2012. Танго для Кали Северный Олег

Детские голоса вырвались откуда-то со стороны, заполонили подъезд. Детям было весело, они смеялись. Чисто вымытая лестница поднималась к площадке, где возле большого, сплошь застеклённого окна стоял фикус. Стены покрывали аккуратно поклеенные обои, кое-где разрисованные ребятнёй. Девушка подошла к нему, взяла за руку:

— Идём, доктор там.

Они вместе поднялись на этаж. По следующему пролёту уже спускался мужчина. Его волосы ожидали мыла, руки покрывали порезы и пятна ожогов, костюм был знаком со щёлочью и кислотой, а в его глазах плясали черти. Он нахмурился, качнул головой. Девушка оставила Фроста, спустилась, внизу хлопнула дверь. Человек снова мотнул головой, теперь вверх.

Фрост поднялся за ним на крышу. Доктор ждал, глядя за дом, в пустоту.

— Приступим?

Человек с безумными глазами зашёл со спины, надавил на плечи, заставляя Фроста встать на колени. Затем он повернул его лицо вверх, к потемневшему небу.

Доктор возник рядом с тиглем в руках. Руки безумца сдавили голову, не давая возможности уклониться. Доктор наклонил сосуд. Расплавленное золото пролилось.

Глаза испарились сразу с лёгким шипением. Боль и восторг смешались как две разноцветные струи одного потока. В глазницах застывало золото.

— Иди!

— Как? Я ничего не вижу!

— Открой глаза. В них навсегда золото Кадафа.

Фрост вспомнил, как он когда-то открывал глаза, повторил усилие. Теперь он видел. Видел то, что видели люди, и то, что было скрыто от них. Это было знанием и осознанием одновременно.

— Смотри! Вот там самый первый Храм.

Фрост обернулся туда, где прежде была пустота. Каменная пустыня продолжала плоскую крышу дома, в ней возвышался исполинский храм, невероятный и в своих границах, и в безграничности. То ли восстал до самого неба и излился обсидианом вулкан, то ли гора из чёрного камня легла под исполинский резец, то ли представления человека недостаточно, чтобы предположить, как его можно было построить. Фрост сделал первый шаг. Он постарался поверить, что то, что представляется ему зевом бездны, всего лишь врата Храма, и пошёл к вратам.

Подойдя ближе, он посмотрел вверх. В бесконечной вышине, куда вонзалась вершина Храма, мерцал свет. То ли Храм венчала звезда, то ли там, в сердце мрака и страха, кто-то был. Или что-то было. И он ждал сейчас Фроста. Или оно ждало.

Фрост побежал. Храм вырастал, занимал собой горизонт, надвигался на него, поглощал и окружал, распадаясь на элементы, неразличимые на расстоянии, заключая гостя в своё исполинское объятие. Теперь он видел череду остроконечных башен, продолжающую врата. Возникло движение.

Тысяча глаз уставилась на Фроста, тысяча пастей с острыми зубами оскалилась на него. Огромное бесформенное существо, состоящее из глаз и пастей, спустилось с башни. Фрост застыл, он был кроликом перед удавом, он был мошкой на игле страха, он был бабочкой в янтаре, он был…

Пространство взревело. Дрогнуло, раскатилось низким воем, как будто глубоко под скалой застонала сама Земля. Тварь ответила пронзительным визгом, обдирающим уши, как если бы железо скребло по стеклу. Звуковой удар вышвырнул его в реальность.

Фрост проснулся. Его мутило, болели глаза, перед которыми всё ещё стояли образы сновидения. Он видел Храм. Он не вошёл в него.

После зелёной Англии Москва встретила Чёрного слякотью и мокрым снегом. Он добрался до своего посёлка на электричке, спеша обрадовать Матрёну, сразу от калитки позвонил в домофон и только тогда заметил, что тот не работает. Мгновенно зашлось сердце, он рывком повернул ключ, толкнул дверь и едва не бегом бросился к дому. Дверь дома была заперта изнутри, Антон перевёл дух и торопливо вставил в скважину нужный ключ. В коридоре щёлкнул выключателем — света не было. Он тут же поднял глаза на щиток, но снег таял на ресницах, и он не мог ничего разглядеть.

— Антошка! — Матрёша образовалась в проёме двери и тут же повисла на его шее, обнимая, целуя и теребя одновременно. — Я тебя так ждала! У нас света нет, представляешь! Проводка сгорела. Как хорошо, ты приехал!

— Сгорела? — удивился Антон. — Как сгорела? Когда?

— Неделю назад. Я пришла из института, а тут вонь во всём доме стоит, и провода расплавились. Отключила всё.

— Молодчина. — Чёрный, наконец, отдышался — всё было в порядке, отсутствие электроэнергии — такая ерунда по сравнению с тем, что он успел подумать. — Ничего, провода восстановим. Как же ты тут живёшь?

— Вот так. — Матрёна развела руками. — При свечах, как в нашей прошлой жизни.

— Тогда зажигай свечи! — Антон поцеловал девушку и принялся раздеваться, в доме было очень тепло.

Матрёша скользнула в зал, засуетилась, затопала по дощатому полу. Когда в зал вошёл Антон, его встретила полная иллюминация во все шандалы и канделябры.

— Правильно! — Он похвалил её догадливость, а сам вышел на середину зала, держась так, чтобы одна рука всё время была за спиной. — Иди сюда, Мать.

Заинтригованная Матрёша приблизилась. Чёрный с важным видом поднял руку с завёрнутой в чёрный бархат коробочкой на ладони. Он аккуратно развернул ткань, приоткрыл коробочку, заглянул внутрь и скомандовал:

— Снимай Единорога.

Девушка вскинула на него растерянный взгляд, но без вопросов сняла кольцо.

— А вот это — надень! — И Чёрный расплылся в довольной улыбке, следя, как загораются глаза Матрёны и как восхищённое «ах» замирает на её губах. В коробочке лежала уменьшенная копия его собственного кольца — Глаза Дракона, более тонкая, изящная и подобранная под нужный размер.

— Вот так. — Он взял у Матрёши Единорога, огладил пирамидку и изогнутый узкий выступ, покачал кольцо на ладони. — А ты у нас пойдёшь к Гунне.

— Где ты его взял? — Матрёша не отрывала глаз от обновы.

— В Англии, вестимо, — спокойно, как будто объясняя всем очевидные вещи, ответил Антон. — Там очень неплохие литейщики. И мастерские у них тоже хорошие.

— Спасибо! — Только тут она догадалась поблагодарить.

— Да не за что. — Чёрный всё не мог перестать улыбаться, уж больно довольной и счастливой выглядела сейчас Матрёна. — Кстати, как твоя рука?

— Да она прошла, только шрам остался. Наверно, теперь навсегда. Некрасиво. — Она нахмурилась.

— Ничего, до свадьбы заживёт, — ободрил её Чёрный.

Девушка снова заулыбалась.

Они ужинали при свечах, отмечая возвращение Антона. Он уже кратко пересказал девушке всё, что сумел узнать и о чём догадался.

— Антош… — Матрёша отложила вилку и теперь смотрела ему в глаза неожиданно серьёзным взглядом. — Теперь, когда мы снова вместе, мне кажется, нас ничто уже не сможет остановить. Мы такие сильные. Теперь, когда ты вернулся, я как будто по-новому чувствую, что мы одно.

— Конечно, мы вместе, я тебе это же говорил.

— Вот и Седой согласен! — Она рассмеялась. — Пока тебя не было, как воды в рот набрал, а тут сразу нарисовался.

— Что говорит?

— «Вспоминайте своё прошлое, — говорит. — Там много оставлено ключей для вас настоящих».

— Правильно говорит, передай — согласны.

— И не может не постращать: «Больше отдыхайте. В ближайшее время вам понадобится большое количество совместной энергии».

— Что это он такое опять нам пророчит?

— Не знаю, не уточнил.

— Тогда последуем совету — идём отдыхать?

— Пошли. Вон за полночь засиделись. Не пойду завтра учиться! — Матрёша поднялась и махнула рукой.

— Не ходи, — разрешил Чёрный. — Всё равно суббота.

Они дружно рассмеялись, как это Матрёша сумела перепутать дни.

Утром Антона разбудил транзисторный радиоприёмник. Он едва не подскочил, когда услышал сквозь сон непонятный и громкий звук. Потом узнал мелодию гимна. Откуда взялся транзистор и почему он оказался включён, Антон обдумать не успел. Его ушей достигла утренняя сводка новостей.

Землетрясение в Мьянме, пять и шесть десятых балла по шкале Рихтера, о разрушениях, погибших не сообщается, угрозы цунами нет. Очередное, можно уже сказать, ежедневное землетрясение. Сон пропал. Антон лежал в кровати и неотрывно смотрел в потолок. «Неман» предупреждал всех, что чем ближе к роковому рубежу, тем больше будет катаклизмов, стихийных бедствий, природных аномалий и человеческого безумия, но как же нерадостно наблюдать, как сбываются такие твои предсказания.

Скрипнула дверь, в спальню заглянула испуганная Матрёша:

— Антош, ты спишь?

— Нет. Слышала?

— Что слышала? Меня Седой разбудил.

— Седой? А меня радио.

— Прости, это я забыла приёмник. Я включала, чтобы не сидеть в полной тишине, он же от батареек.

— Что сказал Седой? О землетрясении?

— Землетрясение? Может быть, так. Он сказал, что по планете идёт волна сильных вибраций. Чтобы мы не пугались. Эта волна связана с нами, но как — они сами не знают. Нам нужно скорее объединяться! А вибрации по планете — это реакция на предстоящий этап.

— Ничего себе реакция! — не сдержался Антон. — Волна, говорит? Значит, это ещё не всё, значит, ещё будут?

— Возможно, — осторожно согласилась Матрёна. — А что такое опять стряслось?

— Именно что стряслось. Бывшая Бирма. Почти шесть баллов, думаю, им хватило, хорошо хоть цунами сверху не ожидается.

— Ой, мамочки! — пискнула Матрёша. Как ни странно, хотя она жила в абсолютно не сейсмоопасной Москве, девушка панически боялась землетрясений. События на Гаити и в Чили не слишком затронули её лишь потому, что наложились на личные стрессы: в январе они как раз перебрались в загородный дом, завершили бой с батареями, и над Матрёниной головой висела сессия, а в конце февраля Чёрный заканчивал сборы в Англию, и она заранее переживала разлуку.

— Иди сюда. — Антон отодвинулся от края кровати, давая место присесть. Девушка устроилась, и он обернул её одеялом — Матрёшины зубки уже начинали постукивать и от услышанных новостей, и от утреннего холодка.

— Нам нужно быстрее сливаться, Седой не зря говорит. Нужно искать мой Храм.

— Матрёш, дай мне до конца разобраться с тем, что я притащил от масонов. Мне кажется, это важно, это обязательно нужно понять. Как только разберусь с геометрией, так сразу же в Петербург. Нам ведь нужно правильно туда приехать, а не просто так.

— Я понимаю.

— Всё будет хорошо. Я тебе обещал, что мы с тобой вернёмся? Сколько раз обещал?

— Много. Ещё когда уезжали, пообещал. И здесь тоже.

— А ты всё не веришь. Эх, Лоренца!

— Я верю! Верю. Я просто боюсь не успеть. — Девушка угрелась и успокоилась. Они так больше и не заснули, предаваясь строительству планов поездки и мечтаниям о Петербурге, пока не рассвело и не настало время вставать.

В субботу заняться теорией не пришлось, сначала нужно было ликвидировать местный конец света. Чёрный не был электриком, но, на его счастье, прежняя проводка была составлена из разноцветных проводов, поэтому ему не пришлось угадывать, где там ноль и где там фаза. Зато пришлось сначала промерить все провода в доме, потом доехать до ближайшего строймаркета и купить нужный запас, а потом протянуть новые провода по местам старых, ни в коем случае не забывая, какой цвет к какому контакту присоединять. Матрёша помогала, как могла, и всё равно они провозились до самого позднего вечера. Зато теперь в их доме снова был свет. Антон работал под аккомпанемент транзистора, поэтому он знал, что за Мьянмой последовало сотрясение земли в Японии: север острова Хонсю, пять и семь десятых балла, разрушений нет, цунами не ожидается. Ему некогда было по этому поводу переживать. Он и так делал всё, что мог. Всё равно на другой день ожидала очередная катастрофа в Индонезии, а через пару дней — опять Чили. Планету лихорадочно трясло, и пока что никто не был в силах это остановить.

Антон перечитывал доступные ему манускрипты масонов и работы историков. Теперь он смотрел на их тексты со вполне определённой точки зрения, той самой, на которую ему так недвусмысленно указали английские вольные каменщики. Исследователи масонства сходились в одном — совершенно особую роль в масонском движении играла геометрия. Если это понятно для «оперативных масонов», тех самых, что действительно были если не каменщиками, то представителями строительных профессий или архитектуры, то для «масонов спекулятивных», которые двигали эзотерическую часть учения, вызывало удивление. Что видели они в не слишком сложной науке, первоначальное название которой гласит всего лишь об измерении Земли? Почему практически в каждом из более чем сотни древних манускриптов геометрия указывается первой в ряду всех прочих наук? «Масонство» и «геометрия» стали почти синонимами, а в начале девятнадцатого века буква «G» начала символизировать слово «геометрия» в символике первой Великой Ложи Англии.

Чёрный задумался. Геометрия масонов, геометрия кругов на полях, которую он сам назвал геометрией Вселенной, — это одно и то же понятие, в этой науке очень мало законов, зато они имеют всеобщий характер. Геометрия описывает не просто Землю, она описывает мир, в котором живёт человек. В ней заключены законы устройства Вселенной. Тогда это должно быть возможным проверить. Не может быть, чтобы до сих пор никто ничего подобного не замечал. Конечно, заметили! К примеру, геофизики уже даже не обсуждают модель Земли, состоящую из совмещения двух правильных многогранников. Один из них покрывает всю поверхность глобуса двадцатью равносторонними треугольниками — вот вам и один из священных символов масонов. Второй получается, если соединить между собой центры этих треугольников — это правильный двенадцатигранник. Именно по этим структурам, как ни странно, располагаются основные геологические объекты планеты, по ним размещены загадочные памятники древних эпох и таинственных цивилизаций, в их сеть вписываются все очаги культуры. Это просто не может оказаться случайным. Более того, подобные симметрии были обнаружены у Марса, Венеры, Луны, Солнца. Это на самом деле геометрия Вселенной! По подобной ячеистой Сети построены скопления галактик. И — что наверху, то и внизу — каждому элементу биосферы присущ свой энергетический каркас, и он тоже должен быть построен на основании геометрии.

Антон поднялся и решил, что ему пора выпить чаю — так далеко завели его рассуждения. Древние тайные знания совместились с передовыми исследованиями современности, и совмещение оказалось поразительно точным. Что ещё могли передавать в будущее каменщики бессчётных веков? С треугольниками он, кажется, разобрался. Следующий пункт — гексаграмма. Он закрывал за собой дверь библиотеки, когда услышал грохот со стороны кухни. Чёрный поспешил туда и застал небольшой погром — кто-то уронил с полочки у мойки полупустые баночки с жидким мылом и средствами для мытья посуды. Они раскатились по всему полу. Антон чувствовал присутствие чего-то живого, но никого не видел. Он поставил чайник, вернул баночки по местам, на всякий случай прикрыл двери в комнату и в коридор и прошёл в зал. Чайник ещё не вскипел, как из кухни донеслось непонятное шевеление. Мыши? Вряд ли, они все ушли, когда в доме заправлял мороз. Прозвучал свисток, он отправился за чайником и лоб в лоб столкнулся со здоровенной крысой. Пасюк сидел в центре кухни и нагло пялился прямо в глаза Антона. Чёрного передёрнуло от омерзения. Он топнул по полу, крыса метнулась под мойку и пропала. Вот дерьмо! Откуда она только взялась? Антон не поленился, заглянул в отделение для хранения всяких хозяйственных мелочей и увидел аккуратно прогрызенную возле самой стенки дыру. Он нашёл в кладовке кусок жести, заколотил отверстие и только тогда успокоился. Чай показался ему безвкусным. Мысли вертелись вокруг неприятной гостьи. Что, если она пришла не одна? Его худшим опасениям очень скоро пришлось подтвердиться.

Вечером в его спальню заглянула Матрёша:

— Антон, что это? Ты слышишь?

Только теперь он понял, что действительно слышит странный скрежещущий звук, идущий, казалось, со всех сторон сразу. Звук уже давно маячил на периферии его внимания, но он никак не мог соотнести его с известной ему реальностью.

— Не знаю. Как будто грызут что-то твёрдое.

— Кто грызёт?

— Может, крысы?

— Крысы? — Девушка в ужасе уставилась на Чёрного. — Крысы?! Я не пойду к себе, я боюсь!

— Они не нападают на людей, — не очень уверенно проговорил Чёрный. — Ладно, приходи ко мне, уместимся. Не дам тебя съесть врагу!

Антон шутил, но ему было совсем не смешно. Если это действительно были крысы, с ними нужно было что-то делать. Матрёша принесла своё одеяло, забилась под стенку и затихла, а Чёрный долго не мог уснуть, мерзкий скрежет, казалось, пилил по нервам.

Поутру он отправился обследовать дом. Результат выглядел удручающе — дыры в полу появились почти во всех комнатах, кроме библиотеки. Он обрадовался, когда сообразил, что это помещение попадает как раз на перекрестье фундамента, там нет промежутка между бетоном и полом, по которому могли бы перемещаться зверьки. Он основательно обыскал кладовку, потом сарай, нашёл полмешка цемента и потратил полдня на заливание обнаруженных дыр по всему дому. Он надеялся, что крысы тоже как-нибудь попадут в раствор.

На первый взгляд звери исчезли. В первую ночь что Чёрный, что Матрёна беспокойно прислушивались, ожидая уловить теперь знакомый скрежет крысиных зубов, но в доме было тихо. Днём тоже никто не попадался ни под ноги, ни на глаза, не заметно было разбросанных мелких предметов. Антон успокоился, что напасть сия миновала, и снова предался геометрии.

Гексаграмма, в более общем виде — шестиугольная структура, также известна с незапамятных времён. Она является центральным элементом Великого Пантакля Соломона. Того самого Соломона, который строил свой Великий Храм и у кого в архитекторах, по преданию, были Хирам — официальный столп масонства и один из потомков Каина — каменщик по рождению. Потому что именно Каин, если он вообще когда-либо существовал, и был первым вольным каменщиком. Он построил первый город, его потомки принесли в мир ремесло и искусство, научный прогресс, а также магию, эзотерику, волшебство. А сам Соломон, как сказал английский масон, — всего только сын Давида. Того самого, чьей Звездой названа гексаграмма. А в далёких северных землях шестилучевая свастика символизировала одного из верховных богов славян — Велеса. А на далёком Востоке шестилучевую звезду соотносили с Вишну. Воистину, хмыкнул Антон, обращаясь к неведомому собеседнику: «Суть всего мироздания — игра моего ума, а если вы со мной согласитесь, то и вашего тоже». Да ведь он уже говорил эти слова! Да, говорил, — мысль легко прокатилась по проложенной тропе, — не здесь, не сейчас, и тогда его называли Алессандро. Тут его ушей достиг истошный визг — орала Матрёна. Чёрный вскочил, как подброшенный пружиной, и бросился на звук.

Матрёша читала, устроившись на мягком диване в зале, там было уютно и светло от окна. Вдруг она заметила лёгкое движение на краю поля зрения. Она замерла, испуганно обводя взглядом просторный зал. Из угла возле камина вышла и медленно направилась прямо к ней здоровенная крыса. Девушка взлетела с ногами на диван. Крыса, нимало не испуганная движением человека, подошла к самому дивану и злобно посмотрела вверх. Матрёша, не в силах издать ни звука от ужаса, судорожно зашарила рукой по стене, схватила первую попавшуюся рапиру. Длинный клинок позволял, не сгибаясь, дотянуться до пола, она хлестнула, стараясь ударить животное, и, конечно же, промахнулась. Кончик рапиры упёрся в пол, застрял в ворсе ковра. Девушка потянула рукоять на себя, направила остриё на крысу, и тут лишилась не только голоса, но и способности к движению, потому что серый зверёк встал на задние лапы, а передними, как руками, обхватил клинок. Матрёша застыла, только её глаза всё больше вылезали из орбит, а рот открывался шире и шире. Крыса постояла и вдруг полезла вверх по клинку, цепляясь за него всеми четырьмя лапами и волоча свисающий до пола голый розовый хвост. Вот тут девушка, наконец, смогла заорать, и её горло исторгло совершенно невероятный вопль, который заставил Чёрного пулей полететь в зал. Он замер от неожиданности, застав сюрреалистическую картину: крупная серая крыса медленно идёт по узкому клинку, который держит в руках белая от ужаса девушка. Потом Антон схватил первое, что попалось под руку, — это оказался Матрёшин баллончик с газом, — и разрядил его прямо в морду крысы. Пасюк чихнул, свалился с рапиры и не спеша потрюхал к камину. Прежде чем исчезнуть в углу, крыс обернулся и, как показалось Антону, окинул его оценивающим и вызывающим взглядом. Впрочем, ему некогда было разбирать выражение крысиных глаз, они с Матрёной дружно зашлись кашлем и вместе выскочили за дверь. Они долго кашляли, вытирали слёзы и промывали глаза холодной водой. Потом Антон уселся на кухне и крепко задумался.

Матрёна сидела напротив него на столешнице и судорожно хватала ртом воздух. Она поклялась себе, что не ступит на пол, пока в доме остаётся хоть одна крыса. Про то, что эти звери очень хорошо умеют лазать и прыгать, она постаралась забыть. Тут она уловила знакомое ощущение контакта. «Только его не хватало», — подумала девушка, но послушно озвучила слова.

— «Прогрессируйте, не стойте на месте. У вас слишком сложная задача, чтобы отвлекаться по мелочам. Впереди особенной сложности этап, но у вас должно хватить потенциала. Он очень важный».

— Это что? — не сразу понял Антон.

— Это Седой, — уронила Матрёна.

— Он издевается?

— Непохоже. Он просто, как всегда, занят своим — глобальным руководством процессом.

— А мне кажется, он издевается, — с нажимом произнёс Антон и вдруг хлопнул себя полбу. — Сейчас, будет ему прогресс. Сейчас тут всем прогресс будет!

Первым делом нужно было убедиться, что его старенький компьютер, который он очень давно отдал отцу, всё ещё цел и работоспособен. Чёрный вспомнил, что вроде бы видел его, когда разбирался в кладовке. Действительно, системник стоял там, под нижней полкой. А наверху примостился древний ЭЛТ-монитор. Только бы он работал, прочее не имело значения. В какой-то коробке отыскалась клавиатура, мыши не было, но агрегат запустился и без неё. Древняя чикага была не столь привередлива, как её отдалённые потомки.

Антон с трудом вспоминал, какие клавиши имитируют мышь. Вспомнить не смог, пришлось подбирать методом тыка. Минут через десять он сумел запустить старичка-нортона и выйти в корень единственного диска. Так, программа цела. Ещё с тех далёких времён, когда они пробовали экспериментировать с техническими способами управления работой мозга, остался генератор звуковых колебаний. Взломанная умелыми хакерами программка позволяла создавать свои собственные комбинации, то есть получать любой звук, просто указав его частоту. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с компьютерными синтезаторами, со сложными музыкальными программами, но Чёрному не нужно было сложно, ему было нужно громко и точно. Сколько там предел слышимости человеческого уха? Шестнадцать тысяч герц? Или восемнадцать? Ничего, он возьмёт немного больше. И пойдёт по шагам, подбирая ту, единственно правильную частоту, которую знали крысоловы Средневековья, волшебники со свирелями, что бродили по деревням и изгоняли крыс и мышей. Никакой магии в наше время — только ультразвук. Сверхвысокие частоты на дудочке не возьмёшь, значит, подбирать придётся не очень долго. Антон убедился, что программка имеет запас по высоте тона, и снова полез в кладовку — звук мало сгенерировать, его нужно донести до нужных ушей.

Очень давно у него был музыкальный центр, он тогда учился в старших классах школы. Сейчас нужно было отыскать от него колонки. Он помнил, что не угробил их в своё время, не успел, изменились интересы и вкусы. В кладовке их не нашлось, пришлось опять перерывать старый хлам в сарае, пока раскопки не увенчались успехом — один большой деревянный ящик с динамиками Антон нашёл. Последнее действо — подсоединить разъём звуковой карты ко входу динамика. Он бился над этим едва не до темноты. В первых сумерках древний агрегат, наконец, хрюкнул и зарычал, воспроизводя посланный на него сигнал. Антон повысил частоту — звук взвился, перешёл в режущий уши писк. Ещё выше — он больше не слышал ничего, только почему-то заломило в ушах. Матрёша обхватила голову руками и страдальчески сморщилась. Чёрный принялся повышать высоту звука ступеньками по сотне герц. Голова отчаянно заболела, как вдруг выглядывающая в окно Матрёна замахала руками:

— Смотри! Ой, мамочки…

Чёрный подошёл к окну и остолбенел: из подвалов дома на отчётливо видную в ранних сумерках тропу, идущую к воротам, выбирались крысы. Он в кошмарном сне не мог бы предположить, сколько их будет — они шли и шли, текли серым потоком, разбившись на отдельные волны. Они отступали единой армией, построенной по строгому ритму фаланг — в каждой было ровно сто четыре зверька. Непонятно, как их всех вмещал его многострадальный подвал. Минуты шли за минутами, исход продолжался. Динамик вдруг захрипел, срываясь, потом зашуршал, из него донёсся едва слышный звон. Давление на уши пропало, но последние крысы уже оставили дом и теперь подходили к калитке. Чёрный ощутил на языке слабый металлический привкус, наверно, это был вкус победы.

Давид, отец Соломона, оставил в наследство Западу шестилучевую звезду. А его сын строил храм, нет, он строил Храм. Звезда и Храм связаны? Выходит, что так. А может быть, Звезда проявляется в разных частях планеты как наследие ещё более древних знаний? И храм Соломона — лишь попытка приблизиться к некоему древнему Храму, первому Храму, воплощению самой идеи Храма? И эта идея отражается в шестилучевой звезде? Откуда её получил Давид? Инопланетяне подкинули. — Чёрный сам улыбнулся дурацкой мысли. Но потом задумался: а почему бы нет? Это сейчас, плюнь — попадёшь в контактёра. Большая часть из них — обманщики и шарлатаны, большая часть из оставшихся — психически больны, а вот те, кто останется в самом конце, окажутся на самом деле в контакте. Их очень немного, но кто сказал, что их не было в прежние времена? Никто не сказал, наоборот, говорят — были. Библейский пророк Моисей получил свои «скрижали завета» не иначе как в результате контакта, уж больно характерные детали указаны в описании, как к нему «откровение» снизошло. Конечно, детали коверкались и расписывались согласно уровню понимания пересказывающих эту легенду людей, но даже сейчас их можно узнать. Впрочем, в еврейских легендах много таких историй. Араб Мохаммед в результате контакта написал свой Коран. Иоанн Богослов рассказал про Апокалипсис. Есть даже икона, где он изображён со Святым Духом на левом плече, который рассказывает Богослову своё послание. Как бы ещё в те времена люди сумели изобразить контакт? Так и сумели. Кстати, само слово, наверняка он его тоже оттуда взял, от Духа Святого. Интересно, кто тогда был за Духа?

Антон потянулся к полке за томиком Нового Завета, заглянул в конец. Вот и оно — «Откровение». Он быстро побежал глазами по строчкам. На одной из них взгляд запнулся. Так, этого следовало ожидать. Конечно, информация просто обязана быть, в том числе и в самом популярном бестселлере за всю историю человечества. Он перечитал ещё раз: «имеющий ключ Давидов, Который отворяет — и никто не затворит, затворяет — и никто не отворит». Конечно, это вплетено в сюжет, и герой там совсем не тот, но сами слова — они однозначны! Ключ. Гексаграмма — ключ. Что следует отворить этим ключом?

«На Земле довольно много магических артефактов. Причём значительная их часть сосредоточена в церквях и молитвенных домах», — некогда проговорился Седой. Тогда Властелины Времени основательно пошарились по церквям. Что они искали? Какой-то артефакт? Больше ничего в голову не приходило. Антон отложил книги, вышел и отправился на прогулку в лес. Матрёна ещё не вернулась из института, а ему хотелось отметить свою догадку, отделить это озарение от прочих мыслей и дел.

О чём думает мужчина, предоставленный самому себе? Конечно, о девушках. Антон не был исключением, он шагал по натоптанной тропе, любовался протаявшими лунками возле южной стороны деревьев и размышлял про Татьян. Как так вышло, что девушки с этим именем заняли особое положение в его жизни? Кто же из них была первой? Он сощурился, припоминая. А ведь первой-то оказалась девушка Михаила! Её тоже звали Татьяна, это она однажды примерила Глаз Дракона и проносила его целых полдня. Может быть, именно тогда произошла «зацепка» за имя? Точно! Вот почему тогда взбеленился Седой! Но эта Татьяна благополучно вышла замуж за Мишу, а вскоре Антон познакомился с Гунной. Встреча явно была неслучайной, Татьяна очень скоро стала полноправным игроком на поле Сил. Может, после этого имя окончательно стало восприниматься знаковым? Татьяна Wilkes — она была подружкой Гунны, и она сама оказалась втянута в сложную и запутанную игру. Татьяна Night — на неё сделали главную ставку враждебные Силы. Похоже, все попытались обнаружить принцип, согласно которому у девушки по имени «Татьяна» оказалось кольцо, и стали действовать по аналогии. Никому не пришло в голову, что всё дело в человеческом раздолбайстве — только человек способен дать поиграть своей девушке чужой артефакт. В результате враги запутались, а друзья получили лишний козырь в своих руках. Ведь только что Чёрный находился у Wilkes, а Night послали к Гунне! Антона не раз забавляли попытки определить, кто же из Татьян окажется избранной. Теперь он знал, что всё гораздо сложнее.

— А мне сегодня Седой целую лекцию прочитал! — встретила его Матрёна, лишь только он переступил порог. — Про женщин, про меня и про нас с тобой.

— Он, паршивец, мои мысли считывает, — возмутился Антон. — Не успел о девушках поразмыслить, как на тебе — тебе всё донесли.

Конечно, Чёрный сердился притворно. Его давно уже не обижал факт, что Властелины могут свободно ориентироваться в мыслях людей. Привык за долгое время.

— Рассказывай. — Он разоблачился и прошёл прямо в зал.

— Я записала, зачитываю. «Каждую женщину с определённого момента курируют разные Силы. Некоторых с рождения, некоторых с момента начала общения с Чёрным. Всё зависит от возможностей той или иной Силы. За тобой, как ни странно, ни одной из Сил нет, ты сама за себя. К тебе прикасалась только Кали. Ты допускаешь только её.

Остальные могут помогать, но только со стороны. Мы пытаемся понять, откуда в тебе такая личная сила, но не можем, информация закрыта. То ли ты сама закрыла её, то ли это Кали. Мы смогли пробиться к тебе, только когда ты ослабила барьер из-за болезни Чёрного. Такое сопротивление мы встречали до этого лишь у него.

У вас обоих это врождённое. Слияние объединит ваш потенциал в одну общую сверхсильную Силу. Раз в этой жизни к вам прикоснулась Кали, это шанс доделать всё, что не завершили в последний раз. Вы не закончили слияние на одном из уровней. Как ни удивительно, на самом глубоком и сейчас непонятном для вас вы уже едины. Вы единым целым пришли в эту жизнь. Восемнадцать лет разницы для Вселенной — ничто, это срок только для человека.

Осталось ещё три уровня слияния. Как ни странно для нас и как бы это ни показалось вам смешным, самым сложным является слияние на человеческом уровне».

— Знаешь, Матрёш, сегодня я понял одну очень важную вещь, — помолчав, произнёс Антон. — Почти понял. Мне кажется — ещё немного, и настанет пора отправляться на поиски Храма. Видимо, Седой тоже это заметил.

— А что мы не завершили тогда? Ты помнишь?

— Вот этот и не завершили, этап человеческий. Слишком многое тогда было против нас.

— Согласна. Начиная с моих родителей. И потом, мы почти никогда не могли быть вместе, все вокруг только и делали, что старались нас разъединить.

— Тогда было сложное время. И мы наделали много ошибок. Но всё же мы нашли Город.

— И теперь родились здесь, где совсем просто до него добраться!

— Вот именно. Не скажешь ли ты, что всё произошло случайно?

— Нет, конечно. Я думаю, нам помогла Кали.

— Может быть, так. Либо — я ведь пообещал вернуться? Вот и вернулись, как смогли.

В этот вечер они засиделись возле камина. Вспоминали прошлое, смотрели в огонь — пламя плясало так же, как и два века назад в почти таком же камине в Париже. Когда с улицы донёсся негромкий шум машины, Антон поднял голову, невольно подумав об ещё не забытом визите Night. Потом запищал домофон, и волосы зашевелились у него на затылке — неужели всё снова? Он медленно подошёл к аппарату.

— Кто это?

— Открывай! — развязный незнакомый голос. Мужской, и то ладно — это не Night.

— Кто говорит? — повторил Антон.

— Открывай, — раздалось снова с точно такой же интонацией.

— Мне так звонили. — Матрёна тоже подошла к двери и услышала последний ответ. — Это магнитофон.

— Магнитофон? — не поверил Чёрный. — Что ты выдумываешь?

— Там никого нет, это только голос.

— Сейчас посмотрим.

Чёрный отворил дверь дома и выглянул во двор. В это время со стороны калитки раздались мощные глухие удары.

— Вот тебе и никого. — Он захлопнул дверь. — Звони в милицию, быстро.

Антон не сомневался, что калитка выдержит, ограду он поставил в своё время на славу, но непрошеных гостей нужно было убрать. И желательно руками слуг закона.

— Связи нет, — удивлённо протянула Матрёна.

— Как нет?

— Мой «Мегафон» Сети не видит.

— Бери мою мобилу! — Чёрный перебросил девушке телефон, а сам побежал в спальню.

— Твой «МТС» тоже, — упавшим голосом сообщила она, когда он вернулся, на ходу вставляя обойму в травматический пистолет. У него был «Стример».

Антон снова выглянул из двери, и вовремя: над забором как раз показалась голова визитёра. Чёрный выстрелил. Он ожидал, что звук раскатится по всему посёлку и не раз отразится эхом, но этого не случилось. Хлопок как-то удивительно быстро погас, как будто он стрелял в клубке ваты. Гость деловито взобрался на перекладину над воротами и спрыгнул во двор. Следом показалась ещё одна голова. Чёрный выстрелил ещё раз, но нападавшие не обратили на него никакого внимания. Он оторопело смотрел, как один за другим в его двор спустились четыре похожих друг на друга человека, одетых в одинаковые чёрные джинсы и чёрные свитера. Они выстроились цепочкой и медленно двинулись по освещённой фонарём тропе к дому. Вот когда пригодился бы Джой! Не было смысла жалеть об отсутствующей собаке, Антон снова начал стрелять.

Он попал, он был уверен, что поразил цель, потому что человека развернуло от сильного удара в плечо, он должен был сейчас корчиться от боли. Вместо этого пострадавший выправился и продолжал идти. Чёрный вспомнил, что ему рассказала Гунна: одержимая Татьяна не ощущала боли. Холодок прокатился у него по спине. Гунна, почти профессиональный боец, с большим трудом справилась с довольно изящной девушкой, а здесь четыре здоровых лба против него и Матрёны. Хотя девушку можно не считать, она не воин. Антон сунул пистолет за пояс, бросился в зал и сорвал со стены тяжёлый двуручный меч. Он помнил, что этих одержимых можно остановить, только лишив их возможности передвигаться.

Матрёша ахнула и шарахнулась в спальню, уступая ему дорогу. Чёрный выскочил на улицу, занося клинок. И вовремя — первому из гостей оставалось всего несколько шагов до крыльца. Он описал мечом круг в воздухе, недвусмысленно объявляя о своей решимости защищаться. Гости замешкались на пару секунд, потом первый снова качнулся вперёд. В это время глаза Чёрного поймали лёгкий и быстрый взмах, и его руки взлетели сами, заслоняя лицо. Металлический звяк сообщил, что брошенный вторым нападающим нож угодил ровнёхонько под перекладину. Повезло! — даже если бы Антон очень старался, он не смог бы осознанно принять на крестовину метательный нож.

Только теперь Чёрный ощутил настоящий страх. Кем бы ни оказались эти четыре андроида, они не шутили. Антон изо всех сил взмахнул мечом и сам шагнул навстречу врагам. Завершение разворота пришлось чуть выше линии плеч первого. Антон впервые в жизни увидел, как от тела отделяется голова. Он удивился, насколько легко это оказалось, когда в руках острая и тяжёлая полоса стали. Первый из нападавших рухнул в снег. Не останавливая вращение меча и уже не очень соображая, что он делает, Антон продвинулся ещё на шаг, теперь его удар пришёлся немного выше колена. Меч натолкнулся на кость, перерубил её и остановился. Чёрный шарахнулся и даже слетел с тропы, увидев, что обрубок ноги остался торчать в снегу, а наступающий пытается сделать очередной шаг. Как ни странно, крови было немного, она не била фонтанами, а струилась степенно и медленно, словно уже загустела. Скорее от внезапного приступа омерзения, чем из расчёта или геройства, Антон рубанул сверху вниз, отсекая одержимому вторую конечность. Тело упало. Чёрный перевёл взгляд на остальных двух, что до сих пор топтались на середине тропы от калитки к дому. Похоже, там внешняя сила вступила в отчаянный бой с инстинктом самосохранения, и силы были равны. Мужики не делали попытки продвинуться вперёд, но и не отступали.

Антон решил посодействовать инстинкту. Он сделал пару шагов к гостям и выразительно взмахнул мечом. Гости попятились. Тогда Антон недвусмысленным жестом указал на тела их товарищей. Мужики неловко двинулись вперёд, он отошёл, давая им возможность без лишних нервов забрать мясо. Они подхватили ближайшее, которое продолжало слабо шевелиться, донесли до ворот и застыли в растерянности. Чёрному пришлось топать следом, отгонять их подальше в снег, дабы не вводить в искушение напасть со спины, и только потом открывать калитку. Он проследил, чтобы тело не бросили под забор, а погрузили в стоящую возле ворот машину. Второе тело и оставшиеся части первого пихнули в багажник. Антон захлопнул калитку, дальнейшее его не интересовало. Кровь на снегу возле ворот замёрзнет к утру, а потом растает и смешается с грязью, и никто уже не поймёт, что там было на самом деле. А что творится у него во дворе — никого не касается. Почему-то он был уверен, что ни у соседей, ни у властей не возникнет к нему претензий после сегодняшней ночи.

Антон, постепенно остывая от схватки, подошёл к дому, когда увидел чуть справа круглый предмет. Merde! Голову гада забыли. Сейчас ему хотелось поскорее оказаться в доме, под защитой родных стен, он подумал, что разберётся с этим подарком с утра.

Матрёша сидела в спальне, она забралась с ногами на кровать, с головой закуталась в одеяло и часто-часто всхлипывала от страха. Антон понял, что успокоить её после всего, что девушка сейчас видела, будет очень непросто. Он осторожно снял с неё одеяло. Она скукожилась в комок и мелко задрожала.

— Идём! — Он насильно поднял её и почти понёс в зал. Она только мотала головой и слабо твердила: «Н-нет». Когда ей на глаза попался стоящий возле двери окровавленный клинок, она задрожала сильнее. Чёрный вышел на середину зала, поставил девушку перед собой. Ноги Матрёны подгибались, ему приходилось её держать. — Мы победили. Мать, мы сейчас победили. Мы Кали! Ты поняла?! Мы — Кали, ты и я!

Он смотрел ей прямо в глаза до тех пор, пока она тоже не подняла голову и не поймала его взгляд.

— Мы Кали, — повторила она как автомат.

— Да! Мы Кали. Мы вместе. Всегда.

— Мы вместе, — послушно отозвалась Матрёша.

— Мы вместе, и мы сильнее всех.

Он обнял девушку и прижал к себе, одновременно согревая и не позволяя трястись. На какой-то миг её дрожь передалась ему, и он погасил её усилием своей воли — своей волей их общую дрожь. Их окутало одно на двоих тепло. Чёрный вдруг совершенно некстати вспомнил, как он стоял посреди круга травы на английском поле. Или кстати — ему показалось, что то, что он ощущает сейчас, чем-то похоже. Было сначала вот так, а потом… — память услужливо подсказала, какое ощущение пришло потом, оставалось довести до чёткости и усилить. Матрёша отодвинулась от него, подняла голову:

— Всё, я в порядке. Прости.

— Ничего, всё нормально, Мать.

— Мне стало плохо, когда я посмотрела в окно.

— Ты же не готовилась в мясники, не переживай. Всё хорошо, ты у меня сильная.

— Кто это был?

— Не знаю. Предполагаю, что посланцы какой-то из Сил. Не повезло ей, и им тоже.

— Можно мне сесть?

— О чем речь? Конечно, давай на диван.

— Они сотрудничали с Силой?

— Необязательно. Она могла попросту захватить их, подчинить своей воле. Они совсем не ощущали боль, или бы мне хватило травматика.

— Они были простыми людьми?

— Наверно, они уже были роботами. Они не сознавали себя разумными, жили, как во сне, по инерции. Поэтому их было очень легко подчинить. У них их самих не было, не было личности, только одно тело.

— А душа?

— А душа спала. Или давно сбежала. — Он усмехнулся, представив, как души бегут от недостойных хозяев.

— Так бывает? — допытывалась она.

— Ох, да я не знаю, Матрёш. Бывает, не бывает. Они не были разумными людьми, ты вот это запомни. Просто живые роботы. Они бы не стали нас тут жалеть.

— Да уж это точно. — Её передёрнуло, но истерика больше не повторилась. Матрёна освоилась.

Поутру Чёрный вышел на залитый солнцем двор и обомлел: его покрывал совершенно свежий, нетронутый снег, и по этому снегу кто-то прорисовал громадную, во весь двор, гексаграмму так, что дом получился точно в её центре. Линии, составляющие знак, протаяли до самой земли. Голову ночного гостя он так и не нашёл, и куда она могла исчезнуть, не понял. Не привиделось же им всё это! Нет, не привиделось — ему ещё придётся приводить в порядок меч. Антон подивился и пошёл заниматься оружием.

Через пару дней резко потеплело, снег почти полностью исчез с улиц посёлка, теперь лишь грязные ноздреватые кучи отмечали места бывших высоких сугробов. Зато его полно было в лесу. Там он подтаял и растёкся водой по промёрзшей земле, превращая её верхний размякший слой в непролазное болото. Прогулкам пришёл конец. Никто так и не поинтересовался, что за стрельба была на его участке в одну из ночей. Чёрный теперь до конца уверился, что за пределами периметра его ограды никто ничего не слышал. Он только удивился, как нападающие смогли подобраться столь близко, ведь когда-то Седой обещал, что в доме они окажутся в безопасности. Но атака Татьяны тоже произошла в доме, значит, не всё было во власти Властелинов. Прошли и «зомбики» — хотя уж очень нелепо они себя вели, как будто полностью утратили разум. Может быть, это потому, что они ступили на его территорию? А выйди он разобраться с ними за забор, и результат мог быть обратным? Антон оставил попытки объяснить нападение и вернулся к своим кругам. Он знакомился с выкладками из тетради матери.

Круг, разделённый на части дугами с радиусом самого круга, даёт простейшую мандалу — шестилепестковый цветок — привет с Востока. Если провести не дуги, а полные окружности, картинка начинает напоминать то, что встречается на полях. Wilkes говорила, кто-то пытается экспериментировать с этими рисунками в 3D-модели. Как это может выглядеть? Может, так: Антон представил, как картинка обретает объём и превращается в гроздь шариков. Мысленно он повернул их, уводя торчащий в его сторону пузырь вверх и вбок. Гроздь развернулась. Антон полюбовался на кубик, составленный из восьми приплюснутых сфер, и вдруг прикусил язык — это же одна из первых стадий деления клеток зародыша! Классическая картинка из всех детских учебников, говорящих о том, откуда берутся дети. Получается, геометрия правит бал в биологии? Она лежит у истоков жизни? А ведь так и должно быть — если это действительно отображение Законов Вселенной. И всё это можно свести к одной-единственной Гексаграмме! Вот это ключ так ключ! Антону показалось, что он понял Давида: как можно передать потомкам неожиданно дарованное Знание? Показать им способ, которым можно его развернуть. Древний еврейский контактёр так и сделал. Он показал путь идеи формы. А его сын стремился сотворить саму форму… Зачем? Что он рассчитывал получить от Храма, воплощающего в материю Идею мироздания? Что передавали через поколения бесчисленные каменщики? Кем станет тот, кто будет владеть и Идеей и Формой? Ответов у Чёрного до сих пор не было.

Пару недель назад на втором этаже офиса «Немана» кипели настоящие страсти. Люминос, Калина и Баал в очередной раз спорили о подготовке к двенадцатому году.

— Нужно перестраивать систему наблюдений, — доказывал Леонид. — Сейчас мы не можем гарантировать устойчивости работы перехода только потому, что не имеем достаточно информации. Мы знаем, что есть места, где проход открывается с частотой на порядки большей, чем в остальных. Но мы не знаем продолжительности фазы открытия! Никто никогда не рисковал проследить — сколько же времени проход может держаться открытым. Мы проскакивали туда — и назад.

— Ты предлагаешь кому-то застрять на той стороне и дождаться следующего открытия? — невозмутимо уточнил Калина.

— Да. Это возможно. — Люминос говорил жёстким уверенным тоном. Он хорошо обдумал этот вопрос. — Нужно только правильно выбрать место эксперимента.

— Твои предложения?

— «Зелёные холмы». Это пока вариант идеальный.

— Почему? — не согласился Мирон. — Там только кусты с шипами, и всё, насколько мы могли наблюдать.

— Ты предпочёл бы Запретный город или Чистилище? — Люминос тонко усмехнулся.

— Нет, разумеется. Но почему бы не тот вариант, где мы когда-то находили Грааль?

— Мне не понравились разбросанные там кости. — Леонид вздохнул и принялся объяснять: — Нам известно, что простой неподготовленный человек смог выжить, проведя на территории «ЗХ» трое суток. Значит, там нет агрессивной среды, как минимум нет включений отравляющих веществ в воздух и воду. Также нет значительного количества опасных хищников. Возможно, местная растительность полностью несъедобна, придётся рассчитывать на то, что выживут наши культуры. Но это всё нужно проверить! И начинать нужно сейчас, или будет совсем поздно.

— У тебя уже есть план? — Калина задавал вопросы, ответы на которые уже знал.

— Да. Есть. — Леонид оглядел товарищей. — Так мы этим займёмся?

— Рассказывай, — предложил Баал. — Там разберёмся.

— Во-первых, нужно наладить постоянный контроль за открытием перехода. Для этого достаточно установить с той стороны довольно простой самописец, с этой — лазерный излучатель и периодически ходить проверять. Там всё равно есть смотритель, пусть наблюдает.

— Хорошо, получим режим открытия. Это действительно хорошо, но мало.

— Мало, — кивнул Люминос. — Нужна большая экспедиция по разведке территории с той стороны. А до этого нужна серия малых вылазок по проверке работоспособности приборов для навигации и связи. Займёшься? — Он вопросительно уставился на Мирона. — Бери своих ребят, и параллельно с изучением режима ворот…

— Думаешь, там джи-пи-эс заработает? — ухмыльнулся Баал.

— Нет, конечно, а вот как поведёт себя компас, хорошо бы понять. А также радиосвязь, двигатели внутреннего сгорания, возможно, огнестрел. Химсостав почвы, воды, воздуха, керны от неглубокого бурения — всё это мы можем получить быстро и почти без затрат.

— А Контора? — напомнил Калина.

— Контору придётся водить за нос. И здесь нам поможет пиар. — Леонид скривился, но продолжал: — Чем громче мы разрекламируем эту затею, тем менее серьёзной её станут считать. Конечно, добавим побольше глупостей в публичную часть. Онил сумеет. Можно устроить настоящее телешоу «Загляни в другой мир», снятое в ближайшем леске.

Все рассмеялись. Да, иногда работа с телевидением приносила неожиданные поводы для веселья — слишком ленивы и тяжелы на подъём оказывались порой маститые звёзды экрана, и слишком хотелось им побольше невероятного и эффектного в их сюжет.

В роли самописца решили использовать обычный барограф — вместо ленты заряжается фотоплёнка, барабан помещается в глухую упаковку с единственным отверстием, закрытым толстым тёмным стеклом, всё это выносится на ту сторону и устанавливается на жёсткий штатив. А с этой стороны, также на штативе, крепится простая лазерная указка. Вот и всё. Смотрителю остаётся по мере необходимости менять батарейки здесь и по мере возможности менять плёнку и заводить барабан там. Уже через месяц таких наблюдений можно было бы обсуждать первый приблизительный результат.

После настройки системы Баал и Лохматый с возвращением не спешили. В этот раз они привезли с собой несколько воздушных шаров и баллончик с гелием. Подвесная корзинка с креплением для видеокамеры, пропеллером и маленьким моторчиком от примитивной авиамодели дома показала замечательный результат — подвешенная на верёвке, она исправно совершала от десяти до пятнадцати оборотов, пока не заканчивался завод. Теперь они наполнили газом шарики, на трёх растяжках вывели всю связку на заданную высоту, а потом подцепили камеру. Первый же запуск показал работоспособность установки — они получили три чёткие круговые панорамы, которые можно будет, не торопясь, проанализировать у себя. Время оставалось, и Баал решил заодно проверить возможность ориентирования по компасу. Они договорились, что он не будет отходить дальше, чем на вершину одного из ближайшего ряда холмов, и не станет гулять дольше двух часов.