Шпионы и все остальные Корецкий Данил
Клавдия Ивановна непонимающе уставилась на него.
– Я имею в виду – она вместе с тобой была в ванной?
– Да…
– Все время?
– Ну… Я занесла Темку, она следом пришла. Раздела его. Потом табуретку из кухни принесла, чтобы удобнее было мыть. Потом, когда помыли, завернула его в полотенце, унесла в спальню… Юра, что случилось?
Евсеев молча покачал головой и вышел из кухни.
– Артем! Собирайся, живо!
Мальчишка не услышал его, продолжая фырчать, трясти деда за руки и хватать за нос.
– Темка, тш-ш, погоди-ка… – Петр Данилович освободил руки, пересадил внука на пол, поднялся.
– А что за срочность, если не секрет?
– Домой надо ехать, – буркнул Евсеев.
Он присел на корточки, подтянул Артему шорты, застегнул пуговицу на рубашке.
– Где твой платок?
Артем неуверенно хлопнул себя по карману. Кажется, он готов был заплакать.
– Вытри нос. И давай собираться, мама ждет.
– А мы только разыгрались как следует, – Петр Данилович потрепал Тёмку по голове. – Жаль… Что-то прояснилось с этим твоим вторым участком?
Евсеев посмотрел на отца. Стиснул зубы, взял сына на руки и понес одеваться.
Мать к этому времени уже собрала Темкин рюкзачок с одеждой и игрушками. Подошел Петр Данилович, глянул вопросительно. Она пожала плечами.
Евсеев натягивал на Артема свитер и шнуровал ему ботинки, родители стояли в прихожей. Было очень тихо. Только приглушенные всхлипывающие звуки… Артем. В конце концов, ребенок перестал сдерживаться и заревел во весь голос.
Евсеев тоже не выдержал, шлепнул по мягкому месту.
После короткой запинки рев усилился.
Шлеп!
На шум из гостиной вышел Брут.
– Тёмочка, милый, надо слушаться папу… – завела мать, сама едва не плача.
– Да погоди ты! – прогремел Петр Данилович.
Он решительно подошел к Евсееву, развернул к себе.
– Так. Теперь объясни, что происходит. Спокойно и без нервов.
Евсеев убрал его руку.
– Уйди, отец. Не мешай.
Лицо Петра Даниловича налилось краской:
– Не уйду. Мы с матерью имеем право знать, в чем дело.
– Так ты из-за Марины?! – вскрикнула Клавдия Ивановна. – Поэтому и спрашивал? Думаешь, мы… Думаешь, я считаю ее…
– Ну, при чем тут Марина, мама?
– А что тогда?
Три поколения Евсеевых столпились у двери: Артем ревел, Клавдия Ивановна по-бабьи охала: «ну что же… ну как же так…» – и хватала за руки мужчин; Петр Данилович и Юрий сверлили друг друга взглядами. Сын – многозначительным, отец – непонимающим.
– Уймись, отец. Отойди. Я серьезно.
– Сначала скажи.
– Ты сам знаешь.
– Что? Что я знаю?!.. Клава, не мешай!
– Юрочка, что мы должны знать?
– Отойдите все!
А вот этого никто не ожидал: семидесятитрехлетний Петр Данилович вдруг схватил сына за шиворот, встряхнул хорошенько.
– А ну, в комнату! Живо!
Пошел на него грудью. Толкнул.
– Петя! – ахнула мать. – Юрочка!
– Иди в комнату, сказал!
Брут от неожиданности тявкнул. Артем перестал плакать и озадаченно уставился на взрослых: что за игра такая, нехорошая?
Юрий отступил назад. Губы дернулись в усмешке: тоже мне, Шварценеггер – «Возвращение героя»…
Но отец был настроен серьезно.
Он слушал, сидя на краешке дивана, узловатые, еще крепкие руки – на коленях, кончики пальцев тихонько ударяются друг о друга.
Слушал, меряя шагами комнату. Шаги тихие – чтобы не пропустить что-то важное. Шаги тяжелые.
Когда Юрий пересказывал слова Светланы об обнаружении сканера на втором участке, он остановился. Замер.
Потом смотрел в окно, сцепив губы. Там, во дворе, Клавдия Ивановна с Артемом и Брутом («…Темочка, идем погуляем, милый. Папе с дедушкой поговорить надо…»).
Опять шаги, шаги.
– Да ты, сынок, совсем с катушек съехал? Нашел шпиона! – сказал Петр Данилович, когда сын закончил свое повествование. Без азарта сказал, без задора, без обиды. Как смертельно уставший человек, не имеющий сил и желания опровергать облыжное и совершенно глупое обвинение.
– А чего мне еще думать? – так же устало и глухо сказал Юрий. – Нас двое было: ты да я. Мать с Мариной в ванной.
– И Артем в ванной. Чего ж ты его не считаешь?
– При чем тут Артем?
– Потому что надо все варианты просчитывать, если ты уж взялся в семье шпиона искать! И нас с тобой не двое было! А трое!
– Как трое?
– Очень просто! Брут с нами был!
– Ты все шутишь…
– Никаких шуток. В большой игре даже блох считают!
Петр Данилович встал, слегка покряхтывая, сделал знак «пойдем» и направился в коридор. Юрий двинулся следом. Отец завел его в ванную, включил воду. Повернулся, уставился пронзительным взглядом, какого Юра никогда не видел. Так он, наверное, в свое время, смотрел на разоблаченных карателей.
– И не только людей считать надо, не только младенцев и собак, – сказал старый чекист, понизив голос. – Надо о технических средствах помнить!
Юрий хлопнул себя по лбу:
– А ведь действительно! Но откуда у тебя могут быть «жучки»? Ты ведь посторонних в дом не пускаешь!
– Это верно. Только я знаю, что никто меня не вербовал, никому я не сливал информацию, не болтал языком, как помелом. Следовательно, объяснение может быть только одно…
– А ведь действительно!
Юрий испытал прилив облегчения. Даже дышать легче стало.
– Ты меня извини…
Петр Данилович с шумом выдохнул воздух, коротко взмахнул ладонью.
– Всё потом, Юра. Первым делом надо найти этого «жучка»… Так. Мы говорили в гостиной. Значит, там. Принеси из кладовой ящик с инструментами.
– Нам ведь придется всю квартиру вверх дном перевернуть…
– Перевернем, если надо.
Молча взялись за работу. Телефон – до винтика. Сняли панели с телевизора. Развинтили розетки. Плинтус. Разветвительная коробка под потолком. Люстра. Настольная лампа.
– Из чужих я домой никого не пускаю, это понятно… – Петр Данилович светил фонариком, пока Юрий ковырялся во внутренностях лампы. – Все стараюсь делать сам. По сантехнике, электрике… Старая привычка. На днях приходил мужик из ЖКХ, плиты проверял – на порог его не пустил. Если надо что-то подписать – выхожу, квартиру запираю, подписываю на лестничной площадке. И мать предупредил. Так что в нашем присутствии точно никто поставить «жука» не мог. А вот когда нас дома нет… Это другое дело. Отмычки, дубликаты, тому подобное. Тут они могли похозяйничать. А у вас с Мариной как с этим делом?
– Я дома о служебных делах не говорю. И раз в полгода приношу поисковик да обхожу с ним квартиру.
Юрий убрал лампу. Ничего нет.
– Может, в коридоре где-то? На кухне? Там полно всякой электрики.
– Я уже думал, – сказал Петр Данилович. – Из коридора они ничего бы не услышали. Дверь была закрыта. А в ванной вода шумела.
Зазвонил его мобильный.
– Петя, вы там как? Темке в туалет надо. Да и спать ему давно пора. Ходит, зевает…
Это мать.
– Все нормально, Клава. Но нам тут кое с чем еще разобраться надо. Мы постараемся побыстрее.
Петр Данилович нажал кнопку сброса, посмотрел на телефон.
– Возможно, еще здесь. И твой тоже.
Телефоны отключили, вынули сим-карты. А дальше?
Опять сомнения. Острые ядовитые уколы. Похоже, в квартире все-таки нет «жучков». Непонятно. Проще всего, конечно, было бы вызвать тех же специалистов из отдела информационной безопасности – у них оборудование, сканеры, опыт…
Ну, а если и они не найдут, что тогда?
Петр Данилович уже молча доставал книги из шкафа. Затем посуда, одежда. Разобрать мебель по винтику, если будет необходимо. Снять обои. Похоже, он был намерен идти до конца.
– Темка на руках уснул, еле донесла… А что вы тут затеяли?
Вошла Клавдия Ивановна, потрясенно уставилась на разгромленную комнату. Следом вбежал Брут.
– До основанья, как говорится, а затем! – как можно бодрее отозвался Юрий.
– Ты не мешай нам, мать, – выдавил запыхавшийся Петр Данилович, снимая с верхней полки книжного шкафа коричневый томик Чехова. – Чаю лучше согрей. Мы постараемся не шуметь…
Клавдия Ивановна вздохнула и ушла. Брут уселся на пороге, задумчиво почесал задней лапой за ухом. Петр Данилович посмотрел на него долгим взглядом.
– А вот и третий участник нашего разговора! – совершенно серьезно сказал он. – Что ж мы его не спрашиваем?
– ?
Петр Данилович спустился со стремянки, присел перед псом на корточки, потрепал по шее.
– А ну-ка, стой, не дергайся…
Снял ошейник, покрутил в руках. Хмыкнул, приложил палец к губам, протянул Юрию. Тихо, одними губами сказал:
– Взгляни сюда…
И Юра увидел.
Небольшой, с десятикопеечную монетку, кружок; тонкая мягкая проволока-антенна – сантиметров пять-семь длиной. От него пахло серой. Вот оно – дьявольское изделие! Микрофон-передатчик, работает метров на пятьдесят, значит, в этом радиусе где-то заложен приемник с магнитофоном или ретранслятором. А может, просто стоит машина с дремлющим водителем… В основном тогда, когда Юра приходит в родительский дом… Неважно, главное, что все разъяснилось!
Петр Данилович надел очки, поддел ножичком и выщелкнул крохотную плоскую батарейку.
– Вот и все. Сеанс окончен!
– На улице кто-то прицепил, – сказал он, надевая ошейник обратно. Брут лизнул морщинистую руку.
– Ага, стыдно, балбес? Позволяешь всяким сволочам лапать тебя, а нам за тебя отдуваться…
Юрий подошел, наклонился, поцеловал седую макушку, прижался к отцу.
– Извини, папа. Извини…
– Ерунда, – пробурчал Петр Данилович. – Я бы и сам себя подозревать начал, если бы не знал точно… Пошли чай пить, что ли…
– Да можно и чего покрепче, – неожиданно сказала появившаяся в дверях Клавдия Ивановна. Впервые за всю семейную жизнь Евсеевых она настолько отпустила вожжи.
Закон превыше всего
Закрытое заседание комиссии Государственной думы РФ по проблемам общественных объединений и организаций.
Председатель комиссии Буранов:
– Согласно поступившей к нам жалобе граждан… кхм-кхм… представителей так называемого маленького народа, члены комиссии разработали проект «Закона о защите гормональных меньшинств». Подчеркиваю, название рабочее, некоторые термины еще не отработаны. Проект документа у вас на руках, время ознакомиться с ним было, прошу высказываться…
Депутат Алферов:
– Слово «меньшинств» надо убрать! Чтобы не возникало ненужных ассоциаций…
Депутат Сидякин:
– Здесь все четко и ясно расписано, я считаю. Законодательно закреплено понятие представителя гормональных меньшинств: «…рост не больше ста тридцати сантиметров, справка из медучреждения о наличии гормональных нарушений». Очень толковый, очень своевременный документ, я считаю. А то нас тут с разных сторон обвиняют – то мы сексуальные меньшинства притесняем, понимаешь, то детей-сирот за границу не пускаем! Ну, так пусть теперь выкусят! Мы первые в мире, вообще в истории, кто принял закон, защищающий карликов! Такого даже в Штатах нет!
Председатель комиссии Буранов (перебивает):
– Карлики – слово некорректное, прошу следить за своей речью!
Депутат Сидякин:
– Виноват, извиняюсь.
Председатель комиссии Буранов:
– Кстати, этой проблеме, я имею в виду проблему корректного обращения к представителям гормональных меньшинств, посвящена вторая часть закона. Отныне употребление слова «карлик» влечет за собой наступление административной ответственности. Предлагается ввести новую форму обращения, как то: «люди низко-русской национальности», «низкороссы» – по аналогии с афроамериканцами, или «нано-люди». А также законодательно закрепить за данной общностью название «представители гормонального меньшинства». Какие будут соображения у членов комиссии?
Депутат Алферов:
– «Меньшинства» – убрать! И «гормонального» не годится. Как-то неприлично звучит. Вроде названия болезни…
Депутат Лесков:
– Как врач могу предложить точный и корректный термин – гипофизарные нанисты!
Депутат Алферов (смеется):
– Нельзя «нанисты»… Ха-ха-ха… Нельзя… Задразнят…
Депутат Сидякин:
– А мне вот интересно, как они сами относятся к этому? Как они сами себя называют?
Председатель комиссии Буранов:
– Да какая разница? Вон, цыгане себя ромами зовут, а чечены нохчами, и что с того? Нам это не указ, пусть называют как хотят. Для нас главное выработать общепринятую норму для обычных людей, чтобы не было никаких конфликтов.
Депутат Васильков:
– А как тогда быть с карликами-неграми?
Председатель комиссии Буранов:
– Попрошу выражаться корректно!
Депутат Васильков:
– Хорошо. Как быть с низкороссами-афроамериканцами? Я вот тут подумал: какие они «россы», если они «афро»? И какие они «афро», если они «россы»? Тут либо одно, либо другое…
Председатель комиссии Буранов:
– Да, это очень серьезный и трудный вопрос. Очень!
Депутат Сидякин:
– Давайте перерыв на обед сделаем, а то опять гороховый суп закончится… И передохнуть надо. Такие сложные вопросы с кондачка не решаются!
Депутат Лесков:
– У меня есть предложение. Полноценный человек ограниченного роста!
Председатель комиссии Буранов (задумчиво):
– А что…
Депутат Сидякин:
– Очень взвешенно и корректно. Не подкопаешься!
Депутат Васильков:
– По-моему, это то, что надо!
Депутат Алферов:
– Они сами будут этому рады. Длинновато, правда… Но можно ввести аббревиатуру ПЧОР.
Председатель комиссии Буранов (облегченно):
– Думаю, мы справились с нелегкой задачей. Вот что значит дружная плодотворная работа! Документ будет еще дорабатываться в других комиссиях, а потом выноситься на пленарное обсуждение. Заседание закончено, всем спасибо!
Чистка в Партии маленьких людей превратит ее в по-настоящему «карликовую» партию.
«Правдивая Газета», 18.08.2013
«Внеочередной съезд Партии маленьких людей, созванный по случаю подписания президентом „Закона о защите полноценных людей ограниченного роста (ПЧОР)“, прошел без участия лидера ПМЛ Бруно Аллегро. На входе в конференц-зал „Президент-отеля“, где проходил съезд, был установлен дистанционный сканер, фиксирующий точный рост посетителей. Согласно данным сканера, рост Бруно Аллегро составил 131,3 сантиметра – что на 1,3 сантиметра больше узаконенного стандарта „полноценного человека ограниченного роста“. Несмотря на активное сопротивление господина Аллегро, охранникам удалось выпроводить его из здания гостиницы без привлечения полиции и войск специального назначения.
Съезд выбрал нового руководителя партии – им стал председатель высшего совета ПМЛ И.В. Муромов (рост 128 см). Также было принято решение об обязательной перерегистрации всех членов ПМЛ с учетом данных о росте и наличии гормональных нарушений. Согласно прогнозам экспертов, ряды партии (кстати, одной из самых многочисленных на территории РФ) в самом скором времени поредеют на 95–97 процентов…»
Бруно бродил по комнатам, спотыкаясь о разбросанные по полу вещи. Кадка с фикусом. Он понятия не имел, откуда здесь этот фикус и кто его опрокинул. Книги. Чехов, Достоевский, Вересаев, Платонов… «Чевенгур» Платонова, помнится, Бруно очень понравился. Спиноза, Руссо, Маркс. Неужели он все это когда-то прочел? Да нет, вряд ли… Во всяком случае, он не помнил, что там написано…
Голова раскалывалась после вчерашнего.
Кряхтя, он наклонился, поднял томик с крупными черными буквами на обложке: «Ш. Монтескьё. Размышления о причинах величия и падения римлян». Едрена матрена! Он никак не мог вспомнить, что это такое и с чем его едят. Может, из-за того, что пьян, а может, из-за чего-то другого. Вот уже вторая неделя, как он проглотил последнюю таблетку. Да, точно, девять дней. Это ж как раз после того, как его поперли со съезда, а потом чуть не посадили в «обезьянник» за дебош.
Томик полетел обратно на пол. Бруно осмотрелся. Квартира была похожа на поле битвы. Даже труп имелся в наличии – в углу перед телевизионной тумбой, присыпанный осколками фарфоровой вазы (кстати, телевизора на тумбе не было). Он почему-то сразу подумал, что это Мухомор. Ну, просто некому больше быть. Кто еще может лежать мертвый в его квартире? Только Мухомор.
Бруно пнул труп ногой, перевернул на спину.
Это был Пушистик.
– Пуш, ты живой? – Бруно потряс его за плечо.
Пушистик сперва приподнялся, потом открыл глаза. Глаза были красные.
– Болит голова, – сказал он.
– А нечего мешать водку с сиропом. Ты хоть что-нибудь помнишь?
– Да. Мы праздновали это, как его… Упразднение Партии маленьких людей.
– А где все?
– А никого больше и не было. Партия закрыта, Минюст отменил регистрацию. Соратников больше не осталось, Бруно. Кто-то ушел к Мухомору в его Партию полноценных людей ограниченного роста, кто-то просто соскочил. Мы вдвоем праздновали.
– А Инга с Эльзой?
– Облагораживают офис у Мухомора. Обои там, занавески, все прочее.
– Вот куклы хреновы.
– Они сказали, ты жрешь слишком много мяса.
– Ага. И трахаю толстух под два метра.
– Ты их сам послал к Мухомору, – сказал Пушистик. – Куда-то в том направлении.
– Не помню. А Краюха где? Поляк?
– Свалили куда-то с двумя дагестанцами. Еще позавчера. Кстати, все партийные деньги тоже куда-то исчезли. А счета нам прислали охрененные…
Бруно с остервенением почесал лоб.
– А как давно я бухаю? – спросил он.
– Неделя уже.
– Ничего не помню, – Бруно схватил Пушистика за шиворот, поднял на ноги и потащил в кухню.
На кухне отсутствовали плита и мойка. Смесителя тоже не было. Холодильник лежал на боку. Оторванная с мясом дверца стояла у стены. Бруно обследовал шкафчики, но, кроме одинокой пачки макарон, ничего там не обнаружил. Похлопал себя по карманам. Сел на пол. Рядом рухнул Пушистик.
– Похоже, я вернулся к тому, с чего начал, – сказал Бруно. – Денег ни шиша, водки ни грамма.
– Я спрятал бутылку «Смирнова» в спальне под матрасом, – сказал Пушистик. – Принести?
– Погоди. Погоди. – Бруно потрогал себя за голову. – Это все правда, что я был председателем партии, читал Толстого, этого, как его, Монтес… как-то так, короче? Что я везде ездил, выступал, толкал речуги? Или мне все это по пьяни приснилось?
Он повернулся к Пушистику, заглянул ему в глаза, взял за ворот и потряс. Голова Пушистика дернулась взад-вперед, клацнули зубы. Он был похож на грустного Пьеро с красными кроличьими глазами.
– Я все-таки схожу за водкой, – сказал Пушистик, поднимаясь.
Он вышел. Бруно что-то увидел в углу рядом с холодильником. Подполз ближе. Это был его мобильник – тот самый старый «Сименс» с фонариком, которым он когда-то хвастался перед Сулимовым и Романычем.
Бруно нашел в абонентском списке номер Трепетова. Нажал вызов. После пятнадцатого по счету гудка вызов сбросился, на экране появилась надпись: «Абонент не отвечает. Повторить?»
В прихожей хлопнула дверь. Бруно отложил телефон в сторону.
– Пуш, глянь, кто там!
Никто не ответил. Бруно встал на ноги, вышел из кухни. В прихожей никого не было.
– Пуш!
В спальне тоже пусто. Бруно обошел всю квартиру. Пушистик ушел. Водку, если она и вправду была, он прихватил с собой.
Читать бесплатно другие книги:
