Тайный орден Лукьянов Тимур
С дальнего конца стола поднялся богато одетый воин. Рыцарь назвался бароном
Санчо Альвадересом из Кастилии. Гуго никогда не видел этого человека раньше, но
слышал о его мужестве. Соратник великого Сида Кампеадора, во время крестового
похода 1089-го года Санчо Альвадерес командовал сильным отрядом рыцарей. И не
один раз этот отряд приходил на помощь осажденным христианским крепостям.
Говорили, что в 1087-м году, в страшной битве при Залакке, когда христианская армия
была разгромлена маврами, этот рыцарь снискал себе великую славу тем, что в
одиночку сразил четырнадцать мавританских витязей и, таким образом, сумел спасти
королевское знамя. Барон не был еще старым, но седина уже покрывала большую
часть его головы. Он не был высоким, но выглядел широкоплечим и сильным, а
говорил твердым голосом человека, привыкшего командовать на поле боя.
— В том, что нужно проповедовать поход против неверных, я согласен, но нужно
опираться не на простолюдинов, и не на монахов, а на обученных воинов. Ибо все эти
неверные мавры, турки и сарацины великолепно владеют оружием, в бою они словно
демоны и любого, кто не умеет постоять за себя, при встрече с ними ждет либо
неминуемая смерть, либо вечное рабство. Говорю это потому, что сам я не первый уже
год воюю против неверных в Испании. И посему, речистые братья наши монахи пусть
проповедуют наперво среди знатных сеньоров, рыцарей и воинов. Только люди
военные обладают необходимым боевым опытом и средствами для столь дальнего
похода. Конечно, нужно построить временные лагеря и обучать искусству боя тех
простолюдинов, кто захочет идти в поход, но, уверяю вас, и все рыцари это знают,
чтобы хорошо владеть оружием и боевым конем, нужно обучаться с детства. Поэтому
из бедняков мы сможем подготовить только пехотинцев. А если они пойдут в Святую
Землю раньше рыцарей, то все неминуемо погибнут или попадут в рабство.
В таком же духе высказались еще многие из присутствующих. И все, как один,
поддерживали идею военного похода в Святую Землю и призывали немедленно
начинать подготовку к нему. Спорили только о том, кто должен идти в этот поход.
Одни, как проповедник Петр из Амьена, призывали опереться на простое
христианское население, другие, как барон Санчо Альвадерес — на знатную часть
общества. Наконец, возобладало мнение призывать к походу в первую очередь людей
военных.
В конце концов, собравшиеся приняли решение именоваться отныне братством
воинов Христовых, выработать единый план военного похода и искать поддержки у
папы римского, для чего к понтифику посылались делегаты. После последней
благословляющей молитвы архиепископа Шартрского, графы и герцог удалились, а в
зал подали легкий постный обед.
На собрании Гуго де Пейн чувствовал себя лишним и не знал, о чем следует
говорить с этими странными людьми, готовящимися к великому походу. Сама по себе
идея подготовки экспедиции для освобождения Святой Земли ему нравилась. Но такая
идея не была для де Пейна новостью. Он хорошо помнил, как еще покойный граф
80
Тибо около десяти лет назад говорил о том же. Да и от многих рыцарей не однажды
слышал он подобные разговоры. Но с какими невероятными трудностями должны
столкнуться войска в таком походе!
Гуго знал на своем опыте, насколько опасными противниками могут быть мавры
и сарацины. Путь в Испанию труден и не близок, а уж в Святую землю большой
армии дойти почти невозможно: сколько же понадобится запасных лошадей и
припасов на столь долгий путь? И где же взять эти припасы для большой армии на все
время похода? Ведь, если двигаться по суше, то потребуются долгие месяцы. Нет,
лучше об этом не думать, тем более, что пока, как он понимал, дальше благих
намерений дело не шло. А если уж и в самом деле дойдет до похода, то сильные и
умные вожди, вроде архиепископа Шартрского, герцога Бульонского и аббата Мори,
обо всем позаботятся.
Утолив голод за общим столом, Гуго вышел в сад.
День неумолимо подходил к концу, но до заката было еще далеко, и, после
недавно прошедшего дождя, лужи блестели под послеобеденным весенним
солнышком. Внезапно его окликнул какой-то незнакомый человек из свиты герцога
Нижнелотарингского.
— Здравствуйте. Мессир Гуго де Пейн, не так ли?
Шампанский рыцарь кивнул, и незнакомец продолжал:
— Я Рене де Ленжент, один из оруженосцев герцога Нижнелотарингского. Я
послан сказать, что вас ждут, сударь. — Сказал молодой оруженосец.
— Но какое может быть дело до меня могущественному герцогу? — Спросил
де Пейн.
— За вами послал не сам герцог, а его виночерпий, рыцарь Гуго де Сент-Омер.
— Ах, вот оно что! Так это же мой родственник, которого я не видел с
малолетства. Я слышал, что он служит где-то в Лотарингии, но никак не подозревал,
что он прибыл в Труа вместе с герцогом. Что ж, ведите меня к нему. — Сказал Гуго де
Пейн и послушно последовал за оруженосцем к противоположному крылу дворца, в
котором разместились лотарингские гости.
Самого Готфрида Бульонского граф шампанский устроил в просторных залах
второго этажа, а на первом этаже в залах поменьше разместились люди из свиты
герцога. Везде были расставлены часовые в синих плащах с белым лебедем, но, кроме
них, в коридорах этой части дворца не было никого. Большинство гостей все еще
обедало. И вот Гуго де Пейн оказался перед дверью в покои одного из лотарингцев.
Его провожатый постучал, и их впустили. Дверь им открыл широкоплечий немецкий
воин почти в полном вооружении, только без шлема и щита. Впрочем, и щит и шлем
лежали совсем рядом на грубо сколоченном табурете.
— Это Ганс, оруженосец мессира де Сент-Омера, — сказал Рене де Ленжент, а
затем на немецком представил Гансу де Пейна.
— Очень, очень быть рад! Хозяин есть уже ждать вас. — Улыбнувшись,
произнес Ганс, нещадно коверкая слова родного для Гуго норманно-французского
языка.
Они прошли через дверь, и взору Гуго предстала небольшая, но все же довольно
просторная зала, правда, обставленная без особой роскоши, но все необходимое здесь
имелось. Камин, хотя и не слишком большой, зато и почти не дымящий, давал
достаточно тепла. Факелы на стенах немного коптили, но освещали помещение
вполне сносно. Бородатый пожилой слуга в кожаной куртке, сидя на большом,
окованном железными полосами, сундуке, длинной кочергой ворошил угли в камине,
время от времени подбрасывая в огонь новые поленья. Каменный пол, за отсутствием
драгоценных в ту пору ковров, был застелен свежим тростником. Посередине
находился широкий дубовый стол, а вокруг него стояли два тяжелых деревянных
кресла и две длинные скамьи. В углу, на соломенном тюфяке, положенном поверх
дощатого ложа, сидели две моложавые служанки в длинных шерстяных платьях и что-
то терпеливо вышивали, а, напротив, у узкого высокого окна, возились еще двое слуг,
к вечеру закрывая тяжелые ставни, чтобы не допустить внутрь помещения холод.
Оконных стекол в Европе тогда еще делать не научились, а привозимые из Византии
небольшие кусочки стекла стоили настолько дорого, что хозяин замка должен был
выбирать между застеклением одного единственного окна или содержанием десятка
рыцарей из своего гарнизона за целый месяц. Естественно, в те опасные времена
многие предпочитали последнее. И даже во дворце графа Шампанского только
некоторые окна были застеклены маленькими кусочками стекол в свинцовых
переплетах.
— Эй, Мадлен, позови-ка сюда хозяина. Скажи, что его племянник уже здесь.
— Сказал Рене де Ленжент одной из женщин. Та тотчас отложила свое шитье и без
лишних слов скрылась за тяжелыми огромными гобеленами, отгораживающими
половину залы. Сам же Рене распрощался с Гуго и удалился.
Через пару мгновений драпировки приоткрылись, и из-за них вышел мужчина
средних лет. Но старость еще не коснулась этого человека. На его лице Гуго увидел
два небольших шрама и всего несколько морщин, а в длинных русых волосах, которые
завивались и лежали на плечах волнами, седина почти не замечалась. Роста и
сложения он был примерно такого же среднего, как и сам Гуго. На богатой черной
одежде вошедшего горделиво плыли вышитые белые лебеди герцога
Нижнелотарингского. Но Гуго сразу узнал этого человека, поскольку нижней частью
лица он сильно напомнил ему отца. Только взгляд был совсем другим. Большие серые
глаза смотрели внимательно и лучились теплом.
Перед рыцарем стоял его двоюродный дядя Гуго де Сент-Омер, пожалуй,
единственный близкий родственник де Пейна. Все остальные либо пали в сражениях,
либо умерли естественной смертью. Молодой рыцарь уже видел этого человека в
свите приехавшего герцога, но тогда де Пейн еще вовсе не был уверен, что один из
блестящих рыцарей из ближайшего окружения Готфрида Бульонского, и есть его дядя.
— Рад встрече, племянник! — Приятным голосом произнес де Сент-Омер,
обнимая Гуго де Пейна. — Я случайно узнал, что ты в Труа и вот послал за тобой. Но,
сколько же лет прошло! Я помню тебя еще совсем маленьким мальчиком. А сейчас ты
сам давно уже рыцарь.
— Я тоже очень рад, дядя!
— Ну, давай же я представлю тебя семье. — И дядя увлек племянника за
гобелены, во вторую часть зала, которая оказалась меньше первой, но тоже была
достаточно просторной.
Здесь также горел огонь в еще одном камине, и висели коптящие факелы на
стенах, но на пол, вместо тростника был постелен довольно большой, хотя и местами
обтрепанный, ковер. В просторной нише, на высокой кровати под бархатным темно-
бордовым балдахином, на постели, застеленной сафьяновым покрывалом, сидели две
миловидные особы. Судя по их нарядам, это были весьма знатные дамы. Старшая,
голубоглазая брюнетка лет тридцати пяти с легкой проседью в волосах, но все еще
стройная и свежая лицом, и младшая, лет шестнадцати, сероглазая шатенка с
волнистыми волосами, пухленькими розовыми щечками и маленьким, чуть
вздернутым, носиком. Обе были одеты в невероятно дорогие по тем временам
длинные шелковые платья блио, а в прическах их, на шеях и пальцах, переливаясь в
свете факелов, сверкали драгоценные камни в золотых оправах. Обе дамы при
появлении Гуго поднялись и грациозно двинулись в сторону гостя, учтиво кланяясь
ему.
— Это моя жена Маргарита и дочка Розалинда, — представил их дядя.
— Они великолепны, словно принцессы! — Не смог скрыть своего
восхищения молодой рыцарь, кланяясь в ответ и целуя ручки благородным дамам.
— Ты не далек от истины. В жилах моей достойной супруги течет кровь
потомков Карла Великого. Она приходится дальней родственницей нашему герцогу.
— Гордо заявил де Сент-Омер и представил дамам де Пейна. А затем провел гостя в
противоположную часть комнаты, где недалеко от камина уже был накрыт стол, на
котором стояли постные, по случаю Страстной Пятницы, угощения. Прочитали
молитву, затем все четверо расположились вокруг стола, и за скромной трапезой
потекла обычная беседа давно не видевшихся родственников. Вдруг, прервав всех на
полуслове, в комнату вбежал светловолосый сероглазый мальчик лет десяти.
— Где ты пропадал, сорванец? — Спросил мальчика де Сент-Омер.
— Мы играли во дворе, папа.
— Разве ты не помнишь, что я сказал тебе с наступлением темноты идти
домой?
— Слышал, но мы с пажами графа Шампанского играли в разбойников.
— Так почему же ты не бросил игру?
Мальчик молчал, опустив глаза.
— Вот этот сорванец мой сын Жофруа. Недавно я пристроил его пажом к герцогу.
— Представил дядя де Пейну своего младшего отпрыска.
Наконец, суета, вызванная появлением мальчика, улеглась, и прерванная беседа
потекла дальше. Конечно, первым делом, дамы начали расспрашивать Гуго де Пейна о
его путешествиях, об Испании и о маврах. Не скрывал своего интереса и де Сент-
Омер. Затем разговор зашел о родителях де Пейна. Оказалось, что тогда, когда еще
пятилетним ребенком Гуго де Пейн впервые увидел дядю, тот приезжал в Пейн,
будучи в очень затруднительном положении. Накануне в стычке с соседом погиб его
отец, а мать умерла еще раньше. К тому же, все тот же злобный сосед выиграл тяжбу в
графском суде и отобрал почти все земли. И дядя, тогда еще неопытный
восемнадцатилетний оруженосец, искал поддержки от своего двоюродного брата, но,
так и не найдя ее у де Пейна-старшего, был вынужден оставить родные края и искать
удачу на стороне. Ему повезло. После череды несчастий он устроился на службу к
молодому маркграфу антверпенскому, тому самому, который впоследствии сделался
нижнелотарингским герцогом. И вместе с этим герцогом он прошел трудный
жизненный путь воина и, во многом, политика, потому что, как понял из разговора
Гуго де Пейн, его двоюродный дядя, занимая должность виночерпия при герцогском
дворе, на самом деле являлся чуть ли не главным герцогским советником. После
рассказа де Сент-Омера о себе, дамы заговорили о предстоящем рыцарском турнире.
— А вы, мессир де Пейн, будете участвовать? — Спросила супруга дяди.
— Да, я буду драться до победы. — Сказал Гуго, опустив глаза. Про себя же,
вспомнив предстоящий поединок с Бертраном де Бовуар, он грустно добавил: «а,
скорее, до моей смерти».
— А вы выберете меня дамой своего сердца на турнире? — С детской
непосредственностью сказала его троюродная сестра Розалинда.
Он хотел ответить, что сердце его навек отдано одной бедной погибшей девушке,
но, посмотрев в лучащиеся восторгом большие светло-серые глаза Розалинды, не смог
отказать, и пробормотал: «да, конечно».
— А я подарю вам свой самый большой вышитый платок! — Воскликнула, не
скрывая своей радости, девушка, не обращая никакого внимания на сдвинутые брови
отца.
Незаметно за разговорами пролетело время. Соборный колокол уже давно
прозвонил к вечере, когда Гуго начал прощаться. Дамы остались за драпировками, а
дядя вышел его проводить.
Глава 9. На исповеди
Когда они спустились в длинную дворцовую галерею первого этажа, дядя
строго сказал де Пейну:
— Не придавай значения болтовне моей дочки, племянник. Я видел, как ты
смущался под ее взглядом, но учти, она помолвлена с бароном Вальдемаром
Гессенским, и с твоей стороны было бы опрометчиво ухлестывать за ней.