Тайный орден Лукьянов Тимур

представителей местного дворянства, сидящих в зале суда, знакомым де Пейну был

только капитан стражи Андре де Монбар. Когда Гуго де Пейн поздоровался с другом

детства и сел рядом с ним на скамью, список обвинений уже начали оглашать. За

столом президиума суда восседали трое людей в черных судейских мантиях. В центре

своей массивной фигурой и здоровым цветом лица выделялся граф Стефан, по левую

его руку сидел сенешаль молодого графа Шампанского, барон де Шато-Неф, а по

правую руку графа Стефана обвинения зачитывал прево Труа Жиль де Ришар.

—…А еще Бертран де Бовуар обвиняется в том, что пять месяцев назад, напав

ночью, ограбил замок шателена Гвидо де Монсареля, убил его, а его супругу и двух

дочерей обесчестил и продал жидам в рабство. И также обвиняется Бертран де Бовуар

в том, что три месяца назад он ограбил и сжег две деревни во владениях барона

Жирома де Ларюша, а самого его зарубил насмерть, вероломно напав со спины на

лесной дороге. И еще обвиняется Бертран де Бовуар в том, что не далее понедельника

он со своими людьми разграбил феод шателена Гуго де Пейна, где был разрушен

замок, расхищено продовольствие и учинено насилие над местными крестьянами, за

которым занятием Бертран де Бовуар и был схвачен, а за месяц до этого его люди

убили в Пейне прево и троих солдат графа Шампанского.

Но, несмотря на множество обвинений, подсудимый держался вызывающе и,

злобно сверкая маленькими свиньячими глазками, нагло отрицал все свои

преступления.

— Как вы, благородные люди, можете верить свидетельствам каких-то

крестьян? — Возмущался он, потрясая рыжей бородой. — Если какие-то разбойники,

пусть даже прикрываясь моим именем, совершили все эти преступления, то почему я

должен отвечать за их действия? Я таких распоряжений не давал. Слово чести.

Неужели меня там видели? Если есть свидетели благородного происхождения, пусть

их вызовут в суд. А мужичье я свидетелями не признаю. Я даю им заранее отвод.

Любого серва или виллана[33] можно запугать или купить, и они скажут все, что ни

попросишь, а мои враги вполне способны напугать и подкупить кого угодно, лишь бы

опорочить меня.

— К сожалению, ни шевалье Гвидо де Монсарель, ни его супруга, ни его

дочери, ни барон Жиром де Ларюш не могут присутствовать на суде в силу выше

названных причин, — сказал обвинитель.

— Ну и где же доказательства у уважаемого суда? — Обрадовался Бертран де

Бовуар.

— Мне доложили, что только что прибыл свидетель, шателен Гуго де Пейн. —

Сказал прево.

Лицо баронского отпрыска при этом известии сразу помрачнело, а все взгляды

обратились в сторону молодого рыцаря. По просьбе прево, Гуго подошел к столу

президиума, поклялся на Евангелии в правдивости своих слов и подробно рассказал

присутствовавшим о происшествии в Пейне.

— Ну, признаете ли вы себя виновным, Бертран де Бовуар? — Обратился

судья к подсудимому после рассказа де Пейна.

68

— Ни коим образом, ваше высокопреосвященство! — Ответил баронский сын

епископу. — Да, кое-что из того, о чем рассказал этот шевалье, действительно имело

место, но, я не совершал никаких преступлений. Напротив, я действовал согласно

законам и обычаям.

— Зачем же тогда вы и ваши люди незвано явились в поместье Пейн и стали

отбирать имущество у жителей? — Спросил обвинитель.

— Все очень просто. Дело в том, что отец означенного шевалье задолжал мне

пятьсот безантов золотом, и я пришел получить хоть что-то после смерти бедняги.

— Но вы обязаны были сначала известить шателена Гуго де Пейна, как

законного наследника, предъявить доказательства долга, и только после того имели

бы право требовать уплаты. — Сказал прево.

— Дело в том, уважаемый судья, что наш договор с покойным де Пейном был

заключен на словах, как это принято между благородными рыцарями. Знаете ли, слово

чести. А что наследник вернулся из далеких странствий после стольких лет

отсутствия, я и понятия не имел, иначе я взял бы с собой гораздо больше людей.

— А я утверждаю, что этот человек лжет! — Возмутился Гуго. — Мой отец

никогда не имел и не мог иметь с ним, и с такими как он, ничего общего. Посмотрите,

Бертрану едва ли тридцать пять лет, а мой отец умер в шестьдесят четыре. К тому же,

мой отец умер пять лет назад. Почему же Бертран не требовал уплаты долга раньше,

пока еще была жива моя матушка? Он врет!

— Но, тем не менее, все это правда, любезнейший шевалье. Пока ваша

матушка была жива, я не хотел огорчать ее требованием уплаты этого долга. Тем

более, что тогда я еще не бедствовал. Еще был жив мой батюшка, и старший брат не

смел выгонять меня из замка. А теперь вот, уже два года, как я скитаюсь, и положение

мое сделалось весьма стесненным. Но, клянусь своей честью рыцаря, ваш батюшка на

самом деле был не дурак выпить, и мы с ним действительно часто пивали за одним

столом, — ехидно ухмыляясь, произнес подсудимый.

— Как, вы осмеливаетесь публично оскорблять честь моего покойного

родителя! — Ужаснулся де Пейн, и пальцы его сжались на рукояти меча. На что

подсудимый только рассмеялся.

— Успокойтесь, свидетель. Слово предоставляется защите. — Сказал прево.

— Защита просит принять во внимание бедственное положение

обвиняемого… — начал было свою речь сенешаль графа Шампанского, но его

перебили.

— А как вы, Бертран де Бовуар, объясните тот факт, что в деревне Пейн вы

изнасиловали малолетнюю дочь кузнеца и отдали приказ своим людям поджечь дом

вместе с жильцами? — Неожиданно сказал только что вошедший человек в сером

плаще с капюшоном, спадающим на лицо, но Гуго сразу узнал его по голосу.

— Не было такого. Вы лжете. — Быстро ответил Бертран, и его маленькие

свинячьи глазки суетливо забегали во все стороны.

— Но я сам видел.

— Да кто вы такой, черт возьми! — Вскричал взбешенный подсудимый.

— Аббат Мори к вашим услугам, — назвался вошедший и сбросил с лица

капюшон.

— Ну что ж, при наличии двух свидетелей благородного происхождения

можно считать вину обвиняемого доказанной, — сказал прево.

— Возражаю! Шевалье де Пейн — заинтересованная сторона, ведь его отец

задолжал мне! — Возопил барон, страшно сверкая глазами.

— А чем вы докажете, что отец де Пейна был вам должен? — Спросил аббат

Мори.

— А разве слова благородного рыцаря недостаточно? — Вскричал

подсудимый.

— Благородные рыцари служат Богу и своему государю, а не насилуют детей.

— Сказал аббат.

— Я никому не позволю возводить на меня напраслину! — Возопил Бертран

де Бовуар.

— Успокойтесь, подсудимый! Суд считает вашу вину доказанной. И после

совещания приговор будет оглашен. — Сказал прево.

— Это несправедливо! — Завопил обвиняемый голосом резаной свиньи. — Я

требую суда Божьего! Да, да, я требую Божьего суда! Я имею такое право требовать

Божий суд! Я требую судебный поединок с этим щенком де Пейном! Пусть Господь

Бог направит руку того, кто прав, и покарает преступника! Я требую поединок до

смерти на тяжелых булавах!

— Суд выслушал все стороны и удаляется на совещание. — Неожиданно

объявил граф Стефан. После чего судьи встали и вышли в соседнее помещение.

Конечно, граф Стефан мог объявить решение ни с кем и не совещаясь, как это и

делалось в то время почти повсеместно власть имущими, но его образованность и

любовь к самой процедуре суда пересиливали.

В маленькой комнате, примыкающей к залу суда, повисло молчание, и все

взгляды устремились на председательствующего Стефана Блуа, поскольку

окончательное решение зависело сейчас от него. Стефан пользовался огромным

авторитетом. Он считался одним из самых богатых людей Франции, его земельные

владения были обширнее, чем домен самого французского короля, а число замков

превышало три сотни. Его отец, граф Тибо, дал сыну великолепное для своего

времени образование. Он читал на трех языках, изучал юриспруденцию, владел

искусством риторики. Но, как было известно многим из присутствующих, в отличие

от своего младшего брата Гуго, обладающего врожденным чувством справедливости,

граф Стефан Блуа часто принимал решения весьма далекие от сего понятия. К тому

же, Стефан не обладал даром мгновенной реакции на события, был ленив и никогда

особо не углублялся в скучные подробности разбираемого дела, зато очень любил

всевозможные зрелища, рыцарские турниры и поединки.

— Что вы скажете, господин председатель? — обратился к нему прево в

соседней комнате.

Но граф молчал, а затем сказал, что в деле для него все уже ясно…

Довольно скоро судьи вышли из комнаты для совещаний и вновь заняли свои

места. Во время долгой паузы в помещении повисла тишина, и все взоры устремились

на властителя Блуа и Шартра. Все ждали его речи. В такие моменты Стефан

чувствовал себя на вершине славы: все трепетали перед ним, предоставляя одному

ему, словно Господу Богу, решение человеческих судеб. И всем казалось, что в

напряженной тишине перед вынесением приговора граф усиленно думает и

перебирает в своей большой лысеющей голове многочисленные известные ему

законы, выискивая единственное справедливое решение.

На самом же деле граф просто праздно наблюдал, как по столу перед ним бежит

крошечный паучок. И, конечно, граф даже не трудился вникнуть в суть судебного

вопроса: он с самого начала казался ему пустяшным. В эту минуту его гораздо больше

занимало, кто из этих двоих столь непохожих друг на друга бойцов победит в

сражении один на один: шустрый молодой рыцарь Гуго де Пейн, или неповоротливый

громила Бертран. Во всяком случае, решил он, поединок обещает быть интересным. А

что касается судебной справедливости, она на самом деле мало интересовала графа

Стефана. Да и о чем беспокоиться? Если погибнет баронский отпрыск, то одним

негодяем станет меньше. Но, поскольку Бертран де Бовуар и так уже находился в

полной власти графа, устранение этого Бертрана было возможно в любой момент,

стоило лишь дать команду верному человеку. А если погибнет де Пейн — то и

невелика беда. Прямых наследников у этого шателена нет, а значит, его маленький

замок отойдет к графу Шампанскому, то есть к дому Блуа. Ведь юный граф Гуго

Шампанский был не более, чем послушной марионеткой в руках Стефана де Блуа…

Наконец, Стефан медленно поднялся с председательского кресла и произнес

достойно и торжественно, как, во всяком случае, казалось ему самому:

— Я, Стефан-второй Блуаский, граф Блуа и Шартра, барон Труа, Бри, Омали и

Шатодена, также представляющий в этом суде интересы моего младшего брата, графа

Шампани Гуго-первого, на чьих землях были совершены, рассматриваемые нами,

преступления, оглашаю сей приговор перед Господом и людьми. Итак, суд принял

решение не возражать против требования подсудимым суда Божьего. Поединок для

решения этого запутанного спора делает честь обеим сторонам и не противоречит

кутюмам. Пусть до поединка каждая из сторон остается при своем статусе. Бертран де

Бовуар под стражей, а Гуго де Пейн на свободе. И пусть судьба их решится в честном

бою, достойном этих двух рыцарей. И да будет так!

— Да будет так, — тихо повторил старый прево после тяжелой паузы,

сочувственно посмотрел на де Пейна, и объявил громко:

— Согласно обычаям и законам Шампани, и по решению Стефана де Блуа,

графа Блуа и Шартра, барона Труа и уполномоченного представителя графа

Шампанского, подсудимый имеет право на судебный поединок, и пусть на следующее

утро после праздника Пасхи Господь покарает неправого рукой праведника.

На этом суд кончился, и стражники увели очень довольного Бертрана де Бовуар.

Гуго де Пейн оказался в весьма затруднительном положении. Подумать только! Еще

чего не хватало: драться с этим рыжим кабаном на тяжелых булавах! И это при том,

что противник явно хорошо владел этим оружием, раз сам выбрал его, в то время, как

Гуго совсем не был к нему привычен, предпочитая обычный меч. Неужели ему

предстоит так глупо погибнуть? Но тут кто-то положил руку ему на плечо, прервав

мрачные мысли.

— Успокойтесь, друг мой, все будет хорошо, — произнес знакомый голос

аббата Мори.

Подошел и Андре де Монбар.

— Не раскисай, ты справишься, ты всегда был славным воякой, Гугон! —

Подбодрил друга детства молодой капитан.

— Откуда вы знаете? — Гуго грустно обвел взглядом этих двоих, столь

разных, но чем-то, казалось, незримо связанных друг с другом людей, аббата и

капитана. — Думаю, у этой рыжей свиньи есть все шансы на победу. Посмотрите

насколько он массивней меня.

— И все же, еще раз повторю, все будет хорошо, шевалье. Забудьте на время о

Бертране. Лучше возьмите вот это, — Аббат протянул Гуго небольшой отрезок

пергамента с выдавленными инициалами графа Шампанского и надписью «крест и

меч».

— Что это? — Удивился де Пейн.

— Это приглашение на собрание во дворец графа Шампанского о котором я

говорил вам. Оно откроется завтра в полдень. Обязательно приходите.

— Приду, раз я теперь до гроба обязан благодарить графа за благодеяния, но

лучше бы я вовсе не приезжал в Труа, — довольно неучтиво сказал Гуго, которому

после неожиданного судебного решения Стефана Блуа почему-то совсем расхотелось

посещать дом графа Шампанского.

71

— Не обижайтесь на юного графа, друг мой. Конечно, из Стефана получился

никудышный судья, и если бы председательствовал Гуго Шампанский, я уверяю,

решение было бы справедливым.

— Так почему же он не пришел на суд? Он что, неожиданно заболел? —

Спросил Гуго.

— Слава Господу, граф здоров. Но сегодня рано утром он отправился на