Хранилище Литтл Бентли
— И займешься чем-нибудь полезным, — грустно усмехнулся Билл.
— Он еще жив!
— Поговаривают о том, что налог на продажи повысят на четверть цента, — сказал Стрит. — Якобы так решил городской совет. Ребята, вам что-нибудь об этом известно?
Билл покачал головой.
Бен кивнул.
— Кажется, постановление уже принято. По крайней мере, так говорят.
Билл нахмурился.
— Но почему? Я ничего об этом не слышал.
Стрит презрительно фыркнул.
— Судя по всему, «Хранилище» освобождено от уплаты дорожного налога, коммунальных налогов, налога на освещение и всего остального, что должны платить все мы, простые смертные. К нему подошли по-особенному.
— Льготы, — согласился Бен.
— И вот теперь всем нам предстоит возмещать упущенные поступления.
— Я так думаю, жителей нашего города это нисколько не обрадует, — заметил Билл.
— Надеюсь на то.
— Речь идет всего о четверти цента, — сказал Бен. — Один цент на каждые четыре доллара.
— Все равно людям это не понравится.
— Знаете, мне всегда казалось странным, — сказал Бен, — что те, кто выступает против налогов, как правило, помешаны на армии. Они готовы умереть за свою родину, но им жалко отдавать ей свои кровные.
— Это в тебе говорит старый хиппи, — усмехнулся Билл.
— А я и не спорю.
Стрит покачал головой.
— Все не так просто. Есть налоги, которые серьезно подрывают такой маленький бизнес как у меня. Такая крупная компания, как «Хранилище», может покрыть убытки, не перекладывая повышение налога на плечи покупателей. Но остальным приходится сводить концы с концами. У меня цены подскочат вверх. Незначительно, но, возможно, этого окажется достаточно, чтобы дать «Хранилищу» еще один козырь.
— К тому же, — добавил Билл, — речь идет не о строительстве новых дорог, новых больниц или еще чего-нибудь такого, от чего людям действительно станет лучше. На самом деле это лишь поддержка успешного бизнеса на деньги налогоплательщиков. За счет наших местных предпринимателей…
— В самую точку, черт побери! — вставил Стрит.
— Я все понимаю. Но нам возразят, что это небольшая цена за такое количество новых рабочих мест. И что «Хранилище» в конечном счете принесет городу больше доходов, чем получит от предоставленных ему льгот.
— И ты купишься на эту кучу лошадиного навоза? — презрительно фыркнул Стрит.
— Это не мои слова.
— Но это ты их сказал.
— Слушай, я не хочу ссориться. Я против повышения налогов ради блага «Хранилища». Но я только что взял интервью у Рода Сноупса и его воинствующих дружков для материала, который готовлю, и я скажу вот что: я сыт по горло этим предсказуемым антиправительственным, антиналоговым дерьмом.
Билл рассмеялся.
— И ты называешь себя старым хиппи?
— Реформированным.
— Говоришь ты, как уважаемый член истеблишмента.
— Не совсем. Просто многие болваны вроде Рода так тревожатся насчет федерального правительства, а я сам никогда не видел ни одного правительственного ведомства, которое хоть чего-нибудь бы стоило. Эти ребята панически боятся «Большого брата» и ползучего тоталитаризма, в то время как наше правительство, на мой взгляд, состоит из бестолковых горлопанов, а не блестяще организованных стратегов. Черт побери, они даже не смогли бы провернуть третьеразрядное ограбление. Полагаю, нам следует больше опасаться крупных корпораций. Это у них большие деньги. Это они могут позволить себе нанять лучших и самых толковых, чтобы те компетентно претворили в жизнь их замыслы. Они более эффективны, более рациональны, лучше организованы. Проклятье, да если им понадобятся какие-либо политические услуги, они просто купят политиков!
— Подобно тому, как это сделало «Хранилище», — заметил Стрит.
— Совершенно верно.
— Ладно, — сдался Билл. — Приношу свои извинения. Ты по-прежнему остаешься хиппи.
— Ничего смешного тут нет, — сказал Стрит. — Мы говорим о моем будущем. — Он уныло уставился в окно. — Точнее, об отсутствии такового.
— Ты всегда сможешь устроиться на работу в «Хранилище», — предложил Билл.
— Не смешно, — тяжело вздохнул Стрит. — Совсем не смешно.
Глава 9
1
Окна отсутствовали, на стенах ничего не было. Помещение напоминало тюремную камеру или комнату для допросов. В нем была всего одна дверь, стол и два стула друг напротив друга под полоской люминесцентной лампы в середине потолка.
Саманта поерзала на стуле, тщетно пытаясь поудобнее устроить свои ягодицы на жесткой поверхности.
Она старалась сохранять спокойствие, сидеть неподвижно с приятным выражением на лице. По всей вероятности, за ней наблюдали, следили из-за стены или с помощью скрытой видеокамеры, и для того, чтобы ее приняли на работу, ей нужно было произвести хорошее впечатление.
Через минуту вошел мистер Лэм, глядя в раскрытую папку, в которой, как предположила Саманта, лежала ее анкета.
— Прошу прощения за опоздание, — сказал он.
— Ничего страшного.
Мистер Лэм принялся изучать анкету, делая против некоторых пунктов пометки красным карандашом. Было в менеджере по кадрам нечто внушающее тревогу — возможно, непроницаемое лицо, ледяной взгляд или призрак язвительной усмешки в прямой линии губ. Саманте было не по себе находиться с ним наедине, и она хотела, чтобы здесь присутствовал еще кто-нибудь, еще один менеджер или помощник. Кто угодно.
— Так, будем двигаться по порядку, — продолжал мистер Лэм. — Первым делом нам нужно, чтобы вы прошли короткий тест, который позволит определить ваши способности и умения.
Кивнув, Саманта приняла у него два скрепленных листа и вторую папку, которую он скрывал под первой. «А почему нельзя было дать мне это вместе с анкетой? — захотелось ей спросить. — Почему я должна проходить этот тест сейчас?»
Однако вслух она ничего не сказала, а просто взяла предложенную ручку и начала отвечать на вопросы, перечисленные на первом листе. Менеджер по кадрам молча наблюдал за ней. Саманте не было видно его лица, она видела его лишь краем глаза, но у нее сложилось впечатление, что он пристально смотрит на нее, не моргая, и глаза его такие же неподвижные, как и остальное тело. У нее мурашки пробежали по спине.
Как можно быстрее ответив на все вопросы, она вернула папку мистеру Лэму.
— Благодарю вас. — Быстро пробежав взглядом первый лист, он снова уставился на нее. — Как вам известно, а может быть, и неизвестно, «Хранилище» категорически нетерпимо относится к наркотикам. В этом вопросе мы соблюдаем крайнюю жесткость.
Саманта вежливо улыбнулась.
— Никаких проблем.
— Если вас примут на работу, вы должны будете пройти тест на детекторе лжи и сдать анализы на наркотики.
— Хорошо.
Мистер Лэм встал.
— Сейчас я принесу полиграф.
Сбитая с толку Саманта проводила взглядом, как он вышел за дверь. Женщина, говорившая с ней по телефону, сказала, что ее приглашают на собеседование, однако мистер Лэм до сих пор не задал ни одного вопроса. Саманта готовилась отвечать на вопросы относительно ее анкеты, чтобы уточнить все возможные неясности, — она ожидала, что ей, по сути дела, придется продавать себя своим будущим работодателям. Однако вместо этого она прошла тест на способности, а теперь ей предстояло общение с детектором лжи. Неужели ее уже приняли на работу? Все было похоже на то — как будто оставались только заключительные формальности, последние обязательные шаги, которые ей требовалось пройти перед официальным трудоустройством.
Мистер Лэм вернулся через пару минут, катя странного вида прибор на тележке с полкой. Тело устройства имело размеры небольшого телевизора, однако на крышке лежали многочисленные красные и черные провода, а еще несколько кабелей было подсоединено, кажется, к аккумулятору на нижней полке.
Поставив тележку рядом с Самантой, менеджер по кадрам начал распутывать провода.
— Это полиграф, — объяснил он. — Тест буду проводить я, однако его результаты будут записаны и отправлены для анализа в головной офис, поскольку я не обладаю должной квалификацией. — Мистер Лэм повернулся к Саманте. — Пожалуйста, снимите блузку и лифчик.
Та недоуменно заморгала.
— Что?
— Полиграф измеряет гальванические характеристики кожи. Самым чувствительным участком является грудь, следовательно, это самая красноречивая точка. Таким образом мы исключим необходимость повторного тестирования.
Саманта нервно облизала губы.
— Наверное, я лучше пройду тест еще раз, если понадобится.
— Сожалею, таковы порядки. Повторное тестирование сопряжено с дополнительными затратами. Мы выполняем тест только один раз. Пожалуйста, снимите блузку и лифчик.
Ничто не держало Саманту здесь, никто не заставлял ее повиноваться.
Она могла просто встать и уйти отсюда и больше не возвращаться. На работу ее не возьмут, но ей не придется раздеваться перед этим скользким, неприятным типом. А на работу можно будет устроиться куда-нибудь в другое место. В кафе к Джорджу. Или в «Купи и сэкономь». Или в «Бургер кинг».
Саманта начала расстегивать блузку.
Она сама не понимала, зачем это делает. Но тем не менее методично прошлась по ряду пуговиц, расстегивая их, убеждая себя в том, что это совершенно естественно, что ничего страшного тут нет, что она совершенно спокойная, она взрослая и держится профессионально и с готовностью сделает все необходимое, чтобы получить это место.
Наклонившись вперед, Саманта сняла блузку через голову. Затем завела руки за спину и расстегнула лифчик.
— Благодарю вас.
Мистер Лэм тотчас же начал закреплять на ее теле датчики — тонкие металлические пластины, затянутые в пластик и покрытые каким-то прозрачным гелем, ледяным холодом прикоснувшимся к ее коже. Одну пластину он поместил прямо под шеей, другую — на левую грудь, еще одну — на правую.
— Будьте добры, поднимите руки.
Подняв руки, Саманта уставилась себе под ноги, а мистер Лэм закрепил датчики ей под мышки.
Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой голой и беззащитной — даже тогда, когда Тодд Аткинс на спор ворвался в женскую раздевалку и застал их с Дженни Ньюмен голыми, вытирающимися после душа. Тогда ей было стыдно, однако по большому счету все оставалось в рамках приличий; вероятно, сам Тодд испугался не меньше застигнутых врасплох девушек, а те испытали такое же восторженное возбуждение, как и он.
Однако сейчас все было иначе. Сидя в этом голом пустом помещении, обнаженная по пояс, под пристальным холодным взглядом, таким циничным, таким равнодушным, Саманта чувствовала стыд и унижение. Все ее изъяны были выставлены напоказ, все недостатки оказались подчеркнуты. Груди казались чересчур белыми по сравнению с остальным телом, соски выглядели очень маленькими. Пока мистер Лэм закреплял тонкие пластины датчиков, Саманта, опустив взгляд, увидела под мышками белый налет от дезодоранта, увидела пробивающиеся сквозь него ростки новых волос. Собственный пупок показался ей грязным. Надо было побриться вчера вечером, а не позавчера. Да и помыться можно было бы более тщательно.
Менеджер по кадрам закрепил датчик прямо на правой груди Саманты. Его пальцы задержались там на мгновение, скользнув к соску, после чего он проделал то же самое с левой грудью.
На этот раз два пальца прикоснулись к соску.
Саманта почувствовала себя оскверненной, униженной, опозоренной.
Однако что-то сдержало ее, не позволило отвесить наглецу затрещину и уйти без оглядки. Она не нуждалась в этой работе. Точнее, нужда не была крайней. Не такой, чтобы терпеть подобные унижения. Но Саманта решительно не желала проявлять слабость, не желала доставлять мистеру Лэму удовлетворение, показывая, что ему удалось ее затронуть.
Она сделала вид, будто ничего не заметила, и осталась стоять, уставившись прямо перед собой, безучастная, показывая всем своим видом, что считает происходящее обычной формальностью, чем-то таким, с чем ей уже не раз приходилось сталкиваться прежде.
Закрепив последний датчик на выпуклости живота, мистер Лэм подошел к прибору и начал щелкать переключателями и крутить ручки. Машина загудела, оживая, затем послышались частые щелчки.
Саманта по-прежнему продолжала смотреть прямо перед собой, сосредоточив взгляд на противоположной стене. Улыбаясь, мистер Лэм перекатил прибор и поставил его перед ней.
— Ну хорошо, — сказал он, — можно начинать. Отвечайте только на вопросы, которые я буду задавать, и отвечайте на них как можно более четко и лаконично. Ради вашей защиты, а также ради защиты «Хранилища» тест будет записан на магнитофон. — Мистер Лэм кашлянул, прочищая горло. — Заявитель номер двести одиннадцать А, — начал он. — Пожалуйста, назовите свое имя и возраст.
— Меня зовут Саманта Дэвис. Мне восемнадцать лет.
— Вы учитесь в школе?
— Да.
— Как называется ваша школа?
— Средняя школа… э… объединенная средняя школа Джунипера.
— Вас когда-либо обвиняли в воровстве и краже из магазина?
— Нет.
— Вы регулярно употребляете наркотики?
— Нет.
— Вы когда-либо употребляли запрещенные препараты?
— Нет.
— Вы когда-либо торговали запрещенными препаратами или хранили их у себя дома?
— Нет.
Саманта шумно вздохнула. Несмотря на то что она никогда не имела никакого отношения ни к чему хотя бы отдаленно противозаконному, ей было не по себе. У нее участилось сердцебиение, в висках стучала кровь. Повлияет ли это на результаты теста?
Покрутив ручку на полиграфе, мистер Лэм поднял взгляд и посмотрел Саманте в глаза.
— Вы когда-нибудь занимались фелляцией?
— Фелляцией?
— Оральным сексом с мужчиной.
Потрясенная, Саманта уставилась на него.
— Так занимались?
Она молча покачала головой.
— Будьте добры, произносите свои ответы вслух.
— Нет, — едва слышно промолвила Саманта.
— Вы когда-нибудь занимались куннилингусом?
— Куннилингусом?
— Вы когда-нибудь лизали влагалище другой женщине?
— Нет, — прошептала она.
— Вы когда-либо занимались аналингусом?
— Нет.
Саманта не знала точно, что это такое, однако после предыдущего вопроса определенные мысли у нее были.
— Вы когда-либо причиняли умышленный вред здоровью другого человека?
— Нет.
Отвернувшись от мистера Лэма, Саманта опустила взгляд на свою грудь, на закрепленные на теле электроды. Что это за вопросы? Мало того что они были странными, они не имели никакого отношения к работе продавцом. Саманте вдруг захотелось узнать, действительно «Хранилище» задает эти вопросы соискателям работы, или же мистер Лэм занимается отсебятиной. Быть может, он тайный извращенец. Быть может, он записывает это собеседование — но не для администрации «Хранилища», а для своего личного использования.
Однако это невозможно. Прямо за дверью находятся секретарша менеджера по кадрам и другие люди. И полиграфом, и записывающей аппаратурой мистера Лэма снабдило «Хранилище». Он не сможет подправить и отредактировать результаты собеседования, прежде чем передать их дальше.
Нет, «Хранилище» в курсе всего этого.
— И еще один последний вопрос, — сказал мистер Лэм. — Мучит ли вас навязчивый кошмарный сон, в котором вы вспарываете живот одному из членов вашей семьи?
— Нет.
— Очень хорошо. — Мистер Лэм повернул выключатель, вызвав новую серию частых щелчков. — Вот видите, все оказалось совсем несложно.
Он начал было обходить вокруг тележки, чтобы отсоединить датчики полиграфа, но Саманта, не собираясь позволять ему прикоснуться к ней еще раз, принялась поспешно срывать их со своего тела. Когда менеджер по кадрам подошел к ней, она уже сняла с себя все датчики и, протянув ему перепутанные провода, быстро схватила лифчик и блузку.
— Мы почти закончили, — объявил мистер Лэм, укладывая провода на тележку и откатывая ее к пустой стене в дальнем конце помещения.
Затем он достал откуда-то из тележки стеклянную банку, похожую на бокал для вина, и вернулся к Саманте.
— Теперь нам нужна ваша моча для анализа на содержание наркотиков. — Он протянул банку. — Помочитесь сюда.
Ощутив прихлынувший к лицу жар, Саманта догадалась, что щеки у нее приняли пунцово-свекольный оттенок.
— Где мне?..
— Здесь. — Мистер Лэм невозмутимо посмотрел ей в лицо.
Саманта покачала головой, решив, что ослышалась.
— Что?
— Если вы удалитесь в туалет, я не смогу удостоверить подлинность образца. Вам нужно будет сделать это прямо здесь.
— Перед вами?
— Передо мной, — кивнул он.
Действительно ли уголки его губ чуть изогнулись вверх? Он пытался скрыть усмешку? Саманта ощутила в груди леденящий холод, порожденный не только глубочайшим стыдом, но и страхом.
Однако опять же никто не принуждал ее к этому. Никто не держал приставленный к ее виску пистолет.
В буквальном смысле.
Однако Саманта чувствовала, что не сможет просто так развернуться и уйти. Что-то удерживало ее здесь — то ли психологическое давление, то ли собственная эмоциональная слабость, не позволяющая постоять за себя, — и у нее вдруг мелькнула мысль, что ее эксплуатируют, используют.
Подвергают сексуальному насилию.
Саманта представить себе не могла, что окажется в подобной ситуации, однако теперь, когда это произошло, случилось само собой, она понимала, как жертвы насилия молчат о том, что с ними было, как держат в себе эту страшную тайну и ни с кем ею не делятся.
Потому что… на самом деле не было необходимости никому ни о чем говорить. Она сама со всем разберется, оставит все позади, не допустит, чтобы случившееся оставило неизгладимый шрам в ее жизни.
Она справится с этим.
— Будьте добры, помочитесь в банку, — повторил мистер Лэм.
Кивнув, Саманта взяла у него банку, поставила ее на стул, затем, засунув руки под юбку, стянула трусики, поочередно с одной и другой ноги, не позволяя менеджеру по кадрам заглянуть ей под юбку.
— И юбку, пожалуйста, тоже снимите.
Саманта воочию представила себе, как он мертвый валяется на полу, а она что есть силы лупит его ногами по голове. Однако она молча кивнула, сняла юбку и положила ее на стул.
Холода больше не было. Его сменил невыносимый жар, вкупе с удушливой влажностью, и Саманта обливалась потом. Она попробовала представить себе, что сказали бы ее родители, если бы присутствовали здесь, но не смогла.
Не глядя на мистера Лэма, Саманта присела на корточки и поднесла банку между ног.
Помочилась в нее.
Протянула ее мистеру Лэму.
Вот теперь тот действительно улыбался.
— Благодарю вас, мисс Дэвис. Наше собеседование закончено. Теперь вы можете одеться. Мы позвоним вам и сообщим результаты.
Молча кивнув, Саманта натянула трусики и надела юбку.
Слезы брызнули у нее из глаз только тогда, когда она, покинув «Хранилище», оказалась на стоянке.
2
Еще один свободный день.
Билл проснулся поздно, совершил пробежку, приготовил себе завтрак, посмотрел телевизор, вошел в программу «Фрилинк» и прочитал заголовки сегодняшних новостей, после чего решил принять душ и отправиться в город. Когда у него была работа, он не имел ничего против того, чтобы весь день оставаться дома, однако в промежутках между заказами дом начинал вызывать у него клаустрофобию, и он спешил по возможности из него выбраться.
Заглянув в магазин Стрита, Билл поболтал с ним ни о чем, затем отправился к Донни посмотреть, нет ли у того чего-нибудь новенького из музыки.
Когда Билл открыл дверь и вошел в уютную прохладу оснащенного кондиционером зала, Донни разговаривал по телефону. Помахав ему рукой, Билл прошел к полке новых поступлений и стал перебирать свежие компакт-диски.
Хотя Билл всегда считал себя поклонником тяжелого рока, он вынужден был признать, что все его последние приобретения были сделаны в разделе кантри — Лайл Ловетт, Роберт Эрл Кинг, Билл Морриси. Он говорил себе, что тяжелый рок — это не музыкальный стиль, а образ жизни, и раз все эти музыканты начали свое творчество двадцать пять лет назад, а то и больше, их пластинки нужно помещать в раздел рока, рядом с Джеймсом Тейлором и Джони Митчел, однако на самом деле его просто не интересовала подавляющая часть современной рок-музыки. С годами его вкусы изменились.
И он сам не мог сказать, нравится ли ему это.
Закончив разговаривать по телефону, Донни положил трубку. Перестав разглядывать компакт-диски, Билл повернулся к нему.
— Как дела? — спросил он.
Владелец магазина покачал головой.
— Дерьмовее дерьмового.
Билл начал было смеяться, но практически тотчас же сообразил, что Донни не до смеха.
— «Хранилище»? — спросил он.
Донни кивнул.
— Ублюдки демпингуют. Они могут продавать компакты в розницу дешевле, чем я закупаю их оптом.
— Однако такой выбор, как у тебя, они не могут предложить.
— Ну, возможно, это верно в отношении старых записей, а вот все новинки хит-парадов появляются у них на полках за пару недель до того, как мой поставщик мне их высылает. А главные мои кормильцы, дружище, — это подростки. Если у меня на полках не будет всех свежих хитов, они ко мне даже не заглянут. — Донни вздохнул. — Но даже если они будут у меня на полках, подростки, вероятно, все равно ко мне не зайдут. Я не могу даже сравниться с ценами «Хранилища», не говоря уж о том, чтобы их перебить.
— Как ты думаешь, — спросил Билл, — ты сможешь остаться на плаву?
— Надеюсь, но, честное слово, не знаю. Может быть, я страдаю манией преследования и у меня преувеличенное мнение о собственной персоне, однако мне действительно кажется, что «Хранилище» пытается выжить меня из бизнеса.
— И установить монополию на все музыкальные товары.
— Вот именно. После чего можно будет задрать цены и получать прибыль, вместо того чтобы торговать в убыток. — Донни грустно усмехнулся. — Если я затронул твое сердце, не стесняйся, купи что-нибудь.
— Обязательно куплю, — заверил его Билл. — Я как раз выбираю.
В конце концов он купил компакт-диск Кормака Маккарти и выпущенный на виниле концертный альбом Тома Уэйна.
— Откуда у тебя этот винил? — спросил Билл, выписывая чек.
Донни таинственно улыбнулся.
— Есть кое-какие источники.
Билл вышел из магазина, держа покупки под мышкой. Виниловый диск обошелся ему в кругленькую сумму, и Джинни наверняка будет ругаться, однако этот концертный альбом был очень редким, и Билл считал, что он стоит заплаченных за него денег. К тому же ему хотелось поддержать Донни. Копаться в старых альбомах было одним из его самых любимых занятий, и он не представлял себе, как будет обходиться без этого, когда заведение Донни закроется. «Хранилище», торгующее последними новинками, не могло предложить ничего подобного.
Медленно прогуливаясь по улице, Билл впервые обратил внимание на отсутствие пешеходов в центральной части Джунипера, и это навело его на грустные мысли о том, что некоторые мелкие предприниматели разорятся. Разумеется, он понимал это умом, но до сих пор не ощущал чувствами, и вот теперь он осознал, что любой из этих магазинчиков может в любую минуту исчезнуть. Прежде Билл об этом не задумывался; он ждал, что Джунипер всегда будет оставаться таким, как есть, и его потрясла мысль о том, что даже в маленьком городке нет ничего постоянного и стабильность не является гарантированной. Их семья перебралась в Джунипер как раз потому, что это был крохотный городишко. Им нравилась его атмосфера, образ жизни. Они хотели растить своих детей там, где соседи разговаривают друг с другом, где продавец знает по имени всех своих покупателей, и они надеялись, что на их веку город останется таким, ибо здешние семьи пустили глубокие корни и не собирались никуда уезжать отсюда, все оставалось неизменным уже долгие годы.
Однако теперь все переменилось.
Заглянув в кафе, чтобы быстренько выпить чашку кофе, Билл увидел за стойкой Бена, поедающего в полном одиночестве пиццу. Подкравшись сзади к редактору, он хлопнул его по правому плечу, а сам быстро сел на табурет слева от него.
— Привет, незнакомец, — сказал он. — Давненько не виделись!
— Козел! — пробормотал Бен.
— Следите за своим языком! — окликнула его Холли.
Билл заказал кофе, и Холли тотчас же принесла ему чашку. Отпив глоток, он вздохнул и покачал головой.
Откусив кусок пиццы, Бен вытер губы салфеткой.
— В чем дело?
Билл описал свой визит в музыкальный магазин.
— Я знал, что «Хранилище» разорит всех местных предпринимателей. Наверное, я просто не предполагал, что все произойдет так быстро.
— Многим уже приходится очень туго, — подтвердил Бен. — Большинство семейных магазинчиков и так с трудом сводило концы с концами, и «Хранилище» сразу же нанесло им неизлечимый удар. — Он покачал головой. — Стив Миллер признался мне, что подумывает о том, чтобы свернуть свое дело. Его семйство владело этим магазином… сколько лет? С тех самых пор, как его открыл дед Стива, а было это… лет шестьдесят назад.
— И ничего нельзя поделать?
Бен пожал плечами.
— Джо Модесто из Первого западного банка запускает новую программу кредитования малого бизнеса, чтобы поддержать местных предпринимателей, но, думаю, клиентов у него будет немного. На мой взгляд, наши торговцы скорее сократят убытки, чем влезут в новые долги. — Он грустно улыбнулся. — Самое смешное в этом то, что газета процветает. «Хранилище» с самого своего открытия выкупает целую полосу под рекламу. Что, полагаю, ты и сам уже заметил. На этой неделе мы даже добавляем вкладку — две полосы с отрезными купонами. Доходы от рекламы у нас до небес.