Соблазненный обольститель Карр Изобел
Она спустилась в холл десять минут спустя, обутая в короткие темно-зеленые сапожки. Синие глаза ее оживленно блестели из-под широких полей изящной соломенной шляпки, защищавшей лицо от солнца.
– С чего мы начнем прогулку? – спросила она, кокетливо поправляя шляпку.
– С посещения вдовствующей графини, – ответил Девир с лукавой улыбкой, немного насторожившей Оливию. – Не стоит наживать себе в ее лице врага. Маленький знак внимания поможет заручиться ее расположением. В этот час бабушка скорее всего пьет чай в оранжерее.
Девир проводил Оливию к главному входу, обращенному к Темзе, и она тотчас вспомнила его слова о том, что по замыслу архитектора с реки должен открываться вид на дом. Высокая дверь аббатства выходила на широкую террасу, откуда отлогими ступенями сбегала вниз великолепная двойная лестница.
По левую сторону располагались конюшни, а справа тянулся аккуратно подстриженный газон, рассеченный надвое выложенной плитняком дорожкой, которая вела к дому вдовствующей графини, примыкавшему к оранжерее.
– Это место напоминает мне рассказы о поместье Шантильи, резиденции принца Конде, – сказала Оливия, приближаясь к обиталищу бабушки Девира. В противоположность аббатству, отличавшемуся строгой простотой, двухэтажный дом вдовствующей графини, сложенный из красного, желтого и черного кирпича, пестрел затейливым узором.
Девир кивнул.
– Этот коттедж, выполненный в сельском стиле, cottage orne, – несомненно, лучший в Англии образец пасторальной фантазии. Пусть вас не введет в заблуждение крытая соломой крыша. Она служит лишь украшением.
Дряхлый согбенный дворецкий, тяжело ступая, проводил их в глубину дома. С каждым шагом старика с парика его сыпалась пудра. Из богато убранного холла открывался вход в великолепную гостиную. Взгляд Оливии скользнул по потолкам и стенам, щедро покрытым лепниной.
– Весь дом отделан подобным образом? – прошептала Ливи, разглядывая скрипки, украшавшие стены по обеим сторонам от двери.
– О, вам нужно это увидеть, – улыбнулся Роуленд. – Я с удовольствием покажу вам дом, с разрешения графини, разумеется. Оформление каждой комнаты посвящено некой теме. Например, холл, как вы заметили, представляет щедрые дары земли. Он украшен корзинами фруктов, снопами пшеницы, ветвями цветущих деревьев. Гостиная переносит нас в мир музыки. Здесь вы увидите скрипки, рожки и даже флейты. – Роуленд указал на одну из скрипок, висевших возле двери. Ее гриф был перевязан лентами. Рядом на стене красовался свернутый нотный лист.
Дворецкий распахнул дверь музыкальной гостиной, и Оливию окутал влажный сладкий запах оранжереи.
– Мастер Роуленд, миледи. И леди Оливия Карлоу, – торжественно объявил старый слуга.
– Роуленд. – Маленькая темноглазая женщина, отведя лорнет, подняла голову от газеты. Выражение ее лица не предвещало ничего доброго. Ливи невольно вспомнила свою первую встречу с отцом Девира. – Подойди-ка ближе, мой мальчик. – Графиня протянула руку для поцелуя.
Шагнув вперед, Девир склонился к ее руке в вышитой митенке, а затем поцеловал старуху в сморщенную щеку.
– Здравствуйте, бабушка. Я вижу, Бут по-прежнему с вами.
Вдовствующая графиня оставила без внимания замечание внука и не потрудилась ответить на его приветствие. Тяжелый взгляд ее темных глаз скользнул по его лицу и остановился на Ливи. Несколько долгих мгновений она разглядывала девушку, все больше хмурясь, словно прорицательница, заметившая зловещее предзнаменование. Девир подал Оливии знак приблизиться, и та, сделав почтительный реверанс, направилась к ним по выложенному плитняком полу.
– Доброе утро, миледи.
Бабушка Девира снова окинула гостью взглядом с головы до ног.
– Она довольно хорошенькая, Роуленд, милый. Вся в отца, тот всегда был красивым мальчиком. Но я не думаю, что это разумный выбор.
Девир недовольно поморщился.
– Бабушка, – с досадой воскликнул он, не в силах скрыть смущение. Ливи никогда не доводилось слышать, чтобы Девир о чем-то умолял, но сейчас его голос звучал на удивление жалобно.
– Что? – осведомилась вдовствующая графиня, отнюдь не собираясь приносить извинения. – А ты бы хотел, чтобы я юлила, потчуя тебя вежливой ложью?
Ливи стиснула зубы, сдерживая смех. Она с любопытством оглядела бабушку Девира, не скрывая невольного восхищения. В душе Оливия нисколько не осуждала графиню, считая себя и впрямь сомнительной партией.
– Несомненно, – с чувством произнес Девир.
Графиня, вздохнув, подлила себе чаю из чайника, стоявшего на низеньком столике.
– Это было бы недостойно, – отрезала она, поднося к губам чашку.
– Однако в обществе так принято, – возразил Девир.
– Именно так я и поступаю, имея дело с прочей шушерой, но между собой мы можем говорить без обиняков, – непререкаемым тоном заявила старуха. – Леди Оливия, что бы вы предпочли? Узнать о наших сомнениях или оставаться в неведении, словно слабоумное дитя?
Ливи улыбнулась:
– Я не люблю недомолвок.
Вдовствующая графиня с торжеством посмотрела на внука:
– Что ж, это очко в ее пользу.
– Одно из многих. – Девир бросил на Оливию быстрый взгляд поверх головы графини, и ей пришлось закусить губу, чтобы не улыбнуться в ответ.
– Лицо, фигура и солидное состояние. Да, все это при ней, и в придачу громкий скандал.
– Пятьдесят тысяч фунтов – лакомый кусок. Разве этого не достаточно, чтобы смягчить любой скандал? – спросила Ливи. Если бабушка Девира решила высказаться начистоту и, пренебрегая вежливостью, выложить жестокую, грубую правду, почему бы ей, Оливии, не сделать то же самое?
Почтенная дама разразилась кудахтающим смехом. Ее темные глаза лукаво сверкнули, как у хитрой вороны, заприметившей блестящую вещицу.
– Неплохое начало, Роуленд, – проговорила она. – Пойдите лучше прогуляйтесь. Покажи леди Оливии окрестности, пока она не бросила мне в лицо какую-нибудь колкость, вспомнив о похождениях твоей сестрицы.
Роуленд поцеловал бабушку в пергаментную щеку и, схватив Оливию под руку, потащил прочь из оранжереи. Обладай он способностью краснеть, старуха, несомненно, вогнала бы его в краску.
– Не знаю, о чем я только думал, – с раскаянием воскликнул он. – Мне не следовало приводить вас к ней одну. Присутствие остальных заставило бы бабушку следовать правилам хорошего тона.
Они стремительно обогнали Бута, медленно ковылявшего по холлу. Оливия, смеясь, сжала локоть Роуленда.
– Вдовствующую графиню невозможно не любить. Даже если она не отвечает взаимностью.
– О, поверьте, вы понравились бабушке. – Роуленд махнул дворецкому, устремившемуся было к дверям. – Не провожайте нас, Бут. – Он распахнул створы, пропустил вперед Оливию и, выйдя следом за ней, громко хлопнул дверью. – Если б графиня невзлюбила вас, она выслушала бы ваши шпильки в адрес Марго, а затем разразилась пространной речью о том, что шалости моей сестры не идут ни в какое сравнение с вашим положением.
– Что ж, это верно, поскольку, если не считать вас (а это, признаю, и впрямь непростительная шалость с моей стороны), я никогда не позволяла себе нарушать приличия.
– Так я имею честь быть вашим первым прегрешением, – фыркнул Роуленд. Его душил смех. Он не сомневался, что, будь помолвка настоящей, Оливия очень быстро подружилась бы с его бабушкой. Он едва не пожалел, что это не так.
– Вы это вполне заслужили, – отчеканила Оливия с заносчивостью, напомнившей Роуленду тон вдовствующей графини.
– Дерзкая девчонка.
Оливия усмехнулась, ее глаза задорно блеснули из-под широких полей шляпы.
– Покажите мне свое любимое тайное убежище, где вы прятались в детстве.
– Любимое убежище? – Роуленд задумался, перебирая в памяти свои детские проказы. Втроем с братом и сестрой они катались на лодке по Темзе, скакали по полям верхом на пони, гоняясь за воображаемыми лисицами, плавали в небольшой речушке в самой гуще леса. Он посмотрел на Оливию, в голове его уже роились самые дерзкие мысли. – Пожалуй, это ручей, где мы любили купаться в жаркие дни.
– Такие, как сегодняшний? – вздохнула Оливия, поднимая волосы и оголяя влажную шею в тщетной надежде ощутить прохладное дуновение ветерка.
Роуленд кивнул. День выдался куда более теплым, чем накануне. Самый знойный с тех пор, как отгремела последняя гроза. Полдень еще не наступил, а Роуленд уже чувствовал, как лоб покрылся мелкими капельками пота.
– Идемте, – позвал он. – Прогуляемся по лесу. По крайней мере в тени деревьев не так жарко. Мы можем дойти до деревни и пообедать в «Кабаньей голове» что позволит нам еще несколько часов оставаться вдали от моей семьи.
– В самом деле блестящий план, – отозвалась Оливия и, продев руку Роуленду под локоть, побрела вместе с ним мимо конюшни и фермы при усадьбе в сторону леса.
– Думаю, здешние леса заметно отличаются от тех, к которым вы привыкли. В наших местах почти нет дубов. Одни буки, боярышник да, как видите, море папоротников. Их заросли везде, сколько хватает глаз. – Оливия кивнула, сходя вслед за Роулендом на узкую, почти неразличимую в густой зелени тропинку. – Старайтесь не запутаться в траве, – посоветовал Девир, когда она неловко ступила и споткнулась.
– А гадюки здесь водятся? – Оливия вздрогнула, зябко обхватив себя за локти. – В прошлом году одна из наших охотничьих собак погибла от укуса гадюки. Это было ужасно.
– Да, но мне больше нравится думать о жаворонках и колокольчиках. Детьми мы любили играть в зарослях орляка, но ни на кого из нас не нападали змеи. Пожалуй, я не припомню подобных случаев в наших краях. Вдобавок в такие теплые деньки гадюки обычно греются на солнце, а не прячутся в папоротниках.
Под кронами деревьев царила прохлада; дорожка пестрела пятнами света, проникающего сквозь листву; влажный запах земли мешался с ароматами трав. Путники долго шли в молчании, Роуленд вел Оливию за собой по узкой тропинке.
– Когда вы в последний раз бродили здесь? – спросила она, остановившись, чтобы высвободить подол юбки, зацепившейся за колючий кустарник.
– Даже не представляю, – задумчиво произнес Роуленд. – Много лет назад.
– Вы верно заметили, леса в Холиншеде совсем другие. Не такие густые, как здесь. Вдобавок растут у нас в основном дубы и вязы. – Пройдя еще немного, Оливия снова остановилась отцепить край платья от сучка. – Почему меня не оставляет чувство, будто я попала в одну из страшных сказок братьев Гримм?
– Думаю, из вдовствующей графини вышла бы славная ведьма.
– А мне кажется, она больше похожа на фею-крестную, когда речь идет о ее внуках.
Роуленд стянул с головы шляпу и вытер шею платком.
– Да, пожалуй… Когда мне случалось попасть в скверную историю, бабушка не раз выручала меня.
Оливия натянула юбку, прижимая ее к ногам.
– Всегда следует знать, к кому обратиться за помощью в случае нужды.
– А ваш защитник – конечно же, отец.
Роуленд успел пройти несколько шагов, прежде чем понял, что Оливия отстала. Обернувшись, он увидел, что она стоит на тропинке, освещенная лучами солнца, и хватает ртом воздух, словно в приступе удушья.
– Оливия?
Она закашлялась, часто моргая длинными ресницами.
– Да, отец всегда оберегал меня. Однако мое замужество положило этому конец.
Оливия шагнула к Роуленду, но тот не двинулся с места. Ему не хотелось слушать продолжение истории. Недоброе предчувствие закралось ему в душу.
– Мне трудно в это поверить, – возразил он, пропуская Ливи вперед. Ему всегда казалось, что лорд Арлингтон с дочерью очень близки.
Оливия покачала головой, но не оглянулась.
– Вы ведь дружны с братом моего бывшего мужа и наверняка посвящены во все отвратительные подробности нашего ложного брака. Возможно, вам даже известно больше, чем мне. Отец отказался забрать меня к себе, когда разразился скандал. Он вынудил меня остаться в доме Суттара, отдал на растерзание его ужасной семье.
Оливия ускорила шаг, ее сведенные плечи и высоко вскинутая голова выдавали гнев. Роуленда вдруг охватило чувство вины. Эту женщину предали все, чей долг был заботиться о ней. Ее подвергли чудовищной, жестокой травле, и он сам примкнул к ее гонителям, став таким же чудовищем.
– Но вы, разумеется, простили его?
Внезапно остановившись, она резко повернулась к нему.
– Да, поскольку отец поступил так из лучших побуждений. Но я не забыла, что, когда я так отчаянно нуждалась в нем, его больше заботило мнение света.
– Вы действительно думаете, что все было именно так? Что отец отказал вам от дома ради соблюдения приличий? – Приблизившись к Оливии, Роуленд мягко, осторожно коснулся ее руки, будто утешая испуганного ребенка. – А вам не приходило в голову, что он, возможно, боялся ухудшить положение? Не хотел рисковать, искал для вас наилучший выход?
Оливия тяжело вздохнула и, повернувшись, побрела дальше по тропинке.
– Конечно, вы правы, но мне нужно было от него вовсе не это. Как и сейчас, когда он заставил меня вернуться в свет вопреки моему желанию.
– Но если б он этого не сделал, мы с вами никогда бы не встретились. А если бы и встретились, то при совсем иных обстоятельствах, и вы уж точно не подпустили бы меня так близко к себе. – Роуленд одарил Ливи самой озорной улыбкой из своего арсенала. – По-моему, это было бы ужасно досадно.
– Ну разумеется, другого ответа я и не ожидала, – сухо бросила Оливия, взяв себя в руки. – О… – Она замерла на краю овражка, тропинка впереди резко обрывалась вниз. – Неудивительно, что в детстве вам так нравилось это место.
Осторожно обойдя Ливи, Роуленд помог ей спуститься в ложбину. Вода вымыла землю, обнажив каменные пласты и корни деревьев. Именно таким и остался ручей в его памяти. За минувшие годы здесь ничто не изменилось. Журчащий поток срывался вниз небольшим водопадом, образуя глубокое круглое озерцо в форме широкой чаши. Сквозь прозрачную воду виднелось каменистое дно. Водоем окружали большие валуны, сменявшиеся мелкими камнями в устье, откуда ручей нес свои воды в Темзу.
Наклонившись, Роуленд погрузил пальцы в воду. Она была холодной, но приятной, особенно в этот жаркий день: Роуленд даже в тени чувствовал, как на коже мелкими каплями проступает пот.
Оливия медленно побрела к вершине водопада, с любопытством оглядываясь вокруг. Сбросив сюртук, Роуленд уселся на каменный выступ, наблюдая за ней. Вытянув руку, она ухватилась за крепкие ветви дерева и взобралась на последний валун.
Ливи победно улыбнулась Роуленду, и у него вдруг перехватило дыхание. Эта женщина с ее поразительной красотой все больше нравилась ему, что лишь прибавляло ей привлекательности в его глазах.
Пока Оливия перебиралась через ручей, Роуленд попытался стянуть с себя сапоги. Упершись носком одной ноги в пятку другой, он с усилием сбросил первый сапог. Со вторым пришлось повозиться, но в конце концов и с ним удалось совладать.
Роуленд остался в одной рубашке и бриджах, когда Оливия посмотрела наконец в его сторону. Он услышал ее возмущенный возглас, срывая рубашку через голову.
– Что это вы делаете?
Отшвырнув рубашку в сторону, Роуленд расстегнул верхнюю пуговицу на бриджах.
– А на что это похоже, по-вашему? Я собираюсь искупаться. – Оливия растерянно моргнула, явно желая возразить, но не находя слов. Роуленд весело ухмыльнулся и, быстрым движением сбросив бриджи вместе с бельем, прыгнул в воду. Когда он вынырнул посередине озерца, Оливия, смеясь, стряхивала с юбок водяные брызги. – Можете присоединиться ко мне, – предложил он, устраиваясь на каменном выступе под водой. Взгляд Оливии скользнул по его телу, задержавшись на бедрах. Плоть Роуленда тотчас отозвалась, налилась силой, несмотря на холодную воду.
– Пожалуй, нет, – проговорила Оливия и, отвернувшись, начала осторожно спускаться к озерцу. Старательно пряча глаза, она смотрела лишь на камни и корни деревьев под ногами.
– Что, не хотите поиграть в наяду, пленяющую Гиласа? – поинтересовался Роуленд со своего каменного трона. Разумеется, он не причислял Оливию к породе женщин, падких до любовных игр под открытым небом, однако стоило воспользоваться представившимся случаем, чтобы приблизиться еще на шаг к своей цели.
– Нет времени, – состроив печальную гримаску, отозвалась Оливия. – Если мне не изменяет память, Гилас навсегда остался с наядами на дне источника, а нам нужно вернуться в аббатство, ведь вечером состоится празднество по случаю дня рождения вашей бабушки. Вдобавок в этой игре, похоже, в роли наяды выступаете вы.
Роуленд невольно усмехнулся:
– Для женщины вы слишком начитанны.
Уголки губ Оливии дрогнули, казалось, она пытается сдержать улыбку.
– Вот что значит быть единственным ребенком ученого отца. К тому же за городом больше нечем себя занять: чтение да верховая езда, вот и все развлечения. Я провела немало времени за книгой и в седле.
– А как же рукоделие? Вышивание картин? – Оливия, прищурившись, метнула на Роуленда сердитый взгляд. – Можно мастерить какие-нибудь полезные вещицы. Помню, Марго нравилось украшать раковинами шкатулки и рамы. Многие дамы находят удовольствие в вязании бахромы или в плетении кружев.
– Вот именно, этого и ждут от женщины, ведущей праздную жизнь. Незавидная у нас доля. – Присев на каменный выступ возле водоема, Оливия стянула перчатки. Погрузив пальцы в ручей, она осторожно поплескала на запястья, а затем приложила мокрые ладони к шее. Капли тоненькими ручейками побежали по ее груди, скрываясь за вырезом корсажа. Роуленд тяжело сглотнул, желание вспыхнуло в нем еще сильнее, тело пронзило болью.
– Опустите хотя бы ноги в воду. – Оттолкнувшись от камня, Роуленд выплыл на середину озерца. – Неужели вы откажете себе даже в этой малости? – Оливия смерила взглядом его фигуру, рассекающую воду. – Я должен пообещать не смотреть на ваши обнаженные ступни?
Оливия рассмеялась, качая головой. Казалось, она не в силах поверить, что дала себя уговорить.
– Боюсь, мне придется позволить вам не только смотреть.
Глава 23
Девир замер, непонимающе глядя на нее. Еще одно преимущество мужчин перед женщинами. Вытянув ногу, Ливи указала на нее пальцем.
– Корсет не позволяет мне самой расшнуровать сапожки.
Оливия молча стояла и смотрела, как Девир плывет к ней. Его могучее тело скрывалось под водой, видны были лишь широкие плечи и сильные, мускулистые руки, такие же, как у деревенских парней, косивших газоны в Холиншеде. Но Ливи слишком хорошо помнила все скрытое от ее глаз: она с жадностью разглядывала Девира, пока тот раздевался. Длинные ноги, крепкий живот, жезл, даже в состоянии покоя куда более крупный, чем у античных статуй или у мужчин, изображенных на древней керамике. Оливии никогда не доводилось видеть мужа обнаженным при свете, но она могла бы поклясться, что Суттар нисколько не походил на Девира.
Остановившись у края водоема, Девир потянулся к ней. С пальцев его стекала вода, влажная кожа блестела в лучах солнца. Ливи не двинулась с места, и Девир выжидающе замер, подперев кулаком подбородок.
– Я не сказала, что позволю вам исполнить роль моей горничной.
– В самом деле?
Ливи не ответила, вопрос Девира повис в воздухе. Оливия понимала, что совершает ошибку, но ничего не могла с собой поделать. Какая-то неодолимая сила подталкивала ее к кромке воды. Рука Девира обхватила ее лодыжку. Приподнявшись над водой, он расшнуровал сапожок Ливи. По спине его сбегали ручейки, обрисовывая рельефные мускулы.
Так вот что чувствуют настоящие распутницы, подумалось Ливи. Теперь она сама стала одной из них. Ее кожа горела огнем там, где касались пальцы Девира. Теплая волна внизу живота сменилась тянущей болью. Никогда прикосновения мужа не вызывали у нее подобного ощущения, никогда она не ждала их с таким волнением – от предвкушения у Ливи дрожали руки.
Одним ловким движением Девир развязал подвязку, заставив чулок соскользнуть вниз. Оливия приподняла ногу, и он стянул прозрачный шелковый чулок. Она с усилием сглотнула, стараясь подавить смутное чувство тревоги. «Может, Девир и хищник, но хлыст по-прежнему у меня в руках, – сказала себе Ливи. – Этот мужчина не перейдет грань дозволенного, если я того не захочу».
Ее босая нога ступила на камень, шершавый и теплый. Наклонившись вперед, Девир снял с Ливи второй сапожок. Развязывая подвязку, он провел ладонью по ее бедру, и Оливия едва не упала, колени ее подогнулись от слабости.
Сорвав чулок с ее ноги, он бросил его поверх сапожек. На мгновение ее охватила паника, но Ливи тотчас совладала собой. Девир отступил, глубже погрузившись в воду, и посмотрел ей в лицо, прежде чем опустить взгляд к ее ногам. В его глазах читалось откровенное желание. Он походил на ястреба, кружащего над жертвой, готового камнем ринуться вниз и вонзить в нее когти.
Шагнув к ручью, Ливи опустилась на каменный выступ, осторожно, чтобы не замочить юбок. Как только ноги ее коснулись воды, Девир подплыл ближе. Дно озера круто уходило вниз от самого берега. Перейти вброд глубокий водоем было невозможно.
Руки Девира обхватили лодыжки Ливи и, скользнув выше, к коленям, потянули ее к самой кромке воды. Ливи рванулась назад, упершись ступнями Роуленду в грудь.
– Вы слишком торопитесь, – предупредила она. – Я не собираюсь отдаваться вам здесь, на скале.
Девир рассмеялся, будто говоря: «Ну вот, вы уже готовы обсуждать условия капитуляции». Его рука, холодная от воды, двинулась вверх, сразу став обжигающе горячей. Ливи невольно вздрогнула и отпрянула, но Девир удержал ее.
– Сегодня наша единственная цель – доставить вам наслаждение.
Ливи кивнула, оставив без внимания прозрачный намек, что когда-нибудь настанет черед Девира получать удовольствие. Быть может, он воображал себе этот день, мечтал о нем, но не осмеливался осуществить свое желание.
Палец Девира шаловливо погладил ямочку у нее под коленом, медленно очертив кружок, отчего по телу Оливии прокатилась волна дрожи. Потом голова его исчезла под ворохом юбок. Ливи изумленно ахнула, когда его губы прильнули к нежной коже ее бедра. Пальцы Девира нашли влажное, жаркое лоно, отыскали чувствительный бугорок. Ливи закусила губу, сдерживая крик.
Раздвинув шире ее ноги, Девир приник губами к треугольнику меж бедер, его пальцы скользнули в горячую глубину плоти. Его мокрые от воды волосы обжигали пылающую кожу Ливи.
Вцепившись в юбки, Оливия высоко подняла их, уже не стесняясь, целиком отдаваясь охватившей ее страсти. Сжав ногами плечи Девира, она беспомощно замерла, чувствуя, как пронзенное дрожью тело становится невесомым.
Огненные волны возносили ее все выше к вершине, навстречу наслаждению. Так было тогда, на лодке, когда она заставила Девира остановиться. Оливия выгнула спину, цепляясь руками за каменный выступ позади. Она начала медленно соскальзывать в воду, но Девир удержал ее.
Тело Ливи затрепетало, с губ сорвался крик, на мгновение оглушивший ее. Пламя вспыхнуло перед ее глазами и рассыпалось фейерверком горящих искр и брызг.
Несколько долгих мгновений спустя руки Девира приподняли безвольное тело Ливи и отодвинули подальше от обрыва.
– Неужели вы и теперь не любите меня, хотя бы чуть-чуть? – Девир бултыхнулся обратно в воду, обдав холодными брызгами обнаженные ноги Ливи.
– А вам уже не терпится расстаться с жизнью? – Ливи лежала, закрыв глаза, покачиваясь на волнах блаженной истомы. По негромкому плеску она угадала, что Девир выбрался на берег озера, а в следующий миг грудь ее оросило дождем водяных капель. Глаза Ливи открылись.
Девир стоял рядом, выпрямившись во весь рост, возвышаясь над ней в своей излюбленной манере, и отжимал волосы. Ливи замерла, не в силах скрыть невольное восхищение. Его восставший жезл, мощный, налитый силой, казался еще более огромным, чем прежде. Она с трудом сдержала желание протянуть руку и коснуться его.
Поймав на себе ее взгляд, Девир самодовольно ухмыльнулся.
– Не бойтесь, он, словно старый пес, снова заснет, как только поймет, что вам не хочется его приласкать.
– Что? – Ливи резко села, тотчас почувствовав головокружение. Листва деревьев и яркие пятна солнечного света расплылись, будто акварель на влажной бумаге. Она прикрыла глаза рукой.
Наклонившись, Девир подобрал с земли кальсоны. У него вырвался хриплый, немного грустный смешок. Под смуглой оливковой кожей перекатывались буграми тугие мускулы. Натянув белье, Девир завязал тесемки. Под тонким полотном угадывались контуры его возбужденной плоти, но, слава Богу, скрытая от глаз, она уже не притягивала взгляд, как раньше.
– Давайте-ка наденем вам сапожки, – с улыбкой предложил Девир. – А затем вы сможете исполнить роль моего камердинера.
Он помог Ливи встать и опустился перед ней на колени. Его влажные волосы, рассыпавшиеся по плечам, завивались колечками на концах. Он надел ей чулки, медленно разглаживая ладонями шелк, чтобы не оставить складок. Потом, приподняв юбку, завязал на ногах подвязки и тщательно расправил ленты, желая убедиться, что они безупречно поддерживают чулки. Ливи снова бросило в жар. Она почувствовала, как пульсирует кровь во всем теле, будто взывая: «Утоли мою жажду, возьми меня, наполни собой».
Отряхнув землю с ее подошвы, Девир протянул ей сапожок, и Оливия просунула в него ногу. Уперев ее ступню себе в бедро, он аккуратно затянул шнуровку. Потом настала очередь второго сапога. Зашнуровав и его, Девир одобрительно похлопал Ливи по ноге, словно лошадь, которой только что сменили подковы. Поднявшись, он направился к своей одежде, сложенной грудой на камне, и принялся проворно натягивать чулки, бриджи, рубашку и камзол.
Наконец он присел на один из валунов, чтобы надеть сапоги. Ливи, подобрав сюртук, попыталась отряхнуть его от пыли. К тяжелой ткани пристали сухие листки папоротника. Ливи очистила от них ворс. От сюртука исходил легкий аромат бергамота и бренди – запах Девира. От этого пряного, хмельного аромата кружилась голова, усиливая желание, горяча кровь, дурманя разум.
Теперь она больше не сможет смотреть на Девира так же, как прежде. Да и какая женщина смогла бы, глядя на мужчину, который раскрыл самые сокровенные тайны ее тела, не думать о пережитых мгновениях близости? Неужели она и впрямь позволила Девиру все эти вольности, безоглядно отдавшись в его власть? Потрясенная собственным безрассудством, Оливия не могла прогнать воспоминание об обнаженном теле Девира. Его нагая фигура на фоне блестящего озера так и стояла у нее перед глазами, а воображение услужливо рисовало одну бесстыдную картину за другой.
Быстрым плавным движением Девир выхватил у нее сюртук и продел руки в рукава. Ливи провела ладонями по его плечам, разглаживая ткань. Ощущать под пальцами его сильное, крепкое тело было необычайно приятно. Слишком приятно. Разве мужчина может быть таким привлекательным? Ливи едва сдерживалась, чтобы не прижаться жадными губами к его шее. Она удовольствовалась тем, что застегнула пуговицы на его камзоле.
Девир поднял галстук, небрежно брошенный в заросли папоротника, и, зажав в кулаках концы, захлестнул Оливию широкой петлей, а затем притянул к себе. Его губы приникли к ее губам. Нежно, почти робко, вовсе не хищно и безжалостно, как она ожидала.
Высвободив руки, Ливи обняла Девира за шею. О, ей бы хотелось, чтобы это никогда не кончалось. О простом чуде поцелуя никто никогда не говорит. Всех слишком сильно заботит, куда может завести поцелуй.
Внезапно треск сучьев заставил Девира резко вскинуть голову. Повернувшись, Ливи проследила за его взглядом. В десяти футах поодаль стоял маленький спаниель, глядя на них огромными темными глазами. Девир тотчас ослабил ленту галстука, и Ливи поспешно попятилась. Скрип камешков под ее ногой спугнул песика, и тот с коротким лаем бросился в чащу леса.
Девир выпустил из пальцев конец галстука, освободив Ливи. Встряхнув измятую ткань, он наскоро повязал галстук вокруг шеи и, сделав узел, заправил концы в петлицу, словно форейтор.
Его волосы уже почти высохли и кудрявились сильнее обыкновенного. Многие женщины пошли бы на убийство ради такой шевелюры, ради жизни без папильоток и щипцов. Ливи вручила ему черную шелковую ленту, которой он обычно повязывал волосы, и Девир, отбросив кудри назад, туго стянул их.
– Идемте обедать?
Глава 24
Стоило взглянуть на лицо Оливии, когда она хлебнула пива в трактире «Свинья и свисток». Глаза ее наполнились слезами, губы скривились от отвращения, она часто заморгала и, проглотив ужасное пойло, облегченно перевела дыхание.
– Вы могли его выплюнуть, – заметил Роуленд, отпивая глоток эля. Горьковатый темный напиток прекрасно утолял жажду в жаркий день. В этот послеполуденный час в маленьком садике позади трактира не было никого, кроме них двоих. В тени деревьев стояло лишь несколько столов и скамей из грубо обтесанных бревен, обычно здесь собиралась горсточка завсегдатаев из ближайшей деревни да изредка останавливались случайные путешественники.
– Я никогда раньше не пробовала эль. – Оливия боязливо отодвинула кружку, словно опасаясь, что напиток вырвется на волю и без спросу вольется ей в горло. – Не думаю, что мне когда-нибудь захочется выпить его снова.
Роуленд рассмеялся, поднося к губам кружку.
– Наверное, это и к лучшему. Мне бы не хотелось, чтобы ваш отец решил, будто я вас развращаю.
Оливия изумленно округлила глаза, щеки ее вспыхнули от смущения. Роуленду нравилось видеть, как она краснеет. Румянец выдавал ее неискушенность в искусстве флирта, как бы она ни старалась прикрыться маской опытной кокетки. Застенчивость придавала Оливии особое очарование. Роуленд в который раз с сожалением подумал, что ему будет не хватать этих милых, невинных уловок, когда Оливия отошлет его прочь, расторгнув помолвку.
Старый Томас, владевший трактиром «Свинья и свисток», сколько Роуленд себя помнил, поставил на стол большое блюдо с той же немудреной закуской, которую обычно подавал деревенским жителям: яблоками, острым сыром и свежеиспеченным хлебом.
Роуленд потянулся за яблоком.
– Томас, вы не могли бы принести леди Оливии сидра, если вам не трудно?
Ливи виновато улыбнулась старику. Тот кивнул, вытирая руки о передник:
– Конечно, мастер Роуленд.
В глазах Оливии плясали искорки смеха. Ей показалось забавным, что трактирщик обращается к Девиру словно к мальчишке, который еще бегает в коротких штанишках. Старый Томас скрылся за дверью трактира, и Роуленд укоризненно поцокал языком, качая головой.
– Лучше не начинайте, – предупредил он.
– Ко мне всегда обращались «леди Оливия», так зовут и теперь, однако некоторые слуги и арендаторы в Холиншеде по-прежнему держатся со мной покровительственно, будто я все еще пятилетняя девочка.
Прежде чем Роуленд успел ответить, появился Томас с запотевшей глиняной кружкой. Поставив ее перед Оливией, старик выжидательно замер.
– Это грушевый сидр, миледи, очень сладкий и холодный, только что из погреба.
– Благодарю вас, грушевый – мой любимый. – Взяв в руки грубую глиняную кружку, Оливия отпила глоток.
Лицо Томаса так и просияло от удовольствия. Роуленд надкусил яблоко, брызнувшее сладким соком. Он готов был поспорить на полтысячи фунтов, что Оливия и сидра никогда прежде не пробовала, но женщине, привыкшей к сладким винам, оршадам и пуншам, этот напиток подходил больше, чем эль.
– Кофе? – спросил он, когда Томас отошел от стола.
– Кофе? – Оливия вскинула голову, недоуменно глядя на Роуленда.
– Да, кофе. Вы любите его? А может, предпочитаете пить по утрам шоколад или чай?
– Шоколад и кекс с имбирным вареньем.
– Однако утром вы пили чай с поджаренным хлебом.
Оливия отхлебнула еще сидра.
– Вежливый человек довольствуется тем, что предложили, не требуя другого.
– Полностью с вами согласен.
Вздернув бровь, Оливия с вызовом посмотрела на Роуленда.
– Мне странно это слышать. Достаточно вспомнить ваше поведение с тех пор, как мы заключили соглашение.
Роуленд пододвинул блюдо ближе к ней, и Оливия начала есть.
– Я целиком в вашем распоряжении, миледи. В любое время дня и ночи вам довольно лишь щелкнуть пальцами, и я, как верный пес, немедленно примчусь, чтобы исполнить малейшую вашу прихоть.
– На пса вы не похожи. – Оливия задумчиво отправила в рот кусочек хлеба с сыром. – Собаки привыкли повиноваться. Они послушны по своей природе. Вы же своевольны, только и ищете случая поступить, как вам вздумается.
– Возможно, мне ближе кошачья природа. – Роуленд небрежно пожал плечами. – Как и большинству мужчин, полагаю. Однако смею заверить, всякий раз, пользуясь представившимся случаем, я не заходил дальше того, что вы мне дозволяли.
Оливия потупилась, протянув нетвердую руку к кружке.
– Это меня и пугает.
Вернувшись в Кроутон, Девир удалился в библиотеку, где его ждал брат, а Ливи, облегченно вздыхая, поднялась к себе в спальню. До начала бала оставалось лишь несколько часов, следовало привести себя в порядок и переодеться; она не желала терять ни минуты.
До конца прогулки Девир держался необычайно любезно и мило. Провожая Оливию обратно в аббатство, он выбрал кружную дорогу, ведущую к Темзе. Пройдясь вдоль берега, они поднялись по лестнице в сад и вернулись в дом тем же путем, что и накануне, в день приезда. Бродяга спаниель, любимец невестки Девира, вскоре появился снова. Он неотступно следовал за гуляющей парой до самого дома, а потом стремительно унесся в сторону конюшни.
Горничная принесла кувшин с горячей водой, и Ливи, раздевшись до рубашки, с удовольствием принялась смывать с себя пыль и пот. Когда Фрит скрылась в примыкающей к спальне гардеробной, чтобы вытряхнуть и очистить платье госпожи, Ливи поспешно ополоснула водой бедра, избавляясь от постыдной липкой влаги между ног.
Ее тело горело, отзываясь дрожью на каждое прикосновение. Полотенце из тончайшего полотна казалось грубым, царапало кожу. Воображаемые картины, одна ярче другой, мелькали перед глазами. Обнаженная фигура Девира, его темная голова меж ее бедер. Ливи почувствовала, как нестерпимо громко бьется сердце, она едва удержала кувшин в трясущихся руках. Ее муж никогда не делал ничего подобного. Она даже не подозревала, что такое возможно, и тем более не догадывалась, какое острое наслаждение способен доставить мужчина, касаясь губами тела женщины. Что в сравнении с этим мужская ладонь, скользнувшая под юбку?
Оставив полотенце рядом с кувшином, Ливи накинула расшитый цветами пеньюар поверх рубашки. Потом принялась вынимать из волос шпильки, собирая их в горсть. Вскоре золотистые локоны сверкающей волной рассыпались по плечам. Вытащив все шпильки до единой, Ливи бросила их на туалетный столик красного дерева. Они рассыпались по блестящей поверхности, словно водяные паучки, скользящие по глади пруда.
Вернулась Фрит, неся на вытянутых руках воздушное палевое платье. Положив его на кровать поверх покрывала, она внимательно оглядела бледный шелк.
– Это то, что вы хотели, миледи? – с сомнением спросила служанка.
– Да, – кивнула Ливи, опускаясь на диван. – Графиня сказала, что сегодня соберутся лишь родственники и друзья, нас ожидает тихое семейное торжество, а не пышный бал, для которого требуется пудра и кринолин.
Фрит презрительно фыркнула, слова госпожи явно ее не убедили.
– Графиня де Корбевиль наденет платье, украшенное гагатом. Я видела, как нынче утром ее горничная пришивала к корсажу несколько недостающих камней.
Ливи снова оглядела принесенный служанкой наряд. Возможно, платье действительно слишком скромно даже для деревенского бала, подумалось ей. Фрит всегда безошибочно угадывала, какой лучше выбрать туалет для того или иного случая, от ее вездесущих глаз ничто не ускользало. Вдобавок она обладала даром мягко, но неуклонно добиваться своего. Впрочем, если дело касалось одежды, суждениям Фрит стоило доверять, она никогда еще не поводила Ливи.
– Что ж, тогда уберите это платье и принесите другое, цвета морской волны, расшитое блестками. Для него тоже не нужен кринолин.
Горничная поспешно схватила в охапку отвергнутый наряд и с видом победительницы скрылась в гардеробной. Готовясь к путешествию, Фрит потребовала взять в дорогу больше платьев, по ее настоянию Ливи приехала в Кроутон на три дня с непомерно огромным багажом. Но камеристка, как всегда, оказалась права, чутье не обмануло ее.
Взяв книгу со столика возле дивана, Ливи попыталась отвлечься, читая о приключениях Фанни Хилл [18]. Но, поймав себя на том, что в третий раз пробегает глазами одну и ту же строку, не понимая смысла, устало потерла веки и отложила книгу. Ливи любила перечитывать скандальный роман, находя в этом особое, запретное удовольствие, но сейчас история страстной, любвеобильной девушки лишь усиливала ее смятение. Фанни встречала красивого мужчину, и Ливи невольно воображала на его месте Девира. Фанни потворствовала своим желаниям, ублажая мужчин в борделе, и Ливи ощущала, как вместе с негодованием в ней пробуждается чувство куда более опасное, разливаясь по телу волной жара. Хватит ли у нее сил и дальше отталкивать Девира?
Глава 25
Улыбаясь про себя, Роуленд проводил бабушку в бальный зал и усадил на почетное место возле камина, где стояло несколько кресел. Вскоре к ней присоединился ее давний обожатель, старый герцог Росс. Чуть ранее его светлость подарил графине браслеты, сверкавшие теперь на ее запястьях.
Читать бесплатно другие книги:
