Ночи Виллджамура Ньютон Марк

Глава тринадцатая

Рандур, сделав рукой замысловатый жест, отступил назад и наблюдал, как Эйр растянулась на холодном полу, потеряв при падении меч, отлетевший в сторону. Выругавшись, она потянулась за ним.

– Так хотелось уколоть меня, правда? – заметил он. – Вот не думал, что у вас, дворцовых жительниц, так хорошо подвешены языки.

Тяжело дыша, Эйр оттолкнулась от пола и встала, в ее лице была гроза.

– Во время витасси нельзя вкладывать сердце в каждый удар, – напомнил ей Рандур, возвращаясь на исходную позицию. – Так, конечно, тоже можно снискать репутацию храброго бойца, но лишь посмертно, в некрологе. Ты не думала о том, что делаешь. Ты не жила этим мгновением. Злость заставила тебя забыть все, что ты умеешь. Запомни, дело вовсе не в мече, он лишь твое продолжение.

Эйр смотрела на него с презрением – он достаточно лазил по чужим спальням, чтобы хорошо знать этот взгляд, – бросившись на него снова, она тут же была принуждена занять оборонительную стойку, после чего Рандур прогнал ее через целую серию классических поз витасси. Металл лязгал о металл, подошвы сапог скребли по полу – он так сроднился с этими звуками, что в моменты, подобные этому, даж забывал, что держит в руках меч.

– Хорошо, – сказал он. – Вот это уже гораздо лучше. – Со вздохом он скользнул мимо нее, хлопнув ее при этом плоскостью меча по заду специально, чтобы разозлить ее, распалить ее гнев и научить ее контролю над своими чувствами. Потом он подставил ей ножку, и она упала.

– Ненавижу тебя. – Из разбитой губы Эйр текла кровь.

Он отошел, чтобы поднять ее меч:

– А я здесь не для того, чтобы нравиться. Я здесь для того, чтобы ты научилась кое-чему и при случае не дала себя прихлопнуть, – задача, выполнение которой кажется мне в данный момент сомнительным. А потому ты все еще нуждаешься в моей помощи.

– И ты надеешься, что я буду танцевать с тобой после всех этих унижений?

– Нет, это ты надеешься, что я буду с тобой танцевать.

Она села прямо, скрестив ноги, и, похоже, занялась разглядыванием своих синяков.

Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но она проигнорировала ее и встала сама. Рандур подал ей меч:

– Тем не менее с мечом ты уже обращаешься увереннее, и я вижу в тебе неплохие задатки. Через месяц сможешь сражаться хоть с драгунами.

Ничего не сказав, она пошла прочь, чуть прихрамывая, потом вдруг остановилась, и он, проследив за ее взглядом, понял, что она смотрит в окно. В комнату ворвался порыв холодного ветра.

Вместе они подошли к проему в толстой стене, откуда открывался вид на одну из сторон города. Правда, постройки частично терялись за паутиной шпилей и мостов. Над ними, соединяя землю с серым небом, стеной стоял снег. В его удушающих объятиях тонула линия горизонта.

– Как его много… – прошептала Эйр задумчиво.

– Да, – согласился Рандур, думая о своем.

Дартун видел, как мальчишка стащил реликвию у группы культистов. Парень – храбрец, надо отдать ему должное. Культисты были не из его ордена и держали предмет у всех на виду. Разве можно быть такими самоуверенными, наглыми, неосторожными?

Так им, болванам, и надо, что они ее потеряли.

Плотнее запахнувшись в фулиджиновый плащ, словно притягивавший тени, Дартун пошел за замарашкой в лохмотьях, видимо обитателем Кейвсайда, бежавшим как раз туда. Ныряя то в один переулок, то в другой, ветвившиеся прихотливо, точно кровеносные сосуды, парнишка оторвался от всех преследователей, кроме Дартуна.

Прошлой ночью на него напал такой приступ кашля, что Дартун едва не начал харкать кровью, никогда еще с ним такого не было.

Булыжники мостовой маслянисто блестели от снега, который таял под лучами солнца, показавшегося после снегопада. Некоторые улицы уже успели помыть соленой водой. Ветер упорно прокладывал себе путь даже в самые тесные тупики. В одном из них, в окружении высоких домов, отбрасывавших на них глубокую тень, Дартун и настиг парнишку. Здесь, вдали от шумных и людных центральных улиц, царили странная тишина и покой, и почему-то становилось ясно, что, если идти этими проулками все дальше и дальше, можно и не вернуться назад.

– Дай сюда! – скомандовал Дартун.

Любопытство во взгляде мальчика мешалось с высокомерием, он явно оценивал культиста. Глаза у него были ослепительно-синие.

– А не пошел бы ты, мистер.

Дартун засмеялся:

– Вижу, ты не трус.

– Тебе-то что, кретин? – Мальчишка переступил с ноги на ногу, оглядываясь в поисках путей отступления.

– Просто отдай мне реликвию, и все. – Датун протянул руку. – Ты ведь не хочешь, чтобы с тобой что-нибудь приключилось?

– Нет, она мне предназначена, в ней моя судьба, – возразил мальчик. – Сейчас как направлю ее на тебя!

– Не вздумай.

– Нет? – Мальчишка сунул руку в карман и вытащил серебряную коробочку. Внешне она напоминала компас, хрупкий навигационный механизм, использовавшийся, вероятно, для того, чтобы определять направление.

– Нет, – повторил Дартун.

Не обращая на его слова никакого внимания, мальчишка открыл коробочку и начал тыкать в нее наугад, то и дело посматривая на культиста, а тот, догадываясь, что сейчас может произойти, и не зная лишь, какую форму оно примет, отступил назад.

Правильный круглый клуб пурпурного дыма возник из ниоткуда и начал расползаться во все стороны.

Дартун успел увидеть, как с мальчика лохмотьями слезла кожа, а тело под ней превратилось в мириады осколков плоти и костей, которые тут же стали жидкими и потекли, словно краска. Дартун едва успел пригнуться и закрыть лицо фулиджиновым плащом, когда раздался негромкий хлопок. Он почувствовал, как ошметки того, что было мальчиком, сначала ударились в него, а потом шлепнулись на мостовую.

Выпрямившись, Дартун огляделся. Реликвия лежала на земле, чистая и незапятнанная, а вокруг нее была кольцом разбрызгана кровь. От мальчишки почти ничего не осталось: какая-то косточка да крошечный осколок черепа. Счастье еще, что его плащ так темен, что на нем почти не видно пятен.

Надо же, с детонатором. Давненько я таких не видел.

– Дураки всегда остаются в дураках, – произнес он вслух, нагнулся, поднял реликвию, спрятал ее в карман и пошел прочь.

Две ночи назад Дартун ощутил странную тяжесть в ногах, какой не замечал никогда раньше.

Четыре дня назад он оцарапал руку о камень, пошла кровь.

Он час глядел на царапину, раздумывая о том, почему это с ним происходит, и о том, как истончается грань, отделяющая его от небытия.

Начать с того, что тот, кто не может умереть, и не живет. Вот и система реликвий меня подводит.

Дартун твердил эти слова про себя, точно мантру, да так, что сам в нее поверил. Дома, в темных покоях в глубине штаб-квартиры ордена Равноденствия, он рассматривал реликвию, которую забрал у погибшего мальчика. У каждой реликвии была своя защита, чтобы ею не могли воспользоваться люди несведущие, и лишь опытные культисты, которых немало было разбросано по островам, знали ее секрет. Невежды, баловавшиеся с реликвиями, могли отравиться и умереть или заразиться чем-то неведомым, в лучшем случае – потерять руку. Попадались и такие реликвии, которые при неаккуратном обращении выделяли энергетические лучи, направленные прямо в сердце, или отравляющие газы. Не слишком приятные средства, зато эффективно защищающие секреты культистов. И так было не одну тысячу лет.

Он поднес артефакт к лучу света, проникавшего сквозь щель в деревянном ставне. Новая реликвия напоминала навигатор, служивший древним в их путешествиях. И хотя она вряд ли сможет вернуть ему бессмертие, он все равно радовался, что заполучил ее, как радовался каждой новой реликвии, в чем бы ни состояла ее сила. Эта отличалась особой красотой. Внутренняя часть явно была сработана в другую эру, серебряный корпус походил на произведения современных мастеров, так что ее, вероятно, подновляли. Круглая, легко помещавшаяся в ладони, где она лежала в луче света, коробочка приковывала к себе его внимание.

Дартун считал себя лучшим из живущих культистов. Он умел не только пользоваться реликвиями, но и преобразовывать их, вырабатывая свои приемы на основе древних чудес. Он мог сочетать их, прибегая в своих исследованиях к различным технологиям, и за свою непомерно долгую жизнь накопил немало записей, на основе которых разрабатывал новые теории и проверял их, стремясь заполнить пробелы в знаниях. Он раздвигал границы известного, размывая тем самым саму грань между жизнью и смертью. И все же решение проблемы не давалось ему до конца, а он очень хотел решить ее. Особенно сейчас, когда он с новой силой осознал свою смертность.

«Так кончится мой мир, – размышлял он, – не слезами и стонами, а огромным страшным взрывом».

И сегодня он вновь созерцал признаки своего старения.

Углубившиеся морщины на лице.

Седые волоски.

Боли.

Порезы и царапины на коже.

Таково было наследие смертных, то, к чему он не привык. Каждый раз, замечая очередное ухудшение, он застывал у зеркала и почти час не мог отойти от него, рассматривая себя, пытаясь смириться с фактом своей грядущей смерти. Эта мысль завладевала всем его сознанием. В его уме не оставалось места ни для чего другого.

Наконец он отложил реликвию в сторону, встал, подошел к одной из своих бесчиленных книжных полок и снял с нее книгу. С другой полки, нагруженной свитками, достал карту. Зажег три фонаря, поставил их на стол и сел работать.

В прошлом месяце он два дня страдал от мигрени. Такой неприятности с ним не случалось уже несколько сотен лет.

Главной заботой всех жителей Виллджамура, острова Джокулл и прочих островов империи было сейчас Оледенение – ледниковый период, давно уже предсказанный астрономами и историками. Однако в этом событии были свои позитивные стороны, – в частности, для Дартуна оно означало осуществление давно манившей его возможности исследовать один из древнейших мифов.

Врата Миров.

Мифические проходы в другие пространства. Говорили, будто их построили дауниры, создатели островов под красным солнцем, чтобы связать одни миры с другими. Одни жрецы шептали, что сквозь них можно шагнуть в жилище богов, другие утверждали, что они, напротив, ведут прямиком в ад. Но наверняка никто ничего не знал, и потому многие полагали, что это только сказки, которые рассказывают жрецы Джорсалира. Сам Дартун провел сотни лет, собирая и записывая все имеющиеся исторические свидетельства. Но у него был доступ лишь к тому, чем обладали империи запада, а этой информации нельзя было доверять полностью. Народы Варлтунга и другие жители востока передавали свою историю из уст в уста, без сомнения сидя вечерами у костра. «Романтично, – думал Дартун, – но однобоко». Тем не менее ему удалось, пусть и в самых общих чертах, вычислить, где могли бы располагаться Врата Миров. Чтобы добраться до них, пришлось бы плыть на север, за пределы империи, забраться дальше Фолка и Тинеаг’ла. Однако теперь мороз выкует надежный и прочный ледовый щит. А значит, он сможет исследовать эту область быстрее, не сбиваясь постоянно с курса из-за прихотей сурового северного моря.

Наступление Оледенения для него лично означало возможность путешествовать по миру.

Ему тем более хотелось начать пользоваться ею как можно скорее, потому что бессмертие ускользало от него, а значит, он больше не владел такой роскошью, как неограниченное время. Итак, скоро он тронется в путь в компании нескольких членов ордена Равноденствия, которые уже покинули Виллджамур. На севере они найдут новые миры. И еще его не покидала смутная, отчаянная надежда, что там, в этих мирах, его будет ждать технология, которая поможет ему продлить свою жизнь. Больше ему не на что было рассчитывать.

В дверь постучали, и он удивленно поднял голову:

– Кто там?

– Это я, Верэйн, – ответил ему женский голос.

Его взгляд, как обычно, сначала задержался на ее фигуре, а уж потом перешел на лицо, хотя лицо было не менее изысканно – тонкое, с правильными чертами, под шапкой черных как смоль волос. Как всегда, она была в темном обтягивающем облачении. Дартун встретил ее, девочку-сиротку, когда она с помощью реликвии развлекала посетителей одного сомнительного трактира в Кейвсайде. Прежде всего он заинтересовался тем, где она ее достала, и только потом – как научилась ею пользоваться. Оказалось, она стащила реликвию у культиста, которому делала минет, после того как он объяснил ей, для чего нужна эта штука. Ей было тогда всего тринадцать, но она всегда неплохо соображала. Дартун немедленно разыскал того культиста, представителя какой-то мелкой бесполезной секты. Он отхлестал его энергией дауниров, оставив в нем ровно столько жизни, чтобы тот понял, что больше ему не жить.

Скоро стало ясно, что даже в столь нежном возрасте Верэйн усваивает технологии дауниров не хуже, чем иной записной культист. Поэтому он решил взять ее к себе, а не бросать одну на улицах Виллджамура. Десять лет спустя она стала его любовницей. Возможно, ему льстило внимание молодой женщины, а может, все дело было в том, что в период своего бессмертия ему казалось проще потакать своему влечению к красивому телу, чем строить отношения с кем-то, кому суждено уйти из жизни раньше его.

Верэйн улыбнулась ему одной стороной лица, как делала всегда. Его влечение к ней было исключительно сексуальным. Будучи бессмертным, он уже терял партнеров, с которыми у него складывались глубокие эмоциональные отношения. Никто из них не хотел жить вечно, даже в тех редких случаях, когда он осмеливался предложить им этот дар; отказ ранил его чаще, чем ему хотелось вспоминать. Только легкие, ни к чему не обязывающие сексуальные отношения доставляли ему теперь радость и меньше всего боли. Даже теперь, когда он знал, что умирает.

– Кое-кто из наших отправляется на Тинеаг’л на корабле, – объявила она.

– А первая группа уже там?

– Еще нет, но со дня на день будут.

– Хорошо. – Он с облегчением вздохнул. Все уже на мази. Все вот-вот начнется. Проверка его знаний, учебы и работы; его теории, его надежды, его желания воплотятся в жизнь.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – забеспокоилась Верэйн, от которой не укрылся его вздох.

– А почему бы и нет?

– Ни почему. Просто… скоро ведь все станет по-другому, да?

– Конечно. Такова природа нашего мира.

– Я беспокоюсь, Дартун. Ты так переменился в последние несколько недель. Когда-то ты говорил мне, что, если мне станет страшно, я могу прийти к тебе. Но что, если я страшусь тебя?

– Меня? – Дартун засмеялся. – А чего меня бояться, да еще тебе? – Шагнув к ней, он взял ее ладони в свои. Затем поцеловал ее в лоб, скорее как отец, чем как возлюбленный.

Она посмотрела на него словно издалека, как обычно. Он чувствовал, что она его не понимает – может быть, даже не хочет понять. А может быть, просто не может.

Не исключено, что на всем свете нет человека, который мог бы его понять.

– Иди к ним, – сказал он ей, – и скажи, пусть готовятся. Следующая остановка – север. А там, глядишь, найдем местечко потеплее.

Где я смогу снова обрести бессмертие.

Глава четырнадцатая

Люди двигались по городу как потерянные. Все то и дело опаздывали, самые обычные дела шли наперекосяк, а все из-за того, что многие привычные городские маршруты оказались завалены снегом. Любой путь занимал теперь больше времени, чем раньше, и люди, похоже, выходили из дому только для того, чтобы бросить вызов необычайно затянувшейся зиме. Для многих она наверняка станет последней. У румелей было больше шансов снова увидеть лето, наблюдать, как деревья и вся земля вокруг словно взорвутся жизнью.

Джерида особенно раздражало, когда люди внезапно вставали посреди дороги как вкопанные, прямо у него на пути. Так и хотелось иногда стукнуть кого-нибудь по затылку, чтобы помнили, что они не одни. Особенно часто прохожие останавливались здесь, восхищаясь этим уголком в стиле цивилизации Азимут, с его небольшими куполами и укромными площадями из песчаника, которые так не вязались с более поздними постройками города, высеченными из местного известняка и становившимися чем дальше, тем выше. Зато ему нравилось ощущать снег, поскрипывающий под сапогами, его хрусткую плотность.

Эта улица, на которой располагались старейшие магазины города, была истинным раем для торговцев антиквариатом, экзотикой и пряностями. На одной ее стороне бок о бок стояли три дешевых отеля. Однако ночью здесь все менялось: тротуар перед отелями становился местом куда более сомнительных сделок. Разного рода темные личности встречались здесь друг с другом, одно быстрое движение – и незаконный товар переходил из рук в руки за бешеные деньги. Здесь можно было повстречать культиста, которому срочно понадобились деньги, болтали, что здесь же продают странных существ, скользких гибридов людей и животных, но Джерид никогда не видел ничего подобного.

Свернув в узкий боковой проулок, Джерид почувствовал, как на него нахлынули воспоминания о тех днях, когда он, совсем еще молодой румель, регулярно ходил сюда с Марисой. Он не помнил, когда она в последний раз держала его за руку, но хорошо помнил, как еще до свадьбы она то и дело таскала его сюда, посмотреть на безделушки, милые ее сердцу. Когда-то ему хотелось проникнуться ее интересами, чтобы больше о ней узнать. Наверное, лет сто прошло с тех пор, как он пришел сюда впервые и стоял на залитом солнцем тротуаре, наслаждаясь тииной и покоем, пока она прочесывала магазин. Вот и сейчас ему хотелось думать, что он по-прежнему с Марисой, хотя это было не так. Возможно, к старости он стал сентиментальным, как люди. А может быть, между двумя ветвями гоминидов различий было меньше, чем утверждали некоторые.

Перешагнув через попавшуюся под ноги крысу, Джерид зашел в антикварный магазинчик, показавшийся ему знакомым, и дверной колокольчик звякнул у него над головой. Пока его глаза привыкали к полумраку, он оглядывал груды старинного барахла, наваленные повсюду в таком беспорядке, что, казалось, стоит сделать по неровному полу только один шаг, и случится дорогостоящая катастрофа. За прилавком стояла пожилая женщина, другая, спиной к нему, была шагах в десяти от первой. Выглядели они одинаково, обе в комбинезонах цветастой расцветки, которая была в моде лет тридцать тому назад, застиранных и полинявших. На полу вокруг беспорядочно расставленной мебели валялись украшения и безделушки. У него мелькнула отчаянная мысль: «Надеюсь, под всем этим барахлом не прячутся пауки». Внутренне строгий, следователь стыдился своей боязни арахнидов.

Осторожно ступая, Джерид двинулся по комнате в поисках чего-нибудь, что могло бы прийтись по вкусу Марисе, какой-нибудь мелочи, способной произвести на нее впечатление и показать, что он все еще любит ее. Возможно ли отыскать сочетание всех этих качеств в одном предмете? Может быть, и нет. Он отчаянно пытался припомнить, что именно ей нравилось, и проклинал себя за неспособность принять решение. Он чесал в затылке, склоняясь над прилавками, брал в руки одну вещицу за другой и тут же ставил обратно.

Прошло совсем немного времени, а он уже начал разговаривать сам с собой.

– Что, следователь, сами с собой беседуете? А может, ей приглянулись бы те медные инструменты? Они могут воспламенить интерес самого страстного коллекционера.

На Туе было светло-голубое платье, непопулярный среди нынешних модниц цвет, сдвинутая набок соломенная шляпка прикрывала половину лица. Он постарался не шарить глазами по ее гибкой фигуре, рельефы которой выделялись даже под несколькими слоями одежды. В ее полных губах, хорошо очерченных скулах и плавных линиях лица было нечто, против воли притягивавшее взгляд.

– Вы говорили, что ваша жена коллекционирует антиквариат, наверное, вы пришли сюда, чтобы подобрать ей подарок? – Она коснулась ближайшей антикварной статуэтки. – Обратите внимание на те вещи, в углу. Там есть замечательные навигационные приборы.

Туя повела его за собой.

Она объяснила ему предназначение разных вещей, чем совсем вывела его из равновесия, хотя он и не мог понять почему. Может быть, потому, что напомнила ему, как то же самое делала Мариса. Он подумал, не плохо ли это, что он говорит с ней так легкомысленно, и дал себе внутренний зарок не поддаваться ее чарам. В инквизиции бывали случаи, когда румели выше рангом, чем он, становились жертвами женских уловок.

Запах плесени царил в этих комнатах, застойный воздух с ароматом прошлого, испарения остатков былых цивилизаций. Его удивляло, что людям нравится собирать старье в таких количествах, даже не зная его точного предназначения. Он припомнил вещи, которыми владел сам, и подумал о том, что будет с ними лет через сто, станут ли и они украшениями в будуарах богатых дам? Кто знает, а вдруг метелка, которой он нынче сметает дерьмо в клозете, обернется желанным подарком какой-нибудь юной особе? Эта мысль его развеселила.

Туя показывала ему вещь за вещью, сопровождая демонстрацию комментариями, но его мысли уже устремились в прошлое.

– Румекс, вы ведь меня не слушаете, правда? Как же вы надеетесь завоевать расположение женщины, если даже не слушаете, что она говорит вам?

– Я всегда слушал ее, когда она была рядом, – ответил он слегка сердито. Какое этой Туе дело, в конце концов? Может, ей просто нравится совать нос в чужую жизнь? – Ну, может, я был не самым лучшим супругом.

– Но у вас были для этого все шансы, – сказала она.

– Может быть, вы меня научите?

– Конечно, если вы не против того, чтобы обсуждать интимные вещи с главной подозреваемой в деле об убийстве.

Проблемы в личной жизни стали отвлекать его от работы в инквизиции. Но разобраться в своих личных делах было сейчас для него важнее всего. Он чувствовал себя неловко в компании проститутки, но каждая минута, проведенная в ее обществе, позволяла ему подойти ближе к этой загадочной женщине, понять, кто она такая и что связывало ее с покойным Гхудой.

– Нет, я не против. Но если мне придется потом арестовать вас – ничего личного, – предупредил он, вопросительно вздернув бровь.

Ей это, кажется, понравилось.

– Конечно. Кроме того, я так много времени провожу одна, что компания будет мне только в радость. В свое время мне довелось выслушать немало мужских признаний, и, позвольте заметить, мужчины тоже любят поговорить, только для этого нужна правильная женщина. Вы же знаете, какая у меня профессия, так вот она позволяет мне заглядывать в чужие жизни и видеть, что в них не так и как тайны и взаимные мелкие обманы держат порой супругов вместе… – Тут она внимательно поглядела на маленькие металлические часики и взяла их в руку. – А вообще-то, я зарабатываю себе на жизнь тем, что люблю. Не будь меня, мужчины ходили бы за удовольствием к кому-нибудь другому. Я не проблема – я симптом.

– Никто и не называл вас проблемой, – осмелел Джерид.

Поставив часики на место, она заправила за ухо выбившуюся из-под шляпки прядь рыжих волос.

– В общем, я хотела сказать, что отношения с мужчинами – моя сильная сторона. – Она усмехнулась чему-то – вероятно, какой-то ей одной видимой иронии. – Хотя у меня самой их никогда не было. И все же мне хочется думать, что я смогу вам помочь. А у вашей супруги, очевидно, хороший вкус. – И она внимательно посмотрела на Джерида.

Он смущенно отвел взгляд.

– Расслабьтесь, следователь, – расхохоталась она. – Я говорила об антиквариате.

– Я знаю, – сказал Джерид, защищаясь.

– Не надо принимать вещи настолько серьезно. Вы такой грустный. По-моему, вы слишком много работаете. Что бы вы делали, не будь у вас работы?

Джерид нахмурился:

– Представить себе не могу.

– Многим людям страшно даже подумать, что бы они делали, не будь у них работы. Наверное, именно поэтому многие работают как одержимые: просто боятся остановиться.

– И как это поможет мне вернуть Марису?

– А так, что для вас, судя по всему, работа была всякий раз прежде нее, когда она нуждалась в вашем внимании и заботе. Вы ее не слушали как следует. Она не чувствовала, что важна для вас. А значит, вы не заслужили права быть любимым. Скажу больше, вы и работали так много только потому, что просто любить ее вам было недостаточно.

– Вы прямо осыпали меня комплиментами, – сухо буркнул Джерид.

– Скорее, показала вам реальность. И судя по всему, попала в самую точку.

– Может быть, и так. Слушайте, я встречаюсь с ней сегодня вечером. Как бы мне ее… соблазнить?

Она стала давать ему советы.

Перед ним будто раскрылись все тайны женского мира.

Пришлось даже кое-что записать.

– Итак, – обрел он наконец дар речи, – что мне подарить Марисе?

– Хорошую антикварную вещь, которую при желании можно считать реликвией. Это возбудит ее любопытство, мистифицирует ее, ваш подарок не будет выходить у нее из головы. А вам этого и нужно – чтобы она все время о вас думала.

– Разумеется. – Джерид сложил на груди руки и прислонился к стене, разыгрывая спокойствие. Да, он может разыграть уверенность, может убедить Марису вернуться к нему. Судя по всему, соблазнение – вещь совсем не сложная и даже приятная. – А у вас, судя по всему, большой опыт в этих делах.

– Конечно. – Похоже, комплимент ей понравился.

Воспользовавшись моментом, Джерид снова вернулся к тому, в чем сам был как рыба в воде, и сделал попытку раздобыть еще информацию.

– Так как вы все-таки познакомились с Деламондом Гхудой?

– А у вас на уме только работа, да? – сказала она.

– Боюсь, мой обеденный перерыв закончился.