Сердце ворона Торин Владимир
Через два стола от Картнэма сидели сурового вида хианские наемники. Один солдат удачи что-то рассказывал своему товарищу. Было видно, что речь шла о чем-то грубом и похабном, но до боли веселом (слушавший его товарищ поперхнулся элем), в общем, в стиле наемников, ждущих нового нанимателя, который, кстати, не заставил себя долго ждать. Спустя четверть часа после того, как волшебник заказал себе ужин, в таверне появился богатый южанин, облаченный в дорогой, подбитый мехом плащ. Мужчина подошел к наемникам, что-то им сказал – те покивали в ответ, и он вышел. Солдаты удачи проследовали за ним. Богатый купец, отправляющийся на юг, пожелал добраться до места безопасно, вот и нанял себе охрану.
Дверь снова распахнулась, и в таверну вошел еще один посетитель. Изодранный серый плащ с капюшоном был весь покрыт снегом, бледные руки незнакомца посинели от лютующего на улице мороза. Он хрипло кашлянул и начал оглядывать зал, видимо, ища кого-то в этом теплом уютном помещении.
– Эй, ну, там, у двери! Что, совсем мозги себе отморозил?! Дверь закрой! – раздраженно воскликнул гном, кутающийся в толстую медвежью шубу.
Длиннобородый чихнул, подтверждая свои слова, и незнакомец счел за лучшее быстро закрыть дверь. Изрядно хромая и совершая при ходьбе странные дерганые движения, он пробрался через весь зал и подошел к Картнэму.
– Свободно? – хрипло спросил он, указывая когтистым пальцем на лавку по другую сторону от стола.
– Занято, – не отрываясь от оленины, сказал Безымянный.
Незнакомец, не обращая внимания на его слова, уселся напротив.
– Не хочешь мне чего-нибудь заказать? – прохрипел он.
– Что? С чего это я должен хотеть что-нибудь тебе заказать? – удивленно поднял на него глаза старик.
От наглеца исходил странный запах, чем-то напоминавший запах звериной шерсти. Но не запах был самым жутким, а ощущение дикой, непередаваемой злости и неумолимого голода, несущегося, словно поветрие, из-под глубокого капюшона. Можно было подумать, что вся эта изломанная фигура – не что иное, как собирательный образ сущности голода. Клыкастого, пустого, будто дырявая лохань, и способного втянуть в себя все, что туда попадет. Все это отталкивало от высокого незнакомца покрепче, чем удар в грудь.
– Потому что я голоден, как волк, – ответил незнакомец, делая ударение на последнее слово. Под капюшоном блеснул голодный взгляд красных глаз.
– Что ты здесь делаешь? – ошарашенно прошептал Картнэм.
Безымянный его узнал. В последний раз он слышал этот голос, когда тот умолял его вернуться, умолял освободить из древесной тюрьмы.
– Прошу тебя, дружище, возьми мне что-нибудь поесть, хоть голую кость… хоть обглоданную голую кость… – Высокий сидел, странно покачиваясь и обхватив плечи руками, будто замерзая. – Я потом тебе все расскажу. Ну, возьми же мне поесть, мне еще долго тебя просить?! – Мольба завершилась рыком.
Картнэм огляделся – не заметил ли кто? Нет, все, слава Хранну, были заняты своими делами.
Волшебник заказал нежданно появившемуся товарищу оленины и меда, как и себе. Голодный странник начал жадно есть руками, не обращая внимания на вилку и нож, лежащие рядом. Длинными когтистыми пальцами он разорвал на кусочки поджаренное мясо и начал водить по ним языком, чтобы никто не покусился на его собственность.
– Не нужно, Джон, – взмолился Картнэм, пытаясь успокоить друга.
Он протянул руку и дотронулся до его плеча, но товарищ дернулся и зарычал, словно пес, у которого пытаются отобрать сладкую, уже облизанную кость.
– Тише ты, – шикнул на Ррайера Безымянный. – Местная публика не слишком-то любит оборотней.
– А я не слишком люблю местную публику, – честно ответил Джон. – Так что мы с ней в расчете…
– Ну что, Джон, ты расскажешь, наконец? – не выдержал Безымянный. – Что с тобой было после…
– После нашей встречи? Ты все помнишь? – недовольно пробурчал друг – его отвлекали от любимого дела. Оборотень продолжал нервно отправлять себе в рот куски мяса.
– Трудно забыть, – скривился маг.
– Так вот, после нашей встречи они вызвали меня к себе. Я вынужден был явиться, зелье ведь еще действовало. Лунный Корень – будь он неладен! – взревел на весь общий зал оборотень. Никто не обратил внимания – подобное здесь было не в диковинку. – Я сказал им, что упустил тебя и что ты поехал в Дайкан. Конечно же, они мне не поверили и уже собирались пытать, но тут-то и конец их зелью… – Ррайер хищно усмехнулся под капюшоном.
– И что ты сделал? – с интересом спросил Картнэм.
– Черный Лорд в ту ночь лишился пятерых своих магов. Их трупы, полагаю, уже не подлежат никакому некромантскому подъятию – куски их разбросаны очень далеко друг от друга. В общем, я не стал на них долго терять время…
– Не стал, да? – усмехнулся Безымянный, подсчитывая про себя, сколько же времени понадобилось бы ему самому, чтобы упокоить пятерых некромантов.
– Я все искал мерзавца Уитмора, но тот как сквозь землю провалился. В общем, потом поспешил за тобой. В Хиане я узнал, что некоего странствующего волшебника едва не казнили по ихнему Кодексу. Кто же это мог быть, кроме тебя, с твоей привычкой попадать во всякие неприятности? Из Златоглавого я отправился в Истар и почти догнал на тракте твоего коня, кстати, нужно отдать дань его скорости, но заблудился в бансротовом тумане (при этих словах маг усмехнулся) и опять потерял твой след. К вечеру я вновь его обнаружил. Луна сейчас идет на убыль, поэтому я снова смог стать человеком и спокойно вошел в город. Дальше я направился по твоему запаху. Вот и вся история…
– Когда ты был у некромантов, ничего не слышал про новые ловушки для меня?
– Нет, но я слышал, что большой отряд наемников и несколько ренегатов отправились на охоту за головой графа Ильдиара де Нота.
– Да, дела… – Картнэм мысленно пожалел магистра Священного Пламени. – Что теперь собираешься делать?
– Разве непонятно? – усмехнулся Джон Ррайер. – Некроманты выжили меня из моего же собственного леса, и теперь мне некуда податься. С тобой поеду…
– Спорить не буду, – вздохнул Картнэм, глядя, как его товарищ с хрустом вгрызается в кость. – Одному ехать как-то тоскливо. «Ключи» искать будешь помогать?
– А то! – обрадовался волк тому, что маг принял предложение. Он-то полагал, что дружба их пошла трещиной, когда он пытался убить Картнэма в Гортенском лесу. – И «ключи», и Тверды…
– Да тише ты! – прикрикнул на него волшебник и украдкой оглянулся.
– Ладно! – примирительно улыбнулся-оскалился Ррайер. – Когда отправляемся?
– На рассвете. Коня только тебе нужно будет купить и придумать что-то насчет жажды крови, но это пустяки…
Оборотень понимающе хмыкнул. Для Картнэма его жажда крови была пустяками, для него же – болью, голодом и страхом… Они продолжали ужин и беседовали, как в давние добрые времена.
Грудь тяжело вздымалась, рука была неправильно изогнута, все тело изломалось, словно разбитая кукла. Меркнущим взором он увидел подле себя обломки черной кареты и двух мертвых коней, вся шкура которых являла собой ужасающее зрелище: смесь крови, земли и торчащих из плоти костей.
В сознание прокралась мысль, что сам он выглядит сейчас не лучше. Дышать было тяжело – должно быть, не одно ребро сломано, ног и рук он не ощущал вовсе, по лицу стекало что-то горячее и мокрое. Чувствуя, что умирает, он закрыл глаза и тут же всплыли странные воспоминания. Совсем еще недалекие…
Это было незадолго до осады Проклятыми Элагона в столице славного Ронстрада, Гортене.
За столом сидел человек в богато расшитом плаще зеленого, как трава в проблесках росы, и красного, как сок спелой вишни, цветов, выдающих в нем вельможу. На грубом, но по-мужски привлекательном лице плясали отблески от стоящей перед ним одинокой свечи, вырывая из комнатной тьмы покатые скулы, слегка впалые щеки, кончик острого, как кинжал, подбородка и прямой нос с небольшой горбинкой. Глаза и тяжелые мешки под ними тонули в непроглядных тенях. Длинные волосы по случаю были расчесаны и собраны в хвост, закрепленный лентой вишневого цвета.
Человек, сидящий за столом, был непревзойденным мастером маскировки, он мог менять личины с легкостью умелого чародея, но даже и не думал применять для такого дела магию. Сейчас же был один из тех редких случаев, когда он пребывал в своем истинном облике, благо мало кто знал, кому на самом деле принадлежало это лицо. За долгие годы службы он сменил столько личин, нацепил на себя столько жизней, что его родная кожа, его глаза, его скулы, лоб и волосы, его бедный нос стали лишь очередной, самой позабытой из них.
Был ранний вечер, но на улице уже стемнело. Он сидел, облаченный в праздничную одежду, и ждал. Свеча горела перед ним на столе, будто приглашая призраков, которые жили в старом заброшенном особняке в центре Гортена, прийти к ужину. Подчас огонек подрагивал, когда по большому пустому дому проносились сквозняки, – то неживые шептались между собой, в тоске задавая вопросы, но не ожидая на них ответов.
На окне висела выцветшая тяжелая штора, покрытая слоем пыли, как и все в комнате. Занавесь не была задернута, впуская в окно сумерки, и постоялец заброшенного дома не спешил скрыться за ней от возможных любопытных прохожих. Немигающим взглядом, словно боясь пропустить нечто важное, он глядел во тьму, не в силах, правда, различить ни растущих у самой стены долговязых деревьев, ни розовых кустов среди зарослей бурьяна. Он сидел вот так уже полчаса, но ни разу не пошевелился. Он ждал…
В какой-то миг за окном послышалось лошадиное ржание и скрип колес. К ржавой решетке подкатила большая карета, кучер остановил коней у ворот. Человек со свечой и не подумал пошевелиться.
Спустя несколько мгновений в небольшом каретном окошке появился огонек – там также зажгли свечу. Постоялец заброшенного дома в ответ потушил свою, не замедлив ее, правда, тут же зажечь вновь. Некто в карете повторил тайный знак, и тогда вельможа в двухцветном плаще задул свечу окончательно и, покинув комнату, вышел из дома через небольшую потайную дверь, ведущую в сад. Вскоре он оказался в карете, кучер стегнул лошадей, и те, степенно перебирая копытами, направились к городской стене.
– Что нужно королю? – без предисловий спросил человек, сидящий напротив. Во тьме кареты его лица было не разглядеть.
– Королю нужны его верные слуги, – отвечал постоялец заброшенного дома.
– Мое почтение, господин Кармали. – Голос незнакомца был приглушен повязкой, скрывающей лицо.
Голова в капюшоне склонилась в знак того, что пароль принят.
– Мое почтение, господин Слух.
– Вы хорошо подготовились, почтенный, – сказал человек с повязкой. – Это обличье вам идет и весьма подходит для этого задания.
– Весьма польщен, – усмехнулся Кармали, почесывая свой личный подбородок, находящийся на его настоящем лице.
– Без лишних отлагательств. Извольте. – В руку Кармали ткнулся запечатанный свиток.
Полнейшее отсутствие света ничуть не смутило мнимого вельможу, и он сорвал сперва печати, а затем атласную перчатку с правой руки. Под пальцами выпуклый шрифт послания сплетался в длинные витые строчки:
«Степень важности: II.
Цель: герцог Валор Хианский.
Умысел: защита жизни от покушения.
Место:особняк герцога в Гортенском лесу.
Время: званый ужин.
Подозреваемые: двое наемников – Сар-Итиад, возможно, гильдии Дайкана.
Легенда: лорд Говард де Баро, маркиз Летты. Приглашен на ужин».
Кармали нащупал выпуклую шероховатую печать: лилию и меч – символ тайной стражи короля Инстрельда V. Так оно и было, Джек Кармали состоял на службе у сеньора Прево, являясь тайным агентом, а если попросту – шпионом трона. В род его деятельности входил широкий список занятий, от подлогов, вынюхивания и подслушивания до убийств, краж и похищения людей. Но все – строго во благо королевства, конечно же!
– Вопросы? – поинтересовался господин Слух. Он был осведомителем – связным между сеньором Прево и «агентом в деле».
– Да, – кивнул Джек. – Цель покушения?
– Вы, должно быть, не знаете, что в Гортене объявился не кто иной, как Танкред Бремер.
Кармали задумался: Танкред являлся членом одного из влиятельных баронских семейств, отличавшихся крайней и острой нелюбовью к трону. Все знали, что братья Бремеры: барон Джон, Танкред Огненный Змей и Олаф, во что бы то ни стало мечтают о независимости своей вотчины, города Теала и прилегающих к нему территорий. И если уж сам Танкред, весьма неприятная в общении личность, покинул родной город и изволил порадовать столицу своим присутствием, то происходит действительно нечто очень мрачное. Вторая степень важности задания говорила о том, что важнее подобного дела может являться лишь защита жизни его величества.
– Средний брат Бремер устраивает покушение на герцога Валора, дабы ослабить королевство. При этом он надеется на весьма крупное наследство после гибели Хианского сюзерена. Моя матушка нашептала, что он, возможно, даже попытается претендовать на герцогский титул Хиана Златоглавого. Как он намерен вклинить себя в родовое древо Валоров, а уж тем более сжульничать с завещанием, мы не имеем ни малейшего понятия. Но все, кто наслышан о проделках Танкреда, знают, что ему и не такое раньше удавалось.
– Ясно. Особые инструкции по выполнению?
– Нужно «убрать» мерзавцев как можно тише, чтобы не перепугать гостей и его сиятельство. Герцог ничего не должен знать. По завершении, сославшись на мигрень, покинуть званый ужин и доложить о выполнении в «шрифте».
«Шрифтом» именовалось засекреченное послание, прочитать которое не смог бы никто из посторонних, даже попади оно не в те руки. Оно посылалось с почтовым голубем и неизменно в кратчайшие сроки попадало к адресату.
– Что с Бремером?
– За него не беспокойтесь. Второе покушение мы совершить ему не позволим.
Кучер постучал в окошко за спиной господина Слуха – знак того, что они подъезжают. Пока агенты разговаривали, карета покинула Гортен через южные ворота, проехала бедняцкие предместья и, направившись по краю леса на запад, свернула на неприметном повороте.
Стражники быстро отворили парковую решетку и пропустили экипаж очередного господского гостя к особняку. Лишь на мгновение Кармали отвлекся, глянув в окошко, но этого хватило, чтобы господин Слух исчез.
Карета остановилась напротив парадного входа, слуги герцога бросились спешно открывать дверцу и подавать руку его светлости, маркизу де Баро. Мнимый вельможа, встреченный десятками всевозможных приветствий, был препровожден по главной лестнице к высокой двери, из которой лилась полоса гостеприимного света, а оттуда внутрь дома.
Мрачные коридоры и галереи особняка вовсе не способствовали веселому расположению духа, вгоняя гостей в состояние печали, скуки и некоторой апатии – вовсе не то настроение, которое должно заправлять на званом вечере. Молчаливый слуга в геральдической ливрее вел маркиза де Баро по главному коридору. Под ногами стелилась ковровая дорожка, настолько же багровая, как и старое выдержанное вино, поданное ему при входе в золотом кубке. У стен, перемежаясь тяжелыми портьерами, стояли драгоценные доспехи, вычурные, с тонкой гравировкой. Пустые забрала являлись вместилищем темноты и тишины – их носители давно уже были погребены в родовом склепе Валоров. Люстры, располагающиеся под потолком на расстоянии тридцати футов друг от друга, были лишены свечей, поэтому разглядеть что-либо на прекрасных картинах и гобеленах, украшавших стены, было затруднительно.
С каждым пройденным переходом между запертыми дверьми и гнетущими лестничными скелетами монотонная музыка лютен и арф становилась все громче. Вскоре они оказались у входа в главный зал. Прислуга отворила обе створки, пропуская гостя.
В отличие от привычных королевских балов в Асхиитаре, музыка здесь была отнюдь не веселой – скорее заунывной и плачущей, а костюмы приглашенных отличались темными красками. Маски с длинными носами, сильно выдающимися острыми скулами и угрюмыми прорезями для глаз лишь усугубляли мрачное впечатление. В большой комнате находилось около трех десятков человек: как дам, так и сеньоров, почти все кружили (а если быть точнее, уныло расхаживали) в медленном танце, претендовавшем на звание величественного, если бы он не был таким скучным.
Джек поднял свою простую маску на палочке, скрывающую лишь верх лица (без всяких отягощающих носов, перьев и прочего), и шагнул на черно-белые, как в тронном зале королевского дворца, плиты, расположенные в шахматном порядке.
Никто так и не догадался, что он вовсе и не принадлежит к их кругу, обычно не ездит в каретах, не имеет обыкновения командовать, и ни один, даже самый жалкий слуга не спешит ему прислуживать. Сейчас в их глазах он являлся одним из их числа, ведь ему уже случалось надевать на себя эту личину – «легенда» была хорошо оформлена, как любили поговаривать в тайной страже сеньора Прево.
– Мое почтение, маркиз…
– Мы весьма рады вас видеть. Как ваши дела?…
– О! Сеньор маркиз, давно вы не показывались! Все в заботах…
Джек мимоходом что-то отвечал, кому-то кивал, целовал протянутые женские ручки, раскланивался, но этому балу, этой званой трясине было не затянуть его в свои глубины: он прекрасно помнил, зачем пришел сюда. Не упускающим ни одной детали взглядом опытного шпиона Кармали подмечал скрытое раздражение на лицах, тихое перешептывание или лицемерно припрятанные ненависть и презрение. Сегодня здесь собрались и ярые сподвижники короля, и те, кто шепотом утверждал, что лучше бы на троне сидел герцог Хианский, мол, ему бы корона лучше пошла. Джек не мог не заметить одного пристального взгляда, что не отпускал его ни на мгновение с тех самых пор, как он вошел в зал. Цепкие темно-карие глаза буквально впились в него из прорезей белой, как полированная кость, маски. Женщина стояла подле камина, и ее изящное платье в багровых отблесках походило на шевелящийся клубок не то змей, не то щупалец. Джек даже вздрогнул.
– Мой благородный маркиз, не составите ли мне компанию? – отрывая его от наблюдения за таинственной незнакомкой, обратилась к нему какая-то старуха в пышном платье. По высоте ее остроконечного конусообразного генина можно было догадаться, что это никак не меньше, чем баронесса.
– О, моя прекрасная леди, – как можно более вежливо отвечал Джек, – не извольте на меня таить обиду, но сей душный бал меня настолько отягощает, что я вынужден выйти на свежий воздух, иначе мне грозит глупейший… хи-хи… обморок!
– Я вас прекрасно понимаю, мой благородный маркиз! – поддержала его старуха, откровенно ему подмигивая. Королевского агента бросило в дрожь. – Мне тоже здесь ужасно душно!
Дама подхватила бедного, не успевшего должным образом отреагировать (то есть сбежать) Джека под руку и потащила к боковой двери. Покинув большой зал, они оказались в темном коридоре. Здесь пожилая дама пошла на решительные меры: она начала наступать на Кармали с видом какого-нибудь головореза из подворотни, не давая ему ни малейшего шанса ускользнуть и шаг за шагом оттесняя к стене.
– Миледи, что вы… – нерешительно начал агент королевской тайной стражи. Вот было бы сейчас хохоту, приведись кому-нибудь из соратников увидеть его в столь… сложной и запутанной ситуации. – Миледи, я… я вынужден настаивать… – Она не слышала его и начала кокетливо мурлыкать. От ужаса Джек едва не потерял сознание. – Миледи, я вооружен и буду вынужден применить силу…
– О, как это модно сейчас! – Дама раскрыла объятия. – Так чего же вы ждете, маркиз!
– Ну, все… – прошептал Джек Кармали и достал из рукава шелковый белый платок. Он протянул его баронессе со словами: – Миледи, прошу, оботрите ваши сладкие губки от вина, вы ведь не хотите испачкать столь великолепный воротник вашего восхитительного платья!
Купившаяся на обман доверчивая светская львица выхватила протянутую тряпицу и поднесла к губам. Только лишь она это сделала, как взор ее затуманился, глаза закатились, она глубоко вздохнула и обмякла. Кармали успел только подхватить ее и усадить в стоящее у стены кресло.
– Хранн великий, Слух не предупреждал, что будут подобные трудности, – проворчал Джек, аккуратно доставая из пальцев баронессы свой платок. Да, смоченная сонным зельем тряпица выручала его уже не в первый раз.
– Ах, как это мило! – раздался от дверей, ведущих в большой зал, нежный женский голосок.
Кармали дернулся в сторону так, будто у говорившей был в руках направленный на него арбалет.
– Леди совсем утомилась! – Та самая незнакомка, что стояла у камина, медленно и грациозно, словно лань, подошла к Джеку. – Господин маркиз, вы так и не пригласили меня на танец и предпочли сбежать с баронессой Кристиной Хелингемской. Я весьма этим огорчена.
Дама опустила маску, и показалось молоденькое лицо, слегка округленное, светлое и приятное взору. Ее глаза улыбчиво глядели на него из-за длинных ресниц, но тонкие губки были поджаты, выдавая оскорбленность его невниманием.
– Меня утомил этот помпезный, но в то же время весьма скучный бал, – признался Кармали.
– Пойдемте со мной, милорд. – Она взяла Джека под руку, и тот был вынужден поплестись рядом.
Путь их лежал по темному коридору к высокой лестнице. Дама поддерживала длинный подол своего платья, когда они поднялись по ступенькам. Здесь был выход на балкон. Джек и его спутница вышли под открытое небо. Плющ разросся по стене особняка и темно-зелеными прядями обвивал перила ограждения и каменные вазы. На темно-фиолетовом небе холодно мерцали сотни звезд. Кругом лежал ночной лес, но вдалеке можно было разглядеть несколько ярких огоньков – то был Гортен. От деревьев, подступавших к самым стенам герцогского дома, веяло свежестью листьев, ветер стих, не решаясь нарушать покой любовавшихся ночью.
– Красиво, правда, милорд? – спросила девушка.
– Верно, очень красиво, – признал Джек.
После такого вступления она задала вдруг действительно интересующий ее вопрос:
– Вы меня совсем не помните?
– Прошу меня простить, миледи, но…
Дама отвернулась, и Кармали с удивлением застыл, глядя, как вздрагивают ее обнаженные плечи. Она плакала. Что же он такого натворил?!
– Мы с вами танцевали в Асхиитаре на балу в день Весеннего Равноденствия в прошлом году. А не позднее, как три месяца назад, вы посетили нашу родовую башню на севере. У вас был разговор с моим отцом, и вы о чем-то жарко спорили с моей сестрицей. Я вас хорошо помню, маркиз.
– Леди Теа, – мрачно изрек Джек. – Вы дочь графа Бедвина Бохуна из Уэстина.
Как он мог ее забыть! Младшая дочь в семействе обедневшего лорда, во владениях которого осталась лишь одинокая башня Уэстин, являлась созданием непорочным и светлым, в отличие от ее старшей сестры, Кердивены, злой и безжалостной женщины.
– Вы погостили в нашей башне не долее дня, после чего исчезли. После вашего отъезда сестрица совсем обезумела: она заперлась в своей комнате и почти два месяца не выходила оттуда. Что вы ей сказали? Готова поклясться, что вы разбили ей сердце, маркиз, как и… как и всем барышням, кои имели неосторожность попасть в сети вашего очарования. Как вам только не стыдно! Рыцари так не поступают!
Да уж, сердце… Не мог же Джек ей признаться в том, что тайная стража разоблачила леди Кердивену Бохун как ведьму. Мерзавка отравила трех рыцарей и их жен, прежде чем люди сеньора Прево вышли на ее след. Но так как лорд Бедвин Уэстинский являлся личным другом Бриара Каземата, то его дочь пощадили, и она отделалась лишь устным предупреждением (высказанным ей не кем иным, как Джеком Кармали). Еще бы ей не беситься – все ее колдовские инструменты были изъяты, а все подушки принудительно набиты крапивой. Кроме того, несколько месяцев она должна была пребывать под домашним арестом. Дочери друга Прево еще очень сильно повезло, для любой другой дело могло завершиться костром. Но не говорить же обо всем этом ее младшей сестренке.
– Миледи, прошу вас… – Джек снял перчатку и легонько прикоснулся к плечу дамы.
Она вздрогнула и дернулась, будто он приложил ей к коже раскаленный прут.
– Оставьте, маркиз… Не нужно.
– Глядите, миледи.
Она обернулась, на щеках ее блестели слезы, красивые большие глаза покраснели. Из-под плаща мнимого маркиза появились три багровых розы, сплетенных вместе стеблями.
– Оставьте свои штучки, милорд, – гордо вскинула она головку. – Я наслышана о вашем краснобайстве и умениях коварного соблазнителя!
– Просто поглядите…
Он легонько подул на цветы, и они вдруг ожили и зашевелились. Волшебство, не иначе! Багровые лепестки задрожали и покрылись темно-алой росой, будто кровью, выступившей через поры. Три цветочные головки повернулись друг к другу, прижались и зашелестели, смешиваясь. Через какой-то миг на трех переплетенных между собой шипастых стеблях сидела небольшая птичка, сотканная из лепестков роз. Она раскрыла клювик и начала звонко петь. Тут уж девушка позабыла о своих печалях и завороженно заслушалась.
– Я покину вас ненадолго, госпожа, – прошептал Кармали.
– Как? Почему? – Ее округлившиеся глаза были вновь готовы наполниться слезами.
– Я вернусь, не успеет мой жаворонок допеть, – пообещал Джек и протянул стебельки роз девушке.
На мгновение их руки соприкоснулись, и тайный королевский агент вздрогнул. Впервые в жизни он вздрогнул не от страха или отвращения, не от холода или ранения.
Не оборачиваясь, Кармали стремглав бросился вниз по ступеням и скрылся в одной из дверей, выходящих в коридор. Он пробежал еще одну галерею и оказался у основания широкой угловой лестницы, ведущей на второй этаж. Пригнувшись так низко, что плащ распростерся по ступеням, он начал медленно и осторожно подниматься вверх. В его руках были зажаты два метательных ножа. Королевский агент едва успел. Две фигуры, облаченные в черные одеяния, скрытые мраком коридора второго этажа, стояли подле некоей двери – там, должно быть, находилась их жертва. Один застыл с заряженным арбалетом наготове, другой ковырял в замке бесшумной отмычкой.
Оба успели лишь повернуть головы к выросшему на лестнице незваному гостю, когда в их сторону полетели остро отточенные куски стали. Пальцы наемника даже не успели отжать спусковой крюк, как Кармали был уже в коридоре. Стремительными прыжками он оказался подле падающих с пробитым горлом неудачливых убийц и подхватил их, прежде чем они успели грохнуться на пол. Аккуратно положив их на ковер, Джек огляделся. Все прошло тихо. Он приложил ухо к двери. Оттуда раздавались голоса – люди, что были там, ничего не услышали. Джек узнал гордую манеру речи герцога Валора и ворчливый говор главного Водного чародея королевства Хитара Ливня. Маг доказывал хианскому лорду, что какое-то дело не может быть исполнено сейчас, поскольку нежити осталось каких-то два перехода до Элагона, а из-за этого некий только им двоим известный план переносится на неопределенное время. Герцог очень злился, но ничего не мог поделать. Волшебник был настойчив, и уговаривать он был непревзойденным мастером.
Кармали не стал вдаваться в подробности – подслушивать сейчас не было частью его задания. Взвалив на себя труп первого убийцы, он подтащил его к тяжелой синей портьере, за которой скрывался потайной ход. Туда же он припрятал и второго проходимца. Оттуда их заберут доверенные люди, когда бал закончится, гости разъедутся, а его сиятельство герцог отбудет в Хиан. Задание можно было считать выполненным, оставалось только исчезнуть из этого дома, на балконе которого все еще ждала его леди Теа…
Жаворонок молчал, лепестки роз осыпались на каменный пол балкона. Он затих всего какой-то миг назад, но Джек уже стоял подле графини.
– Вы вернулись, милорд! – в первую секунду радостно воскликнула девушка, но почти тут же ее взгляд наполнился печалью: – Ваша птичка… она умерла…
– Я вам сплету другую. Миледи… я…
– Ничего не нужно говорить. – Она закрыла ему рот своей холодной ладошкой.
Он сильнее прижал ее руку к губам и поцеловал. Леди Теа прильнула к нему, Джек обнял ее и обхватил своим плащом.
– С вами я чувствую себя такой живой… я чувствую себя в безопасности, маркиз.
– Я не маркиз, – непонятно зачем признался вдруг Кармали, тем самым разрушив свою «легенду» – непередаваемая оплошность! За такое преспокойно могли изгнать из тайной стражи.
– Я знаю, – сказала она. – Я искала любые сведения о вас, но так и не нашла. Я даже приезжала в ваш дом в Гортене, но он оказался давно заброшенным, там лишь пыль и… жуткие голоса в коридорах.
– Вы можете меня выдать…
– Я вас люблю, я не выдам вас. Никогда.
Она прильнула к его губам, он ответил ей. Ему было спокойно и никуда не хотелось уходить. Вся жизнь до этого мига показалась вдруг какой-то лишней, ненужной, чужой. Он не хотел к ней ни за что возвращаться. Он хотел остаться здесь, с леди Теа, до утра, до того мгновения, когда все начнут разъезжаться по своим домам и замкам. А после он сядет к ней в карету (если она будет одна) и обнимет ее как можно крепче, прижмется к ней, как сейчас, и не отпустит больше никогда… А если с ней кто-то будет, то он спрячется и проследит. Он найдет ее, на это он потратит все свое время и силы. И плевать на задания, плевать на господина Слуха, плевать на сеньора Прево, плевать на короля. Он хочет быть с ней. Он – мятежник? Ну и пусть. Только в мятежной душе живет счастье, а в сонном царстве уныния может родиться лишь еще большее уныние, приправленное вездесущей болью и неизбывной тоской…
В глубине дома ударили часы, развеивая наваждение, разрушая грезы, безжалостно вырывая его из состояния счастья и возвращая в темноту балкона. Только сейчас он ощутил, что дует холодный ветер, а листья плюща о чем-то громко шепчут. Казалось, они повторяют одно лишь слово: «Пора».
– Я должен уходить, госпожа, – склонился Джек к леди Теа.
– Я знаю, – печально ответила она. – Я знаю…
– Мы скоро увидимся, клянусь вам, – солгал тайный королевский агент, впервые в жизни себя ненавидя.
– Я буду ждать нашей встречи.
Он легонько поцеловал ее и бросился бежать вниз по лестнице… проскользнул по коридору и припустил к главному выходу, чувствуя, что бежит вовсе не он, а некий его призрак, тень, а сам он остался на том, увитом плющом балконе, где осталось его сердце. Он знал, что никогда ее больше не увидит, сейчас он ненавидел всех кругом: и свою жизнь, и призвание, и долг, но больше всего – себя.
Следом за ним из особняка герцога Хианского выскользнула фигура в черном плаще. Джек выполнил свое задание, но случилось кое-что похуже возможного провала – его раскрыли. Хотя он этого пока еще не знал.
Глава 2
Ахан, застава, или Пробуждение Смерти
«Город гномов». Страшная сказка
- Золото, клады, великие тайны
- Город подземный веками хранит.
- Народ невысокий, что там обитает,
- Хоть весел и пьян, не прощает обид.
- Коль явишься в горы непрошеным ты -
- Не выйдешь на свет из чужой темноты.
Черный проход, и ничего не разглядеть: словно провал в бездну, словно путь ко дну мира, что исключать, кстати, никак нельзя. Будто очерченная сажей граница непроницаемого мрака и яркого белого света разделялась створками каменных врат. Из открытого провала ясно ощущалось дыхание подземного жара.
Отдав последний поклон Щиту Ахана, гномы-проводники направились к выходу из ущелья. Бросили пару ненавистных взглядов на отколотую Клятву Камня и вскоре исчезли за большими булыжниками, что битой громадой лежали неподалеку. Задержался только Наин.
– Ну что ж, прощай, Ильдиар!
Рыцарь повернулся к Предгорному:
– Прощай, Наин. Пусть все твои дела заканчиваются успехом. Спасибо тебе, что провел к Ахану.
– Как договаривались, – похоже, гном и сам был не рад, что привел сюда графа де Нота, – всего лишь как договаривались. – Подозрительно взглянув в черноту врат, он протянул человеку руку в кожаной перчатке с тиснеными узорами. – Храни тебя Дрикх, – хрипло проговорил он напоследок и побежал догонять своих.
Двинн Вернувшийся-из-Рунных-Кругов кивнул в сторону ворот.
– Пошли, человече, – донеслось из-под забрала, – если еще не передумал.
Гном и человек прошли под гору. Заскрежетали цепи – гигантские ворота с изображением горы с тремя входами закрывались за их спинами.
Ильдиар был удивлен – как ни странно, здесь не было темно: белый дневной свет, подобно множеству стрел, пробивался через узкие щели в стенах и потолке зала. Сам зал был просто огромен. Таких гигантских помещений Белому Рыцарю никогда не приходилось видеть. Он подумал, что тут вполне могут уместиться с десяток тронных залов Асхиитара, королевского дворца в Гортене. Сотни резных каменных колонн поддерживали высокие своды; пол был вымощен квадратными плитами из черного камня, столь идеально подогнанными друг к другу, что стыков не просматривалось. Каждая плита была украшена белыми и золотыми линиями, узорами и ветвистыми рунами. Всей своей совокупностью плиты пола соединялись в гигантский рисунок – невообразимых размеров молот. И этот молот с солнечно-белой рукоятью и золотой ударной частью, казалось, разбивает-рассекает окружающий его мрак черных плит.
Сэр Ильдиар остановился в нерешительности. Гном обернулся:
– Чего не так?
– Мне кажется, что просто кощунственно ходить по такому полу. Подобной красоты и мастерства я в жизни нигде не видел.
– И больше нигде не увидишь. Пошли. – Страж Горы зашагал вперед, человек за ним. – Это всего лишь Зал Врат. Не боись идти – плиты выдержат такого ягненка, как ты. – Гном расхохотался собственной шутке; его смех из-под шлема походил на гулкий пещерный обвал. – И вообще: добро пожаловать в Ахан! – Эхо прокатилось по залу, многократно усилилось от колонн и настоящим небесным громом вернулось к гному и человеку. – Никто не сможет сказать потом, что Вернувшийся-из-Рунных-Кругов не поприветствовал должно гостя, после того как чуть его не убил.
– Что это значит? – поинтересовался Ильдиар.
– Это значит, что я – гостеприимный хозяин. Все мы, дети Дрикха, такие…
– Нет, я имею в виду: вернувшийся там откуда-то.
– Вернувшийся-из-Рунных-Кругов, – громким рыком поправил его гном.
– Да, верно. И что же это значит?
– Не твое дело, человече, – отвернулся Дор-Тегли. – Не суй нос в горн, а то рискуешь его опалить.
Сам же Страж Врат предался мрачным воспоминаниям…
Последнее, что накрепко врезалось в память, было: «За дерзость и нарушение молчания под сводами чертога Тинга Двинн Гареон приговаривается к незамедлительной смерти». Тогда он раскрыл кирасу и достал мечи. Быстро развернул их к себе. Было ли ему страшно? Да, почти. Дрогнула ли его рука? Нет. Он не смел ослушаться воли Тинга, ведь с самого детства их воспитывали, что слова Старейшин – непреложный закон, каким бы он ни был жестоким. Он совершил преступление – распустил язык в палате совета и заслужил наказание… Когда Рюк и Девин устремились ему в грудь и живот, произошло необъяснимое. Мечи, что он сжимал в ладонях, продолжали свой бег, но он стоял уже в другом месте, по обратную сторону от удара, направляя оружие от себя. Ветер свистнул в прорезях, удар пронзил воздух.
Глава Тинга поднял руку. Двинн недоуменно взглянул на клинки, что устремились совсем в другую сторону. Свеча погасла, чертог погрузился в непроглядный мрак.
– Ты искупил свою провинность, лорд Тэриона Двинн Гареон, своей смертью, – раздался хриплый голос из темноты. – Старейшины вынесли решение подарить тебе жизнь. Ты призван спасти королевство Ахан.
Он так ничего и не помнил из произошедшего, но рунический амулет-защитник отчего-то весь изошел трещинами, сила камня навсегда покинула его. Позже Двинн обнаружил у себя на груди и подле ребра слева два широких шрама. И лишь во сне ему порой являлся, будто жестокое напоминание об оказанной ему великой чести, его собственный образ, стоящий на коленях с клинками в плоти, с поникшей головой, с упертым в грудь подбородком. Только под ногами не было плит чертога Тинга, а находился он в самом центре гигантского рунного круга. Вокруг поднимались, будто ступени, камни, исписанные узорами и знаками древнего языка. Множество делений разбивало идеальную фигуру, с четырех сторон света возвышались огромные, похожие на высокие башни, ключи, воткнутые в камень. Кто-то расхаживал перед его склоненной в смертельном забытье фигурой. Старик что-то шептал себе под нос, на его обнаженные по локоть руки были надеты жуткие стальные наручи, походящие на инструмент для пыток. Устроенные на них механизмы раз за разом вонзали в плоть старого рунного кузнеца десятки длинных толстых игл. Кровь струилась по предплечьям, стекала на запястья, срывалась с пальцев на ледяной камень рунического центра. Вырезанные знаки наполнялись багровой жидкостью, дымились, с шипением кипя и покрываясь пузырьками. Когда все они накалились, ужасный скрежет наполнил воздух – то в гигантских замочных скважинах поворачивались чудовищные ключи. Каменные ряды зашевелились. Круги задвигались, будто колеса на огромной невидимой оси, медленно приближаясь к мертвому гному. Рунный кузнец куда-то исчез, и Двинн оказался в полном одиночестве в центре грохочущего каменного водоворота. Его кости и плоть перемалывались, будто в мясорубке, но он уже ничего не ощущал.
Гномы не принимали магии времени, присущей эльфам. Принцип их рунного чародейства не зависел от временных потоков и параллельных реальностей, он был иным – руны, вырезанные на костях земли, заставляли саму плоть мира вертеться в обратную сторону. На какое-то мимолетное мгновение – пусть кто-то успел лишь моргнуть или совершить единый вдох полной грудью – мир и все в нем вернулось обратно: почки на деревьях стали такими, какими были секунду назад, и этой секунды хватило на то, чтобы остановить руку гнома. Мир навсегда вернулся в то мгновение, когда он обнажил клинки, но никто из тех, кто живет, не заметил этого.
Ему подарили жизнь, и он теперь должен был спасти Ахан от врагов. Рунный кузнец постарался на славу. Смерть в будущем, которая для него так и не наступила, для Двинна Гареона знаменовалась лишь сильнейшими головными болями, терзающими его каждый раз в поворот рунических часов – как раз в том месте, где стояли ключи.
Вот что значило «Вернувшийся-из-Рунных-Кругов», но рассказывать все это чужаку гном не собирался. Ему и так этот человек не особо нравился, поскольку в действительности заслуживал уважения к себе. Дор-Тегли привык считать, что люди слабы и ничтожны, но здесь представлялась совершенно другая картина – длинноногий храбрец не убоялся смерти и принял бой. Утомленный тяжелым переходом и без доспехов, против него, закованного в непробиваемый мифрил, отдохнувшего, сильнейшего из своего племени… И пусть бой длился недолго, человек показал, что является истинным воином. Это-то и не нравилось гному – его устоявшееся за века мнение о людском народе пошло трещинами за какой-то миг. Двинн продолжал хмуриться…
Они шли уже, наверное, полчаса по пустынному Залу Врат, и можно было подумать, что Королевство– под-Горой гномов вообще не населено – кроме проводника, Ильдиар еще не увидел ни одного жителя Ахана.
Не успев над этим как следует поразмыслить, человек, позабыв обо всем, увлекся окружающими волшебными видами и достопримечательностями, искусно выполненными гномьими мастерами. Чего стоили только эти колонны! У самых Врат казалось, что справа и слева высятся две сплошные стены, но, если шагать по главному проходу, то обнаруживается, что на самом деле это сотни почетных каменных стражей выстроились по бокам.
– Сначала пойдем пообедаем – ты же на ногах еле держишься, – верно подметил Подгорный.
После привала и отдыха прошло почти полдня. И все же усталость и голод – не повод для задержки. Нужно спешить, а все остальное – после.
– Прости, Двинн, но у меня очень мало вре… – попытался было возразить Ильдиар, как гном не замедлил его перебить:
– Ничего не станется, если ты сначала поешь. Не боись, человече: не пропустишь ты свою войну, – опять расхохотался длиннобородый.
Да, теперь великий магистр Священного Пламени знал, что пресловутое упрямство Предгорных гномов присуще и их глубинным собратьям.
Белый Рыцарь благоразумно решил не спорить – к тому же, он и вправду еле держался на ногах после перехода и этого поединка. Да что там держался! Гном его едва не убил!
Стараясь поскорее забыть этот не слишком приятный способ встречать гостей, Ильдиар следовал за своим провожатым дальше по громадному Залу Врат. Уже начало казаться, что он бесконечен, когда Страж Горы свернул куда-то вбок. Нет, тут определенно было невозможно найти дорогу, если только ты не прожил всю жизнь в подземном королевстве гномов: от других точно таких же колонн проход отличала лишь широкая арка, что соединяла две из них – вот и все. Верх арки терялся в непроглядной высоте.
Гном уверенно прошел под ней, Ильдиар – за ним. Здесь был точно такой же проход, такие же колонны и справа, и слева. Но вот вдали показалась тяжелая каменная дверь, сплошь изрезанная прямыми линиями узоров.
Когда они подошли ближе, то стало видно, что на ней горными мастерами высечено изображение: скрещенные боевой топор и двусторонняя секира, и под ними – руна «а».
– Что это значит, гноме? – полюбопытствовал Ильдиар, оглядывая сложное плетение рисунка и с удивлением отмечая отсутствие каких-либо петель на двери.
– Стражницкая, – не поворачивая головы, ответил Дор-Тегли.
Он что-то прошептал, наклонившись к самой створке, едва не задевая забралом камень, и она тут же с легким шуршанием отъехала вниз.
Ильдиар только успел удивиться загадочному устройству открывания, как его мысли тут же переключились на другое. В частности, на гномов, что находились в небольшом, скупо освещенном помещении. Они сидели за столом, набивая трубки зельем, собственные брюха едой, а уши шутками на непонятном, но резком для слуха языке. Похоже, их совсем не удивило появление человека – стражи продолжали невозмутимо заниматься своими делами.
Двинн последовал в угол, где на шести каменных ножках стояла еще одна широкая вытянутая плита. В углу красным огнем полыхал камин, на вертеле жарилось какое-то животное. Помимо туши на длинных крюках висели три котелка, подставляя пламени черные от копоти бока, – в них кипело какое-то варево.
Едва переступив порог, гном нажал что-то у себя на стальном нашейнике. Чуть слышно звякнули тайные механизмы его доспеха, шлем отделился, и Двинн положил его на стол рядом с двумя пустыми кубками.
Застывший Ильдиар увидел широкое морщинистое лицо, обрамленное ярко-рыжими волосами, собранными на затылке в пучок с торчащим из него большим золотым ключом. Было заметно, что за своей бородой гном следит тщательнейшим образом: прямые длинные пряди, стекающие ровным блестящим потоком, перемежались вплетенными золотыми кольцами. Ни один волосок не выбивался из этого идеально сотканного живописного гобелена. Облик завершали серо-голубые глаза под кустистыми бровями, пляшущая на губах нахальная усмешка и три старых шрама на щеке, что, наверное, являлись последствием встречи гнома с когтями какого-то большого зверя. Тогда зверю, совершенно точно, повезло – Страж Горы был без своего непробиваемого шлема.
– Что-то не так, человече? – Его голос также заставил Ильдиара удивиться. Как же он отличался от того приглушенного злого рыка, что раздавался из-под забрала.
– Да нет, гноме, просто, наконец, предстало лицо того, кто чуть не отправил меня в Чертоги Карнуса.
Гном усмехнулся.
– Садись, Ильдиар. – Он указал на длинную деревянную лавку возле стола. – Осталось найти только, чем зубы занять. Никто не сможет потом сказать, что Вернувшийся-из-Рунных-Кругов не накормил своего гостя после того, как чуть его не убил.
Двинн, расхохотавшись, направился к камину, а Ильдиар с трудом снял с плеча тяжелый дорожный мешок, осторожно опустил его на пол и сел за стол. О боги, неужели твердая, как камень, лавка бывает такой мягкой? Сейчас Белый Рыцарь был уверен, что даже земля покажется ему пуховой периной.
Рыжебородый Страж Горы поставил на стол две дымящиеся глиняные тарелки. Кубки были тут же наполнены темно-багровой жидкостью из стоящей подле гигантской бочки.