Голубая Звезда Болдуин Ким
Аллегро проверила свой Вальтер, прицелилась афганца, прикидывая, как именно стрелять. Права на ошибку у нее не было. Она предпочла бы разобраться с противником более незаметно, но ей доводилось быстро и чисто устранять ненужные фигуры и в худших условиях. Азизи достал сигареты и закурил, опершись на дверь «Пежо» и глядя на здание. Когда он вдруг замер, Аллегро проследила за его взглядом, направленным на крыльцо Института. Крис с матерью вышли из дверей и начали медленно спускаться по ступенькам. Они прошли по бетонированной дорожке, мимо стоянки, в паре метров от припаркованных машин, и сели на ближайшую скамейку.
Вильгельмина ван дер Ягт, похоже, не обращала на Крис особенного внимания, взгляд ее блуждал где-то, на лице застыло безразличное выражение. Крис достала шарф и вложила в руку матери. Аллегро видела этот шарф утром, когда обыскивала карманы плаща Крис. Вильгельмина, кажется, узнала памятный аксессуар и попыталась вернуть Крис, но та сунула его в карман пальто матери. Когда они встали, Азизи не пошевелился.
Аллегро никоим образом не могла позволить Крис сесть в свой «Клио», пока было неизвестно, что сделал с машиной этот афганец. Поэтому Аллегро достала мобильный и набрала Крис.
Кабул, Афганистан
Дверь в кабинет была заперта, а рольставни опущены, министр культуры Кадир изучал планы самой масштабной акции Аль-Кайды против неверных за все времена. Тайный патронаж группировки снискал ему славу терпеливого знатока, который был счастлив проводить акции во имя Аллаха, а его позиция в глазах исламского братства значительно упрочилась бы, достань он Setarehe Abi Rang. С помощью бриллианта можно было обеспечить множество акций против США и их союзников. Кадир погладил бороду и вообразил, что начнется в мире, если будут приведены в исполнение гениальные планы, что лежали перед ним. Их время приближалось.
У Кадира зазвонил телефон, нарушая его спокойное созерцание. Своим помощникам министр велел не беспокоить его, за исключением звонков особой важности.
Звонил профессор Рафи Байят. Кадир нахмурился, но трубку снял.
— Да?
— Господин, я отыскал родственников того еврея, который владел бриллиантом до Второй мировой войны, — доложил профессор. — И то, что они мне рассказали, заставляет беспокоиться.
Кадир замер на месте, ожидая, когда ему предадут факты, которые поставят его в крайне затруднительное положение. Он надеялся, что Азизи должен был вскоре справиться с основным заданием, а потом разобраться и с излишне любознательным ученым. Сведения Байята подтверждали то, что Кадир уже давно знал — голландский бриллиант был настоящим Setarehe Abi Rang. Но история, рассказанная чешским евреем, оказалась немаловажной. За бриллиант шахом-марионеткой Шуа-уль-Мулком были куплены какие-то товары, а потом его убили. Проверив эту версию, можно было установить происхождение бриллианта. Если бы мир узнал об этой истории, продать камень тайно стало бы невозможно. И в этом случае, им пришлось бы официально вернуть его в корону, поставив тем самым весь план под угрозу. А в Аль-Кайде персона Кадира стала бы печально известной как ненадежная.
— Как такое может быть? — спросил профессор. — Наверное, из соображений гордости было устроено серьезное прикрытие. Как можно было допустить, чтобы афганцы продали еврею Setarehe Abi Rang?
— Нет, как я тебе уже говорил, это невозможно, — Кадир видел замешательство профессора. — Всю историю выдумали, чтобы фальшивый камень приобрел большую ценность.
— Как скажете, министр, — уважительно ответил Байят, но Кадир уловил сомнение в его тоне.
— Вы хорошо поработали, профессор Байят. А теперь возвращайтесь в ваш мир науки и позвольте нам самим разобраться в этом деликатном вопросе.
— Если я могу быть еще чем-то полезен… — начал было Рафи, но Кадир оборвал его.
— Это все. Меня ждут неотложные дела государственной важности, профессор. — С этими словами он повесил трубку, а потом сразу набрал номер Азизи.
Решение вопроса о том, как достать Setarehe Abi Rang, приходилось откладывать. А профессора, создающего массу проблем, необходимо было заставить молчать, немедленно.
— Привет. Мне дали разрешение на проживание, я уже освободилась. — Аллегро положила пистолет на колени. — Ты не против, если я за тобой заеду?
— Зачем тебе ехать сюда через весь город? И потом, если ты меня заберешь, мне придется оставить машину здесь.
— Но ведь это же совсем не проблема. Я тебя потом могу подбросить обратно, до стоянки. — Аллегро зажала телефон плечом и прикрутила глушитель. Афганец потушил сигарету и ответил на звонок. — Я арендовала новую машину, и совсем не прочь немного побыть за рулем. Да и тут недалеко.
— Ну, если ты не против прокатиться. — Крис направлялась к зданию, на которое смотрела Аллегро. — Через сколько ты здесь будешь?
— Максимум, через десять минут. Я выехала по направлению к тебе, и движение не особенно интенсивное.
— Отлично. Тогда до скорого. Ты не против заехать к моему дяде? Я обещала заскочить к нему.
— Конечно. Не проблема. До скорого.
Аллегро положила пистолет в карман плаща и огляделась. Медлить дальше было нельзя, но и место казалось далеко не идеальным для того, чтобы разобраться с Азизи. Кто-нибудь мог увидеть, как она будет стрелять в него. Ее машину могут вычислить. В ОЭН терпеть не могли оставлять следы. Но при этом всегда ждали от своих оперативников инициативы. Она и так провела на этом задании уже слишком много времени, а угроза теракта казалась более чем реальной, Аллегро не могла позволить какому-то фанатику нарушить ход операции на такой важной стадии. И осознавала, хотя старалась не концентрироваться на этих мыслях, что боится как поведет себя афганец, не пойдет ли он на то, чтобы просто застрелить Крис? Аллегро не знала, какие ему даны указания, а могла только предполагать, что такие же, как и ей. А что если он — просто фишка на поле, и ничего не знает о бриллианте? Ему могли просто приказать устранить Крис, тогда как кому-то другому было поручено добыть камень. Как можно быть уверенной в чем бы то ни было?
Единственное, на что она могла положиться, — это собственные способности наблюдения. Азизи вытянулся в струночку, а выражение его лица сделалось более собранным, когда он принял звонок. Аллегро понимала язык тела очень тонко. Азизи только что дали новый приказ. Аллегро вышла из машины, бросила сумку в багажник и нехотя побрела в сторону «Пежо». К ее изумлению, Азизи метнулся на водительское сидение и включил зажигание. Она, стиснув пальцы на рукояти пистолета, медленно приближалась. Он откинулся на сидении, Аллегро начала вынимать оружие из кармана, подняла, направляя на голову цели, и тут услышала, как ее окликнули по имени.
Крис помахала с противоположного тротуара.
— Ты как раз вовремя, — проговорила она, подходя.
— Я же сказала, что я недалеко. Как тебе моя новая тачка? — Аллегро указала на «Ауди». — У меня пунктик по части мощных монстров.
Краем глаза она наблюдала, как Азизи вырулил с парковки. Отъезд афганца мог быть вызван несколькими причинами. Или отменили его задание, или изменились инструкции. Или у него бриллиант, хотя Аллегро была почти уверена в обратном. Или его просто напугало то, что она шла, собственно, за ним, но в таком случае, кто в ответе за утечку в ОЭН?
— И почему я не удивляюсь? — проговорила Крис. — Машины были страстью моего отца. Интересно, тебя так же часто штрафуют за превышение?
Аллегро улыбнулась.
— Ты хочешь сказать, что никогда не видела меня в рубрике «разыскиваются» на американском ТВ?
Крис пристально посмотрела на нее. Это был взгляд полный серьезности.
— Может, лучше поедем на моей машине? Или лучше я сяду за руль?
— Я пошутила. Все, что я хотела сказать, что «часто» — это такое относительное понятие. Доверься мне, ты в надежных руках.
Они сели, пристегнулись, и в замкнутом пространстве Аллегро ощутила нежный запах лаванды, тем же парфюмом Крис пользовалась в тот карнавальный вечер в Венеции. Аллегро украдкой оглядела Крис. На ней была бежевая шелковая блузка с глубоким вырезом и темно-баклажановая юбка, туфли в цвет. В какой-то момент, на резком маневре подол юбки Крис скользнул вверх, приоткрывая нежное бедро цвета слоновой кости. Аллегро собрала волю в кулак, и сделала все, чтобы удержаться от ласкового прикосновения к этому божественному бедру.
Аллегро петляла, просто на случай, если кто-то сидел у них на хвосте. Светофор показывал желтый, справа приближался трамвай, Аллегро пронеслась прямо перед ним и тут же свернула в узкий переулочек.
— Что ты делаешь? — спросила Крис.
— Ищу маршрут повыпендрежнее.
— Похоже, ты достаточно неплохо знаешь город.
— Хорошо ориентируюсь в пространстве. Кроме того, я провела тут несколько недель, и только потом направилась за город. Достаточно многое успела запомнить.
Аллегро припарковалась в переулке, за углом дома Ганса Гофмана, на Принсенграхте, на случай, если за ними следили. Аллегро не хотела, чтобы наблюдатель понял, в какое именно здание они направляются.
Гофман, похоже, был рад ее видеть, обнявшись с Крис и обменявшись троекратными поцелуями на голландский манер, он точно так же поприветствовал Аллегро.
— Рад, что ты к нам присоединилась, Энджи. Заходи. Я сегодня принес от булочника, чудесные рулетики.
— Как замечательно, — сказала Крис. — И кофе так прекрасно пахнет.
Он провел их наверх, в свою квартиру с двумя спальнями, большой гостиной и видом на канал. Солнце заглядывало в высокие окна, в его свете темное холостяцкое жилище-пещера превратилось в уютное располагающее гнездышко. Гофман был явно не из тех, кто считает, что яркие цвета создают уют. Пожалуй, не был Гофман и абсолютным чистюлей.
Пройдя мимо книжного шкафа со стеклянными дверцами, Аллегро заметила, что все книги рассортированы по тематике, языку и авторам. Никаких безделушек, лишь пара памятных вещиц и фото в рамке, да отполированный до блеска футбольный кубок. Но, кто бы ни занимался здесь уборкой, он там и сям оставлял пыль, а в лучах утреннего солнца это было очень заметно.
Аллегро поняла, насколько велика страсть Гофмана к комфорту, когда они с Крис устроились на диване, утопая в мягких темных подушках, похожих на большие пепельно-серые зефирины. Диван стоял достаточно близко к панорамному окну, чтобы можно было наслаждаться чудесным видом на Принсенграхт и окрестности, на канал, где неспешно проплывали бесстрашные лодочники, укутанные во множество теплых вещей.
Гофман поставил кофе и рулетики на низенький столик перед ними с Крис и, усевшись в любимое велюровое кресло, проговорил:
— Пока я не забыл, — он полез в карман. — Я заказал для тебя ключи. Пожалуйста, можешь в любой момент ими воспользоваться, если тебе снова понадобится остановиться в городе.
Крис взяла ключ и положила в сумочку.
— Это так мило с твоей стороны, дядя. Этот я уж постараюсь не потерять.
Какое-то время они с Гофманом обменивались любезностями, по большей части говорили на английском, конечно, из-за присутствия Энджи. Крис рассказала, как прошло посещение матери, о том, как та мало говорила и, вероятнее всего, едва ли осознавала, что Крис приехала к ней. Потом сменили тему на ремонт в Харлеме, а после обсудили и главную новость дня — убийство немца.
— Энджи, они ведь сказали, что на боку машины была нарисована свастика? — печально проговорила Крис. Аллегро что-то пробормотала в ответ.
— А точно, что этот турист был из Германии? — спросил Гофман.
Аллегро не удивилась тому, как напряженно старик говорил об этом. У него ведь был дневник, и он знал историю о прошлом бриллианта. На его месте Аллегро бы очень встревожилась, услышав о том, что некий неонацист что-то делал в Харлеме, за что его еще и убили. И ей не хотелось бы, чтобы Ганс напугал Крис, выдав свою панику или показав дневник. Она как раз собиралась сменить тему, но тут у нее в кармане завибрировал мобильный. Взглянув на дисплей, она извинилась и вышла в соседнюю комнату. Услышав голос Домино, Аллегро облегченно вздохнула и расправила плечи.
— Я в Риме, — сообщила Домино. — Прилетела частным самолетом, чтобы не связываться с аэропортом, и спокойно провезти все, что мне необходимо. Оставшийся путь я проеду на машине, поэтому я буду или сегодня поздно ночью, или завтра утром. Ты остальных предупредила? — спросила она, имея в виду, конечно, Монти Пирса.
— Ответ отрицательный. Напиши мне sms, когда будешь здесь, я введу тебя в курс дела.
Аллегро повесила трубку и направилась к комнате, где были Крис и Гофман. Сейчас они говорили на голландском, и Аллегро, уловив слово бриллиант, замерла посреди коридора. Хотя они и думали, что она не понимает языка, все же обсуждать что-либо связанное с камнем, без ее присутствия будут куда более открыто. Но, похоже, все, что было сказано о «Голубой Звезде», Аллегро уже пропустила, потому теперь они говорили о… ней, все еще на голландском, и достаточно громко для того, чтобы Аллегро удалось разобрать каждое слово.
— Разве я говорила, что Энджи мне не нравится?
— А мне помнится, что первыми словами, которыми ты ее описала, когда закончила кричать на меня, что зря я ее нанял, были «наглая» и «самодовольная».
— Она такая и есть, я так ей и сказала.
Гофман рассмеялся.
— Уверен, ей такая характеристика пришлась по нраву.
— Не совсем. — Крис помолчала. Потом в голосе ее послышалось сожаление. — Я извинялась за эти слова… Но я не знаю, как к ней относиться. Всякий раз, когда я пытаюсь спросить что-нибудь личное, она становится грубой, и отсекает мой вопрос. Она, похоже, бежит от чего-то.
— Крис, у каждого есть на то свои причины, — мягко ответил Гофман. — И мы все на эти вещи реагируем по-разному. Ну, посмотри на себя.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты уже давно не живешь полной жизнью. С тех пор, как перестала бороться за признание со стороны родителей или любимых. А последние годы ты как будто сдалась.
— По крайней мере, я от своей ответственности не бегу.
— Ты делаешь еще хуже, — сказал Гофман все тем же отеческим тоном, — ты от жизни бежишь.
Аллегро хотела бы постоять у двери еще и послушать, но понимала, что долгое отсутствие будет подозрительным.
— Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, — сказала она им, входя в комнату. — Я так понимаю, вам есть, что обсудить. А я пока посмотрю вашу библиотеку, если вы не против.
— Конечно, Энджи. Пожалуйста. — Гофман показали на ближайший книжный шкаф. — Вот тут у меня все, что на английском.
Аллегро, повернувшись к ним спиной, изучала книги в шкафу. Она взяла с полки настоящую редкость — издание «Преступления и наказания» — и стала осторожно перелистывать страницы, когда Гофман продолжил на голландском:
— У нее могут быть свои основания. Но я думаю, она замечательная. И такая обаятельная. Я бы сказал, она то, что тебе нужно.
— Дядя!
Аллегро пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться, когда она услышала этот горький ответ.
— Не говори мне, что ты не замечаешь. Она гораздо учите тех, с кем у тебя до этого были связи, — сделав паузу, Гофман продолжил. — Лучше этих проклятых пиявок.
— Твоя взяла, — согласилась Крис. — Но в том, что они мной пользовались, была лишь моя вина.
Гофман громко прихлебнул кофе, потом сел, держа чашку обеими руками.
— Очень жаль, что твоя подруга, которая здесь, не привлекает тебя.
— Я такого не говорила. — в этом робком признании было для Аллегро что-то умилительное.
Гофман ответил фразой, которая с голландского лучше всего переводится как «Эврика!».
— Я знал!
— Знал что?
— Я же вижу, как ты на нее смотришь. Даже сейчас ты взгляд от нее отвести не можешь.
Аллегро держала голову повернутой так, чтобы со своей стороны Ганс и Крис не видели, как на ее лице расплылась довольная ухмылка. Гофман, нравился ей все больше. Крис очень повезло, что в ее жизни есть такой человек, особенно, учитывая, что у нее, фактически, не было родителей.
— Ты не можешь себе представить, какое смущение вызывает этот разговор, особенно с тобой, — проговорила Крис.
— Куда большее смущение и разочарование ждало бы тебя, если бы эта симпатия не была взаимной, — предположил Гофман. — Но об этом можешь не беспокоиться. Поверь уж старику, он знает, о чем говорит. Она-то на тебя так же смотрит.
— Дядя, прошу тебя, перестань. И потом, она через пару недель уедет.
— А значит, у тебя два варианта. Или успей насладиться коротким романом сейчас, или сделай так, чтобы она осталась.
Аллегро дождалась ответа Крис.
— Ну, первое мне, явно, по силам. На самом деле, мы сегодня собирались поужинать вместе и пойти потанцевать.
— А второе?
— Я не могу сделать так, чтобы она осталась. Это не в моей власти. Все, что я могу сделать, — это чтобы ей захотелось остаться.
Глава семнадцатая
Азизи терпеливо ждал. Он сидел в своей арендованной машине, припаркованной возле музея Алларда Пирсона у Амстердамского Университета. Аллах даровал Азизи еще один шанс проявить себя, и не было никаких сомнений, что новая миссия пройдет в точности так, как планировалось. Уехав от лечебницы, Азизи провел не один час за тщательными приготовлениями. Он достал все необходимые ему инструменты, а потом направился в тихий район, где были старые судостроительные предприятия. Там он и нашел место, где было бы лучше всего осуществить план. До сумерек оставалось два часа. Азизи вился вокруг здания музея, пока не открылся въезд на парковку, и путь к административным офисам не был свободен. Азизи поспешно зашел в комплекс и стал искать свою цель. Аллах благоволил ему. Фотография Байята была помещена на информационном стенде у входа в музей.
Азизи проверил часы работы ученого. Если день профессора только что закончился, сообразно графику, то настало время действовать, ведь было уже темно. Это значило, что Азизи требовалась особая бдительность, чтобы успеть перехватить Байята, пока тот не сел в машину или трамвай. Азизи знал, что делать, и благодарил за это бога.
Когда профессор вышел из здания, на двадцать минут позже, чем ожидалось, — Азизи легко узнал его в свете фонарей. Он завел «Пежо» и подъехал к профессору, пока тот копался с велосипедным замком у железной стойки при входе в музей.
Азизи опустил стекло.
— Профессор Байят?
— Да, — Байят бросил ковыряться с велосипедом и, подойдя к машине, наклонился к окну.
— Меня послал министр Кадир, — сообщил Азизи на персидском, пряча довольную улыбку за любезной, при виде замешательства, отразившегося на лице профессора. — Я здесь чтобы помочь вам установить происхождение этого второго бриллианта. Садитесь, пожалуйста.
— Министр не говорил, что кого-то пошлет, и мне не позволено обсуждать этот вопрос с кем бы то ни было, — ответил Байят.
— Можете сами с ним поговорить, если хотите. — Азизи достал сотовый, набрал номер, и протянул телефон профессору.
— Простите, что беспокою вас, господин, — сказала Байят осторожно. — Здесь один человек, он…
Какое-то время Байят молча слушал.
— Да, господин, конечно. Я понимаю. — Садясь в машину и возвращая телефон, он выглядел уже куда как спокойнее. — Я прошу прощения за то, что позволил себе сомневаться. Это очень тонкие вопросы, и я уверен, что вы понимаете, что самое разумное, это быть предельно осторожным.
— Я не в обиде, профессор. — Азизи выехал на дорогу и направился к тому безлюдному месту, которое выбрал.
— Куда мы едем? — спросил Байят.
— Туда, где нас не смогут подслушать. Как вы говорили, это очень деликатные вопросы.
Азизи пытался поддерживать ненавязчивую беседу, чтобы притупить бдительность профессора, спрашивал его о семье, пока лавировал в интенсивном потоке, направляясь в сторону судостроительных заводов. План работал безупречно. Азизи свернул на стоянку у заброшенного кирпичного здания, и припарковал «Пежо» неподалеку от берега. Рядом не было ни одной машины, а последних пешеходов и велосипедистов они проехали уже давно.
На языке тела то, как стал себя вести Байят, значило жуткую тревогу. Он сидел с прямой спиной и непонимающе оглядывался.
— Выходите из машины, профессор, — приказал Азизи.
— Выходить? Зачем? — Байят отстранился, прижавшись к пассажирской двери.
Азизи забрал ключи и вышел из машины. Обходя ее с задней стороны, он достал нож из кармана своего плаща. Открыв пассажирскую дверь, вытащил профессора из машины. Не успел Байят и слова сказать, Азизи рассек ему глотку, осторожно держа за голову подальше от себя, чтобы не забрызгать одежду кровью.
Байят издал страшные гортанные хрипы, повалился на землю и замер. Азизи достал из багажника веревку и два больших цементных блока, которые сразу перетащил к воде. Потом, туда же отволок тело профессора, привязал крепко и пнул. Посмотрел, как тело потонуло в черной воде. По дороге обратно в город он позвонил министру, чтобы сообщить, что дело сделано, и можно было возвращаться к поискам бриллианта.
Азизи рассудил, что на тот момент графиня, скорее всего, вернулась в Харлем. Той же ночью рискованно было ехать в особняк, не зная, кто мог там находиться. Поэтому Азизи решил разобраться с другим вариантом того, где мог быть бриллиант, если графиня не решила носить его всюду с собой. Камень мог быть у женщины, которую ван дер Ягт называла «мама».
В Институт Св. Франциска Азизи приехал в половине десятого вечера. И припарковавшись на соседней улице, подошел к зданию пешком, держась подальше от ярко освещенного фасада. У служебного входа стоял грузовик, и какой-то мужчина возил туда-сюда тележку, до верха груженую пластиковыми корзинами с логотипом прачечной. Азизи поспешил к двери и заглянул внутрь. Грузчик на какое-то время пропал из виду, поэтому Азизи скользнул в коридор и спрятался за ближайшей колонной, пока рабочий не закончил и не уехал.
Осторожно пройдя по коридору, Азизи миновал несколько пустых кабинетов. Откуда-то послышались два женских голоса, потом удаляющиеся шаги. Когда воцарилась тишина, Азизи рискнул и пробрался в один из кабинетов за компьютер, нашел список пациентов и схему расположения их палат. Вильгельмина ван дер Ягт была в двести девятой. Пожарная лестница была ясно отмечена на схеме, чуть дальше по коридору, где Азизи уже был.
— Для ужина еще слишком рано, — сказала Крис, когда они вышли от Гофмана. — Большинство заведений открываются в шесть.
— Может, тогда немного погуляем? — предложила Аллегро. — Я пожила здесь достаточно, чтобы уяснить, что каждым солнечным денечком лучше успеть насладиться, потому что все может поменяться в одночасье.
Крис рассмеялась.
— Верно.
Словно сговорившись заранее, они избегали оживленных улиц с магазинами и основных достопримечательностей, популярных у туристов, а держались тихих живописных переулков, протянувшихся вдоль каналов.
— Потрясающая архитектура, — проговорила Аллегро, показывая на искусно декорированный барельефами фронтон одного из ближайших домов, где жили в своих квартирах самые обычные горожане. На черно-белой табличке, под самой крышей, значился год постройки — 1483.
— Мне никогда не надоест гулять по этим улочкам, — согласилась Крис. — Это такое пиршество глаз, если, конечно обращать внимание на детали.
— Кстати говоря, не приглядела ли ты какое-нибудь заведение, где можно утроить настоящее пиршество?
— Тут поблизости есть ресторан «Баста Паста», — сказала Крис. — Любишь итальянскую кухню и оперу?
— Чудесное предложение.
Ресторан «Баста Паста» был расположен на первом этаже краснокирпичного здания на Новой Шпигельстраат, оживленной улице, со множеством антикварных магазинов. Еще пара шагов, и показались горшки с цветами, каменные колонны. Все это выглядело так заманчиво, и было таким изысканным, точно они попали в один из уютных романтических ресторанчиков в сердце Венеции. Аллегро вспомнился карнавал, и то, как она первый раз увидела Крис, в великолепном фиолетовом бальном платье. Аллегро вспоминала фарфоровую кожу — само совершенство, и то, как люди отвечали на улыбку Крис. Когда она целовала Крис в шею, это был не просто отвлекающий маневр. Аллегро была восхищена ее красотой, а собственные фантазии подстегивали к действию. Она нашла бы в себе силы противостоять искушению, если бы не страдание, которое Аллегро увидела в глазах Крис. Ей страшно хотелось облегчить боль в груди этой женщины. Аллегро вспоминала, как ее губы нашли трепетную выемку между ключиц, как Крис сдалась, плененная лаской, от чего Аллегро едва не потеряла голову. Чтобы отстраниться, и не позволить рукам ласкать великолепные округлости, исследуя бархатистую нежность кожи, пришлось до предела напрячь свою силу воли.
И теперь желание прикоснуться к Крис было не менее сильным, а атмосфера ресторана лишь располагала к этому. Приглушенный свет, и свечи на столиках.
Они с Крис прошли мимо большого рояля, и Аллегро с удивлением обнаружила, что посетители, подходившие туда, вкладывали себе закуски из буфета, устроенного прямо внутри инструмента. Дюжина огромных тарелок — с такими деликатесами, как семга, карпаччо, капрезе, ризотто, антипасто — ассорти из различных закусок. Все это источало изумительные ароматы и выглядело очень аппетитно.
Когда женщины вошли в зал, пианист играл Моцарта, и, когда они присели за столик неподалеку от стойки, один из официантов затянул арию из «Травиаты», и все замолкло, баритон заполнил богато убранное пространство зала.
— А он очень неплохо поет. Когда ты скачала «опера», я не думала, что будет живой звук, — проговорила Аллегро.
— Это одна из диковинных особенностей заведения, помимо отличной кухни, — мягко ответила Крис. — Большинство официантов профессиональные вокалисты. Они могут исполнить что угодно, по твоему желанию: опера, рок, джаз, попса, ты только скажи.
Следующие полтора часа они наслаждались пастой и бутылочкой сухого красного «Амароне». Аллегро удивлялась тому, как раскованно они чувствовали себя в обществе друг друга. Когда Крис попросила попробовать ее блюдо с окунем, Аллегро намотала немного лапши на вилку и протянула Крис. Улыбнувшись, Крис приняла угощение. Через пару минут они, не стесняясь, пробовали итальянские блюда друг у друга, и смеялись, словно влюбленные, которые давно вместе. Эта, казалось бы, мелочь, приносила Аллегро огромное удовольствие: в ее коротких романах ничего подобного не было, и она наслаждалась каждым мгновением такого непринужденного ласкового обращения.
Программа не прекращалась весь вечер, официанты сменяли друг друга, подхватывая мотивы, принимая заказы на песни. За оперными ариями следовали партии из бродвейских мюзиклов, за ними попса с верхушек чартов. К их столику подошел темноволосый красавец-официант и затянул романтическую балладу на итальянском. Серенада чистым тенором была чудесна.
Аллегро настолько залюбовалась Крис, тем, как в отблесках свечей переливались золотом ее волосы и сверкали глаза, что никакого внимания не обратила на то, что пел мужчина. Его голос околдовывал Крис, а Аллегро просто не могла отвести от нее глаз, и большого труда стоило удержаться от того, чтобы подарить Крис поцелуй.
— Ты знаешь итальянский?
— Боюсь, что нет, — солгала Аллегро, силясь перевести взгляд с Крис на что-то другое. — А ты?
— Да. У нас дом в Венеции… был. В течение многих лет. Я туда часто приезжала, когда была маленькой, а потом, когда мне исполнилось восемнадцать, перебралась туда жить. — Вспоминала Крис. Очаровательный изгиб в уголках ее губ намекал на полуулыбку, вот только глаза оставались грустными, как и в ночь карнавала. — Я люблю Италию. Особенно, Венецию.
У Аллегро закололо в груди, когда трепетные нотки уязвимости послышались в голосе Крис.
— Ты часто туда возвращаешься?
— Мне не так давно пришлось выставить дом на продажу. Ужасно нужны деньги, ведь отец оставил нас в долгах, — голос Крис звучал мелодичнее всех серенад, что звучали весь вечер.
— Переведи мне, пожалуйста, эту песню. — попросила Аллегро.
— Зачем? — улыбка на устах Крис увяла. — Она же итальянская, и, как большинство итальянских песен, она о любви и трагедии. — Крис подалась навстречу Аллегро и, не отрываясь, глаза ей в глаза, проговорила: — Когда мы первый раз встретились, твое лицо скрывала ночь. Все, что я видела, и все, что я запомнила, это то, как ты улыбнулась, а потом поцеловала меня. От твоего поцелуя у меня перехватило дыхание. Я сожалею не о том, что эти чувства пробудила незнакомка. Я сожалею, что ты так быстро ушла.
Эти слова словно бы вернули Аллегро в Венецию, она с трудом могла скрыть шок.
— Что? — хрипло спросила она.
— Песня, — ответила Крис, пожав плечами и бросив на Аллегро недоуменный взгляд. — Ты же попросила перевести.
Аллегро испытала облегчение, к горлу при этом едва не подкатила тошнота. Конечно, ее итальянский был близок к совершенству, но она так залюбовалась Крис, что не слышала ни слова из песни.
— А, да. Конечно — любовь и трагедия. — Аллегро отвела взгляд, делая вид, что вдруг очень заинтересовалась картиной, висевшей над их столиком. Это был портрет обнаженной женщины на диване, середина восемнадцатого века.
Повисло молчание. Аллегро безуспешно пыталась отвязаться от воспоминаний о том, как целовала Крис в шею. Больше всего ее сейчас интересовало, чувствовала ли Крис то же самое неутоленное желание, при воспоминании о тех мгновениях. Аллегро не смогла удержаться от вопроса:
— А у тебя самой было в жизни такое, чтобы незнакомый человек целовал тебя во тьме, а у тебя дыхание перехватывало? Совершенно незнакомый, то есть, вы потом не виделись?
— Да, — с тоской в голосе отозвалась Крис. — Это была итальянка. И, на самом деле, это случилось не так давно.
— Да что ты говоришь? — Аллегро надеялась, что ей удавалось звучать беззаботно.
— Да, в Венеции, в ту ночь, когда мне нужно было оставить дом, — проговорила Крис. — Она меня не целовала в губы. Но это было… незабываемо.
У Аллегро потеплело в груди от этого признания, но потом она поняла, что, оставив такое сильное впечатление, поступила крайне неосмотрительно. Могла ли она тягаться с таинственной незнакомкой, подарившей Крис «незабываемый» поцелуй? Следующая фраза слетела с ее губ прежде, чем Аллегро успела выработать хоть какой-то план действий.
— А хотела бы ты встретиться с ней еще?
— Хм, зачем? — спросила Крис. — Очевидно, она не была заинтересована ни в чем большем, а я, вот, мучайся теперь, нуждайся искренне. А у тебя такое было? Случался у тебя воспламеняющий поцелуй с женщиной, которую ты больше не видела?
Аллегро улыбнулась.
— Недавно целовалась с одной красивой женщиной, но мне повезло видеть ее потом каждый день.
Крис покраснела и отвела взгляд, тем самым давая Аллегро необходимое подтверждение. Может быть, теперь она сумела бы потягаться сама с собой?
Аллегро притворно вздохнула.
— Но, похоже, в своем чувстве я одинока.
— Я не хуже тебя умею увиливать.
— Но зачем тебе это нужно?
— Потому что ты меня расстраиваешь. — Крис проговорила это, скорее, смущенно, чем раздраженно. — Ну, почему ты не можешь ответить на простые вопросы?
Они допивали каппучино в тишине. Наконец, Аллегро сложила на груди руки и кивнула Крис с вызовом:
— Ладно. Давай, спроси у меня что-нибудь. Что хочешь.
Крис какое-то время думала, подбирая подходящий вопрос.
— Какой из подарков на Рождество в детстве был для тебя самым памятным?
Аллегро умела взвешивать ответы. И на работе, и в личной жизни при помощи каждого из них она умела получать желаемое. И она никогда не ожидала, что ей могут задать такой искренний, невинный вопрос, который совершенно смешает ей карты. Она могла сказать, что это была какая-нибудь игрушка, или масштабный детский праздник, но рассудила, что это просто не подходило по духу. Нет, только не с Крис.
— Когда я была маленькой, мне ничего на Рождество не дарили. — Она отвернулась.
— О, прости. Я не должна была исходить из того, что…
— Ой, ничего страшного. Как насчет прогуляться немного на свежем воздухе? — Аллегро подозвала официанта.
— Я не хотела тебя расстраивать! — Крис взяла Аллегро за руку и заглянула ей в глаза. В ее взгляде Аллегро прочла нечто доселе незнакомое. Искреннее сопереживание. Человеческое понимание, тонкая душевная связь, которая повлияла на нее сильнее, чем это вообще было возможно. Чтобы оставаться в себе, Аллегро должна была отвести взгляд.
— Не переживай, все в порядке. — Она быстро поднялась. — Пойдем, поищем место, где сбудется моя мечта потанцевать с тобой.
Ответ прозвучат неуместно, а Аллегро терпеть не могла моменты, когда ситуация выходила из-под контроля из-за того, что ей самой не хватаю какого-то навыка. Но ведь в ОЭН никогда не учили, как быть с подлинными переживаниями.
На город опустилась ночь, но на небе не было ни облачка. Аллегро и Крис гуляли по переулкам вдоль каналов, с наслаждением наблюдая, как дрожат в тихой воде отражения светящихся окон и уличных фонарей. После захода солнца стало прохладно. Аллегро ненавидела мерзнуть, но этим вечером она была так увлечена своей прекрасной спутницей, что не замечала, холода. Все вокруг пропитываюсь романтической атмосферой, и, когда они стояли на одном из мостов, наблюдая за проплывающими внизу лодками, Крис просунула ладошку под локоть Аллегро. Казалось, это самое естественное положение. Они так и стояли, под руку, долго, не двигаясь, и ни одной из них не хотелось, чтобы эта близость заканчивалась.
— Я тебе танец обещала, — сказала, наконец. Аллегро. — Ты ведь знаешь какое-нибудь хорошее место?
— Тут популярное кафе «Сафо» неподалеку, на Рокене, — предложила Крис. — Там по выходным яблоку негде упасть, но сегодня должно быть посвободнее.
— Тогда веди.
И они пошли, под руку. Маршрут, который Крис выбрала, пролегал и по тому мосту, где они целовались накануне. Остановившись на том же месте, где они стояли тогда, Крис потянула Аллегро за рукав.
— Ничего, если мы тут побудем немного?
— Ничего, — Аллегро с наслаждением ловила нотки лавандового парфюма Крис. — У меня с этим мостом связаны прекрасные ассоциации. А ты? Ты вообще вспоминаешь ту ночь?
— Может, освежим воспоминания? — Крис отпустила руку и повернулась к Аллегро лицом.
Янтарные отсветы вечерних улиц играли на ее прелестных чертах, пряча выражение глаз, и увлекая взгляд Аллегро в пурпурную темноту между чуть приоткрытых губ Крис. Их первый поцелуй, два дня назад, был вынужденным, почти яростным, или, по крайней мере, Аллегро так его воспринимала. Ей нужно было заставить Крис замолчать, это не имело ничего общего с искушением. Но то, как Крис ответила на поцелуй, расшевелило адские угли, и занявшееся пламя все не стихало. В этот раз губы Аллегро в нежном тактильном танце заигрывали с губами Крис, и сначала это были лишь легчайшие касания.
Отстраняясь на какие-то мгновения, они дышали одним воздухом. Аллегро прижалась к щеке Крис, а затем снова поцеловала, лаская ее губы своим языком, так сладко, так бережно, что Крис застонала.
— Еще? — шепнула Аллегро.
— Да, — восторженно прошептала Крис в ответ, и от ее дыхания все тело Аллегро содрогнулось от вожделения. — И еще, и еще, — добавила Крис, и проложила поцелуйную дорожку вниз по шее Аллегро, а потом поднялась, мучительно медленно и сладостно, тем же путем обратно к ее сочным губам.
Аллегро дождаться не могла единственно возможного завершения этой медленной пытки. Она взяла Крис за подбородок и приблизила ее лицо к себе, пока их губы не сомкнулись. Это был неторопливый изысканный и нежный поцелуй. Почти невинный, если бы не ощущение, будто внизу живота завязывается тугой узел.
— Ты сводишь меня с ума, — тяжело дыша, прошептала Крис.
Аллегро улыбнулась своей самой игривой улыбкой.
— Да? А я-то не замечала.
— Ну, заткнись ты ненадолго и поцелуй меня. — Буйство и желание в глазах Крис были такие, что устоять было невозможно.
Аллегро огляделась, прежде чем приблизиться и подарить Крис поцелуй, которого та была достойна. И в этот раз никакой медлительности или нежности. Они прижимались друг к другу с неистовой страстью, скованные прочным объятьем. Их первый яростный поцелуй был вовсе не похож на этот увлеченно-страстный. Губы Крис таяли. Отданные сладостным ласкам влажно сплетенные языки трепетали. У Аллегро сердце заколотилось вдвое чаще, когда Крис сильно засосала ее язык, принимая его глубже. Тянущее ощущение в животе усиливалось, разливая по телу обжигающие волны нестерпимого желания. Проклиная про себя немыслимое число слоев одежды, разделявшей их тела, Аллегро чуть отстранилась, расстегнув до конца плащ Крис, и просунула мускулистое бедро ей между ног. Крис застонала ей в рот, и последовал еще поцелуй.
Внезапно, тишину взорвал гром аплодисментов. Аллегро и Крис разомкнули объятия и увидели речной трамвайчик со стеклянным верхом, проплывающий под мостом. Большая часть пассажиров, задрав головы и улыбаясь, глазели на них. Они все хлопали и хлопали, а полный мужичонка в толстовке New York Yankees крикнул:
— Да комнату уже снимите!
Читать бесплатно другие книги:
