Шпионы и все остальные Корецкий Данил
– Мне инди-музыканты нравятся, и Фрэнк Заппа нравится, и Джим Гатри. И многое из «Битлз» конца шестидесятых. Это – андеграунд. И «минус», вот где мы ходим, – тоже андеграунд. По-английски это слово означает «подземелье», «подполье». То, что находится под землей. И желтая подводная лодка плавает под водой. Поэтому я здесь.
– Ни х… не понимаю, – сказал Леший честно. – Почему ты в подводники тогда не пошел?
Но Ринго все равно слушал музыку. Он был типичный фанат. Он носил длинные волосы, которые мыл каждый день, пользовался дорогим дезодорантом, у него всегда были чистые носки. Для Лешего он был как книга на китайском языке, на каком-нибудь гуаньдунском диалекте.
– А Ринго что означает? Ринг, типа? Бокс? Ты что, боксер?
– Нет, я диггер. А Ринго – это в честь Ринго Старра, из «битлов». Я на него похож.
– А «битлы» – это что? – спросил Леший.
Без всякой задней мысли спросил. Но Ринго, похоже, обиделся.
– Группа такая, – проговорил он сквозь зубы. – Я уже говорил вам.
Леший набрал в грудь воздуху и сказал:
– Так, Ринго. Запоминай. Вот мы с тобой – группа. Мы делом занимаемся. Устанавливаем заградобъекты в «минусе», чтобы всякие раздолбаи не ходили, где не надо. Понял? Мы работаем вместе. Поэтому мы – группа. Помогаем друг другу, прикрываем, так сказать, задницу товарища. Все остальные группы я на х…ю видал. Вот так. Понятно?
А еще Ринго курил в «минусе». При всей своей чистоплотности и любви к прекрасному. Там, где воздух на вес золота, где некоторые диггеры впадают в кому от кислородного голодания – он курил, причем не что-нибудь, а убойную «Яву» производства московской табачной фабрики. И ничего ему не делалось. Если не считать, что разок получил по морде.
– Я просто волнуюсь немного, – объяснял он. – Иногда вот кино хорошее смотришь, дико хочется курить. Так и здесь.
– А почему ты крутые сигареты не купишь? – «прикололся» Леший. – Английские какие-нибудь?
Но Ринго на «прикол» купился и ответил вполне серьезно:
– Так настоящих английских в Москве давно не найти. Раньше были и «Ротманс» и «Данхил», много чего было, да сплыло. А «Ява»… Ну, это хотя бы патриотично. И все равно она входит в корпорацию «Бритиш Америкен Тобакко»…
Леший слегка улыбнулся своим воспоминаниям. Пижон, короче. Но выбирать особо и не из кого…
Папка, с которой Лев Николаевич является на еженедельный пятничный доклад, подписана от руки: «Текущие дела». Никаких принтеров, никаких «Таймс нью роман» и «Курьер». Он – человек старой закваски. IP-адреса, биллинги всякие – не его стихия. Хотя всех, кого нужно, он находит. Почерк круглый, аккуратный. Лев Николаевич любит аккуратность и порядок во всем.
– А теперь по интересующему вас объекту…
Сегодня Лев Николаевич закончил доклад раньше обычного, и на свет появилась новая папка – «Особые дела».
– Раньше у тебя такой папки не было, – заметил Трепетов.
– Раньше у вас не было таких компаньонов, – сухо сказал Лев Николаевич. – Леший очень темная и опасная фигура. Я вам об этом говорил. И хотя вы не очень в это поверили, он тут же подтвердил мои слова.
– Ну, и что теперь?
– Я бы не советовал вам иметь с ним дело.
– А ты можешь поднять десять тонн золота из подземного спецхрана? – спросил Трепетов.
– Он тоже этого не сделает. Он убил Амира. Убьет и вас. Не будет никакого золота. Ничего не будет.
– Он бы это сделал, когда был здесь. Это первое. Второе – золотой спецхран, который, если верить вашим докладам, реально существует…
– Я не утверждал это. Допускал – да. Но не утверждал!
Лев Николаевич обиделся. Как все педанты, он не терпел, когда его слова трактуют превратно.
– Он может использовать вас, чтобы завладеть этим золотом. Амир отнял у него свободу – и он мертв. Вы отняли у него девушку… И что будет с вами, как думаете?
Трепетов беззвучно выругался:
– Да мне его девка сто лет не сдалась! Я ее отдал, могу выплатить проценты! Почему ты опять вернулся к этой теме?
Лев Николаевич вынул из папки лист бумаги и положил перед Трепетовым.
– Это рапорт одного из моих сотрудников, он присутствовал при спуске группы Пыльченко. Я специально велел ему оформить это по всем правилам, официально – чтобы вы поняли и поверили.
– Что здесь?
Трепетов взял бумагу, нацепил очки.
– Вчера около четырех утра пришел сигнал с рации одного из участников этой группы. Она включилась всего на несколько секунд.
– Как это? Они ведь погибли!
– Видимо, не совсем. Или, как я подозреваю, вовсе не погибли. Сигнал был случайный – скорее всего, уронили рацию или нажали кнопку вызова. Потом ее сразу отключили.
Хозяин молча пробежал глазами текст рапорта. Хмыкнул. Отложил бумагу в сторону.
– И что? Думаешь, они заодно? Я ведь у тебя спрашивал! А ты что сказал?
Лев Николаевич усмехнулся.
– Человек – единственное животное, которое умеет признавать свои ошибки. Хотя и не любит этого делать…
– А я не люблю ошибок! – резко сказал Трепетов. – Изложите суть своей ошибки!
Человек для особых поручений убрал улыбку. По интонации, по прищуру, по обращению – на «ты» или на «вы» – он безошибочно определял, когда надо переходить на официальный тон подчиненного перед хозяином.
– Мне стал понятен их расчет. Группа Пыльченко оставила внизу часть оборудования. Синцов доставит туда недостающее. Заход в два этапа. Потом будет еще один сигнал бедствия, Синцов прохрипит вам последнее «умираю, но не сдаюсь» и сгинет навеки… Куда-нибудь в Южную Америку, полагаю. Где он вместе с Пыльченко и остальными спокойно могут жировать на незадекларированные доходы… – Он вздохнул. – Хотя это тоже только версия.
Из окна тянуло свежестью и пряным запахом трав. Трепетов неожиданно громко, не по-миллиардерски, чихнул, полез за платком и высморкался.
– Если эта версия подтвердится…
Он чихнул еще раз.
– Вот тогда ты мне принесешь его голову… На золотом блюде. А пока закрой окно, будь добр. Дует чего-то.
Переход на «ты» означал, что хозяин смягчился.
Лев Николаевич молча взял рапорт, положил в папку. Потом встал и закрыл окно.
Магазин назывался незамысловато – «Топ Дизайн. Одежда и обувь из Европы». Зато смотрелось нарядно и сыто, по-европейски. Манекены, подсветка, «Гуччи», «Армани» и тому подобное. И Ринго вполне соответствовал: прикинутый красавчик – маечка под горло, джинсы, легкий летний пиджачок, впалые щеки, длинный острый нос, стальные серые глаза. Только щегольские усики отпустил и длинную шевелюру с хвостиком. От бойцовского вида ничего не осталось. Хотя не во внешнем виде суть…
– Ринго, привет!
Не обернулся. Да у него же наушники!
Леший подошел вплотную, хлопнул по плечу. Ринго обернулся, вынул из ушей черные поролоновые шарики.
– О, ты вовремя! Мы тут как раз закрываемся, пара минут буквально… Подождешь?
– Конечно, подожду, – сказал Леший. – Не за тем же сюда ехал, чтобы увидеть твою рожу и свалить.
Ринго улыбнулся, схватился за стальную роллету и потянул вниз.
– Девчонкам помогаю, – вроде оправдываясь, сказал он. – Мне же не трудно.
Две похожие на ярких худеньких птичек продавщицы сказали «спасибо» и пошли по тротуару в сторону метро.
– Поговорить надо, – негромко сказал Леший.
– Так, может, это… Поехали к нам? – предложил Ринго не очень уверенно. – Вместе поужинаем, поговорим. Я себе усилок винтажный купил, ламповый. Послушаем чего-нибудь такого… У Маккартни новый альбом вышел, слышал? И у Джеффа Линна тож…
– А кто такой Маккартни, напомни? – спросил Леший.
Ринго сразу помрачнел. Он не любил, когда издеваются над стариком Маккартни. Он был ему почти как родной дедушка.
– Ладно, пошутил, – сказал Леший. – Но я бы предпочел поговорить прямо здесь.
Ринго пожал плечами и бросил взгляд на серый «Туарег», который стоял у входа в магазин.
– Как скажешь. Только не очень долго, хорошо?
В «Туареге» сидела девушка с прямыми черными волосами и челкой, закрывающей глаза. «Китаянка, наверное», – подумал Леший.
– Это и есть твоя бизнесвумен? – спросил он.
– Пока еще не моя…
Ринго заметно напрягся. Он запер роллеты на замок, включил сигнализацию. Еще раз посмотрел на девушку, махнул ей рукой: подожди, я скоро.
– Я же не могу вот так, с голой жопой, что-то серьезное предлагать, – объяснил он. – Надо заработать, вот и мотаюсь по Европе, шмотки скупаю в аутлетах.
– Это еще что такое? – удивился Леший.
– Вроде комиссионок. Товары со скидкой, короче.
– Далеко?
– Вильнюс, Варшава, Чехия…
– А почему не в Ливерпуль? Не в Кентукки какое-нибудь? Там ведь все рокеры, как и ты, наверное, а?
– Опять издеваешься? – Ринго нахмурился.
– Нет. Хотя, в общем, да.
– Да пошел ты… Иногда в Голландию выезжаю, но туда реже… Обычно Кира расписывает график закупок. Я с ней катаюсь только в качестве охраны и рабочей силы…
– Кира – это она? – Леший кивнул на машину.
– Да.
– И хорошо зарабатываешь?
– Когда как. И смотря что считать «хорошо».
Ринго усмехнулся:
– А ты что, тоже хочешь шмотками торговать?
Леший тоже усмехнулся:
– Нет. Хочу тебе предложить другую работу.
– В «минусе»? Как в тот раз?
– Похоже. Только пойдем поглубже. И возьмем побольше.
– Сколько?
– Миллион точно. Может, и больше.
– Негусто.
– Долларов.
– Долларов?! – Ринго присвистнул. – Это меняет дело. Только…
Он задумался.
– Я слышал, Палец с ребятами погибли в «минусе».
Леший кивнул:
– Точно.
– По их маршруту?
– По тому же маршруту, – поправил Леший. – Помнишь, я тебе закурить не дал?
– Помню.
– Вот. А они закурили.
Девушка в туареге, не отрываясь смотрела на них. Ринго помрачнел. Он больше не изображал радость от встречи. Было видно, что его раздирают противоречивые чувства.
– Что молчишь? – спросил Леший.
– Знаешь, как бывает: и хочется, и колется… Деньги большие, да и жизнь одна… Ты так неожиданно свалился со своим предложением…
– Давай, определяйся.
Хлопнула дверца. Девушка Ринго вышла из машины и встала, картинно оперевшись на борт. На ней был белый брючный костюм в обтяжку.
– Кира заждалась, – пробормотал Ринго и опустил глаза. – Ладно, Леший, мне пора.
Леший поймал его за локоть:
– Ты идешь с нами?
– Иду!
Ринго вырвал руку и пошел. Прежде чем уехать, они с Кирой еще о чем-то спорили в машине, – Леший видел, как девушка размахивает руками и тычет пальцем в стекло, а Ринго что-то отвечает и тоже делает какие-то жесты. Похоже, обсуждали его визит. Потом оба успокоились, Ринго завел «Туарег» и со свистом пролетел мимо. Лешему он махнул рукой.
– Значит, договорились, – подвел итог Леший. – Ну, и хорошо.
Вербовка
На парковке у круглосуточного маркета горел один-единственный фонарь на самом въезде. Евсеев поставил машину под ним. Прежде чем выключить двигатель, посмотрел на часы на приборном щитке: двадцать три двадцать. Однако!
По проходам между витринами деловито сновала моечная машина. Пахло чистящим средством и влагой. Под потолком деловито чирикали воробьи. Людей мало: компания молодых людей у стойки с пивом, полный мужчина с тележкой, пожилая женщина растерянно разглядывает ценник на мясной витрине.
Бутылка сухого, шоколад. У полусонной цветочницы купил букет хризантем. Сегодня у Марины был отчетный концерт, ее ученики неплохо выступили – надо поздравить. Хотя, может, она уже спит.
Да нет, спать она, конечно же, не будет.
Или ее вообще нет дома. Посиделки в ближайшем ресторане.
Евсеев вернулся к машине, выложил покупки на пассажирское сиденье. Из припаркованного на другом конце стоянки «Лендровера» доносилась музыка, внутри горел свет. Полный мужик выгрузил в машину продукты из тележки, захлопнул дверцу, сел и уехал. Пустая тележка медленно откатилась назад, ударилась о бордюр.
Оперативная работа отточила природную интуицию, поэтому он знал все наперед.
«…Имею же я право посидеть с коллегами в ресторане, отметить этот чертов концерт, который из меня всю душу вынул? Артем ночует у родителей, муж уже взрослый мальчик, может сам о себе позаботиться…»
Как-то так это будет звучать.
Евсеев включил зажигание, взял телефон, набрал номер жены.
– Алло? Юра, привет!
Шумно, музыка. Значит, точно не дома.
– Ты где? – спросил он.
– В «Лебедином озере», на Крымском! Нам только что горячее принесли! – И после паузы: – Подъедешь?
– Могу забрать тебя, если ты не против.
Смутилась:
– Нет, Юр… Я ведь говорю, у нас тут самый разгар… Может, посидишь с нами?
Фигура вежливости. По голосу он понял, что там и без него весело.
– Завтра вставать рано.
– М-м. Жалко.
– Возьмешь такси. Только к частникам не садись. И не поздно, договорились?
– Хорошо. Пока.
Вот и поговорили. Евсеев бросил телефон на сиденье, дернул рычаг передачи и резко сдал назад…
Раздался треск. Салон тряхнуло. Где-то посыпалось стекло. Он глянул в зеркало заднего вида и выругался. Сзади стояла машина. В окне виднелся белый овал лица.
Вышел.
Задний бампер и левый фонарь его машины были впечатаны в переднее крыло старого «Доджа». На асфальте лежали осколки. Вот уж повезло так повезло!
Дверь открылась, из машины выпорхнула молодая женщина в красном облегающем платье. Стройная, гибкая, симпатичная. Ухоженная.
– Ну, куда ж вы смотрели, дамочка! – воскликнул Евсеев. – Выезжает человек с парковки, сдает назад – неужели не видите?
Платье короткое, через плечо красная сумочка на длинном ремешке.
– Я не заметила, – растерянно проговорила она. Рассеянно взглянула на крыло своего «Доджа». – Я только повернула на парковку. Я не видела вас. Только услышала удар.
– Как же не видели? А задние фонари?
– Не знаю. Вы выехали так внезапно. Я не видела.
Евсеев махнул рукой. «Не видела, не видела…» Разговаривать бесполезно. Да и не о чем. Он сам виноват. По всем правилам должен был пропустить ее. Пустая парковка, просто смешно… Везет же!
Нет, но как он сам ее не заметил-то? В зеркала смотрел? Конечно, смотрел! Точно!..
Или все-таки не смотрел?
Он попробовал вспомнить. Не вспомнил. А-а, черт! Психанул из-за Марины, дернулся. Допсиховался… Нельзя психовать за рулем, вот нельзя, и все!
– Наверное, нужно полицию вызывать? – предположила женщина.
– Если вам очень хочется торчать здесь два часа, то вызывайте, – буркнул он.
– А если нет?
– Тогда я плачу вам, сколько нужно, разъезжаемся тихо-мирно…
– А сколько это может стоить?
Конечно, можно просто махнуть служебной «корочкой». Раньше многие коллеги так и поступали: на простых людей это действовало, да и гаишники всегда шли навстречу. Но теперь, когда наступили другие времена и все молятся одному богу – Мамоне, тебя за тысячу рублей сожрут вместе с твоей красной книжечкой! И гаишники не впишутся. А начальство только узнает – тут же представление на увольнение! Впрочем, Евсеев такими трюками никогда не пользовался.
– Может, у вас есть знакомый страховщик? Или автомеханик? – спросил он.
– Нет. А это необходимо?
– Не знаю. Попробуем обойтись.
Для порядка глянул под капот «Доджа». Проверил левое переднее колесо. Дверца. Все в порядке. Остается только крыло. Машина старая, недорогая – на разборках такое крыло потянет долларов… Ну, долларов сто, скажем. Новое обойдется дороже. А сколько покраска?
– Думаю, семи тысяч должно хватить, – сказал он. – Мне только до банкомата дойти надо.
Женщина смотрела на него, будто о чем-то раздумывая. «Сейчас заявит, что это раритетная модель и к сумме надо прибавить еще один нолик», – подумал Евсеев. Но вместо этого она спросила:
– Вас как зовут?
– Юрий.
– А меня – Светлана. Хорошо, идите. Я подожду вас.
Когда он вернулся, Светлана сидела в своей машине на заднем сиденье. Махнула рукой, приглашая сесть рядом.
В сознании тоненько прозвонил тревожный звоночек. Он незаметно осмотрелся: нет ли неподалеку тонированных машин или демонстративно занятых своими делами крепких мужчин. Но стоянка была почти пуста, ничего подозрительного. Может, у него мания преследования? С чего вдруг явно не обделенная мужским вниманием красивая женщина идет на укрепление знакомства, как атакующий торпедный катер? Но, в конце концов, это он ее ударил, а не она его…
В салоне играла негромкая музыка.
– Вот деньги, возьмите. А это в качестве моральной компенсации…
Он протянул семь тысячных купюр и три пурпурные розы, купленные у сонной цветочницы. Она усмехнулась. Не удивилась. Цветы положила на переднее сиденье. Деньги будто не заметила.
– Я вот что подумала, Юрий. В качестве отступного вы ведь запросто можете угостить меня ужином в каком-нибудь хорошем месте, верно?
Звоночек прозвонил громче: торпедный катер ложился на боевой курс. Но он вспомнил про Марину, сидящую сейчас в каком-то курином озере. И сказал:
– Отличная идея.
– Мне показалось, вы чем-то расстроены.
– Есть такое дело. Усталый, ехал ночью домой, попал в глупую аварию…
Он усмехнулся.
– Не очень весело, согласитесь.
– Наверное. Дома, наверное, ждет семья?
Он слишком рано переключился на пониженную передачу. Двигатель зарычал громче.
– Нет, в данный момент не ждет.
Светофоры на перекрестках мигали желтыми огнями. Один, второй, третий. Светлана сидела на переднем пассажирском сиденье, левая рука на подлокотнике. Повернувшись, он мог видеть ее лицо, красивое и загадочное в свете пролетающих за окном уличных фонарей. Она оказалась не такой молодой, как показалось на первый взгляд. Как минимум, под сорок. Но выглядит гораздо моложе. Очевидно, тщательно следит за собой.
– С другой стороны, сейчас еду в ресторан с красивой незнакомкой… Вот так неожиданно все обернулось. Это уже веселее.
– Кстати, и куда мы едем? – поинтересовалась она.
– В хорошее место, как договаривались.
На самом деле в «хороших местах» он разбирался плохо, потому что в них практически не ходил. Где-то недалеко, на Беговой, кажется, есть какая-то «Сивка-Бурка», коллеги еще часто называют ее – «Сявка»…
«Сявка», «Сявка». Что это – ресторан? Пивная? Караоке-бар?
«Петрович, мы сегодня в „Сявке“ зажигаем, подгребай, если хочешь…».
Хм. Похоже, у них на Лубянке это место любят. А вдруг нарвешься там на какого-нибудь Пушко? Или, того хуже, на генерала Никонова?
«А что тут такого?» – подумал он.
Он приводит в ресторан красивую чужую женщину. С которой познакомился на улице. Н-да… Ерунда? Кому какое дело?
Нет. Что-то предосудительное здесь все-таки есть.
– Что? – переспросил он.
– Говорю, я просто не могла оставаться одной… – повторила она, глядя в окно. – Это было невыносимо. Мне надо было с кем-то поговорить… Как с психоаналитиком…
«Откуда у нас психоаналитики? – подумал Евсеев. – И какой из меня психоаналитик?»
Внезапно он увидел горящую вывеску «Якитории» и, запоздало включив «поворотник», резко повернул направо, едва не влетев во внедорожник, двигавшийся в крайнем ряду.
– Вы меня не слушаете?
Черт. Евсеев понял, что она уже минут пять втирает ему какую-то чушь. Про изменившего мужа. Про одиночество. Про его голос, который якобы вселяет в нее уверенность. Она хотела купить в магазине водки и напиться, и забыться, и все такое…
– Извините, я отвлекся…
Он запарковался почти под вывеской. Спутница естественным жестом взяла его под руку, а когда подошли ко входу, подождала, пока он распахнет перед ней дверь. Несмотря на позднее время, зал был заполнен больше чем наполовину. В основном – молодые пары, у которых не много денег и которым некуда идти. Они нашли двухместный столик, как бы отгороженный от основного зала большим плоским аквариумом. Почти сразу к ним подошла официантка – казашка или калмычка в японском кимоно.