусств хоть и были временным решением, Харальд не питал больших надежд на то, что со временем Макс будет по-настоящему получать удовольствие от этих предметов и когда-нибудь станет преподавателем. Прошло не так много времени, а сын практически забросил учебу. В таком случае почему он не обучится какому-нибудь ремеслу или не подыщет себе работу? Чем он занимается днями напролет? Каждый раз, когда Харальд входил в его комнату, сын торопливо переходил на компьютере на другую программу.

Эх, если бы сын отбыл альтернативную службу не в заведении для трудновоспитуемых подростков, а ухаживая за инвалидами или больными! Он смог бы тогда научиться некоторым полезным вещам, например, как при случае поставить почти беспомощного деда под душ. Петра говорит, что старик уже несколько месяцев не принимал ванну.

– Сказать, что он вконец запущен, конечно, нельзя, но его от этого состояния отделяет один шажок, – определила она и сама же устыдилась, что они позволили забрать свекра в больницу, не приведя в порядок.

Все равно он долго не протянет, подумал Харальд, а на оставшееся ему время мы найдем модус вивенди. Произнеся в уме латинские слова, он с ужасом осознал, что не только это, но и многие другие крылатые выражения перенял у отца. Это притом, что никогда не учил латынь и раздражался каждый раз, когда отец старался его этим унизить. В довершение ко всему с каждым годом Харальд внешне все больше превращался в своего родителя: у него точно так же поредели волосы, он стал так же сутулиться, и даже из носа у него лилось точно так же, когда он возвращался со стройки в теплое помещение. Не хватало еще превратиться в скрягу. Работа давалась ему все тяжелее, и он с радостью предвкушал, как всего через несколько лет навсегда покинет городское управление по подземному строительству.

Завтра он сам займется этим вопросом, сам все организует и устроит как надо, пусть даже вопреки тому, что без него решили жена с сыном. Давно не новость, что Петра в спорах берет сторону детей, а не его. Первое, что он сделает, это попробует все-таки определить отца в предусмотренный для таких случаев дом престарелых со стационаром по уходу за тяжелобольными. А если там все койки будут заняты, то он попытается пристроить старикана в один из ближайших в округе домов престарелых или хоспис. Харальд очень надеялся, что отец не будет долго тянуть со смертью.

Ночью Харальд бегал в туалет каждые два часа, что тоже, по-видимому, было симптомом пережитого стресса и надвигающейся старости. Когда он вставал в третий раз, жена промычала что-то неодобрительное, и ему пришлось прихватить под мышку подушку с одеялом и отправиться досыпать в кабинет. Правда, выдержать долго на просиженном диване было невозможно. Если тот на что и годился, так в лучшем случае, чтобы подремать часок после обеда в выходной. Или для оставшегося переночевать гостя. Если в скором времени он получит наследство, то перво-наперво купит дорогой и удобный диван. Интересно, сколько дадут за дом в Доссенхайме? Надо будет связаться с каким-нибудь маклером.

Макс решил навестить деда в воскресенье, поскольку оба родителя были заняты. В коридоре он наткнулся на крепкого телосложения медсестру, которая постучала ему сзади по плечу:

– Ну-у, молодой человек, разве можно в твоем возрасте ходить с таким печальным лицом! Я всегда таким говорю: выше голову! Даже если шея еще не выросла.

Макс невольно провел рукой под воротником.

Однако медсестра не закончила:

– Если честно, то мы рады, что ваш дедушка наконец покинет наш гостеприимный дом. Под наркозом некоторые пожилые люди ведут себя как в борделе.

Макс оцепенел. Это его-то рафинированный дедушка, говоривший на греческом и на латыни? Это что, шутка? О чем она?

– Он щиплет за мягкие части уборщиц и лапает санитарок, – пояснила она тут же. – А во что превращается кормление, вы и представить не можете! Ей-богу, у нас нет времени бороться со всем этим. Чай ему пить необязательно. Сегодня мы его уже положили под капельницу.

На сервировочном столике стояла закрытая миска. Макс приподнял крышку, и оттуда вырвался запах еще теплого чечевичного супа. Дедушка спал, но, как показалось Максу, подмигнул, когда тот задел ложку, и она звякнула. Макс уже научился переводить пациента в сидячее положение. Он заправил деду салфетку в вырез пижамы и попытался влить в рот ложку супа. Старик что есть мочи сжал губы. Не сказать, чтобы Максу нравилась больнично-пресная чечевичная похлебка, но он все съел.

– Чего бы тебе хотелось, дедушка? – спросил он.

– Ванильного пудинга, – еле слышно ответил старик.

– Голову или хвост? – спросил Макс и обратил внимание, что умирающий попытался улыбнуться.

– Когда ты переберешься к нам, то каждый день будешь получать большой пудинг лично для тебя, – пообещал Макс.

Громкого ликования со стороны деда не последовало, тем не менее старик кивнул в знак согласия. После чего он закрыл глаза, отвернулся к стене и опять погрузился в сон. И уже в полудреме пробурчал:

– Ты уже уходишь, Ильзебилль?

Макс выдвинул ящик ночного столика, ему было любопытно пошарить в вещах деда. Кроссворды, обручальное кольцо, бумажные носовые платки, которые дед так ненавидел, мазь для носа, бумажник с водительскими правами, удостоверением и кредитной картой. И ключ от сейфа.

Вечером Макс вычистил все, что находилось в маленьком сейфе, – всего три тысячи евро. И испытал огромное облегчение оттого, что в ближайшее время сможет точно в срок выплачивать долг. Возможно даже, что у него получится с помощью кредитной карточки снять деньги со счета деда, хоть пока он и не знал пин-кода. Но это ведь не было кражей в собственном смысле слова, так как в скором времени он возьмет на себя все тяготы по уходу за стариком, а за это положено соответствующее вознаграждение.

Множество отвратительных на вид громоздких предметов, заполнивших в понедельник комнату дочери, привели Петру в состояние ступора. Служащий магазина, временно предоставлявшего медицинское оборудование по поручению больничной кассы, объяснил, как пользоваться функциональной кроватью.

– Решетка из реек позволяет приподнимать кровать на разную высоту. Вся плоскость кровати регулируется по высоте с помощью электропривода, для безопасности больного можно поднять боковые решетки. Рукоятка в форме треугольника, называемая также «виселицей», служит для того, чтобы больной мог самостоятельно приподняться.

Служащий также показал Петре, как работает подъемник для перемещения лежачего больного в ванную, костыли и подвижный стул-туалет. Хорошо, что еще утром они с Максом перенесли кровать и другую оставшуюся от Мицци мебель в подвал, потому что теперь комната с балконом выглядела как забитый доверху товарный склад. От всего этого хотелось выть.

Но больше всего ее раздражал муж. Несколько часов кряду он висел на телефоне и наконец добился успеха – его отца согласились принять в одном хосписе. Правда, одна загвоздка все же была: хоспис располагался примерно в двухстах километрах. Это обстоятельство вызвало такой дружный и отчаянный протест Петры и Макса, что Харальд в конце концов вышел из себя и послал их к черту. Но пусть не ждут, выпалил он вдогонку, что он будет заботиться о старике.

Макс, напротив, начал строить планы, как он оборудует комнату, когда дедушка после всей этой суеты упокоится в земле сырой. Его сверстники стремились как можно скорее переехать из родительского дома, но Максу эта идея была чужда.

Балкон выходил на запад, и во второй половине дня его щедро обогревало солнце. Не завести ли по весне парочку пальм, чтобы балкон напоминал тропический сад? Для полного счастья в любом случае не хватает гамака и, может быть, попугая. Укромный, утопающий в зелени уголок, закрытый для посторонних. Фалько, этот безжалостный выколачиватель денег, вряд ли рискнет звонить в парадную дверь. Ему должно быть известно, что Харальд Кнобель служит в городском управлении и имеет прекрасные контакты с полицией и управлением по вопросам порядка.

На следующие три дня Петре пришлось отпроситься на работе, хотя ее ни на минуту не оставляло недоброе чувство: как-то там справятся вместо нее три временных работника? В то же время она не могла бросить Макса именно сейчас, когда предстояло вести разговоры с окружным врачом, с начальницей службы по амбулаторному уходу и домашним врачом. Вот когда Макс более-менее разберется с вопросами по уходу и дело пойдет на лад, она предоставит ему полную свободу действий.

В четверг утром старика на носилках доставили из больницы и уложили на новую медицинскую кровать. По понятным соображениям, транспортировка его здорово утомила. Петра пощупала его лоб, он был горячим. Как они могли выписать его с лихорадкой? Жаль, что не было ушного термометра. Надо будет сказать Максу, чтобы купил такой не откладывая. Поскольку измотанный пациент впал в дрему, его оставили одного.

– Хуже некуда, как бедный заморыш, – поделилась Петра с сыном. – Примерно через час зайдет доктор Офенбах. Очень надеюсь, что он не задумал заранее мучить старика своими терапевтическими процедурами и поймет, что тому просто-напросто нужно спокойно выспаться.

– Мне кажется, дедушка никогда не думал о том, чтобы оставить предварительные распоряжения[13], – сказал Макс, – ведь он по натуре борец.

– Почему ты так решил? – спросила Петра с ноткой нетерпения в голосе, но ответа не получила.

Доктор Офенбах, давнишний семейный врач, осмотрел спящего пациента и пришел к заключению, что если бы его коллега, окружной врач, увидел пациента в таком предсмертном состоянии, то назначил бы ему самую высокую степень инвалидности. Кроме того, он пообещал облегчить больному агонию, если в этом будет необходимость:

– Сегодня к этому относятся не так строго, и никто не осудит врача, если тот с помощью морфия сделает последние часы жизни более терпимыми. Однако это связано с большими бюрократическими издержками. Впрочем, вы мне уже говорили, что он отказывается принимать пищу и воду. Это мне знакомо, я пользовал немало людей в самом преклонном возрасте. Они просто-напросто не хотят жить дальше. Как правило, это продолжается не больше недели, после чего вы снова будете спать спокойно. Мы, врачи и родня, должны уважать волю пациента.

Петра вздохнула с облегчением, Макс промолчал.

Начальница службы по амбулаторному уходу оказалась опытной женщиной с практическим складом ума. Она сразу приподняла одеяло и заглянула под брюки, чтобы убедиться, использует ли больной памперсы. После чего написала им для памяти, какие плавки следует купить больному, страдающему недержанием. Закончив с утилитарной частью, она обсудила с Петрой вопрос, как часто к ним должна приходить санитарка и какие функции по уходу семья могла бы взять на себя. Сошлись на том, что профессиональная санитарка дважды в день будет его мыть, менять памперсы, одевать и раздевать, а также менять постель. Остальное ляжет на плечи Петры с Максом.

Если дедушка и дальше не будет ни есть, ни пить, а только спать, то это вполне приемлемо, подумала Петра. Порешив на этом, Петра засобиралась в книжную лавку поглядеть, как там управляется ее правая рука, наказав Максу позвонить ближе к вечеру, когда появится санитарка. Ей хотелось собственными глазами посмотреть, как профессионалка делает свою работу. Кое-что могло ей самой пригодиться.

Наконец Макс остался с дедушкой один. Он долго сидел возле кровати старика, вслушиваясь в его хриплое дыхание. И в какой-то момент понял, что сейчас самое время приготовить обещанный пудинг.

– Дедушка!

Макс играючи нажал на кнопку, переводящую матрас в сидячее положение.

– Дедушка!

Макс немного покачал старика кнопкой «вверх-вниз».

– Дедушка?

– Ильзебилль, что такое?

– Ты будешь сейчас есть свой пудинг?

– Не сейчас. Сытое брюхо к ученью глуxo.

Какая-никакая, но все же реакция. Макс принес готовый пудинг, ложку и перевел кровать с помощью кнопки в предельно вертикальное положение.

– Открой рот!

Макс и сам был удивлен, но старик съел все, что было в чашке. Правда, ему на это потребовалось не меньше получаса. Вместе с пудингом он даже выпил пару глотков воды. Макс по-настоящему был горд собой.

Макс позвонил матери, чтобы похвастаться, и в этот момент раздался звонок в дверь. Макс стремительно слетел по ступенькам к входной двери. На пороге стояла санитарка, которую они ждали.

– Меня зовут Йенни, – представилась она.

Макс отвел ее наверх.

– Добрый день, господин Кнобель! – сказала она громко и разборчиво и пощупала пульс больного. – Как у вас сегодня дела?

Дедушка сиял от счастья.

– После того как я увидел вас, превосходно! – ответил он.

– В таком случае добавим в вашу жизнь немножко свежести, – сказала Йенни и попросила тазик, простыню, два полотенца, две мочалки и мыло; парочку памперсов для взрослых она принесла с собой.

Макс показал ей ванную комнату и вернулся к входной двери, чтобы встретить мать.

– Ну как? – спросила она, не успев отдышаться. – Как прошел день? Как санитарка?

– Пока неясно, – ответил Макс. – Блондинка, симпатичная, я бы сказал.

5

Рано утром в среду появилась вторая санитарка, сестра Кримхильда. Зрелая сведущая в своем деле женщина, статная, физически крепкая, но при этом чуткая и относящаяся к пациентам чуть ли не по-матерински.

Как и ее коллега Йенни, она первым делом взяла руку больного и определила пульс. Представившись деду, она поинтересовалась его самочувствием и не забыла спросить про сон. Вилли Кнобель ей ничего в ответ не сказал. Его демонстративное молчание смутило сестру Кримхильду лишь ненадолго. Она попросила показать вещи для мытья и стала искать зубные протезы. Макс положил их в мыльницу, где они лежали до сих пор.

Сестра почистила вставные зубы щеткой и зубной пастой, снова подошла к кровати и приветливо обратилась к лежачему:

– Господин Кнобель, будьте добры, откройте рот!

Никакой реакции. Макс с Петрой стояли рядом в полной растерянности, но сестра Кримхильда сохраняла самообладание:

– Ну, нет так нет. Однако немного помыться и побриться нам ведь не помешает?

– Я не позволю мною распоряжаться какой-то расфуфыренной дамочке! – заявил старик ни с того ни с сего.

Сестра Кримхильда рассмеялась и попросила родственников оставить ее с больным наедине. Через полчаса она с грохотом и возгласами «Эй! Ау!» сбежала по лестнице и сообщила, что цель достигнута.

– Небольшая борьба за власть. Он, наверное, потомок Наполеона по прямой линии, – решительно прокомментировала сестра.

У сестры Кримхильды на этот день было назначено еще много всего. Но первое, что она сделала – потребовала два ключа от дома: один для ранних приходов, другой – для поздних. С ключами она могла бы приходить даже в те часы, когда никого дома нет. У санитарок-де огромная нагрузка и плотный график, и они не могут позволить себе подолгу ждать на пороге. В ванной следует прибить к стене четыре дополнительных крючка, и желательно их надписать: тряпки и полотенца для верха и для низа. Еще ей потребуется французская водка для втираний, жирный крем для кожи и кое-что из аптеки для тех, у кого недержание.

– Речь идет о картонных коробках большого размера, – пояснила она. – Надо подыскать в доме место, куда их можно будет сложить, – при этом она осмотрелась вокруг.

– Разве что в шкаф Мицци, – с печалью в голосе предложила Петра. – В ванной все свободное место заняло устройства для подъема больного.

Наконец сестра Кримхильда уехала. Макс съездил в аптеку за необходимыми вещами и на обратном пути в супермаркете купил две упаковки ванильного пудинга по шесть стаканчиков в каждой. Этим материнские поручения исчерпывались.

– Надеюсь, ты один справишься? – спросила она и поспешила в свою книжную лавку.

Макс снова подошел к кровати дедушки, который смотрел на юношу глазами смертельно раненного животного.

– Завтрак должен быть важнее гигиены, я так понимаю, – пожаловался старик.

– Хочешь, я принесу тебе кофе с булочкой и мармеладом?

– Пудинг!

На этот раз старик позволил скормить себе целых два стаканчика и глоток за глотком осилил большую чашку кофе.

– Где я вообще? – спросил он под конец.

Макс приготовился все объяснить, но дедушка снова погрузился в сон.

Харальд с работы позвонил дочери в Берлин, так как знал, что ее спутница жизни – эта Ясмин, совратившая его Мицци, – в первой половине дня дома не бывает.

– Они тебе уже рассказали? – спросил он дочь. – Твоя комната теперь похожа на больничный стационар. Там лежит дедушка, и его обмывает приходящая санитарка. Но ты не беспокойся, это продлится недолго…

– Беспокоиться? По мне, так пусть живет до ста лет, – ответила Мицци с легким раздражением в голосе. – Комната мне больше не нужна. Свои личные вещи я давно забрала. Однако от бабушкиного дамасского постельного белья я бы не отказалась. И формочку для пудинга взяла бы с удовольствием.

Харальд начал понимать, что ему не удастся перетянуть дочь на свою сторону. И чтобы не спровоцировать нетерпеливую или, того хуже, гневную реакцию девушки, он быстренько переключился на погоду.

– В Берлине всегда чуть холоднее, чем у вас, – сказала Мицци. – И этот климат меня больше радует, чем унылая погода в предгорьях западного Одевальда. Передавай привет маме и Максу, пока, папа.

К трем пополудни ожидали визита окружного врача. Петра пришла домой чуть пораньше, чтобы и этот последний барьер был преодолен в ее присутствии. Свекор спал.

– Зачем еще какому-то доктору приспичило совать свой нос в это дело? – возмущался Макс.

– Затем, что от его экспертного заключения зависит, будет больничная касса оплачивать услуги по уходу целиком, частично или вообще не будет, – ответила мать. – Он опытный врач и сразу поймет, что в данном случае мы имеем дело с тяжелобольным в последней стадии.

Сама она в этом, похоже, не была уверена на все сто, поэтому нервно покашливала и поминутно выглядывала на улицу.

Окружной врач появился минута в минуту, выслушал от Петры короткое описание ситуации и лишь затем отправился в верхние покои.

– Добрый день, господин Кнобель, – четко выговаривая слова, поздоровался врач с больным. – До меня донеслись слухи, что вы приболели? Как вы себя сегодня чувствуете?

Старик бодро смотрел на врача с издевательской ухмылочкой и охотно вступил с доктором в разговор:

– Прекрасно, прекрасно. Вы же знаете: medicus curat, natura sanat[14], – он был явно рад встретить наконец сведущего человека, который понимал латынь.

Петра успела шепнуть сыну в ухо перевод:

– «Врач лечит, природа исцеляет», или что-то вроде этого.

И, повернувшись к доктору, тихо проговорила:

– Последствия наркоза…

Обследовав больного, окружной врач пригласил Петру и Макса в соседнюю комнату, где, сев поудобнее, тщательно заполнил анкету. При этом он то и дело поднимал свою тяжелую голову, пытаясь получше изучить родственников больного.

– Он может самостоятельно есть или вы его кормите с ложки?

– Он отказывается от какой-либо пищи, – ответила Петра.

Макс старался не встревать в разговор, предоставил матери описывать состояние дедушки.

– Как бы вы охарактеризовали его характер: как радушный, восприимчивый, депрессивный или агрессивный?

– Скорее как тяжелый и рассудительный, – ответила Петра.

– В чем он лучше ориентируется: во времени или в пространстве?

– Нет, чаще всего он пребывает в полном замешательстве, а иногда его мучают галлюцинации.

Остальные вопросы были в том же духе. Когда доктор закончил, он попрощался и ушел.

– В скором времени вы получите письмо из больничной кассы, к которой относитесь, – сказал он на прощание, ни единым намеком не выдав собственной позиции.

– Смешные люди, – сказал старик Максу. – Сначала эта Гримхильда – nomen est omen![15] Потом этот шарлатан! Он даже пульс у меня не проверил! Впрочем, та блондинка, что вчера приходила, мне очень понравилась. Ну а сейчас время пудинга, надеюсь.

В общем и целом Макс придерживался того же мнения, что и дедушка. Прежде всего, конечно, в том, что касалось Йенни. Вопрос, сколько порций пудинга уже умял дедушка и правильно ли он делал, позволяя больному столько есть? А в общем-то, какая разница? Если человек при смерти, то надо исполнять все его желания. Вечером Петра обнаружила в мусорном ведре пустые стаканчики от пудинга и неодобрительно покачала головой. Как только с дедушкой все определится окончательно, она проследит, чтобы Макс регулярно ходил обедать в студенческую столовую.

На ужин была грюнколь из морозильника и жареная картошка с мясным паштетом. Словом, то, что никто из них троих не любил.

– Ну и? – приступил к расспросам Харальд. – Как дела у господина Кнобеля-старшего?

– Самое время тебе посмотреть самому, – довольно резко парировала Петра. – Пора тебе попрощаться с отцом, пока не поздно.

– Ты что, провидица? Может, он всех нас переживет!

– Не надейся, – возразила Петра. – Доктор Офенбах говорит, если пациент отказывается от твердой и жидкой пищи, то больше недели он не протянет. А неделя твоего отца закончится через пару дней.

В этот момент Макс все-таки решил вставить слово:

– Дедушка пил воду.

Родители ошеломленно уставились на парня.

– Мы должны оставить его в покое, – сказала Петра. – Разве не ясно, что он не жилец на этом свете?

– Но если он хочет пить! – резонно возразил Макс.

Харальд покачал головой:

– Нет, серьезно?

Макс вскочил и выбежал прочь. Неужто родители замыслили уморить старика голодом и жаждой? На середине лестницы до него долетел слабый звук открывшейся двери. Он обернулся и махнул рукой Йенни, которая, в отличие от своей коллеги, ходила почти неслышно, в кедах.

Йенни была чуточку выше Макса и, наверное, чуть старше. Светлые волосы были заплетены в толстую косу. На ней был короткий розовый халат поверх белых брюк. До Макса долетел запах лаванды и недавно выкуренной сигареты.

– Привет, – сказал он.

– Как поживает твой дедушка? – спросила она в ответ. – Сегодня я попытаюсь посадить его на унитаз. Может быть, ты мне поможешь?

Старик не на шутку рассердился оттого, что Йенни с Максом усадили его на край кровати и затем перетащили на мобильный кресло-туалет. И когда он в конце концов устроился на стуле со спущенными штанами, то громко проревел:

– А теперь вон! Оба! Живо, живо!

– Нам тут не до хороших манер, – проворчала Йенни и тем не менее направилась вслед за Максом к двери, которую, впрочем, лишь слегка прикрыла за собой, оставив щелочку.

– Я еще никогда не видел его голым, – признался Макс. – Ему, должно быть, зверски неловко…

– У старых людей это происходит не быстро, нужно подождать, – сказала Йенни. – Я даже успею покурить.

– Тебе можно?

– Если ты не возражаешь, – ответила девушка и прикурила сигарету. Пока Йенни курила, она ни на секунду не выпускала пациента из поля зрения.

– Это на случай, если его покинут силы, – пояснила санитарка.

– Тебе нравится то, чем ты занимаешься? – спросил Макс.

– Сперва я хотела пойти работать в полицию, – призналась Йенни, – но не сложилось.

– А я хотел изучать медицину. Но не исключено, что стану простым санитаром, ухаживающим за престарелыми.

– Добро пожаловать в клуб!

Выждав достаточно времени, они вернулись в комнату. У старика ничего не получилось, поэтому он пребывал в скверном расположении духа и был неласков.

– От вас несет табаком, – буркнул он молодым людям. – Если бы я выкурил сигарету, то и пищеварение наладилось бы.

Они снова переложили старика в постель, и он отдыхал, тяжело дыша. Йенни пошла в ванную и тщательно вымыла руки. Девушка высоко закатала рукава, и Макс обратил внимание, что оба ее предплечья украшали татуировки.

– Дракон и бабочка, – сказал он. – Оба умеют летать!

– Грехи молодости, – пояснила Йенни. – Когда у меня заведутся деньги, я их удалю.

– Зря, – сказал Макс. – Как думаешь, может, дать ему, в самом деле, сигарету? Родители, если узнают, побьют меня камнями!

– Им это видеть необязательно. А я не проболтаюсь. Расскажи лучше, каким человеком был твой дедушка? Я имею в виду, когда у него со здоровьем еще было в порядке…

– За последние два года он сильно состарился, целыми днями сидел, уткнувшись в телевизор, и постоянно ко всему придирался. Но пока была жива бабушка, он пребывал в довольно неплохой форме. Они вместе любили выезжать на прогулки, он много читал и иногда ходил с нами в кино. Раз в месяц они с бабушкой приглашали нас на обед. Бабушка здорово готовила, фрикадельки и жаркое из свинины. Или куриное фрикасе с рисом.

– А потом мороженое?

– Нет. Рыба! Точнее, ванильный пудинг в форме рыбы с вишневым вареньем из своего сада.

– Звучит аппетитно, – сказала Йенни и попрощалась.

Макс незаметно для себя начал насвистывать какую-то мелодию – у него было самое прекрасное настроение. Отныне Йенни будет появляться у них каждый вечер.

Пудинговая диета приносила плоды. На следующий день дедушка потребовал полноценный обед. Макс подумал, что неплохо было бы покормить его чем-то, напоминающим бабушкины блюда, и поэтому купил свежезамороженные кёнигсбергские фрикадельки и полуготовое картофельное пюре в пакетике. Старик умял среднюю порцию, остатки доел Макс, сдобрив картошку большим количеством карри и перцем.

– Хотелось бы знать, кто оплачивает санитарку? – сладко потягиваясь, спросил вдруг Вилли Кнобель. По желудку разливалось приятное и теплое чувство сытости.

– По-видимому, все же больничная касса, то есть сработало страхование на случай потребности в постоянном уходе, – предположил Макс. – Но мы пока не знаем, к какой группе тебя определил окружной врач.

Старик некоторое время думал.

– А кто платит за мою еду?

До сих пор Макс расходовал деньги деда и ответил несколько уклончиво:

– Дедушка, в конце концов, ты живешь у своего сына!

Старик снова надолго погрузился в размышления.

– Я не допущу, чтобы меня содержал дипломированный инженер! Парень, сходи-ка ты в банк и сними для меня денег. Я выпишу тебе доверенность.

– Достаточно будет пин-кода или чека на оплату наличными, – робко произнес Макс, испуганно посмотрев на деда.

Вилли Кнобель не доверял кодам и чекам, к которым кто угодно мог приписать нолик.

Вечером Харальд едва не налетел у входной двери на незнакомую женщину, которая в этот момент вынимала из кармана толстую связку ключей и явно намеревалась с их помощью войти в дом.

– Привет, я Йенни, – сказала она, гладя на него сияющими глазами.

Совершенно растерянный и ничего не понимающий Харальд против воли изобразил на лице встречную улыбку. Лишь потом он обратил внимание на белые брюки и догадался, кто она такая. Вот до чего дошло: совершенно чужие люди носят в кармане ключи от их дома! И все же он не посмел перейти на грубый тон с такой молодой и такой веселой женщиной.

– Вашему отцу с каждым днем все лучше, – продолжала беспечно болтать Йенни, когда они вместе вошли в прихожую. – Ваш сын тоже постарался, он так трогательно ухаживает за дедушкой.

– Я полагал, что он при смерти, – изумился Харальд.

– Не беспокойтесь, – утешила его Йенни, – мы его еще поставим на ноги!