Тайный орден Лукьянов Тимур
Пиренейских гор как раз в той самой местности, которая более всего и интересует
сейчас наш орден. И тогда я убедил графа для вызволения из плена ростовщика
послать туда военный отряд, во главе которого будет известный тебе молодой рыцарь
Гуго из Пейна.
— И граф раскошелился на экспедицию ради спасения еврея? Откуда такое
благородство в отношении всеми гонимой нации?
— Едва ли тут можно говорить о каком-то особенном благородстве мотивов.
Сами по себе евреи безразличны графу. Но ради спасения своей ссуды, ради спасения
единственной возможности опередить других в походе к Святой Земле наш юный
честолюбивый граф готов на многое.
— И что даст нам все это?
— С помощью вооруженного отряда мы, во всяком случае, сможем очистить
путь от врагов и выполнить задачу, стоящую перед орденом. Ты же знаешь, что у нас
остались только три бойца и их необходимо сберечь для последнего боя.
На утро де Пейна разбудил некий Гондемар, один из троих молчаливых
бритоголовых не то монахов, не то рыцарей, рядом с которыми Гуго сидел на
собрании Братства Христова. Гондемар назвался посыльным аббата Мори, и
длинными запутанными коридорами он проводил Гуго в небольшую комнатку в
противоположном крыле графского дворца. Комнатка была обставлена весьма
скромно, но буквально все свободное пространство в ней занимали огромные старые
фолианты, стоящие на полках вдоль стен и разложенные повсюду. В дальнем углу
горела свеча, а над ней висели Распятие и три большие иконы: поклонение волхвов,
крещение в Иордане и Дева Мария с младенцем. В толще дальней стены была выбита
глубокая оконная ниша, и там, стоя возле единственного узкого окна, его уже ждал
аббат.
— Доброе утро, — просто поприветствовал он де Пейна. И сразу спросил:
— Есть ли у вас, молодой человек, опыт общения с евреями?
— Нет, никакого, любезный аббат.
— А что вы о них думаете?
— Признаться, я встречал их на базарах и в Испании, и здесь, во Франции, но
никогда не общался с ними близко. Я знаю их только как ловких торговцев. Но,
наверное, в древние времена это был достойный народ, раз Иисус Христос явился
именно среди них.
— Тогда я немного расскажу тебе об этом народе. Когда-то, очень-очень
давно, когда самое могущественное государство древнего мира — Египет — попало
под власть тьмы, силами света в мир был послан великий учитель человечества
Моисей. Моше Рабейну называют его евреи. Он освободил рабов египетских и создал
из них народ. Сорок лет водил он этих людей по пустыне, чтобы подготовить их к
восприятию Знания и к великой миссии хранить это Знание в веках до прихода
Спасителя. И долгое время они успешно справлялись с этой задачей. Они пронесли
знания через века, войны и вавилонский плен, хотя и исказили их со временем. Но,
когда в мир явился Иисус, они сделали свою величайшую ошибку. Они отказались
принять его за того, кем он действительно был. Они отвергли пророчества. Они
кричали римскому прокуратору Понтию Пилату «Распни его!». Так народ иудейский
сделал свой выбор и заплатил за роковую ошибку рассеянием в галуте[41]. Последовала
страшная Иудейская война, и римляне изгнали евреев с земли Израиля. В священном
Иерусалиме не осталось камня на камне. Чтобы стереть саму память о столице
иудейской, римляне выстроили на руинах свое поселение с совершенно другим
названием. Но великие города не исчезают. Римское поселение сгинуло и никто не
помнит о нем, а Иерусалим за века отстроили вновь. Евреи же до сих пор скитаются
по всему миру и продолжают ждать своего спасителя-мессию, который, по их
представлению, должен въехать в Иерусалим на белом осле через Золотые ворота. Но
именно так уже однажды въехал в город Иисус Христос. Знания, дарованные когда-то
евреям, искажаются их же священниками все больше и больше, впрочем, то же самое
затуманивание Первоначального с течением времени происходит и у мусульман, и у
христиан тоже. Ибо истинные знания идут от единого корня и не требуют ни пышных
обрядов, ни комментариев, и призваны они не разъединять людей, а объединять их.
Итак, в наши дни евреи живут в Византии, в Персии, в Испании, но многие из них
нашли себе пристанище и здесь, в землях, где протекают реки Рейн и Сена. Между
собой евреи даже называют эти места эрец ашкеназ, что означает «земля европейских
евреев». Известно, что они поселились здесь еще при римлянах. Сейчас самые
большие еврейские общины в Европе находятся на территории Священной Римской
империи в городах Вормс, Трир, Шпеер, Майнц. А еврейская община Труа самая
большая во Франции[42]. У них здесь даже есть своя талмудическая школа, основанная
раввином Гершомом из Майнца. Графы Шампанские не питают ненависти к
еврейской нации и за последние сто лет даровали евреям немало привилегий.
109
Традиционно, евреи склонны к торговле и ростовщичеству, поэтому их достаток
всегда покоится на прочной основе. А еще евреи постоянно платят за свою
безопасность, а это выгодно любому здравомыслящему правителю. Я же могу сказать
об этих людях, что каждый заблудившийся сам рано или поздно понимает, что он
заблудился, просто для евреев это время еще не пришло. Но когда-нибудь они
прозреют и признают Христа. Но они самостоятельно должны понять и искупить свою
ошибку и принуждать их нельзя, ибо не прошли они еще до конца свой путь
искупления. Помни, рыцарь, каждый человек свободен в своем выборе, и только тьма
заставляет силой. Так не опускайся во тьму, друг мой, и никогда не заставляй людей
менять веру.
— Я и не собираюсь. — Вставил Гуго де Пейн.
— Вот и отлично, шевалье. Тогда прямо сейчас мы отправляемся в еврейский
квартал.
— Но зачем?
— Во-первых нам необходимо узнать подробности, что там еще было в
письме от похитителей. А, во-вторых, в предстоящем походе понадобится надежный
проводник, не так ли? Учитывая цель, лучше, чтобы это был такой человек, которому
Эфраим Бен Кохав мог бы полностью доверять и которого был бы рад видеть.
Например, его родственник.
— Но какой же еврей добровольно захочет ехать с христианами в такое
опасное путешествие?
— Представь, что такой человек нашелся, и сегодня нас с ним познакомят.
— А что этот богач Эфраим делал в столь неспокойном месте, как граница
Арагона до того, как попал в плен? — Спросил Гуго.
— Евреи, друг мой, торгуют и с маврами, и с сарацинами. Через границы
государств в обе стороны всегда течет поток товаров и денег. Поэтому нет ничего
необычного в том, что этот купец сейчас там. Скорее всего, он обделывал на границе
какую-нибудь очень крупную сделку, раз сам так рисковал, иначе, если бы дело было
не слишком важным, он бы просто послал своего представителя.
Еврейский квартал Труа располагался вдоль реки, за внутренней стеной,
отгораживающей добрую четверть города. Ворота в этой стене охранялись людьми
капитана городской стражи Андре де Монбара. Но проход в обе стороны был
свободным.
— Скажите, святой отец, зачем здесь эта стена и стражники. Неужели евреи
живут на положении пленников, и граф опасается, что они разбегутся?
— Вовсе нет, сын мой, эта стена и стража поставлены здесь по просьбе самих
евреев: так им спокойнее. Они платят графу за охрану.
— Но кого они боятся? Сейчас как будто бы мирное время.
— Они боятся слишком ревностных христиан, ибо прежде, когда этой стены
еще не было, не один раз горожане устраивали погромы в еврейском квартале.
По другую сторону ворот, Гуго с аббатом сразу попали на главную улицу
еврейского квартала, больше всего напоминающую восточный базар. Квартал кипел
жизнью. Вокруг во всех направлениях торопилось множество людей. Мужчины все
были в разного рода шапках, шляпах и шапочках, а женщины — в темных платках,
закрывающих волосы. По обеим сторонам улицы вплотную друг к другу
располагались торговые лавки, в которых шла бойкая торговля разнообразными
товарами и снедью.
Воздух наполняли всевозможные запахи, среди которых явственно выделялись
ароматы специей и дух сырого свежеразделанного мяса. Завидев христианского
священника, сопровождаемого молодым рыцарем, народ расступался и уступал им
дорогу.
— Надень это, — сказал аббат Мори, протянув Гуго маленькую черную
бархатную шапочку.
— Зачем? — Удивился рыцарь, но шапочку все же надел, поскольку и аббат
сделал то же самое.
— Иначе евреи не пустят нас в свою синагогу. Там нельзя появляться с
непокрытой головой, чтобы не быть выше Бога.
— А что, разве без шапки человек может стать выше Бога?
— Конечно, нет. Но чужие традиции следует уважать, когда идешь в гости, не
так ли?
— А мы обязательно должны туда идти?
— Обязательно. Нас там ждут. Заранее уже были проведены кое-какие
переговоры, и в синагоге мы найдем того, кто поможет нам в выборе проводника.
И аббат, в сопровождении недоумевающего Гуго де Пейна, решительно
направился к стоящему на противоположном конце главной улицы еврейского
квартала двухэтажному зданию, над входом которого был выбит в камне семисвечный
еврейский светильник менора[43]. Завидев двух христиан в камилавках, желающих
проникнуть в синагогу, ее тучный служитель попытался загородить дорогу своим
животом, но, когда, к его величайшему удивлению, старший из пришедших, по виду
священник, обратился к нему на чистейшем иврите, опешил и отступил. В те времена
даже среди евреев язык иврит был забыт почти полностью, и хорошо знали его лишь
немногие, непосредственно имеющие отношение к богослужениям люди.
Большинство же еврейского населения Европы давно уже забыло свой исконный язык
и говорило на местном, либо на идише[44].
Внутри здания, на втором этаже располагалась та самая талмудическая школа,
основанная Гершомом из Майнца, в которой работал теперь знаменитый еврейский
мудрец раввин Соломон Ицхаки, более всего известный своими комментариями к
священной книге иудеев — Талмуду. С этим раввином и собирался переговорить
аббат Мори.
В небольшом сводчатом зале, предваряющем вход в кабинет ученого, находились
многочисленные ученики. Человек десять подростков сидели на каменном полу и что-
то жевали, декламируя при этом вслух плотно набитыми ртами священные тексты.
Трое, мерно раскачиваясь в такт своим словам и накрывшись белыми покрывалами,
молились в углу. И вдруг все они, как один, даже те, которые молились, затихли и
воззрились на пришельцев.
— Шалом ле кулям! Мир вам! — Поприветствовал их аббат на иврите, но
ученики раввина по-прежнему молчали, тупо уставившись на большой серебряный
крест на груди аббата. Пауза длилась довольно долго, пока двое старших учеников не
подошли к гостям. Манеры учеников раввина не отличались особой любезностью,
пейсы топорщились, а глаза излучали недоверие.
— Кто ты, христианин, говорящий на иврите? Разве ты не знаешь, что
иноверцам запрещено входить в синагогу? Что привело тебя сюда, и кто твой
вооруженный спутник? — Спросил аббата старший из учеников, высокий
краснолицый человек лет двадцати семи с рыжими всклокоченными волосами.
— Мое имя Мори, год назад я прибыл из Эрец-Исраэль и вскоре снова туда
собираюсь. А мой спутник рыцарь Гуго де Пейн, человек, хотя и молодой, но весьма
благородный. Он не причинит вам вреда. Скажите достопочтенному раввину
Соломону Ицхаки, вашему учителю, что аббат Мори пришел поговорить с ним о его
родственнике Эфраиме. Этого будет достаточно.
Наконец, после доклада учеников, пришедших допустили в кабинет раввина.
Соломон Ицхаки не выглядел аскетом. Одет он был очень опрятно, и, несмотря на
седьмой десяток, круглое лицо его светилось здоровьем, а окладистая седая борода
была тщательно расчесана. Обстановка его кабинета состояла из нескольких высоких
открытых шкафов с толстыми книгами и пергаментными свитками. Сверху на шкафах
стояли золотые и серебряные семи и девятисвечники разных размеров.
Ицхаки важно восседал на высоком табурете перед большим бюро с разложенной
на нем книгой, в которую раввин писал что-то остро отточенным гусиным пером.
Справа и слева на высоких подставках покоились две раскрытые инкунабулы, в
которые ученый то и дело заглядывал. Раввин был поглощен работой и даже не
поднялся навстречу вошедшим, но сразу предложил им сесть напротив него на
длинную скамью из черного дерева. Гуго молча осматривал кабинет, пока аббат с
раввином вели беседу на иврите, которого молодой рыцарь не понимал, хотя когда-то
давным-давно покойный мудрый монах Аквиор, его учитель, пытался научить
мальчика иудейской азбуке.
—Я вижу, что вы заняты, ребе. Но вопрос, который я хочу разрешить, не терпит
отлагательства. — Начал Мори.
—Посланный вами человек сказал мне, что вы придете, и что дело касается моего
родственника Эфраима. Но какой же срочный вопрос может быть у аббата к раввину?
— Поинтересовался Соломон Ицхаки даже не поднимая глаз от своей работы.
—Сначала я попрошу вас о неразглашении нашего разговора. — Сказал аббат.
—Посторонним незачем знать подробности жизни моей семьи, и все, что вы
скажете о моем родственнике, останется между нами. — Произнес Ицхаки, по-
прежнему не отрываясь от своего занятия.
—Итак, до нас дошли сведения, что на границе Арагона ваш зять Эфраим Бен
Кохав примерно два с половиной месяца назад попал в плен, и еврейской общине
Толедо похитителями было отправлено письмо о выкупе, которое было сразу
переадресовано вам.
—Да, к несчастью, все это так. О письме из Толедо я сам сказал вашему человеку,
но, позвольте полюбопытствовать, каким образом вы получили первоначальные
сведения?
—Думаю, из того же источника, что и вы. Один человек из охраны Эфраима
спасся от разбойников и сумел добраться до Шампани, он же и передал письмо вам. А,
поскольку этот человек состоит на службе у графа…