Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия Колотенко Владимир
– Ну грек там какой-то! Мы бы сумели одухотворить ее каменную плоть. Но кто бы из них осмелился взять на себя труд спорить с Богом? Сотворить чудо! Золотой дурманящий шелк волос, чарующая прохлада атласной кожи, родниковая свежесть губ, филигранная точеность шеи, плеч, рук, хрупкие пальчики с розовыми ноготками… Красота, от которой слепнут! Какой землянин смог бы отважиться на создание такой небесной красоты? Здесь ведь недостаточно взять мраморную глыбу и с помощью молотка и резца просто отбросить лишнее. Излишнее, на наш приземленный взгляд, на поверку оказывается тоже божественным, вот ведь в чем дело.
А сколько было бы возни с Адамом! Пришлось бы сломать ему не одно ребро, пока Ева не заблистала бы перед миром во всей своей красе. Чего стоил бы только змей со своим искушением. И запретный плод. Яблоко? Мы не были уверены, что это было бы яблоко. Почему не ананас или авокадо? Почему не тот же банан? Ты можешь представить себе Еву, кусающую банан?.. «Змей обольстил меня, и я ела». Как же, как же!.. Затем ее сыновья. За что Каин убил Авеля? Чтобы мир потом каялся? Братоубийственная вражда до сих пор еще жива среди нас. Мы ведь все, все-все на земле – братья, братья… По крови. Мы ягоды одного поля, яблоки одной яблони. Гем он и в Африке гем. Не говоря уж о генах. Не родился еще на земле человек с генотипом крота или гада, хотя многие из людей этим гадам и кротам и в подметки не годятся. Жаба, она и в человеческом облике жаба. Человек-крот, человек-гад, гаденыш, человек-жаба… Я знал одну такую жабу…
– Назови ее!
– Да мало ли их рябых, надутых, ползающих, блеющих и шипящих.
– Фамилия, – настаивает Лена, – назови фамилию! Мир должен знать своих жаб!
– Я же говорил – Переметчик! У меня просто…
– На, выпей, – предлагает Лена.
– Нужно было бы ждать, когда Адаму исполнилось бы 130 лет, чтобы Ева родила ему Сифа. Хотя можно было бы и ускорить его рост стимуляторами. Правда, это стоило бы наших усилий и тревог, поскольку семя Сифа было бы великим семенем: родословная Самого Иисуса Христа ведь восходит к линии этого самого Сифа.
Как потом оказалось, чтобы изваять Еву, нельзя просто взять глыбу даже самого лучшего мрамора и отбросить все лишнее. Нельзя потому, что лишнее, по нашим меркам, оказалось божественным. На земле нет ничего лишнего.
– Каждая песчинка в норе крота и каждый жучок в навозной куче, – сказал Юра, – так же божественны, как Пьета Микельанджело или улыбка твоей Джоконды, или крылышки за плечами толстопузых амурчиков.
Глава 4
Вот какие планировались пары: Навуходоносор и Семирамида, Эхнатон и Нефертити, Леонардо да Винчи и Джоконда, Ромео и Джульетта…
Лена недоумевает:
– Джоконда?!.
– Ну да!
– Джульетта?
– Ага, Джульетта. Цезарь и Клеопатра, Наполеон и Жозефина, Александр Македонский и Таис Афинская… Классика истории земли…
– При чем тут Таис? – спрашивает Лена.
– При том. Что же касается Сократа и Соломона, и Коперника с Иоаном Павлом Вторым… А кого взять в жены Николо Тесле?
– Но зачем вы приплели сюда Таис, эту…
– Так.
История человечества просто кишмя кишит знаменитыми парами. Выбор был огромен, начиная с тех же самых простых и вполне доступных Адама и Евы. Самая открытая и незащищенная пара на Земле! Прикрытая разве что лишь, размером с ладонь, фиговым листиком. Следуя логике, новый род можно было бы начать с них. С них или с Ноя и Лотты. Да мало ли с кого? Пар этих предостаточно! Соломон и Суламифь, Сократ и Ксантиппа, Тристан и Изольда, Лаура и Данте и Петрарка, Жозефина и Наполеон…Пушкин и Керн (или Натали?), Тургенев и Виардо, Толстой и Соня, Роден и Камилла, Бернард Шоу и его мраморная фея, Бальзак и его панночка… Да те же Ленин и Инесса Армандт, Гитлер и Браун, Маяковский и Брик…
Наконец, Авось и Юнона…
И еще пара пар. Если хорошенько поскрести по сусекам истории…
Мы перемыли косточки всех знаменитых пар…
Наконец, Христос с Магдалиной! Идеальная Пара!..
– Дон Кихот и Санчо Панса? Это пара, это как раз та пара…
– Голубые что ли?
– Принцесса Диана и Чарльз…
– Гала и Дали…
– Гете со своей… Как там ее?..
– Ульрикой фон Левецов, – сказал Юра.
– Вот-вот…
– И Бернар Шоу со своей…
– Камалией…
– Галатеей, – подсказал Юра.
– Пигмалион! Это он оживил камень…
– А с кем Мерилин Монро?
– Я бы, – вызвался Стае, – я бы не против… Если вы не против…
– Слушайте, вы их что, солить собираетесь?! – воскликнула Ната.
– Тише ты! – воскликнула Света Ильюшина, – а мне Колика, – она посмотрела на Альку Дубницкого, – Колика мне сделаете?
Будто бы Алька мог тут же родить ей этого Переметчика.
– Колика, – улыбнулась Тина. – Да у тебя, милая, колика в твоей голове! На кой он тебе, этот скряжничающий заморыш?
– Ты что, с ним спишь? – спросила Лиля.
Света вся просто засветилась, залилась румянцем. Даже спина в вырезе платья порозовела.
– Дался он тебе, – сказала Людмила.
– Дададада, – протарахтела Светлана, – сплю! Сплю, сплю! А что?
– Но он же даже зубы не чистит! Как это «что»?!. Светлана, казалось, вот-вот лопнет от злости.
– А вы…
Она судорожно искала слова.
– Зато вас… Вы же… А я вас…
Он вдруг резко повернулась и выскочила из комнаты.
– Алька, – обратился Жора к Дубницкому, – сделай ты ей этого Переметчика. Жалко что ли? С тюбиком зубной пасты в его жабьей пасти! А?
– Ага, разбежался, – сказал Алька, – щаз!!!
– Зачем же вы так безжалостно нападаете на Светлану, – возмутился было Валерочка, – ведь она…
– Придержи язык, – зыркнул на него Жора, – а то и тебе достанется.
Валерочка прикрыл голову рукой, словно опасаясь удара, втянул голову в плечи и, казалось, вот-вот вильнет хвостиком. Он Жору боялся, но и боготворил. Тайно.
Цари и царицы, короли и королевы, их любовницы и любовники, жрецы и полководцы, величественные князья, графы, дворяне и масоны, принцы и принцессы, выдающиеся актеры и музыканты, писатели и поэты, художники и скульпторы… Неповторимая плеяда… Сливки всех времен и народов… Нам невероятно трудно было удержаться от того, чтобы не перемыть им все кости.
Их гениальные гены не могли не сработать на совершенство! Разве не об этом мечтали народы мира миллионолетиями, ожидая мессию?! Разве мы не могли рассчитывать на успех?!
Глава 5
Итак, споря до хрипоты, мы выбрали самые бесспорные пары. Я хочу их назвать. Первая: Эхнатон – Нефертити.
– Ты уже их называл, – говорит Лена.
– Да. Против них никаких возражений не было, и машина тоже дала им зеленый свет. Надо сказать, что несмотря на то, что программа выбора пар была давно нами принята, мы, тем не менее, давали себе право оспаривать действия машины. Все-таки мы – люди! Мы ведь творцы не только будущего, но и самих этих самых умных машин! Так неужели мы не можем позволить себе то, что принадлежит нам по праву? И мы позволяли.
Споры были по каждому поводу, по каждому пуку. Так мы заменили Хаммурапи на Македонского, почти без спора. Так каждый из нас – творцов – пытался вставить в число первых пар своего любимчика. Жора, как всегда, носился со своей Нефертити, которая шла вне всяких конкурсов. Поэтому он был абсолютно спокоен. Правда, когда ему стало не о чем беспокоится, время от времени он произносил свое:
– Не забудьте мою Наталью… Моих Наталий, – добавил он.
– Какую? – спрашивали все хором.
– Портман, какую же еще? – смеясь, отвечал Жора.
Помолчал и затем добавил:
– И Глебову…
– И Ветлицкую…
– И Гончарову…
Все, кто был рядом с Жорой, скандировали имена его предполагаемых пассий.
– Да, – соглашался Жора, – и Гончарову, и Милу Иовович. Вы видели ее губы! А глаза?! Мы же с ней одной крови…
– Лучшие мужчины Вселенной, – произнесла Рада, – предлагали ей…
– Вы же знаете, что лучший из лучших – это я, – перебил ее Жора.
– Да уж…
– Вы забыли еще и Наталью Кемпбелл, – подсказал Жора.
– Наоми, – поправил Стае.
– Наоми или Натали – не все ли равно, – улыбнулся Жора, – и еще, пожалуйста, Диану принцессу, если можно… И Леночку Великанову. Пожалуйста. Да! И Настю, и Настю!
– Заворотнюк?
Жора поморщился.
– Почему нет? У нее же…
– Нет, – отрезал Жора. – Ну, понимаешь, нет в ней… Ну, знаешь, пустышка… Не бриллиант, подделка, даже не хрусталь, бутылочное стекло…
– Значит, Вертинскую?
– И Волочкову! Без Насти наш мир будет не полон.
Мы поймали ее…
– У меня уже есть мой маленький клон, – улыбнулась она.
Я не видел такой обворожительной улыбки.
– Дочь – это дочь, – сказал Жора, – но миру нужен твой клон. Пойми, без тебя будущее не может быть совершенным.
Мы сидели в гримерке театра и Жора читал Насте лекцию о Пирамиде. Я не слышал ничего интереснее!..
– Это будет мир без беды и тупиц, без власти денег и голода. И твои гены, как Аполлоны, будут держать Небо, пришедшее к нам на землю…
Цветов было столько, что гримерка казалась клумбой.
– Красивая сказка, – сказала Настя и поведала нам историю борьбы за совершенство.
Мы знали эту историю из газет: Москва, Большой театр, балет, засилие зависти… Ее разочаровали мужчины.
– Знаете, – сказала Настя, – среди них я не встретила ни одного, кто мог бы достойно нести звание мужчины. Ни одного, представляете! Все они были мущинами через «щ», да – морщинами. Даже стоя передо мной во весь рост на мешках с деньгами и даже встав на цыпочки, чтобы выглядеть знатными и могучими, они едва доставали мне до щиколоток. И чтобы заглянуть мне в глаза, им приходилось надувать свои щеки и пуза и надутыми прыгать передо мной, как воздушным шарикам, в попытке подняться до моей высоты. Это было жалкое зрелище, отвратительное… Щемящее чувство досады долго не покидало меня. После общения с такими хотелось побыстрей принять душ… Соскрести с себя их липкое присутствие, отмыться… Я сожалела и о том, что разговаривая с ними, не надевала противогаз.
– Я тебя понимаю, – сказал Жора.
– Мне трудно это понять, – сказала Настя, – ведь этому нет объяснения…
– Мне трудно заставить тебя поверить, но без тебя Пирамида…
Насте некуда было бежать.
– Хорошо, – согласилась Настя, – что мне нужно делать?
– Хм! – хмыкнул Жора, – танцевать. А что ты еще умеешь?
– Танцевать?!!
– А что ты еще умеешь?
– Поливать цветы, вышивать крестиком, люблю любить…
– Танцевать, – повторил Жора.
– Это все?!!
Жора улыбался.
– И еще мне, знаете, нужна гарантия…
– С этим – к Богу, – сказал Жора, – а это – тебе, – и протянул Насте нашу белую розу.
В уголках ее глаз тут же вызрели бусинки слез. И она стала просто таращить свои благодарные глаза на Жору, пока слезы не потекли черными ручейками по ее щекам… И она, уже не сдерживая себя, разрыдалась у нас на глазах, размазывая ладошками смытую краску по пунцовым щекам.
И мы снова вернулись к своим баранам. Жоре туго пришлось, но он с радостью дарил нам своих претенденток.
Когда страсти немного улеглись, Жора, с карандашом в руке, казалось, изучавший какую-то научную статью, вдруг оторвал глаза от журнала, внимательно посмотрел на Юру, затем на Тамару, затем, выдержав паузу, направил указательный палец своей правой руки Стасу в грудь.
– И, помнишь, – произнёс он, – мы вчера с тобой…
– Я помню, – сказал Стае, кивнув, – Чурикову.
– Да, Чурикову, – кивнул в такт Стасу Жора, – именно!
– Чурикову?..
– Чурикову?..
– Чурикову?..
– Чурикову?..
Это «Чурикову?..», словно снежная лавина, неслось на Жору со всех сторон. Наконец, воцарилась тишина, которая ждала Жориного ответа.
– Инну?.. – не удержалась и Инна.
Тишина просто царапала наши души.
А Жора уже сидел на своем стуле-вертушке и, казалось, вчитывался в какой-то текст на той же странице того же «Nature». С карандашом в руке. Затем, привычно дернув скальпом и улыбнувшись произнес:
– Да, Инну!
Теперь он смотрел в глаза Инне.
– Если нам удастся собрать воедино, – мягко произнес он, – всех ваших Инн и всех ваших Чуриковых, мы и получим ту самую Инну Чурикову, в которой каждый, каждый из нас и найдет Его Высочество Совершенство!
Я не помню, чтобы Жора когда-либо так яростно отстаивал совершенство женщины. Он помолчал, затем коротко дернув плечами, произнес:
– Как можно этого не понимать?
Затем тоном, не терпящим возражений, мягко добавил:
– Чурикову и Чурсину… Неужели не ясно?
И снова вперил свой взгляд текст той злополучной статьи, которую все еще не мог осилить. С карандашом в руке.
Чуич, Чурикова, Чурсина… Чу!.. Жора набирал себе команду чудотворных?
– И Аллу Демидову, и Наташу Фатееву, и Семину, и…
Жора загадочно улыбнулся.
– И Ксению, Ксению… Мне.
– Алферову?
– И Лаврову. Ксюха наконец-то нашла время потрясти мир своими талантами…
– Алферова?
– И Лаврова! Ты видела ее иллюстрации к моей книжке?
– Ты и книжку уже успел написать? Дал бы хоть на картинки взглянуть, – сказала Света.
– На.
Жора взял с полки свою нашумевшую книгу «Жить вредно» и протянул ее Свете.
– Держи, – сказал он, – и устрой со своим Переметчиком громкую читку. Вслух! Он уже выучил алфавит?
Света лишь пожала плечами.
– Он уже, – сказала она, словно оправдываясь, – прочитал голубую книжку и теперь раскрашивает розовую. С алфавитом у него еще трудности-трудности… Он все еще путает буквы «жы» и «фы». И водит пальцем по строчкам.
– Как же их можно спутать? – удивляется Рона.
Света только пожимает плечами, мол, вот так!
– И Лолу, – сказал Жора напоследок.
– Лолу?!.
– Ага, – сазал он, – и Лолу. Если хотите.
– Ты знаешь и Лолиту? – спросила Кира.
Жора только хмыкнул.
– Зачем тебе весь этот га-арем? – споросил Вит.
– Чем более гетерогенна популяция, тем она устойчивее к действию факторов окружающей среды. А Лола… Лола… Ну, ты и спрашиваешь – хм, зачем?!. И мне, знаете, еще нравится Катенька… Катенька Гусева…
– Да-а-а… – протянул Вит, – Е-э-катеррри-ина – да!
– Жор, – спросила Рада, – зачем тебе весь этот… курятник?
– Милая моя, – ответил Жора, – представляешь, какой это банк генов! Плавильный котел! Здесь же целая Новая Америка! Ведь каждая из них, совершенно не важно каким путем, добилась известности! В каждой проявили себя гены успешности и знаменитости! Если сбить их все воедино, в кулак и затем… Это же будет такая упоительная композиция, если хочешь – божественный коктейль совершенства! И если ты не турок…
Он не стал продолжать, делая вид, что ищет свою трубку.
– И вы всех их клонировали?
– Жора велел…
Второй бесспорной парой стали Цезарь и Клеопатра. Мир трубит о них, не переставая. Здесь не о чем было спорить. За ними следовали креолка с Мартиники и Великий корсиканец. Жозефина Таше де ля Пажери! Какое звучное имя! Правда, было время, когда Наполеон был по уши влюблен и в хорошенькую ослепительно белокожую, белокурую Маргариту-Полину Белиль, ради которой готов был развестись с Жозефиной. Слава Богу, этого не случилось, и нам не пришлось сомневаться в правильности выбора этой пары.
Леонардо да Винчи и Мона Лиза были так же бесспорны, как Лаура с Петраркой, и Данте с Беатричче, и Тургенев с Полиной Виардо. И как Гете со своей Анжеликой…
– Не Анжеликой, а Ульрикой.
– Все равно…
– Жор, – сказала Сесилия, – пришло время выбирать, – ты ведь можешь многим из них сказать свое дерзкое «прощай».
Жора улыбнулся и произнес:
– Дело в том, родная моя, что в нашей Пирамиде нет слова «прощай». И это прекрасно! Тебе не кажется?..
Сесилия задумалась.
– А вы читали вот это? – спросил Жора, подняв журнал над головой. – Здесь наш Коля Грановский предлагает создать «Орден совершенства»!
– Коля?..
– Грановский?..
– Орден, – сказал Вит, – орден… Ордена нам пригодятся. Готовьте свои груди.
Глава 6
Пришло время считать наших цыплят. Долгожданная плодоносная осень, как мы и планировали, наступила зимой. Здесь зима не вьюжная, не промозглая, не ледяная. Лед можно найти только в холодильных комнатах, тонны. Первыми пришли ленинские дни. Мальчик Ленин, я уже говорил, родился в 5 часов 54 минуты…
– Нет, – говорит Лена.
– Что «Нет»?
– Ты не говорил.
– Да, в 05 часов 54 минуты. Я закрываю глаза и вижу эти четыре зеленые цифры электронного хронометра. Еще бы минута и было бы три пятерки. Мы удовлетворились и тем, что сумма всех цифр составляет пятерку. Пятерка! Значит, сработали мы отлично! Это был день нашей славы! Нетерпеливый мальчуган рвался наружу, покорять мир, подчинять его коммунизмом, подминать. Конечно же, как только проявились первые признаки родов (замигали лампочки, запиликали датчики, зажужжали системы препровождения плода), мы дружно перебрались в родильное отделение. Никто глаз не сомкнул до утра. Когда принимавшая роды Юля ловким движением отсекла пуповину и, как и полагается, шлепнула карапуза ладошкой по тугой розовой попе, он тотчас разразился всевселенским веселым криком, оповестившим мир о рождении новой эры. И в ту же секунду тихо грянуло наше краткое «ура»! Даже султан прокричал его на русский лад. У меня от волнения подкашивались ноги.
– Кому пуповину?!
Тотчас вырос лес рук.
– Возьмите кровь в криобанк, – сказал Жора, – а потом делите.
Юля усадила вождя на свою ладошку и, поддерживая его другой рукой за правую ручку, поднесла мне под самый нос, мол, смотри – мальчик. Будто я был полноправным отцом этого дитяти, который наконец заполучил желанного наследника.
– Пацан, – произнес Стае так, словно кто-то из нас сомневался в рождении мальчика.
Мое сладкое волнение тотчас передалось и другим.
– Где елей, где мирра, где дары волхвов? Кто оповестит мир о приходе мессии?..
Конечно же, это было событие, сопоставимое разве что с рождением Иисуса Христа. Пришел и на нашу улицу праздник!
Вскоре младенцы посыпались, как пшено из куля. Тома едва успевала переводить дух. Не покладая рук, она принимала роды, привычно шлепая новорожденных ладошкой по попе, привычно вырывая из их беззубых сморщенных ртов первый крик. Мы привычно и дружно сотрясали воздух кратким негромким «ура» и привычно открывали шампанское. А когда Тома сбилась с ног, ее дело взяли на себя и другие женщины. Конвейер работал круглосуточно и бесперебойно. Жора с нетерпением ждал появления Нефертити, и когда пришло ее время появиться на свет, он сам закатал рукава и, как заправская акушерка, сам принял девочку в свои огромные надежные ладони. Работа спорилась. Бесспорно было только то, что лед тронулся. Мы были без ума от успеха. Потом радость стала привычной, и наше «ура» слышалось постоянно, будто целая армия шла в наступление. А спустя какое-то время наши глотки, совсем обессилев, прохудились, дали течь. Из них вырывались только хрипы, а вскоре и они попритихли. Пришло время абсолютной тишины, если не считать щелкания и жужжания каких-то датчиков и легкой прохладной небесной музыки, тихо льющейся из динамиков. Не покладая рук, мы делали свое дело, не покладая ног, мы старались как только могли. Теперь мы знали определенно: начало положено, новый мир начинается. Как и следовало ожидать, все трудное для нас стало привычным, а привычное вскоре стало прекрасным.
До сих пор не верю глазам своим, – говорила Ася.
Мы хорошо постарались, – радовалась Тамара.
– Я тебя очень люблю, – улучив момент, прошептала мне на ухо Аня, – ты – чудо!..
– Вот видишь!..
Это было своевременное и приятное признание, так как вот уже больше месяца мы с Аней не имели возможности перекинуться словом. Я просто с ног валился, и своим признанием Аня крепко меня поддержала. Нет в мире лучшего средства для поднятия духа, чем признание любимой женщины.
Но нас и попрекали.
– Вы настолько далеко зашли в своих желаниях отличиться, – бурчал Ушков, – что забыли об ответственности перед людьми.
– Слав, ну скажи, о какой ответственности ты говоришь? – недовольствовал в свою очередь Шут, – ты всегда отличался тем, что…
– Перестаньте!..
С появлением Шута (он нашел-таки нас!) перепалка снова возобновилась. Ушков пристально посмотрел на Шута сквозь холодные и, казалось, злые стекла очков, выдержал паузу и произнес свое традиционное:
– Я же просил вас…
Он окинул всех уже спокойным и почти равнодушным взглядом.
– … просил не говорить горбатому, что он горбат.