Кибершторм Мэзер Мэтью
— Я его друг. Поверьте мне.
Офицер вернул пистолет на место, отошёл на шаг и достал рацию. Он говорил, переводя взгляд с меня на Чака и Тони, потом закивал, дал нам жест рукой и пропустил вперёд.
— Идите за мной! — прокричал он через шум толпы. — Вам повезло, что он здесь. Но вы всё равно должны отдать оружие.
Чак и Тони повиновались ему, и я отдал пистолет из своего кармана. Полицейский, торопясь, провёл нас по лестнице, а затем через вестибюль в столовую, где я уже был в прошлый раз. Один из медиков увёл брата Пола. За столом сидел сержант Уильямс, полицейский что-то сказал ему на ухо и отошёл назад.
Сержант поднял на нас усталый взгляд.
— У вас неприятности?
Я думал, что нас ждёт более формальная процедура, нужно будет заполнить заявления, а преступников отведут в комнату для допроса, как в фильмах, с прозрачным зеркалом. Но Уильямс просто предложил нам сесть за один с ним столик.
— Они напали на нас прошлой ночью…
— Мы на вас напали? Да вы зарубили моего брата Винни топором! — выкрикнул Пол. — Психи ненормальные.
— Заткни пасть, — сказал сержант Уильямс. Он обратился ко мне:
— Это правда?
Я кивнул.
— Но они угрожали нам оружием, нашим жёнам и детям. И украли наши вещи. У нас не было выбора…
Уильямс поднял руку и остановил меня.
— Я тебе верю, сынок, мы можем их на какое-то время задержать, но ничего не могу вам сейчас обещать.
— В каком смысле? — сказал Чак. — Посадите их за решётку. Мы напишем заявления.
Сержант Уильямс глубоко вздохнул.
— Пишите, но толку от них будет ноль. Сегодня утром было принято решение выпустить всех заключённых из тюрем общего режима. У них не осталось ни воды, ни еды, ни работников, ни топлива для генераторов, а без электричества двери камер нужно открывать вручную. Пришлось всех отпустить. Почти тридцать тюрем. Остаётся молить богов, чтобы они не выпустили маньяков из Аттики или Синг-Cинга.
— И что, вы просто отпустите этих двоих?
— Если вся эта кутерьма продлится слишком долго — да. Пока же запрём их на другом этаже. И даже если отпустим, это не значит, что их дело закрыто, только временно отложено.
Он посмотрел на Пола и Стэна.
— Или же, можем пустить в подвале пулю в голову.
Он это серьёзно?
Я задержал дыхание. Чак медленно кивнул.
Сержант Уильямс хлопнул ладонью по столу и захохотал.
— Ну и лица у вас были, — сказал он Полу и Стэну. — Идиоты пустоголовые.
Он перевёл взгляд на нас.
— Армия, наконец, здесь, и они теперь распоряжаются в центрах эвакуации. Сегодня днём в городе объявляется военное положение. — Он снова повернулся к Полу и Стэну. — Если такое ещё хоть раз повторится, сразу схлопочете пулю в лоб, поняли меня?
Оба кивнули, лица их стали принимать обычный цвет.
— Ладно, Рамирез, уведи их отсюда.
Полицейский, который привёл нас сюда, схватил Пола и Стэна за руки и повёл прочь из столовой. Наши пистолеты он оставил на столе у сержанта Уильямса.
— Извините, парни, но это большее, что мы в силах для вас сделать. Вам нужно что-то ещё? — спросил Уильямс. — С вашими семьями всё в порядке?
— Да, у нас всё хорошо, — ответил я.
Только сейчас я осмотрелся по сторонам. В прошлый раз в столовой негде было яблоку упасть, все были заняты и сновали туда-сюда, но было чисто. Всего за несколько дней пол и столики покрылись грязью. И сейчас здесь почти никого не было.
Сержант Уильямс проследил мой взгляд и понял, о чём я думаю.
— Мы многих лишились. Нет-нет, они не погибли, хотя, увы, было и нескольких смертей.
Большинство дома. Они по нескольку дней не спали, у нас почти не осталось припасов. Слава Богу, прибыли военные, но и им не хватает людей.
— А вы не пойдёте домой, к своей семье?
Он грустно усмехнулся.
— Полиция — моя семья. Я разведён, дети меня ненавидят и живут чёрт знает где.
— Извините, — пробормотал я.
— Здесь, — он хлопнул по столу, — для меня самое место. И мне ещё, возможно, понадобится ваша помощь.
— Может быть, мы сможем помочь прямо сейчас, — сказал Чак.
— Вы, — медленно произнёс сержант Уильямс, — можете помочь мне разобраться с этим бардаком?
Чак вытащил из кармана карту памяти.
— Вообще-то, да.
День 9 — Новый год — 31 декабря
— Любовь к риску, — алкоголь развязал Чаку язык. — Вот в чём проблема Америки, вот причина этой катастрофы.
— Любовь к риску? — скептически переспросил я.
— Да, — Чак замялся, — нет, наоборот, боязнь рискнуть, вот что.
Почти все в нашем доме, а это без малого сорок человек, снова собрались у Ричарда, чтобы встретить Новый год. После событий вчерашнего дня, мы назначили двух человек для попеременного дежурства в вестибюле. У каждого был пистолет и телефон, который мог через mesh-сеть Винса разослать сообщение об опасности всем жителям нашего дома.
Наконец-то в конце туннеля забрезжил свет.
Работали две радиостанции: общественное и государственное радио Нью-Йорка. Обе обещали, что уже завтра на Манхэттене снова будет электричество. Над решением проблемы бились новоприбывшие инженерные войска.
Над городом весь день сновали вертолёты, их шум и активная суматоха создавали ощущение безопасности. За дело взялись серьёзные парни.
Мы разделили обязанности: мужчины поднимали наверх воду, выходили наружу за припасами и обменивались с соседними зданиями; женщины по возможности следили за чистотой, убирались и готовили. Чак подключил к генератору музыкальный центр Ричарда и телевизор, и транслировал на них музыку и видео с телефона Винса. Под потолком качались ленты серпантина.
Мы пригласили к нам на Новый год группу со второго этажа — девять человек. Два дня назад, во время налёта, Пол и его банда ограбили и их. Теперь они окружали Ирину и Александра почестями, словно настоящих героев. Пожилой паре не нравилась такая роль, но они приняли их внимание, улыбались и кивали головой.
Гости разбились по группам, вели разговоры, кто-то даже танцевал. Если закрыть глаза, казалось, что всё было в полном порядке. Почти. Никто из нас не мылся уже пять дней.
— Любовь к риску? — спросил Рори. — Вчера ты говорил, что нужно больше страха, а сегодня утверждаешь, что нам не хватает риска?
— Я с тобой согласен, — ответил Чак.
— Согласен? — с недоверием переспросил Рори.
— Я подумал, и понял, что ты прав. Страх — не решение. Если мы будем всего бояться, мы никогда ни на что не решимся и расстанемся со своей свободой. Ты был прав!
Я уставился на Чака, перевёл взгляд на Винса и Тони. Они оба пожали плечами. Мы не представляли, к каким же выводам он пришёл. Я улыбнулся Чаку.
— Объяснишься?
Я видел за плечом Винса Сьюзи и Лорен. Они сидели на ковре и учили Люка и Элларозу танцевать.
Все были счастливы.
Чак ухмыльнулся, взял бутылку с центра стола и налил себе. Мы сидели вокруг кухонного стола Ричарда, на котором красовалась его коллекция скотча.
— Знаете, кто, — начал рассказывать Чак, — зашёл в мой ресторан несколько недель назад?
Очередная его история.
— Кто?
— Джин Кранц.
Мы пожали плечами. Только Винс смекнул.
— Руководитель полёта «Аполлонов»?
— Он самый! В его дни парни готовы были привязать себя к ракете и запустить её от сигары. Помните того парня, который установил новый рекорд прыжка с парашютом? Он прыгал с воздушного шара «Red Bull».
Мы все кивнули.
— У них ушло три года и работа целой команды инженеров, чтобы побить предыдущий рекорд Джо Киттингера. Тот установил его пятьдесят лет назад, а его едва-едва удалось побить. Джо Киттингер был другом Джина, и тогда, в шестидесятом, они оба в компании друзей поехали в пустыню с воздушным шаром, ящиком пива и старым герметичным костюмом… и просто прыгнули.
— Да, нынешнее поколение уже не то, — кивнув, согласился Тони.
— Именно что. А знаете, какой был средний возраст сотрудников в НАСА во время запуска «Аполлона»?
Мы пожали плечами, но он и не ждал от нас ответа.
— Двадцать семь!
— И? — уточнил я.
— А то, что сегодня тебе в двадцать семь не доверят гамбургер пожарить, что уж говорить о полёте на Луну? Всё двадцать раз перепроверяют бесконечные комитеты. Мы просто больше не способны рисковать. Мы утратили любовь к риску, и это и убивает нашу страну.
— Как антибактериальное мыло для детей, — осмелился вставить я. — Мы без конца моем и дезинфицируем детей, а в итоге ослабляем иммунную систему и портим здоровье, хотя пытаемся добиться прямо противоположного. Оттого сегодня у детей столько аллергий. Я всегда говорю Лорен, чтобы не мешала Люку пачкаться.
Я гордо кивнул. Я тоже уже был пьян.
— Я думаю, настоящая причина — твоя лень, — рассмеялся Чак. — Оно, конечно, не ракету запустить или лунный модуль посадить, но — да, смысл тот же.
— Думаю, я тебя понял, — сказал Винс. — Если мы сами не готовы рискнуть, то перекладываем ответственность на плечи других, хотя стремимся к прямо противоположному.
— Без риска, — громко подвёл Чак и поднял в воздух палец, — нет свободы.
— В точку, — согласился Рори. — Потому и появляются террористы.
— Но если ты не нарушаешь закон, — возразил я, — тебе и бояться нечего. Я не против, отдать немного свободы в обмен на безопасность.
— Вот тут-то ты и не прав. Ещё как есть, чего бояться. Куда попадёт эта информация?
Я пожал плечами. Наша контора, где я работал, собирала массу информации о клиентах в Сети и продавала её другим фирмам. Я не видел в этом ничего предосудительного.
— Знаешь ли ты, что по новым законам, государство имеет право читать всю твою почту, все твои записи, всё, что ты делаешь, куда бы ты ни пошёл?
— Теперь знаю.
— Стоит властям хоть немного ограничить продажу оружия, даже автоматов, начинается буча, на каждом углу кричат, что у нас отбирают свободу. А принимается закон, который даёт правительству право тотальной слежки за тобой без твоего разрешения, — никто и не пикнул.
— Не пойми меня неправильно, я считаю право на ношение оружия неотъемлемым, но ты уверен, что знаешь, что такое свобода? — громко вопросил Рори. — Гражданская свобода полностью основана на неприкосновенности частной жизни. Знаешь, почему у полиции нет отпечатков пальцев на всех без исключения?
— А действительно, почему бы и нет? — рассмеялся Чак.
— Потому что, только у них появятся твои отпечатки, — как ни в чём не бывало, продолжал Рори, — ты сразу станешь подозреваемым в каждом преступлении. Каждую улику будут проверять на то, нет ли на ней твоих отпечатков. И из честного гражданина ты превратишься в вероятного уголовника.
— А отпечатки — это только один способ определить личность, — добавил Винс. — Твой ежедневный маршрут, лицо на видеозаписи, покупки — вся личная информация создаёт уникальный цифровой отпечаток.
Чак по-прежнему стоял на своём.
— Ну и что с того, что у них есть куча информации обо мне? Что они с ней будут делать?
— Вопрос не в том, что они с ней будут делать, — нетерпеливо ответил Рори. — Тебе нравится быть подозреваемым во всех преступлениях в стране? Ты уверен, что правительство будет надёжно хранить твою информацию? Все крупные утечки происходят сверху. Данные постоянно воруют, и не только преступники, но и крупные корпорации. Как тебе такое вторжение в частную жизнь?
Он ткнул пальцем в мою сторону.
— А приложения для соцсетей, над которыми ты работаешь, — вот настоящее зло.
— Ну, что-то ты перегибаешь, — примирительно сказал я и поднял свой стакан.
Рори, похоже, был ещё пьянее Чака. Он с вызовом смотрел на меня, но никак не мог сфокусироваться на моём лице.
— Если ты не платишь за продукт, ты сам становишься продуктом. Так ведь? Вы же продаёте информацию, которую собираете о клиентах, другим компаниям?
Чак помотал головой.
— И к чему ты клонишь?
— К чему я клоню? — переспросил Рори. Он моргнул и сделал ещё глоток. — Я скажу, куда я клоню. Наши деды сражались с теми, кто дрожал от страха, а мы отказываемся от свободы, за которую они сражались и умирали.
Он встал и стал по очереди показывать на нас пальцем.
— Мы не готовы пойти на риск, как Чак и сказал. И из-за боязни рискнуть, мы даём правительству право лезть в нашу жизнь, подозревать нас в убийствах на другом конце страны. Мы отдаём свободу, потому что боимся её.
Он, в общем-то, был прав.
Винс кивнул.
— Невозможно защитить свободу, если ты отдал её другому.
— Именно, — сказал Рори и сел на стул.
— А как это всё касается происходящего? — спросил Тони.
Рори посмотрел на него.
— Никого не волнует, что китайцы взломали наши электростанции, — все уверены, что кто-то всё исправит. Но мы этого не дождёмся. Мы должны каждый день защищать свободу, а начать следует с того, чтобы взять на себя ответственность. Ответственность защищать личную свободу в Интернете. Иначе, мы шаг за шагом утратим всё, за что боролись наши предки.
Музыка смолкла, и из колонок послышался чей-то голос:
— Это невероятное зрелище, я просто не нахожу слов…
— Мальчики, вы себя хорошо ведёте? — спросила Сьюзи, держа Элларозу на руках. Она подкралась со спины к Чаку за время нашей активной дискуссии.
— Просто болтали, — ответил я.
Чак поднял голову, обхватил Сьюзи руками и приподнялся, чтобы поцеловать Элларозу.
— Садитесь с нами, — предложила Сьюзи нам с Чаком. — По радио начинается обратный отсчёт.
— …тысячи стоят на улице, у них в руках свечи, фонари…
Я нахмурился.
— Где это?
Она улыбнулась.
— На Таймс-сквер, где же ещё.
Я взял свой бокал и перекочевал на диван. Я присел рядом с Лорен и посадил Люка на колени.
— Впервые за сотню лет, с тех пор, как Таймс-сквер получила своё название, — продолжал радиоведущий, — в Новый год на площади не горят огни. И хотя неоновые вывески погасли, свет ярко горит в сердцах жителей Нью-Йорка. Отовсюду появляются новые люди…
Зачарованные услышанным, все в комнате притихли и повернули головы к музыкальному центру. В темноте за окном, в льющемся наружу свете вспыхивали крупные снежные хлопья и снова исчезали в темноте, опускаясь ниже.
— …официальная церемония была отменена, и власти рекомендовали жителям не собираться в больших количествах, но люди всё равно решили отпраздновать это событие вместе. На улице, посреди снега соорудили сцену с экраном для проектора и установили генераторы…
— Запомни этот момент, — прошептал я Люку. — За минуту до полуночи множество людей в едином порыве объединилось, чтобы исполнить наш гимн.
Мы уже слышали его сквозь шум помех, мотив, который ни с чем не спутаешь, — «Звёздный флаг».
Все в комнате прониклись схожими чувствами. Это был наш гимн, гимн прошлых столетий, когда страна была в осаде, когда она склонилась, но не упала. Слова преодолевали века и соединяли нас с прошлым и будущим.
— …земля и дом для свободных и смелых людей.
Затем последовали аплодисменты и радостные возгласы.
— Десять… девять… восемь…
— Я люблю тебя, Люк, — сказал я, сжал его и поцеловал. Лорен тоже поцеловала его. — И тебя, Лорен.
Я поцеловал её, она — меня.
— …два… один… с Новым годом!
Загудели дуделки, раздались радостные крики. Все вскочили, и последовали объятия и поцелуи.
— Эй, — вскрикнул кто-то, — смотрите!
Я целовал в этот момент Элларозу. Чак постучал меня по плечу. Все собрались у окон в дальнем конце квартиры. Винс махал нам.
— Свет дали! — крикнул он и показал куда-то на улицу.
До этого западная часть города была погружена в непроглядный мрак. Но сейчас снежинки за окном озарял мягкий свет. Я поднял Люка и подошёл вместе с ним к окнам.
Свет шёл не от прожектора или фонаря, он заливал всю улицу и дом напротив. Отсюда мы не видели самих огней, только их дрожащее отражение в окнах. Я поднял взгляд и увидел, что в свете были видны облака на небе. Похоже, в соседнем квартале вернули освещение, в точности, как и обещали.
— Идём! — проорал Чак. — Посмотрим с улицы!
— Я останусь с детьми, — сказала Лорен. — Ты иди, посмотри.
Я крепко её обнял и снова поцеловал.
— Нет, пойдём с нами, я хочу, чтобы Люк тоже увидел!
В бешеной спешке, подогреваемой парами алкоголя, все принялись искать тёплую одежду. На улице было не так уж холодно, я решил надеть первое, что попалось под руку, как следует укутал Люка и побежал по лестнице за остальными. Главный вход завалило снегом, и мы по одному протиснулись через задний вход наружу и вышли на Двадцать четвёртую улицу.
Люк не понимал, что происходит, но радостно улыбался.
Осторожно, с фонариком в руке я выбрался на центр улицы. Снег был неровным, рыхлым, и я внимательно смотрел в потёмках на дорогу и крепко сжимал Люка. Впереди шли Чак и Тони, следом за мной — Винс. Свет падал на Девятую авеню, и там уже собиралась толпа. Все смотрели на Двадцать третью.
Снег пошёл сильнее, и ветер набирал силу. Наконец, на перекрёстке я обошёл Чака и, заняв свободное место, посмотрел в ту же сторону, ожидая увидеть горящие фонари и неоновые вывески.
Вместо этого я увидел пламя и дым.
Горела высотка на углу Двадцать третьей и Девятой. Люк поднял голову, в его глазах отразилось пламя пожара. Он улыбнулся и показал пальцем на огонь, и в этот момент из дыма на последнем этаже кто-то прыгнул, пролетел в полной тишине двадцать этажей и с жутким звуком упал на снег.
Толпа в ужасе отступила. Двое опомнились и побежали к упавшему на помощь. Лорен была сзади, я обернулся, она шла к нам, но ещё была в тени дома. Ей не было ничего видно, и она улыбалась, но стоило ей увидеть моё лицо, как она поняла, что произошло нечто ужасное.
Я подскочил к ней и схватил Винса за руку.
— Можешь вернуться с Лорен домой, возьмёшь Люка с собой?
На лице Лорен появился страх. Она увидела языки пламени. Я развернул её к себе и посмотрел ей в глаза.
— Возвращайся домой, детка, пожалуйста, возвращайтесь с Люком домой.
Я отдал его ей.
Горел не только этот дом.
Пожар уже перекинулся на соседнее здание. В небо, навстречу падающему снегу, поднимался чёрный дым, его клубы освещало адское пламя пожара. Улицы заполняла многотысячная толпа, которой не было видно конца. Все глаза были прикованы к пылающему обелиску.
Не было слышно ни сирен, ни криков, только гул и треск пламени, сражающегося с холодом и снегом. Нью-Йорк уничтожали огонь и лёд.
День 10 — 1 января
— Постарайтесь не шевелиться, — попросил я. Человек на матрасе глухо прорычал и поднял на меня взгляд. Его лицо сильно обгорело. — Мы приведём помощь.
Он кивнул и сжал глаза от боли.
Мы принесли на первый этаж матрасы и превратили его во временный лазарет. Всем руководила Пэм, и ей помогали доктор и два медика из соседнего дома.
В воздухе стояла неприятная смесь едкого запаха дыма и огня, человеческого пота и гноящихся открытых ран. Мы перенесли сюда керосиновый обогреватель, но у нас не хватало керосина, и мы налили в бак дизель. Он горел хуже и добавлял к зловонию запах гари и топлива.
Мы открыли входную дверь, чтобы проветрить этаж, — к счастью, сегодня на улице было теплее. Впервые за неделю температура поднялась выше нуля, и снег больше не шёл. Наконец-то, на небе показалось солнце.
Пожар до сих пор не погас. Слава Богу, между нами был целый квартал.
Всю ночь дул ветер, и пламя перекинулось на соседние дома. Это был не единственный пожар в городе: на общественном радио сообщили о ещё двух, начавшихся во время празднования. Огонь, свечи и алкоголь — плохие соседи. Власти предупредили, что разводить костры в помещении очень опасно, и нужно соблюдать осторожность при использовании свечей и обогревателей.
Поздно спохватились. Да и что ещё людям делать — сидеть в темноте и мёрзнуть от холода?
Прошлой ночью из горящих домов на улицу высыпала масса людей: многие отравились дымом, у кого-то были серьёзные травмы, но большинство были в порядке. Не считая того, что оказались на улице посреди ночи. Каждый сжимал в руках скромные пожитки, не зная, куда теперь податься.
Вскоре со стороны Вест-Сайд-Хайвей подъехали военные на Хаммерах, меся колесами снег на Двадцать четвёртой. Но, увы, остановить пожар они были не в силах: не было ни воды, ни пожарных, ни спасателей.
Военные пробыли примерно полчаса. Сообщили по радио, что могли, погрузили в машины пострадавших и уехали. Час спустя подъехала ещё одна группа.
Третью мы так и не дождались.
К тому времени местные пожарные, врачи, медсёстры и свободные от службы полицейские попытались самостоятельно организовать порядок. Мы мало чем могли помочь — только перенесли пострадавших в наш дом и попытались убедить соседей последовать нашему примеру.
Лишившиеся крова со слезами просили соседей пустить их к себе. Вначале несколько человек согласились, мы тоже взяли к себе две пары, но вскоре количество просьб превзошло любые границы.
Мы отошли в сторону и провожали взглядом поток, двигавшийся в сторону центра Явица и Пенсильванского вокзала. На лицах царило уныние и страх. Многие были с детьми и брели в темноте, отгоняя её светом мобильных телефонов, и скрывались из виду за сплошной завесой снега.
Некоторые всё равно остались, надеясь найти приют у соседей.
У заднего входа послышался какой-то шум, и я вернулся к реальности. Винс вошёл с каким-то парнем и помахал мне и Пэм, чтобы мы подошли к ним. Парень нёс в руках здоровый бонг.
— Я искал у соседей обезболивающие и антибиотики, — негромко сказал Винс Пэм. — Единственное, что удалось найти — это ибупрофен и аспирин.
Он показал несколько баночек, которые держал руке.
— Даже ради этого приходилось упрашивать, но у меня появилась другая идея.
— И какая же? — спросила Пэм.
Винс заколебался с ответом.
— Мы могли бы дать им марихуану. Отличное обезболивающее.
Он показал рукой на парня рядом с ним. Тому было лет шестнадцать. Он смущённо улыбнулся и достал из-под куртки большой пакет марихуаны.
Пэм широко открыла глаза.
— У нас тут множество пострадавших из-за ингаляции дыма, у некоторых даже ожоги лёгких, — сердито зашептала она и обвела рукой вестибюль, в котором лежало два десятка матрасов с людьми на них, — и вы предлагаете им курнуть?
Винс и парень с бонгом молча смотрели на Пэм.
— Подождите! — сказал парень. — Мы можем сделать, не знаю, кексы там или… нет, чай! Да, мы можем заварить чай. А если добавить немного алкоголя, он поможет растворить ТГК. Ну, как вариант.
Лицо Пэм смягчилось.
— Вообще-то, это отличная идея.
Кто-то в вестибюле прокричал от боли.
— Сможете прямо сейчас заварить? — спросила Пэм.
Парень кивнул. Винс сказал ему подняться на шестой этаж и найти Чака — тот даст ему всё, что понадобится.