Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия Колотенко Владимир

Глава 5

– … и все знания жизни, накопленные до сих пор человечеством, они впитывали как молоко матери, черпали их с Неба. Они помнили не только прошлое, но могли заглянуть и в будущее. У нас были свои Нострадамусы…

– Фантастика! У вас в руках были все эти технологии? – спрашивает Лена.

– Они и сейчас в наших руках. Но теперь…

– Я понимаю, я понимаю… Что же стало в итоге?

– Итог, девиз, главный лозунг и содержание существа нашей жизни теперь можно сформулировать так: «МЫ НЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ СИЛЬНЕЕ САМОГО СЛАБОГО!». И большими буквами!

– Сильно сказано. А кто это – «мы»?

– Но мы должны быть сильнее самого свирепого и вероломного. Мы должны быть сильнее всех этих мастодонтов и монстров, всех этих уродов и упырей!.. Должны! Мы же в неоплатном долгу перед вечностью.

– Потрясающе! В то же время!..

– В то же самое!

– Какой прекрасный призыв, какой клич на знамя Будущего! Любая революция взяла бы его на свой щит. А кто это – «мы»?

– За него многие потом ухватились. А «мы» – это те, кто правит страной, миром… Это те, кто идет во власть не ради наживы, но чтобы отдать себя до последней йоточки…

– Я заметила: «йоточка» – твое любимое словцо.

– Да, до последней йоточки, до последнего грана отдать себя служению людям.

– На мой взгляд, все весьма тривиально: «служению людям» – пустой лозунг и только. Голые короли ведь бывают только…

– Лозунг просто прекрасный, восхитительный лозунг! В том то и дело, что такими лозунгами прикрываются уроды и крохоборы, быдла и горлохваты, жаждущие власти для обогащения и собственно власти над людьми.

– Животный инстинкт, это в природе человека…

– Это в природе животного. Человек же…

– Но это закон! 

– В мире животных – волков, гиен, грифов, ужей, жаб…

– Но и китов, и слонов, и тигров, и орлов, и кузнечиков…

– Да, но и среди людей, ничем не отличающихся от жаб и кузнечиков.

– И вам удалось хоть на дюйм приблизиться к этой цели?

– Я скажу больше: «МЫ НЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ БОГАЧЕ САМОГО БЕДНОГО».

– Невероятно! Но такого не может быть, – утверждает Лена, – каждый, каждый, кто только что перебрался во власть, тот же час… Голых королей ведь…

– Да, своя шкура дороже всего…

Я вдруг вспомнил Жору, его слова:

– Сегодня трудно, – сказал он, – почти невозможно выбрать из толпы умников личность, мыслящую планетарно и свободную от материалистической догмы.

Жора погрустнел и умолк, видимо, выискивая в памяти кого-нибудь из нашего окружения в подтверждение своего тезиса. И вдруг глаза его просияли:

– Разве что Гришка! – воскликнул он. – Ах, как он своим миллионом блистательно вытер сопли всем этим пузатым жлобам и тряпичникам!

– Какой Гришка? – спросил я.

– Наш! Ну… Перельман! Какой же еще?! Не Лепс же! И не Кобзон!

– У вас то Перельман, то Переметчик, – говорит Лена.

– Лен, – прошу я, – не пачкай ты нашего чистого Гришу этим Переметчиком. Неужели ты не чувствуешь, что когда ты произносишь «Переметчик», воздух наполняется запахом дерьма?

– Да-да, – извини, – говорит Лена, – фу… Но при чем тут Кобзон?

– Вот-вот: ни при чем. Тогда и Жора это признал: ни при чем! Он только скривился, точно откусил от лимона. И продолжал:

– Вот где гордиев узел людей. Мы не должны быть ни сильнее, ни богаче! Но у нас должно достать сил быть сильнее самого сильного и свирепого и гораздо богаче самого богатого. Духом, конечно, духом, неистребимым и непобедимым духом справедливости и добра, духом милосердия и, конечно, любви… И чтобы завоевать эту власть, мы должны ее отдать. Это единственный и самый верный способ овладения властью: нате! Берите – не жалко!

– Иисус проповедовал то же…

– Да, точно то же. И ничего лучшего никем не придумано. Богатство – зло наипервейшее. Богатый христианин – безногий скакун. Так и богатый правитель. Он далеко не ускачет.

– Но разве власть сегодня живет Его проповедями? Я не знаю ни одной формы светской власти, давшей человеку возможность обрести свободу и счастье. Использованные предыдущими цивилизациями формы правления (военная, религиозная, политическая, экономическая) до сих пор знамя счастья на нашей планете так и не водрузили. Люди больше не живут идеологиями, потому что все идеологии себя исчерпали. Они ничем по сути не отличаются друг от друга (кроме особого набора слов), и ни одна из известным нам будь то капитализм, коммунизм, социализм, тоталитаризм, авторитаризм, непотизм, трайбализм, автократия, теократия, монархия, анархия, олигархия или военная диктатура не одарила человека и человечество счастьем.

– Власть Иисуса…

– Эта Власть не пользуется популярностью у властей. Сказано же – животные, свиньи, кроты, упыри, крохоборы… Жабьё!.. Шкурный инстинкт животного в них…

Лена удивлена:

– Я и не знала, что ты умеешь так злиться. Бессилие…

– Умею. Иногда так хочется, руки просто чешутся, сьездить по харе какого-нибудь рябомордого низколобого уродца со свиными глазками, взять за глотку какую-нибудь квакающую жабу… Вроде твоего Переметчика.

– Но за что? Они же не виноваты! Нужны поколения…

– Потому и хочется, что не хочется ждать. Ведь мир сбился с ног…

Мне вспомнился наш спор с Жорой:

– Из всех государственных мужей и множества чиновничьей челяди, с кем мне приходилось иметь дело, – как-то признался он, – я не встретил ни одного, кто бы не был отмечен оспинами нравственной порчи. Рябые аж до камбиального слоя кожи, все они были переполнены только заботливым ором о нуждах людей, не делая при этом ни шагу навстречу, роя лишь непреодолимые рвы и возводя неприступные стены. Сегодня мир погружен в такую пучину мерзостей, что… 

– «Все мерзостно, что вижу я вокруг…».

– Вот именно! Шекспир сказал это пятьсот лет тому назад. Ничего не изменилось! Это же совершенно очевидно! Этот совершенно несовершенный мир и соткан вот такими пауками и устлан вот такими жабами, вроде твоего Переметчика. И такими, как…

– Ясно, ясно, не надо мне их напоминать.

– Определенно!..

Глава 6

– Я вспомнила, – говорит Юля, – Фукуяма!..

Она повторяла изо дня в день: «Фудзияма… Что-то очень похожее на Фудзияму…». Я не мог сообразить, что она этой «Фудзиямой» хочет сказать. Наконец, она вспомнила: Фукуяма.

– Что «Фукуяма»? – спросил я.

– Ты читал его книжку о нашем будущем? Там…

– «Наше постчеловеческое будущее».

Я, конечно же, читал пророческую книжку этого американца.

– Точно-точно… Там…

– Там описана наша Пирамида в неявном виде и не так структурировано.

– Я тоже так подумала.

Френсис Фукуяма – гуру современной политологии, – пояснил я, – мы с ним жили, как братья.

– Френсис?

– Да, гражданин США. Он в восторге от нашей Пирамиды!

– Вы встречались?

– Я же сказал: мы работали! В книжке, конечно, ни слова не сказано о потлаче, но вся она пронизана этой идеей.

– Какой идеей?

– «Настоящий вождь умирает бедным». На языке индейцев племени нутка это слово означает «дар». Время от времени вождь раздает своим родственникам и соплеменникам все нажитое имущество. И чем обильнее и лучше дары, тем выше престиж не отягощенного собственностью правителя. Настоящий вождь, раздарив все свое имущество, умирает в чести и почете. Вот поступок! Ты можешь мне назвать хоть одного вождя современности, раздающего свое имущество?

– Таких сейчас не сыскать днем с огнем, – говорит Юля.

– Жадность…

– Да, это болезнь, – говорит Юля.

Чтобы выйти из темы болезни, она произносит:

– А мы с тобой еще не были на Фудзияме…

Я помнил эти виды, этот восход… Помнил, но молчал. Тогда Иоко чуть не погибла.

– Еще побываем, – пообещал я.

– Слушай, – вдруг сказала Юля, – я все время хочу у тебя спросить: как поживает ваш монарх, ну тот отпрыск царизма? Где он, он жив?

Я бы и сам хотел это знать.

– А что рак? Вам удалось его победить? Рак, СПИД, что там еще?..

– Разве ты не знаешь? Совсем недавно Вивеку удалось внедрить известный тебе противораковый ген Раг-4 в геном мышки и тем самым…

– Какому Вивеку?

– Рангнекару. Из Университета Кентукки. Ну, ты помнишь, когда мы были с тобой в Америке…

– Помню. И что?

– Теперь мы с ним пытаемся ввести этот чудо-ген больным раком.

– Так ведь можно исправить все поломки в любом геноме.

– Для этого мы и строим нашу Пирамиду.

Юля задумалась на какое-то время, затем спросила еще раз о Плащанице. Ей не давала покоя эта Священная Реликвия.

– Ты скажи, скажи мне, как вам удалось добыть эту кровь? – спрашивает Юля.

– Это Жора, – без него бы…

Я вспоминаю, как мы с Жорой осенью 2000 года прибыли в Турин.

– Теперь, – сказал я, – любопытные смогут посмотреть на Нее только в 2025 году.

Когда я увидел Туринскую плащаницу – по сути кусок древнего льняного полотна длиной более четырех метров и метром в ширину, ничего особенного, никакого трепета, восхищения и даже удивления я не испытал: полотно, как полотно, ветхая ткань с симметричным непривычным рисунком… И только потом…

– Его называют «Пятым Евангелием», – сказала Юлия. – На нем, словно на фотографии, удивительным образом отпечатались лик и тело Христа. Запечатлелась каждая из многих ран Иисуса, каждая капелька пролитой во спасение человечества крови! Представляешь?!

– Да, так и есть… Это послание зримо свидетельствует: все, что написано в Евангелии – правда! Оно несет людям благую весть о Спасителе, о победе над смертью… 

Потом я видел и Жорины слезы…

– Жорины друзья, – сказал я, – Мехтхильд Флури Ремберг и Карлхайнц Дитц…

– Жорины друзья?!. Метхильд и Карлхайнц?..

– Следы крови на ней оставили многочисленные раны…

– Да…

– Черты лица прекрасно видны, борода, губы, волосы, пальцы… Кровоподтеки от ударов бичей на спине, на груди, на ногах…

– Да…

– Кровь из гвоздевых ран застыла на запястьях и на ступнях, а на груди – пятно крови от удара копьем в сердце…

– Ужас!..

– Установили даже группу крови – IV (АВ). А по набору хромосом в лейкоцитах определили пол – мужской.

– Еще бы! – воскликнула Юлия.

– Жоре удалось добыть пылинку…

– И вы решились?..

Я только посмотрел на Юлю и ничего не сказал в ответ.

Только потом на одной из фотографий Плащаницы я увидел живые глаза.

Я до сих пор помню этот взгляд: это были глаза Бога.

Глава 7

Мы уже были в шаге от цели…

Да, мир признал наши усилия и устремления. Пирамиды стали расти как грибы, тут, там… Словом – повсюду… То тут, то там… Во всяком случае… Да!.. Первой признана Вена! Лучший город мира! Пирамида там возвысилась аж до небес. Согласно рейтингу консалтинговой компании Mercer. Качество жизни оценивалось… Ну да это совсем не важно… 39 факторов по десяти категориям… Почти все наши принципы были воплощены! За Веной – Цюрих и Женева. В десятку вошли Дюссельдорф, Франкфурт, Мюнхен и Берн…

Европа – старая кляча…

– Значит-таки Вена первая, – говорит Лена.

– Вена возглавляет список на протяжении пяти лет. Все города оцениваются по системе, в которой Нью-Йорку присуждается базовая оценка в сто баллов. При этом сам Нью-Йорк занял 49-е место, после Вашингтона и Чикаго.

– А что же ваше Чикаго так подотстало?

– Вот так… Мы ведь решили начать с островов, затем перебрались на материк…

– Значит, Европа…

– Мы решили ее омолодить… Но вот пошли сбои…

– Где же мы все-таки дали маху? – вопрошал Юра.

Мне вдруг пришло в голову: это Аниных рук дело! Месть? Нет! Нет-нет-нет!.. Только не месть! Разве Аня способна на месть?

– Я же говорил, – сказал Юра, – надо было растить Гермеса, а не этих…

Компьютерный анализ свидетельствовал, что осечка произошла при планировании. Этот незначительный сбой впоследствии привел к существенным изменениям в росте. Отсюда такие неприглядные формы. Зато какое великолепное содержание! Наши апостолы побеждали на всех международных математических олимпиадах. В общем-то, дети как дети, только, конечно, с такими лбами… Кажется, оттуда вот-вот брызнут мозги.

– Разве ничего нельзя изменить? Можно ведь перепрограммировать эти геномы, перетасовать нуклеотиды, причесать, так сказать, и пригладить… 

– Были ли просчеты, ошибки? Лучше не напоминай мне об этом. Мы не знали, как поступать с тем материалом, который не оправдывал наших надежд. Ведь там были и пятиглазые, и трехрукие, и покрытые листьями березы, и сосновыми иглами, живущие в воде и бензине, жрущие олово и асфальт. И Эйнштейны, которые пытались оспаривать значение теории всеобщего поля и Ньютоны, которые становились садовниками и собирали жуткие урожаи яблок и смокв. Где-то мы все-таки просчитались. В чем? Оказывается, случается и такое: мы вдруг поняли, что те цели, которые нас окрыляли и объединили, собрали в единый кулак и даже породнили, оказались разными. Каждый из нас наши общие лозунги понимал по-своему. Иногда меня охватывал ужас от мысли о том, что все может рухнуть из-за чьего-то недомыслия, нежелания подчиниться, неумения взглянуть на себя со стороны, заглянуть в будущее… Жуткий ужас! У нас были построены и прекрасно служили величественные сооружения, собранные со всего мира. На их строительство ушло несколько лет. И бесконечное количество тонн долларов. И султан, и шахи, и Буш, короли и королевы, Папа и даже монахини – настоятельницы многих монастырей, щедро жаловали нас всем, чем могли, когда мы рассказывали о своих планах.

– И Билл Гейтс? – спрашивает Лена.

– И Гейтс, и Карлос Слим Хел, и Баффет вместе с нашим Хосе…

– И Буш, даже Буш?

– Старший. Вместе с Картером. А младший…

– Этот глобалист. Он только и знает, что насаждать свою демократию. Силой! Как и все до него, фараоны, цари и Цезари…

– И?..

– И не требовали ничего взамен. Вера, беспримерная вера в то, что кому-то удастся сделать так, чтобы Небо сошло, наконец, упало на Землю, эта вера сминала любые сомнения, и ни о какой выгоде речь уже не шла. И весь мир затаился в надежде увидеть свое долгожданное светлое будущее. Утопия, мечта, выдумка? Нет. Нет и нет. Мы рассказывали, убеждали, демонстрировали реальность этой созидательной плоти, воплощенной мечты. Это не были очередные прожекты, нет, все подтверждалось расчетами и чертежами, бизнес-планами и конкретными сметами. И мир верил и благотворил. И боготворил! Денег не жалели. Нате, сейте зерна справедливости и добра!..

– И что же ваши бильдербергеры? – спрашивает Лена. – Вы собрали всех их в большую кучу?

– Да, деньгам стало тесно! Ох, уж эти Гобсеки и Крезы!.. Расщедрились, расшвырялись: на это – не жалко, не жалко!..

– Кто бы мог предположить!

– Ага! Да!.. Мы просто диву давались!.. И вот с этого затаившегося в надежде и ожидании мира мы и собирали по ниточке, по щепотке, по камешку и по капельке… По грошу! А то и по миллиарду! Мы творили и созидали. Китайцы построили нам кренящийся офис…

– Но ваша Пизанская башня…

– Наша поменьше в размерах, зато стоящая на прочном фундаменте. У нас есть и свой Галилей, и башня эта ему нужна для проведения своих опытов. Ему мало яблонь с тяжеловесными краснобокими яблоками, чтобы они падали на его лысую умную голову, вот мы и выстроили ему эту башню.

– Все, я заметила, у вас слегка лысые, немного толстые… Разве и Галилей был лысым? – спрашивает Лена.

– Этого я не знаю. Но точно знаю, что земное тяготение никто не отменял, и без него Галилей и дня не протянет.

– Это был Ньютон с яблоками, – уточняет Лена.

– И Ньютон тоже. А с ним и Галилей. Он не произнес еще и свое знаменитое «Eppur si muove!»[54]. О том, что Земля вращается вокруг Солнца и вокруг собственной оси он прочитал в интернете, но этого ему было мало, ему нужно было все это самому доказать. Вот мы и приобрели для него телескоп. У него теперь было все, что он пожелал для изучения природы. И всегда будет все, что он пожелает. Мир ведь бесконечен, безмерен, бездонен и бескраен. В этом мире всегда будут тайны для любопытных и, разумеется, открытия. Чтобы не возникало желания отнимать и делить. Абсолютная реализация генома – это свершилось! И вот что интересно! Галилею нет еще и сорока по тем меркам, а он только недавно научился плавать и уже спорит с Эйнштейном о всеобщей теории поля. Эйни это веселит, но Галик уперт, как логарифм единицы.

– А Ньютон был у вас? – спрашивает Лена.

– Я же говорил! А как же! Он написал продолжение своих «Основ математической философии» и, представь себе, – расписал там всю нашу Пирамиду! Да, до гвоздика, до гена и даже до каждого триплета и кодона!

– Это же одно и тоже, – говорит Лена.

– Правда?!. Но вот, как я уже сказал, пошли сбои… Дела пошли вкривь и вкось. Но мы все же надеялись: omnia vincit labor improbus.[55]. Ведь все наши устремления и труд наш, считали мы, были не только честными, но и благородными. Слушай, – я вдруг вспомнил, о чем хотел спросить Юлию, – а куда подевался наш Дон Кихот? Я его третий день не нахожу.

– Я его просто выгнала!..

Юля вызывающе сверкнула глазами, и, втянув в себя вдруг побелевшими и расширившимися ноздрями воздух так, что казалось, грудь вот-вот разорвет ее красивую блузу, произнесла, сцепив зубы:

– Терпеть не могу недотеп!..

И вдогонку, показав свои жемчужные зубы:

– И слюнтяев!.. Этот старческий инфантилизм меня убивает.

Господи! Как же она прекрасна в гневе!..

Об Ане я даже не вспомнил.

– Ясное дело, – говорит Лена.

Конечно же, я благодарен Елене за ее умение выслушивать меня часами. Соглашаться с моими доводами, задавать вопросы. Или сидя совсем молча. В такие минуты только глаза ее говорят о том, что она слушает, глаза и тишина, которую она не смеет нарушить, когда следовало бы, на мой взгляд, ором орать. Да что там ор, меня можно было бы за такое (я ведь с ней, как на исповеди!) пристрелить на месте!

В знак признательности я иногда только нежно прикасаюсь ладошкой к ее обнаженному плечу. В знак признательности. На это она только на миг прикрывает веки, мол, ну что ты, мол, это само собой разумеется, мол, все в порядке, мол, ты же не мог поступить иначе (как с тем выстрелом в голову тому придурку!). Я же не насилую ее своим вниманием! Не хочешь – не слушай! К тому же, все, о чем я ей тут рассказываю, весьма любопытно, полагаю я. Иначе бы она…

– Да-да, – повторяет Лена, – старческий инфантилизм – это гиблое дело… Надо постоянно принимать этот ваш даосский эликсир вечной молодости. Чтобы… 

– Так я и принимаю, – говорю я, – а ты будешь?

– Мне-то зачем? Или ты считаешь…

– Нет-нет, что ты, что ты!.. Ты – сказка!..

Глава 8

Я и в самом деле знаю столько, что этих знаний хватило бы для построения не только Пирамиды Совершенства, но и для освоения Луны или Марса.

– Правда?!.

Все эти знания порой просто захлестывают, накатываются как цунами, перемешиваются и крутым варевом парят мозг… Жуть!.. Тогда я сажусь в свой двухместный самолет (Юля за штурвал) и мы взлетаем. Когда неба и моря становится так много, что на свете, кажется, больше ничего нет, я прыгаю вниз… Парашют – вот спасение от умопомрачения!

Мысль о том, что там, в синих соленых водах меня может ждать свидание с небольшой акулой, выбивает из головы абсолютно все знания, которые ведут человечество к новому Армагеддону.

И я уже вижу точку на горизонте, растущую точку, стремительно летящую по едва волнующейся поверхности воды и превращающуюся в быстроходный катер. Юля!!! Юля уже вызвала спасательный катер! Чтобы меня не сожрала маленькая акула.

Оказывается, освоить Марсианские пустыни и снова поселить там Жизнь гораздо проще, чем построить на Земле нашу Пирамиду.

Когда я в спасательном жилете болтаюсь в воде как… Как… Я ни с чем и не пытаюсь сравнить себя, а просто смотрю в ту бесконечную даль, где серебристо-белая вода, уничтожая всякое представление о горизонте, сливается с бело-серебристым небом…

Дожил? – вот вопрос, который я мысленно задаю себе. Неужели я дожил до того дня, о котором мечтал все эти годы? Разве Небо уже упало на землю?

Дожил!..

Когда подоспевшие спасатели всем телом своего быстроходного катера напрочь закрывают линию горизонта и обеспокоенные моим самочувствием, задавая тысячу вопросов, ждут от меня ответа, я произношу только одно слово, одно единственное слово:

– Отойдите!..

– Что-что?..

– Солнце, – говорю я, – небо, – говорю я, и отдаю себя во власть крепких земных рук. 

Я снова привязан, скован, обездвижен…

«Беги, скройся, умолкни, успокойся…». Я помню и это.

Отступать было поздно… Тот, что был в маске не стал стрелять в упор и это его погубило. Мелькнула мысль о Жоре: как бы поступил в этом случае он? Юра бы выстрелил в глаз, а Жора…

Это была моя последняя мысль. Позже, в палате, я не мог вспомнить, как… Я не мог простить себе такую неряшливость и беспечность. После этого я стал прихрамывать на левую ногу. И никакая вращательная гимнастика по Ушкову не снимала боль в колене.

Юля смотрит на меня с недоумением.

– Этого мало, – говорю я, – я готов был умереть за это!

– За это?!. А за меня?

– За это не жалко жизни…

– А за меня? Это так интересно! – говорит она, – расскажи что-нибудь о любви.

– Любовь, – говорю я, – это крик, который долго не длится. Ничто, слава Богу, не длится вечно.

Я не могу себе представить, что ради какого-то красного словца меня могут просто предать. Какой же я после этого строитель новой жизни?

– С этих пор для тебя меня нет? – спрашивает Юля.