Неприступный герцог Грей Джулиана
Уоллингфорд стоял посреди сарая с закрытыми глазами и улыбался немного глупо. Он слышал какие-то шорохи, ощущал запах пыли и теплого дерева. Вот до его слуха донеслось несколько глухих стуков, скрип половиц, осторожное дыхание Абигайль.
— Что это ты делаешь? — спросил Уоллингфорд.
— Открывай глаза.
Уоллингфорд открыл глаза, и у него перехватило дыхание. На полу перед ним были расстелены шерстяные одеяла и разложены подушки. Рядом стояла Абигайль в своей белой маске и вызывающем платье, освещенном дюжиной свечей, стоящих на полу, верстаке и стульях. Их отсветы окрасили кожу Абигайль в золотистый цвет.
— Что думаешь? — прошептала она.
— Ты все спланировала, да?
— Только не сегодняшнюю ночь, — ответила Абигайль. — Но я надеялась, что когда-нибудь смогу заманить тебя сюда…
Теперь она вела себя совсем иначе — действительно робела и опускала глаза совсем несвойственным ей образом. Одна ее рука теребила фартук, а другая была спрятана за спиной.
— О, дорогая. — Внутри у Уоллингфорда все плавилось, но он был тверд как камень снаружи. Он хотел ее так отчаянно, что дрожал всем телом.
— Все хорошо? — На скулах Абигайль играли тени, делая ее совершенно неземной красавицей. — Я не так уж хорошо разбираюсь в правилах соблазнения и даже не знаю, что от меня требуется.
Помещение оказалось не слишком большим, и Уоллингфорд в три шага оказался рядом с ней и развязал тесемки маски. Сняв это белое творение, он увидел, что глаза страстно желаемой им женщины влажны, а по щекам разлился румянец.
— Любовь моя, — сказал Уоллингфорд, — мне кажется, ты знаешь об искусстве соблазнения все.
— Не отказывай мне на этот раз, потому что я умру, если ты откажешь.
— Умрешь? — Уоллингфорд поцеловал Абигайль в щеки и нос, вдохнув запах кухни, дыма, ванили и лимона, развязал ее фартук и бросил на пол.
Он хотел произнести слова любви, сказать все, что такая женщина, как она, заслуживает услышать в столь важную для нее ночь, но на ум не приходило ничего. Вместо этого Уоллингфорд приник к ее губам и целовал долго и страстно.
Абигайль лишь тихо вздыхала в ответ, а потом ее пальцы скользнули по груди возлюбленного и нащупали пуговицы его жилета.
— Позволь мне посмотреть на тебя, — попросила она. — Мне очень этого хочется.
— Ты уже меня видела.
Абигайль засмеялась.
— Хочу дотронуться до тебя. — Она принялась лихорадочно сражаться с пуговицами, покрывая страстными поцелуями лицо Уоллингфорда.
Прикосновения ее пальцев, казалось, оставляли после себя ожоги. Герцог коснулся шеи возлюбленной, а потом вытащил шпильки из ее волос, и они заструились по плечам блестящей волной.
О долгих неделях воздержания было забыто.
— О Господи, дорогая, — выдохнул он и потянул за рукава ее платья, чтобы обнажить плечи. Хотел было нащупать пуговицы на спине, но их не оказалось. — Что за черт? Это крючки?
Грудь Абигайль была белоснежной, вырез платья едва прикрывал темные ореолы вокруг сосков. Вожделение затмило разум Уоллингфорда, когда перед ним оказалась столь заманчивая картина.
— Подожди, — сказала Абигайль, отбрасывая в сторону его жилет.
— Я не могу ждать. Ты не понимаешь.
Абигайль засмеялась и развела в стороны полы рубашки.
— Нет, ты первый. Как это расстегнуть?
Убрав ее руки, Уоллингфорд расстегнул брюки, позволив им упасть на пол, ногой отбросил их в сторону, стащил с себя носки и нижнее белье. Теперь его возбуждение было отчетливо заметно под тканью рубашки.
— О… — Абигайль сделала шаг назад. Ее глаза округлились от удивления.
Уоллингфорд крепко взял Абигайль за плечи. Напряжение было таково, что ему казалось, что он взорвется с минуту на минуту. Все его тело кололо словно тысячью иголок. Если он не овладеет Абигайль Харвуд в течение двух минут, то скорее всего осрамится прямо у нее на глазах. Четыре месяца воздержания не прошли даром.
— Повернись.
Должно быть, его слова прозвучали как приказ, потому что Абигайль поспешно повернулась и подняла вверх тяжелую копну каштановых волос. Пальцы Уоллингфорда пробежали по грациозно изогнутой шее Абигайль и наконец нашли застежки, с которыми он принялся отчаянно расправляться. Платье, корсет и нижние юбки — он должен был избавить свою любимую от всей этой одежды, прежде чем ею овладеть.
Абигайль прижалась спиной к груди Уоллингфорда, прикрытая лишь тонкой сорочкой.
Руки герцога наконец коснулись ее груди.
— О Боже, — прошептал он, ощутив в своих ладонях тяжелую нежную плоть, и провел подушечками пальцев по тугим соскам, упрямо упирающимся в ткань.
— Уоллингфорд! — Абигайль запрокинула голову и положила на его плечо. — О! Это так восхитительно!
Герцог потянул за ворот сорочки, и соски Абигайль выбрались на волю — розовые и тугие. Он сжал загорелыми пальцами, и член мгновенно предостерегающе дрогнул.
Груди Абигайль. Ее тело в его руках. Ложбинка на спине, на которой покоилась его возбужденная плоть…
Он повернул Абигайль к себе лицом, и она принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Уоллингфорд хотел оттолкнуть их, потому что не мог больше ждать ни минуты, но Абигайль выдохнула:
— Пожалуйста!
Стянув рубашку через голову, Уоллингфорд швырнул ее вслед за остальной одеждой и теперь стоял перед Абигайль совершенно нагой, как не стоял еще ни перед одной женщиной в своей жизни. Он смотрел в ее удивленное лицо, в подернутые поволокой страсти глаза и думал о том, что больше не может сдерживать себя.
— Ты красив, как античная статуя, только ты теплый… — Абигайль провела пальцами по подрагивающей груди возлюбленного, по его широким плечам и спине.
— Дотронься до меня. — Голос герцога был не похож на человеческий, а скорее напоминал рык животного. Сейчас он и был животным, диким животным. Тем временем нежные пальчики чудесного эльфа поглаживали его кожу и перекатывающиеся под ней мышцы. — Дотронься до меня. Видишь, как сильно я тебя хочу?
Руки Абигайль скользнули по ягодицам Уоллингфорда, обхватили его и легонько погладили шелковистую поверхность. С губ Уоллингфорда сорвался крик. Она испуганно заглянула ему в глаза:
— Я делаю тебе больно?
— О нет!
Закрыв глаза, Уоллингфорд слушал биение сердца в собственных ушах и считал удары, чтобы суметь сдержать себя, пока любимая ласкала его вздыбленный член нежными, точно перышко, прикосновениями. Затем схватил ее за руки.
— Извини, — прошептала Абигайль, но Уоллингфорд уже укладывал ее на одеяла и поднимал подол сорочки, стягивал с нее чулки и шелковые панталоны, прикрывающие соблазнительные бедра.
Абигайль охнула и прикрыла руками изящный треугольник каштановых завитков.
— Не прячься, — сказал герцог, отводя руки Абигайль. — Откройся для меня, дорогая. Помоги мне.
Она слегка развела ноги в стороны. Ее большие глаза горели отчаянием, страстью и неуверенностью.
Невинность этого маленького эльфа заставляла Уоллингфорда испытывать благоговейный трепет.
— Готова? — спросил он.
Абигайль кивнула и обняла его за шею.
Как занимаются любовью с девственницей, Уоллингфорд не знал. Наверное, как обычно, только Абигайль будет слегка напугана и потеряет немного крови. Он должен обращаться с ней осторожно, сказать, что она ему небезразлична и что бояться не стоит. Все эти мысли промелькнули в затуманенном желанием сознании Уоллингфорда, не успев оформиться, когда возлюбленная решительно шевельнула бедрами и развела ноги еще шире, заставляя его тем самым направить свой жезл прямо к входу в ее лоно.
Уоллингфорд в то же самое мгновение забыл обо всем, кроме единственного желания поскорее оказаться внутри этой женщины и сделать ее своей.
Он просунул руку между их телами, чтобы направить себя.
— О! — вскрикнула Абигайль и закусила губу.
— Все в порядке, любимая. Впусти меня.
Она раздвинула ноги, а потом вновь напряглась, затрудняя Уоллингфорду проникновение в ее лоно.
— О! — вновь сорвалось с губ любимой.
На этот раз Уоллингфорд двинулся к своей цели решительнее, не слыша больше ничего, кроме бешеного стука сердца. Прикосновения к гладкой коже Абигайль сводили его с ума. Еще мгновение — и все будет кончено, даже если он так и не успеет войти в нее. Он навис над любимой, пожирая глазами ее восхитительное залитое золотистым светом тело, и уже не мог разобрать, что именно она снова выкрикнула. Когда он сильным рывком качнул бедрами, крик Абигайль оказался еще громче. Ее плоть сжалась вокруг жезла, а потом расслабилась, пропуская его дальше. И вот он уже полностью погрузился в горячее, никем ранее не тронутое лоно.
Уоллингфорд вновь двинул бедрами, и пульсирующее наслаждение обдало его горячей волной, неся с собой блаженное освобождение. А волны все накатывали и накатывали одна за одной, унося с собой все его грехи и несовершенство, как если бы он полностью растворился в этой женщине, а потом возродился снова.
Потом он уткнулся головой в одеяло, прислушиваясь к шуму в ушах и собственному прерывистому дыханию.
— Абигайль, — прошептал он, когда пульсация немного утихла и с губ любимой сорвался не то стон, не то рыдание. Пальцы каким-то образом запутались у нее в волосах, но ему совсем не хотелось выпутываться из этой шелковистой паутины.
Он несколько минут лежал так, наслаждаясь ощущением собственной легкости и теплого тела, слившегося с ним воедино. И в то же время осознавал чудовищность того, что сейчас произошло. Уоллингфорд и представить себе не мог, что способен соединиться с женщиной вот так. Он повернул голову, поцеловал щеку и шею Абигайль, а потом приподнялся на локтях и покрыл поцелуями ее грудь. Его жезл вновь был тверд как сталь и готов опять ринуться в бой.
Глаза Абигайль были закрыты. Она не двигалась, без сомнения, охваченная восторгом.
— Дорогая. — Уоллингфорд поцеловал ее в губы. — Любовь моя, с тобой все в порядке? Ты счастлива?
Глаза Абигайль открылись, и герцог запечатлел поцелуй на каждом веке. Его переполняла любовь и нежность к ней, к тому, что она только что ему подарила.
Он скажет ей то, что нравится женщинам:
— Абигайль, любовь моя, еще ни разу в жизни я не испытывал большей радости…
Руки возлюбленной наконец шевельнулись и уперлись в его плечи.
— Может, ты все-таки слезешь с меня, — тихо сказала она. — Мне тяжело. — И оттолкнула его.
Уоллингфорд с неохотой перекатился на бок.
— Дорогая, полежи со мной. Еще слишком рано. У нас впереди вся ночь. — Он хотел прижать Абигайль к себе.
Но она ударила его по руке:
— Слишком рано?
В затуманенном сознании Уоллингфорда прозвенел тревожный звонок, который заставил его сесть.
— Да что такое, дорогая? Я был слишком груб? Извини, я пытался быть нежным, но не понимал, как…
— Нежным? Да ты вел себя как обезумевший самец!
— Ну, не стоит так уж превозносить мои заслуги, — скромно потупив глаза, протянул Уоллингфорд.
— Это был не комплимент! Ты настоящее животное! Я не испытала никакого удовольствия! Тебе стоило… Черт, ведь это должно было быть чудесно!
— Не испытала удовольствия? — Уоллингфорд ошеломленно смотрел на Абигайль, на ее обнаженную грудь, спутанные волосы, упавшие на залитое румянцем лицо. Она выглядела как любовница после страстной ночи. — Совсем никакого удовольствия?
— Никакого!
— Но ты же должна была почувствовать хоть что-то!
— Да, я почувствовала на себе грубое животное! — Абигайль вскочила с одеяла и бросила на него презрительный взгляд. — Посмотри, на кого я похожа!
— О любовь моя, бедняжка! Вот, возьми мой носовой платок. Позволь мне… — Уоллингфорд потянулся за валяющимся на полу жилетом.
Абигайль выхватила из его рук платок и повернулась к нему спиной.
— Я выбрала тебя за опыт! Именно тебя! Думала, что ты знаешь, как доставить женщине удовольствие.
— Я доставляю женщинам удовольствие! — Уоллингфорд поднялся с пола и встал позади Абигайль.
Она бросила платок и подняла корсет.
— Откуда тебе это известно?
Уоллингфорд принялся машинально зашнуровывать на ней корсет, как проделывал это бесчисленное множество раз.
— Никто никогда не жаловался.
— Ну конечно, не жаловался! Ты же могущественный герцог Уоллингфорд! Кому придет в голову сетовать на твою неопытность в постели?!
— Тебе!
— Ты ведь понятия не имеешь, как довести женщину до экстаза, да? Ты просто делаешь свое дело, а потом предоставляешь женщину самой себе.
— Вовсе нет!
Когда с корсетом было покончено, Абигайль подняла с пола платье.
— Бьюсь об заклад, ты даже не знаешь, где нужно прикоснуться к женщине, чтобы доставить ей удовольствие.
— Знаю!
Абигайль повернулась и заглянула ему в лицо. Ее глаза ярко блестели в полумраке.
— Ну и где же?
— Э… ну… к груди, конечно, и… между ног… — Уоллингфорд заикался как школьник, густо покраснев и неловко взмахнув рукой в подтверждение своих слов.
— Где именно между ног?
— Но это же очевидно. Там, где… женский орган… ну, в общем, где вход… — Уоллингфорд силился подобрать подходящие и не слишком грубые слова.
— Неправильно! — крикнула Абигайль.
— Неправильно?
— Нет, нет, нет! Ты в самом деле не знаешь, верно? Ты понятия об этом не имеешь! Ну хорошо, я намекну тебе, мой дорогой герцог, мой предполагаемый эксперт в любви. Средоточие женского удовольствия не в ее вагине. — Абигайль произнесла последнее слово без тени смущения и надела платье.
— Святые небеса, дорогая! — воскликнул Уоллингфорд, и пламя свечи испуганно задрожало. Только сейчас он понял, что обнажен, в то время как Абигайль почти полностью одета. Он сложил руки на груди и смущенно пробормотал: — А где же?
— Я не собираюсь тебе ничего рассказывать. Не мое это дело — тебя просвещать.
— И что, черт возьми, это означает?
Абигайль пыталась застегнуть крючки на спине.
— А это значит, ваша светлость, что вы можете спать спокойно, ибо я не стану настаивать на повторении. С этого момента вы вольны искать удовлетворения где угодно.
— Но я не хочу! — взревел герцог.
— В таком случае, боюсь, вам придется жить без этого. — Она подняла с пола маску и надела ее, порывисто завязав тесемки.
— Что? — еще громче взревел Уоллингфорд, но Абигайль уже отворила дверь и выбежала в темноту. — Абигайль! — закричал он и, казалось, старые стены задрожали в испуге. — Вернись!
Ответа не последовало, лишь луна молчаливо взирала на происходящее с небес.
Уоллингфорд ошеломленно посмотрел на смятые одеяла, разбросанные по полу подушки, фартук Абигайль, свою собственную одежду и перепачканный кровью платок.
«Боюсь, вам придется жить без этого», — вспомнились слова возлюбленной.
Громко чертыхнувшись, герцог потушил свечи, подобрал с пола одежду и выбежал из лодочного сарая.
Глава 15
В юные годы Абигайль не раз представляла себе, как вырывается из объятий своего невероятно красивого любовника и убегает в ночь.
Реальность оказалась куда менее романтичной. Перья на маске отвратительно щекотали нос, туфли застревали в мелкой влажной гальке, устилавшей берег озера, а платье так и оставалось расстегнутым на спине. Она не чувствовала себя ни легкой, ни грациозной, ни страстной. И в довершение ко всему у нее потекло из носа.
— Черт возьми, Абигайль! — сотряс воздух вопль Уоллингфорда.
Этот зверь, этот дикий кабан! Он ведь даже до конца не раздел ее. Просто задрал ей сорочку и сделал свое дело. И никаких прелюдий и ласк. Ему хватило всего двух движений бедрами, чтобы получить наслаждение, в то время как ее истерзанная плоть пульсировала болью, а тело желало большего. Просто еще больше этого сладкого ощущения, когда он расстегивал ее платье и держал ее груди в своих теплых ладонях. Еще лучше было, когда подхватил ее на руки и уложил на одеяла, в то время как его голодный взгляд блуждал по ее телу, а твердый жезл искал вход в ее лоно. Ей хотелось, чтобы он продолжал движения бедрами, когда она даже не обращала внимания на боль.
— Абигайль! Остановись сейчас же!
Нет! О чем она только думает? Больше никаких романтических иллюзий, никакого чувственного единения, никакого Уоллингфорда, лежащего поверх нее с напряженными мышцами и отчаянием на лице. Мечты рассыпались в прах, розовая пелена упала с глаз. Осталась ужасная боль в низу живота.
Покрытый галькой берег озера сменился травой и оливковыми деревьями. Абигайль замедлила шаг, стараясь разглядеть в темноте петляющую между деревьями тропинку. Где-то впереди должна быть мастерская мистера Берка — веха на ее пути. Абигайль прищурилась, пытаясь разглядеть ее очертания. Голос Уоллингфорда все еще звучал позади нее, только теперь гораздо тише. Наверное, он потерял ее в ночи.
Так вот же она, мастерская! Луна отражалась в ее стенах. Тропинка огибала ее слева.
Абигайль пошла быстрее, но потом остановилась.
Внутри мерцал свет. Это было вовсе не удивительно: Берк зачастую засиживался допоздна, возясь со своей машиной, а Александра составляла ему компанию.
Но сегодня в мастерской должно было быть темно. Сегодня, одурманенный лимонным напитком, Берк должен был оказаться в объятиях Александры, клянясь ей в вечной любви, призванной разрушить проклятие.
И что это за запах? Странный, химический. Очень похожий на…
Газ!
Абигайль сделала шаг вперед, но едва только ее нога коснулась земли, раздался оглушительный взрыв. Спустя мгновение темноту ночи озарила яркая вспышка, и девушка повалилась на землю.
Какое-то время Абигайль лежала, не в силах пошевелиться. Она не была ранена, если не считать ноющей боли между ногами и шума в ушах. И все-таки ей казалось, что она просто не может шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Абигайль! — зазвенел у нее в ушах голос Уоллингфорда. Его руки схватили ее за плечи и перевернули. — Абигайль!
— Со мной все в порядке, — выдохнула она. — Мастерская! Быстрее!
Уоллингфорд поднял голову:
— Дьявол!
Они вскочили на ноги вместе. Огонь вырывался из одного окна, камни вокруг были покрыты сажей, а трава — битым стеклом.
— Ботинки! — выкрикнула Абигайль. — Надень ботинки!
Она не стала останавливаться, чтобы убедиться, что Уоллингфорд обулся, а бросилась к насосу — спасительному насосу, который находился рядом с мастерской. На нем висело ведро. Мистер Берк всегда был очень скрупулезен в том, что касалось его химикатов и батарей. Абигайль схватилась за ручку и начала качать что есть силы. Когда ведро было наполнено, к ней подбежал Уоллингфорд — обутый и с застегнутыми брюками — и выхватил ведро.
— Найди еще одно! — крикнул он через плечо, бегом направляясь к мастерской, и вылил содержимое на огонь.
Где искать ведра? Может быть, у задней двери? Абигайль завернула за угол и увидела возле дверей ведра. Схватив их, она побежала назад к насосу, где Уоллингфорд, вспотев от натуги, наполнял еще одно ведро.
— Я буду качать, а ты носи! — крикнула Абигайль.
Уоллингфорд схватил ведро, а она подставила пустое ведро и начала качать. Тут подоспела помощь — Александра.
— Какого черта… — начала было Абигайль, но сестра уже бежала с ведром, и принялась наполнять новое. Она подняла голову и увидела, что мистер Берк тоже здесь и мощными ударами плеча пытается выбить дверь. Через мгновение ему удалось выбраться наружу со стопкой одеял в руках. Он бросил их под ноги Александре, подоспевшей с полным ведром, и вместе с Уоллингфордом вновь вбежал в дом.
Абигайль принялась поливать одно из одеял водой. Вскоре перед ней замелькали ведра и одеяла, Уоллингфорд, Берк и Александра, бегающие от насоса к мастерской. Когда руки Абигайль уставали, качать воду начинала ее сестра.
Схватив мокрое одеяло, Абигайль ринулась к мастерской. Вокруг была вода, копоть и жар. Уоллингфорд отдал ей пустое ведро и выхватил из рук одеяло.
— Внутрь ты не войдешь! — крикнул он. Его лицо блестело от пота и потемнело, точно печная труба, а голос охрип от дыма.
— О Господи! С тобой все в порядке?
— Да! Неси еще воды! — Уоллингфорд повернулся и вновь вбежал в мастерскую. Через окно было видно, как он, стоя бок о бок с Берком, сбивал языки пламени. Ком встал в горле Абигайль, мешая ей дышать. Она подбежала к насосу, взяла полное ведро и, спотыкаясь, побрела назад. С огнем почти удалось справиться, но дым все еще змеился из окон и из-под крыши. Чьи-то руки забрали у Абигайль полное ведро, заменив его пустым.
Туда и обратно, снова и снова до тех пор, пока не отпала необходимость в воде. Огонь был потушен. Мастерская стояла на своем месте, только ее стены потемнели от сажи, а из выбитых окон струился дымок. Перед дверью валялось пустое ведро. Абигайль подняла его и еще одно, отнесла к насосу, аккуратно вставила одно в другое и выпрямилась.
Через разбитое окно она видела, как Александра и мистер Берк стояли в темноте и о чем-то тихо говорили. Рыжая голова Берка, потемневшая от сажи и пота, была опущена. Белые руки Александры обхватили его за тонкую талию, и Берк накрыл их своими.
«Она любит его», — удивленно подумала Абигайль, посреди этого хаоса, грязи и залитой водой травы, внезапно ощутив небывалое спокойствие.
Живот ни с того ни с сего скрутило, и ее вывернуло прямо на траву.
Одним морозным октябрьским утром много лет назад, когда Уоллингфорд направлялся на стадион Итона, на пути ему повстречался не кто иной, как рыжеволосый незаконнорожденный сын герцога Олимпия. В груди Уоллингфорда всколыхнулось знакомое чувство гнева.
— Отойди в сторону, чертов сукин сын, — с угрозой произнес он, и юный Берк тотчас же потребовал сатисфакции за оскорбление.
Уоллингфорд возразил, что никого он не оскорблял и что мать Берка принимала подарки и деньги в обмен на плотские удовольствия. Поскольку в момент рождения Берка герцог Олимпия не был женат на его матери, он, Уоллингфорд, говорил правду.
Кулак Берка тут же соприкоснулся с глазом Уоллингфорда, и прежде чем тот успел попятиться и заслониться от очередного удара, Берк разбил ему губу. С заплывшим глазом и разбитой губой, Уоллингфорд пожал Берку руку, назвал его настоящим мужчиной и в Михайлов день отвез домой на Белгрейв-сквер, чтобы тот встретился со своим отцом.
С тех пор они стали закадычными друзьями и горой стояли друг за друга, не обращая никакого внимания на мнение общества. Когда однажды в Оксфорде Уоллингфорд обнаружил, что его надул владелец паба, Берк пришел на помощь, подсыпав в бочку с хозяйским элем сильного слабительного.
Когда среди ночи загорелась мастерская Берка, Уоллингфорд, не задумываясь, схватил ведро и бросился прямо в огонь.
Благодарение Богу, мастерская была сложена из камня, и огонь не успел быстро разгореться. Уоллингфорд помог другу выкатить автомобиль на улицу, в то время как леди Морли и Абигайль героически качали воду и таскали ведра.
Через полчаса огонь был потушен. Берк стоял перед тем, что осталось от длинного верстака, рядом со шкафом, в котором несколько месяцев назад пряталась леди Морли — огромная черная дыра расколола деревянную поверхность надвое как раз рядом с окном.
— Газовая горелка, — пробормотал Берк. — Должно быть, я оставил ее включенной.
— Глупости. Ты никогда не забываешь ее выключать, — возразил Уоллингфорд, огляделся и покачал головой. Бльшая часть помещения уцелела, однако угол, где произошел взрыв, выгорел дотла вместе с содержимым. Уоллингфорд откашлялся. — Я соберу осколки стекла снаружи, пока кто-нибудь не поранился.
Берк ничего не сказал.
Уоллингфорд вышел на улицу, где леди Морли по-прежнему продолжала качать воду в ведро. Волосы у нее растрепались, а платье намокло и покрылось черными потеками.
— Достаточно! — крикнул Уоллингфорд, но она не слышала его и как автомат нажимала на рукоятку насоса.
Он подошел к ней и накрыл ее руку своей.
— Александра, огонь потушен. Можете остановиться.
Леди Морли подняла на него застывший взгляд. Так смотрит боксер в конце последнего раунда, еще не зная, кто выиграл бой.
— Все позади, — сообщил ей Уоллингфорд.
Александра обернулась и посмотрела на мастерскую, на разбитое окно и зияющую в крыше дыру. Откинула от лица и убрала за ухо прядь волос.
— Где он? — хрипло спросила она.
Уоллингфорд легонько пожал ее руку.
— Внутри. Мне очень жаль, Александра. Но мы сделали все, что смогли.
Поблагодарив герцога, леди Морли поспешила в мастерскую.
Уоллингфорд, заметив наконец, что он полуодет, пошел за рубашкой и жилетом к тому месту, где упала Абигайль. Там он быстро оделся. В памяти возникла картина: вспышка, грохот иАбигайль, падающая на траву. Его сердце тогда сжалось от ужаса и, казалось, не билось до тех пор, пока возлюбленная не подняла голову.
Уоллингфорд взял метлу, направился к мастерской, потом замер на месте: Абигайль стояла, одной рукой держась за живот, другой опираясь на рукоятку насоса. Выглядела она ужасно.
Уоллингфорд в мгновение ока оказался рядом с ней и взял ее за плечи.
— Господи! С тобой все в порядке?
— Да, вполне. Я только… — Абигайль выпрямилась и похлопала себя по карманам, словно искала носовой платок.
Собственный платок Уоллингфорда остался в лодочном сарае, поэтому он оторвал полу рубашки и протянул ей.
— Держи.
— Спасибо. — Абигайль смочила ткань и вытерла лицо, не глядя на Уоллингфорда.
— Я возьму, — сказал он, запихивая перепачканную ткань в карман.
— Я наполняла ведра. Очень волновалась… Но сейчас со мной все в порядке. Слава Богу, мы увидели огонь вовремя. Мистеру Берку удалось спасти свою машину? — Ее голос звучал неестественно бесстрастно. Она не сводила взгляда с каменной стены мастерской, избегая смотреть на Уоллингфорда.
В горле у герцога саднило. Неужели он действительно занимался любовью с этой самой женщиной всего час назад? Неужели действительно сжимал в своих объятиях, целовал, забрал ее невинность? Абигайль говорила с ним так, словно он был просто случайным знакомым.
— Да, — ответил Уоллингфорд. — Нам удалось выкатить ее из мастерской.
— Это хорошо. — Абигайль посмотрела на метлу в его руках. — Давай я подмету осколки?
— Я сам. А ты сядь отдохни.
— О, но я…
— Дорогая, ты должна отдохнуть. — Уоллингфорд погладил ее по щеке, но Абигайль тотчас отстранилась.
Чтобы собрать осколки, потребовалось совсем немного времени. Когда Уоллингфорд закончил, Абигайль сидела на перевернутом ведре и смотрела на свои руки.
— Идем, — позвал он. — Я провожу тебя в твою комнату.
Абигайль встала.
Читать бесплатно другие книги:
